Генерал Алексеев — генералу Белову. 3 марта 1917 года. 15 часов 10 минут.
«Все распоряжения нового правительства должны исполняться, в том числе и освобождение политических осужденных».
Генерал Сухомлин — генералу Лукомскому. 3 марта 1917 года. 16 часов 30 минут.
«Генерал-лейтенант Корнилов отправился из Луцка экстренным поездом в 3 часа 35 минут 3 сего марта по новому назначению».
Калейдоскоп событий. 3 марта 1917 г.
По предварительному согласию, каждый из присутствовавших на совещании в квартире Путятина мог выступить только один раз, но Милюков после выступлений других участников собрания снова взял слово, не обращая внимания на их протесты, и опять принялся убеждать Михаила:
— Хотя правы те, кто ссылается на соображения личной безопасности, надо рискнуть. Вне Петрограда есть полная возможность собрать военную силу.
Его поддержал Гучков, но виновник собрания отказался от высокой чести принять терновый венец мученика за великую идею монархии. В 6 часов вечера он подписал манифест об отречении.
В.И. Ленин — A.M. Коллонтай. 3 марта 1917 г.
«Дорогая А. М.! Сейчас получили вторые правительственные телеграммы о революции 1(4).III в Питере. Неделя кровавых битв рабочих и Милюков+Гучков+Керенский у власти!!. По «старому» европейскому шаблону...
Ну что ж! Этот «первый этап первой (из порождаемых войной) революции» не будет ни последним, ни только русским. Конечно, мы останемся... против империалистской бойни, руководимой Шингаревым + Керенским и К°.
Все наши лозунги те же. В последнем номере «Социал-Демократа» мы говорили прямо о возможности правительства «Милюкова с Гучковым, если не Милюкова с Керенским». Оказалось и — и: все трое вместе. Премило! Посмотрим, как-то партия народной свободы... даст народу свободу, хлеб, мир...»
Калейдоскоп событий. 3 марта 1917 г.
Морозным утром 3 марта Ломоносов ехал на вокзал в открытом автомобиле, с трудом пробирающемся через толпы ликующего народа. Заметив Лебедева, медленно шедшего в шубе с поднятым воротником, Ломоносов окликнул его, но тот, едва заметно покачав головой, продолжал идти.
Ломоносов приказал шоферу развернуть автомобиль. Они догнали Лебедева на одной из малолюдных улиц. Он нлез в машину и на вопрос Ломоносова: «Где же акт, где Гучков?» — зашептал ему на ухо:
— Акт вот, — и сунул Ломоносову в руку сверток.
— Гучков арестован рабочими.
— Что?! — переспросил Ломоносов, дрожащей рукой запихивая в боковой карман пальто бумагу
— В министерстве расскажу, — пробормотал Лебедев, обессиленно откинувшись на спинку сиденья. Приехав в министерство, они поднялись в кабинет Бубликова. Там было несколько чиновников.
— Ну что? Как? — почти крикнул им из-за стола Бубликов.
— Ничего, но... — Ломоносов замялся, глядя на пол, потом решительно сказал:
— Александр Александрович, у меня есть к вам одно сообщение совершенно доверительного характера.
Когда они остались наедине, Бубликов обеспокоенно и в то же время недовольно спросил:
— В чем дело?
— Гучков арестован... Акт отречения вот...
— Достукался, — сказал Бубликов после минутного молчания. — Итак, будем присягать Михаилу... Да, а с Гучковым-то что?
— Когда поезд пришел в Петроград, его встретило порядочно народу, — начал Лебедев. — Потом он пошел на митинг в мастерские.
— Старый авантюрист, — пробормотал Бубликов.
— Когда я приехал на вокзал, он уже был в мастерских, а Шульгин сидел в кабинете начальника станции.
Было известно, что в мастерских неспокойно, настроение было тревожное. Затем из мастерских передали, что Гучков арестован, акта у него не нашли и идут обыски-вать других депутатов, чтобы уничтожить акт.
— Зачем?
— «Товарищи» да и все остальные желают низложить царя, кажется... отречения им мало.
— Ну, а потом?
— Мне передали акт, я потихоньку, закоулками, выбрался да и дал тягу.
— А Гучков и Шульгин?
— Не знаю.
— Я сейчас буду разговаривать с Родзянко, а вы, господа, узнайте, что с депутатами.
По телефону узнали, что Гучкова отпустили и он вместе с Шульгиным уехал в Думу. С этим известием Ломоносов вернулся в кабинет Бубликова.
Неряшливо одетый, с отекшим от недосыпания лицом, Бубликов бегал по комнате и кого-то громко проклинал. Из его довольно бессвязных слов Ломоносов понял, что в городе положение примерно такое же, как на вокзале. Большинство рабочих против отречения. С раннего утра в Думе между Временным Комитетом и Советом Рабочих Депутатов идут об этом горячие споры. Совет усилен солдатскими депутатами.
— Грамоту ищут по всему городу, возможно, и сюда придут. Где она? — обеспокоенно спросил Бубликов.
— У меня в кармане.
— Это не годится. Надо спрятать.
— Положить в несгораемый шкаф, приставить караул?
— Нет, положить в самое незаметное место... И не в этой комнате, конечно. Сохранение этой грамоты или несохранение положения не изменят, но все-таки... во-первых, отречение освобождает войска от присяги, во-вторых, уничтожение акта окрылит черные силы.
— А не снять ли нам с него несколько копий?
11одлинник спрятали среди старых запыленных номеров официальных газет, сложенных на этажерке в секретариате.
— Ну, а теперь по копии можно начать печатание.
— Нет, надо запросить Думу, — возразил Бубликов.
— Зачем? Ведь, чем скорее грамота будет напечатана, тем скорее весь этот шум прекратится. Да и набор, корректура, печать — все это требует времени. А кроме того, наборщики ждут.
— Нет, надо сделать запрос.
Через несколько минут последовал приказ: «Не печатать, но наборщиков не распускать».
Разговор в Думе:
«Сижу я в зале час, другой... Скучно. Подсаживается ко мне старичок в пиджаке, благообразный такой. Заговорили. Потом он представляется: «Великий князь Николай Михайлович (известный историк)». Ну, я тоже кланяюсь: «Присяжный поверенный Сидельников». Продолжаем беседу. «Сколько раз,— говорит,— я ему, дураку, объяснял, чем это кончится. Не слушал, вот и дождался. В декабре, уж своей шкуры ради, собрались мы, великие князья, и послали ему депутацию: заточай жену, давай ответственное министерство. И слушать не стал. Без воли всегда был, а жена и последние остатки у него отняла».
Генерал Алексеев — генералу Квецинскому. 3 марта 1917 года. 18 часов 00 минут.
«Вследствие телеграммы наштазапа о том, что из Великих Лук на Полоцк едет депутация в 50 человек от нового правительства и обезоруживает жандармов, по означенному вопросу был запрошен председатель Государственной Думы, который сообщил, что никаких депутаций не посылалось. Таким образом, по-видимому, начинают уже появляться из Петрограда чисто революционные разнузданные шайки, которые стремятся разоружить жандармов на железных дорогах и, конечно, в дальнейшем будут стремиться захватывать власть как на железных дорогах, так и в тылу армии и, вероятно, попытаются проникнуть и в самую армию. Надо принять самые энергичные меры, установив наблюдение на всех узловых станциях железных дорог в тылу и иметь на этих станциях гарнизоны из надежных частей под начальством твердых офицеров. При появлении где-либо подобных самозваных делегаций таковые желательно не рассеивать, а стараться захватывать и по возможности тут же назначать полевой суд, приговор которого приводить немедленно в исполнение.»
Адмирал Непвнин — адмиралу Русину. 3 марта 1917 года. 19 часов 30 минут.
«На «Андрее», «Павле» и «Славе» бунт. Адмирал Небольсин убит. Балтийский флот как военная сила сейчас не существует. Что могу сделать? Дополнение. Бунт почти на всех судах».
Калейдоскоп событий. 3 марта 1917 г.
У Думы, несмотря на поздний час, стояла толпа. Ломоносов вошел в полутемный Екатерининский зал. Всюду люди, разбившиеся на кучки. Преобладали солдаты. Посреди зала к Ломоносову на шею бросился знакомый профессор и, захлебываясь, стал объяснять значение происходящих событий.
Не без труда отделавшись от него, Ломоносов стал расспрашивать встречных, где Думский Комитет, министры. Никто не знал. Его посылали то в одну комнату, то в другую. Так, бродя по всему дворцу, он подошел к двери, где на часах стояли юнкера.
Они подтвердили, что Временный Комитет Думы и правительство заседают здесь, но пустить его отказались.
Была уже половина девятого вечера, и положение, в котором очутился Ломоносов было довольно смешным, если не сказать больше. Сдерживая гнев, он прохаживался перед закрытыми дверями, бросая на юнкеров взгляды, полные негодования. Вдруг заветные двери отворились и вышел его старинный знакомый. Ломоносов отвел его в сторону и объяснил свое положение.
Депутат провел его мимо юнкеров в небольшую комнату, где сидели в полумраке группками депутаты и министры. Направо была дверь во вторую комнату. Эти две комнаты и составляли помещение Временного Комитета.
«Зачем Родзянко ушел из своего роскошного кабинета? Зачем Комитет спрятался где-то на задворках?» — в растерянности спрашивал себя Ломоносов.
— Господа! — провозгласил депутат, знакомый Ломоносова. — Вот привезли отречение Николая!
Никто не проявил особого интереса, разговоры прервались на секунду — внимание отвлек шум громкого голоса, и снова все говорили.
Подошли Милюков и Владимир Львов. Начали рассматривать акт, вертя его во все стороны, словно неграмотные. Чувствовалась какая-то растерянность.
Ломоносов шел в святилище русской революции, к героям, опрокинувшим трон, а застал каких-то испуганных пигмеев. В министерстве жизнь била ключом, здесь было мертвое царство. Вся обстановка, настроение, лица создавали впечатление, что в соседней комнате покойник.
Ломоносову стало так тоскливо, больно, точно он вне запно попал на похороны близкого человека, на похоро ны своей мечты. Из другой комнаты его увидел Некрасов, подошел и спросил, зачем он здесь.
— Я привез отречение Николая.
— Давайте его мне.
— Извините, но я отдам его или председателю Совета Министров как главе государства Российского, или министру юстиции как Генеральному Прокурору.
— Но их нет, а у вас, вероятно, в министерстве дела... Да, наконец, я ваш начальник!
— Во-первых, вы еще не вступили в должность министра путей сообщения, во-вторых, я условился с другими хранителями этого документа отдать его в руки главе правительства, а в-третьих, я должен получить от князя Львова текст отречения Михаила.
— Ну, как хотите.
И Некрасов, пожав плечами, отошел.
Пошел десятый час, но князя все не было. Пришли Терещенко и Коновалов.
Из разговоров Ломоносов понял: только что состоялось еще два назначения — Стаховича — министром по делам Финляндии, Кокошкина — по делам Польши. Кто-то из «министров» спросил Ломоносова, каким путем можно немедленно доставить Кокошкина в Петроград, ибо это необходимо к завтрашнему заседанию.
— Очень просто. Около одиннадцати из Москвы отходит скорый поезд. Утром он будет в Петрограде. Я сейчас прикажу оставить ему отделение.
— Пожалуй, он не успеет к одиннадцати.
— Тогда я назначу экстренный поезд, раз необходимо. Услышав его слова, присутствующие переглянулись.
— Сколько же времени это займет?
— Ну, само назначение — пять-шесть минут. Только будьте любезны сговориться с Кокошкиным по телефону и сказать мне точно, когда он будет на вокзале. А то мы запутаем движение.
Через несколько минут Кокошкин сообщил, что часа и два поезд будет готов.
— Что в два, что в три — это безразлично. Все равно экстренный поезд упрется в пучок скорых. Я сейчас даю назначение по телефону в три, только, пожалуйста, предупредите Кокошкина, чтобы он ни на минуту не задержал поезд.
Ломоносов начал диктовать по телефону, обернулся, чтобы спросить номер телефона Кокошкина в Москве, и увидел, с каким священным трепетом и ужасом смотрели на него господа «министры», когда он совершал такую простую операцию, как назначение поезда. И опять профессору показалось, что он попал не туда, куда шел. Неужели эти бессильные и безвластные люди — Временное Революционное Правительство?
Около половины одиннадцатого появился князь Львов. Испуганный, растерянный, он привез отречение Михаила. Подождали еще немного Керенского.
Для того чтобы отпустить Ломоносова, начали заседание с вопроса об опубликовании актов.
— Как назвать эти документы?
— По существу это манифесты двух императоров, — заявил Милюков.
— Но, — возразил Набоков, — Николай придал своему отречению иную форму — форму телеграммы на имя начальника штаба. Мы не можем менять эту форму.
— Пожалуй. Но решающее значение имеет отречение Михаила Александровича. Оно написано вашей рукой, Владимир Дмитриевич, и мы можем его вставить в любую рамку. Пишите: «Мы, милостью Божией, Михаил II,
Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий князь Финляндский и прочая и прочая... объявляем всем верноподданным нашим: Тяжелое бремя...»
— Позвольте, позвольте, да ведь он не царствовал!
— С момента отречения Николая Михаил являлся законным императором Михаилом II, — поучающим тоном, словно школьникам, объяснил Набоков. — Он почти сутки был императором... и только отказался восприять верховную власть.
— Раз не было власти, не было царствования!
— Жестоко ошибаетесь. А малолетние и слабоумные монархи?!
Дневник Николая Романова:
«3 марта. Пятница. Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный...»
Генерал Данилов — генералу Алексееву. 4 марта 1917 года. 1 час 00 минут.
«По указанию главкосева докладываю для доклада его величеству телеграмму: «До нас дошли сведения о крупных событиях. Прошу вас не отказать повергнуть к стопам его величества безграничную преданность гвардейской кавалерии и готовность умереть за своего обожаемого монарха. 3 марта, 14 часов 45 минут. Генерал-адъютант Хан-Нахичеванский».
Князь Львов — генералу Алексееву. 4 марта 1917 года. 3 часа 50 минут.
«Второго сего марта последовало отречение от престола государя императора Николая II за себя и за своего сына в пользу великого князя Михаила Александровича. Третьего марта Михаил Александрович отказался восприять верховную власть впредь до определения Учредительным Собранием формы правления и призвал население подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти впредь до созыва Учредительного Собрания, которое своим решением об образе правления выразит волю народа».
Генерал Алексеев — Верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу. 4 марта 1917 года. 11 часов 01 минута.
«Всеподданнейше доношу, что от адмирала Непенина получена следующая телеграмма: «Собрал депутатов от команд и путем уговоров удалось прекратить кровопролитие и беспорядок. Линейные корабли «Павел» и «Андрей» все еще во власти команд. На прочих судах постепенно восстанавливается подчинение, кроме крейсера «Россия», о котором пока не имею сведений. Разрешил на завтра в отведенном помещении собрание депутатов от команд, куда направлю прибывших депутатов. Морские команды дали обещание прекратить кровопролитие и радиотеле-1рафирование. Также окончательно установлен порядок в Ревеле. Через депутатов передал командам, пролившим кровь офицерскую, что я с своей стороны крови не пролью, но оставить их в командах не могу — виновных же пусть разберет Временное Правительство. Непенин».
В.И. Ленин. 4 марта 1917 г.:
«Весь манифест нового правительства от 17.111 внушает самое полное недоверие, ибо он состоит только из обещаний и не вводит в жизнь немедленно ни одной из самых насущных мер, которые вполне можно и должно бы осуществить тотчас».
Генерал Алексеев — вел.кн. Николаю Николаевичу. 4 марта 1917 года. Пчасов 08 минут.
«Всеподданнейше доношу, что с поездом 20 час. 15 мин. 3 сего марта его величество изволил прибыть в ставку, где, согласно полученным мною сведениям, его величе ство предполагает пробыть несколько дней. Когда выяснится, сколько времени его величество предполагает здесь пробыть, немедленно донесу Вашему императорскому высочеству».
В.И. Ленин. 4 марта 1917 г.:
«...Новое правительство, захватившее власть в Петербурге или, вернее, вырвавшее ее из рук победившего в геройской кровавой борьбе пролетариата, состоит из либеральных буржуа и помещиков... Новое правительство состоит из заведомых сторонников и защитников империалистской войны с Германией...».
В.И. Ленин — A.M. Коллонтай. 4 марта 1917 г.
«Дорогая А. М.! Сейчас получили Вашу телеграмму, формулированную так, что почти звучит иронией (извольте-ка думать о «директивах» отсюда, когда известия архискудны, а в Питере, вероятно, есть не только фактически руководящие товарищи нашей партии, но и формально уполномоченные представители Центрального Комитета!)...
По-моему, главное теперь — не дать себя запутать в глупые «объединительные» попытки с социал-патриотами (или, еще опаснее, колеблющимися, вроде Троцкого и К.) и продолжать работу своей партией в последовательно-интернациональном духе...
Сейчас — добивать реакцию, ни тени доверия и поддержки новому правительству... и вооруженное выжидание, вооруженная подготовка более широкой базы для более высокого этапа.
P.S. Боюсь, что болезнью повальной теперь будет в Питере «просто» увлечение, без систематической работы над партией нового типа... Вширь! Новые слои поднять! Новую инициативу будить, новые организации во всех слоях, и им доказать, что мир даст лишь вооруженный Совет рабочих депутатов, если он возьмет власть».
Телеграмма депутатов кораблей Балтийского флота адмиралу Непенину. 4 марта 1917 года. 12 часов 17 минут.
«Вся команда судов, потерявшая к Вам доверие, требует временного прекращения издания Ваших приказов и телефонограмм, которые будут только двоить и ухудшать создавшееся положение. У команды временно организуется комитет, который и будет управлять впредь до установления полного порядка. Депутаты кораблей».
Адмирал Григоров — генералу Рузскому. 4 марта 1917 года. 16 часов 00 минут.
«В воротах Свеаборгского порта адмирал Непенин убит выстрелом из толпы. С утверждения морского министра в командование флотом вступил вице-адмирал Максимов».
В.И. Ленин — И.Ф. Арманд. 5 марта 1917г.
«Дорогой друг!.. Вчера... прочел об амнистии. Мечтаем ice о поездке. Если едете домой, заезжайте сначала к ним. Поговорим. Я бы очень хотел дать Вам поручение в Англии узнать тихонечко и верно, мог ли бы я проехать. Жму руку. Ваш В. У»
Генерал Алексеев — Львову, Родзянко и Гучкову. 4 марта 1917 года. 17 часов 22 минуты.
«Главнокомандующий Северного фронта указывает на необходимость правительства обратить внимание на крайнюю опасность создавшегося положения, проистекающую из стремления каких-то неуловимых элементов создать солдатские организации на фронте, могущие на рушить порядок на фронте».
Записка Николая Романова. 4 марта 1917 г.
«Потребовать от Временного Правительства след. гарантии:
1) О беспрепятственном проезде моем с лицами, меня сопровождающими, в Царское Село.
2) О безопасном пребывании в Царском Селе до выздоровления детей с теми же лицами.
3) О беспрепятственном проезде до Романова на Мурмане с теми же лицами.
4) О проезде по окончании войны в Россию для постоянного жительства в Крыму — в Ливадии».
Генерал Алексеев — Гучкову. 6 марта 1917 г. 3 часа 00 минут.
«Необходимость отъезда немедленного из Могилева графа Фредерикса и генерала Воейкова вытекала из недружелюбного к ним отношения значительного числа чинов гарнизона, состоящего главным образом из частей, paнее подчиненных дворцовому коменданту. Опасаясь при настоящем повышенном общем настроении или ареста этих генералов, или какого-либо резкого проявления не уважения, особенно в присутствии отрекшегося государя, предпочел дать совет обоим уехать из Могилева и из состава чинов свиты. Совет принят, и 5 марта они просили обеспечить им выезд из Могилева и следование к избранным местам временного пребывания».
Князь Львов — генералу Алексееву. 6 марта 1917 г. 12 часов 04 минуты.
«Временное правительство разрешает все три вопроса утвердительно: примет все меры, имеющиеся в его распоряжении: обеспечить беспрепятственный проезд в Царское Село, пребывание в Царском Селе и проезд до Романова на Мурмане».
В.И. Ленин — В.А. Карпинскому. 6 марта 1917 г.
«Дорогой Вяч. Ал! Я всячески обдумываю способ поездки. Абсолютный секрет — следующее. Прошу ответить мне тотчас и, пожалуй, лучше экспрессом (авось партию не разорим на десяток лишних экспрессов), чтобы спокойнее быть, что никто не прочел письма. Возьмите на свое имя бумаги на проезд во Францию и Англию, а я проеду по ним через Англию (и Голландию) в Россию. Я могу одеть парик. Фотография будет снята с меня уже в парике, и в Берн в консульство я явлюсь с Вашими бумагами уже в парике. Вы тогда должны скрыться из Женевы минимум на несколько недель (до телеграммы от меня из (жандинавии): на это время Вы должны запрятаться ар-хисерьезно в горах, где за пансион мы за Вас заплатим, разумеется. Если согласны, начните немедленно подготовку самым энергичным (и самым тайным) образом, а мне черкните тотчас во всяком случае.
Ваш Ленин.
Обдумайте все практические шаги в связи с этим и пишите подробно. Пишу Вам, ибо уверен, что между нами нес останется в секрете абсолютном».
Генерал Алексеев — Львову и Гучкову. 6 марта 1917 г. 19 часов 12 минут.
«Прошу принять во внимание, что догнать бурное развитие невозможно, события несут нас, а не мы ими управляем».
В.И. Ленин — В.А. Карпинскому. 7 марта 1917 г.
«План Мартова хорош1: за него надо хлопотать, только мы (и Вы) не можем делать этого прямо. Нас заподозрят. Надо, чтобы кроме Мартова, беспартийные русские и патриоты-русские обратились к швейцарским министрам (и влиятельным людям, адвокатам и т. п., что и в Женеве можно сделать) с просьбой поговорить об этом с послом германского правительства в Берне. Мы ни прямо, ни косвенно участвовать не можем; наше участие испортит все. Но план, сам по себе, очень хорош и очень верен».
1 План по возвращению В.И. Ленина в Россию через Германию. — Примеч. ред.
Из приветствия броневого дивизиона Особой армии солдатам запасного броневого автомобильного дивизиона. 7 марта 1917 г.
«С чувством глубочайшего восхищения, гордости и искренней радости читаем золотые слова о вашем участим в святом деле создания свободной России».
В.И. Ленин. 7 марта 1917 г.
«Первая революция, порожденная всемирной империалистской войной, разразилась. Эта первая революция, наверное, не будет последней...
...Рабочие, вы проявили чудеса пролетарского, народного героизма в гражданской войне против царизма, вы должны проявить чудеса пролетарской и общенародной организации, чтобы подготовить свою победу во втором этапе революции.»
В.И. Ленин — В.А. Карпинскому. 8 марта 1917 г.
«Дорогой товарищ! Очень и очень благодарен за информацию. Ни на реферат, ни на митинг я теперь не поеду, ибо надо писать ежедневно в «Правду» в Питер. Лучшие приветы! Ваш Ленин».
Генерал Брусилов — генералу Алексееву. 8 марта 1917 г. 14 часов 00 минут.
«Политическая обстановка чрезвычайно усложнилась в тылу и перенесена в войска. Необходимо лично воздействовать во все стороны, поэтому приходится снять вензеля, которые очень затруднили бы мое положение».
Посол Англии Бьюкенен — генералу Виллиамсу. 8 марта 1917 г. 17 часов 15 минут.
«Министр иностранных дел заявил мне сегодня, что для великого князя Николая Николаевича представляется невозможным сохранить верховное командование ввиду весьма сильной и обширной оппозиции в стране.
Правительство дало телеграфное распоряжение в Ростов остановить его поездку в Ставку, причем надеются склонить его к добровольному отказу. Если он этого не сделает, правительство будет поставлено в затруднительное положение. Я официально запрашивал сегодня новое правительство и признаю чрезвычайно важным оказать ему возможно полную моральную поддержку.
Знаю, что назначение великого князя было бы желательно во многих отношениях, но отказ с его стороны принять решение правительства явился бы сильным ударом престижу последнего и мог бы иметь гибельные по следствия. Я счел соответственным сообщить Вам их со ображения.»
Из разговора по прямому проводу штаб-офицера Главного Морского штаба капитана 1-го ранга Альтфатера с капитаном 2-го ранга Романовым о положении в Кронштадте. 8 марта 1917 г.
«Романов: Со слов приехавшего из Кронштадта офи цера, положение там рисуется не таким, как я сегодня ут ром говорил. В городе внешний порядок, пьянства почти не было и теперь абсолютно нет. Всем ведает «Комитет движения» из выборных от воинских и морских команд, который признает на словах Совет рабочих депутатов, но не признает правительства. Человек двенадцать офи церов свободны и выбраны командирами и начальника ми. Однако 90 процентов всех офицеров арестованы и ох раняются. Офицерам свободно нельзя ходить в погонах, которые срываются, очевидно, худшими элементами из экипажа. Количество убитых неизвестно, но, по впечат лению капитана 1-го ранга Вейнера, их не так много, как предполагалось, многие, считавшиеся убитыми, арестова ны, например Курош, Рейн. Наблюдаются в массе призна ки растерянности, и интересуются, как в других местах. Заводы уже частью работали, и сегодня утром в 7 час. 30 мин. был обычный фабричный гудок...»
Генерал Алексеев — генералу Брусилову. 8 марта 1917 года. 20 часов 25 минут.
«Сам отрекшийся от престола император, понимая положение, дал разрешение снять вензеля, аксельбанты теперь же. Отмена званий пройдет установленным порядком, вопрос направлю только по приезде Верховного главнокомандующего».
В.И. Ленин — Я.С. Ганецкому. 9 марта 1917г.
«Дорогой друг! Я только что отослал ускоренной почтой два письма с двумя статьями для петроградской «IIранды» в Христианию... Я надеюсь, что Вы немедленно будете посылать мне «Правду» и все другое в таком же роде, не правда ли? Прошу телеграфировать мне немедленно по получении этого письма... Привет, рукопожатие и поздравления!»
Радиотелеграмма, принятая радиостанцией Морского штаба от неизвестной станции. 18 часов 00 минут. 9 марта 1917 г.
«Срочное сообщение всем. От Исполнительного Комитета Рабочих и Солдатских Депутатов. По всем железным дорогам и другим путям сообщения, комиссарам, местным комитетам, воинским частям.'
8 сем сообщается вам, что предполагается побег Николая Второго за границу. Дайте знать по всей дороге вашим агентам и комитетам, что Исполнительный Комитет Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов приказывает задержать бывшего царя и немедленно сообщить Исполнительному Комитету — Петроград, Таврический дворец — для дальнейшего распоряжения.
Председатель Исполнительного Комитета Чхеидзе. Товарищ председателя Скобелев».
Военный министр Франции — генералу Жанену.
9 марта 1917 г.
«Согласно поданной вами мысли, наши социалистические организации обратились к соответствующим русским организациям в смысле продолжения войны до крайности».
В.И. Ленин — А.В. Луначарскому. 11 марта 1917 г.
«...Самостоятельность и особенность нашей партии, никакого сближения с другими партиями — для меня ультимативны. Без этого помогать пролетариату идти через демократический переворот к коммуне нельзя, а другим целям служить я не стал бы...
С товарищеским приветом Ленин».
В.И. Ленин. 11 марта 1917 г.
«Было бы величайшей ошибкой, если бы мы стали укладывать сложные, насущные, быстро развивающиеся практические задачи революции в прокрустово ложе узкопонятой «теории», вместо того чтобы видеть в теории прежде всего и больше всего руководство к действию».
В.И. Ленин — И.Ф. Арманд. 12 марта 1917г.
«...Из революции нельзя делать «божка». Керенский — революционер, но пустомеля, лгунишка, обманщик рабочих. Почти несомненно, что даже в СПб. Совете рабочих и солдатских депутатов большинство одурачено им (при помощи колеблющегося и путающего Чхеидзе). А что будет с деревней?
Вполне возможно, что на время действительно большинство и рабочих и крестьян будет за империалистскую войну (которую Гучковы+Милюковы выдают за «защиту республики»)...
В Россию, должно быть, не попадем!! Англия не пустит. Через Германию не выходит.
Привет! Ленин».
В.И. Ленин — Я.С. Ганецкому. 17 марта 1917г.
«Ваш план неприемлем. Англия никогда меня не пропустит, скорее интернирует. Милюков надует. Единственная надежда — пошлите кого-нибудь в Петроград, добейтесь через Совет рабочих депутатов обмена на интернированных немцев. Телеграфируйте.
Ульянов».
В.И. Ленин — Р. Гриму. 18 марта 1917 г.
«Национальному советнику Гримму. Наша партия решила безоговорочно принять предложение о проезде русских эмигрантов через Германию и тотчас же организовать эту поездку. Мы рассчитываем уже сейчас более, чем на десять участников поездки.
Мы абсолютно не можем отвечать за дальнейшее промедление, решительно протестуем против него и едем одни. Убедительно просим немедленно договориться, и, если возможно, завтра же сообщить нам решение.
С благодарностью Ленин».
Донесение генерала Воронцова генералу Каледину:
«Представляя рапорт начальника 3-й Кавказской казачьей дивизии, доношу, что по заявлению начальников 11-й и 12-й дивизий в частях, несомненно, среди солдат идет агитация. Пропагандируется лишь оборонительная война. Между офицерами и солдатами образуется все большая и большая пропасть. Невзирая на беседы, на разъяснения, солдаты не верят офицерам».
В.И. Ленин — Я.С. Ганецкому. 26 марта 1917г.
«Завтра уезжает 20 человек. Линдхаген и Стрем пусть обязательно ожидают в Треллеборге. Вызовите срочно Беленина, Каменева в Финляндию.
Ульянов».
Подписка участников проезда через Германию:
«Я, нижеподписавшийся, удостоверяю своей подписью:
1) что условия, установленные Платтеном с германским посольством, мне объявлены;
2) что я подчиняюсь распоряжениям руководителя поездки, Платтена;
3) что мне сообщено известие «Pettit Parisien», согласно которому русское Временное правительство угрожает привлечь по обвинению в государственной измене тех русских подданных, кои проедут через Германию;
4) что всю политическую ответственность мою за поездку я принимаю на себя;
5) что Платтеном мне гарантирована поездка только до Стокгольма.
Н. Ленин.
9 апреля (н. ст.) 1917. Берн — Цюрих».
Из ответов В. И. Ленина корреспонденту газеты «Politiken» 31 марта 1917 года, Стокгольм:
«Самое важное, чтобы мы прибыли в Россию как можно скорее, — с жаром сказал Ленин. — Дорог каждый день. Правительства приняли все меры, чтобы затруднить поездку.
— Вы встречались с кем-нибудь из немецких товарищей по партии?
— Нет. Вильгельм Янсон из Берлина пытался встретить нас в Лингене у швейцарской границы. Но Платтен отказал ему, сделав дружеский намек на то, что он хочет избавить Янсона от неприятностей такой встречи».
Калейдоскоп событий. 3 апреля 1917 г.
Была уже ночь. Над гигантскими толпами людей горели тысячи факелов, прожекторы мощными лучами резали темноту.
Рабочие и солдаты с пением революционных песен все подходили и подходили к Финляндскому вокзалу.
Когда в Кронштадте было получено известие о прибытии Ленина, матросы, организовав отряд почетного караула, на ледоколе пошли в Питер. Они вбежали на вокзал перед самым приходом поезда. Паровоз медленно втянул Состав под навес.
Встречающие бросились к вагонам, нетерпеливо вы-i матривая, где же Ленин.
Ленин и Крупская вышли из пятого вагона.
— Смирно! — пронесся приказ над почетным караулом, над частями гарнизона, над рядами рабочих. Все замерли. На мгновение наступила необыкновенная тишина, потом заиграли военные оркестры и грянуло такое «ура!», что вздрогнула земля.
Владимир Ильич радостно здоровался с товарищами, многих из которых он не видел с тех пор, как началась его десятилетняя эмиграция.
Почетный караул, оркестр — видно было, что Ленину даже не приходит мысль о том, что все это — ради него — всего несколько минут назад он расспрашивал встретивших его на финляндской границе товарищей — сразу ли его арестуют, на что они только смеялись и загадочно молчали. Поздоровавшись со всеми, он спокойно направился к общему выходу из вокзала. Раздалось оглушительное «ура», Ленин приостановился и с недоумением спросил:
— Что это?
— Это приветствуют вас революционные войска и рабочие Петрограда.
Начальник почетного караула, чеканя шаг, подошел к Ленину и отрапортовал. Владимир Ильич, слегка растерявшийся от неожиданности происходящего, машинально поднес руку к полям шляпы. Бонч-Бруевич тихо сказал ему, что матросы просили его выступить перед ними с речью.
Ленин прошел несколько шагов вдоль шеренги матросов, остановился, снял шляпу:
— Матросы, товарищи, приветствуя вас, я еще не знаю, верите ли вы всем посулам Временного Правительства, но я твердо знаю, что, когда вам говорят сладкие речи, когда вам многое обещают — вас обманывают, как обманывают и весь русский народ. Народу нужен мир, народу нужен хлеб, народу нужна земля. А вам дают войну, голод, бес хлебье, на земле оставляют помещика... Матросы, товарищи, нам нужно бороться за революцию, бороться до кон ца, до полной победы пролетариата! Да здравствует всемирная социалистическая революция!
Ленина провели в парадные, «царские» комнаты вокзала, где его приветствовали председатель Исполкома Чхеидзе и его заместитель Скобелев.
Приветствие это, видимо, имело вкус лимона — такие кислые физиономии были у председателя и его товарища.
Когда Ленин вышел из дверей вокзала, снова воздух вздрогнул от громового «ура».
Звуки оркестров, песни, приветственные крики неслись над городом.