Аннотация. Григоров Сергей. Русская доля (этюды и реплики).

Русский мир в кризисе. Почему мы допустили распад великой державы, выбрав в удел нищету и презрение? Что мы, русские, за народ? Что таится за привычным «загадка русской души»? Что нам сейчас делать?

Для ответа на эти вопросы предлагается посмотреть шире. Постараться понять, что представляет собой человек как разумное существо, какова его роль в Мироздании. Очертить реальные возможности науки и религии. Представить историю цивилизации как единое целое… И при этом постоянно помнить, что всякая человеческая правда отягощена ложью.

 

Вводная реплика

Господа-товарищи, не плюйте в автора – он пишет как может. Я знаю, что язык мой коряв и несовершенен. Однако в окружающей действительности вижу столько несуразиц, что просто не в состоянии заткнуть свой фонтан. Будьте великодушны.

Вначале я робко и ненавязчиво раскидывал критические заметки и зарисовки по тексту прежних своих книг, но со временем понял, что подобные комментарии необходимо собрать воедино. Так появилось данное произведение. Я считаю его художественным. Главный герой его, однако, не Джордж или Юра, Варя или Барбара, а человечество в целом. Основная цель повествования – назвать все вещи своими именами, и я честно старался исполнить авторский долг. При этом я опускал слова-паразиты типа «иногда», «кое-где у нас порой», «в некоторых случаях», «определенные люди», «представляется правдоподобным» и так далее. Поэтому возможно… нет, не возможно, а наверняка мои высказывания чересчур резки и безапелляционны, а общий тон изложения – раздражительно менторский. Прошу извинить.

Многое из написанного покажется кому-то банальным, другому спорным или неочевидным. Третьи разглядят в тексте что-то знакомое, а то и свое, личное, выстраданное.

Банальности, конечно, мешают, но что делать? Коли мы, русские, живем в Европе и Азии, то согласитесь, не мог я сказать, если это потребовалось, например, для связности текста, что место нашего обитания – Африка.

С неочевидными утверждениями сложнее. Естественно, я опирался на чужие плечи. Большинство знаний не высосано мною из пальца, а получено из различных письменных источников. На память я никогда не жаловался и посему вычитанные когда-нибудь мысли мог изложить в форме, близкой к той, что была в оригинале. Чтобы избавиться от необоснованных подозрений, заявляю: при окончательной отработке текста я удосужился разве что сверить некоторые собственные имена и даты, не претендую ни на какую научность, ни на какие откровения, ни на какой приоритет в формулировках истин и заблуждений. Прошу также принять во внимание мое убеждение в том, что идеальное художественное произведение должно представлять собой лепнину из прописных истин и легко узнаваемых фраз. Только так можно достичь максимума ассоциаций и контекстной глубины.

Этот опус предназначается для массового читателя, не искушенного в словесной эквилибристике. Поэтому я стремился будить побольше эмоций, пусть даже в ущерб точности формулировок и доказанности отдельных утверждений. При этом – быть предельно лаконичным, не растекаться мыслью по древу и не вдаваться в несущественные частности. Каждый имеет свои представления об окружающем мире, и если прочитанное соответствует его мировоззрению, он, я надеюсь, получит удовольствие. Если же написанное идет вразрез с его внутренними установками – пусть возмущается.

За все ошибки и неточности готов нести персональную ответственность.

Выражаю благодарность Малахову Александру Ивановичу, в начале 2008 года сподвинувшему меня на написание данной книги.

 

Мифы, боль и два вопроса

«Во всем нам хочется дойти до самой сути…» глубоко сидит в нашей памяти. Красиво пишут поэты на Руси. Но кто-нибудь задумывался, почему столь притягательны именно эти слова? Меж тем ответ на поверхности: потому что они… лживы.

Да не хотим мы доходить до сути вещей! Нам привычнее и проще пребывать в плену иллюзий. Форма для нас важнее содержания. Мы не замечаем очевидного и не докапываемся до истинного, ограничиваясь лишь удобным объяснением происходящих вокруг нас событий. Полагаем одно, решаемся на другое, поступаем иначе и при этом постоянно ошибаемся.

Кто бы что ни делал, навязывая окружающим лучшую жизнь, он всегда оказывается неправ.

Одни объясняют прошлое и предсказывают будущее. Подсказывают, как надо управлять себе подобными. Но почему-то всегда выясняется, что человечество живет не так, как они думают, и любое умозрительное построение рано или поздно показывает изъян, лишая жизненных ориентиров своих приверженцев.

Другие предпочитают действие. Стоят, не щадя живота своего, на страже существующего порядка. Их противники, наоборот, выискивают пятна на солнце, подтачивают все, что относится к сфере государственности. Естественно, получают по заслугам плюс щедрую добавку.

И те, и иные, бывает, добровольно соглашаются нести непосильные тяготы, а то готовы и с жизнью расстаться, лишь бы было так, как они хотят. А потомки их, как правило, вместо благодарности проклинают.

Почему так происходит?

 

Вечное

Чтобы понять, почему итоги деятельности подавляющего большинства революционеров, реформаторов и консерваторов во все времена охаивались, необходимо просто непредвзято оглянуться вокруг да вспомнить школьный курс истории. Что присутствовало в любом людском сообществе, у кочевников и землепашцев, обитателей огромных городов и жителей уединенных хуторов? Что оставалось неизменным всегда, вне зависимости от климатических условий и состояния производительных сил? И в Древнем Египте, и при становлении цивилизации в Китае, и в Средние века, и на памяти живущих сейчас?

Перед мысленным взором проносится, как в фантастически сложном калейдоскопе, причудливый хоровод разнообразных орудий труда и приемов хозяйствования, нравов и обычаев, общественных отношений и форм государственного устройства. Что же оставалось неизменным?

Только одно: разделение людей на две группы – привилегированных, получающих от жизни бездну удовольствий, и вторых, трудами которых обеспечивалось благополучие первых. Причем разделение это осуществлялось, как правило, не по талантам, трудолюбию, уму и прочим параметрам, которые принято относить к положительным качествам человека. А дети-внуки и тех, и других меняли свой социальный статус чрезвычайно редко, только в экстраординарных случаях. Как говорится, известные исключения лишь подтверждают общее правило. Разве не так?

Кто-то начнет возражать? Не стоит.

На заре цивилизации, при общинной жизни гетерогенность общества была слабо заметна. Лидер первобытной стаи, самый сильный, умный, опытный и ловкий, резонно требовал лакомый кусок при разделе добычи. Но почему эти права распространялись на его близких, домочадцев, знакомых и постепенно увеличивающуюся толпу прихлебателей?

Несправедливость росла по мере становления государственных институтов.

Купцы по справедливости наживали громадные состояния потому, что постоянно рисковали своей жизнью в дальних странствиях? Однако если грабители нападали на их караваны, первыми гибли неимущие охранники. Великие полководцы претендовали на львиную долю военных трофеев, но редко сами показывались в передних шеренгах воинов... Надо ли продолжать плодить подобные примеры?

В Советском Союзе в эпоху Сталина любовно культивировали миф об обществе-семье, где рядовой руководитель, имеющий зарплату чуть выше, чем у последних своих подчиненных, дневал и ночевал на рабочем месте. Кто больше и лучше работал – тот, мол, больше и получал. А вожди, якобы, всего себя без остатка отдавали служению трудовому народу. Возможно, и были индивидуумы, из которых можно было гвозди делать, – зачем спорить? Но основная масса ответственных работников себя не забывала. А там еще их помощники, охранники и прочий обслуживающий персонал, не говоря уже о многочисленных, как саранча, родных и близких. Кроме того, были завскладами, скромные труженики социалистической торговли и так далее. В брежневские времена от этого мифа остались разве что один пух и да перья.

Право дело, неудобно напоминать, но ныне раз за разом пытаются сотворить сказку о миллиардере-трудоголике. Этот образ настолько не соответствует действительности, что воспринимается здравомыслящими людьми как комедийный персонаж.

Повторим: в людском сообществе всегда была, есть и, вероятно, неопределенно долго будет «белая» и «черная кость». Несправедливо? Может быть. Однако вряд ли этические оценки применимы к большим общественным группам. А уж критиковать исторически сложившийся уклад жизни – так вообще бессмысленно. Это примерно то же самое, что упрекать высокого человека за рост, а негра – за цвет кожи. Такова уж их природа. Судить можно только конкретного человека за какой-то конкретный проступок, да и то при этом уместно помнить предостережение «не судите – и не судимы будете».

Зададим глупый вопрос: а за счет чего, с помощью каких механизмов поддерживался сложившийся порядок? Каким образом сохранялось разделение общества на жуирующих и голодающих? Как можно заставить подавляющее большинство людей работать за гроши?

Ответ очевиден: только сочетанием обмана и насилия. Все остальные средства имеют вспомогательный характер. Скажем, довольно часто и эффективно эксплуатировались привычки и традиции. Однако типичный разговор хозяина с конюхом, усомнившимся в справедливости существующего порядка вещей, наиболее естественно реконструируется следующим образом: «Твой дед чистил конюшни. И твой отец чистил конюшни. Тебе тоже придется это делать. А если не станешь – я велю поучить тебя розгами. Или отправлю на все четыре стороны помирать с голоду». Правильно? Заметьте: призыв жить по заветам предков здесь наличествует, но гораздо важнее фактор насилия – угроза побить или лишить средств существования. Возможно, присутствует и обман, если у хозяина или нет подручных, чтобы привести в исполнение объявленное физическое наказание, или нерадивый конюх не догадывается, что легко может найти себе иное, более достойное и выше оплачиваемое занятие.

Как ни крути, как ни изворачивайся, приходится сделать следующий вывод: атрибут любой общественной власти – путем насилия и обмана культивировать разделение людей на привилегированных и обделенных жизненными благами. Вот почему что бы ты ни сделал для людей, всегда найдутся недовольные, с удовольствием плюющие тебе в спину.

От вечного перейдем к земному. Поговорим о современных методах управления общественным сознанием.

 

Земное

Человеческая природа постоянна, и потому вряд ли разумно полагать, что пропорции между насилием и обманом «в среднем» меняются из века в век. Нашим современникам приятно должно быть слышать бесконечные словопрения о гуманности и правах личности, но еще не скоро охладятся крематории Второй мировой войны, «снивелируются» убийства тысяч и тысяч людей в полпотовской Камбодже и нынешней Уганде и прочее и прочее. Вероятно, тишина на лобных местах и голгофах временная. Арсеналы ядерного, биологического и химического оружия, других высокопродуктивных орудий массовых убийств подозрительно долгое время без толку содержатся под замком.

Затишье страшит. Хочется поэтому верить, что из повседневной жизни по мере развития цивилизации тупое, физическое насилие очень медленно, нехотя, но уходит, подменяется косвенным. Что бы это значило?

Спрятать, замаскировать насилие – значит придумать более изощренные способы обмана. Иного не дано.

В двадцатом веке оттачивались хитрые механизмы манипулирования трудящимися массами, основные из которых – идеологические теории и финансовые инструменты. Ныне ссудная удавка, целенаправленное и назойливое зомбирование сознания не менее действенные инструменты регулирования жизни общества, чем ранее меч и плетка. Произошло как в старом анекдоте о кормлении кошки горчицей: можно просто засунуть ей в пасть порцию «лакомства», но эффективнее (и намного безопаснее!) навесить блямбу ей под хвост – подвывая и плача, сама слижет.

Метаморфоза с идеологией достойна отдельного замечания.

Согласно изысканиям Александра Зиновьева, выдающегося русского логика и публициста, слово «идеология» впервые прозвучало в революционном Париже 20 июня 1796 года. Некий Десто де Траси, вдохновенный поучениями Кабаниса и Кондорсе, предложил целенаправленно заняться систематизацией наиболее глубоких и плодотворных идей великих ученых и мыслителей – Ф. Бэкона, Локка, Кондильяка и других. Соответствующую науку об идеях, «теорию теорий» он назвал идеологией. Как обычно, довольно быстро произошла подмена, и под идеологией стали понимать не конкретное научное направление, а систему взглядов и соображений о том, как жить.

В тиши уютных кабинетов ученые умники отточили методы идеологической борьбы, то есть дезориентации явных и потенциальных врагов, расстройства их мышления, лишения воли к сопротивлению, навязывания чуждых им идеалов и мотивировки поведения. Таким образом производство обмана было поставлено на научную основу. В конце двадцатого века, когда начинать большую войну стало по-настоящему страшно, из идеологии выковали прекрасную опору общественного порядка. Повысилось ли гуманность общества при этом, вопрос открыт: душевные муки человека, которому отпиливают голову, зачастую меньше, чем у того, кто потерял смысл существования.

Ги Дебор, лидер так называемого Ситуационистского Интернационала и один из духовных вождей студенческих волнений в Париже в мае 1968 года, ввел в обиход хлесткое выражение «общество спектакля».

Если у Шекспира «весь мир – театр» было метафорой, то спектакль Дебора – логически строгое вскрытие сути окружающей действительности. Он утверждал, что современный мир есть гигантская театральная постановка. Главная цель этого поистине вселенского действа – физическое и духовное закабаление народных масс пролонгацией государственного управления вплоть до быта и мироощущения каждого человека. Общественное мнение погребено хаотичным потоком малозначащих новостей и сенсаций, ежесекундно порождаемых средствами массовой информации. И повсюду тотальный обман, все без исключения социальные теории используются для фальсификации восприятия происходящих событий. Не верится? Вспоминается «человек – это звучит гордо» и прочие восхваления нашему достоинству? Да, нелегко впитать деборовское откровение. Но попробуем понять, насколько оно близко к истине.

Бросим камень сомнения по адресу политэкономической теории марксизма. Не потому, естественно, что на рубеже двадцать первого века в стенающей России наследие Маркса и его последователей не топтал разве что самый ленивый. Из длинной серии целенаправленно взлелеянных анекдотов сходу вспоминается следующий:

« - Папа, а кто такой Карл Маркс?

 - Ну, в общем, один давно умерший экономист.

 - А что это такое – экономист?

 - Ну, примерно то же самое, что бухгалтер.

 - Как дядя Моша?

 - Наш дядя Моша, сынок, – ГЛАВНЫЙ бухгалтер!»

Элементарная объективность просто заставляет признать, что Маркс до сих пор на порядок, на голову остается выше всех теоретиков научного хозяйствования вместе взятых! При этом надо иметь в виду, что не все ученые, вошедшие в историю как экономисты, были таковыми на самом деле. Василия Леонтьева и Леонида Канторовича, например, правильнее относить к математикам. «Настоящих» же современных экономистов, пользующихся всеобщим почетом и уважением, наделенных многими наградами и почетными званиями, среди которых не один лауреат Нобелевской премии, даже и называть не хочется – не то что критиковать. Экономики всех стран (это и Аргентина судьбоносных 1960-х, и послеальендовское Чили, и внезапно обретшая независимость Россия и многие-многие другие), руководителей которых смогли загипнотизировать их красивые речи, с завидным постоянством отбрасывались на десятилетия назад. А кто не соблазнялся знанием великих экономических тайн – тот благоденствовал. Когда, например, в начале 1990-х годов в Восточной Азии разразился финансовый кризис, единственная страна, вышедшая из него без потерь, была Малайзия. Ее правительство, выслушав рекомендации международных экспертов, поступило наоборот. Так, есть один плюс в пользу прозрения Дебора. Но не будем отвлекаться, приземляя вершину политэкономической мысли – теоретические построения марксистов.

Начнем с их фундамента – материалистической философии с ее жестким противопоставлением материи как независимой от сознания, «объективной» реальности и сознания как формы отражения этой самой реальности, то есть как некоего продукта материи. Позвольте усомниться в самой возможности отделения одной всеобщей категории мышления от другой. Представьте гипотетический разговор между Марксом и Энгельсом, состоявшийся, например, в одном из лондонских пабов за кружкой-другой доброго английского эля.

 - И все же, Карлуша, я пребываю в некоторой растерянности, – говорит Энгельс, потягивая свой любимый напиток. – Поскольку твое сознание независимо от моего, то для меня оно подпадает под наше определение материи – как объективно существующая реальность. Аналогично, так как по крайней мере в деталях я думаю иначе, чем ты, то естественно предположить, что и мое сознание существует независимо от твоего. Следовательно, ты тоже можешь считать его материальным? Получается, что сознание есть материя? Нет ли здесь логического парадокса?

 - Дорогой мой, это же диалектическое противоречие. А диалектика суть наука наук, оружие пролетариата. Вишь? – призрак его уже приподнялся над Тауэром. Вот-вот грядет всемирная революция, и нефиг мудрствовать лукаво.

Введение Марксом политэкономических категорий осуществлено, мягко говоря, также не совсем корректно. Например, под товаром понимается продукт труда, произведенный для продажи. Ладно, пусть будет так. Но когда мы вычитаем далее, что «деньги – это особый товар», нам вновь приходится обращаться за помощью к диалектике, ибо здоровая логика заходит в тупик.

Диалектика, конечно, мощный инструмент, но надо знать, когда и как пользовать ее методы.

В данном же случае приходится напомнить о существовании полисемии (многозначности) слов и распространенной практике выражать одним и тем же словом (омонимом) различные понятия. Так, в русском языке «коса» означает и сплетенные вместе пряди волос, и прибрежную, отделенную водой от основной части полоску земли, и орудие труда (не могу не дать несколько совершенно разных образов: «девица с косой», «старуха с косой» и «премьер-министр с косой»). Слово «деньги» является омонимом во всех языках мира. Для многих, особенно для типичных американцев, оно выражает одно из важнейших жизненных ценностей, фетиш, объект поклонения и преклонения.

В политэкономии деньги – это, конечно, всего лишь регулятор хозяйственных отношений. Не могут они быть товаром просто потому, что не являются им, и все тут! А разноцветные (конечно, лучше зелененькие) бумажки с отпечатанным на них номиналом – это совсем другое дело. Разница между их сущностями примерно такая же, как между полковым знаменем и соответствующим войсковым подразделением. Воюют люди, а не стяги, и если вам взамен реальных, материальных ресурсов подсовывают бумажки с какими-то надпечатками на иностранном языке, да еще с известными масонскими образами, то первым делом резонно спросить самого себя: а не хотят ли вас обжулить?

Терминологические неточности блекнут на фоне неправоты итоговых, идеологических выводов марксистской политэкономии.

Призрак коммунизма бродит по Европе? Пролетариат – самый революционный класс, могильщик буржуазии? Нечего ему терять, кроме собственных цепей? Классовая пролетарская солидарность превыше всего? Жизнь с предельной ясностью отвергла все эти лозунги.

Не надо быть мудрецом, чтобы констатировать: побродил коммунизм по Европе, захирел, оброс грехами, подгнил, а после распада Советского Союза сгинул куда-то на неведомо долгий срок.

Ложность тезиса о революционности пролетариата менее очевидна. Но только на первый взгляд. Вслед за С. Кара-Мурзой достаточно задаться невинным вопросом: в каких странах к власти пришли политические группировки, провозгласившие строительство социализма? В крестьянской Российской империи. В еще более крестьянском Китае. На Кубе, специализирующейся в сфере услуг. В феодальной Монголии. Где еще? Ну, еще в некоторых странах Европы, в ту пору находящихся под оккупацией. А также в отдельных местах Африки и Азии, где законсервированы племенные или клановые общественные структуры. И все. Там же, где была развита промышленность, где наемные работники составляли значительную часть населения, социалистические революции если и случались, то почти мгновенно становились прошедшим достоянием истории. К чему бы это, а?

Не потому, наверное, что закапывая буржуазию, пролетариат автоматически уничтожал бы и самого себя. Должны быть более прозаические причины.

Рассмотрим один пример.

Предположим, что в городке N находятся две фабрики – ткацкая и швейная. Рабочие этих фабрик, полагая, что их хозяева пьют из них все соки, договорились объявить общую забастовку. Что делать заводчикам, как выйти из сложной ситуации?

Чрезвычайно просто: вспомнить о справедливости и ввести сдельную оплату труда. Чем больше рабочий нашил изделий, чем больше прибыль от их продажи – тем больше он должен получить. То же самое новшество внедрить и на ткацком производстве. Что произойдет? Работники швейной фабрики сразу поймут, что им выгодно снижение цен на ткани, и поссорятся с ткачами, заинтересованными в обратном. А вместе с заводчиками они будут добиваться снижения цен, скажем, на электричество. Классовая борьба переместится на второй план: свой живот ближе к телу.

Какой вывод? Данный пример показывает, что привнесением в производственные отношения чисто нравственного фактора появляется возможность сбить революционную волну, лишить пролетариат активности, превратить его в самый консервативный класс, отвергающий коренные изменения общественного порядка. Что и было проделано во всех развитых странах.

Кто-то скажет, что современный капитализм стал более гуманным под влиянием успехов Советского Союза? Из боязни мировой пролетарской революции? Может быть, и так. Не буду спорить. Только не надо перегибать палку и изображать человека стервозной скотиной, способной на естественно благородный поступок исключительно под гнетом обстоятельств.

Насчет сверхэксплуатации трудящихся, провозглашенной Марксом, – разговор особый. Обычный капиталист ведь не кровопийца, а просто человек. Каждый конкретный предприниматель не считает себя виновным в том, что рядом с ним наличествует огромная масса голодных людей, жаждущих любой работы, – не он лично сотворил сей гнусный порядок. Более того, работодатель, как правило, искренне убежден, что в некотором смысле является благодетелем, предоставляя рабочие места желающим. Новый работник попадает в коллектив, внутри которого, как и в любой общественной ячейке, действуют законы коммунальности и общинной жизни. Со временем он становится «своим», близким, почти что родным человеком. Начинает трудиться, как говорится, не за страх, а на совесть, и получать больше, чем действительно заслуживает.

Настоящий источник сверхприбыли – не отупляющий, изматывающий душу труд, а неординарная организация производственного процесса или выпуск уникальной продукции, за которую можно заломить непропорционально понесенным затратам цену. Налаживает производство инженер, а творит новые изделия изобретатель. Лучшие представители когорты предпринимателей недавнего прошлого как раз и были гениальными инженерами или изобретателями, богатство досталось им справедливо. К ним относились, например, Генри Форд, придумавший конвейер, и Альфред Нобель, изобретший динамит. Из современников можно было бы назвать Билла Гейтса, но я, многострадальный юзер, воздержусь. Лучше отошлю вас к произведениям Жюля Верна, подарившего нам множество ярких образов довольно эксцентричных инженеров-изобретателей-предпринимателей.

Короче говоря, когда в одном лице совмещаются предприниматель, инженер и изобретатель, лишь Бог ему судья. О необоснованно высокой прибыли можно намекать тогда, когда заводчик делает большие деньги, эксплуатируя чужое изобретение или недоплачивая нанятому инженеру. Однако сверхэксплуатации здесь, очевидно, подвергаются не простые рабочие, а упомянутые, излишне скромные или недальновидные представители умственного труда. Иными словами, если пренебречь случайными факторами, надо признать, что в основе праведно нажитого богатства всегда лежит не пот, а интеллект.

Понимал ли сам Маркс, что созданные им теоретические построения не совсем корректны? Сохранились материальные свидетельства его сомнений. Однако, в отличие от нынешних политэкономистов, в целом, «по крупному» он, вероятно, был искренен, отстаивая свои выводы. Нам стали видны его заблуждения потому, что изменился мир.

Сейчас форды и нобели вымерли, как в свое время динозавры и мамонты. Непомерно выросли объемы производства, что потребовало укрупнения заводов и фабрик, объединения их во всевозможные картели, корпорации, союзы, холдинги и прочее. Именно опутавшие многие страны огромные компании, включающие заводы с поточным производством, сотни и тысячи вспомогательных предприятий по обработке сырья и изготовлению полуфабрикатов, маркетинговые конторы и магазины, – в промышленности, в сельском хозяйстве – не мелкие фермы, а многопрофильные хозяйства с тысячами работников обеспечивают материальное существование человечества. В этой связи современная акула капитализма, определяющая нашу бренную жизнь, – это нанятый топ-менеджер крупной корпорации. Ничего он не выдумывает, не изобретает, не рискует собственным капиталом, а только руководит, получая при этом непомерно высокую зарплату. Мелкое предпринимательство – всего лишь фон, внешняя среда, дотошно регулируемая государством. Правильно?

А коли так, то, откровенно говоря, плакать хочется.

Издавна на Руси собирательный термин для лиц, претендующих на общественную собственность, был «вор» – мелких карманников и грабителей на дорогах называли иначе. Купец становился вором, если поставлял государству некачественную продукцию – оружие и продовольствие для войска, пеньку и так далее. Объявляли вором дворянина, самовольно прирезавшего к своим владениям кусок земли. Ворами называли лжедмитриев и пугачевых, заявивших о своих претензиях на царский престол. Государственный чиновник и топ-менеджер крупной компании, воспользовавшиеся служебным положением, чтобы взвинтить до небес свою заработную плату, также достойны сего прозвища. Что же получается? Современный мир – воровская малина?

О нынешнем состоянии дел поговорим чуть подробнее.

 

Сегодняшнее

Каковы наиболее значимые события конца двадцатого – начала двадцать первого века? Распад Советского Союза да развертывание так называемого процесса глобализации, инициированного странами «постиндустриальной экономики». Кроме того, на мировой арене появился новый монстр, величаемый международным терроризмом, и увеличилась ожесточенность локальных военных конфликтов.

Затяжную идеологическую схватку, вошедшую в историю под названием «холодная война», выиграл Запад благодаря, якобы, преимуществам своего общественного устройства – демократии. Что эта мощная зверюга из себя представляет? – вопрос, не имеющий четкого ответа. Так, У. Черчилль говорил что-то вроде «демократия, конечно, – гадость, но ничего лучшего человечество до сих пор не придумало». Согласитесь, что данное высказывание малоинформативно. Много лет великое множество уважаемых гуру, подогреваемых умопомрачительными гонорарами, расписывало достоинства западного образа жизни. Все эти велеречивые хайеки, попперы, шумпетеры, фукуямы, веберы, бжезинские, финеры и т. д. породили свои, довольно односторонние определения демократии, однако общей ее формулировки, удовлетворяющей строгим научным канонам, нет до сих пор.

Считается, что атрибутами, то есть непременными признаками западной демократии являются альтернативные выборы особ, наделяемых властью на строго ограниченный срок, свобода слова, равенство всех перед законом а также разделение исполнительной, законодательной и судебной ветвей власти. Такова официальная точка зрения, не поддающаяся якобы опровержению. Но так ли это?

Предвыборные кампании, конечно, впечатляют. Организуется масса развлекательных мероприятий и братаний элиты с народом, появляются красочные плакаты и лозунги, смакуются пикантные подробности жизни претендентов, со всех сторон тебя убеждают в твоей важности и мудрости, надеясь получить твой голос. Если повезет, можно даже пожать руку будущему президенту, премьер-министру, мэру, губернатору… в общем, тому, кого избирают. Одним словом, здорово.

Все это не более чем спектакль.

По подсчетам экспертов, на выборах 2000 года в США, признанном оплоте всемирной демократии, большинство американцев отдали свои голоса А. Гору. А президентом стал Дж. Буш. В Италии правительственный кризис стал обычным явлением, и страна годами не имеет верховного руководства. Но живет не хуже прочих, ничего с ней не случается. Как же так?

Надо признать, что альтернативные выборы – отнюдь не обязательный признак демократии, да и без публичной власти она прекрасно обходится.

Неоднократно высказывалось мнение, что в действительности представительная власть всего лишь ширма. Выбранное, то есть «наделенное доверием народа» лицо только освящает своим согласием решения, принимаемые незаметными, никем не избираемыми, карьерными чиновниками. Ни одного из которых в настоящее время в странах западной демократии нельзя уволить без веской причины даже при сильном желании. Почему? Да потому, что они важные секретоносители, знают все входы-выходы в теле сложного механизма государственного управления и защищены трудовыми контрактами, обеспечивающими – если они сохранят необходимую лояльность власти – безбедное их существование при любом стечении обстоятельств.

Свобода слова? Очередная сказка. Главный рычаг управления общественной жизни в странах западной демократии – банковская сфера. А там, где царит золотой телец, никакой свободы не может быть потому, что ее просто-напросто нет.

Журналисту, будь он сотрудник газеты или телеведущий, предлагают высокую зарплату, на льготных условиях предоставляют кредиты для покупки фешенебельного дома, дорогой автомашины и прочих предметов роскоши. Детей принимают в престижные учебные заведения, выставляющие бешеные счета к оплате… Ко всему хорошему человек привыкает мгновенно. В результате журналист цепляется за свое рабочее кресло, потеря которого для него смерти подобна: ну ни он, ни его жена, ни его дети и другие ближайшие родственники не представляют себе иной жизни, и все! Однако закрепиться в кресле он может только при условии полной лояльности – кому из работодателей захочется кормить человека, копающего ему яму? Хотя бы по этой причине все утверждения о независимости западных средств массовой информации есть миф.

В аналогичную золотую мышеловку попадают прочие общественные функционеры – руководители различных рангов, интеллигенция, высокооплачиваемые люди свободных профессий. Все оказываются повязанными естественным желанием сохранить свой высокий жизненный уровень.

А низы? С этих нечего взять, пусть болтают что в голову приходит. Кто их услышит! Встретится с кем-нибудь из нищих говорунов уважаемый человек да спросит самого себя: «Если ты такой умный, то почему такой бедный?» И отойдет в сторонку от греха подальше.

Ради справедливости отметим, что не хлебом единым жив человек, и всегда были, есть и будут люди, для которых материальная сторона жизни второстепенна. Как управлять ими? А также теми, кто обладает таким личным богатством, что подкупить его себе дороже? Кое-кто нехотя признает, что получение богатства от родителей – атавизм, пережиток прошлого, как в свое время дворянские привилегии. Вот почему придумываются драконовские налоги на наследство (правда, без особого эффекта – затрагивается чересчур больное место). Но как быть, если некто сам сколотил себе крупное состояние, а потом «тихо шифером шурша крыша едет не спеша», и он стал возбудителем социального спокойствия? Для подобных лиц находится более тонкий поводок – междусобойчики по интересам.

Обратите внимание, сколько сейчас на Западе различных добровольных, неформальных или полуформальных организаций – обществ, клубов, собраний, кружков, лож, братств и прочих общественных институтов. Сколько проводится всевозможных съездов, встреч, симпозиумов, совещаний, форумов и так далее. Одни ежегодные встречи в Давосе чего стоят. Во времена Маркса функционировали аристократические клубы, сам он участвовал в создании нескольких революционных организаций, но ныне система «негосударственных» объединений стала качественно иной, пронизывает все общество, втягивает всех – от министров и банкиров до домохозяек. Сие явление, естественно, далеко не случайно. Просто так и прыщ не вскочит.

Каждому человеку предлагается круг знакомств сообразно его социальному статусу. Общение с себе подобными, имеющими аналогичные жизненные устремления и проблемы, – что может быть более естественным и затребованным? Возникают общие интересы и переживания. Тебя с интересом слушают, дают совет, направляют, разъясняют…

Вроде бы все ничего, но знающие люди утверждают, что иерархия таких общественных организаций есть настоящая материальная основа западной идеологии, рассредоточенной и охватывающей все стороны жизни. Воздержусь от обсуждения. В нескольких словах не прокомментируешь, а пускаться в долгие рассуждения – отвлекаться от темы.

Другие называют совокупность общественных организаций мировой закулисой, распределенным правительством. Не знаю. Не уверен, в частности, в том, что к подобной конструкции приложим термин «правительство», и потому также промолчу.

Важнее отметить следующее обстоятельство: если ты в кругу хороших знакомых начнешь вести себя неадекватно, тебе тут же «по дружески» вправят мозги либо прекратят с тобой общаться. А что может быть горше для обычного человека, чем оказаться в одиночестве? Вот почему сложившееся на Западе гражданское общество является важным и, как показывает практика, надежным стражем существующего порядка.

Встречаются, конечно, донкихоты, готовые бороться хоть со всем миром. Но таких белых ворон единицы, особой социальной опасности они не представляют.

Легко заметить, что описанные регуляторы – подкуп и приманка неформального общения с себе подобными – исключают также и действительное разделение исполнительной, законодательной и судебной ветвей власти, и настоящее равенство всех перед законом. Что же получается в результате? То, что все заявляемые отличительные атрибуты западной демократии в действительности ими не являются!

Может, вспомнить о свободном рынке и равных условиях для конкуренции всех производителей? Сомнительно, что эти явления также неотделимы от демократии. Гораздо правдоподобнее кажется утверждение, что ныне рыночные отношения жестко контролируются государственными структурами. Это следует хотя бы из того, что в наше время для рядового потребителя цены падают (за небольшим исключением) только на неликвидные, залежалые товары. А цены на продовольствие и бытовые приборы неуклонно и монотонно растут, постоянно увеличивается квартплата, дорожает медицинское обслуживание. Колебания цен, о которых писал Маркс, сейчас наблюдаются только на крупных биржах на радость финансовым спекулянтам. А национальные экономики защищены таможенными сборами, всевозможными квотами, компенсациями и так далее.

Отсутствие свободного рынка и равных условий для конкуренции косвенно подтверждает возникновение гигантского виртуального финансового «капитала»: количество ничем не обеспеченных «денег», перетекающих из одной компьютерной базы данных в другую, ныне более чем на порядок выше, чем стоимость всех реальных, материальных товаров, продаваемых и покупаемых в мире. О какой независимости «свободных» предпринимателей под таким прессом может идти речь, когда в любой момент они могут быть разорены?

В общем, приходится сделать вывод, что современная демократия преодолела рыночную стихию прошлых веков. Разглагольствования о рыночных механизмах и конкуренции лишь маскируют стремление диктовать свои цены на навязываемые товары и услуги.

Так, может, прав все-таки Дебор, и главная цель всех публикуемых официальных доктрин и деклараций, программ и прочих заявлений, разъяснений и пояснений оных опусов платными комментаторами заключается в сокрытии истинных намерений власть предержащих, в развитии мифологии для широких слоев населения? Может, и сама американская демократия – лишь идеологическая выдумка, знамя несуществующего полка?

Подтвердим справедливость данного умозаключения еще рядом примеров.

Утверждается, что демократия несет в мир общечеловеческие моральные ценности, справедливость и процветание. Так ли это?

Не надо быть мудрецом, чтобы убедиться, что мораль несовместима с западной демократией. Ни к чему глубокие раздумья и тонкие наблюдения. Достаточно поверхностного взгляда на происходящие в мире события.

Военное вторжение в 2003 году в Ирак объяснялось необходимостью лишить режим Саддама Хусейна оружия массового уничтожения. Страну оккупировали. Потопили в крови гражданской войны, называя ее борьбой с террористами. Повесили самого Хусейна. Оружия массового уничтожения не нашли. Признали, что его и не было. Так к чему все понесенные жертвы?

Достоянием гласности стал нелицеприятный факт, что в начале 1990-х годов для подготовки общественного мнения западных стран к насильственному развалу Югославии грубо искажалась действительность. Чашу народного терпения переполнили сообщения о боснийских мусульманах, якобы содержащихся в сербских концентрационных лагерях. Спустя почти десятилетие, после ожесточенной гражданской войны и расчленения страны, выяснилось, что никто никого за колючую проволоку не сажал. Показанные по телевизору люди на самом деле были сербскими (!) беженцами, а операторы нашли местечко, опутанное колючкой, забрались внутрь и оттуда снимали окрестности. Но это еще не вся правда.

Гораздо меньшему количеству людей известны пикантные подробности подготовки в 1998 году прямой агрессии НАТО против сохранившегося осколка Югославии. Взяв на себя роль третейского судьи и пригласив делегации косоваров и сербов к себе на переговоры, Запад участвовал в разработке одновременно двух документов – проектов соглашения, один из которых удовлетворял запросы косоваров, а другой сербов. Когда же настал момент подписать общее соглашение, был выложен документ косоваров. Сербская делегация в удивлении и возмущении прервала переговоры, что и дало повод для массированных бомбардировок. Экстаз цинизма, не так ли? Макиавелли и прочие нарицательные персонажи прошлого отдыхают. Покажите, где здесь общечеловеческая мораль!

Сейчас – немного о материальном процветании.

Несомненно, в западных странах с конца двадцатого века стали жить богаче, а работать меньше. Русский турист, оказавшийся, например, в Париже, недоумевает: парижане поголовно дни напролет проводят в бесчисленных уличных кафешках – когда ж они работают? Наши, русские бабки получают пенсию, которой не хватает на квартплату, а канадские пенсионеры путешествуют по всему миру, тряся толстой мошной. В чем тут секрет?

В том, конечно, что преподносится как стремление облагодетельствовать всех и каждого, в том числе и пожилых россиян – в так называемом процессе глобализации. Сейчас всюду о нем говорится, многоголосным хором поются дифирамбы. Но что это такое, мнения расходятся. Как правило, упоминается нарастание финансовых и информационных трансграничных потоков, не подвластных национально-государственному контролю, и распространение на весь мир западных (прежде всего американских) стандартов образа жизни.

Дежа вю. Нечто подобное в истории уже происходило. Помнится, Англия в девятнадцатом веке начинала с идей фритредерства, а закончила созданием мировой колониальной империи. Но тогда ей приходилось силой убеждать сомневающихся в тяжком бремени белого человека. Содержать большую полицейско-оккупационную армию и огромный штат чиновников, направляющих туземные правительства. Нерационально.

Нынче все тоньше и проще. Основной механизм эксплуатации населения вовлекаемых в процесс глобализации государств – грабительский обменный курс валют. Национальные валюты стран со слабой экономикой искусственно недооцениваются, в результате чего ресурсы перетекают в страны-лидеры глобализации. По мнению ряда экспертов, российский рубль 2006 года, например, котировался в два – два с половиной раза меньше его реальной стоимости. В этой связи мы с вами субсидировали западную экономику не только за счет прямого вывоза капиталов за рубеж или оставлением там значительной части экспортной выручки, но и при каждой покупке какой бы то ни было импортной безделушки.

Действительное состояние западной «постиндустриальной» экономики является косвенным доказательством того, что под овечьей шкуркой глобализации прячется волчара неоколониализма. И миф о ее бурном росте не более чем миф.

Поднимите статистические данные. Те, которые публикуются, но почему-то почти не обсуждаются. Что мы видим?

Видим, что двадцать лет, с 1980 по 2000 год, реальная экономика США топталась на месте. Производство пищевых продуктов, различных машин и агрегатов, чугуна и стали, синтетических материалов, тканей, одежды и пр. в абсолютном, материальном исчислении почти не увеличилось. В пересчете на душу населения даже упало немного. Меньше стало строиться домов, добываться полезных ископаемых. Соответственно меньше стало производиться цемента, пиломатериалов и так далее. Единственная область, где зафиксирован рост, – это сфера услуг. Не совсем, правда, понятно, как этот рост вычисляется. Вчера я дал «на чай» доллар, а сегодня сто – неужели за один день сфера услуг выросла в сто раз?

Ах, американцы очень умные и специализируются на создании новых технологий? Продают их недоразвитым троглодитам и живут этим?

Конечно, труд научных сотрудников и изобретателей надо оплачивать достойно. Интеллектуальная собственность есть собственность, авторское право есть право. Но все хорошо в меру. Один и тот же продукт неэтично продавать тысячи и тысячи раз, старые добрые сказки осуждали пользование неразменным пятаком и возвращающимися к прежнему хозяину домашними животными. Скажите, мог ли состояться, например, следующий разговор в Ясной Поляне между Львом Толстым и навестившим его Антоном Чеховым:

 - Как низко пали нравы, Палыч! Мне рассказали, что студенты стали практиковать обмен книгами между собой. В результате падают тиражи, и издатели отчисляют мне много меньше, чем могли бы. Один студент купит, скажем, мою «Анну Каренину», а потом дает ее читать всем своим знакомым. Это же воровство моей интеллектуальной собственности! Куда смотрит полиция! Какой позор для России!

 - Да-да, Лев Николаевич, наша интеллигенция погрязла в пороках. А некоторые заводчики, как я слышал, устраивают библиотеки и избы-читальни для рабочих! Поступает в библиотеку одна книга, а читают ее сотни и тысячи людей. Безобразие! Вот бы кто придумал книги одноразового чтения!

Конечно, великие писатели не могли так говорить. Они готовы были даром отдавать свои произведения – лишь бы их мысли доходили до народных масс. Так почему сейчас пользователи нелицензионными компьютерными продуктами преследуются в уголовном порядке?!

Чрезмерная настойчивость при навязывании представления о раскручивающейся научно-технической революции также вызывает вполне понятные подозрения. Дебор, кстати, тоже писал о непрерывном технологическом обновлении. Что ж, он человек и не застрахован от заблуждений. Мне кажется, если б он не застрелился в 1994 году, а дожил до наших дней, то взял бы свои слова обратно. Правильнее говорить об удушении нежелательных конкурентов и – попутно – о целенаправленном создании искусственных потребностей, дабы покрепче насадить население на финансовый крючок. Эти цели достигаются за счет лавинообразного увеличения номенклатуры выпускаемых товаров. А также за счет улучшения их потребительских свойств на основе использования новых технологий, разработка которых ранее субсидировалась государством, например, для военных нужд. Это особенно заметно в области информатики, включая создание персональных компьютеров.

С небольшой натяжкой можно утверждать, что наблюдаемый научно-технический прогресс затрагивает только инженерную область. Фундаментальная наука спит.

В самом деле, попробуйте перечислить научно-технические достижения последних лет. Расшифровка человеческого генома, чудеса генной инженерии, включая клонирование бедных овечек? Западные мудрецы имеют ко всему этому малое отношение. Методы расщепления молекул ДНК давным-давно были созданы в Советском Союзе. То же следует сказать и по поводу персональных компьютеров: главное их отличие от первых ЭВМ – в возможности цифровой обработки визуальной информации в интерактивном режиме, для чего и потребовалось соединить процессор с телевизором. Эта идея оформлена заявкой на изобретение в 1950-х годах безвестным то ли саратовским, то ли омским инженером. А основы телевидения разработаны русским инженером Зворыкиным.

Каковы новые фундаментальные теории, подготавливающие будущие революционные скачки в науке и технике? Инфляционная теория рождения Вселенной, развивающая теоретические построения русского иммигранта Гамова, создана выходцами из Советского Союза, как и теории физического вакуума, квантовой гравитации и… все другие достойные упоминания. В термодинамике царит Илья Пригожин, в системном анализе – Спартак Никаноров, в общей теории управления – Владимир Лефевр. В чистой математике одни фамилии уроженцев России.

Да полноте, возразит кто-то. В США живет подавляющее большинство Нобелевских лауреатов – это ли не показатель интеллектуального превосходства! Согласен, Америка стрижет умы по всему Земному шару. Во время Второй мировой войны там сконцентрировались выдающиеся ученые разоренных стран. Мировая общественность признала их вклад в науку. А потом? Нанизанные на крючок грантов, стипендий и ежегодно корректируемых исследовательских программ, могли ли они проявить справедливость в вопросе, кого причислять к небожителям науки? Вот и получилось, что открытия делают одни, а через много-много лет награждаются другие, свои. В итоге – дискредитация самой престижной премии в ученом мире раздачей ее посредственностям. Убедитесь сами. Сравните, например, глубину и художественные достоинства «Тихого Дона» и «Доктора Живаго», оцененных Нобелевскими премиями с интервалом в четверть века. «Доктор», конечно, хорош, но все же несопоставим с шолоховским шедевром. Прослеживая тенденцию, можно предположить, что через некоторое время начнут награждать и компиляторов сборников анекдотов с ненормативной лексикой.

Пример с деградацией Нобелевского комитета – далеко не самое тяжелое следствие современного состояния западного общества.

Не бывает худа без добра. На плюс есть минус, и на каждый корабль найдется свой айсберг или торпеда. Можно на долгие годы обмануть одного человека, но все человечество обмануть невозможно. Осознанно ли, или подсознательно, но большинство людей чувствует фальшь. Подозревает, что их заставляют участвовать в некоей театральной постановке. А лицедейство – не настоящая жизнь. Все становится возможным, все как бы понарошку.

А тут еще и информационный прессинг. Чтобы понять, что из происходящего вокруг него хорошо, а что плохо, любой человек должен иметь определенное время на раздумья, на диалог с самим собой и наиболее близкими ему людьми. Обладает ли он этим временем в современном западном обществе, не успевая осмыслить поток разнообразных сообщений средств массовой информации? Принуждаемый читать рекомендуемые книги и смотреть навязываемые кинофильмы, следовать капризной моде, подражать искусственно выращенным поп-идолам, разбираться во множестве присылаемых счетов и рекламных объявлений? Много проще плыть по течению.

Что в результате? То, что тотальная ложь, обеспечив послушание широких слоев населения, потребовала страшную цену – утрату обществом естественных нравственных ориентиров. Иначе, собственно, и быть не могло.

Вряд ли нуждаются в еще одном обсуждении «достоинства» современной масс-культуры.

Скажем лишь, что далеко не все воздействия ее на людей по-настоящему опасны.

Можно смириться с тем, что талантливые режиссеры удивляются, почему нельзя снимать фильмы о вымышленной сексуальной жизни Иисуса Христа. Что образованные редакторы многотиражных газет и толстых журналов не понимают, почему нельзя публиковать карикатуры на пророка Мухаммеда. Почему жаждущие славы маргиналы возмущаются запрету рубить топором иконы в общественных местах. По большому счету, все это мелочь. Святыни потому и святыни, что сколько их ни черни, только сам запачкаешься. Действительно страшна бурно распространяющаяся пандемия психического нездоровья.

Все согласны с тем, что существуют заразные болезни тела. Такие как тиф, туберкулез, холера, чума, сифилис, СПИД. Все согласны с тем, что санэпидемические меры, препятствующие их распространению, должны быть очень строги. А если носитель опасной болезни осознанно кого-то заразил, то достоин уголовного преследования. Правильно?

В определенных пределах человеческая психика лабильна, подвержена нездоровым влияниям. Известно, например, выражение «власть толпы», есть такие понятия, как безволие, суггестия и прочие. Именно этими факторами, в частности, пытаются объяснить, почему в первой половине двадцатого века человеконенавистническая идеология гитлеровцев легко овладела высококультурным и сентиментальным немецким народом.

Так вот, помимо традиционных психических расстройств, вроде шизофрении и паранойи, существует великое множество заразных психических болезней. Заразных в том понимании, что нормальный человек в обычных условиях им почти не подвержен, но под влиянием дурного окружения может их подхватить. Это, например, лудомания, садизм, педофилия. Гомосексуализм, очевидно, также следует отнести к заразным психическим расстройствам: у обычного человека появляется интерес при одном лишь упоминании о существовании данного явления. Но почему ныне гомосексуализм пропагандируется!? Почему на центральных площадях западных столиц проводятся гей-парады, а уважаемые люди открыто объявляют о своем пристрастии к однополой «любви»?

Человеку со здоровой психикой еще можно было бы смириться с тем, если б Запад тихо-мирно загнивал, замкнувшись в себе. Так нет же, не может западная демократия создать вокруг себя железный занавес. Если перекрыть краник поступления материальных ресурсов из стран третьего мира, благосостояние «золотого миллиарда» упадет, а это недопустимо. Вот почему раскручивается процесс глобализации, и перед нормальными, не испорченными плотскими излишествами людьми разыгрывают сложную театральную постановку, рекламирующую мнимые преимущества американского образа жизни.

Как противостоять наглым попыткам залезть тебе в карман, да при этом еще и приобщить тебя к разврату? Применить силу, защищаясь?

Ныне военное превосходство Запада неоспоримо. Любая страна, вызвавшая его недовольство, попадает в черный список государств-изгоев и становится кандидатом на разбомбление и уничтожение. Противоборство поэтому зарождается снизу, в народных массах. Люди совестливые, те, которых называют антиглобалистами, хватаются за призрачную надежду добиться справедливости мирными, ненасильственными методами. От них загораживаются полицейскими кордонами и сажают в кутузку, чтоб напомнить о прелестях элементарных удобств цивилизации. Вряд ли смогут они ощутимо приостановить победное шествие мировой демократии. Чуть более действенным тормозом может быть партизанская война.

Современные международные террористы за малым исключением и есть эти самые бойцы невидимого фронта. Из их числа следует, конечно, исключить откровенных бандитов, наемников различного ранга и пошиба, а также просто обманутых. К террористам правильно относить только людей, осознанно и добровольно ухудшающих условия личного существования ради каких-то идей по переустройству человеческого общества. Такими были, например, российские народовольцы и эсеры, из наших современников – Усама бен Ладен. Оправдать их нельзя, так как невозможно простить гибель от их рук невинных людей. Понять тоже нельзя, так как мышление их архаично, неподвластно общечеловеческой логике. Остается одно – преследовать как бешеных собак.

Есть, правда, маленький нюанс. Идеологический пресс Запада давит всех, но остаются люди, чудом сохраняющие независимость мышления и способность отчаянно отстаивать свою правду. Таких мало, все они на вес золота. Вот почему если террорист одумается, покается в грехах бурной молодости, согласится стать лояльным членом общества, то получает прощение. Таков, например, теперешний Верховный представитель Евросоюза по вопросам внешней политики и безопасности, а в недалеком прошлом генсек НАТО. Тот, под чьим руководством этот агрессивный блок в 1999 году принял решение о начале военных действий против Югославии с целью оттяпать у нее Косово.

Отщепенцев, однако, единицы, и ожесточенность террористической, а по существу партизанской, войны достигла предельного накала.

Можно долго рассуждать о специальных школах подготовки диверсантов, об эффективных методиках их психологической обработки, но нельзя закрывать глаза на очевидное: если человек записался в смертники, значит он доведен до отчаяния. Если террористов-смертников много, значит возмущены огромные народные массы.

Неправильно называть происходящее хантингтоновской схваткой цивилизаций. Где б ни родился человек, к какой бы расе или нации он ни принадлежал, в первую очередь он просто человек. По-настоящему он негодует не тогда, когда ему вместо привычного бутерброда предлагают гамбургер по заокеанскому рецепту, а когда происходящее вокруг противоречит его внутреннему моральному кодексу.

Не следует, однако, начинать собирать на кухне бомбу, если горит душа. Надо иметь мужество посмотреть правде в глаза и признать, что невозможно партизанскими методами нацелить в правильное русло движение западной демократии. Приостановить, сдобрить капелькой горечи ее победу – есть маленький шанс. Но не победить. Уж больно хитер и коварен враг, способен питаться кровью своих противников. Угроза террористических актов, например, оправдывает введение полицейского надзора поголовно над всеми гражданами – а это именно то, что нужно для лучшей управляемости современного западного общества. То, что растравляет аппетиты его заправил.

Необходимо опереться на идеологию, способную противостоять западной.

Но кто может воздвигнуть идеологическое препятствие для духовной деградации человечества? Мусульманский мир? Маловероятно, что он когда-нибудь объединится. Набирающий силу Китай? Может быть. Но не скоро. Да и вряд ли стоит ждать от него бескорыстия. На восточного друга надейся, но сам не плошай. А что можем мы, русские? И надо ли нам браться за сие неблагодарное дело?

Да, во времена лидерства Советского Союза в научно-техническом и социальном прогрессе Запад не решался пускаться во все тяжкие, вынужден был гадить с оглядкой. Сейчас нет у него тормозов. Россия начала двадцать первого века не то государство, больно на нее смотреть. Население стремительно вымирает, производство высокотехнологичной продукции разрушено. Границы неестественны, а этнических русских в соседних странах искусственно дерусифицируют. О каком-либо государственном суверенитете говорить просто смешно, когда власть предержащие, от мала до велика, держат огромные счета в иностранных банках, а деток отправляют в престижные учебные заведения Европы или Америки. Материальные ресурсы и умы непрерывным потоком продолжают высасываться из страны.

Возникает два вопроса.

Первый: что мы, русские, из себя представляем, коли дошли до жизни такой, почему допустили распад великой державы?

Второй вопрос, сакраментальный: что нам сейчас делать?

Ответы даются ниже. Удовлетворительны они или нет, решайте сами.

 

Отрезвляющая реплика

Стоп! Что же это – с места да в галоп? Нет, так дело не пойдет.

Во-первых, выплеснуто чересчур много информации. Далеко не каждый зараз может ее усвоить. Необходимо сделать хотя бы небольшую паузу.

Во-вторых, еще не сформировалось общее отношение к предлагаемому тексту. Не понятно, можно ли доверять рассказчику. А тут довольно эклектично лепится то банальность, то противоречащая общепринятой точке зрения мысль – можно ли, а если можно, то в какой мере, доверять автору? Что он за человек, что из себя представляет? Насколько оправданны его нескромные претензии на обладание каким-то оригинальным знанием? Надо бы посмотреть какие-нибудь другие его продукты. То, что он писал на более простые темы.

Ладно, сделаем передышку и поговорим о более простых вещах – о нашем окружении. Изучение мира всегда помогало человеку лучше понимать самого себя.

 

Философинки

Название этого этюда, естественно, слабо связано с содержанием. Все, что касается слова «философия», запутано беспросветно.

Много людей, предполагающих или верящих, что они занимаются наукой, имеют ученую степень доктора философии. Некоторые из них даже гордятся этим. Но король, как всегда, голый. Философия не наука. Для доказательства достаточно пройтись по верхам.

Все действительно философские предложения непроверяемы на опыте и потому не ясно, правильны они или нет. В истинности же научных утверждений может убедиться каждый. Так, наука говорит, что дважды два равно четырем, и кто не верит – пожалуйста, проверяй. Типичный пример философского мудрствования: «изменение качества происходит скачкообразно». Если внимательно поанализировать его, то начинаешь понимать, что это не описательное высказывание, к которым и только к которым приложимо свойство быть ложным или истинным, а пояснение вводимых терминов. Точно такое же положение с прочими философскими откровениями. С ними можно соглашаться, а можно и не соглашаться – как кому заблагорассудится. Однако надо признать, что философия не является инструментом познания мира. Истина ее не занимает.

Настоящий ученый неимоверно рад, если ему посчастливится опровергнуть какое-либо положение, считающееся ранее правильным. Когда-то школьников учили, что тепло передается с помощью теплорода, а свет есть колебания эфира. Но как только придумали более простые объяснения экспериментальным фактам, так тут же заявили, что не существует в природе ни того, ни другого. Подобная непоследовательность – говоря по-ученому, «изменение парадигм», а по сути обычное проявление способности к самоконтролю и самокритике – есть один из главных общенаучных методов. К этим же методам относят проведение целенаправленных наблюдений, постановку экспериментов, накапливание фактов и их обобщение. Философы ничем подобным не занимаются. Они читают (или делают вид, что читают) книжки, спорят и размышляют о чем-то своем, потаенном. Одним словом, у философии своя, отличная от общенаучной методология.

В каждой сфере деятельности есть круг проблем, о которых осведомлены все, кто специализируется в данной области. Какой-нибудь смельчак принимается за решение одной из них и, если удается, достигает успеха. Исследованная задача считается решенной, и никто к ней не возвращается. Да и кому, скажи на милость, в голову придет переоткрывать, скажем, теорию функций комплексных переменных или законы электростатики? Разве что сумасшедшему. А философы раз за разом поднимают одни и те же проблемы. Причем вопросы, которые крайне интересуют одного, зачастую объявляются бессмысленными другим. Так, проблему соотношения абсолютной и относительной истины большинство мыслителей считает очень важной, а для последователей прагматизма ее вообще не существует. Напрашивается вывод: философия не имеет никакого отношения к реальной жизни.

Существует и много косвенных отличий науки от философии. Научное знание безлико. Если какой-нибудь закон называют именем впервые сформулировавшего или открывшего его ученого, это не более чем дань уважения. В философии же каждый стремится сотворить что-то сугубо свое, личное. Гегель написал «Науку логики», Платон – «Диалоги», Тейяр де Шарден – «Феномен человека», и второй раз никто не создаст подобные произведения.

Хочется верить, что никто вторично не напишет такие философинки. Надежды юношей питают.

Начнем с самого интересного и важного – с самих себя.

 

Человек разумный

Что это такое – человек?

И здесь, и далее воздержимся от четких номинаций чтобы, не дай бог, кто-нибудь не сунул под нос, скажем, ощипанного цыпленка, по мнению одного древнего грека точно подходящего под рабочее определение человека. И сразу скажем, что наш интерес однобок: мы пытаемся понять только то, что значит человек как разумное существо.

Все мировые религии утверждают, что человек есть образ и подобие Бога. Рассуждения, насколько точно это подобие, подводят к выводу, что человек и есть Создатель мира.

В самом деле, как появившийся неведомым образом Некто мог бы осознать свое существование? Способ один – только отделив себя от всего остального, как бы посмотрев в зеркало. Вот и приходится считать, что окружающая нас реальность и мы сами и есть то «зеркало», созданное этим Некто для подтверждения своего бытия. Причем разумное существо в нем должно быть точной копией Создателя, поскольку любое ничтожно малое отличие делает бессмысленным сотворение «зеркала», иными словами – существование вещного мира. Остается мысленно замкнуть временную ось, чтобы прийти к заключению, что Мироздание создано нами. Внутренняя красота этого утверждения в сближении целого и частного: каждый живет для того, чтобы дать жизнь своим детям, а все человечество – чтобы создать самое себя. И впридачу остальной мир.

Для неисправимого атеиста уместно предложить иное рассуждение.

Мы полагаем, что все окружающее можно разбить на два класса – живое и неживое. Более того, мы считаем, что всегда в состоянии правильно определить, к какому из этих классов относится та или иная целостность. Некстати попавший под ногу камень – неживой, а назойливая муха – живая. На самом-то деле точную грань между Жизнью и Нежизнью провести нелегко, но мы уже предупредили, что не будем тратить ограниченный мыслительный потенциал на четкие определения. Скажем лишь, что живые организмы представляются результатом некоей рефлексии. Они отстранились от прочего мира, сформировав обратные связи, позволяющие им поддерживать свое существование в различных внешних условиях. Сохранять гомеостазис, потребляя полезные вещества из окружающей среды. Кроме того, они научились передавать это бесценное качество по наследству.

Мир живой природы удивительно многообразен: одноклеточные, многоклеточные, холоднокровные, теплокровные и так далее. Общий вес простейших на Земле во многие сотни раз больше, чем вес видимых живых созданий – деревьев и кустарников, рыб и животных. Иными словами, жизнь – это пирамида. И вблизи самой верхушки этой конструкции бытуют существа, сделавшие еще один рефлексивный шаг. В результате оного они приобрели новое качество – собственное осознание того, что они есть. Обладающие этим свойством называются субъектами.

Субъект умеет приобретать жизненный опыт и не только сообразно ему реагировать на внешние раздражители, но и конструировать свой проект будущего. То есть решать, что и как сделать сейчас, а чем заняться немного попозже. Комар, например, не относится к субъектам, так как всю свою хлопотную жизнь проводит по жесткой, генетически заданной программе. А кошка, очевидно, субъект – хотя бы потому, что у каждого представителя кошачьих свой характер. Да и на данную ей кличку отзывается.

Небольшое отступление. Отличие субъекта от «просто» живого организма люди прекрасно чувствуют. Православная церковь, например, считает, что у кошки есть душа, а у комара – нет. Индуисты, однако, придумав более тонкую субстанцию «карма», запрет на причинение зла – принцип ахимсы – распространили на всю фауну. Комара-кровососа, впрочем, они разрешают прихлопнуть, только требуют не испытывать при этом никаких эмоций – гнева, возмущения и, главное, удовольствия или злорадства.

Человек разумный, конечно, не заурядное живое существо. Он разительно отличается даже от высших обезьян, свободно оперирующих – это доказанный факт! – абстрактными понятиями. Качественное отличие человека от простого субъекта в том, что он кажется нам результатом рефлексии следующего уровня. Он получил способность делать предметом своих раздумий собственные мысли. То есть размышлять, кто он и какая роль в Мироздании ему отведена.

Таким образом, мы с вами либо Божьи искорки, либо жертвы рефлексии, отгородившей нас от окружающего мира. Трудно остановиться на одной из этих альтернатив. Выбирать что-то всегда очень сложно.

Князь мира сего любит усложнять простое, искушать невинного и исполнять несбыточное.

 

Когда появились

По современным представлениям, возраст наблюдаемой части Вселенной десять-двадцать миллиардов лет. Возраст Земли – около пяти миллиардов лет, и жизнь на ней появилась практически сразу после формирования ее как небесного тела. Однако возраст самых старых останков живого существа, анатомически идентичного человеку, составляет всего сорок-сорок пять тысяч лет. Археологические науки не располагают пока ни одним доказательством проживания человека в более древние времена.

Здрасьте, возмутится скептик. А как же находки фрагментов тел гоминидов, возраст которых миллионы лет? Куда подевались горы каменных орудий, сделанных сотни тысяч, а то и миллионы лет назад? Кто и как опровергнул доказательства того, что неандертальцы готовили пищу на кострах и хоронили своих сородичей по крайней мере двести тысяч лет назад? На этом фоне можно даже не упоминать, что возраст многих мегалитических сооружений Южной Америки и Азии предположительно не менее ста тысяч лет. Да и египетский Сфинкс вроде бы старше, чем вначале ему давали.

Ответ простой: все это есть, но не имеет к человеку ровно никакого отношения. Разобраться в этом вопросе помогла дважды рожденная наука – генетика. Сравнение наборов генов человека и неандертальца позволяет утверждать, что это совершенно различные ветви эволюционного дерева приматов. Неандерталец не может быть прямым предком человека, и все! Про синантропа, питекантропа и прочих тропов, соответственно, и говорить не стоит.

Переваривая неожиданный подарок генетики, в последние годы археологи и антропологи более внимательно подошли к реконструкции далекого прошлого. Поправив прежние выводы, склонились к мнению, что предшественники людей по всем показателям не уступали современному человеку – ни по физическим данным, ни по объему мозга. Скрупулезная реставрация древних мест обитания человекоподобных принесла новые плоды. Возникли вполне обоснованные подозрения в том, что появившись, человек прибился к более сильным и умным гоминидам как шакал к могучему хищнику, питался объедками. То, что люди смело охотились на саблезубых тигров, что благодаря только своей силе и недюжинному интеллекту воцарились на всей планете – сказки, не имеющие ничего общего с действительностью.

Повращавшись в ученых кругах, кстати, каждый может убедиться, что и наиболее образованные особи гомо сапиенса не утратили былых поведенческих стереотипов. Самый распространенный стиль поведения ученых мужей – плыть в фарватере выбранного себе вожака да подворовывать все, что удастся, у нерасторопных собратьев. Кроме того, многие страсть как обожают клевать, подобно воронью, любого отбившегося от стаи. Заслуги перед наукой оцениваются ими по принципу «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». Одиночка не может даже поведать широкой общественности о результатах своих исследований и размышлений, так как все научные и онаучные издания окружены плотным роем своих, прикормленных авторов, тысячами уловок и хитроумных доводов оттесняющих залетных варягов. Ради справедливости все же добавим, что сор из избы ученые мужи не любят выносить, и только самые кровожадные готовы привлекать для установления истины более компетентных товарищей, как это практиковалось во времена лысенковщины.

В других общественных слоях картина в целом аналогична. Только глупцов мотает, как осенний листок, самых умных из людей ведут по жизни всего две страсти – алчность и тщеславие. Успех не произрастает на благородстве.

Инстинктивно выбранная когда-то тактика поведения принесла положительные плоды: неандертальцы вымерли, а люди остались и превратились в господствующий на планете вид. Подобно современным политикам, они столь надежно расчистили пространство вокруг себя, что воссоздать генеалогическое древо человека не удается. Однако это не повод уповать на то, что мы появились благодаря особому, Божественному вмешательству. Та же генетика доказывает, что в человеческом геноме менее одного процента «чисто человеческих» генов, отсутствующих у других видов живых организмов. Как следствие, можно утверждать, что в каком-то смысле мы являемся родственниками всех живых существ на Земле. В том числе таких нелицеприятных, как скорпионы, тараканы, лягушки и прочее и прочее.

Пользуясь благоприятным моментом, заметим, что по современным взглядам вся жизнь на Земле использует один и тот же генетический код, основана на одном принципе. Резонно полагать, что иные формы жизни не могут проявиться потому, что тут же уничтожаются существующими. Вероятно, именно в этом главная причина неудач в поисках способа перехода материи из неживого состояния в живое.

Итак, человек возник всего сорок пять тысяч лет назад. По космическим меркам прошло одно мгновение – меньше одной шеститысячной времени обращения Солнца вокруг центра Галактики. Но с точки зрения индивидуальной человеческой жизни пролетела целая вечность. Надменная жестокость Времени – особая тема, поэтому скажем лишь, что человек видел, как поднимались из-под воды и вновь затоплялись острова и целые страны. Как прокладывали новые русла великие реки. Как изменялись очертания самих материков. За период человеческого существования в прах истерлась и была смыта в океан поверхность планеты на глубину более четырех метров. Изменились даже звездные ориентиры, воспетые поэтами как незыблемые. Первые человеческие мореходы, видимо, определяли направление на север по Веге, и только относительно недавно за счет прецессии Земли имя Полярной Звезды по праву получила Альфа Малой Медведицы.

Если все в мире относительно, то относительность абсолютна. Собственные достоинства лучше видны на фоне бедных родственников.

 

Наши желания

Много стремлений в сердце человека.

Кто-то сейчас хочет выпить или съесть что-нибудь вкусненькое. Другой мечтает сдать трудный экзамен и в недалеком будущем завершить образование. Третий желает разбогатеть. Четвертый – выздороветь, пятая представляет себя неотразимо красивой. Шестой жаждет крови обидчика, седьмой… Список можно продолжить беспредельно. Причем если в данный момент кого-то обуревает одно желание, то буквально через минуту он думает уже о другом, а спустя час или два – о чем-то совершенно ином, и так далее. Подметить какой-нибудь порядок в этом буйстве не представляется возможным.

Зададимся поэтому вопросом, что мы осознанно или неосознанно хотим чаще и дольше всего? Какое желание настолько въелось в нашу повседневность, что мы, быть может, и не замечаем его?

Вероятно, есть только одно непреходящее желание – чтобы сохранялись привычные условия нашего существования. Все остальное наживное и случайное. То одно, то другое. Как бы эфемерная надстройка над прочным фундаментом. Сомневаетесь? Подумайте, покопайтесь в своих чувствах, поразмышляйте – придете к точно такому же печальному выводу.

Мы погрязли в обыденности, в рутине повседневных хлопот, и почти все наши чаяния и желания крутятся вокруг стремления ненамного, лишь чуть-чуть улучшить, усовершенствовать или изменить уже имеющееся. А дальше одни глупые мечтания, в которые мы и сами-то, положа руку на сердце, не верим.

Люди даже Бога убили в силу привычки.

Последнее требует некоторого комментария.

Великий инквизитор Достоевского утверждал, что приди Христос вторично – его казнят потому, что он тревожит людские души призраком свободы. Вроде бы не нужна человеку свобода. Ему бы приткнуться к какому-нибудь вождю или иному начальнику и жить, не думая о грядущем, не брать на себя ответственность за происходящие и будущие события. А когда бежишь в стаде, то уже не важно, ведут ли тебя на луг с сочной травой или под мясницкий нож. Главное, что вместе с товарищами, в едином порыве. Все это правильно. Но, тем не менее, не совсем точен Федор Михайлович. Щадит он, бывший каторжанин, людское достоинство. Христа убили и, стоит Ему только появиться, убьют снова только за то, что он разрушитель привычного существования.

Это действительно так.

Начнем с того, что настоящего суда над Христом не было. Единственная причина вынесения Ему смертного приговора – слова о том, что Он Бог. Представьте теперь, если в наше время кто-нибудь скажет что-либо подобное. Что будет? Посмеются да отправят домой. Если смутьян начнет упорствовать – вызовут психиатра. Современные люди на все насмотрелись и ни во что не верят. К тому ж выработалось уважение к принципу презумпции невиновности. Человек сложное и непредсказуемое существо. Вдруг перед нами трусливый самоубийца, который сам боится нанести себе роковой удар и мечтает переложить смертный грех на чужие плечи?

Две тысячи лет назад люди были более легковерны. Они задумались: а что, если этот проповедник хоть на полушечку прав? Что тогда? Разом исчезает все, чем они жили? Не надо идти на работу, на базар, не надо молиться, можно забыть про все заботы и тяготы – Бог сам пришел к тебе, и любое твое желание может быть исполнено. Да это же полное крушение обыденности! Нужно заново учиться жить, а это… так сложно. Как страшно становится! Куда там шекспировскому Гамлету с его «быть или не быть». Бог, конечно, пусть будет, но… вдалеке, как фрейдовская иллюзия, а рядом? – ни за что! Хорошо, что нашелся удачный выход – крест на Голгофе, и можно спокойно возвращаться к своим баранам.

Сделал дело – гуляй смело.

Можно сказать и так: ничто нас в жизни не может вышибить из седла.

 

Наши ожидания

Человек рациональный постоянно строит планов громадье. Конечно, мысленно можно распланировать всю жизнь – род занятий, семью, дом, детей, внуков. Все задуманное, естественно, исполнится… если удастся поступить в приглянувшееся учебное заведение, устроиться на хорошую работу, найти надежного спутника жизни, если дети вырастут здоровыми и умными, если не подхватишь какую-нибудь болезнь, если… Каждое из этих «если» можно множить и раскладывать на составляющие до тех пор, пока не надоест. Да что там говорить: проснувшись утром, можно надеяться, что сумеешь дойти до рабочего места, если при выходе из подъезда на тебя не свалится кирпич, если не попадешь в автомобильную аварию, если не случится землетрясения, цунами или какого-нибудь иного стихийного бедствия, если тебя не хватит удар, если ты не станешь случайной жертвой преступника, если… Короче говоря, человек ставит цели, считая, что он хозяин своей судьбы, но достичь их он может только в том случае, если позволят обстоятельства, охватить даже ничтожнейшую часть которых он не в силах.

Уместно предложить следующую умозрительную модель.

В школе вам рассказывали о так называемом броуновском движении – хаотичном метании мельчайших частиц в жидкостях и газах. Соударяясь с молекулами среды, эти частицы движутся по непредсказуемым траекториям. Предположим, что одна маленькая частичка решила вдруг добраться до дальней стенки сосуда. Набрала скорость, полетела – и вдруг на нее сбоку налетает неразумная молекула, сбивает с курса. А там еще одна. За ней третья, и конца краю им не видно. Справится наша частичка с поставленной задачей? Может, да, а может – и нет. Все зависит от конкретной реализации соответствующего случайного процесса. Так и человек по жизни.

Что же делать? Обратиться к профессиональным предсказателям? На заре цивилизации, да и в библейские времена так и делали. Более того, полагали, что одним из главных отличий человека от неразумных существ является возможность попросить богов приподнять завесу с Будущего. Все важные жизненные шаги совершали в соответствии с рекомендациями прорицателей и оракулов.

Отвлекаясь от механизма сотворения пророчеств, отметим, что любое предсказание несет в себе противоречие. Знание будущего не может не изменять поведение людей. Налицо инверсия причинно-следственных связей, когда предстоящие, возможные события определяют прошлые, уже сбывшиеся. Как-то: мышка должна родиться потому, что через год ее съела кошка; имярек должен погулять на морозе потому, что простудился и заболел. Вот почему человек рациональный, не верящий в высшие силы, не должен, если желает быть последовательным в пестовании своих недостатков и достоинств, обращаться к гадалкам и предсказателям.

Для ведомых Им предложим иное рассуждение. Если Создатель видит будущее, значит, оно предопределено. Значит, Он не ограничился единичным актом творения, а написал весь сценарий существования Мироздания, каждой его частице отвел строго определенную роль. В таком мире у человека не было, нет и не может быть никакой свободы воли. Следовательно, нет ни грешников и святых, ни подлецов и героев – это у них жребий такой. Не виноватые они. И молиться не надо – все уже предопределено. Вы согласны с такой картиной мира? Не кипят ваши религиозные чувства? Если ж вы отметаете все логические умозаключения, то подумайте над следующим вопросом: не оскорбляет ли величие Создателя любое ваше обращение к Нему?

В общем, как ни крути, но мы не знаем и не можем узнать, каково наше будущее.

Рождаясь, человек может быть уверен только в том, что он умрет.

Менее минорно звучит так: человек предполагает, да только Бог располагает.

 

Что делаем

Речь здесь пойдет о прогрессе.

Говорят, что история никого ничему не учит. Не совсем точно: она демонстрирует хотя бы то, что человек, задумывая одно, получает, как правило, совершенно другое. Плыли в Индию, а открыли Америку. Искали Философский камень, а приобрели химию и все, что сотворили с ее помощью. Предсказывали будущее по звездам, а заложили фундамент естествознания. После этого началась якобы непрерывно ускоряющаяся научно-техническая революция и прочие прелести. Одним словом, пошел прогресс.

Пробегая мысленно по страницам прошлого, невольно приходишь к убеждению, что человечество ведет какая-то невидимая счастливая звезда. Так, будь у Тихо Браге аппаратура получше, он располагал бы более точными астрономическими данными, но сверхдотошный Кеплер тогда не смог бы вывести свои законы. А там, гляди, и Ньютон не придумал бы математическое выражение для закона всемирного тяготения. Что произошло б далее, даже представить невозможно.

Однако здоровый оптимизм тоже должен иметь пределы. То, что развитие искусств, накопление знаний и принятие хороших законов позволяют жить лучше и счастливее, есть одно из многих человеческих заблуждений. Сомневаетесь? Да одни только душевные муки миллионов узников гитлеровских лагерей цивилизованного двадцатого века с лихвой перевешивают людское горе всех войн прежних эпох! А были еще страдания гнилой интеллигенции в жерновах китайской культурной революции, североафриканская засуха, ныне – вымирание титульного народа на одной шестой Земли…

Конец шестнадцатого века дает пример прямого сопоставления: в варварской России за все годы царствования кровавого тирана, прозванного Грозным, по политическим мотивам было казнено менее трех тысяч человек. А в пережившей Возрождение и потому очень цивилизованной Франции, подарившей миру Рабле, Монтеня и Нострадамуса, за одну Варфоломеевскую ночь зарезали двадцать тысяч гугенотов, без преувеличения – цвет нации.

Еще одна параллель. Сейчас много слез льется о тяжкой доле узников ГУЛАГА, но редко упоминают о том, что почти что в наше время в стране, претендующей называться образцом демократии и свободы, миллионы людей увольнялись с государственной службы, подвергались травле, лишались средств существования по политическим мотивам – из подозрения, что они симпатизируют коммунистической идеологии. Извините, это замечание, конечно, не к месту. Случайно прорвалось. Не в этом главное.

Главное в том, что мы даже не понимаем, что такое прогресс. Очевидно, это не только и не столько научные открытия и изобретения, улучшение условий и продолжительности жизни, снижение доли ручного труда, достижения культуры, новые высоты философской мысли и все такое прочее. Ни одно известное определение прогресса не выдерживает критики. Но смело можно утверждать, что мы не влияем на этот процесс, не управляем им, а только получаем от него то пряники, то шишки. Одним словом, прогресс сам по себе, а мы – сами по себе. Организация и воля приносят кой-какие плоды только в разборках между людьми: с системой бороться невозможно, и тысяча страдающих от безделья тупиц рано или поздно найдет способ взять за жабры любого мудреца. В играх с природой такой фокус не проходит.

Для подтверждения прозвучавшего утверждения приведем ряд примеров. Поскольку в гуманитарной области сколько человек – столько и мнений, ограничимся естественнонаучной сферой.

Каковы самые удивительные научные прорывы? Рискуя смертельно обидеть массу уважаемых людей, назовем лишь ньютоновы формулировки основных законов механики, максвелловские уравнения электромагнитного поля, принцип неопределенности да научно-популярную заметку в журнал для любознательного юношества, из которой затем выросла специальная теория относительности. Кто-нибудь мог предсказать их появление? Кто-нибудь заставлял ученых работать над этими проблемами?

В противовес – свидетельства вопиющей близорукости людей.

Оптические свойства стекла давно известны. В Древнем мире была распространена лупа. В Средние века слабые зрением люди пользовали очки. Но только сравнительно недавно догадались разместить два оптических стекла друг за другом и изобрели архиважные приспособления – микроскоп и телескоп. Что мешало сделать это раньше? Ведь соответствующие потребности ощущались давно. Подозрения Гиппократа о существовании микробов не получили должного отклика, наделение Марса двумя спутниками произошло только благодаря прозорливой фантазии Свифта, и так далее.

А сколько тысяч лет назад человек приручил лошадь? Однако важнейший элемент конской сбруи – стремена – появились только в пятом веке нашей эры. Чудо, не так ли?

Еще один печальный пример. Когда под занавес Средних веков европейцы в очередной раз добрались до Америки, они решили, что аборигены не знакомы с понятием колеса. На самом деле колесо там было давно и повсеместно известно, использовалось в детских игрушках. Индейцы не преодолели самую малость: не обратили внимания на то, что у колеса есть ось. Поэтому тяжести перевозили не на тележках, а на волокушах. Цена ничтожного шажка мышления – огромная расточительность общественного труда.

А сейчас главный аргумент. Вы задумывались, каковы самые фундаментальные научно-технические достижения человечества? Их, вероятно, немного. Напрашивается сказать об изобретении письменности, позволившей человечеству улучшить общую память, а вам, в частности, – читать эти строчки. Обязательно надо снова упомянуть о колесе, на идее которого в той или иной степени основываются все механические устройства. А также о разрядной системе записи чисел, позволившей разработать простые и удобные алгоритмы счета. Мы не знаем, когда были сделаны эти открытия, кто их автор. Показатель прогресса здесь в том, что спустя многие-многие годы, века, а то и тысячелетия, стала понятна их важность.

Итак, ничего не ждите от прогресса. Ни хорошего, ни плохого. Однако помните: если вам показалось, что жизнь стала лучше, то наверняка вы чего-то не заметили.

 

Место обитания

История естествознания – это падение. Люди постоянно претендовали на привилегированное место в Мироздании, и раз за разом низвергались в пучину ничтожества.

Когда-то мир казался маленьким. Чуть больше той территории, которую можно было охватить взглядом, взобравшись на высокое дерево или поднявшись на гору. Рассказы путешественников о дальних странах укладывались в существующую систему мифов и сказок. Так появлялись собакоголовые, амазонки, сирены, грифоны и прочее. А в двух-трех днях пути пряталось жилище доброго волшебника или Прокруста, первого в истории стандартизатора – он выравнивал по росту усталых путников. Чуть дальше обитали боги, не считавшие зазорным время от времени пообщаться со смертными.

Солнце жарким фонариком исправно вставало на востоке, проплывало по небу и тонуло на западе. Казалось очевидным, что оно много меньше окрестных полей и лугов. Древние греки, впрочем, додумались, что Земля круглая, попробовали определить ее радиус. Получили огромное, с их точки зрения совершенно несуразное число (но, честно говоря, значительно меньше истинного) и засомневались в своих теоретических изысках. А после этого многие выдающиеся мыслители на основе вдумчивого анализа священных текстов убедительно доказали, что Земля – плоскость, и нечего огород городить. Один из них, кстати, был монахом и носил звучное имя Космос – может, в насмешку?

Много позже наука все же взяла реванш, смогла определить более-менее правильное соотношение размеров Земли и Солнца и убедила в этом сомневающихся.

Только в двадцатом веке выяснили, что легкая туманность на ночном небе – так называемый Млечный Путь – на самом деле есть огромное скопление звезд. Назвали ее Галактикой. Подсчитали количество звезд в ней – более ста миллиардов. К Солнцу стали относиться как к ничем не выделяющейся звездочке, находящейся далеко-далеко от центра Галактики, совсем на периферии, на отшибе.

Потом открыли другие галактики. Снова принялись подсчитывать. Пришли к выводу, что количество этих образований значительно – в миллионы, а то и во много более раз – превосходит количество звезд Млечного Пути. Наша-то Галактика, оказывается, зауряднейшее звездное скопление, лежащее внутри чего-то очень большого, названного Метагалактикой.

А затем – так вообще чудеса в решете (почти в буквальном смысле этого слова). Стали подозревать, что наблюдаемая нами часть Вселенной обладает ячеистой структурой, будто ажурная этажерка или, скажем, заготовка для железобетонной конструкции. Она как бы состоит из кубиков, на гранях которых плотность галактик выше, чем в серединке. Размеры каждого такого кубика, однако, столь велики, что не следует без особой нужды их называть.

Теоретические построения пошли еще дальше. Кое-кто решился утверждать, что наша Метагалактика – одна из многочисленных частичек Мира, каждая из которых образовалась в результате своего Большого взрыва. А вместе они словно виноградные грозди, висящие в… непонятно где и как. Другие ученые приписали нашему родному пространству не три измерения, а больше – одни шесть, другие двенадцать, третьи двадцать четыре – и множат виртуальные реальности без зазрения совести. Красиво жить не запретишь, пусть теоретики измышляют что хотят. Однако заметим, что более логично приписывать пространству бесконечно много измерений – всеобщие категории существуют в Мироздании либо в единственном числе, либо в неопределенно большом. Но даже если ограничиться любым конечным количеством пространственных измерений, все равно страшно за себя – не сыщешь в них ни нашу Метагалактику, ни Галактику, ни Солнце с милой нашему сердцу Землей.

Великое достижение человеческого гения – изображение молекулы, полученное с помощью электронного микроскопа. Но габариты Галактики относительно метагалактических расстояний много меньше, чем соотношение размеров Земли и атомного ядра. Наша планета – даже не микробылинка, а настолько ничтожная часть Большого Мира, что для такой малости пока не придумано названия.

В общем, мы фатально затеряны в безбрежности Космоса. Почти без натяжки можно было бы сказать, что мы – ничто, да как-то не хочется.

Из ложной гордости человек не желает приравниваться к нулю. Якобы для анализа процессов, происходивших во времена возникновения нашей Метагалактики, ученые придумали антропный принцип. Формулировок его много. Приведем одну из самых амбициозных: основные параметры среды на момент Большого взрыва, в результате которого образовалась Метагалактика, ее фундаментальные физические константы подобраны таким образом, чтобы появилось человечество. И мы с вами.

Чем бы дитя не тешилось.

 

Как обитаем

Психологически человек чувствует себя комфортно только в покое. Тогда он может думать о жизни своей непростой, замышлять что-либо эдакое, а немногие выдающиеся особи – даже философствовать. Максимальная скорость, которую человек может лично развить в форс-мажорных обстоятельствах, – например, при установлении мирового рекорда в беге на сто метров, – менее одиннадцати метров в секунду, что составляет около сорока километров в час. Езда в автомобиле со скоростью сто километров в час (примерно двадцать восемь метров в секунду) по обычной дороге или в черте города – удовольствие уже для экстремалов.

Без преувеличений можно сказать, что человек мыслящий – это человек либо сидящий, либо лежащий. Короче говоря, чувствующий прочную опору под собой.

Однако мало кто задумывается над тем, что за счет вращения Земли каждый проживающий вблизи экватора постоянно движется со скоростью… четыреста шестьдесят три метра в секунду – тысяча шестьсот шестьдесят семь километров в час. Для москвича, находящегося ближе к полюсу, чем к экватору нашей планеты, эта скорость ненамного меньше – около двухсот пятидесяти восьми метров в секунду. Не закружилась голова? Не потерялась точка опоры?

Но это еще не все. Орбитальная скорость Земли относительно Солнца – примерно тридцать километров в секунду, то есть сто тысяч километров в час. Ужас! Зацепиться бы за что-нибудь хоть на мгновение… Но не за что. Более того, настала пора вспомнить, что Солнце принадлежит Галактике и вместе со своими соседками обращается вокруг общегалактического центра масс. Скорость этого вращения – около двухсот двадцати километров в секунду, то есть почти восемьсот тысяч километров в час. На этом фоне можно пренебречь и собственным вращением Земли, и движением ее вокруг Солнца. Но только наивные и ограниченные люди не смотрят, что дальше.

А дальше вот что. В видимой нами части Вселенной существует так называемое реликтовое, или фоновое излучение. Спектр этого излучения примерно соответствует спектру излучения черного тела с температурой около трех градусов Кельвина (это двести семьдесят градусов ниже нуля по Цельсию). Все существующие ныне теории происхождения Вселенной – будь то «горячий» или «холодный» взрыв, или же скушная стационарная жизнь – так вот, все они утверждают, что фоновое излучение можно считать покоящимся относительно центра Вселенной. А наша Галактика, согласно последним астрономическим измерениям, движется относительно этого излучения. Поэтому и Солнце вместе со всеми окружающими ее светилами мчится сейчас по направлению к созвездию Льва со скоростью четыреста километров в секунду. Это составляет почти полтора миллиона километров в час. За то время, пока вы читаете данное предложение, вы пролетели вместе с вашим любимым диваном, домом, с ближайшими окрестностями и со всей Землей такое расстояние, которое вы сможете преодолеть на автомобиле за год непрерывной, изнуряющей гонки!

Все? Конечно же, нет. Перечислена ничтожная часть тех движений, которые можно приписать нам, обитающим на поверхности Земли. И, сами понимаете, никто не гарантирует, что завтра ученые не заговорят о том, что мы участвуем еще в каком-нибудь движении, что подвергаемся воздействию еще каких-то, пока неведомых сил.

Комментарии, наверное, излишни. Однако все же хочется сказать следующее.

Профессиональный физик, а тем более занимающийся механикой, мыслит только в категориях инерциальной системы координат. То есть той, в которой нет «неучтенных» перегрузок, вращательного движения и прочих неудобств. Если судьба подбрасывает современному ученому иную, «неправильную» точку отсчета, то он первым делом выводит матрицу преобразования «плохой» системы координат в обычную. В которой тело, предоставленное самому себе, будет якобы бесконечно перемещаться с одной и той же скоростью. Аристотель, правда, полагал, что такое тело будет двигаться по кругу. Не известно, в каких небесных сферах витал тогда его гений. Кажется, Галилей, человек более приземленный, его своевременно поправил, но не в этом суть.

Из изложенного следует, что у человечества никогда не было и, вероятно, не будет по-настоящему инерциальной системы отсчета. Во все века Земля и мы с вами подвергались действию неопределенных космических воздействий. Вы скажете, эти силы настолько малы, что ими можно пренебречь? Может быть. Но все же не забывайте, что ночное небо темное не потому, что мало звезд и много пустоты, а потому, что проявляется действие «красного смещения». Фактора, мизерного по обыденным меркам, найденного в результате многолетних кропотливых наблюдений с использованием мощных телескопов. Свет дальних звезд просто-напросто выпадает из оптического диапазона, и наш глаз не улавливает его.

Крутится, вертится шар голубой…

Так за что зацепиться в этом мире бушующем? Ничтожной былинкой затеряны мы в пространстве и времени, невесть как эволюционируем… Где та точка опоры, чтобы перевернуть Мироздание? Вроде бы и легендарный умище наш, и сверхъестественная прозорливость не помогут. Попытаться опереться на знания? Что ж, поговорим и о них. Тема сложная и важная, поэтому не пожалеем места.

 

Что знаем

Вроде бы потихоньку накапливаются знания об окружающем мире. В научной литературе можно встретить огромное количество описательных предложений, которым придается свойство быть истинными. Вероятно, какая-то крупица знаний в них действительно присутствует – против авторитетов всего мира не попрешь. Однако подавляющая часть общезначимых человеческих утверждений имеет неопределенную сферу истинности. В какой-то области они правильные, в какой-то – не очень, а где-то они могут быть и неверными. Употребляя же их без соответствующих оговорок, мы грешим против истины.

Приличный человек не врет без веской причины, и иногда мы искренни в своих заблуждениях. Ньютонова механика распространялась на весь диапазон скоростей и масс, пока не появилась теория относительности. Свет представлялся то корпускулами, то волнами, а нынче он и то, и другое. Можете сами продолжить этот ряд и, в частности, вспомнить про упоминаемые выше теплород и эфир. А также про любимую человеческую абстракцию – инерциальную систему координат. Уместно привести и следующий исторический пример. В свое время считали, что Солнце вращается вокруг Земли. Галилею показалось, что Земля вращается вокруг Солнца. Но он был мудрым человеком и особо не отстаивал свою точку зрения, избежав тем самым костра инквизиции. Сейчас наука оправдывает его поступок: более правильно говорить, что вращаются одновременно и Солнце, и Земля – движутся вокруг общего центра масс.

Чаще мы отступаем от истины ради экономии мыслительной энергии. Зачитайте, например, ученому-физику школьное представление об электрическом токе в проводнике – «направленное движение электронов» – и у него завянут уши. Однако он не ринется исправлять учебники. Классический курс высшей математики красив и строен потому, что эксплуатирует аксиому выбора. Одно из следствий этой аксиомы – существование кривой, проходящей через все точки куба, но, как и все кривые, не имеющей объема. Про этого монстра и многих прочих рассказывают почему-то далеко не каждому студенту.

Еще чаще люди предают истину потому, что такова их природа. Поводов не перечесть – из гордости или уничижения, из желания прихвастнуть или поскромничать, из-за лени или из стремления быть понятнее собеседнику и все такое прочее.

Напрашивается общий вывод, что подавляющая часть человеческих знаний далека от истины. Дополнительное подкрепляющее умозаключение хотя бы таково: если процесс познания очень длителен, а мы находимся в самом начале его, то наши представления об устройстве мира должны быть гораздо ближе к ложным, чем к правильным.

Замшелый догматик, конечно, здесь возразит, ехидно посмеиваясь: критерий истины – практика! Если работает электромотор – значит, правильно разобрались в законах электричества. Сделали атомную бомбу – правильно понимаем ядерную физику. Синтезируем новые вещества – значит… Продолжать скучно. Эти аргументы есть следствие шулерского приема – подмены критерия правильности на критерий полезности.

Лейбница первого, кажется, посетила идея создать большую логическую машину – суперкомпьютер, говоря современным языком, – способную из начальных утверждений, принимаемых за аксиомы, вывести все их следствия. Тогда вроде бы перед человечеством раскрылись бы все тайны природы. Окрыленные этой перспективой математики философского склада ума стали развивать два направления научных исследований. Первое было связано с поиском минимальной и внутренне непротиворечивой системы аксиом, то есть интуитивно очевидных и потому принимаемых без доказательства утверждений, из которых чисто формальными методами предполагалось получить все другие истинные высказывания. Второе направление было нацелено на анализ проблем формализации доказательств. И по первому, и по второму направлениям к нашему времени получены ошеломляющие результаты.

Выяснилось, что существует огромное количество непротиворечивых наборов аксиом, и нельзя сказать, какой из них более «правильный». У каждого из них свои преимущества и недостатки.

При исследовании проблем формализации доказательств были получены еще более неожиданные результаты. В 1931 году, когда была опубликована первая теорема Геделя о неполноте, стало ясно, что даже в относительно простых теориях – в формализованной арифметике, например, – существуют высказывания, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Далее ученые пришли к заключению, что множество всех выводимых, то есть строго доказываемых формул составляет ничтожную часть истинных. Некоторые даже высказывали предположение, что в действительности логика служит нам лишь для растолкования научных результатов, придания им убедительной формы, и не более того. Тимофеев-Ресовский, прозванный Зубром, утверждал, кстати, что наука есть всего лишь умение манипулировать фактами. Можно выразиться и чуть по-другому: вся человеческая наука сводится к искусству проповедовать взятые с потолка истины.

Таким образом, мы не знаем, насколько адекватно наши знания отражают закономерности окружающего мира, и не должны питать особых надежд на то, что сможем узнать это в обозримом будущем. Развивая этот тезис, необходимо сказать следующее.

Банальна истина, что человек – продукт общества. Малый ребенок, совмещая показания различных органов чувств, создает мысленные представления об окружающих его целостностях. Выделяет определенные предметы как некие объекты реальности. Запоминает, что, скажем, «стол» так смотрится, так осязается, так используется и так далее. Постепенно усложняя психическое отражение мира, он добирается до абстрактных понятий. Под неусыпным контролем воспитателей и учителей осуществляется процесс освоения новым человеком используемой в обществе системы мышления. Рано или поздно под понятием, например, «дом» каждый начинает подразумевать строение определенного целевого предназначения. А называя домом родной край, свою комнату, постель с уложенным «шалашиком» одеялом, понимает, что это не более чем метафора. И каковы бы ни были условия существования, на каком бы языке ребенок ни говорил, он начинает оперировать одними и теми же индуктивными, абстрактными понятиями. Процесс освоения и корректировки их понимания сродни передаче наследственной информации молекулами ДНК.

Кто-то возразит, что по-иному, не так, как мы, мыслить нельзя. Но когда-то мышление людей некоторых живших обособленно племен было иным. До тех пор, пока оно не капитулировало перед простотой и непритязательностью рационализма европейского Возрождения.

В свете изложенного не выглядит невероятным предположение о том, что упорствуя в своих заблуждениях, человечество введет слишком много оторванных от реалий мира абстракций вроде математической точки, волновой функции, потенциальной и актуальной бесконечности, симметрии, ноосферы и прочих химер. Так много, что выйдет на определенный горизонт познания и утратит способность дальнейшего раскрытия тайн природы. При этом все его останется при нем. Изощренная экспериментальная база. Великолепные и постоянно совершенствуемые средства наблюдения. Проверенная тысячелетней практикой методология научных исследований. Но все это будет задействовано вхолостую, ибо самый главный инструментарий – мышление – будет блуждать среди ложных понятий.

В общем, о человеческой правде можно говорить так: знание – иллюзия, многознание – диагноз. Сократовское «я знаю, что ничего не знаю» воистину бессмертно.

Попереживав в душе, сделаем небольшое отступление перед тем, как завершить философинки. Остановимся на том, насколько мы сроднились с самыми простыми абстракциями, которые были придуманы нами, – с числами.

 

Числа

Человек почти постоянно произносит большие и малые числа. Наблюдая за малышней, можно, например, подсмотреть следующую сценку.

Заспорив о чем-либо, двое закадычных друзей начинают выяснять, кто прав. Когда обычные аргументы заканчиваются, один говорит:

 - Я прав потому, что сильнее тебя!

 - Нет, это я прав! Я в два раза тебя сильнее!

 - А я в сто раз! В тысячу!

 - А я в… в миллион! В миллиард раз!

Оставим в стороне то обстоятельство, что в подобном споре, как и в большинстве научных дискуссий, побеждает тот, у кого больше сил и эмоций. Поговорим о произнесенных числах. О том, насколько точны мы в восприятии стоящих за ними величин.

Миллион, миллиард – что это такое? Как можно представить себе то, что за ними стоит?

Количество русских на планете – где-то полторы сотни миллионов. Всего на Земле в наше время проживает около шести миллиардов людей. Можно провести несложные оценки. Если средний прожиточный возраст, скажем, 60 лет, то ежегодно умирает около одной шестидесятой общего количества жителей, то есть сто миллионов человек. Примерно столько же и рождается. Если в год сто миллионов, значит, каждый месяц рождается восемь миллионов триста тридцать три тысячи триста тридцать три человека и еще одна треть. А в каждые сутки – двести семьдесят три тысячи девятьсот семьдесят два и шесть десятых… в каждую минуту – сто девяносто человек, в секунду – три с небольшим «хвостиком». Ежесекундно по крайней мере шесть человек (родители появившегося на свет ребенка) испытывают радость. Да, но кто-то в ту же секунду в горе…

Не будем касаться столь тонких понятий, как горе или радость. Вспомним, какой малой кажется Земля на географической карте. А на изображении Солнечной системы – и того меньше… Значит, миллиард – это мало? Почти то же, что и «десять», «двадцать»… ну, разве что немного больше.

Не все, однако, так просто.

Попробуйте «честно» досчитать до миллиона. Если каждую секунду вы будете произносить одно число… Быстрее нельзя? Наверное, можно только медленнее. Скажем, «один», «два» и так далее вы скажете быстро, но потом вынужденно замедлитесь, произнося, например, «восемьсот восемьдесят восемь тысяч восемьсот восемьдесят восемь» – за секунду человек даже с хорошо подвешенным языком не выговорит столько слов. Так вот, называя одно число в секунду, вы будете считать до миллиона… одиннадцать с половиной суток. Полторы недели без перерыва на сон и выходные!

Счет до миллиарда гораздо утомительнее. Если на каждое число у вас будет уходить две секунды (восемьсот восемьдесят восемь миллионов восемьсот восемьдесят восемь тысяч восемьсот восемьдесят восемь, поверьте, ни за что не произнести и за три секунды), то на все про все у вас уйдет более шестидесяти трех лет. А еще вам надо будет выкраивать время, чтобы когда-нибудь поесть, поспать, да и… оправление других естественных надобностей будет отвлекать. Короче, вы можете посвятить всю свою жизнь счету до миллиарда, но так и не достигнете поставленной цели. Можно только надеяться, что внуки, а то и правнуки победно завершат начатое вами.

Значит, один миллиард – это очень много?

Когда-то – много, когда-то – не очень. В любом случае не стоит без нужды бросаться большими числами. Ко всему следует относиться с должным почтением.

В Африке вроде бы говорят: не дергай за хвост спящего льва. Аналогичная русская пословица более абстрактна: не буди лихо, пока оно тихо.

 

Какими будем

Прочитанное должно было раскрыть вам глаза на реальные потенции человека. Автор этих строк, естественно, тоже не может прыгнуть выше головы. Я не знаю, как дальше пойдет наша эволюция и каким будет сверхчеловек. Могу только предполагать.

Сразу отметим, что говоря о следующей стадии человека, надо иметь в виду не какого-то Бэтмена, Василису Прекрасную и иже с ними. Повышение силы, ловкости, сообразительности и прочее есть лишь линейное улучшение, а речь должна идти о качественном скачке. Между нами и прочей живностью на Земле – пропасть, и примерно такой же отрыв должен быть между человеком и сверхчеловеком.

Общественный прогресс вроде бы всегда требовал развития народовластия и гуманизма, воспитания у каждого индивидуума чувства гражданственности. Окончательная победа доставалась тому, кто человечнее относился и к друзьям, и к врагам. Хочется поэтому верить, что столбовой путь нашей цивилизации – от варварства и жестокосердия к братству и всеобщей любви.

Тотальная компьютеризация и мировая электронная паутина, кстати, уже создали материальную базу подлинного народовластия, которую во времена первых утопистов никто, наверное, и представить-то себе не мог. Осталось любви где-то добыть, да…

Немного о терминах. Здесь употребляется слово «народовластие», а не «демократия» не просто так, не по недосмотру или из вычурности. В предыдущем этюде – в «Мифах» – была раскритикована та демократия, которая сейчас буйствует на планете. Однако и «правильная», абстрактная демократия имеет существенные изъяны. Хотя бы в том, что во всех случаях она подразумевает верховенство закона перед волей одного человека, а тут прячется пренеприятнейший подводный камень. Здравый смысл говорит, что недостаточно написать мудрые законы. Недостаточно – а, может, невозможно – добиться правильной структуризации функциональных обязанностей должностных лиц с предоставлением каждому необходимой свободы в пределах его полномочий. Жизнь сложнее мертвой буквы, и всего, что может случиться, не предусмотришь. Требуется животворное творческое начало. А для этого нужен индивидуализм, единоначалие. Второй изъян в том, что демократия имеет склонность превращаться в охлократию, когда, разжигая низменные инстинкты толпы, к власти приходят недостойные люди. Третий же изъян в том, что далеко не каждое решение, принятое большинством, правильное и верное. Сын Человеческий был распят почти по единодушному требованию народа, то есть в результате самой что ни на есть демократической процедуры.

Ладно, поправят как-нибудь представления о правильной организации власти. Это мелочь, главное – что в перспективе.

Мы видим, как набирают силы процессы глобализации и всеобщей интеграции, как государство все настойчивее вторгается в сферы, ранее считавшиеся вотчиной личности. Как все лучше организуется помощь больным и обездоленным, как… Не ясно, однако, почему до сих пор приходится платить практически за любую еду, жилище и одежду – иметь все это вроде бы неотъемлемое право человека, все равно что дышать. Не ясно, почему так медленно сокращаются военные арсеналы, почему бушует терроризм и разделение по этническим признакам. Ну, наверное, и это все когда-нибудь подправят.

Может, согласиться с Тейяр де Шарденом, утверждающим, что мы летим на всех парах к глобальному объединению разума, к точке Омега? Этот иезуит был дьявольски умным и проницательным. В чем-то он, несомненно, близок к истине. Но правда его человеческая, а потому половинчатая. В результате простого суммирования сверхчеловек не появится. Жизненный опыт подсказывает, что люди всегда обобществляли только то, чего им не жалко.

Размышляя в рамках все той же цепочки неживое-живое-субъект-разумное существо, можно догадаться, какую рефлексию следует осуществить, от чего должен отделиться внутри себя человек, чтобы перейти в качественно новое состояние. Ответ неожиданный, шокирующий: от мышления.

Как же так? Да ведь в этом главное отличие человека от животных! Как же Декартовское «мыслю – значит существую»?

Не надо эмоций: я знаю, что говорю, и готов отвечать за свои слова.

Психология – тонкая штучка, ее конструкциям не место в теле художественного произведения. Поэтому ограничимся самыми минимальными пояснениями. Чтобы стопроцентно убедиться в обоснованности прозвучавшего утверждения, вам придется внимательно изучить множество специальных изданий. Приобрести личный опыт медитации, необходимый для улавливания слабых реакций своего организма. Может быть, серьезно заняться йогой. Будет полезно проштудировать труды гурджиевской школы, объединившей несколько философско-психологических систем Востока и взрастившей самую знаменитую в истории человечества плеяду мистиков.

А суть вопроса проста, как гвоздь: мы обладаем мышлением, но не управляем им. Люди умственного труда прекрасно чувствуют эту особенность. Мы не знаем, как приходят к нам в голову те или иные идеи, каким образом мы додумываемся до решения возникающих перед нами задач. Главный совет раджа-йоги, например, звучит следующим образом: сформулируй проблему и отвлекись; путь к ее решению придет сам.

Погружаясь в пухлые научные и антинаучные фолианты, обратите внимание на то, сколько путаницы в описаниях внутреннего мира человека, как слаба терминология. Мышление часто низводят до вульгарных вычислений, логических умозаключений или классификации. «Воля» объявляется либо вообще не определяемым свойством человека, либо подменяется настойчивостью, упрямством в преодолении стоящих препятствий. Фактически все механизмы психики до сих пор остаются тайной за семью печатями. Следуя Петру Успенскому, популяризатору гурджиевских откровений, нельзя не признать, что люди даже осознают себя довольно редко. Мы как бы дремлем бодрствуя. Наше самосознание просыпается на считанные мгновения – именно эти секунды жизни запечатлеваются в памяти – и вновь наши мысли текут сами по себе, без всякой связи с действительностью.

Так вот, библейское «разделившись, человек погибнет» следует понимать не как предостережение, намек на подстерегающую нас опасность, а как указание пути к дальнейшему совершенствованию. Отделив самосознание и волю от мышления в результате следующего рефлексивного шага, человек получит возможность управлять своим интеллектом. Из божьего дара способность мыслить превратится в рабочую силу, как ныне руки, и человек станет сверхчеловеком. Сможет оперировать не отдельными утверждениями и модусом поненсом, а формами мышления целиком. Тогда-то и можно будет соединять разум хоть всей планеты в одно целое, как ныне мы объединяем физический труд на фабриках и заводах. Возможно, в новом, интеллектическом обществе возникнут мыслегонные конвейеры, у которых сверхлюди, вооруженные всей мыслимой и немыслимой пока оргтехникой, будут клепать сказочно сложные абстрактные конструкции. И придет новый Учитель, призванный не разделять, а объединять…

Тогда, быть может, церковь преодолеет детские болезни роста, и, подобно, науке, каждое крушение прежних догм превратит в очередную победу, в удачный повод для углубления своего учения. Впрочем, поскольку Письменами Бога могут считаться только вечные законы Мироздания, с нашей, современной точки зрения особой разницы между религией и наукой не станет.

Вероятно, многие люди на короткое время уже превращались в сверхчеловеков. Тот же Гаутама, например, непонятно за что называемый своими современниками Просветленным. Дело, видимо, за малым – собрать подобных индивидуумов в одно время и в одном месте, чтобы они приступили к развитию своей цивилизации.

Да, но как тогда понимать утверждение, что человек создан по образу и подобию Бога? Признать его неправильным? Я предлагаю не торопиться. Возможно, мы и образ, и подобие. Но не конечной, а одной из промежуточных стадий Творца. Перед тем, как расцвести, бабочка живет вначале гусеницей, затем куколкой. Может, человек всего лишь одна из необходимых начальных стадий Разумного, нечто вроде глупого хищного червяка, и впереди еще не одно перерождение? И не являются ли все наши представления о Боге заблуждением, профанацией, лишь оскорбляющей Его величие?

Вы спросите: а дальше что, каким будет сверх-сверхчеловек? Я, пожалуй, уподоблюсь известному товарищу, обещавшему выпить море, если перекроют питающие его реки. Я скажу, что будет представлять из себя сверх-сверхчеловек, если вначале вы растолкуете кошке, какова разница между человеком и простым сверхчеловеком.

Вот явится барин – барин нас рассудит.

 

Ну и что?

 – спросите вы, прочитав эти строчки. А ничего.

Пришел момент завершения философинок несмотря на то, что нетронутым осталось множество вопросов. Как-нибудь потом доберемся и до них, а сейчас, в заключение, я хочу поднять всего одну тему, мимо которой просто не могу пройти.

Полегоньку-потихоньку жизнь все же изменяется несмотря на издевки скептиков. Придумываются новые слова, философы дают им различную интерпретацию, новое понимание. Все больше убеждаешься в том, что природа дивно упорядочена, и у всего сущего есть смысл. Но глаза начинает мозолить несуразность того, что каждая прописная истина, каждое техническое решение, каждый этический императив открываются бесчисленное множество раз. Мир представляется гигантской кофемолкой, в которой миллиарды лет перемалывается один и тот же материал. Бесконечный круговорот информации в природе. В материнской утробе человек проходит путь, который преодолел его биологический вид: от одноклеточного организма через насекомое, рыбу, амфибию, звероподобное хвостатое существо – к тому созданию, которое и называется гомо сапиенсом. Но это еще не все. Каждый человеческий детеныш начинает учиться. Усваивать давно известные истины. И жует их, жует, жует. А потом этот же процесс осуществляют его дети, внуки и так далее. Зачем? Бессмысленность какая-то.

Объяснение может быть следующим. Вы задумывались, как «существует» закон всемирного тяготения? Ну конечно же не в виде формулы, написанной на листке. Он проявляется везде и всюду, подчиняя материальные предметы своим требованиям. А также отражается в психике человека, задумавшегося о нем или пытающегося его понять. Но все, называемое «духовным», имеет свой материальный носитель. Человеческий мозг по сути представляет собой электрическую машину, и любая возникшая в нем мысль есть некая последовательность электромагнитных импульсов. Что же происходит, когда мы пытаемся понять закон тяготения или другую закономерность? Психическое отражение ее материализуется! Иными словами, понимание есть способ проявления, материализации, актуализации наших знаний об устройстве мира. Информация, оказывается, перемалывается не просто так – это способ ее существования.

Человек с самых первых мгновений появления в мире размышляет о Боге… Не являются ли наши мысли о Нем – даже атеистические! – прямым доказательством Его существования? Если это не так, то почему говорят, что Бог поругаем не бывает?

 

Грустная реплика

Зря говорят, что горькая правда лучше сладкой лжи. Плохая правда никому не нужна. Все, что написано в «Философинках» – истинно в современном научном представлении. Но неприятно, а потому мало кому хочется возиться с подобными вещами. Не верите?

Автор провел подтверждающий эксперимент, предложив некоторым журналам напечатать сей этюд. Последовал, естественно, отказ. Возможно, кому-то будет интересно узнать объявленные причины невозможности публикации и перечень этих журналов. Так вот: «Наука и жизнь» не может это напечатать по той причине, что автор кандидат технических, а не философских наук (самое лучшее, если б он был академиком от философии: сапоги должен тачать сапожник); «Знание-сила» – у членов редакции иные интересы; «Химия и жизнь» – чересчур философично; «Вопросы философии» – недостаточно философично; «Природа» – не по тематике журнала; «Новый мир» – произведение не художественное и не публицистическое. Можно было бы предложить еще кому-нибудь, но надоело обзванивать редакции. А ссылка на сапожника, согласитесь, приводит в неописуемое умиление: более антисистемного и вредоносного принципа отбора материалов для научно-популярного журнала невозможно придумать.

Христианство, между прочим, принимает так называемую ложь во спасение. Иоанн Кронштадтский, в частности, советовал «не только не передавать дурных отзывов, но передавать лучше несуществующие хорошие». Так что можно понять позицию уважаемых редакторов перечисленных изданий.

Но все равно как-то невесело становится.

Смею заверить: вышеизложенное есть только начало. Главные неприятности впереди.

 

Ковчег иллюзий

Размышления о нашей цивилизации проявляют печальную картину: будто плывем мы в горячечном бреду по безбрежному океану на утлом суденышке не зная куда и зачем.

Ковчежек наш давно перегружен, но с каждым часом обитателей его становится все больше и больше. Близки к исчерпанию заготовленные природой припасы, не хватает даже чистой воды. Нам бы заняться организацией быта, но вместо этого мы отчаянно спорим, кто из нас самый-самый – самый умный, самый сильный, ловкий или хитрый.

Куда плывем? Кормчии наши ищут жизненные ориентиры. В поисках точки опоры создают то очередную философско-религиозную систему, то новую научную теорию. Пытаются нащупать океанское дно, понять, что это такое – бушующий вокруг океан. Но чем глубже опускаются они в грозные воды, тем темнее, непонятнее и непривычнее.

Голым и беззащитным каждый из нас приходит в этот мир. Таким и уходит. Бренно все материальное под неумолимой ступой времени. Вот почему надежную опору самые прозорливые ищут в духовной сфере. Они полагают, что это истина. «И познаете истину, и истина сделает вас свободными», – сказано в Евангелии от Иоанна (уточним: в главе 8 стихе 32. Поскольку цитировать Канон следует с почтением, условимся пользоваться общепринятыми обозначениями. В данном случае, например, точная отсылка такова: Ин 8:32).

Но как и где искать истину? Может, мы уже обладаем ею? Многие духовные наставники утверждали, что истина в вере. Что ж, поговорим о том, что предоставляет нам религиозный опыт.

 

Ограниченность религиозной практики

Первое, что бросается в глаза, – множественность верований. Христианство, подразделяемое на православие, католицизм, протестантов, адвентистов и прочее и прочее; ислам, бурлящий многими соперничающими течениями; с десяток буддистских школ, а еще тысячеголовый индуизм, иудаизм, конфуцианство, синтоизм, разнообразные направления шаманизма… Да и воинствующих атеистов, тех же неистовых ленинцев, следует относить к заурядному религиозному учению. Хватит перечислений.

Главные мировые религии – агрессивный атеизм, буддизм, христианство и ислам – открыты, готовы принять неофитов, и каждый из нас при желании может стать, например, циничным материалистом, угодливым униатом или дисциплинированным суннитом. В настоящего иудея, однако, в одночасье превратиться нельзя – им можно только родиться. Как, кстати, нельзя стать и настоящим огнепоклонником. Неужели истина изначально доступна не всем? Вдруг самая важная тайна бытия принадлежит, скажем, последователям Вуду, и никогда не откроется представителям иных верований? Что-то сомнительно.

Гораздо органичнее кажется утверждение, что везде и для всех законы мира одинаковы. И Бог, если Он существует, един для всех людей – для европейцев и для арабов с американцами, индийцев и китайцев. Смешно полагать, что христианин живет на земле один раз, а индус способен на реинкарнацию и может перерождаться в различных животных или растениях. Однако стоит только ему покреститься, так эта способность пропадает.

Евангелие от Матфея приводит слова Иисуса Христа «…по вере вашей да будет вам» (Мф 9:29). Если оттолкнуться от этого утверждения, то объяснение факту процветания многих религий может быть только следующим: каждый человек, углубляясь в выбранное верование, сам создает себе бога. Точнее – идола. Множественность конфессий может означать только то, что ни одна из них не обладает истиной. Все они суть несовершенные продукты человекотворчества.

Кто-то, быть может, возразит в неподдельном возмущении: люди отвергают Пресвятую Троицу (или Аллаха, восьмеричный путь Будды и т.д. – конкретика здесь не важна) в силу заблуждений, из-за неумения или нежелания принять истину.

Да, проблема восприятия истины важна, ниже поговорим об этом. Но здесь, очевидно, причина в ином. Если б какое-нибудь верование имело подавляющее превосходство, то давно воцарилось бы на планете. Мы же наблюдаем противоположную картину: ни одна из религий не имеет перед другими заметных преимуществ.

Сомнения в истинности существующих конфессий, навеянные внешними данными, – их множественностью, подкрепим критикой «изнутри». Для примера возьмем христианство. Почему именно его? Да просто мне, русскому, это учение ближе прочих. Поверьте: с не меньшим успехом можно пройтись и по любой другой религии.

Отвлечемся от критического анализа отличий между различными направлениями христианства. Не будем, в частности, обсуждать, сколькими перстами правильнее осенять себя крестным знамением. Отринем и все накопившиеся обиды, порой весьма горькие. Не станем, например, давать оценку папскому благословлению вторжения в 1941 году в нашу страну варварских полчищ практически всей Европы. Ограничимся обсуждением принципиального момента – сущности самой веры.

В своем Послании к Евреям Павел, без преувеличения величайший проповедник христианства, а до обращения, под именем Савл, беспощадный гонитель, дал следующее определение: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр 11:1). Красиво и емко сказано, не так ли?

Напомним и следующие слова Иисуса Христа, приведенные в Евангелии от Матфея: «…если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф 17:20). Значит, вера – это огромная сила, и при определенных обстоятельствах может использоваться как сверхоружие? Столько войн на религиозной почве происходило, но задокументированная история почему-то умалчивает о перемещении гор и прочих коллизиях глобального масштаба. Почему? Неужели до сих пор не нашлось ни одного по-настоящему верующего человека? Или такой все же был, но отдал свое сердце ложным богам?

Символ христианской веры провозглашает, что Единый Бог Отец, Вседержитель сотворил небо и землю всем видимым и невидимым.

Каким образом уверовать в это? Повторять и склонять на все лады? Но, как известно, сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет. Да и что это такое – слово? Написанное – каракули. Произнесенное – пустой звук. Само по себе оно ничто. Важно то, что таится за ним. Человек мыслит не словами, а образами-понятиями. Поэтому существует только один способ усвоения выделенного – обдумывание, проникновение «внутрь» этих слов, изучение предметной области, формирование умозрительных и прочих моделей, понятий и взаимосвязей между ними и встраивание их в свое мировоззрение.

Поскольку процитированное утверждение общезначимо, для его раскрытия необходимо всерьез заняться археологией и антропологией, совершенствовать физические представления об устройстве и возникновении Мироздания и прочее и прочее. Ничего подобного наши духовные наставники не предлагают. Наоборот, они запрещают даже обсуждать прозвучавшую догму и требуют, чтобы мы уверовали также в то, что:

Иисус Христос есть Господь Единый, Сын Божий Единородный, рожденный от Отца прежде сего века, несотворенный и единосущный Отцу, ради людей и их спасения сошел с небес и воплотился от Духа Святаго и девы Марии и вочеловечился;

Он распят был за нас при Понтийском Пилате, страдав и будучи погребен, воскрес в третий день;

Он взошел на небеса и сел одесную у Отца и вновь придет со славой судить живых и мертвых. И Царствию Его не будет конца.

Помимо перечисленных положений Символа веры, предлагается верить в непорочное зачатие Иисуса, а также в Пресвятую Троицу, ни разу не упомянутую не только в Библии, но и во всей раннехристианской литературе. Кроме того, кто-то требует верить в заступничество и чудотворение икон, а другие им решительно возражают. Третьи предлагают поклоняться всем святым, коих образовалось уже многие тысячи и тысячи…

И слепому видно, что чем больше требований, тем больше возникает различных их толкований. В результате нагромождения слов когда-то единое духовное движение распалось. Но процесс деления не закончился, секты и прочие сообщества религиозной окраски до сих пор продолжают плодиться.

Апофеоз неестественности христианского учения, вероятно, отражается формулой Тертуллиана, подхваченной Фомой Аквинским: «верую, ибо это абсурдно». Скажите, нашелся хоть один человек, уверовавший после того, как услышал эти слова!?

Во Втором Послании Павла к Тимофею есть горькое пророчество: «…будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням» (2 Тим 4:3, 4).

Напрашивается предположение, что изначальное учение Христа было искажено, подменено. Изучение истории позволяет сказать, когда произошел надлом. Это случилось тогда, когда христианская церковь получила поддержку государства, а ее функционеры из гонимых превратились в гонителей инакомыслия. Еще точнее: произошло это в 325 году на Никейском соборе, руководимом «равноапостольским» императором Константином, в ту пору – некрещеным, язычником. Тогда, когда Николай Чудотворец в споре с «ересиархом» Арием применил самый убедительный аргумент – нанес ему пощечину (вспомните по этому случаю Иисусово «кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и левую»). Тогда был принят и цитируемый выше Символ веры.

Глубочайшее недоумение ныне вызывает Иисусова формула, приведенная в Евангелии от Луки: «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом» (Лк 16:10). Что это за «малое» такое, которому необходимо быть верным? В свете вышеизложенного ответ должен быть ясен: нацеленность на познание существа веры. Для подкрепления сего вновь привлечем авторитет Павла, дав цитату из его Послания к Римлянам: «…невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы…» (Рим 1:20), и цитату из его Послания к Евреям: «Верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое» (Евр 11:3). Достаточно, чтобы убедиться в том, что вера – один из инструментов познания? И что верно также и обратное: верить можно только в то, что знаешь? Однако современное христианство, как и прочие религиозные системы, предлагает уверовать в голые слова.

*  *  *

Итак, ограниченность религиозной практики определяется самой ее природой: провозглашая какие-то постулаты в качестве неопровержимых догм, не подлежащих обсуждению, она вступает в неразрешимое противоречие с человеческой натурой, допускающей веру только в то, что может быть осмыслено и понято.

Пожалуйста, не расценивайте сказанное как призыв подвергнуть остракизму известные вам духовные авторитеты. Если испытываете потребность, то без лишних философий «приткнитесь» куда-нибудь. Как говорится, лучше синица в руке, чем журавль в небе. Верующему легче жить, воспитывать детей. На бытовом уровне рекомендации всех мировых религий имеют несущественные отличия, формируют примерно одинаковые представления о добре и зле, о правильном, нравственно чистом выстраивании отношений с себе подобными. Разве что сатанисты «срываются», да ортодоксальный иудаизм все не дождется суда истории за создание зловредного мифа о превосходстве одного народа над прочими.

В конце концов, мы ходим в церковь не за истиной. У нас более корыстные, более приземленные цели. Приобщаясь к верованиям предков, стремимся глубже понять себя. Самосовершенствуемся. Ищем успокоения. Поминаем ушедших. Пытаемся обрести надежду на удачное стечение жизненных обстоятельств… да и множество других веских причин может возникнуть у нормального человека чтобы посетить святые места.

Хорошо, но где и как искать истину? Обратиться к так называемым рациональным методам познания? Что ж, поговорим о них.

 

Объективно-научная методология

В научно-популярной литературе встречается восторженное описание величественного Храма Науки. Построен он якобы на незыблемом фундаменте – объективной реальности. При возведении его руководствовались двумя главными правилами. Первое: использовать строительный материал – подмеченные свойства и закономерности, – предположительно всюду и всегда неизменный, то есть во все времена одинаковый и для Европы с Америкой, и для Марса, и вроде бы даже для Туманности Андромеды. Второе правило – обеспечение независимости от того, чьей мыслью был положен тот или иной камень, чтоб каждый имел потенциальную возможность лично убедиться в надежности конструкции, осуществив соответствующие расчеты, умозаключения или эксперименты.

Сказки красивые, но жизнь, как всегда, разительно отличается от идеала.

Первым делом надо честно признать, что единого Храма Науки нет и никогда не было. К настоящему времени воздвигнуто большое количество отдельных построек и сарайчиков, соответствующих различным научным направлениям, – здание физики, разделенное на множество самостоятельно эксплуатируемых помещений, здание математики, химии и так далее. Процесс деления продолжается. Иногда новые науки «вылупляются», как цыпленок из яичка, внутри старых, но чаще создаются на стыке прежних разделов.

Объективно-научный подход предписывает следующую последовательность действий. Для каждого научного направления очерчивается предметная область и называются исходные понятия. Только после этого наступает пора теоретических и, если возможно, экспериментальных изысканий. Вводятся новые понятия, устанавливаются качественные и количественные отношения между ними. Придумываются и обосновываются некие утверждения, именуемые затем законами природы. Создаются теории, при возможности разрабатываются какие-нибудь приспособления для практических нужд и так далее.

Таким образом, каждая область научного знания строится не «от Адама», а начиная с некоторых понятий, не определяемых внутри нее. Почему? Потому, наверное, что исходные абстракции разъяснить непросто. Но тем самым они как бы зависают в воздухе.

В быту, к счастью, можно не ломать голову по данному поводу. Пользоваться часами, но не задумываться, что такое время. Ничего не знать про радиоволны, но с удовольствием слушать музыку по радио, нажав кнопочку «вкл». Однако при рассуждениях о Храме Науки нельзя отказаться от употребления предельно общих понятий, таких как «движение», «истина», «относительно», «вещество» и многих-многих других. К ним Платон относил свои абсолютные идеи, Боэций – универсалии, Кант – вещи в себе. Наткнувшись на подобные сущности, выдающиеся философы приходили, вероятно, в неописуемый восторг, чувствуя, что раскрывается безбрежное море для приложения их интеллектуальных сил. Какие только теории не возникали! – и трансцендентальная логика, и диалектическая, и многие другие. Какие только споры ни велись! – существуют универсалии и архетипы в действительности, или же только в нашем уме, и так далее. Толку от этого шума, впрочем, оказалось немного. Не больше, чем от абсурдных средневековых споров схоластов, сколько миллионов или миллиардов бесов уместится на кончике иглы. Поэтому, наверное, «настоящая» наука повела себя исключительно умно: отстранившись от строгого определения таких понятий, предоставила это сомнительное удовольствие философии.

Ну, а как наши великие мыслители справляются с этой задачей?

 

Разъяснения неопределяемых понятий

Для наглядности возьмем какие-нибудь издания и проанализируем, что в них пишется. В Советском Союзе по указке государства множество умных людей изо всех своих сил и карьерных соображений двигало философию. Резонно поэтому посмотреть, что было написано в эпоху «развитого социализма». Случайно попавшие мне под руку книги оказались следующими: Философский словарь издательства политической литературы, М., 1968, и Советский энциклопедический словарь (СЭС), «Советская энциклопедия», М., 1984.

Раскрыв Философский словарь, найдем статью о ключевом понятии марксистско-ленинской философии – о материи. Читаем: «Материя – философская категория для обозначения объективной реальности, которая существует независимо от сознания и отражается в нем; бесконечное множество всех существующих явлений, объектов и систем, субстрат всех многообразных свойств, отношений, взаимодействий и форм движения».

Не знаю, как у кого, но лично у меня при чтении оборота «философская категория для…» пепел Клааса начинает стучать в груди, и чтобы, рассвирепев, не потерять нить повествования, я просто проигнорирую эти слова.

Констатируем, что данное определение мало что дает, поскольку не ясно, что таится за словами, находящимися справа от дефиса. Вычитываем дальше. «Реальность – бытие вещей в его сопоставлении с небытием, а также с другими (возможными, вероятными и т.п.) формами бытия». Значит, реальность – это не сами вещи, а всего лишь их бытие, да и то в сопоставлении с чем-то там еще? Получается, что и материя всего лишь бытие чего-то? А вещи – это уже не материя, а нечто другое. Странно. Невольно возникают ассоциации с Насреддиновской находкой расплачиваться за запах супа звоном монеты. Что-то здесь не то, неправильно. Но идем дальше.

Слово «бесконечное» упустим – вероятно, его генезис чисто эмоциональный. Понятие «явление» не раскрывается. Ладно, будем считать, что все знают, что это такое.

В статье «субъект и объект» обнаруживаем, что объект – это то, на что направлена познавательная и иная (?) деятельность. Это какая такая «иная»? И как быть, ежели вчера на что-то была направлена деятельность, а сегодня не направлена? Вчера, значит, это «что-то» было объектом, а сегодня не объект?

«Субстрат» же, оказывается, есть «материальная основа единства различных свойств отдельного, единичного предмета, вещи; материальная основа единства, однородности различных предметов». Получается, что материя – это материальная основа единства… в том числе и форм движения. И, одновременно, движение – «важнейший атрибут, способ существования материи». Очень путано.

Может, в СЭС более понятное объяснение? Читаем. Помимо указания, что материя является заодно субстанцией, тамошнее определение фактически такое же. Понятие «субстанция» раскрывается как «объективная реальность, материя в единстве всех форм ее движения; нечто относительно устойчивое; то, что существует само по себе, не зависит ни от чего другого».

Что же получается, если в исходном определении раскрыть правую часть? Материя как объективная реальность есть объективная реальность и материя, но только (или заодно?) в единстве всех (одновременно всех или по очереди?) форм ее движения. Кроме того, материя есть то, что существует само по себе, не зависит ни от чего другого. Странно. Я-то по наивности полагал, что образ Кота, гуляющего сам по себе, – не более чем красочная гипербола, а в жизни подобные персоны не встречаются. Даже Земля, например, поскольку испытывает гравитационное воздействие Солнца, Луны, других планет и много чего еще, вроде бы не является тем, что существует само по себе. Что же тогда материально?

Но хватит издевок. Вернемся к рассмотрению пределов научной методологии.

 

Ограниченность науки

Приведенные примеры, возможно, впечатляют слабонервных и неуверенных в себе. Однако грамотно мыслящего человека нельзя убедить, приводя сколь угодно частностей. Он резонно возразит, что где-то, быть может, и существует приемлемое определение и материи, и иных общих понятий.

Но скажите, пожалуйста, где именно!? Можете долго искать, пока не убедитесь в бесплодности усилий найти что-либо удобоваримое. Описанные выше попытки неудачны не из-за глупости или косноязычности авторов, не вследствие чьего-то злого умысла. Причина, очевидно, в другом. В том, что мы просто не в состоянии разъяснить предельно общие понятия. В результате каждый по-своему их интерпретирует, создает свою систему образов. И у всех своя наука, чем-то отличная от той, о которой рассказывали ему мудрые учителя и которую воспринял сосед. Может, истина у каждого своя потому, что у всех своя реальность?

Приходится смириться с тем, что однозначно трактуемых всеми высоких абстракций не существует. Нет и «объективной» реальности, так как мы даже не можем договориться между собой, что это такое. Что бы сие значило? Но не будем делать поспешных выводов. Вначале рассмотрим две зарисовки.

Первая. Процесс познания всегда начинается с чувственно-наглядного представления изучаемых предметов и, преодолев горнило абстракции, всегда заканчивается чувственно-наглядным представлением. Придумать что-то новое человек способен только тогда, когда он создает некий образ и мысленно оперирует им. Вот почему воображение является одним из самых нужных качеств ученого. Карл Гаусс вроде бы сказал про одного из своих учеников, подавшихся в поэты: «Правильно сделал. Для занятия математикой у него слишком слабое воображение». Фарадей немедленно был приписан к когорте великих физиков после того, как предложил способ наглядного изображения электрического и магнитного полей. А лорд Кельвин так вообще чудачествовал: любое физическое явление он объявлял изученным только тогда, когда была построена соответствующая умозрительная модель, состоящая из грузиков, соединенных веревочками и пружинками.

Сконструировать красочный образ – это, несомненно, большое достижение. Но задумывался ли кто над тем обстоятельством, что в науке зачастую (возможно, что всегда) чувственно-наглядные представления предметов, не поддающихся непосредственному восприятию, не имеют ничего общего с действительностью?

Например, известное изображение атома – ядро с вращающимися вокруг него электронами. Ну не двигаются электроны таким вот образом, и все тут! Так же противоречащим действительности следует признать представление об электрическом токе в проводнике как о направленном движении электронов. И физические поля не есть завихрения силовых линий, отображаемых на рисунках. О всевозможных «дырках», солитонах, элементарных частицах со спинами в образе маленького волчка и упоминать не стоит. Перечисленные примеры касаются владений науки физики. Однако подобный ряд можно привести и для прочих естественнонаучных областей знаний. А математика с ее абстракциями вроде точки и бесконечности – так вообще вне всякой конкуренции. Короче говоря, наличие огромного количества неадекватных действительности научных представлений – непреложный факт.

Так вот, представьте себе, что единое зеркало разбилось на множество кусочков, в каждом из которых с неизвестными искажениями отражается фрагмент некоего Предмета (того, что именуется истиной). Около каждого кусочка (отдельного научного направления) собралась своя группка людей, разговаривающих на языке, непонятным соседям. Вооружились кустарными и потому несовершенными оптическими приборами – треснутыми очками, искривленным микроскопом, замутненной линзой – и старательно разглядывают отражение части Предмета в лежащем перед ними кусочке зеркала. Пытаются понять, как выглядит Предмет в целом, на что вообще он похож. Как вы думаете, смогут ли все эти люди воссоздать единый образ Предмета, постичь истину? Ответ очевиден: нет.

Вторая модельная ситуация следующая.

Предположим, что на Марсе развилась цивилизация примерно нашего уровня, и произошло давно ожидаемое – встреча двух разумов. Все, видимо, согласятся с тем, что марсианская техника – особенно если они не похожи на нас, а являются, скажем, помесью суслика с муравьем – будет отличаться от нашей. В известных фантастических произведениях этот факт считается очевидным. Более того, если марсианские машины будут выглядеть, как переделанные наши, то должны возникнуть обоснованные подозрения в том, что они шпионили за нами. Правильно? Идем дальше.

А дальше общие соображения говорят, что теоретические построения могут отличаться несравнимо больше, чем техника. И если наш космонавт упомянет, например, закон всемирного тяготения, то вряд ли марсианский академик бросится рисовать соответствующую ньютонову формулу. Более резонно ожидать от него недоуменных вопросов: что такое сила? а масса тела? а притяжение? и так далее. Наши и марсианские университетские учебники, скорее всего, будут иметь пренебрежимо мало одинакового.

Такого не может быть потому, что не может быть никогда? Но примите во внимание, что физические условия работы «железа» все же почти одинаковые, а теории более свободны. Бумага, как говорится, все стерпит. Любимым занятием специалистов в области математической логики, кстати, является сравнение формальных теорий, имеющих один и тот же набор формул, но разные системы аксиом.

И все-таки не согласны? Что ж, тогда идите до конца и утверждайте, что расстояния марсиане будут измерять метрами, время – секундами, а четверть населения Марса в качестве расчетного денежного средства будет пользовать юань.

На мой взгляд, приведенные зарисовки достаточны для завершения разговора об ограниченности научного подхода. Но что конкретно сказать по существу?

*  *  *

Следует сделать очень мало и в то же время много – признать, что мы не боги, что не всесильны и не смеем даже мечтать об обладании истиной.

Наша наука такова, какова есть, в силу исторически сложившихся обстоятельств. Строится она принципиально порочно – исходя из предположения о знании структуры Мира, то есть как раз того, что надо понять. Но поскольку не раскрыты исходные абстракции, то и производные понятия и термины оказываются неопределенными. Прикладные научно-технические достижения говорят лишь о полезности использования рациональных методов познания, но не дают и не могут дать критерия истинности.

Предлагаю подумать и над следующими рассуждениями. Пусть какая-то научная теория объявляет причину определенной совокупности явлений природы. Дается множество красивых формул, а в качестве «последнего» аргумента предлагается проведение прямого подтверждающего эксперимента – что может быть убедительнее? Все, вопрос закрыт? Позвольте не согласиться. При этом можно даже не подвергать сомнению упомянутые теоретические построения. Вполне вероятно, что они правильны. Но также вероятно, что нет. Может ли, например, сия блестящая теория доказать, что причина только та, которую она называет? Что не существует и принципиально не может существовать иных причин? Никто про них не знает? Что ж, сочувствуем. Но если невозможно доказать единственность объяснения, то не стоит претендовать на знание истины.

Конечно, проблема адекватности наших знаний окружающей действительности обсуждалась множество раз. Чувствуя «гнильцу», Храм Науки пытались упрочнить разными способами. Например, сквозными скрепами формальных доказательств. Предлагалось перечислить все неопределяемые понятия, постулировать их свойства и, принимая это за аксиомы, строго логически вывести все остальное. Объем «правильных» знаний мог бы расти и расти за счет дополнения первоначального списка новыми понятиями или расширения спектра их качеств. Заманчивая идея, не так ли? «Начала» Евклида считаются эталоном научной теории, и многие наивные мечтатели еще сравнительно недавно полагали, что можно полностью (ну, почти полностью) формализовать человеческое мышление. Математическая логика доказала, что нельзя это сделать, что жизнь устроена иначе – вернитесь к «Философинкам» и, если желаете, перечитайте абзац, в котором упоминается теорема Геделя о неполноте.

В двадцатом веке были поколеблены и представления о достаточности ограничивать научный поиск только «объективной реальностью». Жизнь потребовала учитывать существование самого исследователя. В космогонии принялись обсуждать антропный принцип, также упоминаемый в «Философинках». А в квантовой механике – так измерительный прибор всегда «внедрялся» в ткань предметной области. Согласно доминирующей интерпретации принципа неопределенности Гейзенберга, невозможность одновременно определить местоположение малой частицы и ее скорость объясняется необходимостью «посмотреть», повоздействовать на нее, в результате чего изменяется либо ее импульс, либо координаты.

Однако отмеченные обстоятельства не получили должной оценки и осмысления. Могучей когортой науковедов и самих ученых был упущен последний маленький шажок в размышлениях по поводу надежности фундамента науки.

Ну да, улыбнется кто-то, все идут не в ногу, и лишь один в ногу? Неужели находясь в своем уме можно всерьез утверждать, что тысячи светлых умов не заметили за деревьями леса? К сожалению, можно. Сподобились же аборигены Америки, как упоминалось в «Философинках», не додуматься до наличия у колеса оси. Удивительна близорукость твоя, человек!

Вероятно, созрел момент сделать следующие

 

Выводы:

 - сложившаяся религиозная практика препятствует приобщению человека к Богу, противодействует появлению по-настоящему верующих людей;

 - сложившаяся научная методология изначально порочна и не смеет претендовать на истинное описание окружающего мира.

Чувствую, как пылают негодованием и церковные, и научные трутни, читающие эти строчки. Реакция их понятна – зашатался уютный и сладкий их мирок, замаячила безрадостная перспектива перемен привычного образа жизни.

Пусть будет так, как провозгласил, согласно Евангелию от Иоанна, Иисус Христос: «Если Я сказал худо, покажи, что худо» (Ин 18:23). Критикуйте! Только говорите, пожалуйста, по существу. Не ограничивайтесь замечаниями, что где-то не там поставлена запятая, не в том падеже используется то или иное слово, а такая-то мысль сформулирована неточно. Я хочу, чтобы мне грамотно возразили, потому как неприглядна перспектива прозябать пассажиром Ковчега иллюзий, тыкающимся туда-сюда, как слепой котенок.

Но не слышно возражений, и потому возникает естественный вопрос

 

Что предпринять?

Не впадать в пессимизм, а радоваться, что удалось осознать неполадки в духовной сфере и получить тем самым возможность осмысленно искать выход из создавшегося положения. История мировых религий насчитывает множество успешно преодоленных кризисов. Наука в конце девятнадцатого века также была в тупике – тогда полагали, что все тайны Мироздания уже раскрыты, и ученым будущих поколений придется довольствоваться цитированием трудов отцов и дедов. Прошло немного времени – и всплеск фундаментальных открытий. Современная наука, став производительной силой, но расшатав основы, ранее считающиеся незыблемыми, попала в очередной кризис. Задача момента – преодолеть его.

Жизнь показывает, что рано или поздно торжествует то, что в народе называется здравым смыслом, и если кто цепляется за неправильное, тот в один прекрасный момент лишается почвы под ногами. И потому надо найти мужество самим решиться на коренные реформы всей идеологии познания – и в религиозной сфере, и в научной.

Следует продумать и с жестокостью хирурга, отсекающего нежизненноспособный орган, осуществить реформы мировых конфессий. Скажем, искусственно (на первом этапе – потом дело наладится) внедрить в буддизм элементы научного поиска, а в прочие религии вплавить буддистские положения о длительном пути совершенствования человека.

Необходимо пересмотреть азы не только научной методологии, но и выращивания молодой нашей поросли. Как именно – разговор особый и сложный. Слишком много стереотипов придется преодолеть, перестраивая весь процесс обучения. Сейчас, например, воспитатели чересчур жестко привязывают мышление к языку, из-за чего области мозга, ответственные за речь и логическое мышление, получают гипертрофированное развитие. Разумеется, за счет других человеческих качеств. Понятно, что по-иному мыслящие гомо сапиенсы будут рождаться в муках. Но иного пути нет.

А так как Вы, уважаемый Читатель, предупреждены о грядущей пересадке с Ковчега иллюзий на более основательное судно, то можете заранее собирать вещи. Вы спросите –

 

С чего начать?

Конечно, с теоретической подготовки. То есть с чтения нужных книжек.

Для лучшего понимания роли и места религиозной практики в жизни человечества будет полезно прочитать, например, «Исповедь» Льва Толстого и «Почему я не христианин?» Бертрана Рассела, а также антрополого-психологические труды Виктора Несмелова. Много нового и неожиданного ждет Вас при знакомстве с необычной книгой Е. С. Полякова «Кому уподоблю род сей?».

Натолкнуть на неординарные мысли в области рациональных методов познания помогут произведения В. Гейзенберга, Л. Бриллюена, Н. Бора и, конечно же, С. Никанорова.

Смею надеяться, что окажутся полезными и мои научно-фантастические произведения из цикла о цивилизации магов.

Дерзайте! С Богом!

 

Справочная реплика

Да, непорядок в датском королевстве.

Основные правила построения определений были сформулированы еще Аристотелем. К ним относятся требования: обеспечить соразмерность и ясность (то есть указывать на известные признаки, не нуждающиеся в свою очередь в определении, и избегать двусмысленности), не содержать логического круга и не сводиться только к указанию того, чем определяемый предмет не является.

До настоящего времени мало кто осмелился существенно дополнить или поправить Философа. Ограничивались комментариями и разъяснениями.

Однако в части классификации досужие мыслители разыгрались по взрослому. Обзывают определения реальными и номинальными; семантическими и синтаксическими; аналитическими и синтетическими; дескриптивными и контекстуальными; предикативными и непредикативными; классификационными и генетическими; экстенсиональными и интенсиональными; остенсивными и вербальными; лингвистическими и концептуальными; повседневными и теоретическими; полными и неполными, операциональными, отрицательными и еще черт те знает какими.

Использованные высокоученые слова при ближайшем рассмотрении оказываются не такими уж и страшными. Так, остенсивное определение предполагает непосредственное указание на предмет, который обозначен вводимым словом. Генетическим называется определение, описывающее происхождение предмета или способ, которым он создается: в стереометрии, например, встречается «сферой называется поверхность, образованная вращением окружности вокруг одного из своих диаметров». А номинальное определение, вводящее какое-то понятие взамен определенного словосочетания, является, строго говоря, не определением, а указанием как новое слово будет использоваться.

Конечно, не стоит ставить препоны человеческой изобретательности в области словотворчества. Но вероятно, что к попыткам подвести строгую науку к различению «сорта» определений следует относиться как к интеллектуальным изыскам, критически. Скорее всего, это лишь красивая и захватывающе интересная игра. С точки зрения здравого смысла все определяющие суждения достаточно подразделять на две большие группы, называемые явными и неявными.

Группа явных определений фактически исчерпывается определениями через род и видовое отличие. Дать такое определение означает подвести данное понятие под другое, более широкое – так называемое родовое (сферой называется поверхность…; вода есть жидкость…; монархия есть форма политического устройства…). И тут же указать видовое отличие, то есть признак, отличающий определяемый предмет от других, входящих в данный род. Например: окружность есть линия (родовое понятие), лежащая в одной плоскости и равноудаленная от одной из точек этой плоскости (видовой признак).

Вторая группа – неявные определения – нелюбима настоящими учеными. К ним вынужденно прибегают в случаях, когда описываемое понятие предельно широкое и потому не имеет рода (это такие категории как «реальность», «пространство», «информация» и так далее) или когда оно единичное и потому не имеет видового отличия. А также в случае, когда отличительных признаков слишком много.

После чтения «Ковчега» возникает ощущение, что начиная с некоторого уровня абстракции определения вырождаются в бесплодное жонглирование словами, за которыми стоит неизвестно что. Одно слово подменяется другим, ничем не лучше первого, но ничего существенного не происходит.

Неужели логический аппарат построения определений – пустая забава? Неужели зазря потрачены силы и жизненное время огромного количества выдающихся умов? Словно какой-то рок царит над нами.

Невольно вспоминаются рассказы о первородном грехе человечества.

 

О грехопадении

Чтоб немного отвлечь от дум тяжелых и роздых дать измученной душе, осмелюсь предложить Вам, уважаемый Читатель, сказку. Но не простую, а пытающуюся максимально точно вскрыть мотивацию поступков, следствием которых, согласно Библии, явилось событие исключительной важности.

Особого значения не имеют ни язык, ни использованные имена, ни пахнущая синтетикой среда. Разве что указание видовой принадлежности главных действующих лиц претендует на появление ассоциаций, полезных для лучшего восприятия психологических аспектов. Именно по этой причине ниже пишется «кролик», а, например, не «лев». Чересчур безобидное существо выбрано, возразит кое-кто? Как посмотреть: всем известно, что при бесконтрольном размножении травоядное гораздо опаснее для природы любого хищника.

 

История грехопадения

Владел Хозяин просторным крольчатником, населенным множеством обитателей. В положенные часы обильно насыпал в кормушки сытный корм, тщательно чистил клетку и застилал затем мягкой соломой. Кролики благоденствовали и радовали Его привесом и приплодом. Красивой расцветкой, недюжинным умом и дородностью выделялся среди них один, называемый Сатом.

Хозяин часто брал Сата на руки, ласкал его и подкармливал вкусными орешками. Как Он любит нас, как заботится о нас, восклицал Сат, обсуждая со своими сородичами поведение Хозяина. Мы всецело в Его власти, а не ощущаем никакого насилия. На нас ниспадает только вселенская доброта Его и любовь. В благодарность мы обязаны отвечать Ему взаимностью и всячески угождать. Я люблю Его безмерно. Как я хочу хоть чуть-чуть походить на Него! О, если б я мог оказать Ему хоть малейшую помощь! В Его отсутствие я буду следить за порядком в клетке и контролировать распределение пищи.

Чего греха таить, изредка у кроликов возникали критические замечания в адрес Хозяина. То промедлит с раздачей пищи, то сочных кочерыжек не доложит, то не улыбнется при виде Своих любимцев. Да и по какой такой причине Он старается так ублажать нас, задавались отдельные из них погибельным вопросом. Неужели нет у Него никакой корысти? Сат безжалостно искоренял малейшие сомнения в альтруизме Хозяина и проявления непочтительности.

Другие кролики постепенно привыкли к главенству Сата, хотя некоторые и оспаривали справедливость принимаемых им решений насчет распределения пищи и мест отдыха. Предводителем недовольных был некий Мих, почти не отличающийся от Сата по весу, но обладающий самой что ни на есть обыкновенной кроличьей внешностью.

Однажды Хозяин отвлекся от ухаживания за кроликами, огляделся вокруг и обнаружил, что двор Его пришел в запустение и хаос. Надо заняться благоустройством, подумал Он и принялся за дело.

Вначале Он соорудил навесы и разные сооружения, отделив участки освещаемые и затененные, продуваемые ветрами и укромные. Посмотрел на дело рук Своих и решил, что получилось хорошо.

Затем Он принялся благоустраивать территорию двора. Проложил плиткой дорожки и присыпал гравием участки, которые должны были остаться сухими даже при сильных дождях. Разбил клумбы, посадил деревья. В углу двора выкопал пруд. И вновь порадовался результатам труда Своего. Соорудил несколько светильников, дабы темное время суток или непогода не мешали Ему хлопотать по хозяйству.

Видите-видите, вопрошал Сат сородичей. Он занялся тяжкими трудами только ради нас – чтоб приятно нам было любоваться окрестностями клетки, чтоб не посещали нас в темноте ночные кошмары. Я растворяюсь в любви к Нему!

Восхвалял Сат Хозяина, а самого свербил вопрос: куда деваются его сородичи, периодически изымаемые из клетки? Считалось, что для наполнения новых крольчатников. Но Сат, дольше всех занимающий почетное место у кормушки, откуда был лучший обзор, резонно сомневался в общепринятой точке зрения. Неизвестность пугала, и он много времени проводил в раздумьях. Как следствие, интеллект его значительно повысился. Попутно он выучил повадки и языки всех обитателях двора.

Пруд Хозяин украсил водорослями, запустил в него рыбок, рачков и моллюсков. Повесил скворечники, чтобы залетным птицам было где остановиться и насладить Его слух радостным пением.

После этого Он наполнил двор многими новыми обитателями. Коровами, овцами, курами, утками и прочей живностью, от которой большой прок в хозяйстве. У входных ворот поселил сторожевого пса, прозванного Огоньком. За то, наверное, что когда он угрожал кому-либо, то клыки его ярко сверкали.

Нельзя жить хлебом единым, и Хозяин завел созданий, от которых нет никакой хозяйственной пользы – котят.

Пользы-то нет, но для души услада. Можно и поиграть, и понаблюдать за забавными созданиями.

Безрассудная любовь всегда эгоистична. Сату вдруг показалось, что Хозяин стал хуже относиться к кроликам, и его кольнула ревность. Прежде никогда подобные мысли не приходили ему в голову.

На самом-то деле Хозяин, вероятно, всех любил одинаково ровно в той степени и таким образом, какого каждый был достоин. Одни создания требуют ежедневного ухода, другие стремятся к самостоятельности, третьих обязательно надо подбадривать, четвертых – успокаивать, и так далее. У всех свое предназначение, и глупо стричь их под одну гребенку. Кошки нужны для игры и баловства, кролики – для приплода. Сат же не принимал в расчет это очевидное обстоятельство.

Неужели Он ко всем относится одинаково, задавался Сат грустными вопросами, неужели Он забыл, что мы, кролики, старейшие и любимые Его подопечные? Какой это удар для всех нас! Какое жестокое разочарование для молодежи! Да добрая половина клетки, наверное, тут же впадет в депрессию, перестанет радоваться жизни и приносить приплод. Как это расстроит Хозяина! Нет, такого нельзя допустить. Что делать?! Буду-ка я, решил Сат, вновь и вновь напоминать всем о Его огромной любви ко всем нам. Но чтобы сородичи поверили мне, буду говорить, что Он только что заверил меня в этом. А публично не показывает свою любовь к нам из необыкновенной скромности.

Появившиеся котята – их было два, Ли и Ам, – поначалу были совсем маленькими и тщедушными. Все боялись ненароком нанести им какой-нибудь вред, случайно раздавить или прищемить лапки или хвост. Ам оказался спокойным и уравновешенным. Зато Ли, чуть окрепнув и обвыкнув, выказала необычайную проказливость. Как угорелая, с утра до поздней ночи носилась она по двору, царапаясь и мяуча. И так надоела его обитателям, что когда пропала куда-то, то все вздохнули с облегчением. Лишь Ам загрустил: хотя ему и доставалось от Ли больше всех, но все же по крови она была ему родной.

Заметив его хандру, Хозяин принес новую кошечку, Ва, мягкую и покладистую. Ам быстро сдружился с ней и забыл прежнюю непутевую подружку.

Жизнь котят являла собой сплошной праздник. Забот никаких. Спали и играли где хотели, еды было всегда вдоволь. Хозяин с особой тщательностью лелеял их и холил. Часто брал на руки, разговаривал с ними на всевозможные темы, прогуливаясь по двору. Тем самым Он действительно заметно меньше времени стал уделять кроликам.

Сат с ужасом подметил, что Хозяин перестал с прежней регулярностью чистить их клетку. Да и пищу часто стал накладывать почти неперемешанную, впопыхах, лишь бы отделаться от докучливой обязанности. Как следствие, у кроличьей молодежи начали расти еретические воззрения. Старые сомнения в особой любви к ним Хозяина дополнились страшными шепотками по поводу незавидной судьбы изымаемых кроликов. Почему пропадают только те, кто наиболее хорошо питался и имел красивую шкурку? А почему старых кроликов Хозяин всегда отбирает отдельно от молодых? Нашлись даже такие, которые говорили совершенно невозможные вещи – то, что Хозяин им не нужен. Пищу можно добывать самим, и если жить вне тесной клетки, то и убирать за собой не надо.

Иногда Сату тоже казалось, что Хозяин не достоин любви кроликов. Но он гнал гибельные мысли, сосредоточиваясь на поиске выхода из создавшегося положения. Его авторитет среди сородичей к тому времени был настолько большим, что, казалось, только на нем и поддерживается порядок. Это-то обстоятельство в конце концов и соблазнило Сата, подтолкнуло на неординарный поступок.

Он заявил, что Хозяин будто бы назначил его посредником между Собой и прочими обитателями клетки. Поэтому он не только словом и личным примером, как ранее, но и делом будет помогать бесконечно любимому Хозяину. Он будет домешивать пищу и очищать клетку от мусора. Остальные кролики должны ему беспрекословно подчиняться и помогать. Мих, естественно, высказал сомнения, справится ли Сат с частью Хозяйских обязанностей. Было много шума и споров. Но большинство кроликов все же поверило Сату.

Бедное создание! Спустя годы неисчислимое множество историков и комментаторов обсуждало причины его падения. Наиболее вдумчивые из них пришли к выводу, что в слепоте своей любви Сат не заметил, что мысленно совершил роковую подмену: если раньше он хотел быть похожим на обожаемого Хозяина, то теперь решил стать вместо Него.

В отдельных апокрифах, правда, называлась иная, гораздо более спорная первопричина – утверждалось, что все беды проистекают из изначальной непохожести друг на друга обитателей двора. Трудно согласиться с таким утверждением. Если в Мироздании все дивно упорядочено – а это именно так, ни к чему пагубные сомнения – и у каждого свое предназначение, то правильнее просто идти своим путем, а не принимать на душу смертный грех, не крушить мировые устои.

Во всяком случае, трагическая судьба несчастного кролика подтвердила старую мудрость, что благие намерения приводят к плачевному результату. И чем сильнее страсти, тем болезненнее падение.

Как и следовало ожидать, Сат взвалил на себя непосильные обязанности. Он и пищу не мог толком перемешать, чтобы всем доставалось примерно одинаково различных ингредиентов, и клетку не мог поддерживать в чистоте. Мусор от кормушки и того места, которое он сам занимал, он еще мог как-то отгрести, но для уборки удаленных уголков ему не хватало ни умения, ни сил.

А Хозяин, мельком бросив взгляд, видел, что в крольчатнике вроде бы чисто и уборка не требуется. Меж тем все закоулки клетки, не попадавшие сразу в поле зрения, заваливались мусором, и терпение кроликов, обладающих наименьшим общественным положением, истощалось. Подзуживал недовольных, конечно, Мих.

В одно прекрасное утро Хозяин чуть замедлил с выдачей завтрака. Когда же Он наполнил кормушку, то наиболее голодные, топча и отталкивая слабых собратьев, во главе с Михом бросились к еде.

Сат пытался, как мог, навести порядок, но был плотно прижат к стенке. Подгнившее дерево не выдержало, треснуло. Образовалась щель. Мих надавил – и Сат с наиболее верными сторонниками вывалился наружу.

Как испугались кролики, оказавшиеся под открытым небом! Долго не могли они придти в себя. А когда успокоились, стали решать, что делать. Взоры их, естественно, устремились к Сату – они привыкли видеть в нем предводителя.

Какие мы несчастные создания, плакал про себя Сат. Наши склоки и неверие в безграничность Хозяйской любви привели к катастрофическим последствиям. Пролом образовался довольно высоко, и мы не сможем самостоятельно запрыгнуть назад в клетку. Хозяин только что ушел в дом и неизвестно, когда Он выйдет вновь. Пища, предназначенная для нашего завтрака, осталась в клетке, и все, кто оказался здесь вместе со мной, ощущает сильный голод. Долго не выдержать эти муки. Что делать? Как выйти из создавшегося положения? Объесть грядки Хозяина – кощунство. Нет, надо уводить кроликов со двора.

 - Братья мои, – обратился Сат к товарищам, – восхвалим мудрость нашего Хозяина! За наше послушание Его заповедям и усердие в изучении Его достоинств Он решил щедро наградить нас. Он не ремонтировал нашу клетку не потому, что руки не доходили, а чтобы мы, наиболее послушные Его воле и самые умные, как бы ненароком оказались здесь! Только глупцу мир кажется чередой роковых случайностей. На самом деле все события причинно связаны и вытекают из Его желаний.

 - Что, что подарил нам Хозяин? – спрашивали сподвижники Сата, ошеломленные неожиданным оборотом его мыслей.

 - Его дар поистине бесценен – свобода! Он увидел, что мы созрели для самостоятельного существования. Что в состоянии не докучать Ему своими ничтожными потребностями. Что наша любовь к Нему не требует ежедневного подтверждения с Его стороны заботой и вниманием. Вперед! В бескрайних лугах и лесах мы, выросшие в свете Его мудрости, всегда найдем пропитание и кров. Наше потомство заселит весь мир. Да здравствует свобода! Слава Хозяину!

 - Слава! – привычно отвечали кролики.

 - Мы никогда не забудем, что здесь, под Его неусыпной заботой прошла лучшая пора нашей жизни. В память о днях минувших и переполняющей меня любви к Хозяину я беру себе новое имя. С этого момента зовите меня Ди, что значит «разделенный». Вперед, к новой жизни!

Сат решительно повел выпавших из клетки кроликов к ближайшей дыре в заборе, но тут взгляд его случайно упал на Ва, лениво бредущую по направлению к коровнику. Он подумал: нехорошо, что они под гнетом обстоятельств вынуждены идти куда глаза глядят, а котята, эти никчемные создания, останутся здесь и по-прежнему будут отвлекать Хозяина от важных дел. Не осознавал он сейчас всей глубины своего падения – того, что взялся самолично решать, что польза для Хозяина, а что вред.

 - Вы идите, – сказал Сат товарищам – нет, теперь уже не Сат, а Ди – а я должен немного задержаться.

Кролики уже приметили луг с сочной травой, и их не надо было упрашивать. Они бросились прочь со двора, к ничейной вкусной пище. Сат же забрался внутрь некоей деревянной конструкции в форме дракончика. Подобные во множестве украшали двор – Хозяин сделал эти игрушки в ожидании Своего Сына.

 - Добрый день, – сказал Ди, когда Ва подошла поближе. – Куда ты идешь?

Ва удивилась. Разговаривала неживая игрушка! Это противоречило ее жизненному опыту. Но она была уверена, что никакой опасности для нее на Хозяйском дворе нет, и потому не стала убегать.

Спустя многие-многие годы, когда вошло в моду переписывание истории ради сиюминутной выгоды или несуразных идеологических догм, зловредные остроумы подвергли сомнению сам факт состоявшегося между Ди и Ва диалога. Главный аргумент их заключался в том, что не может разговаривать то, что не способно говорить, – это противоречит здравому смыслу. Приводились и другие доводы, на поверхностный взгляд убедительные, а после вдумчивого анализа вызывающие смех. Так, когда потомки Ама и Ва размножились, образовали различные породы, был придуман вопрос: а на каком конкретно диалекте говорил тот легендарный дракон (а так как драконов нет, то правильнее называть его змеем)? На языке сиамских кошек? Египетских? А, может, сибирских?

Надуманность скептических доводов очевидна. Кроме того, они невольно бросают тень на интеллектуальные способности Ди. А также затушевывают то обстоятельство, что он специально повел себя так, чтобы привлечь внимание Ва. Ведь кошечка могла фыркнуть, увидев Ди в его настоящем обличии, и проследовать дальше.

 - Иду куда хочу, – гордо ответила Ва. Она была не уверена в том, что общение с игрушечной конструкцией не роняет ее достоинства.

 - Неужели вы всегда делаете то, что захотите? – слукавил Ди. – А я слышал, что Хозяин запретил вам копаться в грядках и выискивать кое-какие корешки. Это правда?

 - Да, правда. Он просил нас не бегать по грядкам и сказал, что если мы попробуем корешки, которые пахнут особенно приятно, то тем самым нанесем себе большой вред.

Важный нюанс! Пытаясь бросить тень на светлый образ Хозяина, зародить семя сомнений в Его благости, корыстолюбцы позже утверждали, что Хозяин якобы что-то запрещал котятам, грозил тяжкими карами. Ничего подобного, естественно, не было. Хозяин не грозил, а просто предупреждал.

 - Эти корешки ядовиты? – недоуменно спросил Ди. – Неужели Он выращивает то, что может нанести вам какой-то вред?

 - Не знаю… – озадаченно протянула Ва. В голове у нее возник сумбур.

 - Сам Он выкапывает их?

 - Да, иногда.

 - Значит, никакого вреда от них никому не будет. А, может, Он просто не хочет, чтобы вы, попробовав эти корешки, получили особенное удовольствие, какое Он доставляет Себе? Не хочет, чтобы вы стали такими, как Он?

Высказанные предположения показались Ва настолько дикими, не соответствующими правде жизни, что она, прервав разговор, отбежала в сторону. Это обстоятельство, впрочем, нисколько не расстроило Ди. Он уже сказал все, что хотел. Искусно смешав клевету с правдой, он добился того, что его слова не вызвали инстинктивного отторжения у Ва. Промедлив немного, он незаметно выбрался из игрушечной конструкции и устремился со двора, догоняя своих собратьев.

Ва походила-походила и улеглась подумать. Она не могла забыть странный разговор. Первоначальное негодование от невозможных оборотов вроде «Он не хочет», «станете такими, как Он», вызывающих вполне понятное желание немедленно броситься на защиту чести и достоинства Хозяина, прошло. Посокрушавшись по поводу несовершенства языка странной игрушки, она принялась логически анализировать услышанные слова.

Не может Хозяин выращивать какие-то вредные или ядовитые растения, резонно пришла она к правильному выводу. Чтобы убедиться в этом, Ва подошла к ближайшей клумбе, покопалась в ней. Один корешок имел очень привлекающий запах. Ва внимательно со всех сторон изучила его. Нет, ничего опасного для здоровья в нем нет, решила она. Забыв о Хозяйском запрете, не удержалась и чуть-чуть погрызла. Какие необычно яркие ощущения! Какое острое удовольствие! Схватив приглянувшийся корешок, Ва помчалась к Аму, чтобы поделиться с ним своим открытием.

Ам, пораженный чрезвычайно приятным запахом и понуждаемый Ва, тоже попробовал запретный плод. А потом спросил, что это, и как Ва добыла такое сокровище. Рассказ подруги привел его в ужас. Он понял, что раскопав клумбу и съев корешок, они нарушили Хозяйскую заповедь, и растолковал это Ва. Та, ошеломленная катастрофой, заплакала от стыда и унижения. Где была ее голова, как она могла забыться и ослушаться любимого Хозяина! Как могла довериться игрушечным словам!

Ради справедливости необходимо заметить, что котята ослушались Хозяина не со зла, не из природной испорченности, не по холодному расчету. Ненамеренно нарушили они Его волю. Но как бы то ни было, они совершили тяжкий проступок.

Забившись в самый дальний угол двора, Ам и Ва предались своему горю. По современным представлениям, особым умом они не блистали. Но сейчас под умом понимают, как правило, способность добиться для себя какой-нибудь выгоды при общении с себе подобными. Ам и Ва мыслили по-другому, фундаментальными категориями. Им сразу стало ясно, что какие-либо извинения перед Хозяином бессмысленны. Съев запретный плод, они изменились внутренне. Если раньше они были поистине свободными, то сейчас приобрели пагубную потребность нюхать и грызть неказистый с виду корешок. Если раньше они разительно отличались от прочих обитателей двора, каждый из которых был в чем-то ограничен, то сейчас они уподобились этим жалким созданиям. Стали почти обычными животными. Об этой опасности, вероятно, и предупреждал их Хозяин. Они подчинились вещному миру.

Хозяин вышел во двор. Увидел пролом в углу крольчатника. Сокрушенно покачал головой, заделал дыру. Огляделся. Заметил покореженную клумбу и вконец расстроился. Громко позвал котят.

От стыда Ам и Ва дрожали, как осенние листочки. Как неохота было им показываться Хозяину на глаза! Но ослушаться Его еще раз они не осмелились.

 - Эх вы, проказники! Что же вы наделали, дорогие мои!

 - Ва соблазнила меня, – покаялся Ам.

 - Это игрушечный змей заговорил, как живой, и замутил мой разум, – пищала Ва.

Не оправдывались они, ибо понимали, что нет им оправдания. Не сваливали вину друг на друга, а говорили правду и одну только правду. Они чувствовали себя жалкими былинками, подхваченными мощным потоком, и не было у них сил бороться с судьбой.

 - Сейчас вы повадитесь раскапывать грядки, не умея справиться с нездоровой страстью. Придется вам жить вне двора. Огонек выведет вас за ворота. Мне где-то попадался на глаза кусок кожи, и на днях сделаю вам удобное жилище.

Тяжко вздохнув, ушел обратно в дом.

И началось полное невзгод и лишений существование Ама и Ва.

Так зло вошло в мир. А в какой именно момент оно зародилось – каждый решает сам. То ли тогда, когда по несмышлености и неопытности был нарушен запрет Хозяина. То ли когда несчастное создание, ведомое ревностью, сознательно решилось на очередную ложь. Или чуть раньше, когда оно принимало на себя непосильные обязанности. А может, в самом деле, из-за первоначального неравенства живых существ, их несхожести. Может быть и потому, что поскольку все действующие лица поступали по своему разумению, без принуждения, зло есть естественный продукт свободы. Или какой-то затмевающей разум страсти, например – опьяняющей потребности познавать тайны окружающего мира. Но к какому бы мнению насчет первоисточника зла кто б ни склонялся, пусть остерегается поспешного, недостаточно взвешенного умозаключения.

 

Еще раз о грехопадении

А сейчас попробуем поговорить о грехопадении от лица системного аналитика. Поскольку не всем ясно, что это за персона и что ему надо, чтобы сформировать обоснованное мнение по рассматриваемому вопросу, вначале сделаем небольшое отступление.

Честно признаемся, что системный анализ – не волшебная палочка. Он не позволяет видеть наскрозь любую проблему и преподносить на блюдечке готовый ответ. Вероятно, наиболее правильно под ним следует понимать всего лишь определенный склад мышления. Но и этого немало. В.И. Вернадский, великий, но стихийный системный аналитик, наполнил смыслом пустое ранее слово «биосфера». Скажите, можно представить себе современную науку без этого понятия?

В последние годы слово «система» стало модным, и употребляют его по всякому поводу, зачастую не понимая, что за ним кроется. Горе-мыслители любую структурированную совокупность ничтоже сумняшеся называют системой, а правильно ли это? Отчасти – правильно, но не совсем.

Одно из образных определений С.П. Никанорова гласит: «Система есть множество плюс точка зрения на него». Заметьте: ничего не сказано про взаимосвязи отдельных элементов системы, про иерархичность ее, сложность и так далее. Почему? Просто при анализе любой системы эти аспекты вторичны. Главное же – чем обусловлена ее целостность и каковы свойства, определяемые именно этим качеством. Учебный пример – телевизор. С одной стороны, этот бытовой прибор представляет собой множество радиотехнических деталей, скрепленных между собой хитрым образом. С другой стороны, большинству из нас глубоко безразлично, из чего он там состоит. Нас, потребителей-телезрителей, интересует прежде всего качество изображения и звука, цена, удобство пользования, количество принимаемых каналов, дизайн, кой-какие специальные возможности и так далее. Правильно? Обратите внимание: эти свойства относятся не к какой-то одной детали, а ко всей целостности, называемой «телевизор». То есть являются системными или, как еще говорят, эмержентными. Культура мышления системного аналитика заключается в том, что он первым делом обращает внимание именно на эти особенности всех объектов, попавших в поле его зрения.

Для рассматриваемой проблемы, поскольку оценки «хороший» или «плохой» поступок относительны, в помощь системному аналитику необходимо разобраться с понятием этической нормы.

Под относительностью здесь понимается то обстоятельство, что все люди мыслят по-своему, и что один в определенной жизненной ситуации считает преступлением, другой может назвать геройством. Кто-то вспомнил про Библейские заповеди? К сожалению, они также не абсолютны. Так, требование «не убий» явно неуместно на войне по отношению к вооруженному врагу: не убьешь ты – убьют тебя, растопчут твои идеалы. Даже призыву «не укради» далеко не всегда разумно следовать. Скажем, забывать о нем в ситуации, когда твои дети страдают от голода.

Относительность представляется следствием фундаментального свойства Мироздания – тотального разнообразия. По большому счету, в окружающей нас реальности каждый предмет уникален, хоть в чем-то предельно малом, но отличается от прочих. При желании можно найти различия между любыми рукотворными изделиями – это прекрасно известно любому инженеру. Однояйцовые близнецы, очевидно, психически различаются. Но копаться в «нематериальном» не обязательно: достаточно, например, взвесить их и зафиксировать разницу в столько-то граммов или миллиграммов.

Представьте себе обычную систему координат на плоскости. Если на одну ось нанести сантиметровую шкалу, а с оглядкой на другую отмечать, скажем, количества взрослых людей, ныне проживающих на Земле с одинаковым (естественно, с точностью до сантиметра) ростом, и затем соединить полученные точки, то нарисованная кривая разнообразия будет иметь ярко выраженный максимум и характерные «хвосты» в областях малых и больших значений роста. Ведь подавляющее большинство людей примерно одного и того же «размера», а полуметровые карлы и трехметровые недоросли – экзотика, не так ли? В порядке уточнения можно привести достаточно весомые аргументы, позволяющие утверждать, что вид полученной кривой будет напоминать Гауссову функцию, описывающую плотность так называемого нормального распределения.

Аналогичные кривые будут получаться, если мы используем любой другой антропометрический параметр – вес, объем груди, отношение длины туловища к росту и так далее.

Можно предположить, что подобные кривые многообразия строятся применительно не только к материальным величинам. Представляется, в частности, что спектр мнений людей по различным этическим вопросам также укладывается на аналогичную кривую: там, где удастся ввести линейную шкалу предпочтений от «хуже не может быть» до «лучше не бывает», то проведенный социологический опрос выделит четкий максимум – большинство выскажется примерно одинаково. А психически ненормальные и белые вороны, те, что не от мира сего, «сядут на хвосты».

Так вот, под этической нормой условимся понимать область максимума умозрительной функции разнообразия этических оценок.

Первые робкие размышления о введенном понятии приносят одни расстройства.

Сразу становится понятно, что мы не знаем, как жить правильно. Что наши идеалы – это одно, а суровая действительность – совсем другая песня. Что буквально все этические ориентиры относительны, исторически обусловлены. Так, в Древнем Египте детская проституция полагалась нормальным явлением, и дочки именитых сановников соревновались между собой, кто больше накопит свадебного приданого, торгуя телом. А в Древней Греции нормой считались бисексуальные отношения. В Фивах вроде бы был сформирован специальный легион из любовников, которые демонстрируя друг перед другом воинскую доблесть, не ведали поражений. Христианство объявило гомосексуализм смертным грехом. С ростом атеистических умонастроений его все более последовательно стали относить к заразным психическим болезням. В нацистской Германии за мужеложство легко можно было схлопотать высшую меру. Ныне же законодательством некоторых либеральных стран разрешены однополые браки и, как говорилось в «Мифах», гомосексуализм фактически пропагандируется.

Следующая неприятность – в констатации очевидного факта, что подавляющему большинству людей глубоко безразлично все, что связано с грехопадением. У них других забот хватает, и подумать о ключевых моментах истории, о прошлом, настоящем и будущем нашей цивилизации, об устройстве Мироздания не получается. Да и не хочется. Это касается бедных и богатых, неграмотных и людей, получивших блестящее образование. Научился человек, скажем, строить дома или выпекать хлеб, щелкать интегралы или писать компьютерные программы – вот он с упоением занимается конкретным делом и не морочит голову высокими абстракциями. О заоблачном размышляют ненормальные, маргиналы. И если Вы, уважаемый Читатель, добрались до этого места, то, несомненно, не являетесь обычным человеком и дочитаете сию книжку до конца.

Итак, что скажет системный аналитик на вопрос, почему мы так плохо живем?

Обобщая причины наших невзгод, верующие давным-давно заговорили о первородном грехе. Люди, мол, чем-то прогневали Бога и заслужили то, что имеют. Но как и почему наши предки плохо себя вели, мнения разделились.

Пожалуй, только самые недоразвитые в интеллектуальном отношении удовлетворяются буквальным описанием грехопадения, приведенным в Библии: съели Адам с Евой запретный плод – вот Бог и изгнал их из Рая. Подавляющее большинство людей догадывается, что нельзя прямолинейно воспринимать священные тексты. Как бы кто ни относился к Библии, рано или поздно ему приходится согласиться с тем, что Книга потому и величается богодухновенной, потому и сохранилась до наших дней, что глубоко аллегорична и символична. Ее притчи многослойны и имеют множество трактовок и интерпретаций. Читают ее тысячи лет, но вряд ли серьезно можно относиться к любому человеку, утверждающему, что все-то он про нее и о ней знает. Существующий к настоящему времени свод комментариев и разъяснений ее огромен и во многом противоречив. Функция разнообразия оценок имеет явно не один максимум. Более того, не грешит, наверное, против истины известное выражение: сколько знатоков – столько и точек зрения. Чрезвычайно широк спектр мнений и по вопросу о грехопадении человека.

Но раз ответов на один и тот же вопрос много, значит правильный не найден. Истина всегда конкретна, тривиальна и назойлива, как камушек в ботинке.

Может, попросить помощи у нашей науки, у рационально мыслящих людей, верящих только в самого человека и в безграничность Разума? К сожалению, для последовательных атеистов проблемы первородного греха просто-напросто не существует. Этот вопрос вне сферы их разумения. Что же делать?

Остается единственное – обратиться к здравому смыслу. То есть прислушаться к самому себе. В наиболее важных событиях своей жизни – в рождении и смерти – каждый человек одинок. Так, может, и на самые главные загадки Бытия можно найти ответ только внутри себя и только для себя?

А батюшка здравый смысл нашептывает, что все истории про первородный грех – сплошные враки. Мы находимся в Раю, и никто и никогда не изгонял нас из него! Нам дарован этот мир для наслаждений и удовольствий.

Действительно, любое ощущение, практически все без исключения телесные чувства, не угрожающие здоровью и жизни, доставляют нам удовольствие и радость. Устал физически – приятно полежать, отдохнуть. Долго находился без движения – приятно размяться, от души поработать. Проголодался – можно с огромным удовольствием поесть. Причем наибольшее наслаждение приносят, как это ни странно, самые незатейливые вещи. Если испытываешь сильную жажду – нет ничего приятнее глотка чистой воды, при сильном голоде – кусочка хлеба. Интеллектуальный восторг испытываешь, когда за внешней беспорядочностью обнаруживаешь закономерность, находишь простое доказательство затейливой теоремы, связываешь разнородные абстракции. Когда спокойно на душе, небесное наслаждение может дать поэтическая строчка… А простое наблюдение за природными явлениями, вдыхание ароматов трав, общение с живыми существами, ощущение прикосновений игривого ветра… Перечислять можно долго и нудно, но все равно список потенциальных источников радости не исчерпать. Попробуйте, покопайтесь в своих чувствах – и вы убедитесь, что это именно так.

Конечно, кое-какие переживания следует исключить из данного списка. Так, кто-то может испытывать удовольствие от причинения себе боли. Или же наслаждаться мучениями других. Ловить наркотический кайф. Разрушать, вызывать страх и ненависть. Много чего можно делать при определенной психической патологии, оказавшись вдали от максимума функции многообразия. Однако все сомнительные удовольствия для нормального человека легко отсекаются с помощью простого критерия: они дают наслаждение, но не радость.

Несколько особняком стоят ощущения, которые вроде бы не приносят нашему организму вреда, но традиционно считаются неприятными. Показателен в этом отношении пример, впервые приведенный, по-моему, Вивеканандой, – карканье ворон. Принято считать эти звуки раздражающими, неэстетичными, вот большинство людей и морщится услыша их. В то же время любой орнитолог, занимающийся изучением этих птиц, почему-то откровенно наслаждается. Еще один пример – отношение фактически ко всем без исключения новациям в искусстве. В живописи, в частности, многие новые направления поначалу брезгливо отвергались. А со временем, когда стали понятными и привычными, когда люди научились распознавать их внутреннюю красоту, вошли в золотой фонд достижений культуры. В чем дело? Да в том, что наслаждаться буквально всем окружающим нам, как правило, не позволяют изъяны воспитания и образования. Наши предубеждения, зашоренность, интеллектуальная лень, отвергающая непривычное. Вспомните по данному случаю слова, рефреном звучащие в Новом Завете: «будьте как дети».

Так какой вывод следует из вышеизложенного? Неужели наше настоящее проклятие в том, что мы просто-напросто не в состоянии понять очевидную истину – то, что уже обитаем в Раю? Что мешает нам получать от жизни все причитающиеся удовольствия и блага?

Ответ, очевидно, надо искать не в нас самих – что взять-то с нас, сирых и глубоко несчастных? – а где-то в пограничье «человек-общество», так как именно окружающая среда определяет условия существования, направляет помыслы и вознаграждает по делам нашим. Заметьте, кстати, что Канон говорит о грехопадении применительно к тому времени, когда появилось первое человеческое общество – мужчина и женщина в лице Адама и Евы. Вроде бы вообще невозможно представить себе, как ранее, будучи один на один с Богом, можно было согрешить.

Итак, обсуждаемый вопрос можно поставить и следующим образом: что мешает нам так выстраивать отношения с себе подобными, чтобы быть счастливым и довольным? Что нужно исправить?

На поверхности лежат две общие стратегии поведения.

Первая – добиваться состояния, когда общество само предоставит все, что ты пожелаешь, и еще что-то сверх. Для этого, правда, необходимо построить «светлое будущее», войти в царство всеобщей гармонии. Скрестить ягненка с волком. К сожалению, исторический опыт свидетельствует, что все утописты со временем оборачиваются махровыми тоталитаристами, и созданный ими земной рай превращается в тюрьму для простых людей. В «Мифах», вспомните, говорилось, что любая общественная власть строится на насилии и обмане, и не придумано пока конструктивных предложений, как сделать иначе.

Вторая стратегия – добиваться максимума личной независимости от ближайшего окружения. Не ждать от соседа манны небесной и самому брать все, в чем возникла нужда. Это идеология либерализма, вырастающая из следующих простых рассуждений: я такой умный и красивый, но вот окружающие меня ничтожества, словно кандалы на руках и ногах, не дают развернуться во всю мочь, мешают жить. Апофеоз западного стиля целе-рационального поведения. Следуя по этому пути, человек постепенно отчуждается даже от самых близких людей и духовно деградирует. В настоящее время, в эпоху гибели Советского Союза, подобные взгляды получили искусственный толчок, но это временное явление. Скоро маятник мнений в очередной раз качнется в другую сторону.

Системный аналитик скажет здесь следующее. Отдельный человек может рассматриваться как целостность только в биологическом аспекте – как самостоятельный живой организм. В духовной же сфере он маленький винтик вскормившего его общества. А действительным (и единственным!) носителем культуры и цивилизации является социум, только у всего человеческого сообщества выявляются системные свойства, испокон веку приписываемые Разуму. Не верится? Поразмышляйте, здраво оцените свои потенции. Спросите себя, что вы сможете сделать без единого рукотворного предмета, без учебников и справочников, без дружеского совета? Чем больше вы будете погружаться в этот вопрос, тем понятнее для вас станет та очевидность, что подвиги Мужика, прокормившего двух генералов, и Янки, оказавшегося при дворе короля Артура, – сказки, не имеющие права на существование в нашем мире. Да и Робинзон на необитаемом острове обеспечил себе сносную жизнь только благодаря наличию некоего набора одежды и инструментов – топора, ножа и ружья с боеприпасами.

Еще один мифический персонаж, будоражащий воображение своей несуразностью, – Маугли. В реальности же если человеческий детеныш будет воспитываться не в обществе себе подобных, а в звериной стае, то человека из него не получится. Это абсолютно достоверный, надежно доказанный факт. Полгода-год младенчества в лесу – и все: кто бы что ни предпринимал, чуждую нам натуру полузверя-получеловека уже не переделать.

Размышления над невинным, казалось бы, вопросом, что главнее, «первичнее» – человек или общество, наносят либеральной идеологии катастрофический нокаут. Становится понятно, что этот вопрос по сути аналогичен курьезному «что появилось раньше – курица или яйцо?» и ответа не имеет. Современное общество есть продукт эволюции человека как биологического вида, и каждый индивидуум есть результат воздействия на него общества. Так устроена природа. Любой биолог засвидетельствует, что возникнув, всякое сосуществование живых существ, даже нескольких амеб в физиологическом растворе, тут же структурируется. Возникает специализация, начинают проявляться сложные отношения соподчиненности. В процессе эволюции нашей цивилизации в свое время выделились, в частности, скотоводы и земледельцы, воины и ремесленники, купцы и юродивые, вожди и народные массы, читатели и системные аналитики-литераторы… Пребывать они могут только вместе. Никто не вправе противопоставлять себя обществу, ибо является неотъемлемой его частью.

Кому-то не нравится вырождение отношений иерархичности в умилительное «я начальник – ты дурак»? Предлагайте, как и что конкретно исправить. Но общий совет, очевидно, будет следующим: прежде чем что-нибудь разрушить, предложите достойную альтернативу. Свято место, как известно, пусто не бывает, и если ранее образовалось в обществе какое-то отношение, сложилась определенная традиция, значит это отвечает текущим потребностям и иначе нельзя. При этом учтите, что сами-то вы не агнец, и рыльце у вас в пушку. Впитывая человеческую культуру в процессе воспитания и образования, вы воспринимаете и весь исторический негатив, содержащийся в ней. То есть принимаете на себя часть вины за распятие Христа и костры инквизиции, за нацистские газовые камеры и ядерные бомбардировки японских городов.

В общем, и первый, и второй путь строительства общественных отношений ведут в тупик. Нужно искать что-то третье, нечто вроде Срединного Пути, проповедуемого в буддизме. Пройти между Сциллой тоталитаризма и Харибдой либерализма. Но прежде всего – хоть немного подумать.

А подумав, нельзя не прийти к следующему выводу, цинично маскирующемуся своей абсурдностью: первопричина невзгод и неурядиц – желание улучшить мир или свое положение в нем.

Увы-увы, но такова действительность.

Большинство людей несчастно потому, что им не удается занять высокое общественное положение, доказать окружающим, что они умнее, сильнее, красивее, удачливее их. Поэтому надрываются, завидуют, впадают в депрессию. Вместо воспитания в себе чувства меры, предаются всевозможным излишествам. Губят собственное здоровье и оттого болеют. Им бы сменить идеологическую установку, заботиться не о будущем, а о настоящем, и наслаждаться каждым мгновением жизни. Да разве ж уместно щелкать клювом, когда… Начните перечислять – я уверен, что это можно делать до бесконечности.

Вспомните и наиболее живучие народные приговорки. Например, бессмертное «собрать все книги бы, да сжечь», любимый афоризм экономистов «война – двигатель прогресса», обобщающую мудрость «благими намерениями дорога в Ад вымощена». Не забудьте и о самом страшном китайском проклятии «жить тебе в эпоху перемен!».

На мой взгляд, любую истину достаточно только сформулировать. Доказывать нет необходимости. Кто готов ее воспринять – тот самостоятельно найдет весомые аргументы в ее пользу. Поэтому перехожу к заключению.

Приходится констатировать: мы рождены для наслаждений, принципиально природа не запрещает нам радоваться каждым мгновением нашей короткой жизни, а то, что принято понимать под первородным грехом, есть необходимая предпосылка и естественное следствие происходящих вокруг нас изменений, накопления знаний, прогресса вообще.

Однако без прогресса знаний не обойтись. Уроки истории заставляют отвергнуть древнекитайский принцип «у-вэй» с его известным пояснением о невозможности ускорить рост колосьев риса, пытаясь тянуть их за верхушки. Любопытство – обязательный атрибут всех высокоорганизованных живых существ. Для человека познавать окружающий мир и вносить в него посильные улучшения такая же фундаментальная потребность, как дышать. Лиши кого из нас доступа ко всякой новой информации, запрети заниматься чем бы то ни было, и рано или поздно он на стенку полезет.

Что же делать?

А вот что делать, я, быть может, расскажу в следующей книге, когда буду уверен, что Вы восприняли не разумом, а сердцем все то, что я здесь сотворил.

 

Негодующая реплика

Опять грехопадение!? Сколько можно толочь воду в ступе? Давно же выработана официальная точка зрения православной церкви, сформулированная святителем Дмитрием Ростовским: среди множества причин, объясняющих грехопадение первых людей, главная – их неразумение и нерассмотрение всех вещей. Иными словами, недомыслие.

Да, зря не будут говорить, что против глупости сами боги бессильны.

Оставим за кадром недоуменный вопрос: люди не хотят или не могут домыслить все, что им надо было бы сообразить? Если не хотят – тогда их вина понятна. Если ж не могут… ну что с них, убогоньких, взять-то? В чем тогда их грех?

Вернемся к вопросам, освещенным в «Ковчеге», на фоне которого даже «Философинки» выглядят безобидно. Не все так запущено, как казалось на первый взгляд, – есть возражение!

Пилатовское «Что такое истина?», как и множество других вопросов, содержащихся в Книге, поднимает одну из вечных проблем человечества, не имеющих однозначной трактовки. Как представляется сейчас, понятие истинности, используемое в «Ковчеге», однобокое, неполное.

Понимать – это не только знать, что как устроено и почему, но и великое искусство воспринимать заботы и чаяния близких людей, умение сопереживать, сочувствовать. Истина не сводится только к установлению соответствия наших знаний реалиям действительности. Она дополняется способностью восхищаться красотой и гармонией окружающего мира.

Правда – это в первую очередь справедливость, а затем уже все остальное. Истинно не то, что есть, а то, что должно быть. Должно быть согласно высшему смыслу существования Мироздания. Не замечая уродливого, мы способны уничтожить его.

Правильное всегда захватывающе красиво, а красота всегда истинна. Чем эстетичнее научная теория, тем глубже она и точнее. Недаром в греческом языке слово «космос» произошло от «космео» – украшение. И тот прискорбный факт, что мы, возможно, мало что знаем об устройстве Мироздания, не мешает нам любоваться дивной его соразмерностью и стремиться чувствовать себя счастливыми.

Да и вообще, что такое знание?

 

Человек знающий

Вероятно, каждого из нас без особой натяжки можно называть учащимся – мы постоянно узнаем что-то новенькое. Не только в школе или в институте, но и когда просто читаем, смотрим телевизор или общаемся с приятелями. Осмысливая услышанное и увиденное, внутренне изменяемся. Иными словами, мы всю жизнь обучаемся, приобретаем новые знания.

Но что такое знание? Набор сведений?

Наполеон умер в таком-то году, Волга впадает в Каспийское море, все массы подчиняются закону всемирного тяготения… Два плюс два равно четырем, для расчета с помощью интегрального исчисления объема любого тела можно действовать по следующему алгоритму… Материальные объекты состоят из молекул, которые состоят из атомов, которые в свою очередь состоят из элементарных частиц, которые состоят из кварков, которые… Уздечка есть полезный элемент конской сбруи… Является ли перечисленное знанием? Ответ, видимо, должен быть положительным.

Тепло передается с помощью теплорода, свет есть колебания эфира, мозг, согласно мнению Аристотеля, есть железа для охлаждения организма, а люди, в отличие от прочих живых существ, появились на Земле из зародышей, занесенных из космоса, – это тоже знание? Наверное, знание, хотя какое-то… ущербное, что-ли. Неправильное, одним словом. Однако так мы думаем сейчас. А было время, когда учение о теплороде преподносили как вершину научной мысли. Про былое отношение ко всем без исключения суждениям Аристотеля можно и не говорить: более тысячи лет каждое его слово считалось непререкаемой истиной. Его и по имени-то старались лишний раз, всуе не называть – почтительно указывали «как сказал Философ».

Приведенные примеры позволяют заключить, что знания вроде бы бывают ложными и правильными, истинными. В развитие данного положения давным-давно выдвинули предположение, что каждое описательное суждение либо ложное, либо истинное. Иными словами, действует закон исключенного третьего.

Всегда ли истинен этот закон? Выше, в «Философинках» и «Ковчеге», упоминалось, что все наши общезначимые утверждения имеют неопределенную сферу истинности и не могут быть строго доказаны. Необходимо смириться с тем, что мы не знали, не знаем и никогда не узнаем, насколько правильны наши представления об устройстве окружающего мира. Следовательно, уверенность в потенциальном всезнании и всесилии человека есть проявление психического нездоровья. В зависимости от тяжести заболевания и конкретных проявлений оно называется высокомерием, гордыней, глупостью, снобизмом, жлобством, манией величия или гигантоманией. В наиболее запущенной и социально опасной форме оно известно под названием теомания – представления себя равным Богу. Для наивного подростка времен Жюля Верна прогрессорские иллюзии, возможно, были простительны, но нам, живущим в двадцать первом веке, столкнувшимися с экологическими бедствиями, СПИДом, Бухенвальдом и Хиросимой, надо бы быть умудреннее.

Между прочим, если вы впервые прочитали слово «теомания» – это еще не значит, что сия болезнь миновала вас или ваших знакомых. Разнообразные проявления ее наблюдаются всегда и везде. К ним, в частности, относятся периодически реанимируемые представления о том, что Создатель снизошел до непосредственного общения с кем-то из смертных. Что якобы можно заключить некий «договор» с Богом: жить по Его завету, а взамен пользоваться Его благоволением. Несуразность такой точки зрения для здравомыслящего человека более чем очевидна: о чем-либо договариваются между собой только равные или не полностью зависимые друг от друга. И если вы хотя бы раз обращались к Нему с какой-нибудь просьбой, то вас уже можно отнести к психически больным – разве могла в здоровую голову даже на короткий миг прийти мысль о том, что кто-то другой, а не Он, лучше знает, что надо сделать?

В общем, мы не должны даже надеяться на то, что когда-нибудь «по-настоящему» проверим закон исключенного третьего, и можем либо верить, ли не верить в него.

Так, может, знание есть то, во что мы верим?

Нет, не так. Вера, очевидно, сопровождает и дополняет знание, кое-где замещает, но не эквивалентна ему. Например, мы можем упорно «не верить» в закон всемирного тяготения, но от нашего неприятия ничего в природе не убудет, не изменится. Как действовал этот закон, так и будет действовать. Чтобы убедиться в его правильности, можно придумать и провести множество экспериментов и расчетов. И сколько ни объясняй очевидные факты какими-нибудь иными причинами, в конце концов придется согласиться с его постулатами хотя бы ради прекращения бесплодного спора с надсмехающимися оппонентами. С другой стороны, мы можем уверовать в наличие в природе теплорода – рано или поздно разумные объяснения накопленной совокупности данных, в том числе, при желании, и результаты лично проведенных экспериментов, заставят нас отказать ему в существовании.

Быть может, остановиться на общей формулировке, сказать, что знание есть обладание какой-то информацией? Если мы запомнили ее – имеем соответствующее знание, забыли – потеряли знание. Логично, не правда ли? Неправильная информация – ложное знание, а правильная – истинное знание. Но что это такое – информация? Немедленно возникающие ассоциации (например «мера Шеннона») при более глубоком осмыслении отметаются как жалкие частности, и приходится констатировать, что информация – это одна из фундаментальных неопределяемых категорий вроде материи или, скажем, сознания.

Ладно, пусть будет так. Не будем далее углубляться в номинации, ограничившись поверхностными описаниями. Абстрагируемся и от довольно щекотливой и важной проблемы логической грамотности информационных конструкций. В этой связи будем «не замечать», например, утверждений типа «все люди подразделяются на мужчин, женщин и детей», в котором один признак деления (пол) внезапно подменяется другим (возрастным цензом).

Очевидно, объем понятия «информация» чрезвычайно обширен и включает качественно различные элементы. Не претендуя на высокую научность и полноту, будем подразделять ее на три вида – фактологическую, алгоритмическую и концептуальную, соответственно принадлежащих сферам «так помни», «так действуй» и «так мысли».

Под фактологической информацией (факт-утверждениями) условимся подразумевать описания, содержащие констатацию фактов и требующие только понимания и запоминания. Например, прозвучавшие выше утверждения о смерти Наполеона в соответствующем году или о месте впадения Волги. Педанту, конечно, захочется шлифовать и шлифовать формулировки. Скажем, он может предложить говорить так: одна из рек Северного полушария Земли, называемая Волгой, впадает в обширное озеро, называемое Каспийским морем.

Факт-утверждения, конечно, могут быть неверными и спорными, истинность которых неопределенна. Например, такое: население современной России вдоволь потребляет мяса. Или такое: неопознанные летающие объекты являются транспортными средствами ведьм.

Вне зависимости от истинности или ложности, достоверности или недостоверности, убедительности или неубедительности, факт-утверждения, очевидно, обладают различной степенью непосредственной, личной проверяемости. Так, изучение истории требует доверия к авторам учебников и к свидетельствам очевидцев (вкупе с доверием к порядочности и пунктуальности переписчиков и комментаторов сохранившихся документов) – лично участвовать в уже произошедших событиях вы не сможете. Изучать географию можно непосредственно, путешествуя по миру, однако гораздо проще, опять-таки, по учебникам и атласам. При постижении физики или, скажем, химии вы в состоянии лично убедиться в правильности многих положений этих наук, поставив соответствующие эксперименты. Но кое-что все равно придется принять на веру – современная наука очень даже недешевое удовольствие, и сообщений, например, о появлении где бы то ни было частных синхрофазотронов пока еще не поступало.

Алгоритмическая информация (алгоритм-сообщения) по существу представляет собой описание последовательности действий для получения определенного результата. Типичный пример – кулинарные рецепты: для изготовления такого-то торта возьмите то и это, так-то сделайте и так далее. Алгоритм-сообщения, естественно, являются и факт-утверждениями, и потому далеко не всегда можно «сходу» увидеть качественное отличие одного вида информации от другого. Основной признак деления здесь прослеживается в том, что в отличие от фактологической информации алгоритм-сообщения содержат нечто большее, чем «голое» знание, – они позволяют вырабатывать различные умения и навыки. Опытный водитель не чета любому новичку, как бы ни был тот теоретически подкован. Многие навыки – например, умение плавать – вообще невозможно приобрести, не совершая никаких практических действий. С другой стороны, далеко не вся фактологическая информация используется для составления инструкций к действиям. Можно что-то знать, но поступать вопреки этому знанию. Так, многие считают, что курить вредно, но даже не борются с этой привычкой.

К полезным знаниям-навыкам относятся не только способности валить лес или вытачивать заковыристые детали, но и умение рассчитать и сконструировать какой-нибудь механизм, решить сложное математическое уравнение, составить компьютерную программу, а также способности объяснить какие-нибудь природные явления, создав новую научную теорию, и так далее. Нетрудно заметить, что усложнение приобретаемых навыков может происходить как по пути оттачивания мускульных движений, так и за счет углубления психических способностей. Иными словами, за счет приобретения особых свойств сознания, культуры мышления. Давно подмечено, например, отличие в подходе к решению различных практических задач физиков и математиков. Разница в структуре мышления кабинетного ученого и слесаря-автомеханика, летчика и сельскохозяйственного рабочего видна невооруженным глазом. Более того, налицо различие в отношении вообще к реалиям жизни, в ценностных установках. Почему? Потому, что совершенствуясь в выбранной профессии каждый из нас формирует некое мировоззрение, в чем-то свое, абсолютно уникальное, а в каких-то аспектах – присущее всем своим коллегам, всему кругу общения, своему «общественному слою».

Мировоззренческие установки образовываются при усвоении информации третьего вида – концептуальной (концепт-конструкций).

Концепт-конструкции состоят из информационных сообщений первых двух видов, но, образуя своеобразную систему, применяются для формирования некоего склада (стиля, структуры) мышления. Очевидно, что эти конструкции не тождественны факт-утверждениям, поскольку содержат, как правило, не только факты, но и указания как и что делать. Они не сводятся и к набору алгоритм-сообщений, поскольку не предлагают обязательные инструкции действий: так, каждый верующий знает, что грешить нельзя – но скажите, кто из нас без греха? Под гнетом обстоятельств человек часто ведет себя не так, как следовало бы, разве что всегда судит собственные поступки согласно своему мировоззрению.

Поскольку, как отмечалось выше, истинность общезначимых утверждений неопределенна, концепт-конструкции обязательно вводят – явно или скрытно – свою аксиоматику. В препарированном виде они представляют собой выражения типа «исходя из истинности того и того, используя такие-то и такие правила, получаем…». В связи с этим вне зависимости от конкретного содержания любая концепт-конструкция является по существу проповедью. Следовательно, человека, излагающего концептуальную информацию, допустимо называть проповедником.

В качестве проповедника может выступать ученый. Такой, например, как Сократ или Аристотель, Коперник или Ньютон. Однако более привычно под проповедниками подразумевать учителей, обладающих огромным моральным авторитетом и воздвигающих для нас, обыкновенных людей, новые основы самосознания и самоопределения. К таким колоссам, несомненно, относятся Зороастр и Гаутама, Иисус Христос и Магомет.

Человек – существо парадоксальное. Фактически все общие научные теории есть всего лишь гипотезы. Настоящие ученые откровенно заявляют об этом. Но, как правило, очень не любят обсуждать прорехи в своих логических построениях. Мировые религиозные системы, наоборот, претендуют на обладание истиной, но готовы к сколь угодно глубоким умствованиям вокруг и около своих постулатов – лишь бы не подвергали сомнению сам символ веры да выполняли бы требуемые ритуалы.

Конечно, имеют право на использование и иные, не упоминаемые здесь классификации информации. Например, по уровню ценности. Мы можем знать, в каком году умер Наполеон, но практическое значение для нас этой информации ничтожно. Однако если мы играем в тотализатор, любая информация о номерах, на которые выпадет выигрыш, чрезвычайно важна и может перевернуть всю нашу жизнь.

Как конкретно, для чего и по какой причине мы учимся?

Вначале, у малого ребенка наблюдается бездумное повторение действий и слов окружающих. Постоянное экспериментирование и радость, что «у меня получается так же, как у других людей», что «я такой же, как они». В этом, очевидно, проявление некоего инстинктивного комплекса, присущей человеку потребности прибиться к какой-то общности. В зависимости от контекста, этот комплекс называется то чувством коллективизма, то поиском идеала, то соглашательством или конформизмом, но в основе его, видимо, лежит обычный стадный инстинкт. У ребенка это выражается в стремлении идентифицировать себя с родителями: я такой, как они, они благоденствуют, значит и мне будет хорошо. Иными словами, главная движущая сила обучения на заре жизни – бегство от одиночества. Главное же препятствие – невнимание, неловкость или неумение старших.

Чуть повзрослев, человек переходит на следующую, вторую стадию обучения.

Для него наступает пора целенаправленного, осмысленного изучения окружающего мира. Осмысленного в понимании того, что обучение позволит ему занять достойное место в обществе. Что тренировка интеллекта поможет правильно строить отношения с себе подобными, находить выход из трудных бытовых ситуаций. А знания сделают жизнь богаче и насыщеннее. Установки правильные. И все же главным препятствием обучения, помимо приобретенных дурных привычек, становятся как раз общественные тяготы – преодоление материальных затруднений, отстаивание своего места под солнцем и прочие хлопоты.

Эксплуатируя выработанную ранее привычку стараться походить на окружающих, знания и полезные навыки прививаются учителями по принципу «делай как я». В этом – основной и, видимо, единственный принцип обучения. «Я использовал такие-то правила и понятия, такие-то приемы, строил умозаключения в такой-то последовательности и добился успеха, а теперь попробуйте самостоятельно решить следующую задачу…». Постепенно – все меньше чисто механического, «обезьянческого», все больше опоры на приобретенные ранее знания. Высшее преподавательское искусство – рассуждения вслух, заставляющие невольно повторять последовательность прозвучавших умозаключений.

Вершина обучения – усвоение концепт-конструкций, часть которых необходима для успешной профессиональной деятельности, другая – полезна для обыденной жизни, досуга. Попутно человек – кое-кто осознанно, а в основном неосознанно – формирует собственные представления о базовой системе понятий, разработанных в ходе исторического развития цивилизации. Так, физик обязан разобраться с понятиями «сила», «мощность», «энергия» и прочие, математик – с понятиями «точка», «множество», «потенциальная и актуальная бесконечность» и так далее. Не представляя, что таится за этими терминами, они просто-напросто не будут владеть своим предметом. Таково положение во всех сферах человеческой деятельности. В каждой свои абстракции, мысленные конструкции и алгоритмы их преобразования. Что приобретает человек в результате освоения этого богатства? Да хотя бы то, что ему навязывается существующая в обществе на данном этапе исторического развития структура мышления. Но и это еще не все. Одна абстракция «цепляется» за другую, образовываются мыслительные клише, совокупность которых, собственно говоря, составляет мировоззрение человека.

Пользуясь удобным случаем, предостережем об опасности почтительного, некритичного отношения к выработанным человечеством обобщенным понятиям. Наши абстракции есть продукт адаптации мышления к сложившимся условиям существования, и не более того. То, что нельзя мыслить по-иному, что современная структура человеческого мышления единственно правильная – иллюзия. Этот вопрос, вспомните, поднимался в «Ковчеге», и здесь приведем лишь один иллюстративный пример: при Аристотеле скорость тела полагали пропорциональной приложенной к нему силе, и только во времена Галилея уточнили, что приложенная сила пропорциональна ускорению тела.

Подавляющее большинство людей в течение всей жизни остаются на этой, второй стадии духовного развития, являясь на все «сто процентов» продуктом взрастившего их общества. Их жизнь допустимо сравнить с существованием довольно сложного, многофункционального, капризного… но все равно механизма, духовная жизнь которого сводится к усвоению услышанных проповедей, а затем к удовлетворению взращенных интеллектуальных потребностей. У кого-то эти потребности маленькие, тривиальные, у других – большие, многопрофильные, но качественного отличия нет. Человек живет, пользуется благами жизни и в отведенный час умирает.

Почему так происходит, требует отдельного комментария. Вероятно, главная причина в том, что одним из неотъемлемых качеств человеческой психики является подавление процесса осознания нежелательной информации. По-научному эта способность называется алиенацией. Это очень важное защитное свойство. Если б нельзя было отвлечься от какой-нибудь трудноразрешимой проблемы, то каждый «упирался» бы в ее решение и замыкался б в себе. Благодаря алиенации мы часто «не замечаем» несправедливости и прочих жизненных коллизий. Обнаруживаем какую-нибудь несуразность – и тут же «забываем» про ее существование. Признайтесь, как часто при вас звучало «прекрати, мне неприятно это слышать»?

Лишь единицы, столкнувшиеся с чем-то принципиально новым или неудовлетворенные существующими разъяснениями общепринятых истин, осмеливаются корректировать концептуальную информацию, циркулирующую в окружающей их среде. Создают что-то свое, сугубо личное. Ученые – новое направление в науке, духовные лидеры – новую философскую систему. Только такие люди, решительно преодолевшие младенческую привычку следовать по проторенному кем-то пути, выходят на третью стадию развития. Главная движущая сила здесь – желание понять, как устроен окружающий мир и каково твое место в нем. Это самая трудная стадия духовного роста. Продвижения в ней мало кому понятны и заметны. А упорствуют те, кому «дано жало в плоть». Остальные довольно быстро умеряют пыл и стараются убедить себя, что нераскрытые тайны Мироздания не дразнят их более. Сдавшийся может обладать огромным моральным авторитетом, слыть выдающимся ученым, успешно бороться с ересями или с научными спекуляциями, но… до конца своих дней останется всего лишь послушным винтиком человеческого общества.

Главное препятствие духовного роста на третьей стадии – груз прошлого. Человек будто бы надел дурные очки – смотрит на мир через догмы и образы, бытующие в обществе и искажающие его мысли и чувства. Вооружившись «Философинками» и «Ковчегом», можно было бы продолжить известную мысль Канта следующим высказыванием: мы видим то, что знаем, а знаем то, что хочется.

Одному что-то показалось, он осмелился сказать об этом. Второй подхватил. Третий выучил. И понеслось-поехало. Чье-то мнение стало принятой точкой зрения. Затем догмой и со временем подменило собой истину. Таково положение во всех без исключения областях знаний. Особенно в гуманитарных науках. В истории, например, считается истинным не то, что действительно происходило, а то, как принято. Решили президенты России и Польши вопреки неоспоримым фактам и надежным свидетельствам, что все расстрелы поляков в Катыни – дело чекистских рук, и точка. Официальная история считает, что так оно и было.

Оторваться от привычной точки зрения чрезвычайно трудно. Даже Сын Человеческий за время земного существования не смог растолковать Свою истину ученикам – слишком отличался Он от ожидаемого ими Мессии. Они ждали Его воцарения, установления господства их народа во всей Ойкумене, а слышали только необычные притчи и описания Царства Небесного. Разрыв между ожидаемым и действительным породил пропасть непонимания. Недаром рефреном звучит новозаветное «будьте как младенцы», как «нищие духом» – апостолы шли за Ним, но не понимали Его речей и поступков, и только после Голгофы и Воскресения произошло нечто, толкнувшее их на великие подвиги во имя веры. Что именно случилось – не известно, в канонах по этому поводу зияет досадная лакуна.

По силе убеждения проповедь может быть отнесена к одному из трех уровней.

Проповедь первого уровня – это рассказ, весть. Здесь главное привлечь внимание к своим словам: если вас не слушают, а думают о чем-то своем, то как бы вы ни старались, эффекта не будет. Но даже если вы «достучались» до собеседника, рассказали ему свою истину, это еще ничего не значит. Ученик воспринимает услышанное как очередной (хорошо еще, если интересный ему) факт, достоверность и/или истинность которого для него еще далеко не очевидны. Если сообщенное противоречит его внутренним представлениям о мировом устройстве, то может быть отвергнуто. Наиболее частая причина неверия, естественная и потому простительная, – невозможность немедленно и лично убедиться в истине веры.

Второй уровень – «доказательство» правильности, истинности сообщенного. Наиболее распространенные приемы: ссылка на авторитеты (такой-то великий думал именно так; многие люди знают это; это очевидно всем), ссылка на материальные свидетельства (документы, подтверждающие сказанное незаинтересованными очевидцами событий; описание или проведение опытов и экспериментов, результаты которых наиболее естественно интерпретировать как подтверждение сказанного) и критика конкурирующих воззрений.

Строго говоря, критика (самое лучшее – умная насмешка) альтернативной системы взглядов ничего не доказывает. И в то же время это один из самых действенных способов убеждения для подавляющего большинства людей. Потому, наверное, что мысль не терпит пустоты. Нам везде и всегда требуется основание, разъяснение. Если отвергается одна система взглядов, человек невольно «прибивается» к другой. Вот почему кондовые атеисты смеются над священными текстами, а верующие активисты издеваются над ограниченностью, зашоренностью науки. И те, и другие могут похвастаться разве что переменными, относительными успехами.

Вершина, третий уровень проповеди – логическое встраивание сообщенного в формируемую систему мировосприятия, убеждение слушателей в том, что по-другому мыслить неправильно, вытеснение сомнений в истинности сообщенного.

Однако как бы вы ни старались, любая проповедь никогда не убедит всех. Дело в том, что теомания вкупе с алиенацией порождает искажение психического отражения мировых сущностей. Из ложной гордыни, из желания чувствовать себя необходимым и важным для окружающих и всего Мироздания человек внутренне всегда «улучшает» реальность, что в конце концов приводит к переворачиванию правды в ложь, к инверсии добра в зло и наоборот. Таков основной механизм появления вредных мифов. Таких как представление о том, что любовь – это страдание, а безделье – удовольствие, что высокое социальное положение – счастье, а жизнь для других, альтруизм – неполноценность, и так далее.

Вы полагаете, что «опускание» неприятной информации, а в пределе – инвертирование концепт-конструкций, происходит редко, только в исключительных случаях? К сожалению, это очень распространенное явление. Убедиться в этом вы можете многими способами. Например, так.

Главная мысль помещенных выше «Философинок» сводится к утверждению, что человек есть лишь первая, несовершенная ступень развития Разума; в них также высказывается новое, вероятно, предположение о том, в чем именно будет превосходить нас будущий сверхчеловек. Но дайте любому вашему знакомому, не видевшему данный абзац, прочитать тот этюд. Попросите прокомментировать. Не сомневайтесь: мало кто помянет что-то о сверхчеловеке и его отличиях от нас.

Можете пойти дальше. Подсуньте вашим знакомым «Ковчег» и спросите, все ли им в нем понятно. Уверен: будут говорить о сложности текста и раскрываемой темы, о необходимости более внимательного чтения, на что, к сожалению, у них не хватает времени... Однако нет в том этюде ни одного двусмысленного предложения, каждая мысль изложена предельно ясно! Просто «не хотят» усваиваться неприятные истины, и все.

Вот почему нет четвертого уровня проповеди – проблема не в познании истины, а в приятии или неприятии ее. Первый робкий шажок в преодолении этой трудности – в осознании своих действительных возможностей.

Вероятно, знание как таковое, знание абсолютное – придуманная химера. Каждый человек знает ровно столько, сколько хочет и может.

Есть многое на свете, друг мой Сашенька, о чем не знают даже и немногие.

 

Подторапливающая реплика

То, что наши знания есть вещь в себе, определяется самой их природой – отношением к некоему интеллектуальному продукту. В «Философинках», вспомните, говорилось, что способность мыслить – Божий дар, которым мы владеем, но почти ничего о нем не знаем и никак на него не влияем. Все равно что неразумный ребенок, играющий со сложным электронным устройством.

Одно из объяснений этого печального обстоятельства следующее.

Человеческий интеллект не относится к первичным функциям организма – мышление «посажено» на эмоциональную сферу. Каждая новая мысль «выталкивается» нашими чувствами, и проявления обратного процесса намного слабее. Поэтому для обычного человека управлять мышлением возможно только посредством эмоций. А это чрезвычайно трудно, так как эмоции зарождаются глубоко «внизу», на клеточном уровне, отнюдь не в лимбической системе мозга, как представлялось всего несколько лет назад. Целенаправленно воздействовать на отдельные клетки, согласитесь, – задача непредставимой сложности.

Возникает попутно неприятное предположение, что вся структура нашего мышления генетически предопределена. Будь мы, скажем, скорпионоподобными – может, и мыслили бы совсем иными категориями? А если б на Земле реализовался другой генетический код, то даже логика нашего мышления была б отличной от «единственно правильной»? Современная наука уже утвердилась в абсолютности относительности – так почему бы не сделать следующий шажок в размышлениях, предположив, что точно такое же право на существование имеет иной, отличный от нашего способ выстраивания умозаключений? Наши молекулы ДНК при всей их вычурной закрученности все же линейны – и наши логические правила линейны. А если б ДНК имели другую топологию?

Неужели иные разумные думают принципиально не так, как мы? Так ли это? Достоверный ответ на этот вопрос можно получить только после встречи с другим Разумом, возникшим не на Земле, основанном на ином генетическом коде. Вряд ли сие событие произойдет скоро. Тогда и разберемся?

Тем не менее, отмахиваться от данного обстоятельства как от глупой фантазии, оторванного от жизни предположения, я бы не советовал. Мир психики не менее реален, чем проза окружающих нас материальных предметов. Собаки и волки генетически суть близняшки. Способны давать здоровое потомство. Отличия их геномов ничтожны, но влекут принципиально разное отношение к окружающему миру: одни включают человека в свою стаю на правах безусловного лидера, а другие – нет. Вероятно, примерно такое же по качеству различие оказалось между людьми и неандертальцами: внутри нас живет чувство симпатии, а у них ничего подобного не было. Для нас каннибализм всегда и везде порождал жесточайшие психические переживания, а для них был рядовым явлением.

Но хватит философствовать, пора переходить к главной теме книги и поговорить о нас, о русских. Кто мы такие, каким образом и откуда появились, как нам дальше жить. Очевидно же, что мы далеко не простой народ.

Да и что это за сущность такая – народ?

 

О расах и народах

Кто не желает приткнуться к кому-нибудь добровольно – того заставят. Вне зависимости от профессии и занимаемого общественного положения все люди распределены по множеству групп – это непреложный факт. Помимо принадлежности к гражданам какого-нибудь государства, что официально подтверждается наличием соответствующего паспорта или иного документа, людей принято подразделять по расовым признакам и национальности, по роду-племени и своей «малой» родине, по языку и так далее. Плюсы и минусы различного гражданства в общем понятны. А какие преимущества и недостатки присущи той или иной расе или народу?

 

Человеческие расы

Подразделение людей на расы осуществляется по внешним данным, как говорят, по фенотипическим признакам – губастый кучерявый негр разительно отличается от бородатого европейца и косоглазого азиата.

Известно, что расовые отличия наследуются. От китайцев происходят китайцы, от белых джентльменов – белые (конечно, если не было адюльтера). Потомство от смешанных браков несет расовые отличия обоих родителей и ничуть не хуже «чистокровных». В качестве примера достаточно вспомнить про Александра Сергеевича Пушкина, дед которого по материнской линии был самым что ни на есть настоящим негром. А наиболее красивыми и умными женщинами издревле считаются знойные мулатки.

Древнейшая расовая теория изложена в Библии. Якобы у Ноя, семья которого единственная пережила всемирный потоп, было три сына – Сим, Хам и Иафет. Их потомки и породили разные расы. Соответственно желтую, черную и белую.

Библейская версия генезиса рас вроде бы удовлетворяла пытливые умы до тех пор, пока Колумб не открыл Америку. Там обитали люди, напоминающие азиатов. Однако вот орлиный нос, кожа хоть и желтая, но с красноватым оттенком… Похожи, да не совсем. А потом, когда объявилась Австралия с ее аборигенами, бесчисленные острова Тихого океана с меланезийцами и полинезийцами, когда европейцы встретили пигмеев тропической Африки и Малакки и прочие народы, не укладывающиеся в прежнюю расовую классификацию, возникли недоуменные вопросы.

А тут еще археология преподнесла очередные сенсации. Находки последней трети двадцатого века дали весомые основания утверждать, что древнейшие жители европейской части Средиземноморья – типичные негроиды. Автохтоны же Средней России и, в частности, Подмосковья – явные австралоиды. Есть от чего закружиться голове.

Короче говоря, наступил благодатный момент для ученого мудрствования.

Одни уважаемые антропологи стали увеличивать число человеческих рас. Другие, более эрудированные, в пику первым – уменьшать. Традиционно страдали негры. То объединят их с монголами, то присоединят к европейцам. Заявят, например, что эфиопы, эти европеоиды-меланхрои, сохранили первозданный облик исходной бело-черной расы: окрас оставили африканский, а все остальное – пропорции тела, форму черепа, носа, глаз и так далее – сберегли в соответствии с европейскими канонами.

Не будем уподобляться великим ученым мужам, все равно переговорят они кого угодно. В конце концов, не так важно, сколько на Земле человеческих рас и по каким фенотипическим признакам правильнее подразделять людей. Гораздо важнее отметить следующее обстоятельство: расовые отличия абсолютно несущественны при рассмотрении человека как разумного существа.

Конечно, врожденные способности у всех разные. Если родители больные или ребенок не получает полноценного питания, нормального воспитания и образования, то не сумеет раскрыть свой потенциал. Например, при недостатке в пище соединений йода замедляется развитие умственных способностей. А если, скажем, с ранней юности злоупотреблять пивом, то можно приобрести так называемое пивное слабоумие. Родовая наследственность, естественно, также имеет значение. Известны славные династии политиков, ученых и деятелей искусства. Потомство выдающихся людей получает ценные качества, взлелеянные родителями, с большей вероятностью, чем сынки и дочки обычных людей, не отмеченных особыми талантами. Изюминка здесь в следующем: с большей вероятностью, но не наверняка. Вот почему наряду с достойными продолжателями ярких свершений отцов наблюдаются и многочисленные случаи вырождения великих родов. Недаром существует поговорка, что природа отдыхает на детях гениев. В общем, если взять наугад, скажем, новорожденного папуаса, все предки которого были неграмотны, и представителя известного раввинского рода, окунуть их в ласку и внимание, позаботиться о хорошем образовании, то вряд ли шансы чуда-юда опередить в чем-нибудь своего соперника будут ощутимо выше пятидесяти процентов.

Спохватившись, сколько копий сломано по поводу и расового равенства, и дискриминации, оставим эту тему. Вопрос закрыт. Отметим только один момент.

Природа щедра, но не расточительна. Все лишнее, ненужное довольно быстро исчезает. Коли расовые отличия сохраняются многие тысячелетия, значит они жизненно необходимы, несут важную функциональную нагрузку. Какую?

Можно предположить, что образование и закрепление в поколениях различных расовых признаков есть причина и следствие поддержания полноты человеческого генома, некая страховка природы от вырождения вида homo sapiens sapiens`а.

Уместно провести следующую аналогию.

В биологии используется такое понятие, как биоценоз, под которым подразумевается совокупность живых существ – различных одноклеточных, растений и животных – обитающих в какой-нибудь области. Говорят, например, «биоценоз озера», «биоценоз леса». Геобиоценоз – совокупность живых существ всей планеты. Чисто математическими методами доказано, что устойчив, то есть может существовать неопределенно долгое время, только геобиоценоз. Любая меньшая совокупность живых существ довольно быстро обедняется и вымирает. Вы сами можете в этом убедиться: все наши парки, пригородные и прочие искусственные делянки требуют постоянного человеческого внимания. Пусти на самотек – зарастут сорняками и зачахнут. Так, может, наличие разных рас и постоянный взаимообмен генами при смешанных браках и есть природный механизм обеспечения живучести человека как биологического вида?

В 1876 году умерла Труганина, последняя тасманийка. Не раздался ли первый удар колокола по всему человечеству?

Древние люди, более близкие к природе, чем мы с вами, прекрасно чувствовали, что расовые отличия скорее всего не горе, а благо. Археологические находки свидетельствуют, что на заре цивилизации бок о бок жили представители различных расовых линий. Так было в Мохенджо-Даро и Хараппе, в Шумере и Египте, в древнейших культурных очагах Европы и Срединной Азии. Настороженность к человеку с иной кожей или другим разрезом глаз пришла позже, а теоретическую подпорку получила еще позже.

Хорошо, а что дает разделение людей по национальности?

 

Что такое национальность?

Считается, что современные народы образовались в результате переноса чувства общности с родителей, с других милых сердцу родственников вначале на ближних, а затем и на дальних соседей.

Предполагается, что самые древние устойчивые человеческие сообщества были родовыми. Под родом принято понимать кровнородственное объединение людей, связанных коллективным трудом и совместной защитой общих интересов, а также общностью языка, нравов, традиций. По мере усложнения хозяйственной жизни, «своими» разумно стало считать не только родных, но и чужих по крови людей. Тех, которые говорили членораздельно, проживали не очень далеко, имели те же самые обычаи и традиции, а при желании или в случае необходимости участвовали в совместных военных мероприятиях. Таким образом родовой строй постепенно размывался, превращался в племенной.

Во времена расцвета рабовладения и феодальных отношений образовались довольно устойчивые общности людей, называемые народностями. Подавляющее большинство их – шумеры, хетты, этруски, эфталиты, готы, чудь белоглазая, мурома и многие-многие другие – пропали, растворились в других народах. Более живучие и крепкие сохранились до наших дней, а часть из них якобы превратилась в нации.

К сожалению, удобоваримого разъяснения понятия «нация» не существует до сих пор.

Одно из современных определений нации гласит, что это «устойчивая общность людей, исторически сложившаяся при условии единства языка, территории, экономики и некоторых психических черт, вырабатывающихся на основании общей культуры». Сие утверждение не выдерживает критики.

Единство языка? Хорошо, предположим. Известно, что в Швейцарии четыре государственных языка – немецкий, французский, итальянский и еще какой-то. Причем италоговорящий швейцарец плохо или совсем никак не понимает франкоговорящего. Стало быть, нет такого народа – швейцарцы? Сообщите эту новость жителям Берна, Женевы или Цюриха. Боюсь, они донельзя возмутятся.

Территория, экономика? Этнический русский, переехавший на постоянное место жительства, скажем, в Америку, в мгновение ока превращается в стопроцентного американца? Обрадовавшись комфортному существованию в каком-нибудь богатом районе, забывает о бесконечно важных кухонных посиделках, о соленых огурцах и квашеной капусте? Что-то сомнительно. Этнический китаец, знающий только родной язык, всю жизнь пребывавший в чайна-тауне какого-нибудь американского мегаполиса, общающийся только с себе подобными, – неужели он тоже настоящий американец? По документам, конечно, он гражданин США. А в душе? Если спросить у него, кто он такой, то скорее всего он припишет себя к той исторической провинции Китая, где жили его деды-прадеды.

Введение словосочетания «некоторые психические черты» в тело определения не совсем корректно. Необходимо указать, какие именно черты. Или хотя бы очертить область, в которой они проявляются. Но вместо этого далее идут слова «общая культура», что вообще граничит с безграмотностью.

Общепринято под культурой понимать искусственную среду человечества, то есть совокупность материальных и духовных ценностей, а также способов их созидания и умение использования. Иными словами, «находится» культура в трех ипостасях: во-первых, в общественном сознании людей; во-вторых, в их поведении и действиях; в-третьих – в материальных результатах человеческой деятельности. Причем материальная культура не сводится к произведениям искусства, продающихся на аукционах по астрономическим ценам. Это и все привычные вещи, что окружают человека, а также дороги, здания и насыпи, орудия труда и культивируемые растения, домашние животные и так далее.

Вроде бы нет несогласных с таким наполнением понятия «культура». А коли так, то не надо без особой нужды писать в научном тексте «общая культура» – не может она быть никакой иной! Она едина для всех людей на планете. Допустимо говорить разве что о различном уровне усвоения культуры и использовании ее достижений. «Культурный» или «некультурный» человек есть обывательские, контекстные выражения.

Необходимо отметить, что непорядок в области понимания, что это за общность – «нация», царит давно. Классики наши явно не справились с разъяснениями. У Сталина в статье «Марксизм и национальный вопрос» при определении нации также чересчур вольно употребляется слово «культура». А евреям будущий вождь всех народов вначале вообще отказывает в праве претендовать на национальность, но далее как-то ненароком «забывает» об этом. Если уж в работах самого Иосифа Виссарионовича содержатся, мягко говоря, огрехи – что ж говорить о прочих мыслителях?

Помимо официальных, академических, существуют частные определения нации, альтернативные используемым в большой науке. Некоторые подразумевают под ней «общность людей, обладающей общей славой в прошлом и общей волей в настоящем». А великий сенегалец Леопольд Седар Сенгор, например, утверждал, что «нация – это воля к созиданию, а чаще к преобразованию…».

Ну, насчет «прошлой славы» возникают такие сомнения, что и обсуждать не хочется, а вот по поводу «воли» сделаем небольшое замечание. Тем более что ранее, в «Философинках», кое-что о ней говорилось. Кроме того, пора постепенно переходить от констатации фактов с минимальными комментариями к более сложным логическим конструкциям и вводить собственное понимание размытых терминов.

В психологии под волей большинство ученых, практических врачей и педагогов понимают «сознательное регулирование деятельности, связанное с преодолением внешних или внутренних препятствий». В даваемых же ими пояснениях упор делается в основном на «преодолении». Чувствуя недостаточность, неполноту закавыченного высказывания и то, что «преодоление» – это не главное, дадим свое краткое описание понятия воли.

Если ненароком прикоснуться к чему-нибудь горячему – отталкиваешься чисто инстинктивно. Здесь, конечно, ни о какой воле говорить не приходится. Однако в других ситуациях нежелательность какого-нибудь внешнего воздействия осознается, и человек не инстинктивно, а осмысленно, целенаправленно старается вернуться в комфортное состояние. Иногда такой порыв реализуется как бог на душу положит, иногда – по специально составленному плану с учетом массы дополнительных обстоятельств. Например, когда вы долго пролежали на пляже под палящим солнцем и почувствовали, что пора перевернуться со спины на живот, то обычно не утруждаете себя выбором, через какое плечо, правое или левое, совершить переворот, а делаете это машинально. В другой ситуации вы можете из общих соображений оценить, что пора бы и меру знать, разумнее вообще уйти в тень, и начинаете вырабатывать в уме довольно сложную последовательность действий.

Причина, породившая какой-то психический порыв, может не осознаваться, а связь между ней и соответствующим действием – быть скрытой и не однозначной. Например, почувствовав неприятную пустоту в желудке, вы можете долго заниматься неотложными вещами. При этом ощущение голода может вовсе пройти, но вы, запомнив его, «из общих соображений» при удобном случае все равно что-нибудь да перекусите.

Какой-либо материальной причины может вообще не существовать, а стремление добиться чего-нибудь может возникнуть вследствие ваших чисто внутренних, духовных переживаний, когда-то осознаваемых, а когда – нет. Из каких-либо личных посылок, не всегда объяснимых ни себе, ни людям, вы можете записаться в спортивную секцию, выучить понравившуюся песню или стихотворение, решить поступать в какое-нибудь учебное заведение, приобрести чем-то привлекшую вас профессию, и так далее. Возможно, вам найдутся попутчики, которые будут делать то же самое, что и вы, но уже из своих соображений, иногда далеко отличных от ваших.

Так вот, описанный порыв, осознаваемый, но сугубо индивидуальный, взятый в самом что ни на есть своем «очищенном» виде, в отрыве от всех возможных и невозможных материальных и нематериальных причин, его породивших, и есть то, что наиболее уместно называть волей. Выбор же способа реализации этого порыва уже не имеет к рассматриваемому понятию прямого отношения. Точно так же лежит вне воли упорство, настойчивость в достижении задуманного, «преодоление внешних и внутренних препятствий».

Акт сотворения волевого порыва, очевидно, начинается в эмоциональной сфере, как и производство новой мысли.

Легко заметить, что при изложенном понимании воли она никак не может быть общей. То есть фигурировать в каком-либо определении нации. Люди объединяются для свершения общих дел, но при этом всегда у каждого из них свой порыв. Есть взаимовыручка и взаимоподдержка, есть кооперация и подчинение, принуждение, введение в заблуждение и прочее и прочее – но нет общей воли.

Да и как можно говорить, например, об общенациональной воле, когда большинство людей всю сознательную жизнь не задумываются о проблемах и заботах своего народа? Если ж проскочит у кого-нибудь одна-другая мыслишка по данному поводу, то вряд ли он легко найдет единомышленника. Богач думает об одном, нищий о другом, домохозяйка – о третьем, и лишь общественный деятель, прихотью судьбы заброшенный на руководящий пост, принужден подумывать иногда что бы этакого сделать, чтобы народ чувствовал себя более-менее сносно.

Нет, воля не имеет никакого отношения к понятию нации.

Ощущая слабость тылов, многие социологи стараются меньше употреблять слово «нация», предпочитая пользоваться «этносом». Однако хрен редьки не слаще.

В настоящее время наиболее распространенное определение этноса гласит, что это «осознанная культурно-языковая общность». Ну, про культуру и единый язык выше уже говорилось. Остается «осознанная общность». Лев Гумилев, кстати, именно этим и ограничивался: в его понимании этнос есть совокупность людей, осознающих свое единство, и более ничего. Ни общего языка им не надо, ни территории, экономики и прочего.

Но достаточно ли для раскрытия понятия «нация» ограничиваться лишь самоосознанием своей общности составляющих ее людей?

С юридической точки зрения этого маловато: если б было так, то в девяностые годы двадцатого века большинство россиян записалось бы в евреи, в американцы или французы, в южноафриканцы или канадцы – да в кого угодно! – и уехало б из страны в поисках достойной жизни, подальше от пьяного маразма и воровского беспредела.

Недостаточно и с точки зрения здравого смысла определять народы только по осознанию их представителей своей принадлежности к ним. Сегодня я записался в китайцы, завтра буду говорить, что бразилец, – какие изменения со мной произойдут? Да никаких: «каким ты был, таким ты и остался…». Значит, все-таки есть что-то, определяющее твое отношение к конкретному народу? Есть! – все это чувствуют. Можно пойти дальше. Даже осмелиться утверждать, что все народы, обитающие на территории современной России, – якуты, мордва, карелы, татары, башкиры, евреи и так далее – в той или иной степени переняли это нечто общее от русских, от соседей и от самих себя. Не зря же любого россиянина, как бы он ни кочевряжился и ни возмущался, за границей называют русским.

Уместна следующая ассоциация. Если способности конкретного человека имеют генетическую природу, есть результат взаимодействия ДНК родителей, то его характер есть следствие генетики и условий жизни, воздействия всего окружения в процессе его воспитания и самовоспитания, образования и самообразования. А от поколения к поколению в традиции передаются, словно те же молекулы ДНК, некие общие, одинаковые для всех членов данного сообщества взгляды на мир и самих себя, На то, что значит – правильно жить, и как это делать. Прививаются типовые реакции на жизненные коллизии.

Именно эти особенности мироощущения естественно принимать за основу при определении нации и называть национальным характером. Что это за сущность и из чего она складывается, изучается довольно новой, но не модной наукой этнопсихологией. К сожалению, и отец-основатель ее Франц Боас, и его последователи оказались, мягко говоря, не в ладах с системным анализом. По этой причине докапываться до сути открытий этнопсихологии не менее хлопотно, чем добывать, скажем, бриллианты в Якутии. Необходимо сделать, по крайней мере, обстоятельное лирическое отступление.

 

Основы мироощущения человека

Начало и, возможно, завершение строительства в человеческой психике мироощущения, мироосознания осуществляется на основе неких фундаментальных представлений, как правило, не осознаваемых, не формулируемых в явном виде. К ним естественно отнести начальное восприятие окружающей действительности. А также собственное понимание свободы, то есть личное отношение к тому, что вне тебя – к себе подобным и ко всему прочему, живому и неживому, одушевленному и неодушевленному.

Выделение «Я – все остальное»

И всюду страсти роковые, и свой скелет притих в шкафу. Все народы похожи друг на друга, и все в чем-либо да отличаются.

Европейцы считают, что мир существует и ежемгновенно изменяется совершенно независимо от желаний и потребностей любого конкретного человека. С ними солидарны арабы, индонезийцы и некоторые прочие народы, в том числе многочисленное мусульманское население Индии.

Ортодоксальные индусы и прочие народы, склоняющиеся к буддизму, думают иначе: не только телесно, но и духовно человек является неотъемлемой частицей всего Мироздания. Аналогичного мнения придерживаются китайцы и японцы, а также большинство африканцев и индейцев, автохтонов Америки.

Сопоставление прозвучавших утверждений позволяет сделать вывод, что граница между Востоком и Западом, между восточным и западным складом мышления прочерчена не в пространстве, не на географической карте – она в умах. И специального осмысления требует следующий факт: в настоящее время людей, которые склоняются к мнению о независимости от человека окружающей его действительности, примерно столько же, сколько тех, кто не отрывает себя от нее. У первых (точнее, у некоторой их части) есть Бог, у вторых могут быть только суррогаты Оного.

Если мир – это не ты, значит он является некоей «объективной реальностью», за которой можно подсматривать со стороны, подмечать природные закономерности и подстраиваться под них. Предполагая за внешними явлениями определенную одухотворенность, можно дорасти до идеи Бога как Причины и Следствия Мироздания, как самодостаточной творческой Личности. Кто бы что ни говорил, но религия начинается с приписывания окружающей действительности свойства субъектности. Если есть у нее сознание, чувства, воля – значит она разумна, и существует Бог.

Бог один. Когда называется два, три или более божества, неосознанно предполагается, что этот ряд можно продлить. И где-нибудь вдалеке от начала списка найдется местечко для каждого. При страстном желании, трудолюбии и терпении можно стать Буддой и творцом части Мироздания. А окружающий материальный мир действительно окажется всего лишь Майей, иллюзией… В то же время разделение Единого на различные ипостаси, воплощения и прочие аватары, на святых и их нетленные мощи, на другие предметы культа говорит о слабости человека, а не о изощренности его ума.

Нам не дано доказать или опровергнуть существование Бога, и с этим положением необходимо смириться. Разумно полагать, что все чудеса, включая появление пасхального огня и мирроточие икон, неопознанные летающие объекты и лечебная сила святых мощей, рано или поздно получат вполне материалистическое объяснение. Но оно не приблизит и не отодвинет нас от решения загадки, есть ли Бог.

Если ж человек считает себя неотъемлемой частью большого мира, то в какой-то степени сравнивается с ним. Поэтому Бога у него не может быть. Может быть культ предков, сложные ритуалы, синтоизм и буддизм и много чего еще, но не Бог.

Чем одна точка зрения хуже другой? Какой выбор правильнее? Боюсь, что и на этот вопрос человечество никогда не найдет ответа. Возможно, для всех мир становится таким, каким они его себе представляют. А «на самом деле» он есть и то, и другое.

Отношение «Я – природа»

Представимы только две генеральные линии человека пребывания в мире, две стратегии обустройства жизни. Первая – принятие природы как она есть, приспособление к ней, подстраивание собственных запросов под существующие, порой весьма ограниченные возможности. Вторая – переделка окружающей среды в соответствии со своими постоянно возрастающими потребностями.

И ежу понятно, что в «чистом» виде невозможно следовать ни по первому, ни второму пути. Расчищая место для будущего дома или начиная пахоту, ты вторгаешься в природу, и сколь мало ты б ни взял у нее, как бы скромно себя ни вел, ты уже нарушил ее исходное состояние. С другой стороны, выращивая кубические помидоры в оранжерее, регулировку температуры в ней нельзя осуществлять с полным пренебрежением внешних условий. Это так, но дело-то не в поведении, а в позиционировании себя. Аршин свой каждый выбирает сам. Человек испокон веков, сознательно ли нет, соизмеряет свои действия исходя из отношения к природе или как к Храму, или как к Мастерской. Третьего не дано.

Древнейшей является стратегия почтительного преклонения перед окружающей природой. Ее защиты и заботливого пестования. Ее одухотворения. Первые человеческие божества – духи стихий, лесов, лугов, гор, даже отдельных рощ или деревьев и источников воды. Все сохранившиеся до наших времен людские сообщества, ведущие первобытный образ жизни, как бы «настроены» на вечное существование: они почти не насилуют природу, слились с ней, сократили свои потребности до минимума. При этом, однако, духовная жизнь их насыщена до предела, бытовые коллизии отвердевают во множестве сказаний, мифов и притч. У них свои, отличные от имеющихся у «цивилизованных» людей трагедии и комедии, но идеалы счастья доступнее: золотой век лучше железного.

Вопрос, какая из имеющихся стратегий лучше, долгое время не имел смысла, поскольку каждая из них подразумевает собственную шкалу ценностей. «Лучше» и «хуже» возникает потом, но уже в разных единицах измерения, несопоставимых друг с другом, как, например, секунды и килограммы. С ростом народонаселения и увеличением человеческих потребностей нагрузка на природу возросла. Все громче звучат предостережения о скором истощении ресурсов планеты. Все влиятельнее неомальтузианцы. Поэтому представляется, что более древний взгляд на окружающую среду правильнее.

Отношение «Я – остальные люди»

Отношение к природе нерасторжимо с отношением к себе подобным, а вместе на их основе формируется первичное представление о направленности выстраивания своего поведения, наполняется идеал свободы, то есть ощущения себя относительно воспринимаемого мира.

Понимание человеческой свободы зажато двумя крайностями.

Первая подразумевает огораживание от внешней среды и других людей, противопоставление им себя, формирование своих, личных жизненных целей и достижение их, преодолевая возникающие препятствия. Пусть ты расшибешь себе голову о стенку – главное, чтобы никто не мешал тебе колотиться об нее. На вопрос дружеской анкеты «Ваше представление о жизни?» Карл Маркс не раздумывая ответил: «Борьба». В этом – суть европейского ощущения свободы, наиболее выпукло проявляющаяся в среде протестантов. Ради самоутверждения человек принуждается к постоянному противостоянию всему внешнему бесчувственному и противоборству с себе подобными.

«Что хочу, то и ворочу…» – казалось бы, естественное и единственно правильное понимание состояния свободы. По-иному вроде бы мыслить нельзя. Но только на неискушенный взгляд.

Реализация поставленных и постоянно множащихся целей и планов требует от типичного европейца неуклонных забот, нудной и безостановочной работы в сером потоке дней. Незаметно для окружающих и самого себя он становится каторжником своего чудного будущего, рабом собственных, все возрастающих и разрастающихся потребностей. Что в итоге? В результате его свобода оборачивается полнейшей зависимостью от неподвластных ему жизненных обстоятельств.

В Бхагавадгите, между прочим, есть такие слова: «Дела, совершенные не для жертвы, – оковы…».

Второе крайнее понимание свободы требует поступать с учетом интересов других людей, в соответствии с заботами и проблемами окружающего мира. Тем самым теряешь свою индивидуальность, лишаешься свободы? Не совсем. В жизни нет ничего однозначного. Собака виляет хвостом, а хвост – собакой. По-настоящему свободен только тот индивидуум, который принял личное участие в строительстве своего Мироздания. Лично вырабатывал правила совместного поведения, чтобы не чувствовать стеснения. Ведь если ты сам установил законы общежития, они не являются для тебя путами.

Конечно, для человека невозможно добиться полной свободы ни в первом, ни во втором ее понимании. Как бы кто ни холил свою уникальную личность, в обществе себе подобных он постоянно вынужден искать компромиссы, подлаживать свои эгоистические интересы под чужие. С другой стороны, самый отчаянный альтруист не может никак не заботиться о себе самом. Чтобы быть полезным другим, он должен овладеть многими знаниями и навыками, то есть развить себя как индивидуум. Опять-таки здесь все дело не в поведении, не в результатах своей деятельности, а в позиционировании себя: либо тянуться к собственной независимости, либо создавать мировую гармонию.

 

Национальный характер

О национальном характере и, в частности, о «загадочной русской душе» написано немало. Но коли раз за разом возвращаются к этой теме, значит и предыдущие, и самые последние пояснения не убедительны. Много тому причин. Главная из них, вероятно, в том, что одними словами не раскрыть характер народа. Этнические особенности лишь чуть-чуть касаются вербальной сферы, но основным телом своим лежат много ниже – в области бессознательного, архетипичного. Строятся на приведенных выше фундаментальных представлениях о себе и окружающей действительности и принадлежат миру эмоций и чувств, почти не подвластных человеческому разуму. Кроме того, важную роль играют природные условия обитания и пройденный исторический путь предков, их культурные достижения. В результате воздействия всех этих факторов и создается то уникальное, что принято называть национальным колоритом.

Под характером человека обычно подразумевают совокупность психических качеств, характеризующихся устойчивым отношением к различным сторонам действительности и тем самым определяющих особенности деятельности данного человека. Следуя в кильватере этого высказывания, под характером народа можно понимать совокупность отмеченных психических качеств, доминирующих в характере большинства его представителей. Припомнив математическую конструкцию, описанную в «Человеке знающем», по-иному ту же мысль можно выразить следующим образом: национальный характер есть область характеризующих человека психических качеств, в которой функция многообразия, вычисленная на множестве представителей рассматриваемой нации, принимает максимальные значения.

В «Философинках» уже звучало сетование по поводу слабости терминологии в гуманитарной области знаний и, в частности, в сфере, касающейся человеческой психики. Приходится повторяться. Дело в том, что в русском языке слова «ощущение», «эмоция», «чувство» слабо разведены и зачастую употребляются как взаимозаменяемые, как полные синонимы. Здесь требуется их четко разделить.

Под ощущениями (при строгом употреблении этого слова) резонно понимать простейшие психические переживания, вызванные показаниями органов чувств – тепло, светло, тихо, мягко и так далее.

Эмоции – это более сложные психические переживания вроде страха, радости, гнева, желания чего-нибудь и прочее.

Чувства же есть комплексы эмоций, сформированные с прямым или опосредованным участием мышления и опирающиеся на весьма специфичную психическую особенность человека – способность испытывать симпатию (или антипатию), сопереживать кому-либо или чему-то. К чувствам относятся, например, дружба, патриотизм, родительская любовь, особый эмоциональный подъем, испытываемый при нахождении решения какой-нибудь сложной задачи, и так далее. В отличие от эмоций, сосредотачиваемых внутри себя, чувства всегда направляются вовне – на другого человека, на воображаемый или реальный предмет. Познание окружающего мира, в частности, также требует выхождения познающего из самого себя, что невозможно без чувственных переживаний.

У новорожденного вначале регулируется сфера ощущений. Он учится осязать, слышать, через некоторое время приобретает способность видеть и распознавать то, что увидел. Параллельно с этим, но с небольшой задержкой формируется эмоциональная сфера. Чувства возникают много позже совместно с мышлением, под влиянием других людей в так называемых первичных общественных группах.

Как некий живой организм, человеческое общество состоит из великого множества постоянно взаимодействующих между собой клеточек или ячеек. Каждый из нас в течение всей своей жизни принадлежит сразу нескольким таким клеточкам. Первоначальная наша ячеечка – мать и дитя. Затем семья, ближайшие знакомые, соседи, детсадовские группы или образования типа няня-ребенок, функционеры учебных заведений, магазинов, поликлиник и больниц, театров, фабрик, контор, полиции, прочих учреждений государственной власти и так далее и тому подобное. Взаимопроникновение друг в друга этих клеточек создает из множества людей, живущих в данное время в данном пространстве, нечто единое, целое. Приобретает системные свойства, то есть получает свою память, некое сознание, интересы и цели. Короче говоря, возникает то, что собственно-то говоря и называется человеческим обществом.

В этом бурлящем людском круговороте каждый человек ищет свою тихую пристань. За день он сталкивается с огромным количеством людей. Малая часть их попадает в круг его непосредственного общения, еще меньшая – в просто знакомые. А совсем ничтожная часть проникает в свои. В ту ограниченную группку особей, которые задевают его чувства, с кем он говорит о себе, о них и обо всем прочем, по душам, И если ты симпатизируешь им, а они – тебе, если жизненные обстоятельства отводят вам достаточно времени для общения, то возникает упомянутая выше первичная общественная группа.

В социологии под этими группами понимают относительно устойчивые объединения, созданные на основе симпатии, эмоционального и мысленного распространения себя на другого, близкого и понятного тебе человека. Тот круг общения, в котором возможно зарождение и существование единомыслия.

Единомыслие необходимо отличать от подобномыслия, когда люди по-разному относятся к предмету своей деятельности. Грубый пример: многие следуют заповеди «не убий», но один из страха быть уличенным в злодеянии, другой из опасения, что сам может пострадать в завязавшемся противоборстве, третий – из глубокого убеждения в неприемлемости нанесения кому-либо вреда. Более тонкий пример: в Великий пост многие отказываются от употребления мясных продуктов, но один из соображений полезности, другой чтобы похудеть, третий потому, что так предписывает церковь, четвертый потому, что так поступают окружающие, пятый же – из желания приблизиться к Богу. Все перечисленные думают подобно, но не едино. Результат, внешние проявления их психической деятельности одинаковы, но внутренние переживания различны.

Иными словами, подобномыслящие – все равно что случайные попутчики в автобусе или вагоне метро: они вместе, но каждый едет по своим делам, занят обдумыванием собственных проблем, и нет ему никакого дела до вас.

Только в первичных общественных группах через единомыслие может происходить создание и передача от одного человека другому, от одного поколения людей следующему того, что называется ценностными ориентирами. С помощью этих психических конструкций социальная система направляет человека на принятые в ней способы поведения и удовлетворения своих потребностей с тем, чтобы обеспечить возможность коллективных действий, само существование индивида в обществе. Проще говоря, тебе разъясняют, что такое хорошо и что такое плохо, а также добиваются того, чтобы ты поступал хорошо не потому, что это хорошо, а потому, что поступать именно так тебе будет приятно. Таким образом ты сам оцениваешь свои поступки и мысли исходя из действующей в обществе, «правильной» линии поведения, эмоционально окрашенной для тебя положительно.

Некоторые психологи полагают, что ценностные ориентиры представляют собой сложную гамму чувств и эмоций, ассоциативно связанную с некими предметами, в качестве которых может быть что угодно – буквально все, что может быть воспринято и запомнено человеком. Возникновение в сознании этих предметов приводит в движение весь тянущийся за ними клубок чувств и создает импульс к некоему типичному действию.

Именно система ценностных ориентиров создает мироощущение человека, то есть способность не только видеть мир и себя в нем, но и оценивать, что есть добро, а что – зло.

Народы различаются огромным множеством мельчайших деталей организации быта и поведения. Однако принципиальные различия между ними определяются отличиями их ценностных ориентиров. Действительно, оказавшись в новой обстановке, среди людей иной национальности, человек довольно легко и без особых проблем привыкает к необычной для него пище и одежде, традициям и обычаям, выучивает чужой язык. Только ломка внутренней системы ценностей, приобретение нового взгляда на жизнь, нового смысла существования происходит, как правило, чрезвычайно болезненно. Отсюда – что-то вроде собственного определения национального характера как совокупности доминирующих психических качеств относящихся к некоей исторически сложившейся осознаваемой общности людей, обусловленных принятыми ими ценностными ориентирами. Сама же эта общность, конечно, и есть нация. Или народ, этнос ли – в первом приближении это одно и то же.

Хорошо. С понятием народа-нации-этноса появилась кой-какая ясность. А что дает принадлежность той или иной нации?

 

О национальной специфике

Мироощущение, впитанное с молоком матери и обогащенное при общении с друзьями детства, а затем отшлифованное в более зрелом возрасте, порождает для каждого человека некий пакет правил правильного поведения, иными словами – «моральный кодекс». Относительно жизненного пути эти правила поведения есть одновременно все и ничего. Все – потому, что вносят главный направляющий вектор в человеческую жизнь, а ничего – потому, что каждый потенциально может проявить самостоятельность и скорректировать привитые поведенческие нормы. Для разных народов национальный характер фактически определяет их лицо, условия существования, их роль в истории.

Дадим следующее сравнение. Пусть некто решил собственными силами совместно с ближайшими родными и друзьями отремонтировать доставшуюся по наследству квартиру. Этаж и объем жилища – их можно считать соответственно аналогами расовой принадлежности и природных способностей – изменить невозможно. Зато можно от души покуролесить внутри помещения – то есть создать самого себя как личность. Проще всего в этих целях использовать всевозможные инструменты и материалы, а затем различные бытовые устройства, купленные в соседнем магазине, – все это можно считать аналогами национальных ценностных ориентиров. Поскольку набор их ограничен, у большинства жильцов внутреннее убранство квартир будет примерно одинаковым. Но кое-кто, конечно, может поехать за материалами для ремонта в другой город, а то и выписать их из-за границы. Погордится собой: во какой я крутой! Ему повезет, если родные шурупы выдержат тяжесть заграничной люстры, а пестрота заморских обоев не расшатает нервы. Со временем он поймет, если поумнеет, что главное в жизни не дешевая показуха, и второй или третий ремонт жилища он проведет с меньшей вычурностью – вернется к национальным корням.

Рассуждая о нациях, их достоинствах и недостатках, необходимо всегда и всюду помнить следующее: какие б характеристики ни давали национальному характеру того или иного народа, какие бы эпитеты ни придумывали – все они лежат вне сферы оценок «хорошо» или «плохо». На них глупо обижаться или гордиться, ибо национальные особенности возникают как результат исторического пути соответствующего сообщества людей и выработанного ею взгляда на строительство будущей жизни. Ругать или хвалить сии сущности – все равно что осуждать европеоида за волосатость.

Так, традиционно итальянцев называют музыкальной нацией. Правильно, итальянцы любят петь, в Италии звучит много музыки, находятся самые прославленные оперные театры и хореографические школы. Однако если взять наугад какого-нибудь миланца и, скажем, лондонца, то априорно не известно, кто из них споет предложенную песню правильнее. Оценить можно талант только какого-то конкретного человека, у всех наций «способности» примерно одинаковые.

Разный характер – разное существование и результаты оной. Одни народы делают историю, другие откровенно наслаждаются жизнью. Эту мысль можно проиллюстрировать множеством примеров, мы ограничимся одним.

Помните, как в школьном курсе истории вам рассказывали о Яне Жижке, о гуситах и их подвигах? Выдвигалось много объяснений их успехов, кроме одного, по-настоящему верного. Незадолго перед сожжением Яна Гуса по Европе в очередной раз прокатилась жесточайшая эпидемия чумы. Вымирали целые области. А пригороды Праги по прихоти судьбы чума прошла стороной. В результате относительное количество чехов временно сильно выросло, они стали одним из самых больших народов Европы. Если б на их месте оказались, скажем, испанцы или французы, политическая карта мира претерпела б существенные изменения. А чехи не являются исторической нацией. Они живут себе и не тужат. Погуляли при удобном случае по европам, порезвились – и опять в свои уютненькие пивнушки.

Интересны отличия реакций представителей разных народов на бытовые коллизии. Например, после неудачной торговой сделки русский подсмеивается над самим собой. Надо же, опять обманули! Но ничего, голова и руки на месте – не пропаду. А впредь этого жулика буду обходить стороной. В такой же ситуации выходец из Дагестана или, скажем, любой среднеазиатской республики проникнется неподдельным уважением к обманщику: умный человек, молодец, надо бы познакомиться с ним поближе, поучиться у него. Еврей же воспылает ненавистью.

Приведенных примеров, мне кажется, достаточно, чтобы понять: знать национальный колорит и полезно, и интересно. Многие события становятся понятнее, когда в выпуске новостей сообщают национальности задействованных лиц. А разобраться, что происходит, например, в Чечне, можно только зная, кто к какому тейпу принадлежит. Да и отношения между государствами во многом определяются особенностями национального менталитета, наличием симпатий-антипатий между нациями.

Лев Гумилев всех западных европейцев относил к одному большому этносу, резонно подмечая, что различия в их мироощущениях пренебрежимо малы. Однако и того, что есть, достаточно нам, русским, чтобы с большой симпатией относиться к французам, чуть с меньшей – к испанцам и итальянцам, а к немцам и англичанам испытывать скорее нелюбовь и настороженность.

Граждане Индии вне зависимости от их национальной принадлежности – вероятно, их внутренняя жизнь нам безразлична – пользуются нашей симпатией и уважением, как и греки с иранцами. А также, видимо, все латиноамериканцы. Разве что к кубинцам у нас больше любви, чем, скажем, к каким-нибудь панамцам.

Отношение русских к китайцам и арабам, слагаясь из диаметрально противоположных оценок и пристрастий, можно полагать, скорее всего, нейтральным. В то же время к японцам, как и к финнам – «чухони сопливой» – мы относимся с высокой долей превосходства. Но это еще цветочки. Большинство южных тюркоязычных народов, извините за разнузданную откровенность, для нас вообще неполноценные люди, «чучмеки», «чурки». А слова «турок», «турка» в русской глубинке до сих пор еще используются как заменитель эпитета «дурак». Американцы же у нас ассоциируются с избалованными, умственно недоразвитыми детьми.

К относительно малым европейским народам чувственного отношения у русских не выработано. А зря: ярое, неподвластное рациональному объяснению русофобство поляков и венгров давно требует адекватной реакции. Да и эстонцам с латышами и литовцами пора бы выставить счет за многочисленные исторические прегрешения перед нами. Вот только соответствует ли подобное поведение русскому национальному характеру?

 

Сопутствующие вопросы

Рассуждая о национальной специфике, нельзя забывать, что мы оперируем «средними» характеристиками, или, используя ранее введенное понятие функции многообразия – параметрами, находящимися в области ее максимума. Выбранный наугад немец по складу характера, по поведенческим стереотипам может оказаться более русским, чем какой-нибудь ростовчанин. Рядовой американец может иметь ярко выраженный китайский менталитет и так далее.

Допустимо сравнение народа, скажем, с пшеничным полем, окультуренным из рук вон плохо. На котором сортовые колосья соседствуют с разнообразными мутантами и сорняками, а также занесенными невесть каким образом горохом, льном, горчицей и так далее. Подобная засоренность, между прочим, не зло, а польза для любой нации, ибо придает ей дополнительную устойчивость к внешним веяниям. Ядро – в сравнительном образе обычная пшеница – лучше сохраняется.

Возникает вопрос, а

кто такие основные носители национального характера, где они живут?

Кто – в общем-то понятно: так называемые обычные люди, труженики. Те, что не занимают высоких руководящих постов, не мелькают на экранах телевизора, не ломают голову, куда вложить очередной миллион – в океаническую яхту, в спортивный клуб или в новую виллу в каком-нибудь благодатном месте у черта на куличках.

Где живут? – тоже полная ясность. Население всех больших городов космополитично. Поэтому ответ очевиден: носители национального характера обитают в основной своей массе в глубинке. В маленьких городах и деревнях, в рабочих поселках и на хуторах. Там, где жизнь никуда не спешит, не гонит, а новшества добираются ой как не скоро. Новые машины, лекарства и бытовая техника вкрадываются в повседневность, как клещ в штанину. Быт привыкает к ним потихоньку и успевает адаптироваться. Веяния моды затухают где-то на дальних подступах, и платья меняются не от сезона к сезону, а от поколения к поколению. Телевизор не разобщает, а сближает людей просмотром любимых передач совместно жильцами целого дома, а то и квартала. Даже Интернет дает повод лишний раз встретиться, чтобы в процессе личного общения обсудить ход сыгранной по сети партии в шахматы или какой иной, чисто компьютерной игры.

Но, конечно, наличествует множество нюансов и исключений. Здесь не будем обсуждать общие случаи и закономерности, ограничившись несколькими словами в основном о себе, о русских.

Как в языках существуют различные диалекты, так жители разных регионов бескрайней Руси приобретают отличительные особенности. Сибиряки и поморы гордятся независимостью (зачастую мнимой) мышления, бесшабашностью, физическими данными и силой воли. Жители Урала и Тулы, брянские мужики – плодами своего труда, умением делать то, что другим не под силу. Петербуржцы лелеют исключительную образованность и интеллигентность. Москвичи хвастаются своим человечком в длинных коридорах государственного аппарата власти да знанием законов и уложений, по которым им что-нибудь да причитается. Жители Подмосковья несут, как крест, ощущение своей неполноценности: надо же, никак не удается перебраться в столицу… Все мы разные, но в несущественных деталях. Когда ж заходит разговор о важном – и не узнаешь, кто откуда.

Каким образом национальный характер передается из поколения в поколение?

А черт его знает! Как говорилось выше, национальное самосознание формируется в первичных общественных группах. Но каким образом, с помощью каких слов, жестов, мимики? – доподлинно неизвестно. Ату, психологи!

Допустимо утверждать, что наследниками Киевской Руси являемся мы, русские, а не жители Украины. Почему? Хотя бы потому, что легенды и былины того времени сохранил фольклор российского Севера, Поволжья, Урала и Сибири. В самом Киеве редко вспоминают и Илью Муромца, и Добрыню Никитича.

В СССР национальность можно было выбрать любой. В США всех рожденных на их территории числят американцами. У евреев же исторически выработано железное правило: национальность детей определяется только национальностью матери. Вероятно, это наиболее мудрое решение, так как эмоциональная сфера ребенка формируется в первые месяцы жизни, когда фокус жизни и мира для него – мать.

Зависит ли характер народных масс от условий существования?

Да, зависит, но зависимость эта чрезвычайно сложна, многогранна и неоднозначна.

До отмены крепостного права количество уголовных преступлений, совершенных русскими крестьянами, лишь немного превышало количество правонарушений церковнослужителей. Если ж пересчитать количество преступлений «на душу» да предварительно вычесть те, что естественнее считать так называемыми «народными бунтами», вывод будет однозначным: крестьяне были самым законопослушным сословием царской России.

После кризиса крепостничества и последующим за ним «освобождением от земли» множество сельских жителей подалось в города, на растущие как грибы фабрики и заводы. Бывшие дворовые – «кухаркины дети» – пополнили ряды разночинцев, из которых произошли сперва «лишние люди», нигилисты, раскольниковы, базаровы и рахметовы, затем народовольцы и анархисты, а далее – пламенные революционеры. Они умели прислуживать за столом, но мечтали служить Родине.

Страна менялась очень быстро, условия жизни и труда – еще быстрее, а развитие идеологической сферы образованной части русского общества отставало. «Славянофилы» ругались с «западниками», а меж тем подрастало следующее поколение, впитывающее, как губка, противоречащие друг другу мысли и идеи, мало связанные с традиционным, веками набиравшим глубину народным мировоззрением.

Мещане из малой общественной группы превратились в одно из основных сословий царской России. Части их захотелось красивой спокойной жизни с семейством слоников на комоде, другая часть возжелала богатства и власти, третьи же решили во что бы то ни стало прославиться, разрушив прежний мир и построив новый.

Результат оказался плачевным.

Лишившись корней, вырванные из привычных условий существования, потомки крестьян «раскачали» нравственные устои, полученные от своих предков, и обеспечили небывалый в русской истории всплеск преступности. Они были готовы на все: и на любое злодейство, и на любую жертву. Их не сдерживали никакие нравственные ограничители, у них просто-напросто не было устойчивых ценностных ориентиров.

Произошедшие революции усугубили нравственный кризис. В Гражданскую войну у красных и у белых была своя «правда», непонятная противной стороне. Очень скоро ожесточенность борьбы сделала невозможным любой диалог. И доныне потомки эмигрантов «первой волны» непримиримо воюют в душе с наследниками тех, кто остался в стране.

Насколько устойчив, консервативен национальный характер?

Вопрос, не имеющий ответа. В чем-то народы не меняются веками и тысячелетиями, в другом – как говорится, подобны флюгеру. Однако сколь б бросающимися в глаза ни были изменения, часто они подобны свежему слою краски на древнем артефакте. Красоту прячут, но сути не меняют.

Пятьдесят лет назад в русских селах все дома стояли открытыми круглые сутки. В крупных городах треть квартир днем никогда не запиралась, а у следующей трети ключ от входной двери всегда лежал рядом, под ковриком. Сейчас – на каждом подъезде железные двери, каждая квартира с еще более мощной дверью, снабженной сейфовым замком. Господи, да что мы над собой учудили за несколько лет?!

Но не будем о грустном и приведем ряд приятных примеров.

С некоторой натяжкой можно сказать, что Великая отечественная война 1941-45 годов стала народной не в июне сорок первого, а позже, где-то с октября-ноября. Вначале, чего греха таить, сказался духовный кризис советского общества. Сдавались целыми полками и дивизиями – за считанные дни две трети кадровой армии оказались в плену. Множество сел и городков встречали вошедших в раж сверхчеловеков хлебом-солью. Отрезвление пришло, когда люди на собственной шкуре ощутили прелести «нового порядка». Когда стало очевидным несоответствие между оккупационной жизнью и русским мироощущением, а в лексиконе государственных деятелей имена Розы Люксембург и Сакко с Ванцетти были заменены именами Александра Невского, Суворова, Кутузова и Дмитрия Донского. Одного лишь напоминания хватило, чтобы разбудить древние, казалось бы прочно забытые архетипы народного самосознания, исключающих саму возможность порабощения русских кем бы то ни было. Что с того, что армия разгромлена! Вставай, страна огромная, победа будет за нами.

Возможность сохранения отдельных поведенческих стереотипов демонстрирует следующее наблюдение. Если промелькнет новость о задержании в Москве заезжего рэкетира, можно с большой долей уверенности предположить, что это уроженец Казани или Набережных Челнов: их жители до наших дней донесли память о светлых временах баскачества своих предков на Руси. Совершенно другой народ – крымские татары – невольно вызывают у нас, русских, негодование требованиями отдать им родовые земли, занятые приезжими после выселения их при Сталине. Инстинктивно, на бессознательном уровне мы, русские, не питаем к ним жалости. И, кстати, правильно делаем: во время Великой Отечественной войны Гитлер вынужден был издать несколько специальных указов, одергивающих крымских татар от тотального истребления прочего населения Крыма. Как были они нашими недругами со времен ханов гиреев, так и остались.

В упомянутой выше статье «Марксизм и национальный вопрос» Сталин отметил имперские замашки грузин: все соседние народы они считали неполноценными. Особенно это касалось абхазцев и осетин. Ныне, спустя более века, ничего не изменилось. Спросите любого грузина, родившегося в Москве и ни разу не посетившего родину своих предков, – он начнет доказывать, что Абхазию и Южную Осетию следует во что бы то ни стало принудить отдаться на милость Тбилиси. А если распалится, может добраться и до идеи украшения уличных фонарей повешенными вождями соседних грузинам народов.

Еще один пример необыкновенной живучести национальных особенностей, скрытного их существования независимо от текущих веяний дает отношение бывших марксистов-ленинцев к религии. Лихие годы воинствующего атеизма канули в Лету. Ныне прежние секретари обкомов и горкомов, председатели парткомиссий и парткомов расшибают лбы в земных поклонах, вымаливая прощение старых грехов.

Можно ли насильственным путем изменить национальный характер?

Ответ абсолютно однозначный: нет, нет и еще раз нет.

Человека можно принудить практически к любому физическому действию: шагать, копать, ползать на коленях, говорить неправду, вталкивать в себя вторичный продукт, убивать… в общем, все. Но залезть кованым сапогом ему в душу нельзя. Перевоспитанием, «перековкой» взрослых людей занимались много и долго. Результата пока еще не было.

Здесь уместно поговорить немного о таком явлении нашей цивилизации как война. С конца девятнадцатого века выяснилось, что военные мероприятия, проводимые с целью обогащения за счет соседа, ушли в прошлое. Грабить население побежденной страны – дело святое, никто не может запретить гулять по-взрослому, но общий баланс понесенных затрат и полученной прибыли стал отрицательным. После Первой мировой войны сия правда стала понятна большинству политиков несмотря на их профессиональную тупость.

Осталась одна причина расходования средств на гонку вооружений – детские болезни государственной организации народного хозяйства.

Гитлеровское правительство тратило бюджетные средства только на армию и военную промышленность. А страна меж тем феноменально расцветала: пропала безработица, жизненный уровень всех слоев населения вырос в несколько раз, на подъеме были технические науки и искусства. Жить стало много лучше, жить стало гораздо веселей и интересней. Почему? Рабочие на военных заводах получали высокую зарплату и приличную часть денег вкладывали в акции предприятий, производящих товары народного потребления. Вот тебе и всеобщее благоденствие.

Примерно так же устроено современное управление экономикой США. Каждая маленькая война впрыскивает дозу допинга в американскую промышленность. Правда, многие серьезные аналитики кричат, что ситуация коренным образом изменилась, что отработаны альтернативные приемы управления народным хозяйством, что вкладывать капиталы непосредственно в гражданские отрасли экономики выгоднее, – их не слышат. Или не хотят услышать. Вероятно, положение дел изменится только после большой встряски… брр, неохота об этом думать.

Огромные арсеналы вооружений и множество людей, бряцающих оружием, одним своим существованием могут, конечно, подтолкнуть политиков к развязыванию войны. Но все же требуется некий casus belle, оправдывающий принятие решения о совершении будущих убийств. Подобный повод ищется применительно к конкретной международной ситуации, а желание создать его выращивается на благодатной почве различия национальных характеров агрессора и жертвы. Но какой б ни использовался спусковой крючок войны, у близких по менталитету народов всегда есть возможность договориться. В конце концов, они могут просто-напросто объединиться и жить вместе. Вот почему в настоящее время военные конфликты между ними могут возникнуть разве что по недоразумению или по глупости.

Если ж национальные характеры существенно разнятся, при определенных условиях мелкие уколы и недоразумения могут перерасти в вооруженные столкновения.

Гитлер в 1939 году развязал большую войну потому, что основу мировоззрения национал-социалистов – «германская нация превыше всего» – не могли принять другие народы, и конфликт все равно был неизбежен. В настоящее время США решаются на одну военную акцию за другой потому, что большинство народов не разделяет их понятия о «правильном», то есть о демократическом по западному образцу политическом устройстве страны.

Сказанного достаточно, чтобы констатировать: действительные причины вооруженных конфликтов произрастают на противоборстве различных ценностных ориентиров. Война есть силовое столкновение моральных кодексов.

 

Дисциплинирующая реплика

Итак, что мы имеем?

Народы различаются своим национальным характером. Четко и ясно.

Национальный характер – доминирующие особенности мироощущения относящихся к данной нации людей, обусловленные принятыми ценностными ориентирами. Ясно, но уже довольно расплывчато.

А вот последовательность «разделение ощущений, эмоций и чувств – первичные общественные группы – единомыслие, которое нельзя путать с подобномыслием, – ценностные ориентиры – мироощущение» чересчур сложна. Как далеко не каждая птица при тихой погоде долетит до середины Днепра, так мало кто захочет мысленно объять сию конструкцию. И после этого опять идут какие-то соображения о народах? Да какое дело нам, русским, до них! Когда мы научимся проявлять хотя бы минимальный эгоизм и говорить преимущественно о себе самих?

Хорошо, пусть следует этюд о русском национальном характере.

 

Русский характер

Со второй половины двадцатого века в психологию вообще, а в этнопсихологию – в частности, пришла математика, и они стали принимать облик настоящих научных направлений. Гуманитарного произвола, основанного только на чьем-нибудь авторитетном мнении, стало меньше. Появились почти формализованные методы исследования, независимые от начального «понимания» что такое личность. Были разработаны тесты со строгими правилами обработки результатов.

Один из них – предложенный еще в 1941 году Миннесотский многофакторный личностный опросник (сокращенно – ММЛО), вначале предназначаемый для диагностики психических заболеваний. Однако подключение к его доработке профессиональных математиков, отшлифовка системы вопросов, включающей как дискриминационные, так и контрольные, потенциально позволило расширить область его применения. Несмотря на неопределенную достоверность результатов этого теста в культурологических целях, во многих странах он стал использоваться для выявления наиболее характерных личностных черт различных групп населения.

До Советского Союза этот тест добрался к середине шестидесятых годов двадцатого века и, конечно же, подвергся резкой критике в высоких академических кругах: недостойно прикладывать буржуазные выдумки к светлому социалистическому обществу. Как следствие, применялся он фактически подпольно, на малых группах. Известны кое-какие результаты опросов советских граждан в семидесятые годы, описанные, например, Ксенией Касьяновой. Для периода перестройки, бандитских девяностых и на начало двадцать первого века, сведений о применении ММЛО в России у меня, например, нет.

Вероятно, их попросту не существует в природе. Почему? – вопрос более сложный, чем кажется на первый взгляд. Предложу следующую гипотезу на сей счет: влиятельные международные финансовые круги, распределяющие научные гранты и премии, ныне рассматривают нас, русских, главным образом как объект, требующий не изучения, а рассредоточения.

Кроме того, прежние результаты применения ММЛО оказались, мягко говоря, не совсем понятными и удобными для интерпретации. По тем шкалам этого теста, которые американцы традиционно считали «своими», где у них якобы не могло быть достойных конкурентов, русские получили фактически те же оценки. Мы, оказывается, не уступаем янки по показателям «целеустремленность», «деловитость», «конкурентность», «сила воли» и так далее. Есть от чего схватиться за голову.

Между прочим, опросы советской молодежи в середине семидесятых годов выявили повышенную ее тревожность, недоверие государству, неуверенность в будущем – неужели народ уже в то время предчувствовал грядущие катастрофы? Или же то, что произошло с нами – распад Советского Союза, тотальное ограбление населения, коренное ухудшение быта, – явилось следствием тогдашнего духовного настроя? Как бы там ни было, в историческом масштабе прошло еще мало времени, чтобы выкристаллизовалась правда.

Итак, прочной «объективной научной» базы, которая помогла б с необходимой полнотой раскрыть особенности русского национального характера, не существует. В то же время налицо

 

Наветы и наговоры

Когда охватываешь целиком, что о нас, русских, писали и говорили европейцы на протяжении всей истории наших взаимоотношений, невольно возникает впечатление: они нас панически боятся! Их страх безотчетный, неосознаваемый. Непреодолимый. Чисто звериный. Они боятся нас. Боятся какой-то неведомой опасности, исходящей из краев, где мы живем. Боятся даже своего страха перед нами. «Да, скифы мы, да, азиаты мы с раскосыми и жадными очами…»

О возможных причинах возникновения этого ужаса поговорим позже, а сейчас посмотрим на последствия – на те сказки, наветы и клевету, что слышатся на Западе в отношении нас, русских.

В каких только грехах нас ни обвиняют! Что бы мы ни делали, как бы ни старались им угодить – мы всегда во всем виноваты. В Европе даже снег выпадает потому, что зимний ветер мы направляем в их сторону.

А оскорбительные эпитеты, навешиваемые на нас! Разве что в тупости и физической немощи не обвиняли – всеми прочими отрицательными качествами мы были награждены.

Культивируется, например, миф о том, что русские были дикарями до первых контактов с европейцами. Такими якобы и остались. Доныне почти неуправляемы, склонны к преступлениям и не в состоянии перебороть животные страсти. А государственность нам насадили шведы. Нелепость такая, что и возражать не хочется. Коснемся этой темы позже, при разговоре о происхождении русского народа.

Любят говорить, что мы грязные и вонючие, не приучены к простейшим навыкам гигиены. И это позволяют себе утверждать люди, чьи предки только к середине девятнадцатого века стали пробовать изредка – не более одного-двух раз за сезон – прикоснуться к горячей воде! Когда была изобретена русская баня, теряется в веках. А вот сопоставительные и исторически достоверные факты. Король-солнце, французский Людовик Четырнадцатый, в течение всей жизни очищался довольно своеобразно – обтирал кисти рук коньяком. Генрих Четвертый, первый Бурбон на французском троне и большой любитель чеснока и лука, также не мылся. Далеко не всякий его современник мог выдержать даже непродолжительное пребывание с ним в одном помещении. И вообще, главной достопримечательностью залов всех западноевропейских дворцов и замков являются большие вазы, предназначаемые для благовонных жидкостей, нейтрализующих вонь их высокородных обитателей.

В начале двадцатого века европейцы неожиданно перевоспитались. Вы серьезно предлагаете поверить в это перерождение?

Ополоснувшись под душем и побрызгавшись дезодорантом, чистым не станешь. Лучше раз в неделю помыться как следует. Мы не грязнее европейцев. Просто у нас разные понятия о чистоте, и далеко не очевидно, чьи воззрения лучше.

Утверждают, что русские ленивы. Наши горе-интеллектуалы послушно подпевают. Знаменитый режиссер, родившийся в Советском Союзе, но много лет проживший на Западе, снимает фильмы, в которых на основании того, что во время больших праздников на Руси испокон веков запрещалось работать, пытается внушить зрителям: русский народ ленив по природе. Гнусная ложь! В нашем климате не проживешь, не работая. Мы не негры, чтобы позволить себе лежать под пальмой да изредка срывать какой-нибудь дикорастущий плод. А насчет запрета работать – следуя подобной логике, самым ленивым народом надо назвать евреев: у них каждую субботу палец о палец нельзя ударить. Просто у нас иное, чем в Европе, назначение праздников, но об этом ниже.

Русских обвиняют в неделовитости, в неумении к самоорганизации, создании эффективных механизмов общественного устройства. Вновь все переворачивается с ног на голову!

Скажите, существует ли еще такой народ, который смог освоить территории, сопоставимые с бескрайними просторами азиатского Севера, Сибири, Дальнего Востока и впридачу северо-западной оконечности американского континента? Обыкновенные русские люди приходили в новые края, находили общий язык с местным населением, перенимали от них все самое лучшее, учили аборигенов передовым методам хозяйствования… надо ли продолжать? Самоорганизовывались: в Сибири разные местности и села «сами по себе» специализировались на производстве того или иного продукта, а обмен товарами осуществлялся на периодически – отнюдь не стихийно! – устраиваемых ярмарках. Эффективность народного хозяйства поражает. Одно время рожь, выращиваемую под Якутском, то есть на почвах, пораженных вечной мерзлотой, развозили по всему азиатскому Северу, Дальнему Востоку, Приалтайю, Русской Америке и многолюдному Срединному Китаю.

По поводу способности к самоорганизации можно говорить долго, здесь я позволю только один вопрос: скажите, какова была истинная роль государства в расширении Российской империи? Мысленно пробегите непредвзято по страницам истории. Что получается?

На восточном направлении припоминаются разве что сплавы по Амуру в середине девятнадцатого века, организованные по указке сверху, и закладка двух городов – Владивостока и Хабаровска. А также строительство Транссибирской железнодорожной магистрали. И все! Далее одни огрехи. Договоры с Китаем о границе были составлены столь бездарно, что до сих пор уточняются вежи. Считали ниже собственного достоинства замечать государства на территории Маньчжурии и Джунгарии, тянущиеся к северному соседу. Русскую Америку отдали. Отказали Томеа-Меа в просьбе о российском протекторате над Гавайями. Проникли было в Корею, но проиграли войну с бумажной в то время Японией. Стыдоба!

А начинались ошибки, наверное, с выбора названия главного города Дальнего Востока: крестьянский сын Ерофей Хабаров чуть ли единственный, пожалуй, из русских первопроходцев, кто оставил о себе недобрую память у местного населения.

Колонизация Средней Азии? Скорее всего, это вынужденное действие Российской империи. В результате были прекращены многовековые разбойничьи набеги на наши мирные селения за рабами и промышленными товарами. Одновременно, правда, дополнительное ярмо повесили на русскую шею по подкормке замиренных областей.

Примерно такая же картина вырисовывается и для Закавказья. Хорошо, что дружественный армянский народ спасли от геноцида. Но попутно помогли и грузинам – опять же на свою голову.

Так что же выходит? То, что в умении организовывать жизнь, свое хозяйствование на земле нет равных нам, русским! Ни один народ на планете не может похвастаться даже малой толикой тех успехов, которых мы добились несмотря зачастую на прямое противодействие родных и чужих государственных структур. Излишне, наверное, напоминать о нашем вкладе в мировую сокровищницу наук и искусств. В общем, можно и нужно гордиться не только своей историей, но и самим собой. И с большой долей снисходительности воспринимать выпады в наш адрес западоидов.

Вероятно, представления о русском национальном характере целенаправленно искажаются Западом из-за ощущения собственной подпорченности.

Во все времена достойной задачей для любого уважающего себя человека было докопаться до истины. Поскольку большая наука не может помочь нам в познании нашей души, приходится опереться главным образом на субъективное знание, на ощущение самого себя «изнутри». Начнем с разговора

 

О фундаменте русского мироощущения

На протяжении многих лет звучит один и тот же вопрос: «Кто мы, русские, такие – европейцы или азиаты, Запад или Восток?». Большинство воинственно восклицает: несомненно, мы европейцы. И добавляет какое-нибудь невразумительное «но».

Внесем ясность в это самое «но».

И схожесть, и различие мироощущений определяются фундаментальными представлениями о себе и о Мироздании, описанными в предыдущем этюде, в «Народах».

Мы, русские, полагаем окружающий мир независимым от человека и потому наше мышление подобно европейскому. Но мы не «чистые» европейцы, ибо строй нашего мироощущения принципиально отличается от европейского.

Русский человек склонен к реализации наиболее древней стратегии обустройства жизни и хозяйствования на земле – приспособления к окружающему миру. Выбор этот, напомним, неосознанный и «добровольный». То есть не навязанный внешними обстоятельствами, не обусловленный бессознательным ощущением бессилия или пониманием нецелесообразности, нерациональности замены естественного искусственным. В этом – первое фундаментальное отличие нас, русских, от западных европейцев, воспринимающих среду обитания скорее как область приложения своих сил, как фабрику.

Согласитесь, что в нас присутствует какая-то тяга ко всему естественному, являющемуся не плодом человеческого труда, а вылепленному природой. Мы восхищаемся английскими газонами и японскими садиками, а сердцу ближе первозданные ландшафты, куда не ступала нога человека. Даже кухня наша старается как можно меньше «испортить» продукты. Густые соусы из многих ингредиентов, перемешивание по-разному приготовленного мяса, фруктов и овощей – это не наше, заимствованное. Винегрет по-русски – это капуста отдельно, свекла отдельно, горох отдельно и так далее. Алкогольный напиток? – водка, то есть фактически один разведенный спирт, никаких примесей. Гуся жарить? – только целиком. А рыба в пироге желательна одним большим куском… Естественность – вот наш идеал.

Второе фундаментальное отличие нас от западных европейцев в том, что они склонны относиться к себе, любимому, как к суверенному государству, со всех сторон окруженному явными и тайными врагами. Нам же, русским, ближе понимание лично созданной свободы, требующее поступать с учетом интересов других людей, в соответствии с заботами и проблемами окружающего мира.

Понятно теперь, почему мы, русские, иные? Почему мы мыслим подобно европейцам, но не единообразно им?

Отмеченное различие фундамента мироощущения многое объясняет. В том числе – сетования европейцев и их духовных учеников по поводу «загадочности» нашей души. Мы для них потому и загадка, что отличаемся от них, что им приходится думать о русских чуть глубже, чем они привыкли. А для нас не должно быть особых проблем с разложением самих себя «по полочкам».

Что же мы видим, устремляя взор свой внутрь себя? Первым делом надо отметить

 

Терпение

Легендарное русское терпение является, очевидно, наиболее яркой чертой нашего национального характера. Оно проявляется во всем, а начинается со стойкой привычки контролировать, сдерживать свои эмоции в повседневной жизни. В публичных местах у нас не принято проявлять излишнюю веселость, громко разговаривать, демонстрировать какую-либо необыкновенность. Вообще не принято чем бы то ни было привлекать к себе внимание окружающих.

В целом наше поведение окрашено не в яркие мажорные, а в мягкие, пастельные тона. В бытовом общении превалирует серьезность и сосредоточенность, и даже между близкими людьми часто пролегает определенная суровость. Бурное проявление эмоций, особенно ложной, наигранной радости, лобызания при встрече – это не наше, не русское. Это пришлое, как и оргиастическое дерганье при выступлении поп-музыкантов, как громкое пение в неурочное время и в неположенном месте, как эпатажная одежда и многое-многое другое.

Психиатры в связи с отмеченным ставят следующий диагноз: у русских гипертрофированы психические механизмы репрессии и суппрессии, то есть вытеснения из сознания нежелательных видов активности.

Обусловлено наше терпение, конечно же, выбором фундаментальных основ мироощущения, но в повседневной жизни всегда объясняется конкретными, соответствующими рассматриваемому случаю причинами. Всех их не перечислишь, но главная и наиболее часто встречающаяся – это, несомненно, чувство уважения к окружающим, нежелание беспокоить их лишний раз, по пустякам.

Следует признать, что сдерживание в себе эмоций в целом неблагоприятно сказывается на здоровье граждан и на атмосфере в обществе. Если человек эмоционально «заряжается» до какого-то критического уровня, то любой мелкий повод может неожиданно вызвать бурную и сокрушительную реакцию. Все равно что в паровом котле срывается клапан. Вспоминаются прошлые незначительные обиды и уколы, обидчики получают все причитающееся в полной мере и еще сверх того. А когда разрядка завершена – перед нами вновь тихий человек, искренне раскаивающийся в своей несдержанности. Вновь готовый терпеть, накапливать в себе новый заряд эмоций.

Привычка терпеть входит нам в плоть и кровь, становится неотъемлемым свойством личности и рано или поздно создает особую привлекательность самоограничению во всем и всюду. А затем уже в нас просыпается жертвенность, а точнее – саможертвенность с ударением на «само», как независимая нравственная ценность. Причем чем воспитаннее человек, тем более ярко высвечивается в нем это качество.

Материалов для доказательства доминанты жертвенности, потребности служения в русском национальном характере множество. Но по моему мнению, чтобы разом убедить всех неверующих Фомов, достаточно попросить их ответить только на один вопрос: кто из русских первым был причислен к лику святых и за что? Так вот, первые русские святые, канонизированные вопреки слабым возражениям тогдашних церковных руководителей, приехавших из Константинополя, были князья Борис и Глеб, младшие сыновья Владимира Ясно Солнышко, убиенные по приказу их старшего брата Святополка. Духовный подвиг их заключался в непротивлении смерти в последовании Христу. Исконно русский далеко не сразу постигает величие этого деяния. Удел же человека западного строя мышления – недоумение.

Русское государство давно б рухнуло, кабы не жертвенность миллионов наших современников – учителей и врачей, работников музеев и библиотек, театров и выставочных залов, не оставляющих рабочие места несмотря на нищенскую зарплату.

Обратите внимание, каким почтением и вниманием окружены у нас люди, много страдавшие, выдержавшие нелегкие жизненные испытания. Как пренебрежительно мы относимся к «счастливчикам». Оцените, насколько типичен следующий пассаж: «А кто она такая, чтобы советовать или, тем более, судить меня?! Да ей же всегда было легко. Никто из родных и близких не болел, дети без дурных наклонностей. Да она же не знает жизни!».

Высокой жертвенностью выделяются все наши былинные и реальные исторические герои. Согласитесь, что наиболее безотказным, действенным и эффективным способом возвеличить в наших глазах какого-либо политического деятеля, поднять его авторитет является упоминание о его бескорыстии.

Мы невольно склоняемся в почтительном поклоне перед любым бессеребренником, трудящимся не для себя – на благо других. Готовность жертвовать своими интересами и желаниями, самим собой – вот что становится у нас, русских, принципиально важным. Необходимым для становления личности, приобретения уважения со стороны окружающих и личного, внутреннего самоуважения. Для ощущения себя полноценным, свободным человеком. Примерно к такому же пониманию свободы, кстати, призывают все мировые религии: путем аскезы и подавления своих страстей – к независимости от мелких мирских забот. Не зря константинопольский патриарх Филофей Коккин называл русских святым народом.

Что получается? Добровольное принятие страданий ради повышения своего общественного статуса и воспитания себя как личности? М-да, необходимо затронуть довольно трудный вопрос –

 

Особенности русского целеполагания

Бытует мнение, что народ бунтует тогда, когда резко ухудшаются условия жизни. Не совсем правильная точка зрения. Точнее, совсем неправильная. Любой народ может нести непосильные казалось бы невзгоды – было бы ради чего. Русские готовы терпеть сколь угодно пока видят в этом смысл.

Научная школа Макса Вебера подразделяет все социально значимые поступки человека на четыре типа, объединяя их в две группы.

В первую группу включают поступки, которые осуществляются как бы «автоматически», без лишних раздумий и духовных метаний и относятся или к аффектно-обусловленным, или традиционно-обусловленным.

Под аффектно-обусловленными понимаются поступки, совершенные под влиянием сильных эмоций, то есть полуосознанно и импульсивно, а под традиционно-обусловленными – совершенные потому, что «все так поступают», то есть основанные на существующей традиции. Например, человек не раздумывая вскакивает тогда, когда кто-нибудь его сильно разозлит, или «за компанию» – когда все встают потому, что так принято. И в первом, и во втором случае особые раздумья не требовались.

Поступки второй группы «вычисляются», являются плодом более-менее продуманного и осознанного выбора из нескольких альтернатив, то есть являются результатом усиленной работы коры головного мозга. Они подразделяются на целе-рациональные и ценностно-рациональные.

Когда ставятся определенные цели, оцениваются и рассчитываются условия и средства их достижения, а затем принимается решение о соответствующем действии – это целе-рациональный поступок.

В ином случае человек совершенно осознанно и обдуманно поступает так, а не иначе потому, что убежден в правильности самой линии данного поведения, выбранной с учетом, например, неких религиозных, этических, эстетических или каких-либо других соображений. Что за результаты в итоге будут достигнуты – дело десятое: важно не то, что получится, а как себя ведешь, как исполняешь свой долг. Такие поступки и есть ценностно-рациональные.

В жизни, конечно, поступают и так, и эдак. Однако типичные европейцы склоняются к совершению в основном целе-рациональных поступков. Русские же люди – ценностно-рациональных.

Наиболее выпукло эта черта проявляется в феномене русского правдоискательства, когда человек в ущерб личным интересам упорно пытается установить какую-то абстрактную истину, доказать всем и каждому абсолютную и безоговорочную правильность той или иной линии поведения.

Предпочтение ценностно-рациональным критериям обусловлено, конечно же, фундаментальными основами русского мироощущения. Величайший смысл всего нашего существования мы видим в достижении и сохранении справедливости и гармоничности отношений между окружающими нас людьми. Споспешествование в меру сил всеобщему порядку дает нам самое большое удовлетворение. И филологи совершенно правильно утверждают, что в русском языке слова «миръ» – согласие, гармония и «мiръ» – вселенная этимологически тождественны. Различное написание их возникло под влиянием академиков-иностранцев, но безболезненно отмерло.

Сразу надо отметить, что не одни мы такие. У китайцев, например, мотивация к свершению ценностно-рациональных поступков также явственно проглядывается, безусловное выполнение своего долга считается одним из главных нравственных достоинств любого человека. А рекордсменами в этом плане являются, вероятно, японцы.

Когда после окончания Второй мировой войны американцы просмотрели японские пропагандистские фильмы, они были шокированы: то, что призывало японцев лучше воевать, воспринималось обычными янки как контрпропаганда войны, как оголтелый и агрессивный пацифизм.

Вот один из типичных сюжетов: молодого человека призывают в армию, где над ним изобретательно издеваются тупые и злобные сержанты; затем он попадает в окружение, а оставшийся в тылу недоброжелатель пускает слух, что добровольно перешел на сторону противника; родители в безутешном горе, красавица-невеста накладывает на себя руки, не выдержав позора; в эпилоге главный герой, собрав последние силы, бросается в бессмысленную атаку, чтобы умереть.

Да какой здравомыслящий американец после просмотра подобного фильма побежит воевать!? А японцы рвались на войну, потому что долг для них выше личного благополучия.

Но хватит про японцев и американцев, пусть сами разбираются в тонкостях своей национальной психологии. Поговорим о себе.

Все известные психологические тесты убедительно показывают, что русские одни из самых сильных «достижителей». Как никто другой мы умеем детально продумывать и ставить цели, а затем достигать их несмотря ни на какие трудности. Однако спрятанные глубоко внутри ценностно-рациональные модели поведения исподволь намекают, что в наших чисто эгоистических интересах вначале следует заняться проблемами и заботами окружающих людей, добиться всеобщей справедливости, гармонии в человеческих взаимоотношениях.

Во-первых, таким образом можно обеспечить душевный комфорт, когда ничто не будет отвлекать от текущих забот, когда внешний мир станет божьим миром, то есть своим, добрым, благожелательным. Притягательность для нас песенной строчки «лишь бы не было войны» объясняется следующей подсознательной установкой: не будут вмешиваться черные силы – как-нибудь проживу, добуду свое счастье.

Во-вторых, можно рассчитывать на помощь и добрый совет в устройстве личных дел.

В-третьих, создается своего рода «страховочный фонд» на непредвиденный случай: если, не дай бог, со мной что-нибудь произойдет, то памятуя о былых заслугах меня не оставят в беде.

Здесь следует вспомнить о теперешнем отношении российской молодежи к срочной службе в армии. Проблемы не только и не столько в дедовщине и низком уровне жизни солдат. Корни зла глубже. Один из их отростков следующий. Раньше на Руси все инвалиды, а потерявшие трудоспособность воины в особенности, были уверены, что общество не даст им пропасть, и надежды их сбывались. Сформировавшемуся русскому мироощущению претит нынешнее отношение государства к искалеченным участникам искусственно развязанных войн, к больным ликвидаторам Чернобыльской катастрофы, к пожилым людям с пенсией ниже прожиточного минимума… в общем, ко всем, кто потерял здоровье и лучшие годы в трудах на общее благо. Такому государству русский не будет служить – оно ему чуждо.

Нельзя не остановиться и на следующей особенности. В соединении с внутренней потребностью саможертвенности русские ценностно-рациональные модели поведения формируют уникальное понимание личностных обязанностей перед обществом. Чем выше положение человека, тем больше он должен отдавать, тем труднее и сложнее должны быть его общественные заботы. «С того спросится много, кому было много таланта дано…». В православии данное положение звучит примерно так: избранничество есть обязанность служения ближнему своему. Исключительно для сопоставления: в иудаизме, например, как и в протестантизме, избранничество понимается как право господствовать над окружающими людьми, эксплуатировать их в угоду собственным интересам. Какой разительный контраст!

Одной из важных особенностей русского мировоззрения является ориентация на вечность. Наши ценностно-рациональные модели поведения как бы настроены на абсолютные истины, на независимые от времени и конкретных обстоятельств понятия что такое хорошо и что такое плохо.

Нас мало волнует удаленное будущее. Ныне безостановочно качают нашу нефть и газ, а нам вроде бы и все равно – мы заняты либо самим собой, либо обсуждением мировых проблем. Потом когда-нибудь придумаем, как будем отапливать дома и плавить сталь…

Мы не любим копаться в прошлом, оно для нас безлико. Сочинять историю нашего государства начали иностранцы, приглашенные Петром Первым, и что они понаписали – как бы и не наше дело. До и после появления официальной версии нашей истории русский фольклор не претерпел никаких изменений. Наши сказки, не привязываясь ни к какому географическому месту или моменту времени, начинаются словами «Жили-были…», «В некотором царстве, некотором государстве…». В этом мы разительно отличаемся от многих народов. Для китайцев, например, каждая эпоха расцвечена именами конкретных исторических деятелей с известными достоинствами и недостатками, привычками и пристрастиями, с каждым местечком связывается своя череда сплетающихся и расплетающихся событий, каждый артефакт имеет свою замысловатую историю.

Для нас главное – обустроить тот мир, который окружает нас в данный момент. Добиться, чтобы вокруг царила гармония. Чтобы все было «в порядке». И мы готовы нести тяготы, лишь бы сохранить статус-кво неопределенно долгое время.

Действительность, казалось бы, со всей очевидностью противоречит сказанному. Обухоженность каждого родничка в глухом лесу, любовно уложенные мостки через ручейки и речки на потаенных тропинках, затейливые украшения незначительных предметов быта, мир и лад во всей округе – все это, раскапываемое археологами и описанное в старых книгах, стало детской сказкой, мифом. Ныне наши улицы и обочины дорог в грудах мусора. Подъезды домов и лифты, детские площадки и городские скверы словно только что вынесли нашествие вандалов. Везде обшарпанность и запустелость.

Внутри жилищ, в так называемом личном пространстве, как правило, ненамного лучше. Маленькие городские квартирки, пропахшие многолетней пылью, с вечно заставленными ненужной всячиной столами, с подвешенными под потолок покореженными велосипедами и сломанными лыжами. С грудами ветхой одежды в самых неподходящих местах, с требующими срочного ремонта ванными комнатами и туалетами. На селе – обветшалые, покосившиеся избы с удобствами в дальнем углу двора, без водопровода, без централизованного газоснабжения, кое-где даже без телефонной связи и подъездных дорог. Всюду непролазная грязь и серость…

Пусть вся эта разруха начиналась с больших городов и спившихся деревень. Как раковая опухоль она распространяется по всей Руси. Где здесь элементарная тяга к порядку и обустройству мира!?

И все же нет противоречия. Все вышесказанное – правда. Нас самих безмерно раздражает теперешние бытовые условия, скотское, без особого преувеличения, существование.

Почему творится сие, почему образовался вопиющий диссонанс между желаемым и действительным – особая тема, достойная отдельной книги. Здесь скажу лишь, что причин много. Кое в чем виновата наша безалаберность или элементарная бесхозяйственность, в чем-то – ложное понимание смысла терпения и жертвенности, где-то сказывается привычка не отвлекаться на несущественные мелочи и так далее. Но главная причина, несомненно, – наш нарастающий протест против своего же государства, но об этом ниже. Вернемся к рассмотрению особенностей русского менталитета.

Связующее звено между нами и большим миром – наш круг непосредственного общения, наш малый социум.

 

Индивидуализм и коллективизм

Много говорится о том, что русские большие коллективисты. Это так, но… и не совсем так. У нас своеобразные понятия о «правильно» организованном коллективе и своем месте в нем.

Да, мы коллективисты, так как постоянно волнуемся и переживаем за всех и вся. Иностранцы удивляются, сколько места в наших теле-, радио- и прочих новостях занимают сообщения о незначительных происшествиях где-нибудь далеко от наших пределов. Как будто нет у нас других забот помимо «Гондураса в огне».

Наши ценностно-рациональные модели поведения требуют постоянной заботы о своем окружении, нашептывая в подсознание, что добиваться личных успехов – не жизненно важная проблема. У нас состоявшаяся личность, уважаемая и полноценная в собственных глазах и глазах знакомых ему людей, – это соборная личность. Правила поведения, которыми мы руководствуемся, – не писаные законы и прочие указы «сверху» или «сбоку» как себя вести, а чувствуемые изнутри нормы бытия. В то же время часто звучащая у нас присказка «за компанию и жид удавится» недвусмысленно предостерегает: надо иметь свою голову на плечах, не плыть по течению. К чему бы это?

Этнопсихологи выделяют две «чистые» стратегии обзаведения знакомыми и друзьями. Если человек реализует первую стратегию, то он стремится к так называемому конкретному общению, если вторую – то к диффузному.

При конкретном общении человек поддерживает контакты, полезные для реализации собственных целей. Главное, но не исчерпывающее здесь – заинтересованность в каких-либо функциональных качествах знакомых.

Во все времена считалось полезным, а то и совершенно необходимым иметь «своего» парикмахера, врача, работника вышестоящей государственной структуры, сотрудника правоохранительных органов и прочих социально значимых служб. При этом далеко не всегда «свой» врач являлся лечащим, но «использовался» как надежный источник дружеского совета в своей области. С другим человеком знакомство поддерживалось, например, потому, что он интересный партнер для игры в шахматы, с третьим – чтобы рассуждать о смысле жизни или вместе отдыхать на природе и так далее.

Как не счесть алмазов в каменных пещерах, так не перечесть возможных сфер приложения человеческих сил. Поэтому множество лиц конкретного общения оказывается довольно большим. При этом оно, как правило, разбивается на несколько непересекающихся групп: шахматист, скажем, не любит бывать на пленере, и одновременное общение с ним и с любителем рыбной ловли оказывается затруднительным или вообще невозможным. Они обитают как бы в разных ваших жизнях, и один может даже не догадываться о существовании другого. Всяк сверчок знай свой шесток.

При диффузном общении друзья и знакомые появляются безотносительно каких-либо целей, а потому, что они интересны и притягательны как личности. Не важно, какое социальное положение они занимают, главное – их знания и умения, рассуждения и поступки, а также ваши воспоминания о совместных деяниях, победах и поражениях. Вы дорожите знакомством с ними потому, что они такие, какие есть. Вам важно знать их мнение по всем вопросам независимо от того, являются ли они признанными в обществе специалистами в данной области. Они «влезают» во все ваши дела и хлопоты, привнося в них что-то свое, когда полезное, а когда и мешающее. В определенной степени вы вынуждены подстраиваться под них. Корректировать свои задумки. Жертвовать отдельными своими интересами. Но, заметьте, делаете вы это добровольно. Как бы лично создаете вокруг себя мир, живущий по установленным вами законам.

Взамен, в свою очередь вы также требуете, чтобы вас воспринимали такими, какие вы есть, со всеми присущими вам достоинствами и недостатками. В результате происходит взаимная притирка. Может даже образоваться первичная общественная группа, необходимая ее членам для совершенствования внутренних моделей ценностно-рационального поведения.

Границу между конкретным и диффузным общением провести довольно трудно. Как правило, всегда присутствует и то, и это. Те не менее, европейцы более склонны к конкретному общению, русские же – к диффузному.

Почти все иностранцы, долгое время пожившие у нас, удивляются появлению непривычного для них чувства удивительной внутренней свободы. Все их поступки оцениваются не с позиции буквы закона, соблюдения или нарушения каких-либо официальных предписаний, норм и правил приличия. На Руси что бы ты ни сделал, твои знакомые поймут, что именно сподвинуло тебя. Если где оступился – ну что поделаешь, с кем не бывает… а все равно он хороший человек, наш. Короче говоря, судить будут не по закону, а по справедливости. Причем наиболее суровая кара – исключение из круга личного общения, из первичной общественной группы.

Вот так мы, русские, и идем по жизни: в душе – безграничная свобода, а на уме – желание облагодетельствовать весь мир. Мы готовы к любым коллективным действиям, но только на добровольной основе. Осознанно и осмысленно. Претендуя на полную свободу при исполнении своей общественной роли, в рамках выполнения соответствующих функциональных обязанностей.

Соответственно, нам пригодны далеко не все формы коллективизма.

Когда внешняя среда не обустроена и стоит вопрос об элементарном, физическом выживании, нам наиболее близка коммуна. Ранее, в среде первопроходцев и боевых дружин употреблялось другое слово – ватага. Это форма организации общества, когда нет ни своего, ни чужого, а все общее. Когда цели коллектива полностью совпадают с твоими.

Если ж быт налажен и, как говорится, можно жить и богатеть, наиболее естественны для нас слабые формы кооперации. Когда каждый по своему разумению, лично организовывает свой производственный процесс, и никто ему не указ. Если кто-то что-то советует, ты можешь прислушаться к прозвучавшему мнению, но волен поступить по-своему – ты свободен. Крестьянская община на Руси испокон строилась именно таким образом: каждый сам платит налоги и подати, в одиночку ведет, как может, свое хозяйство, а совместно выполняется только та часть работ, что не под силу одному.

Легко заметить, что образованные в Советском Союзе социалистические колхозы, хозяйственная жизнь которых до мелочей расписывалась сверху, не являются приемлемой для русского человека формой коллективизма.

Возникает вопрос: а как вообще поставлено у нас общественное управление?

 

Общественное управление

Вначале – небольшая зарисовка.

Представьте себе следующую ситуацию. Где-то в начале темных веков, именуемых историками Средними, один крестьянин вздумал поступить на военную службу. Не мудрствуя лукаво, собрал пожитки и отправился в дальний путь в столицу обширного государства, к правителю. Исключительно для чистоты эксперимента назовем правителя королем, хотя он мог оказаться эмиром или царем, императором, герцогом или мандарином – его титул не важен. С некоторыми трудностями добрался крестьянин до столицы, подъехал к парадному крыльцу королевского дворца, остановил первого-встречного из сотен слуг, снующих туда-сюда, и попросил отвести к «самому главному». Король с радостью встретил его, поговорил как с равным и удостоверившись, что крестьянин дока в ратном деле, с почетом усадил за свой стол и велел королевне лично поднести дорогому гостю кубок вина.

Скажите, могло ли произойти нечто подобное в Западной Европе? А в средневековом Китае? В любой мусульманской стране? Незваного гостя в лучшем случае тут же вытолкали б взашей, а в наиболее вероятном – либо побили б, либо отдали палачу на забаву. Не наглей, братец, знай свое место.

А на Руси?

Только на Руси сие событие не только представимо, но и возможно! Приведенная зарисовка – начало былины о крестьянском сыне Илье Муромце, добравшимся до дворца Владимира Красно Солнышко после победы над Соловьем-разбойником.

Что таится за уникальностью наших обычаев? Да твердое убеждение в том, что каким бы ни было твое общественное положение – князь ли ты, воин или обыкновенный крестьянин – по большому счету ты просто человек. Недаром так часто в наших городах и весях звучит «перед Богом все равны». Доминирующие у нас ценностно-рациональные модели поведения и преимущественно диффузный вид общения самым что ни на есть естественным образом требуют относиться к любому человеку как к равному себе. Ты меня уважаешь, и я тебя уважаю – обязательная исходная посылка, основа всего дальнейшего в наших с тобой взаимоотношениях. Разительное отличие от кальвинисткой установки об изначальном разделении людей на избранных и отверженных Богом, используемой в качестве идеологической основы объяснений существования бедных и обездоленных.

Кстати, видимо, будет сказать, что непревзойденная русская плодовитость в науках и искусствах, бьющая в глаза всем, кто серьезно изучал историю познания, определяется, скорее всего, именно этой чертой нашего национального характера – глубокой внутренней убежденностью во всеобщем равенстве. Если все одинаковы под Богом, то нет внутри тебя непреодолимых авторитетов, ничто не мешает тебе, подобно книжным героям, оставить свое имя на скрижалях истории. У других народов появляются смелые мыслители, но значительно реже, чисто случайно. И не видно, как случайность перевести в закономерность. Может, по одной этой причине мы, русские, составляем Золотой фонд человечества?

Взаимоуважение, конечно, вещь хорошая, но без субординации никакое общежитие не может существовать.

Говорить о структуризации человеческого общества, особенно с привязкой не только к хозяйственным, но и к этическим, психологическим, исторически обусловленным и прочим аспектам можно бесконечно – эта тема неисчерпаема. Не отплывая далеко от берега под названием «русский характер», ограничимся самыми общими штрихами.

Общественное положение любого человека, сфера его власти, влияния на людей питается из двух источников.

Во-первых, занимаемыми им строчками в штатном расписании политических, хозяйственных и других искусственно созданных учреждений. Исполнение любой должности по существу не что иное, как насилие: государство ли, какая иная организация через данного человека верховодит определенной группой людей. Устроился имярек на работу в приглянувшуюся фирму – и все, он «продал» свое рабочее время, обязался делать то, что укажет начальник. Естественно, в пределах оговоренных функциональных обязанностей, что не принципиально с точки зрения его подневольности.

Во-вторых, общественный вес человека зависит от того, что он собой представляет в глазах окружающих как личность. От их оценки его морального облика, знаний, умений и возможностей, места в естественных общественных структурах – в семье, первичной общественной группе, в соседской общине. А также от того, какие ожидания связываются с его задумками о будущем, с реализацией его программы действий. Подобное восприятие человека в целом напрашивается назвать личностным статусом. В близком значении в восемнадцатом-девятнадцатом веках в России употреблялось слово репутация.

Поскольку наши оценки строятся на действующих в обществе ценностных ориентирах, личностный статус каждого человека определяется особенностями мироощущения окружающих его людей. Они добровольно исполняют его просьбы ли требования, то есть отказываются от крупицы собственной свободы потому, что искренне полагают такое поведение правильным. Потому, что им это приятно.

Должностное и лично-статусное положения человека следует четко различать. Директор фирмы или член правительства могут хорошо справляться со своими обязанностями, если обладают достаточным личностным статусом. Однако они могут занимать ответственные должности и в случае, когда окружающие считают их ничтожествами. В то же время легко находятся примеры, когда, скажем, скромные кочегары становились кумирами тысяч и тысяч людей, готовых исполнить любое их пожелание.

Если какой-либо человек обладает столь высоким личностным статусом, что способен влиять на поведение многих людей, не относящихся к кругу его непосредственного общения, то к такому уникуму приложимо звание неформального, народного вождя.

Везде, в том числе в русском обществе, вожди рождаются в первичных общественных группах.

В социологии выделяют три типа народных трибунов, условно называемых авторитетам, инициаторами и талантами.

Под авторитетом подразумевается человек, воспринимаемый окружающими как толкователь морали. Глубоко понимающий действующие в обществе модели поведения, лично поступающий в соответствии с ними и знающий, как положено вести себя в той или иной сложной жизненной ситуации.

Инициатор – человек, постоянно носящийся с какими-нибудь идеями и проектами. Энергия в нем бьет ключом. Он суетится, что-то придумывает, одновременно хватается за тысячу дел, уговаривает всех подряд заняться то тем, то этим, то десятым. Бывают инициаторы разных видов: реформатор, массовик-затейник, карьерист, низовой профсоюзный деятель, борец за права человека или еще какой борец за что-то очень важное и прочее.

Талант же – человек, обладающий какой-то завидной способностью, выделяющей его из общей серой массы, и сумевший реализовать ее. Например, у него могут быть прекрасные физические данные – медвежья сила или кошачья ловкость, лошадиная выносливость или орлиное зрение, собачье обоняние и так далее. Или из ряда вон выходящие интеллектуальные задатки – память, сообразительность, музыкальность, чувство слова и прочее и прочее. Говорят, что талант всегда пробьет себе дорогу. Спорное утверждение. Незаурядные потенции проявляются только при исключительно удачных обстоятельствах – при благоприятном сочетании психических особенностей человека, условий его жизни и деятельности. А с удовольствием зарывать свои таланты в землю каждый умеет.

Чтобы вести людей за собой, потенциальный вождь должен иметь определенную харизму и к чему-то стремиться. Поэтому высокий личностный статус, словно трехголовая гидра, предполагает не только авторитет, но и талант, а также хотя бы минимальные качества инициатора.

В повседневной жизни информация об авторитетах постоянно передается от одной первичной общественной группы другой. И может оказаться, что некто начинает восприниматься множеством народа как высокоморальный, мудрый и уважаемый человек. С ним советуются малознакомые люди, гордятся каждым случаем общения с ним, пользуются любым поводом, чтобы пригласить в гости или на какое-нибудь празднование и так далее.

Если об авторитетах говорят другие, то талантливый человек самостоятельно, естественно выделяется в своем окружении – в трудовом коллективе, в соседской общине или еще где. Если ему не посчастливилось попасть в категорию авторитетов, начинает действовать один из законов коммунальности – закон привентации, описанный Александром Зиновьевым: окружающие стараются поставить выскочку на место, принизить его достижения, воспрепятствовать продвижению вверх по карьерной лестнице. Иными словами, «вернуть в коллектив». Действие этого закона наиболее сильно проявляется у нас, русских, с нашими представлениями о всеобщем равенстве.

Если ж неординарный человек смог заработать моральный авторитет, в нашем обществе можно наблюдать обратную картину: неумеренный восторг по поводу любого его телодвижения или биения мысли. Однако узкий профессионал, пользующийся авторитетом среди коллег, в иных сферах деятельности являет обычно жалкое зрелище. Особенно если он имеет мало опыта человеческого общения, специализируясь в точных науках, развитие которых происходит под влиянием западного строя мышления. Далеко не всегда предлагаемая им программа действий оказывается, мягко говоря, удачной. Поэтому последствия роста его общественного влияния могут быть нежелательными.

При господстве целе-рациональных моделей поведения авторитетный человек может довольно легко и непринужденно вписаться в государственные структуры и успешно заняться политикой. Но если предпочтение отдается ценностно-рациональному поведению, то авторитет не может не быть врагом государства. В лучшем случае – конкурентом. Почему? Ответ на поверхности: любая общественная власть, как упоминалось в «Мифах», стоит на насилии и обмане, и конфликт ее с общечеловеческой моралью неизбежен. В подтверждение данного тезиса достаточно констатировать неоспоримый факт: все русские духовные вожди отказывались от какой бы то ни было официальной власти и, как правило, нещадно критиковали привилегированные слои населения.

Повторим, поскольку прозвучавшее чрезвычайно важно для поиска эффективной для России структуры государственного устройства: у русских все люди, обладающие моральным авторитетом и потому могущие стать народными вождями, находятся в оппозиции официальной власти.

В связи со сказанным не вызывает удивления то обстоятельство, что возникновение в Русском мире общенародных авторитетов – явление уникальнейшее. К ним можно отнести разве что летописца Нестора, игумена Сергия Радонежского да писателя Льва Толстого в период его правдоискательства. Все остальные выдающиеся русичи – протопоп Аввакум, Михайло Ломоносов, Серафим Саровский, Дмитрий Менделеев и многие другие – явно не дотягивают до духовных лидеров национального масштаба.

Всюду общественные отношения строятся таким образом, что власть предержащие наделяются функциями и морального авторитета, и инициатора. С серпом-молотом и формулами имеют дело работники низового звена, а руководитель фактически только тем и занимается, что направляет и мобилизует подчиненных, убеждает их в необходимости гореть на рабочем месте, улаживает всевозможные конфликты… в общем, формирует благоприятную атмосферу на порученном ему участке общественной деятельности. При этом еще и личный пример эффективной работоспособности должен показывать.

Поскольку моральный авторитет на насилии и обмане не заработаешь, а талант – всегда от Бога, государство вынуждено искусственно выращивать личностные статусы своим функционерам. Идти на подлог, лепить из грязи князя. Одновременно – давить на неординарных людей. Стараться либо завербовать их в государственные служащие, навязывая определенные «правила жизни», либо дискредитировать, тем или иным способом ограничить их общественное влияние, уничтожить. К этому аспекту мы вернемся ниже, в этюде, посвященном истории нашего государства. Здесь же ограничимся следующим замечанием.

Вы заметили, какого сорта люди проталкивались официальными и подпольными властными структурами в моральные авторитеты в период развала Советского Союза и дальнейшего ослабления государственности в России? Бывшие преподаватели марксизма-ленинизма, охаивающие все, что только можно себе представить из нашего прошлого и настоящего. Горе-экономисты, бравшиеся за пятьсот дней построить земной рай. Физики и искусствоведы, вознамерившиеся осчастливить все человечество. На замену им пришли люди вообще с непонятным образованием и пещерным уровнем мышления – радио- и телеведущие, писатели и публицисты с чужим гражданством. Почти все они не этнические русские, но не в этом суть. Главное в том, что среди качеств, присущих этим людям, с убийственной очевидностью проступает одно: у них иное, не русское мироощущение, им чужд наш национальный характер.

 

Труд и отдых

После вышесказанного становится понятно, что русское мироощущение не нацелено на беспредельное приобретение материальных благ. Оно дает установку трудиться столько, чтобы жить «достойно», и не более. Достойно – значит не считать каждую копеечку, удовлетворять естественные материальные и духовные потребности, быть «не хуже других». И все. Выше этой планки труд как таковой теряет прямой смысл. Остается еще труд как испытание, как добровольно возложенное на себя страдание, тягота, но это уже из другой области и к обсуждаемым здесь вопросам отношения не имеет.

Суровый климат, малоплодородные почвы, огромные расстояния – еще почти что вчера, совсем в недалеком прошлом обеспечение достойной жизни требовало в страду интенсивного и тяжелого труда по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Такого труда, когда временами рвутся жилы и не хватает дыхания. Когда все помыслы крутятся вокруг производственного процесса, и нет ни времени, ни сил оглянуться вокруг, подумать о жизни и планах на будущее. Когда невозможно сбросить накопившийся эмоциональный заряд. Как долго человек может такое выдержать? Недели две-три, ну четыре, не больше. Русские выдерживали пару месяцев, что говорит об огромном трудолюбии нашего народа.

Рассекали тяжелые будни праздники. Каждый из которых справлялся по особому ритуалу, имел свои обряды, набиравшие силу и неповторимый колорит долгие столетия.

На православной Руси в году было двенадцать великих праздников, каждый из которых продолжался не менее трех дней. Были и целые праздничные недели. Ранее, в дохристианские времена, праздников было еще больше. Хватало времени, чтобы получить эмоциональную встряску и разгрузку, снять усталость и душевную напряженность. Праздники потому и были праздниками, что предназначались не для рутинной работы, а для восстановления физических и накапливания духовных сил.

С развитием крупной промышленности у большинства людей изменился характер труда: результаты его все больше стали отчуждаться от непосредственной работы. Пропадал высший смысл трудовой деятельности.

Плоды крестьянского труда всегда зримы и очевидны, а некая монотонность уравновешивается необходимостью творчества буквально по каждому поводу: как лучше организовать сенокос на неровном лугу, когда в этом году начать сев, как приспособить в хозяйстве то или это, и так далее. Ученый и человек свободной профессии могут найти смысл своей деятельности в «высших эмпиреях». Рабочему у конвейера уже труднее почувствовать пользу, приносимую лично им обществу. А токарь, день за днем вытачивающий одну и ту же деталь для неведомого ему механизма, этой возможности практически лишен. Эмоции накапливаются, и требуется уже несравнимо больше усилий и времени, чем в глубокой старине, чтобы сбросить их.

Однако при становлении капиталистических отношений количество праздников уменьшилось, а во времена строительства социализма наступила подлинная катастрофа. Прежние праздники были отменены. Новых ввели мало. Были они непривычными, да и порядок проведения их не был определен.

Для снятия эмоционального напряжения все чаще приходилось обращаться к наиболее простому и универсальному средству – водке. Спаивание народа началось в двадцатых годах двадцатого века.

 

Национализм и интернационализм

Довольно настойчиво нам внушается, что русские интернационалисты.

Да, мы относимся к другим народам как к равным, не подвержены заразе бешеной ксенофобии, радикального фашизма, воинствующего антисемитизма и прочих агрессивных фобий и измов.

Однако при всем при этом мы самые ярые националисты!

Если это не так, то чем тогда объяснить бесконечные разговоры об особом пути России, о нашей мессианской миссии на Земле? Вспомните крылатое: «Москва – Третий Рим, а четвертому не быть!» Согласитесь, что мы всегда немного свысока смотрим на все народы и племена. Что глубоко в душе сидит у нас: молодцы, вы такие хорошие… но наше, русское, все равно правильнее!

Если мы интернационалисты, то почему ранее на Руси считалось обязательным очищение, а то и окуривание помещения после посещения его чужестранцами? Почему наши князья и цари демонстративно мыли руки после прикосновения к чему-нибудь иностранному? А ведь случались конфузы при дипломатических приемах.

Мы охотно учимся у других, любим перенимать чужой опыт. Нам удалось мирно объединить в одном государстве множество различных по образу жизни народов. Почему? Самый точный и простой ответ: наше внутреннее ощущение превосходства настолько естественно, что мы не считаем нужным доказывать его кому бы то ни было. Никогда и никого мы не замышляли переделывать «под себя»: зачем? рано или поздно все, как только поумнеют, сами захотят стать русскими. По этой же причине мы и не являемся интернационалистами, низводящими всех и всякого под один знаменатель. Мы – сверхнационалисты, миродержатели. Мы за то, чтоб комфортно было проживать бок о бок всем народам.

Мы не пользуемся плодами чужого труда… потому что обманом или силой присваивать не свое – унижать себя. Кроме того, в глубине души мы твердо уверены в том, что все наше, русское, хоть на немного, но лучше. Вспомните, например, популярную в народе сказку о Тульском Левше. И согласитесь, что как бы мы ни ахали по поводу демонстрируемых нам чудес, как бы ни восхищались чужими достижениями, все равно внутри нас сидит искреннее убеждение в том, что в целом, по большому счету мы, русские, умеем работать лучше всех. Что мы чище, ближе к Богу.

Испокон веков русскими называют себя представители разных антропологических типов – мы считаем это вполне естественным. Второе поколение иммигрантов, люди с нерусскими именами и фамилиями, с какой бы то ни было записью в соответствующей строке в паспорте – величает себя русскими, и мы согласно поддакиваем. Почему? Потому что для нас «русский» – это не столько национальность, сколь почетное звание. Все равно что офицерское достоинство для выпускников сержантской школы.

В середине двадцатого века стараниями умников пятой колонны было придумано словосочетание «Империя Кремля». Скажите, где еще на планете существовала империя, в которой метрополия жила бы хуже колоний?! Русские кормили и одевали, строили дороги и заводы всем этим окраинным грузинам, прибалтам и прочим присосавшимся к нам народцам и племенам. И при этом считали такой порядок вполне уместным. Почему? Потому что отдавая что-то, ты утверждаешь свое превосходство.

Брезгливость к иностранщине и пренебрежение всем чужим на Руси государственные власти с превеликим трудом начали искоренять начиная с царствования Петра Первого. Ныне что-то из былого ушло, но что-то и осталось.

Один из пережитков прошлого – наш антисемитизм. Потаенный, тихий, но, тем не менее, самый настоящий, которого мы сами стыдимся. Причина появления этого качества в общем-то понятна – своего рода ревность. Евреи вздумали объявить себя богоизбранным народом? Да как посмели!

 

Общая характеристика

Если одним словом, максимально точно и емко охарактеризовать нас, русских, то найдется только одно, очевидное: мы хранители. Отшлифованные в веках ценностно-ориентированные модели поведения превратили русский народ в величайшего сбережителя общечеловеческих нравственных ценностей, в миродержателя.

Хранитель? Это звучало множество раз и из разных уст. Да, звучало. Ничто не ново в подлунном мире. Но надеюсь, что после прочтения этого этюда у вас появились какие-то иные, чем ранее, смысловые нюансы давно известного слова.

 

Язвительная реплика

Сейчас напрашивается перейти к этюдам по истории возникновения и жизни русского народа и государства. Заметьте: мы давно оторвались от естественных наук и оказались в сумеречной зоне чьих-то глубокомысленных мнений и не менее глубокомысленных, но опять-таки голословных возражений.

Если откровенно, мне немного не по себе в чисто гуманитарных областях знаний. Вспоминаются колкие слова одного умного человека, что главная цель неестественных наук – обеспечить преемственность поколений своих функционеров. То есть вырастить учеников и последователей, защитить их диссертациями и званиями, добиться уважительного отношения к ним со стороны ненаучной общественности. Истина отодвигается на второй план. Тем более что сложность и слабоструктурированность исследовательской области не позволяют найти надежные точки опоры. Молодая поросль, почтительно склоняясь перед авторитетом учителей, повторяет гениальные их озарения и досадные заблуждения. Если и поправляет в чем – так самую малость, чтоб не обидеть. Настоящий гуманитарий искренне убежден, что для доказательства любого утверждения достаточно привести побольше ссылок, сопроводив их более-менее связным набором слов. Чем больше известных людей думало именно так, а не иначе, чем больше по поводу и красивее сказано – тем вроде бы убедительнее звучит. А коли убедительно, то правильно. Рационально мыслящий человек, почувствовав эту несуразицу, закипает как чайник.

Поэтому не лишним будет специальный этюд о методологии истории.

 

Истории и история

Слово «история» омонимично. Много значений может быть вложено в него, и не всегда понятно, в каком именно смысле оно использовалось.

 

Что такое история

Жизнь народов в цепи следующих друг за другом событий – это собственно то, к чему подходит название настоящая история.

Вторая история – это история-рассказ. Зарождалась она в виде устных преданий, передаваемых из поколения в поколение. Затем переросла в направление художественной литературы, в котором описывались прошедшие события, то есть настоящая история.

Появившиеся письменные источники можно было изучать, поэтому появилась третья история – одно из гуманитарных направлений науки. История-наука начала обрабатывать письменные источники, под которыми подразумевались не только и не столько литературные произведения давно умерших авторов, сколько всевозможные древние деловые записи, эпитафии и школьные упражнения, надписи на стенах домов, памятниках и изделиях искусства и так далее.

Первоначально историки-ученые лишь переписывали источники языком, понятным себе и своим современникам. Однако источники разных стран и народов сообщали об одних и тех же событиях по-разному. Не совпадали и оценки произошедшего. Выход из затруднительного положения был найден гениальный: из одних источников стали вырезать цитаты и приклеивать их к выдержкам из других. Соответствующий период науки-истории получил название история ножниц и клея.

В те прекрасные времена у каждого народа была своя история, никому не было обидно. В одних и тех же сражениях побеждали сразу все участвующие в них стороны. Одни и те же изобретения придумывались одновременно во множестве мест. Историки разных стран разводили руками: ничего, мол, не поделать – таковы наши источники.

По мере углубления контактов между народами терпеть подобную несуразицу стало невозможно. К тому ж затруднительно было вести психологическую обработку явных и потенциальных врагов. Поэтому в широкую практику вошло уничтожение, утаивание или подчистка неугодных источников. А правильные, то есть не противоречащие требуемой идеологической линии источники стали сравнивать между собой якобы для того, чтобы отыскивать зерно истины. Были разработаны довольно сложные методы исследования, в том числе так называемый content-анализ, что вроде бы позволило не переписывать источники, а раскрывать суть реально происходивших событий. Соответствующую науку стали называть сопоставительной историей.

Все бы ничего, но сопоставительная история не объясняла, почему происходили одни события, а не другие. Смысл исторических перемен оставался неясным. Объяснить же, почему жизнь народов изменялась именно так, как изменялась, а не иначе, оказалось нелегко. Кто не хотел верить в предлагаемое объяснение, тот всегда мог найти достаточно убедительные возражения.

Дело в том, что причинно-следственные связи не лежат на поверхности. Одно и то же событие имеет, как правило, несколько возможных причин, и не понятно, какая из них сыграла роль детонатора. Поэтому настоящую историю стали излагать с определенной точки зрения. Тенденциозно. Выделяя какие-то частные факторы. Данное течение научной мысли можно назвать концептуальной историей.

Одни принимали во внимание только личностные характеристики исторических персонажей. Другие вводили, например, понятие «цивилизация» и описывали, как возникали и гибли прежние «цивилизации» – шумерская, египетская, инкская и так далее. Нам, русским, пожившим в Советском Союзе, в свое время плешь проели политико-экономическими формациями: взяли за отправную точку способ организации хозяйства, ввели понятие общественных классов – и принялись всю настоящую историю рассматривать с классовых позиций. В какой-то степени, вероятно, в пику воинствующему официозу Лев Гумилев стал объяснять основные исторические события с точки зрения рождения, становления и дряхления этносов.

Как обобщение концептуальной истории возникла философия истории, наиболее интересные научные направления которой связаны с именами Шпенглера, Марка Блока и Коллингвуда.

В последнее время ученые-историки пытаются дополнить свой инструментарий методами других наук. Вовсю используют данные археологии, лингвистики и прочих сфер человеческой деятельности, в которых добывается та или иная информация о прошлом. В частности, эксплуатируют физиков и биологов, придумавших хитрые способы установления возраста предметов. К сожалению, существующим дополнительным источникам свойственна досадная неопределенность.

 

О точности

О погрешностях радиоуглеродного метода датировки органики написано довольно много, о недостаточной точности биологических и геологических методов – тоже. Поэтому здесь посеем сомнения в достоверность результатов лингвистики, претендующей на правильную реконструкцию истории народов через понимание, как развивались и разделялись языки различных этносов.

У исторической лингвистики свои, довольно сложные методы структурного анализа, описывать которые в художественном произведении неуместно. Чтобы дать первичное представление, как работает эта наука, ограничимся следующим примером.

Пусть выдвигается гипотеза, что давным-давно все славяне разговаривали на одном, общеславянском языке. Собираются в кучу современные славянские словари, выискиваются одинаковые слова и на их базе воссоздается единый праязык. То есть тот язык, который в свое время был якобы понятен каждому, кого ныне принято относить к славянам. Анализируется полученное множество общеславянских слов и на основании того, что среди них встречаются похожие названия сельскохозяйственных орудий и хлебных злаков, делается вывод, что славяне освоили хлебопашество еще до разделения на разные этносы. А по степени отличий одного языка от другого заключается, когда именно разошлись пути их носителей, в какую эпоху они перестали между собой тесно контактировать.

Примерно аналогичным образом поступают и в других, более сложных случаях.

Родственные языки в лингвистике принято относить к одной группе. Говорят, например, что славянскую группу языков составляют русский, болгарский, украинский, чешский, белорусский, польский и так далее. Далее вводится понятие языковой семьи, в которую объединяются несколько близких групп языков. Семьи соединяются в языковые стволы, стволы – в филы. Более общей языковой общности мне не известно, но это еще ничего не значит. Возможно, кто-то еще что-нибудь придумал в последнее время – научная мысль стремительнее броска змеи, за ней уследишь.

Наиболее известна индоевропейская языковая семья, к которой относят группы славянских, германских, романских, кельтских и индоарийских языков, на которых разговаривают некоторые граждане Индии, Бангладеш, Пакистана и Афганистана. А также греческий, армянский, иранский, албанский и литовский языки… Огромное количество людей на значительной территории. А если еще учесть, что по-английски, по-испански и португальски разговаривают во всей Америке – конечно, за исключением самых отсталых индейцев, – а также вспомнить, что Австралия и Новая Зеландия тоже англоговорящие страны… а французский язык признан государственным в Полинезии и некоторых странах Африки… В общем, подавляющее большинство наших современников так или иначе пользуют один из языков индоевропейской семьи.

Широко известна также афразийская, или семито-хамитская языковая семья. К ней относятся следующие группы языков: семитская, берберская, кушитская, чадская, эфиопская и кое-что еще.

При общепринятой классификации оказывается, что в многоязычной Европе всего три семьи языков: индоевропейская и уральская или угро-финская, к которой, в частности, относятся такие языки как финский, эстонский и венгерский; третьей языковой семьей Европы отдельные, но не все ученые считают кавказскую, включающую язык жителей Пиренеев, басков.

Во всей Евразии с ее многомиллиардным населением, вечной мерзлотой и влажными тропическими лесами, глубокими впадинами и высоченными горами, насчитывают до 20 языковых семей.

Вроде бы обозримое поле деятельности. Садись и изучай, реконструируй историю народов по различиям и схожести языков.

Однако не так давно выяснилось, что в несопоставимой с материками по размеру и населению Новой Гвинее в ходу одна пятая всех языков мира. Причем количество самостоятельных языковых семей, по оценкам отдельных авторитетных лингвистов, превышает двести двадцать! Причем эти семьи могут быть объединены в сто четыре ствола, которые в свою очередь разумно соотнести с девятнадцатью филами! Как могло случиться подобное, членораздельно никто не может объяснить. Поэтому, естественно, поступают как обычно: не обращают на данный казус внимания.

Не смотришь на безобразие – вроде бы и нет его. Но осадок, тем не менее, остается. Подрывается вера в достоверность выводов структурной лингвистики, так как ее методы, оказывается, не универсальны. Пасуют, в частности, перед многоязычием Новой Гвинеи. И кажется правдоподобным общий настрой на то, что сохранившимся письменным свидетельствам доверия все же больше, чем другим источникам наших знаний о прошлых событиях.

Таким образом, можно заключить, что поскольку древнейшим письменным памятникам около шести тысяч лет, история-наука и история-рассказ охватывают только шеститысячный период обитания человека на планете. Что было раньше – одни потемки и ненаучные догадки.

 

Историческая методология системного аналитика

Как гуманитарии излагают историю, можно прочитать в сотнях и тысячах изданий. При написании исторических этюдов этой книги я решился поступить иначе: все, что касается настоящей истории, представлять от лица системного аналитика. Ранее, в этюде «О грехопадении», помнится, обращались к нему за помощью.

Алгоритм рассуждений, «внутренняя кухня» принимался следующим.

Особых претензий на научность не предъявлялось: там, где недостаточно здравого смысла, все равно не разберешься пока не обернут в саван. Для выбранной темы и заданного исторического периода изыскивались всевозможные факты, известные и предполагаемые, достоверные и спорные, очевидные и вздорные, – в общем, все, до которых удавалось докопаться. Так делалось до тех пор, пока не возникало некоего целостного образа, на основе которого можно было создавать текст. При литературной отработке оного большинство фактов-кирпичиков, естественно, отбрасывалось дабы не засорять внимание читателя излишними подробностями.

Конечно, при одном и том же наборе фактов, не говоря уже о том, что разным может сам исходный перечень раскопанных сведений, возникающий целостный образ может быть различным. Зря не будут говорить: сколько людей – столько и мнений. Но главная проблема обусловлена не этим. Небольшие отличия в эмержентных свойствах конструируемого целого, как показывает практика, несущественны. Основные трудности определяются существенной неполнотой данных, недостатком исторических и археологических сведений. Ну и, само собой разумеется, необходимостью соединения противоречивых фактов, преодоления устоявшихся субъективных представлений и стереотипов.

Поясним сказанное.

Вначале – о субъективных образах, затрудняющих восприятие истории.

Каким, например, нам представляется североамериканский индеец? Полуодетый красавец на прекрасном коне, вооруженный двумя-тремя томагавками и луком со стрелами, а то и ружьем, не так ли? В этом убеждали нас и многочисленные романы, читанные в глубоком детстве, и фильмы, особенно – с незабвенным Гойко Митичем. Однако до встречи с европейцами аборигены Северной Америки не знали железа, а последние лошади в их краях вымерли более десяти тысяч лет назад. Первые железные изделия в Северную Америку завезли голландцы, они же распродали местному населению миллионы топориков. В самой Голландии металлургической промышленности не было. Откуда железо? Кто еще не догадался, тем поясню: да с нашего Урала, конечно, демидовское. Как и наконечники для стрел, ножи, железные элементы конской сбруи и прочее. На истории появления в Америке лошадей и возникновения огромных стад диких мустангов уже не буду останавливаться. Спрошу лишь: не поблек ли ваш образ гордого обитателя прерий?

Примерно с одиннадцатого века влияние католической церкви в Европе было сильно как никогда. Сексуальные отношения вне брака, «для удовольствия» христианством осуждаются, и нас пытаются убедить в том, что общественная мораль в те времена торжествовала. Но так ли это на самом деле? Поднимите сохранившиеся статистические данные. Что мы видим? В некоторых городах Италии чуть ли не половина взрослых мужчин жила в гражданском браке, то есть напрямую нарушала церковные указания. Количество незаконнорожденных детей было столь велико, что повсюду принимались специальные законы, регулирующие их статусное положение в обществе. Расцвела преступность всех видов и сортов на почве нарушений навязываемого народу воздержания – вспомните хотя бы Маргариту из гетевского «Фауста». Вывод очевиден: церковная нетерпимость и соответствующие государственные уложения не повышали, а разлагали общественную мораль.

Причины нарушения церковных запретов в общем-то понятны: в те суровые годы для рядового городского жителя содержать дом с «законной» женой было не по карману. А любви и ласки, простого человеческого тепла хотелось всем. Вот и происходило то, что происходило. Такова человеческая природа, и с ней не поспоришь. Себе дороже выйдет.

Между прочим, из среды незаконнорожденных вышло много выдающихся людей. Не только в Западной Европе, но и у нас, на Руси. Герцен, например. На Западе этих людей называли бастардами, у нас – ублюдками. Ранее эти слова были чисто информативными, негативной окраски не несли. «Ублюдок» как ругательство стал употребляться, видимо, много позже эпохи лжедмитриев, лжепетров и прочих воров общегосударственного масштаба.

Наиболее трудно преодолевается субъективное представление об относительном постоянстве окружающего нас мира, климатических и географических условиях существования человечества.

Отметим лишь относительно недавние географические изменения.

Укладывается ли в ваши представления о неизменности условий обитания людей неоспоримый факт, что совсем еще недавно Азовское и Каспийское моря соединялись между собой? Что разъединились они непосредственно перед азиатским походом Александра Македонского?

Но можно не ходить за примерами в седую древность. В конце тринадцатого века Нидерланды чуть ли не в одночасье лишились значительной части территории: море размыло старый берег и добралось до внутреннего озера, в результате чего образовался огромный залив – Зейдер-Зе. С тех пор голландцы усердно стараются отвоевать свою родимую землю у моря, осушая один участок залива за другим. Флаг им в руки.

Необходимо напомнить и о былых климатических коллизиях.

С одиннадцатого по тринадцатый века в Северном полушарии Земли было очень тепло. Викинги колонизировали Гренландию, название которой буквально «зеленая земля». Нынче там сплошные льды. Пролетая над Северной Атлантикой на самолете, хорошо видны айсберги, откалывающиеся от прибрежных ледников.

Конец тринадцатого и весь четырнадцатый век погода в Европе была крайне неустойчивой. Изменились даже пути миграции рыбы. Из Балтики ушла почти вся треска.

С шестнадцатого века началось похолодание – так называемый малый ледниковый период. Наиболее низкие среднегодовые температуры наблюдались на рубеже шестнадцатого-семнадцатого веков. При царствовании Бориса Годунова, например, в один год в средней полосе России зимний снежный покров лег в середине августа, а реки сковало льдом. Хлеб, естественно, в очередной раз не успели убрать, и разброд на Руси усилился.

Приведем примеры противоречивости и ненадежности письменных исторических документов.

Последний двоечник, наверное, слышал имя Орлеанской Девы, символа Франции – Жанны д`Арк. Ее сжигали при большом скоплении народа. Палачам дали указание притушить огонь как только она умрет, чтобы тело не успело обуглиться, и каждый имел бы возможность лично удостовериться, что девушка мертва. Казалось бы, всем все ясно. Но в наши дни досужие историки подсчитали, что количество официально зарегистрированных свидетельств счастливой жизни Жанны после якобы ее публичной казни превышает количество документов, описывающих ее смерть на костре. Если ж подобное творится с символом Франции – что говорить о менее известных исторических персонажах?

Оценки последствий деятельности Жанны д`Арк дают пример субъективности восприятия важных событий прошлого. Длительное время она олицетворяла собой весь простой народ. Становление нации без нее казалось немыслимым. Отсюда – неповторимый пиетет. Любой француз тотчас подвергся б остракизму, позволь он себе сказать что-либо нелестное в ее адрес. Так было до возникновения Евросоюза. Но первые же трудности процесса объединения Европы породили изменения в умах уважаемых общественных деятелей. Роль Жанны д`Арк в истории стали оценивать скорее отрицательно, чем положительно: она, мол, воспрепятствовала исключительно благоприятной возможности объединения Англии и Франции. После все пошло наперекосяк. Если б не совалась куда не следует, Западная Европа давным-давно стала бы единым однонациональным государством.

Особо – об исторической хронологии. Команда, возглавляемая А. Фоменко, многочисленными публикациями и фантастическими гипотезами дискредитировала саму идею о необходимости уточнения сложившихся взглядов на то, когда именно какие исторические события действительно происходили. И, тем не менее, от данной проблемы никуда не деться. Режут глаз несуразицы в официальной версии настоящей истории, слишком велики нестыковки астрономических данных и их описаний.

Ограничимся здесь лишь одним примером.

Для древних римлян непреложным считался факт, что их город основали троянцы, спасшиеся от разгула победивших их греков-ахейцев. Сказание же о Ромуле и Реме и вскормившей их волчице воспринималось как красивая легенда. Данного мнения придерживались все античные авторы, в том числе отец истории Геродот и великий Аристотель. Общепринятые ныне даты Троянской войны и основания Рима базируются на независимых источниках, но между ними зияет пропасть более чем в пятьсот лет – где все это время пропадал Эней с Ромой и другими товарищами по несчастью?

Профессиональные историки закрывают глаза на этот факт. Как и на многие другие. Существо их критики «Новой хронологии» Фоменко-Носовского сводится к простейшему: сам дурак. Начинаются ученые возражения, как правило, с констатации очевидного факта: в исторической науке математик Фоменко многого не знает (да отведите меня к человеку, который знает все!). А далее начинается вообще детский лепет: цепляются за какую-нибудь второстепенную неточность, и начинают полоскать. Никто не удосуживается поговорить по существу, вытащить на свет то рациональное, что есть в «Новой хронологии», обозначить возникающие проблемы. Ну какая после этого вера в официальную версию истории!

Отмеченные обстоятельства вынуждают строить системную реконструкцию былых событий таким образом, чтобы порождаемые целостности позволяли дальнейшее их дополнение, уточнение и совершенствование. А также независимость от невольно возникающих одиозных гипотез, не имеющих в настоящее время должного подтверждения.

 

Сумасшедшие гипотезы

В отличие от любого гуманитария и классического естествоиспытателя, культура мышления системного аналитика не позволяет ему пренебречь ни одним более-менее достоверным фактом. Его методология требует бескомпромиссного «либо все, либо ничего». Как нельзя быть немножечко беременной, так невозможно получить систему, если изначально исключить из анализируемого множества добытых честным трудом элементов те, которые со всей очевидностью должны как-то учитываться. Все равно что произвести телевизор без экрана или без динамиков – кому такая химера нужна?

А как быть, если какой-то важный и интересный факт не лезет в общепринятую картину истории? Приходится либо становиться изгоем исторической науки, как Анатолий Фоменко, либо создавать целостные сценарии прошедших событий, допускающие безболезненное присоединение неудобных, поперечных сюжетных линий.

Лев Гумилев, кстати, объяснял свое пренебрежение «Велесовой правдой» тем, что не знал более ни одного исторического источника, повторяющего сообщаемые ею сведения. Однако его исторические описания полностью совместимы с данным апокрифом. Умный человек, достойный пример для подражания. Возможно, его также можно отнести к стихийным, самобытным системным аналитикам, как и В.И. Вернадского.

Мы тоже попробуем быть мудрыми, как змии. Поэтому историю будем излагать независимо от некоторых неординарных положений, касающихся в основном доисторического прошлого человечества. Каких именно? Исключительно для полноты изложения приведем парочку подобных гипотетических построений, больше похожих не на научные догадки, а на спекуляции. Солидный читатель, называющий фантастическую литературу второсортным чтивом, может перейти к следующему этюду. Однако я должен напомнить слова Борхеса о том, что в любом произведении художественного ровно столько, сколько фантастического.

Каким, к примеру, может быть объяснение следующих фактов?

Первое. Согласно накопленным археологическим данным, прогресс в изготовлении каменных орудий имел ярко выраженный волнообразный характер. В одном месте додумывались до использования, скажем, каменных зубил. Или топоров: частности несущественны. Улучшали и совершенствовали свои орудия, из года в год повышая производительность нелегкого первобытного труда. А спустя много тысяч и тысяч лет в другом месте повторяли ранее пройденный путь. И так происходило неоднократно и долго.

Считается, что возраст самых старых найденных каменных скребков несколько миллионов лет. В течение какого-то времени они совершенствовались… а потом стоянка гоминид, где нашли эти артефакты, перекочевала куда-то, и неизвестно, как и кем использовались подобные каменные орудия дальше. В другом месте нашли очередные залежи очень грубых скребков, но соотнесли их, например, всего-то с верхним палеолитом, то есть оценили их возраст в сорок-пятьдесят тысяч лет. В слоях чуть повыше раскопали лучше обработанные камушки, а еще выше наткнулись на следы медных изделий... Ура, прогресс налицо! Но почему никто никому не задает вопрос, что же стало с изобретателями предыдущих, гораздо более производительных каменных орудий, старше тутошних на сотни тысяч лет?

Второе. По всем частям света разбросаны древние мегалитические сооружения. В Америке, например, – строения Мачу-Пикчу и Саксайуамана, в Египте – Осирион в Абидосе, Погребальный Храм и Храм долины в Гизе, в Передней Азии – Баальбекская платформа, и так далее. Нельзя не вспомнить и о Великих Пирамидах. Мы восхищаемся этими рукотворными сооружениями, но не понимаем, как и зачем их строили. Для современной рациональной инженерии создание нечто подобного – непосильная задача. А как в далекой древности вытесывали каменные блоки весом в десятки, а то и в сотни тонн, перевозили на многие километры, поднимали на большую высоту и подгоняли друг к другу так точно, что даже в наши дни щели между ними тоньше лезвия ножа? Более простой, совсем детский вопрос: а зачем, собственно-то говоря, пращуры надрывались, ворочая многотонные блоки? Последнему идиоту ясно, что использовать в строительстве более мелкие камни гораздо проще и производительнее. Неужели древние строители были тупее тупых?

Третье. Необъяснимые параметры многих артефактов.

Найдены десятки тысяч каменных изделий из твердых – тверже железа – пород камня, изготовленных по технологиям, много лучше современных. Например, огромное количество сосудов с очень узким горлышком, выточенных с филигранной точностью: толщина стенок повсюду, в том числе в заушинах (!), фактически одинакова. А острота кромки режущего инструмента, использованного при изготовлении поистине бесценных ваз, должна была быть меньше одной десятой миллиметра. Нет сейчас таких инструментов! Спросите у любого нынешнего ювелира: он не возьмется скопировать найденные изделия.

О чудесных соотношениях размеров отдельных элементов древнейших сооружений и их астрономической ориентации много понаписано. Фантастических гипотез выдвинуто немерено. Поэтому опустим здесь этот аспект. Зададимся более простым вопросом: откуда, почему на теле древнеегипетского Сфинкса отчетливые следы водной эрозии? Подобные повреждения могли возникнуть только под многолетним воздействием сильных, тропических ливней. Однако хорошо известно, что в дельте Нила последний дождливый климатический период закончился где-то в девятом тысячелетии до нашей эры. Что получается? Либо египтяне сотни лет специально лили тонны воды на любимую свою скульптуру, либо Сфинкс намного старше, чем ему дают.

Между прочим, камни Саксайуамана, расположенного высоко в горах, тоже имеют следы водной эрозии.

Сфинкс вырублен из природной скалы, и потому определить его действительный возраст весьма непросто. Выбитые кое-где на нем древнеегипетские картуши, если немного подумать, еще ни о чем не говорят. Вполне возможно, что при Хафре, например, Сфинкс в очередной раз был «открыт» и выкопан из-под песка, засыпавшего его несчетное количество столетий назад. А на самом деле он много старше. К тому ж – почему у него фигура льва, а, скажем, не быка, более почитаемого в Древнем Египте? Тоже неизвестно. Одно из спекулятивных объяснений следующее: Сфинкс создан в середине одиннадцатого тысячелетия до нашей эры – в те времена на рассвете дня весеннего равноденствия его взор был обращен прямехонько на созвездие Льва. А в нашу эпоху из-за сдвига зодиакальных созвездий вследствие прецессии Земли каждый год 21 марта, день весеннего равноденствия, Сфинкс встречает восход солнца глядя на чужое для него созвездие Рыб.

Перебирая несуразицы необыкновенной осведомленности древних и современных «полудиких» людей в различных областях знаний, можно привести еще и четвертую, и пятую, и десятую группу вызывающих недоумение фактов. Но пора и меру знать.

Какое может быть объяснение перечисленного выше?

Кто-то, наверное, подумает о пришельцах, о каких-то иных высших существах, ведущих нас, простых смертных, по дороге прогресса. Мол, Баальбекская платформа – это посадочная площадка, пирамиды – геодезические знаки… Право дело, стыдно слышать подобный бред. Не размениваясь на банальности, скажу лишь: бритва Оккама не позволяет списывать «ненормальности» на неведомых пришельцев. А насчет Баальбекской платформы… уж если разумные совершили межзвездный перелет – можно с уверенностью сказать, что их технике не нужны абсолютно никакие посадочные площадки.

Не буду томить. Объяснение упомянутых фактов может быть довольно элегантным: мы не первые разумные существа, появившиеся на Земле.

Те же неандертальцы, например, спокойно могли в давние-предавние времена создать развитую цивилизацию и сгинуть задолго до появления первого человеческого археолога.

Действительно, некоторым ритуальным захоронениям неандертальцев, как уже писалось в «Философинках», приписывают возраст минимум в двести тысяч лет. То есть первые зачатки цивилизации у братьев наших по разуму, но не по крови, появились уже в то время. Или еще раньше. У нас, людей, каменный век закончился всего-то шесть тысяч лет назад, но сейчас мы имеем и атомную бомбу, и компьютеры, и космические корабли. А у неандертальцев было гораздо больше времени для прогресса – неужели они баклуши били вместо того, чтобы делом заняться? Мы цивилизируемся меньше десяти тысяч лет, они же занимались разумной деятельностью на порядок более длительный срок.

Ничего от них не сохранилось? Почему – не сохранилось? Осталось то, что они хотели нам оставить. Те же Пирамиды, например. Спросите самого себя, что останется от нас, теперешних, через полмиллиона, скажем, лет.

Куда они подевались? А кто их знает, высшие цивилизации-то! За сотню тысяч лет Земля им могла просто-напросто надоесть. Может, не хотели нам мешать, а может… есть у меня одна философская задумка для окантовки фантастического романа: неандертальцы вымерли потому, что были лишены жизненно важного качества – им неведома была любовь (чувство любви есть производное от симпатии – см. этюд «О расах и народах»). Мозги были. И намного лучше наших. А наладить совместную жизнь не смогли. Передрались между собой и постепенно деградировали.

Хорошо, Пирамиды построены не нами. Или нами. Как учесть эту неопределенность, чтоб и овцы были целы, и волки сыты? Трудно, но можно. Системный аналитик еще и не на такие подвиги способен – читайте последующие этюды.

В «Философинках», помнится, утверждалось, что человек – не венец природы, а всего лишь начальная стадия разумного существа. Так, может, мы не последние и не первые носители Разума на Земле? Случайная поросль: появились, блеснули Хиросимой – и должны бесследно сгинуть в Вечности мира?

Вторая сумасшедшая гипотеза касается изменения положения полюсов Земли в период, когда человек уже обитал на планете.

В наше время собрано много сведений о последнем Великом оледенении. В Европе его называют Вюрмским, в Америке – Висконсинским. Началось оно где-то более ста десяти тысяч лет назад. То отступало, то наступало. Последний пик холодов пришелся на четырнадцатое-пятнадцатое тысячелетие до нашей эры. Толщина ледников в Европе и на северо-востоке Америки превысила три километра, из-за чего уровень Мирового океана понизился почти на двести метров.

И вдруг климат Северной Атлантики с окружающими землями резко потеплел. Вечные казалось бы льды, накапливаемые десятки тысяч лет, стали таять прямо на глазах.

Максимумы таяния пришлись на одиннадцатое и восьмое тысячелетия до нашей эры. Примерно тогда же возникли пики вымирания целых видов и семейств различных животных по всему миру – и в Северном, и в Южном полушариях Земли. Резко возросла вулканическая активность.

Существует множество считающихся достоверными и точными географических карт с нанесенными на них границами ледников. Гляньте-ка на них. У вас должен возникнуть вопрос, почему это Сибирь в самые суровые годы не была подо льдами.

Изучение полной совокупности данных позволяет со всей ответственностью утверждать, что при Вюрмском/Висконсинском оледенении климат севера Азии почти все время был теплым. Не было почему-то там долгих похолоданий, и все тут! Из-за понижения уровня океана между Америкой и Азией образовалась широкая перемычка – так называемая Берингия, на которой не было никаких льдов. Люди спокойно перебрались по ней на новый для них материк и успешно заселили его. Но двигались не по восточному побережью Америки, скованному льдами, а по благодатному западному.

С одиннадцатого тысячелетия до нашей эры север Азии преображается. Среднегодовые температуры резко падают. Животные гибнут массами – туши мамонтов, замерзая, не успевают разложиться, и еще в девятнадцатом веке ездовых собак сибиряки зачастую откармливали оттаявшим мясом доисторических особей. Каждый год добывали тонны мамонтовых бивней. Самые большие кладбища внезапно замерших животных обнаружены на Новосибирских островах; там же нашли вмерзшие в лед деревья с висящими на них плодами. Сейчас на этих островах кое-где произрастают разве что мхи с лишайниками.

Что произошло? Да и вообще, что это такое – оледенение, каковы его причины?

Здравый смысл подсказывает, что кое-где оледенение наблюдается и в наши дни. Например, в Антарктиде и в Северном Ледовитом океане. Да и как может быть иначе, коли находятся они вблизи полюсов? Рассуждения насчет катастрофических атмосферных потоков, могучих океанских течений и прочих климатических механизмов глобального похолодания кажутся чистой воды лукавством. А последнее Великое оледенение накрыло Европу и восток Северной Америки потому, что… в те времена полюс находился где-то недалеко от них. Точнее, он был смещен относительно теперешнего своего положения примерно на две тысячи километров в направлении Атлантического океана – так, что исконно китайские земли при его перемещении оставались на прежних широтах.

Здрасьте! возмутится любой более-менее грамотный человек. Чтобы такая махина, как целая планета, да изменила ось вращения? Не может быть такого потому, что быть не может, и все!

Правильно, земной маховик крутится исправно, и не видно сил, способных ощутимо повлиять на него. Гравитационное воздействие иных небесных тел? Копейки. За счет, например, приливных сил, вызываемых Луной, если за ближайший миллион лет ничего кардинального не произойдет, то Земля замедлит суточное вращение всего на семнадцать секунд.

Ось вращения нашей планеты как астрономического тела не меняла своего пространственного положения. Сдвинулась земная кора – это тонкое твердое образование скользнуло по мантии как единое целое. Произошло сие событие, скорее всего, в одиннадцатом тысячелетии до нашей эры, но относительно меньшие сопутствующие перемещения полюсов были и раньше, и позже.

Удаленный внешний наблюдатель ничего и не заметил, однако на поверхности Земли случилась череда жутких катастроф. Начались необычайно сильные землетрясения. Повсеместно проснулись вулканы. Резко изменились климатические условия чуть ли не всех географических районов. Люди не могли не обратить внимания, что сместился прежний небесный свод, и решили, что пришло в движение все Мироздание. Им же невдомек, наверно, было, что в масштабах Вселенной ровным счетом ничего не произошло. Каждый день мы видим, как солнце восходит и заходит. И приходится напрягать мозги, чтобы представить себе, что суточное движение светила обусловлено нашим собственным вращением, а не движением Космоса вокруг нас.

За счет чего могла сместиться земная кора? Согласно хэпгудовской гипотезе, при несимметричном формировании ледников относительно оси вращения Земли образуется момент сил, действие которых теоретически может явиться причиной сдвига. В наше время, например, ледники Гренландии нарастают «сбоку» от Северного полюса, да и Антарктида расположена не точно на юге земного шара. Вдруг они готовят нам очередной сдвиг литосферной плиты?

Предполагают, что майя переняли свой знаменитый календарь у ольмеков, одной из самых загадочных и древнейших человеческих цивилизаций. Этот календарь начинается с четвертого тысячелетия до нашей эры, а завершается на дате 23 декабря 2012 года. К чему бы это? Все автохтонные цивилизации Центральной Америки характеризовались ожиданием новой вселенской катастрофы. Неужели они полагали, что далее отсчет времени для человечества станет не актуальным? Поскольку лично я хочу дожить до указанной даты и пережить ее, меня, если откровенно, немного волнует нежелание ольмеков-майя рассчитать положения небесных тел в более удаленном будущем.

Впрочем, конец света предсказывало неисчислимое количество пророков множество раз. Весь десятый век в Европе прожит под знаком приближающегося Страшного Суда. Даже Ньютон, великий скептик, вычислил свою дату гибели человечества. До сих пор неблагоприятные прогнозы не сбывались. Вероятно, и в будущем ничего фатального с нами не произойдет. Человек живучее клопа, и вряд ли наш биологический вид прервется в результате стихийной катастрофы.

Как системный аналитик сможет учесть, что земная кора, возможно, смещалась в недалеком прошлом? Здесь он не отличается от обычных людей: просто к отдельным фактам, указывающим на процветание первобытных людей на азиатском севере, будет относиться с большим почтением. Есть археологические данные о существовании в Западной Сибири в шестом-четвертом тысячелетии до нашей эры поселений землепашцев – значит, сеять пшеницу начали не только в Палестине.

 

Реплика-размышление

Рассуждения о гипотетических событиях доисторического прошлого невольно подталкивают к пониманию того, что человек не только не управляет «приходом» мыслей, как говорилось в «Философинках», но и крайне ограничен в интеллектуальной сфере. В частности, не способен к синергическому мышлению.

Поясним сказанное.

Для нас каждый наш собрат либо самостоятельная личность, либо маленький элементик общества, выращенный им и полностью от него зависимый. В первом случае мы восхищаемся уникальностью, неповторимостью отдельной личности – каждый человек, мол, своя Вселенная. Во втором случае говорим об уровне детской смертности, стоимости потребительской корзины, трудовом стаже, среднедушевом доходе, периоде так называемого пенсионного дожития и так далее. Но одновременно представлять человека как индивидуума и как общественную частицу мы не можем.

Аналогичное положение и в других областях знаний. В физике, например, свет либо корпускулы, либо волны. Помыслить о нем одновременно как о волнах и частицах мы тоже не в состоянии.

Каково качество такой ограниченности нашего мышления? Диалектика, конечно же, здесь ни при чем, так как нет ни единства и борьбы противоположностей, ни качественных переходов. Просто одна и та же сущность оказывается как бы не одномерной величиной, а вектором. И мы совершенно не понимаем, что же делать с этим самым вектором как с целостностью. Но и это еще не все: одновременно только оперировать в уме этими векторами недостаточно, надо еще уметь отслеживать, как одна их компонента усиливает или уменьшает проявления другой. Вот почему здесь, вероятно, уместно говорить о нашей невозможности мыслить особым образом, синергически.

А что, ежели у высоких абстракций в действительности не две-три, а бесконечно много различных ипостасей? Как тогда браться за них?

Вероятно, в человеке «сидят» и какие-то эмоциональные ограничители мышления. Типичная последовательность научного поиска, отработанная в эпоху европейского Возрождения, следующая. Для рассматриваемой практической ситуации создается умозрительная модель, содержащая только самые необходимые параметры, определяются связи между ними и проверяется, правильно ли они установлены. Если наблюдается соответствие, данная научная проблема объявляется решенной. Про менее существенные параметры и величины «забывается». В самом деле, вот вам открытые закономерности, только что выявленные законы природы – что еще надо?

Наиболее часто описанная последовательность научного теоретизирования применятся в физике. Постоянно в ней мелькают словосочетания «величины одного порядка», «значимые параметры» и так далее. Про «величины второго порядка» и результаты опытов, противоречащие «физическому смыслу», обычно умалчивают. Не мудрено поэтому, что в начале двадцатого века полагали, что наука физика подошла к финишу. Лукавый, как известно, прячется в деталях. В том, что традиционный научный подход предлагает отбрасывать как несущественное, не влияющее на результат, не внедряемое немедленно в технические устройства. А внутреннее убеждение в том, что поставленная научная задача решена, не позволяет двинуться дальше, штурмовать следующую ступеньку познания.

Интересно, существуют ли еще принципиальные ограничения человеческого мышления. Все же полезно, наверное, поразмышлять над предположением о генетическом коде нашего интеллекта – вернитесь к подторапливающей реплике.

Ну да ладно, не будем отвлекаться. Спустимся на землю и посмотрим на русскую историю.

 

Происхождение русского народа

Первое письменное упоминание о жителях северо-востока Европы датируют седьмым веком до нашей эры и приписывают Гесиоду, пионеру европейской моралистики и предшественнику всей двадцатки особей, относимых к Семерке древнегреческих мудрецов. Он вроде бы определил название этих народов – «енеты» или «инды» – и поведал, что именно они добывают столь потребный в магии янтарь.

В пятом веке до нашей эры инды-енеты мелькали в трудах Геродота и Софокла. К сожалению, ученые мужи не могли сообщить о них ничего нового.

Певтингеровы таблицы, Плиний Старший, Птолемей и Тацит уже более информативны, рассказывая о венетах, оседлом народе, живущем севернее Карпат, по Висле, и соседствующем с фенами (финно-уграми) на севере, певкинами и сарматами – на юге. До сих пор славяне не могут полностью избавиться от данного им чужеземного названия: немцы зовут нас вендами, эстонцы и финны – вене, венейя.

Согласитесь, что границ обитания и приклеенного названия маловато для составления даже первичного представления о наших предках. Но тогда перед наукой стояли более актуальные задачи, чем описание окраинных земель. Большинство историков склоняется к мнению, что даже для Тацита славянские и германские племена были на одно лицо. Удивляться нечему: разницу между кельтами и теми же германцами древние римляне почувствовали незадолго до завоеваний Цезаря в Галлии.

Скудность дошедших до нас письменных источников не означает, что в устных сказках и преданиях жителей Средиземноморья славяне фигурировали редко. Говорили о нас много и с большой долей уважения и страха. Если покопаться как следует, подтверждений тому можно найти предостаточно. Правда что вода, всегда найдет щель. Требуется одно только – желание понять истину. Несмотря на старания многочисленных переписчиков и пересказчиков вымарать порочащие достоинство и честь их народов сведения, в западноевропейском фольклоре осталось довольно много страшилок о Востоке. Не с пустого места Лев Диакон, описывая трепет византийцев перед воинством Святослава Игоревича, процитировал Ветхий Завет: «божественный Иезекииль о сем упоминает в следующих словах: «се аз навожу на тя Гога и Магога, князя Росс».

Все научные школы в один голос утверждают, что теперешние западные европейцы не являются автохтонами мест своего обитания, а пришли с северо-востока или с востока.

Полагают, что переселенческих волн было много. Первые, самые древние, были относительно мирными – на юге крито-минойского мира бок о бок жили люди разных рас. Но приход в Европу пеласгов уже, видимо, сопровождался этническими зачистками: средиземноморские негроиды начали «естественным путем» выводиться. Последующие перемещения народов сопровождались еще более ожесточенными войнами и повальными грабежами. Отсюда – понятное и вполне разумное объяснение, почему так мало писали о нас солидные европейские мужи: они просто-напросто не хотели потакать народным фобиям по поводу неспособности Западной Европы отразить вторжения с Востока.

Обобщая известные научные данные и материалы наиболее древних преданий, нельзя не придти к однозначному выводу: Восточно-Европейская равнина близка к некоей географической точке, из которой шло заселение прилегающих земель. Неужели на нашей территории находился легендарный

 

Исток Ойкумены?

Много сказок сложено про благодатные южные земли. Там райские кущи, диковинные фрукты, невообразимые урожаи…

Чего греха таить, приятно слетать туда на отдых. Погреться на солнышке, а после приготовиться к подвигам… под приятными дуновениями кондиционера. Но каково постоянно жить там, работать на изматывающей жаре? Сражаться с тучами кусачих насекомых, с ядовитыми змеями? Если наш, русский комар максимум что может – это противно пожужжать да уколоть, то в тропиках такой же по виду комар может подарить целый букет тяжелых болезней. И всюду неисчислимые орды пауков, скорпионов, муравьев, тысяченожек, один укус которых может быть смертельным для человека. Но это еще не все. Стоит на мгновение расслабиться, утратить бдительность и, скажем, плохо помыть руки, так тут же получишь какую-нибудь желудочную или кишечную болезнь. Да не простую, почти безобидную для взрослого человека дизентерию, а что-нибудь покруче, помучительнее. Кроме того, пора напомнить о разнообразнейших паразитах, лишаях, воспалениях, аллергиях и прочих прелестях.

Короче говоря, тропики и прилегающие к ним районы, особенно влажные, – далеко не самое приятное место для проживания. Гораздо лучше человеку подходят умеренные широты. Еще лучше – края с более-менее суровым климатом. Где приличная зима, в течение которой вымерзают болезнетворные организмы и выдыхаются эпидемии, а летние температуры не возгоняют до небес сорняки и не лишают работоспособности. С холодом бороться значительно проще, чем с удушающей, обессиливающей жарой. В те времена, когда кондиционеров и холодильников еще не выдумали, антибиотики и сильные антисептики не открыли, но шкуры убитых животных выделывать научились, жизненные сложности создавало только излишнее тепло.

Пролистав учебники и справочники, можно удостовериться: все великие переселения народов происходили из мест с резко континентальным или откровенно холодным климатом. Что заставляло огромные массы людей срываться с насиженных мест? Высокоученые историки вопреки элементарной логике глаголют: варвары де рвались на благодатные земли. Но почему не наблюдалось обратного движения? Почему цивилизованные народы богатых южных стран никогда в старину не плодились так, чтобы в поисках свободных земель не двинуться куда-нибудь на север ли, на юг ли или вбок?

Действительно, вторжения кочевых народов центральной Азии в Китай и в западном направлении, а также германских и славянских племен в Средиземноморье были чрезвычайно многолюдными – сотни и сотни тысяч людей. В «бедных» холодных краях всю эту ораву надо было родить, вырастить, вооружить и хорошо кормить до тех пор, пока они не окажутся на «богатых» землях. Стало быть, именно на севере, поперек традиционному мнению науки, существовали условия, благоприятные для быстрого роста популяций здоровых людей. Этой незатейливой истиной системный аналитик пренебречь не в силах. Соответственно, он вынужден дать иной, чем у современной антропологии, сценарий доисторического периода человечества.

Пусть гоминиды разумные появились в Восточной Африке или на каких-то неведомых землях, ныне покрытых водами Индийского океана, – это обстоятельство не имеет особого значения для дальнейшего развития нашей цивилизации. Не актуально тратить ограниченные умственные силы на определение истинного местонахождения прародины людей. По-настоящему важно уразуметь, что сформировалось и размножилось человечество, скорее всего, на просторах сибирского Севера. Именно там образовался первичный центр расселения людей, готовых начать созидание цивилизации. Неандертальцы в ту эпоху скучились в южных районах и стремительно вымирали.

Рост народонаселения происходит при изобилии пищи. В последние годы появились теории, согласно которым изобретение земледелия случилось не в странах Плодородного полумесяца, а в Зауралье. Позже главной житницей человечества стали черноземы Восточно-Европейской равнины.

Такого не может быть? По традиционной исторической версии первые человеческие плантации ячменя были заложены в долине Нила в одиннадцатом тысячелетии до нашей эры. Потом пионеры земледелия забросили мотыги и вновь принялись заниматься одной охотой и собирательством. А затем вообще разбрелись кто куда, чтобы через три-четыре тысячелетия оказаться в Палестине и в Малой Азии. На обоснование этой теории, разрывающей во времени непрерывный процесс обработки земли, ушло много слов. Суть их в следующем: на севере ничего толком-то и не растет, к тому ж каменными орудиями выкорчевать вековые леса неимоверно трудно; а на юге стоит только подвести воду – сразу сказочные урожаи. Возражения на этот счет следующие.

Реликтовые человеческие общины, и поныне ведущие первобытное существование, умудряются каменными топорами отвоевывать делянки для посевов у джунглей – неужели высыхающие сосновые леса, стоящие в свое время на черноземах, требовали больших усилий по корчевке? Наоборот, чрезвычайно трудоемки как раз мелиоративные работы, и без уверенности в правильности своих действий никто б не взялся за рытье каналов от горизонта до горизонта. Если люди принимались за сей тяжкий труд, значит были уверены в полезности данного дела. Каким образом они могли получить такую уверенность? Да только подсмотрев, что можно получить от земли в других, более благоприятных для этих целей местах. Кроме того, в жарком климате много усилий требует борьба с сорняками, с засолением почв и так далее. Короче говоря, официальная точка зрения о месте зарождения земледелия ничуть не лучше альтернативной – той, по которой родина земледелия расположена на почти безлюдном ныне севере.

Верхние широты Сибири представляются не только очагом цивилизации, но и наиболее вероятным центром расогенеза, появления основных человеческих рас.

Неужели легендарную Вавилонскую башню, символическую причину разделения первобытных людей на различные народы, следует искать не в Месопотамии, а на Таймыре? Звучит непривычно. Парадоксально. Зато логично. И наиболее правдоподобно связывает в единое целое сотни и тысячи недоуменно болтающихся концов.

Вероятно, ватаги переселенцев с сибирского севера разбредались бы по планете неизвестно сколь долго, но вмешались высшие силы.

В начале одиннадцатого тысячелетия до нашей эры в альма-матер человечества резко похолодало. В связи с невозможностью физического выживания в северной Сибири, все обитатели ее от мала до велика были вынуждены уйти на юг. В изобилующий стихийными бедствиями период с одиннадцатого по восьмое тысячелетия до нашей эры возникли два вторичных центра расселения людей. Один, главный, располагался на Восточно-Европейской равнине – из него потянулись миграционные пути в Европу и Переднюю Азию, далее в Северную Африку и в Индостан. Второй центр образовался на северо-востоке Алтая, из него колонисты двинулись в Якутию и на Дальний Восток, а также в китайские и прилегающие к ним с юга земли.

Итак, Исток Ойкумены – это север Сибири? Кто-то в сомнении скажет, что археологических доказательств выдвинутой гипотезы не существует. Да, пока не существует: плохо искали и неправильно интерпретировали немногие добытые факты. Огромные рукотворные пирамиды даже Кольского полуострова до сих пор не увидели лопаты археолога – что говорить о правобережье Енисея!? Кроме того, мало внимания уделяли анализу древнейших легенд и сказаний.

Возможны и другие причины отсутствия у современной археологии данных о длительном проживании родоначальников человеческой цивилизации на бескрайних просторах азиатского севера. Одна из них следующая. В девятом тысячелетии до нашей эры климат тех мест вновь стал достаточно теплым и влажным. И продолжалось сия благодать довольно долго. Пращуры наши назад не вернулись. Старые же следы их обитания в тех краях к нашему времени успели исчезнуть: многочисленные останки и артефакты просто-напросто сгнили. Старинные предметы хорошо сохраняются только в случае, когда они засыпаются сухим песком, тонут в торфянике или в вечной мерзлоте. В иных условиях за пару тысячелетий истлевают даже золотые изделия.

Если не изначальным ядром всех обитаемых земель – то как поточнее назвать европейскую часть нынешней России? Есть подходящее слово: Хартленд, что означает сердцевина, сердце земли. Этот термин из арсенала лженауки геополитики, провозглашающей императив «кто владеет Хартлендом – тот владеет миром».

Лженаука на то и лженаука, чтоб являться объектом издевок яйцеголовых. Но вернитесь к «Философинкам» и «Ковчегу»: наши истины и заблуждения относительны. Как бы то ни было, приходится смириться с тем фактом, что все предки теперешнего населения Передней Азии, Северной Африки и Западной Европы когда-то проживали между Одером – Дунаем и Волгой, Балтийским и Черным морями.

Даже если это так, все равно не совсем понятно, почему наши пращуры в массовом порядке покидали родные пенаты. Чтобы представить, что двигало ими, необходимо поразмыслить

 

О миропонимании древних людей

В настоящее время антропологи почти избавились от былого снобизма представлять первобытного человека тупой скотиной, способной разве что издавать нечленораздельные звуки да махать палкой. Во все времена среди людей попадались умные и глупые, а интеллект «в среднем» оставался примерно на одном и том же уровне. И потребности человека никогда не сводились к чисто материальным. Всегда находились особи, подобные Вам, уважаемый Читатель, которых размышления о вечном занимали не меньше, чем думы о хлебе насущном и о том, как бы утереть нос соседу.

Как же мыслили древние о мире и о самих себе?

Современная наука нажимает на два обстоятельства.

Первым делом выдвигается утверждение, что первобытным людям было очень трудно воспринимать и выражать абстрактные понятия. Не было нужных слов, не было необходимой практики. Поэтому приходилось прибегать к иносказаниям. Широко использовались метафоры, хотя самого этого слова еще не придумали.

Так, абстрактное понятие «небо» – то, что над головой, – поскольку по нему каждый день двигалось солнце, называли рекой: светило якобы плыло по нему. Обыгрывая же тот факт, что на небе появлялись солнце и луна – его называли женщиной, рождающей эти небесные объекты, а также звезды. Прямого отождествления неба с рекой или женщиной, конечно, не было, но жертвоприношение небесам как женщине-богине на всякий случай можно было и совершить. В наши дни, кстати, умный человек, высмеивающий веру в дурные народные приметы, все равно шуганет кошку, намеривающую перебежать ему дорогу.

Отмеченное косноязычие, естественно, не принижает наших пращуров. Ныне тоже, как правило, говорят одно, а подразумевают совершенно иное. Если произнесено слово «демократия» – значит, как об этом было написано в «Мифах», кто-то к кому-то собирается залезть в карман. По современным наблюдениям за нашей российской действительностью: если кто из членов правительства божится, что повышения цен, скажем, на бензин в ближайшем будущем не планируется – значит, завтра же на бензоколонках изменятся ценники.

В общем, слова у людей всегда расходились, расходятся и будут расходиться с делом. Подтверждающих это правило примеров множество. Наиболее впечатляющие из них относятся, вероятно, к эпохе Средних веков, когда по пустячным казалось бы причинам лились реки крови. Так, известна ересь монофизитства, последователи которой утверждали, что Иисус Христос был не Богочеловеком, а только Богом. Неужели этот теологический нюанс настолько важен, что ради него стоило рисковать жизнью? Конечно же нет. В действительности эти еретики зарились на монастырские богатства и искали разумное обоснование, по которому Церковь должна была добровольно отказаться от мирской собственности.

Но, конечно, пустяк пустяку рознь. В известном библейском эпизоде искушения Христа в пустыне первоисточник приписывает Иисусу слова «иди сам ко мне», а в канонических текстах утвердился неверный перевод: Спаситель якобы говорит «изыди, Сатана». Мелочь? Как посмотреть. В одном случае допустимо утверждать, что любой человек и даже иное разумное существо, встав на праведный путь, может загладить былые свои прегрешения. Надежда всегда должна умирать последней. Если ж следовать официальной версии, то приходится признать, что при некоей тяжести совершенных преступлений дорога открывается только в Ад, на вечные муки.

Вторая важная особенность мышления древних людей, по мнению науки, связана с тотальным одухотворением природы. Приводимое объяснение: человек некритично переносил опыт собственной деятельности вовне, и потому природные явления, имеющие несомненную причину, оценивались им как вызванные разумной волей.

Что ж, с этим трудно спорить. Были, есть и будут у людей досадные заблуждения. Когда, например, встала на ноги эмпирическая наука, ударились в иную крайность: начали вполне искренне утверждать, что все явления природы можно свести к чисто механическим моделям. То, что это мираж, раскрыто в «Философинках» и в «Ковчеге» – кто хочет, может вернуться к тем страницам.

К отмеченным двум особенностям мироощущения людей на заре цивилизации обязательно следует добавить еще одну. Ту, что касается прирожденной человеческой потребности познавать. В седую старину не было ни телевизора, ни Интернета. Даже книг не было. Поэтому у того, кого не удовлетворяло знание предков, сосредоточенное в устных преданиях, была одна дорога – выйти за порог отчего дома и отправиться куда глаза глядят. На мир посмотреть и себя показать. Путешествия были одним из главных источников новых знаний.

Иначе человек просто не мог жить. Этой и только этой особенностью мироощущения наших предков может быть объяснено то обстоятельство, что появившись на планете, люди практически тут же обошли всю ее целиком, проникли в последние медвежьи уголки. Возраст древнейших раскопанных человеческих стоянок одинаковый всюду – и в Азии, и в Африке, и даже в Южной Америке. Лишь затерянные в океанских просторах острова обживались позже.

На Руси калики перехожие везде и всегда были желанными гостями. Да и во всей срединной Азии с далекой древности существовал неукоснительно соблюдаемый обычай с радостью встречать любого гостя и ни в коем случае не наносить ему вреда. Признаком хорошего тона среди золотой молодежи считалось отправиться в далекое странствование для завершения образования. Жизненный опыт, необходимый для занятия той или иной руководящей должности в своей общине, человек приобретал, лично сравнивая свой уклад жизни с бытом далеких народов.

Так было, и подтверждений тому масса. Как атавизм прошлого в наши времена существует институт паломничества к святым местам, сохраняется традиция проводить отпуск вдали от дома. Никогда уважающие себя люди не сидели сиднем на месте. Бесконечная дорога – одна из главных тем всех художественных произведений. Купец-странник – необходимый элемент древнего хозяйства. Вот только один конкретный исторический пример.

Месторождения олова чрезвычайно редки. С четвертого по первое тысячелетия до нашей эры этот металл добывали фактически только в одном месте Ойкумены – в афганских горах. Из-за колебаний климата в некоторые столетия окрестности рудников превращались в выжженную солнцем пустыню, и рабочим приходилось издалека подвозить буквально все, в чем они нуждались, – воду, пищу, одежду, дрова. Тем не менее, из года в год там добывали тонны драгоценного металла. Если б не афганские месторождения, бронзовый век на Земле не наступил бы. Из одной точки олово растекалось по всей огромной Евразии, что требовало функционирующей как часы общематериковой транспортной системы. Организации взаимовыгодного обмена на расстояния в тысячи и тысячи километров. Правильно? Заметьте при этом, что многовековая эксплуатация афганских оловянных месторождений, конечно же, не причина, а следствие дальних путешествий. Человек мог прожить и без бронзовых орудий.

Кому-то, возможно, не понравится категоричность прозвучавшего утверждения о древнейшей потребности к перемене мест. Он вспомнит дикие порядки, царившие сравнительно недавно в отдельных местах Европы. В девятнадцатом веке, например, в Англии еще действовали законы, разрешающие шерифу без лишних проволочек повесить любого «бродягу», то есть человека, оказавшегося в его округе без рекомендательных писем или иных документов, а главное – без достаточной суммы денег. Но этот казус скорее исключение, подтверждающее общее правило. Введение подобных законов просто немыслимо было на Руси и во всей Азии. Да и в самой Англии во все времена находились люди, совершающие длительные путешествия.

Однако странствия – достаточный, но не необходимый повод для переселения в чужие края. Должны существовать еще какие-то причины для массовой

 

Миграции древних народов

Первым делом отметим, что под миграциями народов, происходивших в глубокой древности, следует понимать просто их перемещения из одного географического района в другой. Разве что в Европе, как говорилось выше, не все было благополучно, однако в иных местностях войн и массовых человекоубийств, как правило, не было. Моря крови и горы черепов, отмечающих путь переселенцев, – это выдумки европейцев, подправляющих действительность под свое мироощущение. Нечему здесь удивляться: даже в эпоху Возрождения библейские персонажи они изображали в той одежде, которую сами тогда носили. Символ созидания и мирного труда – мотыга, нарисованная занесенной над городской стеной в древнейших письменных источниках, – западноевропейским ученым показался изображением орудия уничтожения. И долгое время они зудели, что объединение Верхнего и Нижнего Египта сопровождалось разрушением старых городов. Только под гнетом неоспоримых фактов с превеликой неохотой согласились, что фараон-объединитель Менес не стирал, а основывал новые города. Аналогично – сейчас науке пришлось отказаться от прежней удобной теории, будто бы арии при движении в Индостан разрушили древние центры дравидийской цивилизации. Непредвзятая интерпретация археологических находок однозначна: и Мохенджо-Даро, и Хараппа действительно погибли, но арии здесь ни при чем.

Более-менее надежные письменные источники, сохранившиеся до сегодняшних дней и содержащие данные о переселении народов, датируются концом третьего тысячелетия до нашей эры. Как Евразия бурлила раньше, реконструируется по косвенным данным, ныне – главным образом на основе выводов исторической лингвистики. В предыдущем этюде, вспомните, говорилось, что язык каждой обособленности людей развивается по-своему, а когда разноязыкие народы начинают контактировать между собой, то в качестве средства общения создают нечто качественно новое. Именно таким путем образовалось то мировое многоязычие, что мы можем наблюдать.

К настоящему времени историческая лингвистика накопила приличное количество фактов, касающихся сходства и различий, динамики развития и результатов взаимодействия различных языков. Предполагается, что изначальный язык севера Сибири был единым для всех гомо сапиенсов и близким к так называемому ностратическому. Группы мигрантов одна за другой уходили в туманную даль и начинали коверкать прежний язык, говорить на каком-либо его диалекте. Постепенно различия накапливались. Если ж одну группу переселенцев через несколько веков, а то и тысячелетий, догоняла другая, потомки бывших земляков уже совсем не понимали друг друга. В результате их ассимиляции вырабатывался новый язык, мало или совсем никак не похожий на исходные.

Согласно выводам лингвистов, искажение изначального языка выходцев из Хартленда происходило в результате их контактов с группами людей, отправившими в странствия с Восточно-Европейской равнины либо раньше, либо двигающихся из района Алтая, либо с теми, кто ушел в стародавние времена еще из самой Сибири, из Истока Ойкумены.

Наиболее значительные миграции из Хартленда происходили в благодатном седьмом тысячелетии до нашей эры. Накопившееся избыточное население нестройными колоннами двинулось на юг осваивать удобные для обитания земли, рассеялось по всей Передней Азии и Северной Африке. Проходя мимо малочисленных поселений Междуречья и Малой Азии, мигранты не сумели сохранить язык предков и заложили основы афразийской, или семито-хамитской языковой семьи. Обмен хозяйственным опытом при бурной международной жизни способствовал также повсеместному одомашниванию мелкого рогатого скота и зарождению на юге маленьких очагов земледелия.

Засушливое шестое тысячелетие до нашей эры приостановило массовые перемещения людей на юг, что позволило высвободить время и силы для ускорения научно-технического прогресса в самом Хартленде. Были разработаны микролитические технологии изготовления различных приспособлений для хозяйствования и убийства себе подобных – появились так называемые составные орудия. Усовершенствованный лук со стрелами превратился в самое грозное человеческое оружие. Были изобретены плетение, прядение и ткачество, гончарное дело и керамика. Несказанно эволюционировало строительное искусство. Был одомашнен крупный рогатый скот и осуществлены первые робкие попытки использования плуга и сохи. Значительные изменения произошли в общественной жизни: начал доминировать парный, моногамный брак и окончательно восторжествовал родовой строй.

Тонкие народные ручейки в ту эпоху все же текли с Восточно-Европейской равнины на восток. В результате смешивания в районе Урала с племенами, которые жили там с незапамятных времен – возможно, они уходили еще из сибирской прародины человечества – языки пришельцев превратились в угро-финские.

Следующие волны переселенцев потянулись из Хартленда на запад и на юг в благоприятном по климатическим условиям четвертом тысячелетии до нашей эры.

Лингвисты полагают, что мигранты той генерации вначале разговаривали на одном языке – том, что условно называется пра-индоевропейским. Однако под влиянием ранее пришедших в Европу народов их языковая общность распадается.

В самом Хартленде, на всей огромной Восточно-Европейской равнине, прежний единый язык развился в общеславянский. Эволюционируя последующие два-три тысячелетия, он приобрел исключительное богатство и сложность: достаточно указать на обилие форм прошедшего времени (нес – несох, несях, несл есмь, несл бях), существование звательной формы существительного (отче, брате, сестро) и двойственного числа (две селе, обе сестре). На этом фоне все нынешние языки представляются как упрощенные и уплощенные сленги. Русский язык, конечно, велик и могуч, но… все равно не та песня.

Сохранились отдельные фольклорные предания, сложенные в четвертом тысячелетии до нашей эры. Изучение их позволяет с гораздо большей дифференциацией, чем для прежнего, доисторического периода, описать перемещения различных народов. Кельты принялись осваивать Центральную Европу, а также пробрались в Испанию и в Англию с Ирландией. Германские племена обжили главным образом северо-западные берега Балтийского моря. Арийские народы, к потомкам которых причисляют иранцев, пакистанцев, афганцев и подавляющую часть населения Индии и Бангладеш, локализовались преимущественно к востоку и югу от Каспия. Часть арийцев, называемых хеттами, а также родственные им предки армян обосновались на территории современных Турции, Сирии, севера Ирака и Армении. Пеласги заняли северо-восточные берега Средиземного моря.

К тому времени в отдельных районах Передней Азии и в закаспийских оазисах, в долинах Нила, Инда, нижнего Евфрата и некоторых более маленьких рек Ирана зародились довольно устойчивые земледельческие общины. Вследствие неимоверных трудностей по мелиорации южных земель и приобретения навыков борьбы с многочисленными сорняками и вредителями процветание этих товариществ землепашцев началось по крайней мере спустя тысячелетие.

Странствия, конечно, обогащают впечатлениями, но работать над собой лучше оставаясь на месте. Кельты, германцы и арийцы растеряли навыки земледелия. Основными их занятиями стали скотоводство и лесные промыслы. Особенно отстали в общественном развитии германские народы, у которых родовой уклад процветал фактически до первого века до нашей эры.

Засуха второго тысячелетия до нашей эры вынудила арийцев двинуться в Индостан, оттесняя дравидов. На юге современной Западной Украины схлопнулась так называемая трипольская земледельческая цивилизация, и оттуда, а также с низовьев Дуная к берегам Средиземного моря потянулась конгломерация ахейских народов. На этом в окрестностях Европы все бы и закончилось, но неожиданно случилась катастрофа: извержение Санторина в северной части Критского моря.

Теперь Святая Ирина, как буквально переводится Санторин, – засыпающий вулканический микроархипелаг в составе Киклад, включающий остров Тира, называемый также Терой или Ферой, его форма напоминает дугу полуокружности, а также ряд мелких или совсем крошечных островов – Тирасия, Аспрониси и других. Взаиморасположение этих осколков суши рождает подозрение, что образованная ими лагуна есть кальдера, затопленное жерло прежнего огромного вулкана. Геологи подтверждают: так оно и есть. По их данным, стародавние встряски Санторина были значительно сильнее последнего землетрясения 1956 года. Наиболее сильное вулканическое извержение состоялось где-то двадцать пять тысяч лет назад, чуть слабее – за полторы тысячи лет до нашей эры.

Все в мире относительно. «Чуть слабее» не означает, что на произошедшие тогда вулканические взрывы можно было вообще не обращать внимания: масса выброшенных горных пород по крайней мере в четыре раза превысила ту, что попала в атмосферу в результате извержения Кракатау в августе 1883 года.

Последствия тех взрывов в Зондском проливе вулканов Кракатау были поистине ужасными. Погибло множество людей. Скорость образовавшейся волны после первого, самого мощного взрыва, превышала 560 километров в час, высота – 35 метров. В течение нескольких лет ощутимо упали среднегодовые температуры всей поверхности планеты из-за экранирования солнечного излучения вулканическими газами и облаками пыли, выброшенными в тропопаузу.

Вулканическая деятельность Санторина за полторы тысячи лет до нашей эры была гораздо более впечатляющей. Последствия имели по-настоящему глобальный характер. Население прибрежных районов Средиземноморья смыло цунами, высота волн которых, по мнению современных океанологов, могла достигать четверти километра, – предания о Девкалионовом потопе, кстати, относятся именно к тому историческому периоду. Территорию Европы покрыл толстый слой пепла и сажи, урожай погиб, начался массовый падеж скота. Библейские «язвы египетские», вероятно, также отголоски бедствий тех лет.

Минойская цивилизация не выдержала подобного подарка судьбы и зачахла. Сдернулись с прежних мест обитания бесчисленные племена и роды. Даже германские народы, испуганные сумерками Земли, потихоньку начали перебираться из Скандинавии на юг, поближе к своему Рейну.

Неприкаянных странников Средиземноморья древнеегипетские источники и Библия собирательно называют народами моря. Под их натиском пала великая хеттская держава, запылали чудом сохранившиеся в Европе и Передней Азии города и села. Лишь Египет смог отразить их нападение.

После нескольких десятков лет путешествий народы моря осели кто где. Филистимляне оказались в Палестине, дав имя сему уголку Земли. Сикулы заняли Сицилию, сарды – Сардинию. Этруски добрались до северной Италии.

Самую большую территорию захватили наиболее воинственные и кровожадные – греки-ахейцы. Они, то ли силой вытесненные с юго-запада Хартленда, то ли привлеченные легкой добычей после случившихся стихийных бедствий, появились в Средиземноморье позже других народов моря. Им досталась почти вся материковая Греция и многочисленные Эгейские острова. Несколько столетий среди них велись крупные разборки, художественно обработанный отчет об одной из которых – о Троянской войне – вошел в золотой фонд литературы. Как только ахейцы успокоились, посолиднели, им на голову свалились с севера новые разбойнички – греки-дорийцы. Со временем ахейцы и дорийцы ассимилировались, превратившись в «классических эллинов».

Если язык и образ жизни прежних странников до неузнаваемости мутировал под невзгодами долгого пути и длительного проживания вдали от родных пенат, то традиции народов, появившихся в Средиземноморье в середине второго тысячелетия до нашей эры, довольно схожи с обычаями тех, кто остался Хартленде. То есть со славянскими. Самоназвание этрусков – расены, язык их близок к старославянскому. Верования одинаковы. У греков и родственных им римлян славянский пантеон богов – самый авторитетный небожитель Перун метает молнии и называется то Зевсом, то Юпитером.

Так что же заставляло народы уходить из обжитых мест?

Напрашивается предположение: либо относительный избыток населения в родных краях и наличие удобных для заселения мест, либо существенное ухудшение условий обитания на освоенных ранее землях. В первом случае миграции народов происходили в благоприятные климатические периоды из самого Хартленда, во втором – в эпохи засухи и прочих невзгод из «промежуточных» краев.

Понятно, что когда ты не можешь свести концы с концами, то хочешь не хочешь, но побредешь куда глаза глядят. А вот когда и дома достаточно хорошо, что заставляет проявлять охоту к перемене мест? Вряд ли только образовывающийся избыток населения в Хартленде гнал народы невесть куда – пустующих земель тогда было вдоволь.

Для ответа на этот вопрос полезно использовать грубую аналогию – колонизацию европейцами Америки.

Что за люди перебирались в Новый Свет? Первыми, конечно, были всевозможные искатели приключений и конкистадоры, по сути – обыкновенные разбойники. Затем потянулись прочие асоциальные элементы, которым европейские общественные порядки казались ярмом на шее. Отдельные государства, как, например, Франция в свою Луизиану, ссылали туда уголовных преступников, ударников сексуального труда и прочих маргиналов. Позже за земным счастьем погнались общественные низы – городские безработные, люмпены и безземельные крестьяне.

На заре цивилизации селений, подходящих под современное определение города, фактически не было. Плотность населения позволяла фактически каждому обрабатывать столько земли, сколько он мог. Следовательно?

Следовательно, из Хартленда выселялись преимущественно социально нежелательные элементы. Люди эгоистичные, неуживчивые, с повышенной агрессивностью. С иными, чем у большинства их соседей, ценностными ориентирами, аморальные. На месте оставались те, кто обладал общечеловеческими нравственными представлениями. Кто поддерживал складывающийся миропорядок, – древние славяне, ядро которых составлял народ, ныне называемый русским. Вот почему наша наиболее точная национальная характеристика, как было сказано в «Характере», – хранители, миродержатели.

Чтобы удостовериться в том, что изгнанники Хартленда были людьми нравственно неустойчивыми, с дурными наклонностями, перечитайте Гомера и оцените с современных позиций поведение его героев. Наиболее точные эпитеты для них – «разбойники» и «рвачи». Что-либо иное трудно подобрать. Древнегерманский эпос тоже не с лучшей стороны представляет своих действующих лиц.

К началу первого тысячелетия до нашей эры массовые выселения людей из Хартленда прекратились. Можно предположить, что к тому времени основная часть нравственно уродливых людей была выгнана оттуда и образовалась древнеславянская общность. Историческая лингвистика позволяет утверждать, что и родовой строй был уже изжит, а славяне разделились на близкие по образу жизни племена. Основным их занятием стало земледелие.

Итак, главной причиной массовой эмиграции из Хартленда в древние времена было очищение сердцевины населенных земель от асоциальных элементов, нравственных уродов. Оставались хранители миропорядка.

Хорошо, посмотрим как в дальнейшем развивалась

 

Древнеславянская общность

К сожалению, исторических документов о жизни древних славян от второго тысячелетия до нашей эры по начало девятого века практически не осталось. Почему?

Естественно не потому, что пребывали они в диком варварстве: наверняка оставшиеся в Хартленде не уступали в общественном развитии тем, кто покидал родину. Греки создали великую цивилизацию – примерно такая же по логике вещей примерно в то же время должна была появиться на Восточно-Европейской равнине. Но почему не осталось почти никаких ее следов? Почему исчезли письменные свидетельства?

Есть тому причина.

В школе, помнится, всем нам с дрожью в голосе рассказывали об уничтожении уникальнейшей Александрийской библиотеки. Мы ахали: какая жалость, столько древней мудрости погибло. Особенно невосполнима утрата трудов еврейских мудрецов Египта. Какие дикие мусульмане! Было такое?

На Руси же происходили события пострашнее пожара в египетской Александрии. Вот одна из самых черных дат нашей истории: 8 марта 1169 года. В тот злосчастный день войска Андрея Боголюбского в ходе бесконечной вяло текущей феодальной распри взяли Киев, и в завязавшихся городских сражениях была сожжена библиотека Ярослава Мудрого. По отзывам иностранных посетителей, то собрание манускриптов по количеству учтенных единиц не уступало александрийскому.

Откровенно говоря, временами руки опускаются. Ну почему мы, русские, столь пренебрежительно относимся к собственной истории! Нельзя же существовать одним днем! Чтобы сохранять миропорядок, нужно знать, как и что происходило в прошлом. А у нас? Как упоминалось в «Характере», «жили-были…», «в некотором царстве, в некотором государстве…» – и все? Ну нельзя же так!

Признайтесь честно, сейчас вы запомнили эту дату – 8 марта 1169 года?

Однако тем пожаром вопиющие безобразия с нашим историческим наследием не закончились.

Зря не будут говорить, что Россия – родина слонов. По многим статьям мы являемся первопроходцами. В Древнем Египте додумались до замалчивания отдельных исторических событий, например – о религиозных реформах и самом царствовании Эхнатона. Цинь Шихуанди отменил вообще всю историю, предшествующую величайшему событию появления его на свет. На Руси пошли много дальше: до переписывания истории.

В разгар феодальных междоусобиц Владимир Мономах для укрепления центральной власти решил придать ей побольше авторитета. С этой целью представлялось необходимым возвысить роль первых общерусских князей – Рюриковичей. Не задумываясь об отдаленных последствиях, Мономах дошел до идеи искажения летописей. Рукописи Киево-Печерского монастыря он передал в Выдубицкий Михайловский монастырь, игумену Сильвестру, для внесения в них требуемых правок. Вероятно, Сильвестр поработал от души, коли был вознагражден епископством в Переяславле.

А что в сухом остатке? Плюсов никаких, а минусы налицо: искажать нашу историю начали и свои, и чужие. Чтобы поверили в придуманные небылицы, принялись методично уничтожать древние рукописные артефакты – одной случайностью невосполнимые потери никак не объяснить. При нашествии Тохтамыша в 1382 году в Москве почему-то были сожжены церкви, в которые жители снесли самое ценное из своего имущества – книги. Куда-то испарилась тщательно сберегаемая огромная библиотека Ивана Грозного. В Смутное время опекуны лжедмитриев обогревались у костров из бесценных манускриптов.

Логическое завершение культурной катастрофы произошло при первых Романовых: известно, что тогда по всей стране у населения в массовом порядке изымались все сохранившиеся старинные книги. Даже старообрядцы лишились своего достояния. А кто из них упорствовал в своих заблуждениях – тех сжигали с их книжным скарбом. Изъятое бесследно исчезло. Что нельзя было уничтожить, то замалчивалось и хоронилось в архивах. Что нельзя было замолчать – пропадало из-за нагромождения диких случайностей. Даже список «Слова о полку Игореве», найденный Мусиным-Пушкиным, сгинул в московском пожаре 1812 года.

Множество возмутительных примеров варварского уничтожения наших письменных исторических памятников, кстати, содержится в «Новой хронологии» А. Фоменко – ради одного этого стоит полистать ту серию книг. Профессиональные историки, насколько мне известно, не опровергают приводимые там факты.

Многовековая кропотливая работа по уничтожению, подчистке и сокрытию исторических источников дала поистине блестящие результаты: ныне подвергаются сомнению даты даже ключевых событий нашего прошлого. Так, сейчас ученые нудно спорят, когда действительно произошла Куликовская битва – в 1380 ли году, как предлагается считать согласно сложившейся традиции, или же в 1379.

В силу указанных причин приходится реконструировать древнеславянскую историю в основном по скудным косвенным данным.

Можно сказать, что в целом жили мы не хуже, а лучше других. За два тысячелетия выковался тот уникальный национальный колорит, что описан в «Характере». В отличие от западноевропейского быта с произволом властителей, в отличие от восточных жестоких уложений, на всей Восточно-Европейской равнине общественные порядки были мягче, гуманнее. Люди отличались доброжелательностью и добросердечностью. В судопроизводстве, например, согласно «Ярославовой (или Русской) правде», ни при каких обстоятельствах не предполагалось применение пыток и телесных наказаний. Смертная же казнь полагалась только за особо тяжкие преступления против всего мира.

Уровень жизни? – выше, чем где бы то ни было. Никто еще не натыкался на упоминания, например, об умышленном убийстве у нас нежизненноспособных младенцев, как водилось у античных греков. Нигде не говорится об умерщвлении или оставлении без помощи стариков, как у древних германцев и японцев. Наоборот, многие обычаи тех времен дадут сто очков форы теперешним. Почти каждый юноша из благополучной семьи выбирал на стороне духовного наставника: молодость поддерживала жизнь, а старость делилась мудростью. Жилье было довольно комфортабельным у всех слоев населения. Черные избы в массовом количестве появились позже, при монголо-татарах: русская печь требует хорошей вытяжки. Да что там жилые помещения – бани тогда строили с семиметровыми трубами!

Здравоохранение? – всем на зависть: всегда и всюду дошедшие до наших дней исторические источники характеризовали славян умственно развитыми, здоровыми и физически крепкими.

Хозяйство? Тоже получше, чем у некоторых. Достаточно задаться вопросом, почему это древние греки плавали за хлебом не в ближний Египет, а через неласковое море на далекий Дон. Ни золотых, ни серебряных рудников на Восточно-Европейской равнине не эксплуатировали, но драгоценные металлы накапливали в явном излишестве. Только у нас в седой древности зародился обычай крыть крыши культовых строений чистым золотом.

Промышленность? Ремесленные изделия развозились по всему миру. Железо, может быть, научились ковать на Кавказе – не надо спорить по пустякам. Но основное мировое производство железных изделий было сосредоточено у нас, на базе неисчерпаемых болотных руд севера Восточно-Европейской равнины. Греки-дорийцы, кстати, пришли в Средиземноморье с железными мечами и долгое время не умели восстанавливать пришедшее в негодность оружие.

Письменность? Было и свое письмо. Достоверно установленный факт, что Кирилл с Мефодием просто-напросто усовершенствовали давно существовавшую систему. Да и после их смерти наряду с кириллицей долгое время на Руси пользовали более древнюю глаголицу. Еще один достоверный факт: большинство русичей, в отличие от своих современников-европейцев, были грамотными, умели читать и писать, знали арифметику и прочие появляющиеся в те времена науки.

Участие в международной жизни? Тоже есть что сказать.

В стародавние времена доминирующая в мире роль Хартленда не подвергалась сомнению. Наиболее грамотные лингвисты утверждают, что слово «рус» славянского происхождения. А в начале нашей эры во многих языках это слово (или «росс», «рут») обозначало верховный, господствующий род. В некоторых источниках уточнялось, что обитают князья-росс на северо-востоке; наиболее логичная интерпретация текстов Библии подталкивает к тому же выводу. В этой связи, кстати, любой исторический персонаж, имеющий славянские корни, может быть назван русским несмотря на то, что при его жизни это самоназвание жителей большей части Восточно-Европейской равнины еще не закрепилось. Разве что вложенный смысл будет чуть-чуть отличаться от современного.

Южные «цивилизованные» народы длительное время отождествляли славян со скифами. Практика закаспийских походов славян имеет многовековую историю – письменные свидетельства событий девятого-десятого веков есть жалкие отголоски славного прошлого. Наши пращуры действительно возглавляли летучие конные армии, прорезавшие Азию как нож масло. Часть ираноязычных народов, населявших причерноморские и прикаспийские степи, – тех же скифов, а также сарматов – была ассимилирована. Заодно старославянский язык обогатился отдельными словами вроде «топор» и «хорошо».

Походы славянских дружин в Персию и нынешнюю Среднюю Азию стали редкими с приходом на юг Восточно-Европейской равнины конгломерации германо-славянских народов, собирательно именуемых готами. Вероятно, несладко пришлось этим готам в низовьях Вислы, и во втором веке они начали движение на юго-восток. В начале третьего века добрались они до Причерноморья и расселились от низовьев Дуная до Дона. Новые беспокойные соседи чинили славянам лесостепной полосы определенные неудобства вплоть до 375 года, когда в Причерноморье появились гунны. Пришельцы с далекого востока мигом разобрались с местными степными разбойниками. До воцарения «бича божьего» Аттилы, отличающегося повышенной жестокостью и буйным нравом, часть славянских племен состояла с гуннами в союзе и помогала им щипать Западную Римскую империю.

По косвенным данным, многие германские орды, вторгающиеся в умирающую Римскую империю, – вандалы, например, а также бургунды, герулы и многие другие – возглавлялись славянскими вождями. Это подтверждается, в частности, топонимикой некоторых европейских населенных пунктов и рек – Вена, Венеция, Рона, Сена, Руссильон и так далее. Знаменитый прусский король Фридрих Второй, умудрившийся удвоить свои владения несмотря на все проигранные им войны, разрешил себе чересчур сильное обобщение, написав «русские произошли от гепидов, разрушивших Римскую империю». Королевская неточность проявляется хотя бы в том, что не одни гепиды, да и не они в основном, уничтожили Западную Римскую империю. А также в том, что русские не происходят от гепидов, а составляли в свое время только руководящие верхи их племен.

Существуют надежные свидетельства, что обряд коронации французских королей в Реймсе проходил с использованием древнейшей Библии, написанной по-славянски. И совсем уж неправдоподобными ныне кажутся неоднократно звучащие в Средние века откровения о том, что Карл Великий в действительности был русским. Став приемным сыном Пипина Короткого и получив в удел полоску атлантического берега современной Франции, он сумел прибрать к рукам всю верховную власть в христианской Западной Европе и создать империю, называемую им и его лизоблюдами Римской. Не может он быть по происхождению славянином? Но посмотрите непредвзято на все его поведение, на внимание, уделяемое им Востоку, – невольные сомнения развеются. Мало того, явственные русские корни прощупываются у легендарного Меровея, первого короля салических франков, а также у матери французского короля-объединителя Хлотаря.

В общем, как уже отмечалось в «Историях», страхи европейцев перед нами имеют более чем понятное объяснение: из тысячелетия в тысячелетие, раз за разом вторгались в беззащитную Европу с таинственного Востока армада за армадой, и было непонятно, когда ждать оттуда новых воинственных и непобедимых пришельцев.

Среди византийских императоров также попадались лица славянского происхождения. Много славян поступало на службу в имперскую армию и на флот. Естественно, не на рядовые, а как правило на высокие руководящие должности. Известно, например, что в середине шестого века Понтийский флот одержал победу в битве с персами благодаря умелому командованию своего адмирала Доброгаста, по происхождению – анта, то бишь славянина. Он, как и прочие родовитые славяне, устроился на военную службу в Византийской империи не на всю жизнь, а на строго определенный срок, оговоренный индивидуальным контрактом. Оснащение греческой армии вооружением и военной техникой также осуществлялось преимущественно нашими предками. Есть доказательства, что знаменитый греческий огонь был изобретен славянами, составившими особый императорский «технический отдел». Только благодаря этому оружию в 673 году была одержана решительная победа над арабским флотом и сохранена независимость Византии.

К девятому веку племенной строй у славян окончательно изжил себя. Происходит распад их на отдельные народы, каждый из которых начал обживать свою территорию. На всех тех, кто остался в Хартленде, распространилось самоназвание

 

Русские

Общепринято, что русский народ образовался в результате объединения близкородственных славянских племен – кривичей, полочан, словен, дреговичей, радимичей, северян, вятичей, полян, древлян, дулебов и так далее. Общий язык и одинаковость обычаев позволяют утверждать, что все перечисленные собственные имена не этнические, а чисто географические названия. Говорим же мы сейчас «москвичи», «свердловчане», «ростовчане» – но подразумеваем русских, только живущих в разных городах.

География просто не могла не быть сложной, ибо область расселения русских изначально была огромной – фактически вся Восточно-Европейская равнина. На севере и востоке ее отдельными вкраплениями обитали, правда, угро-финские племена. Особых хлопот нашим пращурам они не доставляли, с незапамятных времен смирившись с подчиненной ролью. Лишь много позже, в эпоху Средних веков некоторые из них, вспоминая былые обиды, при удобном случае нет-нет, да не могли удержаться, чтоб не подгадить. Только самый юг Хартленда, Причерноморье, в первых веках нашей эры не был обустроен и служил беспокойным перекрестком для многих странствующих туда-сюда народов – скифов, сарматов, аланов, аваров, германских племен, тюрков, евреев, гуннов и так далее.

Северо-запад Хартленда, Прибалтика, в те времена был заселен преимущественно родственными славянскими племенами. Не мог ошибаться Птолемей, величайший астроном и географ Античности, называя Балтийское море Венедским, что в переводе на современный язык означает «славянское». Русские поддерживали тесные торговые связи с прибрежными поселениями, а позже – и с городами Ганзейского союза. Немногочисленные германские и угро-финские племена, также проживающие на берегах Балтийского моря, испытывали сильное цивилизаторское влияние со стороны русских. «Староютландский», скажем так, язык отличался от старославянского не больше, чем современный украинский от современного русского. Принц Гамлет свободно мог без толмача поговорить о жизни с Вещим Олегом, если б судьбе была любезна их встреча. Однако каменная громада Эльсинора, родового замка датских королей, пусть останется на совести кинематографистов: исторический прототип шекспировского героя в действительности жил в большом деревянном доме, аналоги которого ныне называют сараями.

Особая тема – варяги. По всему побережью и на островах Балтийского моря от Ютландии до устья Невы существовали их поселения. Многие западноевропейские источники заявляют, что и язык варяжский, и верования, и вообще весь строй их жизни до мелочей соответствовали русским. Этого более чем достаточно для утверждения, что данные поселки были военными форпостами Словении, обеспечивающими безопасность мореплавания по Балтике. А варягами, очевидно, в те времена называли воинов морской пехоты.

Позже, после эвакуации заморских военных баз Новгорода, это название жителей балтийского побережья было перенесено на будущих шведов – исторической лингвистике известно множество случаев, когда первоначальный смысл слов искажался до неузнаваемости. Татарами, например, сейчас называют множество совершенно разных народов. Да что там племена! – подменялись даже названия стран. То, что сейчас называется Литвой, до середины девятнадцатого века называлось Жемайтией или Жмудью, а ее граждане именовались жмудинами (буква «ж» обязательна). Известное в истории Великое княжество Литовское на самом деле – это нынешняя Белоруссия. Население ее, естественно, считало себя русским, и вплоть до конца семнадцатого века государственный язык княжества тоже был русским, точнее – западным наречием старорусского языка. Жмудь же была автономным краем в составе Великого княжества Литовского, самой дикой и бедной областью. Не верите? В учебниках ничего такого не написано? Не написано, но в хороших учебниках втихую подразумевается – посмотрите исторические карты, и невольные сомнения развеются. Да и пора научиться читать официальные издания между строк.

Что следует из сказанного? Да хотя бы то, что «норманнская теория» происхождения государственности на Руси – дутая утка.

По крайней мере к началу девятого века на Восточно-Европейской равнине уже существовало множество городов, в их числе: Киев, Новгород, Рязань, а также Псков, Переяславль, Белоозеро, Ладога, Чернигов, Полоцк, Ростов, Суздаль, Любеч, Смоленск, Туров, Червень… не будем продолжать. Когда они были основаны? – неизвестно. Как правило, дату основания города в нашей официальной науке-истории соотносят с первым упоминанием о нем в летописи. Это, мягко говоря, не совсем правильно. Но не рискнем пускаться в долгое плавание вниз во времени. Отметим лишь то, что истинная дата возникновения по крайней мере трех русских центров – Куябы-Киева, Словении-Новгорода и Артании/Ердзяни-Рязани – теряется в темных закоулках истории.

Православие нашло на Руси исключительно благоприятную почву и длительное время служило стержнем духовной жизни народа. Учение Христа столь близко русскому мировоззрению – вернитесь, если желаете, к «Народам» и «Характеру», – что невольно возникает впечатление, будто создавалось оно специально для нас. И не в знойной Палестине, а где-нибудь на Ладоге.

Появились христиане на Руси задолго до 988 года, официальной исторической даты крещения Руси Владимиром Святославовичем. Княгиня Ольга, например, мать Святослава и бабушка Владимира, была ревностной христианкой и даже совершила паломничество в Константинополь, чтобы тет-а-тет пообщаться с патриархом. Скажите, могла ли правительница земли Русской иметь иную веру, чем у ее окружения? Кроме того, наличествует масса «мелочей», каждая из которых весомое свидетельство того, что не только в Константинополе русские приобщались к учению Христа. Слова «крест», «алтарь», «агнец», «пастырь», даже само слово «церковь» западноевропейского происхождения. Византия никогда не знала понятия «церковная десятина». А колокола на Русь могли придти только из Ирландии.

Навязывается легенда, будто бы Владимир Святославович колебался, из чьих рук принимать веру – от римского папы или же от константинопольского патриарха. Более неправдоподобного вымысла придумать невозможно! Владимир колебался, но только не в том, откуда пригласить духовников.

Как ранее в загнивающем Риме перед объявлением христианства единой государственной религией молились подряд всем богам Ойкумены, и до последнего момента было не ясно, культ кого восторжествует – Христа или Митры, – так и на Руси в первые годы правления Святославовича на высоком днепровском берегу рядом с идолом Перуна высились фигуры прочих известных русичам богов: азиатских Хорса и Симурга, финской Мокоши и так далее. Власти боялись прикоснуться к ним, но простой народ в конце концов переборол нерешительность государственных структур.

Конечно, в те времена христианство еще не успело выбраться из разобщенности епископального периода своего существования. Существовало четыре патриаршества – александрийское, иерусалимское, константинопольское и орхидское, а также два папства – антиохийское и римское. Кроме того, жило по своим законам неопределенное множество других, фактически независимых церквей и религиозных сообществ – ирландская церковь, арианская ересь, донатисты, павликианство и так далее. Тем не менее, константинопольский патриарх считался первым среди прочих, главным, и потому даже намеки на возможность принятия Владимиром веры из чьих-то иных рук смешны. Перечитайте в «Характере» абзац про приезд в стольный Киев-град Ильи Муромца и подумайте только над одним вопросом: можно ли хоть на миг представить, чтобы правитель Руси обратился с какой-нибудь просьбой не к первому лицу? Окунитесь в свои чувства: когда кто-то из нас идет в любую контору, не обуревает ли его желание пройти сразу к начальству и не тратить время на болтовню с клерками?

Итак, констатируем: по вопросам веры только до разговора с константинопольским патриархом мог снизойти русский князь.

Окончательное разделение католичества и православия произошло в 1054 году, через пять месяцев после смерти сына Владимира, Ярослава Мудрого. Рим тут же объявил о своих претензиях на духовное лидерство.

Собственно говоря, религиозное отделение Западной Европы от Восточной было предопределено: слишком разнятся мироощущения русских и типичных европейцев – пробегитесь еще раз по страничкам «Народов» и «Характера». Таким же закономерным следует признать последующее выделение из католичества «суперевропейского» религиозного течения – протестантизма. Мыслим мы подобно, но не единообразно, а посему разделение вероисповеданий вполне естественно. Но почему Риму и Константинополю нельзя было развестись цивилизованно, без скандала? Папской канцелярии достаточно было подать прошение, смиренно подождать, пока святые отцы разберутся что к чему, и со спокойной душой обрести независимость. Многие церкви таким именно образом становились автокефальными, процедуры разделения и воссоединения более-менее налажены. Так нет же! Обязательно надо было изрыгнуть при разводе парочку проклятий, словно испитая базарная торговка.

Утверждается, что Римская церковь была основана Петром, названным самим Христом «камнем» Его Дома. Ложь, по наглости и бесстыдству сопоставимая с утверждением об арийском происхождении германских племен! Современная генетика вынесла неопровержимый вердикт: теперешние немцы не имеют абсолютно никакого отношения к народам, чьи предки в стародавние времена задавали темп развития человеческой цивилизации, создали «Веды» и «Авесту» и чей светлый знак солнца в двадцатом веке был превращен в зловещую свастику. Исторической же науке доподлинно известно, что когда Петр добрался до Рима, там уже существовала христианская община. Не мог он основать то, что уже было. Допустимо утверждать, что им основана церковь, скажем, в Иерусалиме, еще в нескольких малоазиатских городах – но не в Риме. Нет места на итальянской земле для «престола святого Петра»!

Есть мудрая поговорка «на воре шапка горит». Чувствуя свою ущербность, изначальную неправоту, как ныне говорят нелегитимность, римская церковь постоянно кричит о своей исключительности, претендует на то, что ее учение единственно правильное. Но так ли это? Хочется поехидничать по поводу принятых католиками догматов, например, положения о непогрешимости римских пап. Но можно и не окунаться в теологические тонкости, чтобы нокаутировать католицизм: достаточно только вспомнить о существовавшей в нем практике выдачи индульгенций – до большего маразма просто невозможно дойти! А еще среди несмываемых грехов римских небожителей числятся инквизиция, отказ американским индейцам в обладании человеческой душой, поддержка гитлеровских выкормышей, по существу подталкивающая их к промышленному уничтожению миллионов людей во время Второй мировой войны… Не буду далее перечислять: грех обижать убогих.

Но и, как говорится, «дружить» с католическим духовенством я бы не советовал. В настоящее время между ними и нами, православными, фактически состояние войны. Не надо забывать, что в 1147 году римский папа Евгений Третий благословил «первый поход германцев против славян». В 1215 году папа Иннокентий Третий призвал к крестовому походу против пруссов. Единства понимания, кто такие «пруссы», не было, и в 1224 году крестоносцы захватили русский город Юрьев, он же Дерпт и он же Тарту. А на Лионском соборе 1245 года папа Иннокентий Четвертый объявил крестовый поход против «схизматиков» – греков и русских. До сих пор еще, насколько мне известно, упомянутые объявления войны не дезавуированы. Ходят слухи, что и в 1941 году католическое руководство в своем кругу говорило о крестовом походе против «большевистской России».

Завершая лирическое отступление о католиках, порадую любителей всяческих примет и прочей чертовщины. 1054 год знаменателен не только уходом в мир иной Ярослава Мудрого и обменом анафемами между Константинополем и Римом. В том же году китайскими астрономами была замечена в окрестностях солнечной системы вспышка Сверхновой. Сейчас на том месте наблюдается так называемая Крабовидная туманность.

Итак, размышления о происхождении русских позволяют понять, как начал складываться их национальный характер. Дабы не было ненужных параллелей и повторов, наш дальнейший исторический путь логичнее осветить в следующем этюде, посвященном Российскому государству. Здесь же остается сказать несколько слов о современном состоянии и

 

О духовной эволюции русских

Конечно, рассмотрение истории народа отдельно от истории государства, им образованного, некорректно. Для нас, русских, подобное разделение в какой-то степени допустимо только потому, что практически до начала двадцатого века наши политические системы на удивление мало и робко вторгались в народный быт, в сферу нравственности. Почти не пытались перекраивать на свой лад русское мироощущение.

Власть имущие налаживали собственное безбедное существование. Заботились о поддержании общественного порядка, гудении заводов и выполнении полевых работ, о спокойствии на рынках и дорогах. Пестовали армию и флот, объявляли войны и заключали перемирия. А духовные вожди, отстраняясь от всего этого шебуршения, размышляли о вечной справедливости и творили нетленку. Простой же русский человек пребывал где-то посредине, то подчиняясь одним, то прислушиваясь к другим.

Худо-бедно, но функционировали центральные органы государственной власти. Одно время заседала боярская дума, затем исправно составлялись бумаги в Сенате и Синоде. «Внизу» же, в масштабах села, городской улицы или квартала, быт народа определяли местные моральные авторитеты за спиной выборных старшин и старост да «своего» наезжего барина. Среднего звена управления фактически не было. Вначале – из-за бурного продвижения государства Российского на север и восток с присоединением обширных областей с нерусским населением. Затем – из-за длительных смут и постоянной отсталости соответствующей законодательной базы. Воеводы и губернаторы кормились на управляемых ими наделах, но права их и обязанности не были четко определены. Как гениально метко подметил Салтыков-Щедрин, суровость российских законов смягчалась необязательностью исполнения оных. Поэтому, наверное, и привыкли мы жить не по писаному уложению, а по понятиям, как говорилось в «Характере».

В общем, государство существовало, а люди жили как жили. Все они равны были под Богом. Каков оказывался их юридический статус – по-настоящему мало кого интересовало. В век златой Екатерины объявилось приличное количество крепостных-миллионщиков, по современным понятиям что-то вроде мультимиллиардеров. И что? Почему-то не особо рвались они на свободу, не выкупались на волю у своих господ, зачастую ведущих полунищенское существование. Это ли не более чем убедительное свидетельство жизни государства и народа в разных плоскостях? А также того, что в целом страна функционировала более-менее нормально?

Авторитетные историки старательно проталкивают мнение, что на Руси Рюриковичей и первых Романовых был налажен быт, но не было интеллигенции, не было народной мысли, размышлений о насущных проблемах бытия. Позже возникла горсточка образованных людей, которые и думали за всех. А народ в тяжких трудах своих и разгулах не удосуживался даже оглянуться вокруг, душа его спала. Такой вот, мол, многовековой душевный сон. Господи, прости их, грешных. Все было на Руси. Как в Греции. Были духовные наставники, была соответствующая публицистическая литература для социальных низов. Была, конечно же, и мысль, разве что не оформленная по канонам европейского Возрождения. Довольно часто она выплескивалась «наверх» и определяла государственную политику.

За последнее тысячелетие Русский мир сумел не сломаться, выстоять в жесточайшей битве за существование. Сумел впитать в себя лучшие достижения цивилизации и занять ключевое место среди других миров и жизненных укладов. И потерпел обидное поражение от родного государства.

Нашествие в тринадцатом веке монголо-татар – это не просто начало самой страшной в мировой истории войны, растянувшейся чуть ли не на три столетия и непонятно насколько отбросившей русское общество назад, к временам варварства. Не только физическое истребление подавляющего большинства жителей Восточно-Европейской равнины. Не только полное обнищание и одичание чудом оставшихся в живых. Это было величайшее испытание на сохранение общечеловеческой морали, ценностных ориентиров, выращенных и сохраняемых в Хартленде.

Предыдущее массовое движение на запад народов из второго основного центра расселения людей – из Приалтайя – произошло в третьем-четвертом веке. Возглавлялось оно уже упоминавшимися гуннами. Тогда переселенцы шли довольно медленно, вбирали по дороге встречные народы на правах союзников и приневольных, привыкали и «притирались» к ним. Поэтому удалось найти точки духовного соприкосновения. Научиться понимать жизненные установки пришельцев. С ними оказалось возможным найти общий язык, договориться о совместном существовании, принять общие, гласные и негласные правила войны и мира.

Совсем другое дело – стремительный бросок на запад кочевых орд, направляемых наследниками Чингисхана. Пусть собственно монголы составляли ничтожно малую часть огромного войска, они навязывали свою волю вовлекаемым в их движение народам и не терпели ослушания. В течение прошедшего тысячелетия развития цивилизации контакты между обитателями Запада и Востока Ойкумены были редкими, чисто спорадическими. В результате накопилось великое множество отличий в понимании, что это значит – правильно жить. По части нравственных идеалов для жителей запада Евразии монголы были все равно что пришельцы с другой планеты.

Так, на Западе почтовый служащий, гонец, вестовой, всегда пользовался почетом и уважением, все старались не причинять ему вреда. На Востоке же человек, принесший черную весть, мог быть немедленно умерщвлен – и большинством населения казнь его не порицалась, а одобрялась.

На Западе считалось допустимым демонстративно убить парламентария, высланного враждебной стороной. Цепочка рассуждений примерно следующая: не хочу я о чем-либо договариваться и показываю это своему войску; заодно и моральный дух солдат поднимаю. Но на Востоке убийство дипломата, ушей и уст верховного предводителя, носителя его ауры, – немыслимо тяжкое преступление. Виновные бесповоротно оказывались вне сферы действия морали, что исключало возможность каких-либо дальнейших разговоров с ними. Не знали этой особенности восточного менталитета жители Киева и злого города Козельска – и были поголовно истреблены. Не вызывали они ни малейшей жалости у монголо-татар потому, что не воспринимались за людей.

Возможно, приведенные примеры не впечатляют, можно было бы придумать зарисовки и поярче. Но стоит ли ломать голову? Что бы ни было сказано, оно будет схоже с верхушкой айсберга: основная масса различий в видении мира и самого себя в нем все равно спрячется от поверхностного взгляда.

Суть произошедшего понятна и так: при первой встрече с монголо-татарами русским не удалось наладить с ними какого-либо человеческого общения. Столкнувшись с тотальным невосприятием себя и отчаянным сопротивлением, пришельцы применили самый эффективный и простой инструмент – насилие. Взамен получили то же самое. А ожесточенность военных столкновений вскоре сделала невозможным нормальный диалог.

Сейчас возникло много спекуляций вокруг монголо-татарского нашествия. Одни утверждают, что ничего страшного не происходило. Другие в Батые даже разглядели Батьку, казачьего атамана… Бог с ними со всеми. Придумать можно все что угодно. Однако нельзя пренебречь тем незатейливым фактом, что в народном фольклоре монголо-татары всегда были «погаными». Так что пусть фантазии останутся фантазиями. Истина в том, что степняки, пришедшие на Русь, воспринимались русскими лютыми врагами рода человеческого. На них, как на исчадия Ада, не распространялось действие моральных принципов. Смертельно ненавидеть их, вредить им всеми доступными способами, обманывать и убивать при каждом удобном случае воспринималось как богоугодное дело.

Но такое отношение к чужаку несет страшную опасность. Любой неэтичный поступок обладает эхом, имеет свойство предъявлять счета к оплате. Моральные принципы истончаются, становятся не обязательными, не абсолютными, если каким-либо образом ограничивается область их действия. Поставив вне морали чужака, аналогичным образом когда-нибудь можно поступить и со своим соотечественником, нарочно ли по неведению преступившего нормы поведения. Не забывается подобный опыт никогда.

В последнее время стало модным заявлять, что Александр Невский де нашел единственный правильный способ борьбы с монголо-татарской напастью – «воцерковать», христианизировать Орду. Глупость данного утверждения сопоставима с абсурдностью заявления, вложенного в уста экранного грека-ахейца, собиравшегося в Малую Азию, будто бы он желает прославиться участием в величайшей в мировой истории Троянской войне.

В самом деле, попробуйте представить себе следующую картину: сидит великий князь перед дружинниками своими и говорит: хочу оцерковить Орду. Представили? Счастливые люди. А я не могу. Александр Невский наверняка и слова-то такого – оцерковить – не знал. Нехорошо, неэтично приписывать нашему национальному герою то, что он не делал и не хотел делать. Предложить поганому татарину принять то единственное богатство, что еще осталось у народа, – христианскую веру? Ни за что! Да и не в русском обычае лицемерное прозелитство.

Что в действительности мог предпринять Александр Невский, спасая от истребления последних жителей своей земли?

Скрипя зубами от бессилия и унижения, мог вступить в переговоры, попытаться понять строй мыслей ненавистных пришельцев. Поучиться предсказывать их поведение. Самому, как говорится, втереться в доверие.

Мог предложить откупного, чтобы поменьше шлялось по русским дорогам убийц и грабителей. Каким бы худым ни был мир, он лучше войны, победа в которой невозможна.

Мог поискать способы посеять среди монголо-татар раздор. Мог, держа камень за пазухой, поискать во вражьем стане вольных или невольных союзников и предложить им перейти на свою сторону.

Все это и было проделано. Вначале Александром Невским, затем его последователями. Главное было – упрятать гордость, наступить на горло собственной песне.

Собственно говоря, у Орды не было будущего. В наши дни труд ученого и инженера производительнее, чем рабочего или фермера, – в те времена радения земледельца и горожанина также приносили больше общественно полезного продукта, чем заботы пастуха. К тому ж объективно наличествующие центробежные процессы… Как только численность оседлых жителей лесной зоны Восточно-Европейской равнины подросла, стала сравнима с населением южных степей, гибель Орды, разделившейся на несколько соперничающих улусов, была предрешена несмотря на сохраняющееся военное превосходство. Вопрос стоял только вокруг того, сколько новых жертв потребует восстановление былого суверенитета.

Куликовская битва и последующее через столетие Стояние на Угре – зримые торжества русского народа над Ордой. Но не менее важны достигнутые моральные победы.

После первых же успехов русского оружия спесь сошла со степных бродяг. Начали они искать вождей поперспективнее. Сперва еле заметным ручейком, а после становления Касимовского царства – полноводным потоком бросились социально активные татарские царевичи ко двору правителей земли русской проситься на службу. Принимали всех достойных. Подобная практика расцвела во времена Ивана Третьего, с удовольствием привечающего многочисленных перебежчиков из Белоруссии (из Литвы, как ныне пишут) и из Степи. Через полвека, при царствовании его внука, Ивана Грозного, старая русская аристократия была фактически оттеснена от трона, растворилась в татарском многолюдье. Наследники пришлых степняков правили дружбу с царями, возглавляли правительство, водили войска, вершили суд и расправу. Легионы их было, тот же Борис Годунов татарских кровей.

Что в результате? Орда уничтожалась руками потомков ее основателей. Заслуги служилых татар и безоговорочное принятие ими русских ценностных ориентиров возвратились им общенародным прощением. Грехи их предков были забыты. Величайшее духовное достижение русского народа! Удалось зарубцевать душевную рану, не опуститься до гиблой мести и бесплодного злорадства.

Многие из нас, должно быть, встречали словосочетание «сирота казанская». Но не все, видимо, знают историю его происхождения.

После взятия Казани войском Ивана Грозного несколько тысяч татарчат, отцы которых погибли, были приняты в благополучные русские семьи. Действовал негласный, но исключительно строгий надзор: следили, чтобы сирот не обижали, чтобы силой и лестью не переманивали в христианскую веру, находили им богатых и родовитых невест или, соответственно, женихов, выгодные военные и прочие должности. Иными словами, дети вчерашних злейших врагов были усыновлены государством.

С одной стороны, произошедшее свидетельствует о выздоровлении русской души. С другой – о мудрости правителей растущего государства, заботившихся о консолидации исконных и присоединенных областей. Между прочим, современная наука утверждает, что волжские татары и исконно русские генетически тождественные народы.

Семя, вовремя брошенное в подготовленную почву, дает добрые плоды. В Смутное время из сыновей и племянников казанских сирот были сформированы самые боеспособные части народного ополчения, изгнавшего иноземных оккупантов. Да и сам гражданин Минин был крещеным татарином, всамделишное имя его, говорят, Кириша Мининбаев.

Ныне же в повседневной жизни что русский, что волжский татарин – все одно. Разве что молельные дома в Казани иные, да на бытовом уровне нет-нет, да мелькнет «он какой-то злой; татарин, наверное». Восторжествовало мироощущение, выращенное в Хартленде.

В относительно мирные времена животрепещущих духовных проблем тоже хватало. Покой кому-то только снится.

При Иване Третьем, например, разразилась общенародная дискуссия между осифлянами, ведомыми Иосифом Волоцким, и нестяжателями во главе с Нилом Сорским.

На первый взгляд, спор шел вокруг абстрактных вопросов: может ли Церковь обладать собственностью, особенно – землей? из каких источников должны поступать средства на содержание культовых зданий и священнослужителей? и так далее. На самом-то деле разговор велся на злободневную тему: предоставить ли государству монополию на колонизацию Северо-востока. Победил здравый смысл и осифляне. Церкви оставили право владеть землей и хозяйничать на ней. С центрального правительства была снята непосильная для него задача освоения новых земель, и в бескрайние просторы Евразии на свой страх и риск устремились первопроходцы. На севере Восточно-Европейской равнины точками роста цивилизации стали монастыри нового типа – работные, созданные по заветам Сергия Радонежского.

Еще один пример народной дискуссии, предопределившей ряд длительных войн России с Турцией, – споры вокруг церковной реформы патриарха Никона в царствование второго Романова, Алексея Михайловича. Главная тема разговоров была не в приведении священных книг в соответствие с константинопольскими, не в том, сколькими перстами себя осенять. Последнему иноку тогда было ясно, какой действительно обсуждался вопрос: заявить ли Руси о своих претензиях на лидерство в православном мире или замкнуться в себе?

Что, надумана логическая связь? Трудно до нее добраться? Нелегко нам, теперешним, привыкшим, что все-то тебе разжуют, разложат по полочкам умные дяди и тети на экранах телевизора и по радио. Трудно нам, отвыкшим самостоятельно мыслить под постоянным новостным прессом. А в семнадцатом веке не отвлекались на пустяки. Средств массовой информации не было. Редкие и потому драгоценные книги принято было читать вслух, смакуя каждую фразу, каждое слово. Любоваться искусством переписчика и гравировщика. А самое главное – не спеша размышлять о важных вещах.

Стараниями Никона и Алексея Михайловича победила партия церковных реформ. Напрасно, конечно, в запале споров предали анафеме старообрядцев. Что ж, от прискорбных ошибок никто не застрахован. За исключением этого недоразумения, принятое решение было абсолютно правильным – жизнь доказала. Россия превратилась в лидера православного мира, и со временем все братские по вере народы с ее помощью обрели независимость.

После того, как Орда была передавлена, во главу угла встали вопросы преодоления негативного наследия трехсотлетней войны – одичалости, отсутствия привычки планировать жизнь на дальнюю перспективу. В общем, преодоления отсталости по всем статьям за исключением разве что военного дела. Появилось вполне понятное желание наладить общественное хозяйство, поднять катастрофически низкий уровень жизни основной массы населения. Научиться мирному, цивилизованному существованию. Для решения накопившихся проблем наиболее естественно было обратиться за опытом к Западной Европе, активно развивающей науки и искусства. Что и было осуществлено при Петре Первом.

И потекли с Запада на Русь культурологические новшества. Появились люди, которых принято называть образованными. Учились они либо в Европе, либо по заграничным учебникам в недавно образованных университетах и высших школах. Контактировали преимущественно либо между собой, либо с европейскими коллегами по сфере приложения интеллектуальных сил. Первые наши академики – сплошь иноземцы. Они не только давали полезные практические и теоретические знания. Они невольно навязывали отданной им в обучение молодежи свой образ мысли, свои ценностные ориентиры. Успех им был почти гарантирован, так как сравнение уютной Европы с русским разором было явно не в нашу пользу – исторически обусловленные причины отсталости имеют свойство подзабываться. А раз там лучше – значит, иноземцы умнее. Значит, во всем надо брать с них пример. Забыть, что тебе внушалось в детстве, начать жить с чистого листа… Что в результате? То, что практически все русские люди, получившие образование по европейским стандартам, оказались страшно далекими от народа и не могли потому стать выразителями его интересов.

К сожалению, это так – покопайтесь в своих чувствах, чтобы свыкнуться с сей горькой истиной.

Да, наша, доморощенная интеллигенция изначально оказалась чужда простому народу. Свою черную роль в этом деле сыграли также государственные структуры, и при царях, и при большевиках действующие по принципу «разделяй и властвуй».

Много воды утекло с Петровых времен, но до сих пор это отчуждение не преодолено. Убедительных доводов и примеров предостаточно. Можно было бы сослаться на покаяния лучших представителей русской интеллигенции – одни произведения позднего Льва Толстого предоставляют безбрежное море подтверждающих материалов. Можно вспомнить, как рафинированные интеллектуалы бросались на колени перед простецом. И тут же отметить неконструктивность подобных действий. А также заметить, что исповедь их была что глас вопиющего в пустыне.

Не будем теребить неприятное, скажем лишь о самом парадоксальном.

Наиболее удивительным лично мне кажется факт сетования нашей «интеллектуальной элиты» с тридцатых годов двадцатого века по поводу упадка русской культуры. Наконец-то была решена проблема всеобщей грамотности. Сотни тысяч детей крестьян и рабочих получили высшее образование, вышли на передний край наук и искусств. Повсюду открывались новые театры и библиотеки, музеи и выставки. Ан нет: потомственные академики и искусствоведы ахали о невосприятии квадратов малевичей, вольности манер, огрублении языка и так далее и тому подобное. Доходило до курьезов. Противопоставляли, например, такого-то профессора старой школы, постоянно ходившего в галошах и аккуратно снимающего их в прихожей, и молодых докторов наук, заваливающихся в гостиную в грязных ботинках.

Что это – снобизм? Отчасти. А также невольное подтверждение кастовости, отрыва от народных масс. Возможно, присутствует и капелька страха перед более талантливыми конкурентами.

Вызов истории, казалось бы, был успешно преодолен. Послемонгольский Русский мир достойно вписался в мировую цивилизацию. С восемнадцатого века достижения русских музыкантов, поэтов и писателей, светских и религиозных философов, ученых, врачей, педагогов и прочих деятелей наук и искусств занимают ключевое место в общечеловеческой культуре – вряд ли кто осмелится оспаривать данное утверждение.

Однако клин между простым народом и образованными людьми на Руси сыграл роковую роль.

Только после длительного и тяжкого процесса обучения и многолетнего упорного интеллектуального труда человек приучается правильно и понятно выражать свои мысли и чувства – иначе трудно «овладеть» языком. Только высокообразованные, тонко чувствующие люди, постигшие таинства искусства объяснений и разъяснений, в состоянии описать мироощущение народа, раскрыть его душу. Только им по силам и факту рождения найти нужные слова для обоснования сложившихся само собой общественных отношений, для наполнения высшим смыслом дел и поступков соотечественников, зачастую совершаемых чисто рефлекторно. Поэтому сыновний долг интеллигенции перед своим народом заключается в словесном представлении национальных ценностных ориентиров. В переводе в вербальную форму смутных посылов спинного мозга соотечественников. Это жизненно необходимо для нормального развития нации, а также для сплочения общества, налаживания связи низов с верхами. Наша, русская интеллигенция не справилась с этой задачей.

Чтобы лечить недомогание, необходимо поставить диагноз. То есть предельно ясно сказать, в чем причина отклонения от нормы. Только после этого врач сможет выписать правильное лекарство и посоветовать, что делать и чего избегать, чтобы не было рецидивов болезни. Так и всюду в жизни: налицо недовольство, неудовлетворение окружающим миром и своим местом в нем, но в чем истинная причина подобного состояния – далеко не всегда понятно. Причины эти произрастают, как правило, на несоответствии реальности с ценностными ориентирами, и чтобы найти разумный путь к восстановлению гармонии, все существенные расхождения должны быть вскрыты, точно описаны. Должны быть даны рекомендации, как себя вести в похожей ситуации в будущем. На послемонгольской Руси не нашли нужных слов, не связали существующие нравственные представления народа с общими принципами отбора правильных поступков в неоднозначных обстоятельствах.

Для американцев, например, общие правила выстраивания своей жизни описаны весьма точно. Они немудрены:

1. Всегда улыбайся. Будь чист и опрятен, чтоб не столкнуться с брезгливостью или пренебрежением в отношении себя.

2. Не грузи окружающих своими проблемами. Даже на смертном одре говори, что все о`кей.

3. Постоянно думай, как бы заработать побольше денег. Помни, что ты стоишь ровно столько, сколько банк готов дать тебе в кредит.

4. Если можешь без напряга и особого ущерба для кошелька помочь кому-то – помоги. Чем незначительнее услуга, тем вернее расчет на ответную благодарность.

Кто-нибудь когда-нибудь формулировал подобные правила для русских? Вспоминаются разве что три «не» для заключенных наших лагерей: не верь, не бойся, не проси. И все. Для прочих категорий населения ничего нет. Каждый вольный человек на Руси мог рассчитывать только на свой ум.

Конечно, в лучших произведениях русских мыслителей прослеживаются малейшие духовные нюансы, психологические портреты персонажей выверены с изумительной точностью и достоверностью. Однако касается все это в основном общечеловеческих качеств. Особенности русского национального характера были разве что констатированы. Общие же умозрительные правила как жить, как продумывать линию действий в сложных жизненных коллизиях, не были сформулированы. Простые русские люди не получили «клише» для выстраивания своего поведения в непривычных внешних условиях.

Если представить Русский мир огромным живым существом, можно сказать, что достижения цивилизации были им съедены и переварены, но живительные соки ударили в голову, и заболталась она туда-сюда под случайными порывами ветра. Тело же как было закостенелым, таким осталось. Слава богу, что большим и крепким – не распалось. Однако если обычный человек волею судьбы оказывался вырванным из привычных условий существования, он мучительно долго и трудно находил новую общественную нишу. Не было у него нужных слов и разъяснений, что значит жить правильно, и потому он мог действовать только методом проб и ошибок. А пока он находился в поиске, любой шарлатан мог сманить красивой сказкой.

Много было высказано обид, что простые труженики, твердо стоящие на ногах, во все времена оставались глухи к призывам «передовых» людей поддержать их что-то сделать. Не потому, конечно же, русский народ не зажигался пламенными речами кабинетных ученых и массовиков-затейников, что привык безмолвствовать, а потому, что либо не понимал, что от него требуют, либо оценивал предлагаемое как ненужное или даже вредное для себя.

Интеллигенция восхищалась модными идеями, приходившими с Запада. Государственные законы принимались исходя не из действительных народных нужд, а из «общих» соображений, подкрепляемых какими-либо придуманными теориями. А простые люди, повторимся, жили как жили. Не было взаимопонимания – не было и диалога народа с лучшими его представителями, с родным государством.

Мы еще коснемся этих вопросов в следующем этюде. Здесь же констатируем, что оказавшись не в состоянии объясниться с мощной и духовно враждебной государственной машиной, общественные низы отстаивали свои взгляды на правильную жизнь доступными им способами – показной леностью и нерасторопностью, неповиновением или стихийным бунтом. Русский человек несомненный рекордсмен в умении затягивать или извращать любое дело, которое ему не по душе. Если ж разойтись по-доброму не получается, будет открыто саботировать. И только в крайнем случае схватится за дубину.

 

Современное состояние русского народа

Когда сейчас начинается разговор о современном состоянии русского народа, обязательно фигурирует слово «разделенный». Правильно ли это?

Да, ныне, в начале двадцать первого века, русские разделены государственными границами. Советский Союз распался, и миллионы этнических русских оказались за пределами России – на Украине, в Прибалтике, в Казахстане и так далее. Там впервые за полутысячелетие они ощутили на себе национальный гнет – требование говорить на чужом языке, дискриминацию при приеме на работу, прочие обидные ущемления гражданских прав и свобод.

Однако в понятие «разделенный» вкладывают также и другой смысл: то, что у русских разрушено чувство целостности. Не ощущают, мол, они себя единым народом. По этой причине отдельные выдающиеся мыслители даже отказывают нам в праве называться нацией. Хочется им очень, чтоб было именно так. А когда очень хочется, но нельзя, то… вроде бы можно.

С мировой историей, кстати, творится то же самое. Не нравится кому-то, что происходило ранее – он пишет так, как по его мнению должно было быть. Вот и получилась, как говорилось выше, наша наука-история нагромождением фантазий. Данная книга из той же оперы. Но в конце концов, то, что есть в текущий момент, важнее того, что было.

На поверхностный взгляд духовное разделение в самом деле существует. Современная действительность, казалось бы, являет более чем убедительные следствия разрушения в нас чувства целостности.

Наши соотечественники, оказавшиеся за границей, свидетельствуют, что какую-либо помощь или даже простое человеческое участие можно ожидать скорее от совершенно чужих людей, чем от своего, русского. Такое же положение и внутри страны: нам почему-то легче оказать содействие иностранцу, чем собственному соседу. Более того, взаимоотталкивание явно прослеживается не только на уровне «активных» реакций, когда требуется хоть что-то реально сделать, а даже на уровне внутреннего существования. Нам, якобы, попросту не интересны мысли и чаяния соотечественников, мы не считаем зазорным при удобном случае как-нибудь «осадить» их, а иногда, бывает, и навредить. От неясной озлобленности или просто от скуки двинуть от души, как говорится, локтем под дых.

Каждый подтвердит, что в любой компании, на любом совещании наблюдается эффект разбиения на этнические группки по интересам: армянин, скажем, с большим вниманием прислушивается к тому, что говорит представитель его национальности, немец усиленно внимает немцу, чукча, не в обиду будет сказано, – чукче, и так далее. За одним исключением: только русские могут не обращать внимания на своих соотечественников, ловя каждое слово кого бы там ни было. Только русские могут оказать содействие чужестранцу в ущерб другому русскому, лично ничего не выигрывая, а то и проигрывая от этого. Правильно?

При советской власти в исконно русских районах большинство местных начальничков – директоров фабрик и заводиков, заведующих складами, гаражами, магазинами и ресторанами, аптеками, больницами, почтовыми отделениями и прочими заведениями местечкового масштаба – оказались этническими нерусскими. Не потому, что автохтоны были глупыми и непроворными. Механизм «возгонки» залетных элементов представлял собой полнейшую примитивность. Приезжал в русскую глубинку, скажем, азербайджанец. Устраивался на заштатную должность. Его далекая родня изо всех сил помогала, поддерживая деньгами и разнообразным человеческим участием. Приезжий, явно не хватая звезд с небес, но угождая нужным людям добытыми родней подарками и мелкими услугами, делал карьеру. Местные русские, тронутые его обходительностью, отдавали ему приоритет при назначении на вышестоящую ступень в ущерб делу и здравому смыслу. А став каким-нибудь начальничком, приезжий азербайджанец отдавал моральные долги, устраивая на хлебные места ближних и дальних родственников, а также их знакомых. И знакомых их знакомых. Русские же оставались у разбитого корыта. Было такое?

Согласитесь, что было. И не только в глубинке, но и в крупных городах.

Все бы ничего, если б советская власть существовала по сей день. Но рухнул Союз нерушимый, прокатилась дикая приватизация, и народная собственность, созданная русскими руками, оказалась у чужих: лучшие куски достались, естественно, начальствующим. Переиграть назад уже не удастся. Каждая диаспора сплоченна, отстаивает интересы своих. Попробуй только, тронь кого из них – мало не покажется. Русские же разобщены. Как прозябали, так и существуют, еле сводя концы с концами. В итоге произошло тотальное обнищание титульного народа России. Многомиллиардные состояния – особый разговор, у русских выхвачена даже собственность, «размытая» в массе сравнительно малых по масштабам рукотворных творений. Ныне совокупное богатство, которым распоряжаются представители русского народа, пренебрежимо мало.

Материальные блага – это еще не все. Действуя тем же нехитрым способом, этнические нерусские «захватили» средства массовой информации, издательства книг и журналов. Поинтересуйтесь национальностью родителей журналистов, дикторов и телеведущих – много среди них коренных русских? Подавляющее большинство «публичных» работников – евреи. Но именно их-то следовало б пускать в эфир в последнюю очередь!

Этнические взаимоотношения здесь ни при чем. Евреи, возможно, и в самом деле народ, достойный глубокого почтения. Согласитесь с очевидным: приди Иисус Христос в любое иное время, в любую иную общественную среду – скорее всего, Приход просто замолчали б или заболтали. Разодрали бы Его Учение на множество мелких теорий и историй, присвоив Его интеллектуальную собственность.

Присутствие евреев в русском информационном пространстве нежелательно по чисто педагогическим соображениям: их мироощущение базируется на иудаизме, сформированном как философско-религиозная система «в пику» христианству, под гнетом и в оправдание Богоубийства. Поэтому в глубинно духовном плане православный и иудей не могут не быть чуждыми друг другу.

Желательно то или нет, но пока что в наших средствах массовой информации людей, чье мировоззрение настояно на иудаизме, большинство. Что же получается?

Получается, что наше информационное пространство уже не наше. Как следствие, нам довольно сложно даже просто поговорить между собой о своих делах и заботах – не слышно. Происходит примерно следующее.

Объявляется, например, передача о творчестве Чайковского. На фоне, скажем, «Времен года» закадровый голос сообщает, что был де такой великий русский композитор. Много чего насочинял. Да и вообще пользуется мировой известностью. И музыку его все слышали не один раз. Трудно сообщить про него что-нибудь новенькое. Поэтому не интересно рассказывать. А вот мало кто знает, что в те времена в таком-то местечке жил безвестный скрипач Соломон… и далее следует длинное повествование про тяжкую жизнь бедного, несчастного, но очень старательного Соломона.

Если ж заявленная тема выдерживается, нам предлагают другой опус. На фоне тех же «Времен года» закадровый голос сообщает, что весь мир восхищается творениями великого русского композитора Чайковского. Его музыка звучит почти постоянно, все ее хорошо знают. Поэтому говорить о ней неинтересно. А вот кой-какие подробности интимной жизни великого композитора…

Оцените, пожалуйста, лично, насколько типичны приведенные описания.

Так правильно или нет говорить, что русские разделены? Ответ будет следующим: в любом случае для здоровья полезнее говорить точнее. Слово – тоже оружие. Или орудие самоубийства в руках неосторожного бойца.

Представляется, что характеристика «разделены» все же не для нас. Мы, русские, прекрасно чувствуем друг друга. За границей в многоликой толпе довольно легко признаем соплеменника. Во многих странах, на всех континентах процветают русские диаспоры, и члены их сплочены получше, чем в еврейских. Второе и третье поколения потомков эмигрантов гордятся тем, что они «настоящие» русские. Так или нет?

Не существует в нас действительного отторжения друг друга! Как говорилось в «Характере», русский на всех чужестранцев все равно будет взирать свысока, тянуться к своему, русскому. Бывает, кто-то, намаявшись на Родине, приезжает в другой мир и дает зарок: все забыто, больше нигде и никогда… но проходит год-два-три, и ностальгия по оставленному, русскому, не дает покоя. Согласны?

Вероятно, точнее говорить не разделены, а не верим.

Мы бросились в крайности: для нас любой соплеменник либо закадычный друг и пользуется безграничным доверием, если относится к нашей первичной общественной группе, либо крайне подозрительный тип, почти что враг – если мало знаком. Наше общество не атомарно, а разбито на прочные, слабо пересекающиеся клеточки, и давно уже нет настоящего народного вождя, который смог бы сформировать из них мощный социальный организм.

В наш ближний круг не каждый попадает. Но коль попал – то свой до гробовой доски. Если ж русский человек увидел кого впервые на телеэкране, первая его реакция: врет, шельмец, пытается обмишулить, какую-то гадость готовит. Мы сознательно выстраиваем свое поведение таким образом, будто бы вместе с ближайшими друзьями и хорошими знакомыми живем в опасном и враждебном мире. Короче говоря, человек человеку брат-друг и… потенциальный источник смертельной опасности.

Подобная позиция, надо честно признаться, в некоторой степени логична. Для каждого homo sapiens`а враг номер один – он сам, враг номер два – ближайший сосед, от которого некуда деться. С прочими врагами разобраться проще. Но что за прок нам в этой логике!

В полной мере проявилась эта досадная и мешающая нам жить черта – взаимное недоверие – после Гражданской войны. Почему? – ищите и обрящете. Читайте дальше.

 

Реплика оценивающая

Уничтожение материальных свидетельств былых событий – насколько велико это преступление? Вроде бы ничего страшного, живущие не страдают. Народная память? – понятие иррациональное. К тому ж если вовремя не освобождаться от старья, со временем не останется жизненного пространства. Так какой кары достойны люди, исказившие историю нашего народа?

Признаюсь, я не знаю ответа. Размышления на эту тему натолкнули меня на другой вопрос: какое злодеяние двадцатого века самое непростительное?

У Борхеса есть рассказ под названием «Три версии предательства Иуды». Как и в других лучших произведениях великого аргентинца, предельно лаконичных и парадоксальных, в нем тезис служит метафорой антитезису, розыгрыш граничит с провокацией и кажется, что автор по поводу одного и того же положения одновременно говорит и да, и нет. Сюжетные линии настолько переплетены, что потяни за одну – потянется весь клубок, и в руках останется совсем не то, что изначально хотелось.

Одна из линий того борхесовского рассказа обвивает вопрос вопросов: зачем в наш мир пришел Спаситель?

Чтобы взять на себя человеческие муки, приняв смерть на кресте? Зачем? какая от этого польза? Если, например, у кого-то заболел ребенок, он не бежит на кухню и не отрезает себе палец, чтобы уменьшить муки родного существа. Нет прямой связи между мучениями Христа и взрослением человечества.

Чтобы стать низшим среди низших, взяв на себя все наши грехи? Немного понятнее: если Сын изведал Дно, значит любой человек, остановившись в миллиметре выше, вправе иметь надежду спасти свою бессмертную душу – не будет же Бог отворачиваться от того, кто хоть чуть-чуть, но лучше Его Самого. Однако Новый Завет не сообщает нам о каких-либо земных грехах Иисуса Христа!

Тут вплетается вопрос, какой грех наиболее тяжкий. Наиболее естественно искать его среди таких преступлений против человечности, которые не имеют никаких оправданий и смягчающих обстоятельств. Как говорится, грех в самом чистом, незамутненном виде. Но какие поступки обладают этим качеством? Убийство? – оно часто совершается в состоянии аффекта или ради какой-то рациональной, не обязательно эгоистичной цели, соседствует с упоением жить. Прелюбодеяние как правило вырастает на чистой любви… Исподволь Борхес подталкивает к мнению, что самый тяжелый грех – добровольное, без всякой выгоды для себя предательство. Далее следует неожиданное предположение: может, настоящий Спаситель – это Иуда Искариот? Только этот библейский персонаж опустился ниже некуда: предал любимого учителя (Человека), навсегда проклял свое имя, познал всеобщее презрение и гонение, сам наложил на себя руки. Его нельзя простить, так как если не было прямой просьбы Христа о донесении на Себя, нет никакого смягчающего мотива Иудина поступка.

Так что же из случившегося в двадцатом веке самое злодейское, гадкое и низкое, не имеющее ни капли возвышенного? Гитлеровские лагеря смерти? Но ведь было какое-никакое объяснение необходимости уничтожения миллионов людей. Существовали целые теории, детально разработанные идеологические установки. Пусть это грубое орудие оболванивания масс, плод больного разума. Но все равно в затмении чувств кто-то из палачей мечтал о счастливой жизни своего народа… естественно, искренне не понимая, что счастья на чужих костях не построишь.

Может, самое страшное – полпотовские гекатомбы? Но там ведь тоже говорили о светлом будущем. Выверaты культурной революции в Китае, сталинские репрессии, маккартистский шабаш? – вообще детский лепет на фоне упомянутого выше. Остается одно: американские атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки.

Военной необходимости применения ядерного оружия не было, и победное шествие советской армии по Маньчжурии служит тому очевидным доказательством. К шестому августа 1945 года Япония была обессилена и со дня на день вынуждена была капитулировать. Так зачем понадобилось убивать в один миг сотни тысяч невооруженных людей? Показать свою мощь союзнику-будущему конкуренту? Слабый аргумент. Да и не в этом, вероятно, состояла основная причина атомных бомбардировок.

Представляется, что главная цель применения ядерного оружия была самой что ни на есть прозаической – научный эксперимент. Удовлетворение потребностей чистого разума, не омраченного ни граном морали. Очень хотелось узнать, сколько жертв окажется среди городского населения, какими будут разрушения, как будут лечить раненых и так далее. Вот и сожгли множество людей, как тараканов. Раздавили, как колорадских жуков. Право дело, с лабораторными крысами обращаются бережнее и гуманнее. Не губят тысячу, если достаточно умертвить одну-две. Однако дело не в бережливости, а в том, что чистое любопытство по своей природе не может служить основанием ни одной чужой смерти. Стало быть, нет у Хиросимы и Нагасаки сопутствующего положительного посыла. Нет оправдания.

Интересно было бы услышать аргументированные возражения сказанному здесь.

 

Краткая история государства Российского

В школьных учебниках говорится, что возникновение русского государства случилось в 882 году, когда в результате похода князя Олега, тогдашнего главы Рюрикова рода, произошло объединение новгородских и киевских земель. До этого, по мнению некоторых европейских историков, на Восточно-Европейской равнине царил чуть ли не первобытный хаос. Но так ли это в действительности?

Почва для сомнений в официальной версии достопочтенных ученых мужей благодатная. Особенно если согласиться с утверждениями предыдущего этюда о происхождении русского народа.

 

Образование древнерусского государства

На политических картах мира первой половины двадцатого века на месте Тибета зияло белое пятно. Не принадлежал он ни к какому официально признанному субъекту международного права, и не было на его территории какого-то одного государства. Создавалось впечатление, что там и люди-то не живут. Как будто бы в старые добрые времена не спускались с его высот железные армии, занимавшие и половину исконно китайских земель, и почти всю низменность Ганга. Неужели зная былую славу тибетцев их можно причислить к варварам, не доросшим до государственности? Гораздо естественнее кажется предположение, что в условиях высокогорья и слабо развитой транспортной системы им просто не требовалось единого государства.

Ладно, Тибет далеко. Для европейцев важно только то, что происходило вблизи них. Русские историки, боясь отстать от мировой научной мысли, во всем им подражают. Поэтому здраво посмотрим на то, что творилось в Европе.

Остановим свой проницательный взор на Античной Греции и зададимся ехидным вопросом: а была ли государственность у древних греков? Не спешите с утвердительным ответом. Там царил еще тот хаос. Что ни угол, то свой указ. Если кто-либо по рассеянности забредал на территорию соседа, мог мгновенно лишиться свободы или жизни – чем такой порядок лучше самого дикого варварства?! А обычаи… боже мой! Великий афинянин Перикл, по свидетельству его современников, имел непропорционально большую голову. И если б ему угораздило родиться в Спарте, то наверняка его во младенчестве сбросили б со скалы как явного вырожденца.

Можно ли назвать государством множество живущих по своим обычаям самостийных местечек? В девятнадцатом веке для подобного устроения использовалось более подходящее слово: анархия. Противоборство с персами заставило древнегреческие города объединиться в союзы. А в результате разразилась опустошительная Пелопонесская война. Противопоказана была Элладе, значит, настоящая государственность.

Примерно то же – что-то вроде полисной чересполосицы – существовало и на Руси до Олега, прозванного Вещим. Звалась она заморскими гостями, как известно, Гардарикой – страной множества городов. А образовывать большое государство просто не было нужды, как и в Древней Греции.

Подтверждений сказанному множество.

Так, западноевропейские источники утверждают, что в 813 году с наших краев было отправлено большое посольство на остров Эгину, что в Эгейском архипелаге. А в 839 году русское посольство навестило византийского императора и германского императора в Ингельгейме. Арабские хронисты писали, что около двадцати лет – примерно с 864 по 884 год – области, прилегающие к южным берегам Каспийского моря, служили операционной базой для огромной русской армии. Согласно некоторым источникам, количество тяжело вооруженных воинов, по терминологии Западной Европы – рыцарей, достигало тридцати тысяч. Во всей Средней Азии, в сверхпассионарном тогда арабском мире не было силы, способной противостоять им.

Могло ли одно племя, один, пусть даже очень крупный по тем временам город сподобиться на сии мероприятия? Были, значит, полунезависимые государственные образования, чисто по-родственному заключающие между собой военные союзы или объединяющиеся в конфедерации.

В защиту сказанного можно также сослаться на европейские летописи, повествующие о расцвете в шестом веке на Волыни, Верхнем Поднестровье и Побужье так называемой державы волынян. С седьмого века с центром в Моравии возникает сначала Княжество Само, затем – Великоморавская держава. На территории современной Болгарии, еще до прихода туда тюрко-болгар, во многовековой полудреме существовало государство славян «Семи родов». Есть упоминания о Чешском государстве… А согласованность действий многочисленных славянских отрядов, вторгшихся в пределы Византии в двадцатые годы шестого века, при императоре Юстиниане Великом, также говорит о существовании военного союза у предков южной ветви славян – у хорватов, словенцев, болгар, сербов и македонцев.

По крайней мере с самого начала девятого века договоры между Византией и Русью были такими, что наши путешественники чувствовали себя в Константинополе как в оккупированной столице побежденного государства: продовольствием их снабжали в изобилии, медицинское обслуживание предоставляли, освобождали от налогов и пошлин, охраняли от местного нечистого на руку населения, да и вообще гарантировали дипломатическую неприкосновенность. А чтобы византийцам неповадно было нарушать эти явно ущемляющие их достоинство и интересы порядки, время от времени им демонстрировали военную мощь Руси. Сохранились, в частности, сведения о походе в 860 году на Константинополь русской дружины под предводительством Аскольда и Дира. В 907 году русские по-взрослому погуляли по всему району, прилегающему к Мраморному морю. Поход 941 года, правда, был неудачным – византийцы сожгли почти весь наш флот греческим огнем – но в 944 году им вправили мозги: показали кузькину мать и убедили, что не стоит даже мечтать о равенстве с русскими.

Так почему в конце девятого века на Восточно-Европейской равнине все же образовалось единое крупное государство?

Причины, скорее всего, были чисто внешние.

Экономические? Любимая конструкция историков – «путь из варяг в греки». Следуя их логике, Древнерусское государство возникло для охраны торговых потоков из Северной Европы в Константинополь, Хорезм и обратно. Право дело, для малолетних детей придумываются более правдоподобные сказки. Или я чего-то не понимаю? Ответьте мне, тупому, только на один вопрос: что в первом тысячелетии нашей эры дикая, нищая и почти безлюдная Скандинавия могла предложить евразийскому рынку? Разве что селедку. А сейчас для полноты ощущений представьте себе аксакала, сидящего в сорокаградусную жару под чинарой и заедающего среднеазиатскую дыню заморским деликатесом – ржавой соленой рыбой, протухшей в дальней дороге. Представили? Какой вывод следует? Осмелюсь сформулировать: не вешайте нам, господа историки, на уши лапшу! никогда никакого пути из варяг в греки не было!

Речное судоходство – было. Волоки меж рек – были. Многочисленные города Восточно-Европейской равнины – торговали с Югом и Севером. Варяжские гости – были. Вплоть до начала двадцатого века у скандинавов существовал обычай отправляться за особо качественным товаром… в Россию. Но не далее. Поэтому не было торгового пути через русскую территорию, и глупо на несуществующем месте замышлять исток образования в девятом веке единого русского государства.

Остается только одна причина – внешняя военная опасность.

Действительно, в ту пору на севере зачастили русским в гости викинги, известные своими разбойничьими повадками и терроризирующие всю Западную Европу. На юго-востоке набрала силу и агрессивность Хазария, перерезавшая налаженные торговые пути на азиатские рынки и организующая один разбойничий поход на русские земли за другим.

Создание единого государства сразу сняло проблему викингов: на наших землях перестали они заглядывать на чужое добро. Русские князья часто набирали в Скандинавии наемников. Однако летописи пестрят описанием случаев, когда местное население чуть что указывало иноземцам их место – у ноги позвавшего их князя, и ни шагу в сторону, быть ниже травы и тише воды. Почему викинги безнаказанно грабили Западную Европу и Северную Африку, а на Руси чувствовали себя ягнятами в окружении волков? Одна из причин, видимо, в том, что с молоком матери впитывали они древнее уложение о доминировании русичей. Кроме того, их воинская выучка и, главное, вооружение не превосходили русское. Известно, что в те времена мечи и доспехи поступали в Северную Европу в основном из Господина Великого Новгорода. Для себя-то кольчужку клепали поди получше, чем предназначаемую для продажи.

С хищником на юго-востоке справиться оказалось труднее.

Доблестный тюркоязычный хазарский народ, снискавший великую воинскую славу в противостоянии с мусульманским давлением с юга, во второй половине девятого века лег под Даново, самое морально неустойчивое, антихристовое из колен Израилевых. Вождям степных богатырей навязали в жены иудеек. Сыновья их, естественно, исповедовали иудаизм и всю торговлю в каганате отдали на откуп многочисленным родственникам по материнской линии. Единый в недалеком прошлом народ разделился на «белую кость» – тех, кто руководил, держал таможню, взимал налоги и торговал, и на «черную» – тех, кто придерживался веры отцов и занимался производительным трудом. Армия стала полностью наемной и постоянно искала возможность пограбить кого-нибудь.

Жить бок о бок с таким соседом ни у кого б не хватило терпения. Вот только один случай. В 913 году русское войско на пятистах (сколько ж воинов было?!) судах мирно спустилось, как обычно, по Волге и набрав сверх всякой меры добычу в мусульманских землях, двинулось обратно. Правительство Хазарии по устоявшейся традиции уверило, что беспрепятственно пропускает перегруженный флот, но организовало неожиданное, предательское нападение на усталых путников. Русичи были разбиты и рассеяны. Оставшиеся в живых бежали, бросив все добытое в честном разбое добро. Разве можно после подобной подлости о чем-либо разговаривать с каганатом? Оставалось одно: показательно отомстить.

Вещий Олег и Игорь Рюрикович укрепили рубежи русской державы, препятствуя разбойным нападениям с юго-востока. Сделать больше не смогли, так как много сил ушло на разборки с новой напастью – пришедшими с востока печенегами. Только при Святославе Игоревиче Хазарский каганат растерли в прах. Тогда же была побеждена Камская Булгария и осажены прочие кочевые народы юга Восточно-Европейской равнины и Закаспийских степей. Явных врагов у Киевской Руси не осталось, и встал вопрос что делать дальше. Упиваются достигнутым только недальновидные политики, будущие неудачники. Новое государство надо было консолидировать, определиться со стратегией дальнейшего развития. Но какие ориентиры для этого принять, было не ясно. Ответ на сакраментальное «что делать?» искался весь недолгий период правления Святослава, с 964 по 972 год.

Собственно говоря, было всего две альтернативы.

Первая – способствование развитию естественно появившейся атрибутики нового единого государства, унификация органов управления, налаживание прочных хозяйственных связей между удаленными регионами страны. Для создания общегосударственной идеологии требовалось введение религии нового типа, не «размазанной» по множеству божков, – шаг, решиться на который мог далеко не каждый.

Вторая – воспользоваться какой-нибудь существующей государственной системой, со временем распространив ее на всю страну. Для этого необходимо было опереться на какой-либо центр, способный конкурировать с Киевом и Новгородом, и сделать его столицей.

С высоты наших лет представляется, что Святослав Игоревич был прекрасным воином, но никудышным политиком. Он принял неверное решение: сделать столицей своего растущего государства сам Константинополь. В 968 году во главе отборной шестидесятитысячной армии он выступает в поход на Дунай, оккупирует Болгарию, ставит на ее трон своего человека и готовится штурмовать столицу Византийской империи.

В критический момент истории у Константинополя находятся силы выстоять под натиском русичей. Новый император, Иоанн Цимисхий, собирает в кулак всю военную силу и переходит в наступление. Предыдущие контакты с византийцами и произошедшие кровопролитные сражения позволяют Святославу понять свою ошибку: старая империя слишком сильна, чтобы покориться. И при этом слишком изощренна и развратна, чтобы стать консолидирующим центром русского государства.

Признав принятую стратегию государственного строительства неправильной, в 972 году Святослав Игоревич заключает с Византией мирный договор. Показательно, что в нем даже не упоминается вопрос о пересмотре действующего порядка обслуживания в Константинополе русских путешественников. Речь идет только об обещании Святослава не нападать на страну греческую, Корсунскую и болгарскую и о возможной военной помощи Константинополю. Византийцы же обязались не только снабдить Святославово воинство всем необходимым для обратного пути, но и выплатить приличные отступные.

До наших дней дошли греческие рукописи, повествующие о той войне. Если не обращать внимания на всегда присутствующую в подобных случаях тенденциозность, поражаешься пренебрежительным отношением Святослава к византийцам. Достаточно отметить, что разговаривал с Цимисхием он сидя в лодке, нисколько не напрягая голос. Смоделируйте мысленно ситуацию – как вынужден был вести себя византийский император на переговорах? Конечно, он подошел к самой кромке воды и стоя выслушивал русского князя как нашкодивший двоечник строгого учителя.

Решив идти другим путем, Святослав, как всегда, начал действовать стремительно. Но судьба все равно не дала ему возможности исправиться. Работа над ошибками практикуется только в школе, для детей. В мире взрослых для этого, как правило, не хватает времени. В том же 972 году Святослав Игоревич, возвращаясь в Киев впереди прославленного войска, у Днепровских порогов был убит печенегами.

Князь погиб, но дела его остались, и появилась наконец-то ясность, что делать.

Так когда образовалось древнерусское государство? В 882 ли году? Вероятно, более правильно было бы сказать, что государственность на всех русских землях возникла давным-давно, возможно, задолго до начала нашей эры, но получила юридическое закрепление только под занавес девятого века.

 

Расцвет Киевского государства

После гибели отца Владимир Святославович, сев на киевский трон в результате недолгой борьбы с ближайшими конкурентами, вначале вынужден был вновь заняться замирением кочевых орд. В недрах бескрайней Азии закопошились «рыжеволосые» – половцы, нацелились идти на запад и принялись поддавливать народы, пришедшие в Причерноморье ранее. Для вразумления степных бродяг пришлось совершить несколько победоносных походов. Заодно окончательно добить хазар. У камских булгар в очередной раз были вырваны зубы, после чего с ними был заключен мирный договор, дотошно выполняемый подписавшими его сторонами более столетия.

Наступил мир. Росли города, распахивались новые земли, расцветали ремесла, налаживалась торговля, развивалась система образовательных учреждений для производства государственных чиновников. Надо признать, что особенности русского национального характера приветствуют только неспешные эволюционные, происходящие как бы «сами по себе» изменения образа жизни. Бурные перемены не для нас. До сегодняшних дней дошли летописные строчки о том, что матери, провожая своих детей в государственную школу, оплакивали их как идущих на смерть.

Укрепление народного единства требовало принятия единой веры, и в 988 году Владимир Святославович, прозванный Ясным Солнышком, крестил Русь. Тем самым система власти растущего русского государства получила надежную идеологическую подпорку. После Никейского собора христианство, а православие в особенности, увидело в государстве много хорошего, главное – хранителя порядка.

Расцвет древнерусского государства пришелся на период с 1015 по 1054 год, когда во главе страны находился Ярослав Мудрый, сын Владимира Святославовича.

Киев конца десятого-начала одиннадцатого века был много крупнее любого западноевропейского города и вряд ли в чем-то уступал Константинополю. Одних церквей в нем, согласно Лаврентьевской летописи, насчитывалось до шестисот. Рядом с Киевской Софией стоял более величественный Десятинный храм, краеугольный камень которого был заложен лично Владимиром Святославовичем. Эта жемчужина архитектуры была разрушена при взятии города Батыем.

При строительстве городских зданий широко применяли мрамор, добываемый в окрестностях Константинополя. Громадные каменные глыбы везли через Черное море, перегружали на речные суда и тянули вверх по Днепру, до порогов. Потом волокли по суше, до камнерезных заводов. Искусство русских мастеров-строителей славилось по всему миру, и, например, самые знаменитые старые церкви Абхазии имеют сходство с Черниговским Спасским собором.

Доминирующее положение Киевской Руси в тогдашней Европе не вызывает сомнений. Ярослав Владимирович находился в родственных связях фактически со всеми европейскими царствующими домами – Франции, Англии, Германии, Польши, Скандинавии, Венгрии и Византии. Жена его, Ингигерда, была дочерью шведского короля, и многие искатели приключений из Сконии рвались послужить щедрому русскому князю. Анна, дочь Ярослава, была замужем за французским королем Генрихом Первым и активно участвовала в политической жизни Европы. После смерти мужа была регентом Франции при своем малолетнем сыне, Филиппе. Внучка Ярослава была замужем за главой Священной Римской империи германской нации Генрихом Четвертым. Внук Ярослава, Владимир Мономах, женился на дочери последнего англосаксонского короля Англии – Гите Гарольдовне.

При дворе Ярослава долго жил изгнанник из своего королевства Олаф Норвежский, сын которого с русской помощью возвратил престол предков. Нашли приют сыновья Эдвин и Эдуард английского короля Эдмунда Железный Бок, выгнанные из Англии датским конунгом Канутом.

Особо хочется сказать об одном известном викинге, прославленном воине и знаменитом поэте или, как говорят ныне, популярном барде – о Гаральде. Длительное время он проживал в Киеве и после завидных любовных треволнений женился на русской принцессе Елизавете Ярославне. Победоносные походы в Сицилию и Италию прославили его на весь христианский мир. Стал королем Норвегии, но мечтал о большем: объединить под одним скипетром весь северо-запад Европы. Уже после смерти Ярослава, в 1066 году, в союзе с нормандским герцогом Вильгельмом он подготовил вторжение в Англию.

Гаральд, воспитывающийся в Киеве, был русским по мироощущению, а потому отличался рыцарственным благородством. Ему и в голову не могло прийти, что непреодолимые препятствия не позволят Вильгельму в условленное время высадиться в Англии. Сам-то он когда положено добрался да английских берегов несмотря на сильные осенние бури и встречные ветры. Здесь ждала его обидная, первая и последняя в жизни неудача. Все англосаксонское войско скопом набросилось на его дружину, изнеможенную борьбой с морскими стихиями. В завязавшемся многодневном сражении Гаральд геройски пал, после чего армия его разбежалась.

Как только известие о гибели норвежского короля докатилось до Нормандии, непреодолимые препятствия чудом исчезли, и Вильгельм с пятнадцатитысячным войском переплыл Ла-Манш. По обыкновению англосаксы кинулись им навстречу, но значительные потери в живой силе, понесенные в предыдущих битвах, фатально ослабили их. К тому ж несколько ненастных дней в непрерывных бегах по бездорожью, без нормальной пищи и крова над головой, с растертым до крови телом от неснимаемых боевых доспехов… Вильгельмово воинство победило, а его предводитель получил почетное прозвище «завоеватель» и английскую корону.

Где-то, кстати, попадалось утверждение, что доблестный рыцарь Айвенго был потомком русского витязя, приданного Ярославом Мудрым телохранителем своей дочери, Елизавете. Предок Айвенго отправился с Гаральдом на поиски приключений и после гибели норвежского короля примкнул к Вильгельму. Настоящее имя доблестного рыцаря Иван, родовое прозвище – до фамилий тогда еще не додумались – ныне считается нецензурным. Гипотеза кажется правдоподобной. Однако не стоит уделять ей много внимания: с точки зрения мировой истории судьба одного человека и даже целого рода мало что значит. Важнее взять на заметку, что вся пирамида английских королей и королев, начинающаяся с Вильгельма Первого, стоит на низком предательстве и изощренном коварстве. Но разве могло быть иначе?

А на чем держалось Русское государство, чем скреплялось оно изнутри?

 

Стержень государственного устройства

Выше прозвучало «когда во главе страны находился Ярослав Мудрый». Не совсем точно. При Ярославе самостийным правителем Тмутаракани и Черниговской земли был его брат, Мстислав. Только после смерти бездетного Мстислава эти области перешли под центральное управление. Однако Полоцком с прилегающими районами владел Брячислав, племянник Ярослава, формально независимый от него. В 1036 году между профессиональным воинством Киева и Полоцка возник какой-то неясный конфликт, в результате которого высшая справедливость потребовала передать Брячиславу также города Усвят и Витебск – при том, что военная мощь Ярослава была на порядок выше.

Ранее степень подчиненности многих областей киевским властям также была, мягко говоря, неопределенной. На заключении всех договоров Руси с Византией присутствовали представительные делегации русских. Почти все публичные фигуры Восточно-Европейской равнины посылали в Константинополь по этому поводу своих посланников. Те подписывались: вместе с тем-то от имени такого-то. Заметьте: вместе с князем, а не под ним! Такое возможно только при добровольном – не по принуждению! – присоединении к личности, стоящей во главе государства. Насколько обязательна была эта добровольность, сохранившиеся исторические источники умалчивают. Во все времена вещи, кажущиеся очевидными, опускаются – что о них говорить, коли и так все ясно?

Летописи пестрят описаниями «закабаления», наложения дани на отдельные племена и народы. Но вдумайтесь в величину требуемого: шкурка белки с семьи («с дыма»), редко – шкурка лисицы. В те времена добыть белку можно было в полчаса. С лисицей, конечно, больше возни, но за полдня всегда управишься. Следовательно, не может быть даже речи о какой-то там насильственной эксплуатации жителей Восточно-Европейской равнины. Что же получается? Свободное общение свободно проживающих людей – не парадокс ли?

Ярослав, как до этого его отец, а до Владимира – Игорь, до Игоря – Олег, «рассадил» для правления по русским городам своих сыновей и других ближайших родственников. Обычай весьма распространенный в древности. Карл Великий, например, франкский император, в добром уме и здравии многих своих отпрысков произвел в короли.

Ярославу наследовали пять сыновей. Старший из них, Изяслав, князь Киевский и Новгородский, не сумел удержать в узде младших братьев, опустился до равного среди равных и потихоньку растерял политическое влияние. Страна формально разъединилась на отдельные княжества. Русские князья отличались плодовитостью, и со временем образовалось их неперечислимое множество, раздробление государства продолжилось. Однако стоило среди них появиться выдающейся личности, так властные полномочия его стремительно разрастались в пространстве. Владимир Мономах, например, вновь объединил практически все русские земли. Но детишки его опять разбежались по отдельным уделам. Вроде бы ничего сверхъестественного. Однако поражает удивительная легкость перемещений князей из одного удела в другой, а также полная свобода передвижения жителей по всей территории государства.

Рационально мыслящий человек вмиг насторожился бы, прослышав про упомянутые особенности Древнерусского государства. Здравый смысл, однако, маститым историкам не указ, и они искусно укладывали жизнь народов Восточно-Европейской равнины в прокрустово ложе западноевропейского или азиатского феодального раздробления. С точки зрения системного аналитика, это в корне неправильно.

В качестве косвенного подтверждения сохранения Русью скрытого единства можно считать то, что разделение страны на уделы, по совпадающему мнению большинства историков, не сказалось на жизни народа. Отсутствовали охраняемые границы и таможенные барьеры между областями, и русские люди без препон общались друг с другом. Вооруженные столкновения? Случались недоразумения, однако со средневековой точки зрения абсолютно бескровные – количество жертв исчислялось в худшем случае парой-другой десятков профессиональных воинов. Народное ополчение собиралось крайне редко, еще реже вступало в бой. А по поводу грабежей мирного населения торжествующими вояками наши летописи предельно скупы.

Особый разговор – о юриспруденции. Нигде и никто на Руси не увлекался собственным законотворчеством, и действующие в разных областях страны юридические нормы были одинаковыми. При Ярославе древние правила народного общежития были переведены на язык того времени и издан рукописный свод законов – так называемая Ярославова Правда. Лингвисты насчитывают в ней несколько «пластов», самые старые из которых относятся к эпохе существования еще индоевропейской общности.

Вероятно, не было настоящего, в европейском смысле этого слова раскола страны несмотря на то, что внешнего врага рассеяли, и у различных областей выявились собственные интересы. Правильнее говорить о том, что единое русское государство никуда не девалось, просто изменилась структура органов управления. «Нутро» же его оставалось неизменным.

Ни для кого не секрет, что роль общественного образования под названием «государство» в жизни народов чрезвычайно важна. Существует великое множество разъяснений, что это за целостность. Трудами выдающихся мыслителей всего человечества создана поистине неисчерпаемая библиотека всевозможных изданий и трактатов о государстве. Системный аналитик, правда, в каждом из них найдет несуразности, как свинья грязь. Но не будем увлекаться критикой.

Отметим лишь, что Жан Жак Руссо под государством понимал общественный договор, а Иван Ильин – большую семью либо корпорацию. У марксистов же государство есть механизм эксплуатации трудящихся масс. Не совсем точные формулировки, не та глубина.

Подобно прочим естественным, то есть никем не придуманным общественным реалиям, государство есть отражение человеческой природы. Основывается оно на особом, неотъемлемом духовном качестве человека, для названия которого больше всего подходит слово служение, как бы ни было оно замызгано. Это некая форма, инструмент упорядочивания, создания набора стандартов для отношений между людьми. Организуя общество сообразно принятым стандартам, государство предстает в виде барьера на пути хаоса, словно витиеватый сосуд для жидкости. Людская масса постоянно бурлит, конфликтуя и взаимодействуя, впитывает что-то новое, изменяется, испытывает потребность выплеснуться за край – и хорошо, ежели форма меняется сообразно содержанию.

Руководящие принципы построения этой формы можно назвать стержнем государственности. А создается государство одновременно из трех составляющих: во-первых как союз равных, во-вторых как принуждение колеблющихся и слабых и, в третьих, возможно в главных, как некое таинство, сакральность, Божий промысел. Ильиновская семья есть союз и таинство, а корпорация – это союз и принуждение, как и руссоистский договор и марксистская эксплуатация. Упоминаемую иногда в качестве одной из основ государственности традицию, если немного подумать, следует отнести к разновидности таинства.

Образовавшись, государство, как и любая иная сложная организационная система, приобретает качества субъекта. То есть получает свойственные ей эмержентные свойства, свой проект будущего, собственные интересы.

По теории, удовлетворение этих интересов сводится к выполнению определенных функций или, говоря по-иному, к решению соответствующих задач. Для любой организационной системы основная ее функция – удовлетворение требований вышестоящего органа дабы тот ее «не сократил». А оставшиеся силы рассматриваемая система может бросить на выполнение своей главной задачи – расти и усложняться, увеличивать собственную мощь, значимость и важность.

Гладко было на бумаге да забыли про овраги. Применительно к государству основная его функция должна вроде бы сводиться к обеспечению потребностей своих граждан – ведь именно они это государство создали, им оно и подотчетно. Но из этих же граждан государство состоит… получается, что выполнять свою главную функцию оно будет за их счет?

У любого государства наличествуют три непременных признака, три атрибута.

Во-первых, особая система органов и учреждений, осуществляющих властные функции, – так называемая система государственной власти. Довольно сложная конструкция, допускающая множество модификаций и соединений несоединимого. Для современной России в нее включают: президента с его администрацией, многочисленные законодательные учреждения начиная с Думы, федеральные и местные министерства и приравненные к ним ведомства, прокуратуры всех уровней, различные подразделения министерства внутренних дел, губернаторов и мэров с их аппаратами советников и исполнительных сотрудников, всех военных и гражданских служащих силовых структур, работников тюрем, судов и таможен, загсов и пожарных служб… извините, для нормального человека дать полный список – непосильный труд. Даже уборщиц туалетов в зданиях центральных министерств и ведомств следует причислить к важным сотрудникам органов государственной власти, так как порядок начисления им пенсий ныне такой же, как для министров. Если вовремя не остановить перечисление, может создаться впечатление, что все окружающие руководят тобой через государственные институты, а ты, умница, пашешь, как карла, кормишь эту уйму руководителей. И что бы ты без них делал?!

Второй атрибут государства – совокупность правовых норм, регламентирующих основы государственного и общественного устройства страны, систему и принципы формирования и деятельности органов государственной власти и управления, избирательную систему, права и обязанности граждан, – так называемое государственное или конституционное право. И, наконец, третий атрибут – это, конечно же, территория: никакое государство не может существовать в уме или в эфирном пространстве.

Вообще говоря, для «полноценного» государства необходимо добавить еще один атрибут – суверенитет, то есть независимость во внешних и верховенство во внутренних делах. Пользуясь удобным случаем, отметим, что привычное выражение «суверенитет и территориальная целостность», ставшее идиомой, избыточно, фактически схоже с «масляным маслом»: поскольку территория – неотъемлемый признак государства, то требование целостности территории равнозначно требованию сохранения суверенитета. Скажем также, что абсолютный, полный суверенитет не более чем абстракция. Во все времена все страны жили с оглядкой на соседей. А в современных условиях, с появлением процесса глобализации большинство субъектов международного права добровольно или принудительно отказывается от значительной, зачастую, части суверенитета.

Так вот, непредвзятый анализ внутренней жизни русского государства позволяет утверждать, что и до Ярослава, и после него Киевская Русь обладала всеми государственными атрибутами как целостность. Увеличивалась ли уменьшалась территория, подвластная какому-то одному центру, вокруг одного князя, многих ли строились органы власти – ничего принципиально не менялось.

Приближенная к современности модель происходящего в те времена напрашивается следующей. Представьте себе главу какого-то уездного города, старающегося отодвинуть подальше административные границы своего района. Как он будет действовать? Вначале, конечно, попытается найти юридическое основание увеличения своего «удела», обратится за содействием в вышестоящие инстанции. Затем может начать действовать силой – пошлет подчиненных ему милиционеров передвинуть межи и отогнать представителей соседней администрации. При этом рядовых жителей лаской и деньгами будут убеждать в преимуществе новых границ. Они же, посмеиваясь, будут наблюдать со стороны за перебранкой местных начальничков и выторговывать себе льготы. Примерно такая же картина наблюдалась на Руси до монголо-татарского нашествия, разве что место безропотных милиционеров занимали вооруженные до зубов дружинники да единичные смертоубийства случались – что поделаешь, в ту пору больше полагались не на обман, а на силу.

Классический феод по-европейски – это корпорация, коммерческое предприятие. Бизнес, одним словом. Отношения между гражданами регулируются письменными договорами. Оговариваются все представимые воображению случаи, особо – порядок раздела добычи и оказания посильной помощи в форс-мажорных обстоятельствах. Браку на небесах предшествует брачный контракт. Разве на этом держалось наше государство? Вокруг чего строились его атрибуты? Для тех, кто осилил «Характер», правильный ответ на поверхности: да на личностном статусе правителя, на чем еще-то?!

Князь на Руси – изначально не наследственный титул, а характеристика занимаемого общественного положения. Вспомните: жених на свадьбе, как и любая другая ключевая фигура на каждом народном празднестве, всегда именовался князем.

Первые Рюриковичи, несомненно, были выдающимися личностями, и основная масса русских людей, занимающих высокое общественное положение, добровольно потянулась к ним. Древнерусское государство сложилось как союз равных, как ильиновская большая семья с зачаточной сакральностью. Насилие и обман, непременные попутчики любой общественной власти, присутствовали, но не играли определяющей роли.

Перелистайте наши былины. Вот Владимир Красно Солнышко. Народный фольклор беспощаден: личной силой и молодецкой удалью князь явно не блещет, трусоват, гневлив и падок на лесть, разумом-проницательностью не выделяется. Любимое и чуть ли не единственное занятие – бесконечные пиры. Да разве можно в ходе постоянной попойки править огромным государством?

Оказывается, можно. Владимир Святославович всегда трезв и готов поговорить по душам. В непринужденной, дружеской обстановке завязываются личные взаимоотношения и даются взаимообязательства, что потверже любого письменного договора. Былины подчеркивают, что слово купца – кремень, но слово князя еще крепче. Во все уголки страны выезжают княжеские порученцы, знающие не по скупому предписанию, что и как надлежит им делать, а почерпнувшие из общения с самим князем его видение возникших проблем. И посылает Владимир только тех людей, в деловых качествах которых уверен. Тех, которые мыслят подобно или единообразно ему.

Сила и смелость – не главное для личностного статуса. У богатырей, собравшихся вокруг князя, силы предостаточно. Важно направить ее в правильное русло, чтоб боролись они не друг с другом, а с общим врагом, для блага всего народа. Чтоб мелкие недоразумения в миру были улажены, чтоб был лад на земле. И как бы ни был закручен сюжет, былинные истории заканчиваются на оптимистической ноте: князь разобрался по существу и вынес единственно правильное решение. Он верховный моральный авторитет. Сам живет по законам предков, опирается на народную мудрость. Справедливость при нем всегда торжествует. А что еще надо-то?

Личностный статус как стержень государственности – насколько эффективным и универсальным может быть этот механизм? Вождя, как было сказано в «Характере», выбирают в первичных общественных группах, в ходе непосредственного, личного общения, а затем эта весть сама собой разносится повсюду. Ну а если расстояния между городами и селами очень велики? А если бок о бок живут разные народы, с сильно отличающимися национальными характерами? В наше время, при мощных средствах массовой информации, панегирики какому-то конкретному человеку можно донести до народных масс быстро и полно, с опорой на последние достижения науки идеологии, умело приложенные профессиональными психологами. Отлажены инструменты убеждения людей подчиняться вождю. В эпоху Рюрика и Ярослава не было таких возможностей.

Владимир Мономах, как отмечалось в «Происхождении», пытался увеличить личностный статус правителей на Руси за счет придания необоснованно высокого значения родовой принадлежности. Вероятно, именно с этой целью он заботился об исправлении летописей, выпячивая достоинства Рюриковичей и их вклад в строительство государства.

Следует признать, что упор на благородстве происхождения – не самый худший способ укрепления авторитета. Фактор вырождения, естественно, присутствует. Далеко не всегда молодой аристократ обладает способностями выше средних. Однако воспитатели ему постоянно твердят: твои предки прославили ваш род, ты должен быть достоин их славы – он и прыгает выше головы, старается сверх своих хилых сил.

В двенадцатом-начале тринадцатого века борьба различных княжеских кланов за власть и влияние в стране ужесточилась. Следуя мономаховым задумкам, в результате постепенной трансформации государственного устройства Русь из союза равных со временем превратилась бы в иерархический союз, к которому максимально полно приложим эпитет «подлинная демократия»: первичные общественные ячейки выдвигали б в местную власть своих моральных авторитетов, те – своих в региональные органы власти и так далее. При такой системе избиратели голосуют не за кота в мешке, как в современном мире, а за человека, которого знают лично, в деловых качествах и моральном облике которого они уверены. Не исключалась, конечно, возможность трансформации русского государства и в корпорацию, как европейские страны, но с большой ролью народного самоуправления. Однако произошла катастрофа – монголо-татарское нашествие. Более двух веков фактически безостановочно продолжалась тотальная война на уничтожение. Общественное развитие было заморожено.

Консолидация земель вокруг Московского княжества – самое убедительное, пожалуй, доказательство того, что вплоть до Смутного времени стержнем государственности на Руси оставался личностный статус правителя.

Родовитостью московские князья не блистали: их княжество стало считаться независимым при Данииле, четвертом сыне Александра Невского. Превосходство по крови князей, принадлежащих старшим ветвям потомства великого защитника земли русской, было неоспоримо. Личностный статус Даниила и его наследников в большой степени определялся близостью к церкви. При сыне Даниила, Иване Первом, прозванным Калитой – денежным мешком, Москва стала местом постоянного проживания главы русской церкви.

Историки придумывают мудреные объективные причины возвышения Москвы. Важную роль, якобы, сыграло пересечение торговых путей, а также густые леса, защищающие от вторжений степных кочевников, толпы переселенцев из разоренных южных районов страны, сильная экономическая база… Чушь все это! По всем перечисленным показателям Московия фатально отставала не только, скажем, от Твери или Новгорода, но и от десятков прочих русских городов. Торговые потоки? – просто несравнимы. Защита от вторжений непроходимыми лесами, мастерство ремесленников? В 1382 году, через два года после Мамаева побоища, при нашествии Тохтамыша московский край был превращен в пустыню. Такую, что в 1395 году Тамерлан, наводя порядок на северо-западной оконечности своей империи, не двинулся севернее Ельца – брать было нечего. А при Василии Темном, правившим с 1425 по 1462 год, феодальные столкновения, подзуживаемые из Орды, вылились в местную опустошительную гражданскую войну. Да еще разбойничьи рейды казанских ханов, в ходе которых уничтожалось все, что стояло, и все, кто двигался… Короче говоря, у Московского княжества был только один настоящий козырь, позволяющий претендовать на лидерство в Русском мире, – слава победителя на Куликовом поле.

Всплеск могущества Москвы произошел в период с 1462 по 1505 год, при правлении великого князя Ивана Третьего, величаемого государем всея Руси. Без всякого преувеличения, это наиболее выдающийся правитель из всех бывших на Руси. Он обладал столь блестящими человеческими талантами, что удивленная содеянным природа со спокойной совестью отдыхала не только на его детях, но и на внуках и правнуках.

Под скипетром Ивана Третьего были объединены все исконно русские земли за исключением части западных и южных «украинных» областей. Стояние на Угре, в результате которого Русь обрела реальную независимость от Орды, является, несомненно, вершиной мирового военного искусства: решающая битва была выиграна без боя! Крымские ханы, по определению злейшие враги, умело используются как верные союзники. Из Литвы-Белоруссии и Орды течет нескончаемый поток перебежчиков, желающих служить разрастающемуся государству. После разгрома Ливонского ордена с Литвой и присоединения в 1503 году Гомельщины и Северской земли Русь одним рывком выбивается в разряд наиболее сильных мировых держав. Завязываются дипломатические отношения с Турцией и Персией. Приглашаются лучшие европейские мастера. Расцветает не только зодчество – с того времени и по сей, наверное, день русские пушки лучшие в мире.

Иван Третий чувствовал, что дальнейшее развитие русской государственности на одном лишь личностном статусе несет угрозу нестабильности. Людишки разное болтают – не столько славословят власть предержащих, сколь хулят. На каждый роток не набросишь платок. Держава огромна, за всем лично не уследишь. Нужна четко организованная иерархия помощников. Причем такая, чтоб не нужно было тратить свое драгоценное время для разговоров с каждым из них. Надо искать новые способы цементирования слишком непрочных соединений исконных земель с новыми, населенными преимущественно инородцами. Многочисленные князьки еще не привыкли к покорности. Выход? – укрепление союза с церковью, сакрализация власти? Овдовев, он женится на Софье Палеолог, племяннице византийского императора и начинает вводить сложные дворцовые ритуалы, формируя традицию поклонения и подчинения правителю государства.

Отлаживаются взаимоотношения монарха с верхним органом государственной власти – Боярской Думой. Начинается регулярная работа приказов, прообразов будущих министерств. При издании в 1497 году Судебника пересматривается и пополняется система государственного права. Судейские обязанности вне зависимости от важности рассматриваемых дел все в большей степени исполняются не самим правителем, а специально назначенными лицами. Тело государства укрепляется за счет возникновения все новых и новых функциональных общественных ячеек и связей между ними.

Иван Третий умело опирался на окружающих его людей, но не переделывал их. Вероятно, не видел особой нужды, хотя и осознавал, что за столетия противоборства с Ордой Россия значительно отстала в научно-техническом и чисто хозяйственном отношении от Европы. Он счел, что страна больше нуждается в покое, в мирном эволюционном переваривании достигнутого единства, и не решился на проведение коренных реформ.

С 1505 по 1533 год, при правлении его сына от Софьи Палеолог, Василия Третьего, Русь крепла и расширялась по инерции. Выиграна очередная война с Литвой и в 1514 году присоединен Смоленск. Установлены дипломатические отношения с Германией, Англией и Голландией, в 1532 году в Москву прибывает посольство даже из далекой Индии, от самого Бабура, величайшего завоевателя и основателя империи Великих Моголов.

Надлом произошел в годы царствования Ивана Четвертого, прозванного Грозным.

Вначале ничего не предвещало беды. Боярские склоки и дворцовые интриги вокруг малолетнего наследника престола да мещанские волнения отравили, конечно, ему детство. Однако благодаря стараниям ближайших наставников и сподвижников в 1547 году восемнадцати лет от роду Иван Четвертый венчается на царство. Возлагает на себя титул, которого остерегался его великий дед: более ни один из русских князей не сможет быть причислен к святым. Страна пухнет силой, требует удалить надоевший гнойник – Казанское ханство.

Проведенная в 1552 году стратегическая операция по взятию Казани, несомненно, должна войти во все учебники по военному искусству. С филигранной точностью на площади в тысячи квадратных километров перемещались разнородные войсковые группировки, было налажено боевое взаимодействие с партизанскими отрядами подневольных казанским татарам народов, по рекам сплавлялись целые крепости, устанавливаемые на поле боя под неприятельским огнем в считанные часы. Особо – безупречное снабжение армии всем необходимым, ни одного зарегистрированного случая мародерства. Никаких издевательств над пленными и унижения сдавшихся. О «казанских сиротах» было сказано выше.

В 1556 году в состав русского государства было включено Астраханское ханство, перед этим подточенное выпестованной «пятой колонной». Одновременно Ногайская орда признала свою зависимость от Москвы.

При взятии Казани Ивану Грозному было двадцать три года, при присоединении Астрахани – около двадцати шести. Как вы думаете, велик ли был его личный вклад в эти достижения? Примите при этом во внимание, что позже не он разрабатывал план успешного начального периода Ливонской войны, не он отправлял Ермака на завоевание Сибири.

Чем больше были успехи страны, тем неспокойнее царю. Он мечется в окружении татарских царевичей и перебежчиков из Литвы. Что ему надо? Чем он недоволен?

Объяснение одно: царь не знает, насколько высок его личностный статус. Не знает, какой у него авторитет. От природы лишенный качеств лидера, непроницательный, нерешительный, трусливый, он не умеет распознавать сущность людей, а бытовые реакции этнически нерусского окружения только запутывают его: он ждет одно – видит совсем другое поведение знакомых ему людей. Присутствующие в каждом зародыши отрицательных качеств получают у царя гипертрофированное развитие. Он становится болезненно мнительным, с неустойчивой психикой, лишается способности совладать с человеческими страстями и пороками. Теперь уже все видят, что образование-то у него книжное, условное, что он не прошел, как его дед, суровую школу жизни. Одним словом, слабый человек.

Начинается череда отказов подчиняться царю, говоря современным языком – государственных измен. Внешне абсолютно необъяснимых и непонятных, нерациональных. Скорее всего, Грозный сам провоцировал их. И чем больше негодует царь, чем больше измывается над ближайшим окружением, тем меньше остается людей, готовых служить ему по велению сердца. Череда политических казней, опричнина, неполадки в правящей семье – кризис государственной системы власти нарастает. А еще добавляются сильнейшие эпидемии и хронические неурожаи из-за климатических коллизий – напомним, что именно тогда начинался так называемый малый ледниковый период.

Личностный статус довольно коварная вещь. Сегодня он у тебя высок, и окружающие ловят каждое твое слово, стараются выслужиться. А завтра твой статус мал, и все от тебя отворачиваются. Предают? – не совсем верно: никто никому не давал многих обещаний. Служили добровольно, добровольно и перестали.

Самая достоверная проверка своего личностного статуса – отказ от выполняемых должностных обязанностей. Грозный неоднократно слагает с себя царские регалии, и каждый раз его упрашивают вновь занять престол. Не потому, наверное, что спали и видели его на троне. Скорее из-за страха, подозревая, что их просто-напросто проверяют на лояльность. А также из-за отсутствия достойных альтернативных фигур: выходки Ивана Четвертого привели к тому, что морально деградировало практически все общественное руководство. Всюду оказалось засилье воров, клятвопреступников и доносчиков.

Массовый характер приняла коррупция, охватившая как среднее звено государственного управления, так и круги, близкие к центральному правительству. Подписание в 1553 году грабительского торгового договора с Англией – одно из убедительных тому подтверждений. Принятие негодных международных соглашений, выдвижение своей кандидатуры на польский престол, предложение взять в очередные жены Елизавету Английскую, победительницу испанской «Непобедимой армады» и музу-покровительницу Шекспира, прочие вызывающие усмешку инициативы – все это свидетельствует не только о временных умственных помрачениях царя, не только о слабости аналитической службы государства, но и о том, что эти шаги были кому-то выгодны. Кто-то грел руки, набивал мошну.

Объяснение расцвету мздоимства простое: не хочу я служить этому царю, но вынужден, так хоть какую-то пользу для себя извлеку. При Иване Третьем тоже попадались нерадивые и неумелые управители, известны случаи государственных заговоров. Однако если кто и брал что-то, то не столь для личного обогащения, сколько для накапливания средств в политических целях или по чистой глупости. Служилое сословие не смотрело на страну, как на дойную корову.

Близкое окружение Ивана Грозного пыталось бороться с взятками, взывало бояр и дьяков к совести и долгу, но без особого результата.

Внутренние неурядицы и военные неудачи в Ливонии не позволили проводить эффективную внешнюю политику и воспрепятствовать принятию Люблинской унии между Польшей и Литвой. В результате в 1569 году на западе появился новый сильный противник Русской земли – Речь Посполитая.

После смерти Грозного в 1584 году престол занял его сын Федор, оказавшийся вообще неспособным к руководству страной. Из всех человеческих дел он умел только болеть да молиться. За всю его страдальческую жизнь наибольшую радость, вероятно, ему доставило учреждение в 1589 году патриаршества на Руси. Первым независимым де-юре главой русской церкви стал Иов, ставленник Бориса Годунова, шурина Федора Ивановича и председателя регентского совета при немощном царе.

В 1591 году в Угличе внезапно умирает младший сын Ивана Грозного, эпилептик Дмитрий. Проводится тщательное расследование инцидента. Годунов, являющийся в то время настоящим правителем страны, настаивает на включении в следственную комиссию своих непримиримых врагов, чтобы отвести от себя малейшие подозрения. Но моральное разложение правящих кругов таково, что все равно остается не ясным, произошел несчастный случай или царевич был убит в результате покушения. И сразу, по горячим следам, и спустя долгие годы из одних и тех же уст слышались взаимоисключающие версии произошедшего.

В наши времена, кстати, аморальность общества, размывающая реальность, также достигла предельной точки. Мы, россиянцы, не в состоянии докопаться до правды о событиях в Беслане, взрывах домов в Москве, гибели подлодки «Курск» и прочих трагедиях. Американцы вряд ли когда-либо узнают реальные обстоятельства смерти Мэрилин Монро и гибели Джона и Роберта Кеннеди, имена заказчиков нью-йоркской драмы 11 сентября 2001 года и так далее.

Бездетный Федор Иванович умирает в 1598 году. Московская ветвь Рюриковичей, тянущаяся от Даниила Александровича, пресекается. Земский собор выбирает на царство Бориса Годунова. Его незадачливый конкурент, возымевший наглость также претендовать на царский венец, Федор Романов, сын Никиты Романовича Юрьева, был заточен в монастырь под именем монаха Филарета.

В исторических источниках отсутствуют какие-либо намеки на ничтожность Годунова как личности. Вроде бы разумным правителем он был несмотря на недостаточную чистоту крови и отсутствие удачливости – при нем русскому народу пришлось бороться и с климатическими напастями, и с эпидемиями. Обладал Борис только одним, но существенным недостатком: у него, сделавшего карьеру в опричнине, не было никакого личностного статуса. Поэтому в решающий момент он остался один, все приближенные его бросили. В 1605 году, после скоропостижной смерти Годунова, его вдову и сына убивают, и кризис государственности на Руси переходит в завершающую стадию. Наступает Смутное время.

Приключения самозванцев, польская и шведская интервенции, неразбериха в Русском мире, недолгое правление Василия Шуйского, подточенное борьбой с негодующим народом, и, наконец, торжество ополчения, созданного гражданином Мининым и князем Пожарским, – все это описано в исторической литературе достаточно подробно. Пройдем мимо этих событий. Обратим внимание на следующий факт: в то время вся старая политическая элита страны оказалась полностью дискредитированной. Выборы в 1613 году на Земском соборе нового царя, Михаила Романова, – яркое тому доказательство.

Родоначальник новой династии русских царей, Михаил Романов, был сыном упомянутого выше Федора Романова, ставшего Филаретом, и принадлежал клану Захарьиных-Юрьевых. Известный своим западничеством и безудержной тягой к обогащению, род этот, основанный преимущественно уроженцами Литвы, выдвинулся благодаря чистой случайности – капризу молодого Ивана Грозного, возжелавшего себе в жены Настю Захарьину. Исконно русских корней у них было маловато, а врагов среди московской знати, традиционно настроенной довольно патриотично, – предостаточно. Борис Годунов, например, пылал к ним искренней нелюбовью и гнобил при каждом удобном случае. Только благодаря слабости центральной власти в Смутное время и милости Лжедмитрия Первого в отношении противников сильной государственности на Руси Филарет смог стать митрополитом.

Партия Захарьиных-Юрьевых приложила много усилий и потратила кучу денег, чтобы Михаил Федорович был объявлен царем. Уставший от склок и общего неустройства общественной жизни народ в конце концов уломался. Тем более что у большинства населения была твердая уверенность в том, что Михаил не жилец. Клялись всеми святыми, что способности зачать потомство он начисто лишен и через год-два окочурится – вот тогда-то и можно будет определиться с кандидатурой настоящего вождя Руси. Однако после избрания первый Романов каким-то чудесным образом зацепился за бренный мир, даже наследник престола появился – ситуация, напоминающая описанную в «Проклятых королях» Дрюона вокруг выборов в Авиньоне очередного римского папы.

Михаил сидел на троне аж до 1645 года, его родня обогащалась. Государственная коррупция при нем вошла в обычай, в русскую традицию. Фактически была узаконена.

Известно, что рыба гниет с головы. Если ближайшее окружение монарха не брезгует принимать подношения, радуется каждой лишней копейке – какой спрос с их подчиненных по службе, тем более если карьера напрямую зависит от величины откупного наверх? В наше время, кстати, любые попытки искоренить коррупцию в России обречены на провал до тех пор, пока члены правительства, думцы, сенаторы и руководители аппарата президента будут озабочены личным обогащением.

Алексей Михайлович, прозванный Тишайшим, молился и занимался соколиной охотой до 1676 года. Каким-то нечеловеческим, звериным чутьем второй Романов принял единственно правильную линию поведения: не высовываться, чтобы не опростоволоситься, не продемонстрировать свою антинародную сущность. Все решения государственного уровня утверждались Земскими соборами дабы отвести от царя малейшую ответственность.

Недовольство народных низов направлялось на наглеющих государственных чиновников. Алексей Михайлович, человек от природы умный, расчетливый и хитрый, оставался «над схваткой» и тихим сапом подводил страну к принятию европейских порядков. Пробовал Степан Разин вернуть Русь к первоистокам, воссоздать старинную структуру народного самоуправления, в отдельных аспектах сохранившуюся в среде донских, яицких и запорожских казаков, но не получилось. Растерял, видать, силы в гульбе по Персии. Да не перетянул на свою сторону более-менее образованных людей.

Меж тем страна потихоньку поднималась из руин, восстанавливала народное хозяйство и росла. Русские первопроходцы прошли по южному побережью Северного Ледовитого океана, добрались до Тихого, он же Великий. Начали осваиваться богатейшие обширные области Сибири, Алтая и Приамурья.

Вряд ли Алексей Михайлович горел желанием разобраться с главным обидчиком Руси в Смутное время – Речью Посполитой. Однако население «украинских» областей развернуло ожесточенную партизанскую войну против колонизаторов с запада, видевших в богатых черноземах Восточно-Европейской равнины всего лишь средство личного обогащения. Начали оказывать помощь восставшим, затем логика событий потребовала проведения нескольких настоящих крупномасштабных войн со шляхтой и Оттоманской империей. В конце концов Речь Посполитая была передавлена и созданы предпосылки «собрания» всего русского народа в одно государство. Согласие на объединение России и тогдашних украинных земель было получено на Земском соборе 1653 года, последнем сословном съезде подобного рода.

Коренные реформы государственного управления пришлись на 1689…1725 годы – время царствования Петра Первого.

Начало Петрового правления в чем-то схоже с первыми годами властвования Ивана Грозного: вблизи трона неспокойно, страна чего-то хочет, молодой царь полон энергией и мечтаниями. Но интеллектуальный центр государства привык к безделью, не было вначале никакого ясного плана действий. В 1696 году сунулись было на юг, к Азову. Повоевали с оттоманами – прибыток близкий к нулевому.

Петр Алексеевич, однако, оказался не чета каким-то там Грозным. Неудачи лишь распаляли его. После облома на юге государственная стратегия была коренным образом пересмотрена, и в 1697 году в Европу отправляется так называемое великое посольство. Царь в нем «инкогнито», рядовой сотрудник. Не отступая ни на йоту от по-иезуитски коварного плана, составленного его советниками, он изображает эдакого рубаху-парня, восхищенного западной цивилизацией дикаря. Задача – прорвать плотину недоверия, призвать на Русь дельных людей поднимать промышленность и приобщать население к последним достижениям научно-технического прогресса.

Историки пишут, что посольство не выполнило основную задачу, не уговорило Англию с Голландией заключить с Россией антишведский союз. Достигнуто, однако, было много больше: установлены необходимые контакты и связи, мастеровой люд протестантских, наиболее передовых в то время стран принял Петра за своего и потянулся на восток. Был прорван шведско-польско-турецкий вал, огородивший страну от прочего мира, Россия вышла на международную арену.

Северная война начинается в 1699, заканчивается в 1721 году Ништадтским миром. Области южного побережья Балтийского моря, до этого нещадно эксплуатируемые Швецией, отторгаются от нее. Россия получает более-менее удобные морские порты и навечно устраивается на Балтике. Даже столицу переносит в устье Невы. Вступает в войну отсталой, по европейским понятиям дикой страной, заканчивает сильнейшей державой мира.

Деяния Петра, перемусоленные официальной наукой историей, трудно переоценить. Русский мир при нем получил толчок огромной силы. В считанные годы страна прошла путь, на который другим понадобились столетия. Избегая банальной вторичности, отметим следующее: под предлогом военной необходимости, соблазняя подданных жизненным комфортом богатых слоев западноевропейского населения, Петр Первый заменил прежний стержень государственного устройства новым. При нем структура власти перестроилась. Из союза равных, из большой семьи с харизматичным вождем, обладающим высшим моральным авторитетом, Россия превратилась в корпорацию, в деловое предприятие.

Внутреннее строение европейского государства проще простого: ты мне, я тебе. Я не нарушаю писаные законы, плачу налоги и подати – страна мне гарантирует безопасное существование и защиту моей собственности. Я проявляю служебное рвение – страна осыпает меня чинами и наградами, дает средства существования. Все расписано, нанесено на бумагу, и эмоциям, внутреннему чувству справедливости не остается места. Далеко не все в нашем мире можно выразить словами и записать? Жаль, конечно, но в любом селе не без урода.

Возможно, Петр сделал далеко не все, что замышлял. В последние годы жизни он много внимания уделял Азии, одну за другой слал на восток научные экспедиции. Пользуясь временным политическим расстройством в Персии, в 1723 году присоединил к России прикаспийские провинции Ирана с городами Дербент, Решт и Астрабад. Каспийское море стало внутренним российским озером. Согласно некоторым историческим источникам, Петр Алексеевич планировал большой поход на юг, чтобы установить наместничество в Тегеране и обмыть заодно сапоги в Персидском заливе.

Вряд ли вобрание в себя столь обширных и многонаселенных мусульманских земель отвечало действительным интересам бурно развивающейся Российской империи. Не ясно, куда далее покатился бы мир. Представляете, как петербургский Синод одновременно управлялся б с православной церковью и мусульманскими шиитами, а попутно также с частью суннитов, буддистов и так далее? Но не удалось добраться до Индийского океана – и нечего обсуждать то, что не случилось. Проблемы снялись естественным путем.

Европа оторопела от внезапно раскрывшейся перспективы: рядом с ней грозила появиться империя, в сравнении с которой ни одно из политических образований прошлого и рядом не стояло. Вмиг вспомнились страхи и ужасы перед Востоком. Что было предпринято? Есть мнение, что Петру Алексеевичу «помогли» отойти в мир иной. Проще говоря, притравили неугодного – чересчур бойкого и предприимчивого – правителя земли русской. Уж больно внезапно и быстро, необъяснимо с чисто медицинской точки зрения проявились все его застарелые болячки. Даже указ о наследнике престола не хватило времени продиктовать. Но явных улик содеянного не осталось, и не пойман – не вор.

После смерти в 1725 году первого российского императора страна двинулась по накатанному им пути. Народ за уши потянули в Европу. То, что мы, русские, иные, что наш национальный характер отличается от европейского, создавало определенные трудности.

Отдельные умные правители России чувствовали неясный дискомфорт. Николай Первый после шока от декабрьских событий 1825 года ввел в практику поклонение народу при короновании и пытался дополнить структуру государственной корпорации таинством – заговорил о триаде «православие – самодержавие – народность». Большевики, проведя несколько неудачных экспериментов в области общественного управления, Николаевскую конструкцию видоизменили, превратив в «коммунистическая идеология – диктатура партийной номенклатуры – гарантирование каждому минимума материальных благ». Стержень государственности, однако, оставался неизменным: корпорация по-европейски. Дополнение не прижилось. Все мы, рожденные в Советском Союзе, помним ехидные насмешки по поводу светлого завтра, темного прошлого и диссонирующего со здравым смыслом окружающего.

Но издевки к делу не пришьешь. Чтобы понять, насколько естественным было дальнейшее развитие России и в какой степени отвечало оно чаяниям народа, необходимо сделать лирическое отступление и вернуться к разговору о государственных интересах.

 

Что такое государственные интересы

Как таинственная тень отца Гамлета, словосочетания «национальные» или «государственные интересы» давно мелькают на страницах журналов и газет. Упоминают, что уже в девятнадцатом веке английский еврей Дизраэли как-то по случаю произнес что-то похожее на «у Англии нет постоянных союзников, но есть постоянные интересы». Однако что это за штука такая – государственные интересы – полной ясности нет. В наши дни в США время от времени даже возникает, говорят, высокопоставленная правительственная комиссия для выявления этих важных сущностей. Но американцы люди практичные. Не забивая голову глубоконаучными определениями и пояснениями, они сразу говорят о стоящих перед администрацией США стратегических задачах. К ним, в частности, традиционно относят защиту суверенитета и территориальной целостности США, сохранение и защиту демократии и экономической системы страны от внешних угроз, а также обеспечение долгосрочного материального благосостояния американского народа.

Все, казалось бы, ясно и понятно. Пока не начинаешь сравнивать между собой высказывания авторитетных и влиятельных политологов по конкретным вопросам современности. Выявляется, например, что регион Персидского залива входит в зону жизненно важных американских интересов. Неужели интересы – это нечто географическое? Однако по другому поводу говорится, что к жизненно важным интересам США относится сохранение их глобального военно-экономического лидерства. Значит, интересы есть поддержание мощных вооруженных сил и экономическое процветание? Или все же география? Одним словом, туман. И, к сожалению, не сиреневый.

Наши, российские политтехнологи без опоры на высокую науку не могут. В отличие от западных практиков, они чувствуют обязанность дать хоть какое-нибудь определение для государственных интересов. Но, похоже, даже мудрейшие из мудрых академики от политики переживают собачью трагедию: нюхом чуют что к чему, но членораздельно ничего сказать не могут. Единство области изменения аргумента главной и основной функции государства (народ, граждане) создает для них непосильную интеллектуальную задачу.

В действующей на конец 2007 года «Концепции национальной безопасности Российской Федерации» говорится, например, что национальные интересы России определяются совокупностью (суммой ли разностью, вектором, набором?!) основных интересов личности, общества и государства. Утверждается, что интересы личности состоят в обеспечении (значит, интерес – это обеспечение?!) конституционных (и только?!) прав и свобод, ... в физическом, духовном и интеллектуальном развитии (?!). А в одном ужасно дорогом учебнике, по которому ныне учатся высшие административные кадры, к жизненно важным интересам личности относят «...обеспечение научно обоснованного и гарантированного государством минимума (все согласны?! я – нет!) материальных и экологических условий существования при тенденции (всего лишь?!) к их улучшению...». Здесь в скобках помещены комментарии, которые невозможно было удержать в себе. Более ничего не буду говорить, чтобы не сорваться на грубость и не обидеть невзначай уважаемых профессоров и академиков.

Короче говоря, известные попытки раскрыть понятие государственных интересов несостоятельны. Придется перейти на самообслуживание, что-то самому придумать. Но прежде для порядка условимся считать государственные интересы синонимом национальных. Поскольку, однако, термин «национальные интересы» может использоваться в более узком значении – как интересы одной национальности в многонациональном государстве – употребление его разумно ограничить.

Не надо быть мудрецом, чтобы констатировать: слово «интерес» омонимично. В русский язык оно пришло из латинского (interest – имеет значение, важно) для обозначения либо причины действий, лежащей в основе непосредственных побуждений, либо отношения личности к предмету как к чему-то ценному, привлекательному. В социальном аспекте, естественно, это слово должно использоваться только в одном, первом значении – как некое побуждение, стремление, мотив действий.

Так же не требует чрезмерных умственных потуг банальное замечание, что интересы конкретного человека – нечто сугубо индивидуальное, относящееся к области забот психолога, педагога, философа, но отнюдь не политолога. В социологии под интересами личности допустимо подразумевать разве что интересы некоего «усредненного» человека, не более.

Запросы от государства типичного европейца сформулированы в известной хельсинкской Декларации прав и свобод человека. Обратим внимание на преходящий, исторический характер этих потребностей: в рабовладельческом или, скажем, в феодальном обществе большинство отвергло бы упомянутую Декларацию. Да и в наше время многие власть предержащие «не замечают» ущемлений интересов значительных социальных групп.

Для системного аналитика очевидно, что мотивы поведения какой-то «обобщенной» личности и движущие посылы любой общественной целостности – совершенно разные вещи. Как говорится, две большие разности.

Неразумно определять высоту дерева по массе его листьев. В той же степени глупо вычислять интересы предприятия, города, области, страны через «алгебраическую» сумму, «совокупность» интересов относящихся к ним людей. Чтобы сей факт стал понятен и не искушенному в системном анализе человеку, достаточно привести всего один пример.

Легко заметить, что интересы рядового сотрудника связываются с проблемами предприятия, на котором он работает, только косвенно – фактически лишь в части получения вознаграждения за свой труд, обеспечения приемлемых условий труда, удовлетворения от общения с другими членами трудового коллектива и тому подобное. Однако интересы предприятия, определяемые его целостными характеристиками, – это иное. Здесь, вероятно, следует упомянуть стремление увеличить прибыль, расширить производство, закрепить авторитет на рынках сбыта продукции, поддерживать стабильные связи с поставщиками сырья и так далее. Имеет смысл говорить, что предприятие в лице, например, его владельца, директора или иного представителя администрации заинтересовано в заработках своих работников лишь в той степени, в которой они позволяют поддерживать престиж фирмы, удерживают ценных для него специалистов. А можно утверждать и обратное: предприятие вынуждено удовлетворять отдельные интересы своих работников даже в ущерб собственным. Важно – выдержать равновесие, не перегнуть палку в сторону выполнения главной функции системы «предприятие» за счет основной и наоборот.

Повторим: государственные интересы есть сугубо системные, эмержентные свойства политического образования под названием «государство». Природа их совсем иная, чем движущие мотивы социальных поступков отдельного человека, какой-то одной семьи или иного общественного объединения.

Поскольку современное государство устроено довольно сложно, пытается пролезть в каждую дырку и руководить своими гражданами везде и всюду, перечень его запросов и потребностей должен быть немалым, касаться фактически всех сторон общественной жизни. А раз так, то на множестве государственных интересов можно выделить какие-то обобщенные мотивы и частные, ввести соответствующую иерархию от высокоабстрактного, сложносоставного к простому, понятному последнему ярыжке.

Самые общие из государственных интересов напрашивается назвать фундаментальными. К ним резонно отнести те, которые затрагивают перечисленные выше атрибуты государства. Отсюда – следующее определение: фундаментальные государственные интересы есть стремление государства к совершенствованию системы государственной власти и государственного права, обустройству своей территории и укреплению суверенитета.

Не надо удивляться отсутствию набивших оскомину словосочетаний типа «все более полное удовлетворение материальных и духовных потребностей», «формирование подлинно демократического гражданско-правового общества», «развитие суверенной демократии» и прочих. Всю жизнь вроде бы только о том и мечтали мудрые государственные деятели, только о том и говорили, радея о дорогом своем народе? И бутерброд-то по утрам не лез им в рот… Но мы не на митинге, не надо насильно вставлять красное словцо по делу и без. Закавыченные обороты естественнее относить к средствам достижения фундаментальных государственных интересов, а не к ним самим.

Но, конечно, предложенная формулировка может подвергаться доработке и совершенствованию. Лично мне, например, не нравится словосочетание «обустройство территории», но не хочется тратить силы на поиск более удачного выражения. По этому поводу скажу лишь, что «обустройство» нельзя заменить, например, «расширением»: пространственный рост, строго говоря, не является собственно интересами конкретного государства и должно восприниматься главным образом как их проявление, следствие. Перенос географических границ изменяет само государство, и не всегда можно отделить интересы «первоначальной» страны от интересов новой. Если бы при Петре Первом Россия закрепилась на берегах Персидского залива, то к началу двадцатого века, вероятно, население империи более чем наполовину состояло б из мусульман – какой была бы тогда наша общественная жизнь?

Используя известные логические методы деления понятий, фундаментальные государственные интересы без особых проблем могут быть конкретизированы. Преобразованы к виду, допускающему практическое руководство. Например, по признаку деления «временная длительность» могут быть выделены краткосрочные и долгосрочные интересы; по «области действия» – внутренние и внешние, продолжая в том же духе, можно рассматривать государственные потребности применительно к тому или иному географическому району – на Ближнем Востоке, в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в Западной Европе, на территории бывшего Советского Союза. Богатое множество классификационных схем государственных интересов формируется введением различных иерархических структур на поле «сферы деятельности» – экономика, военное дело, образование, социальное обеспечение и так далее.

Но мы не будем копать глубже на поле государственных интересов, поскольку для нашего повествования достаточно ограничиться тем, что сказано выше. Далее мы проследим, в какой степени удовлетворялись фундаментальные государственные интересы, и насколько соблюдался баланс между выполнением основной и главной функции государства – повышением роли и значимости властных структур и качеством жизни народных масс.

В завершении данного отступления от основной линии повествования скажу лишь, что для любого политического деятеля чрезвычайно важно не придумывать, не брать с потолка, а докапываться, пытаться догадаться, в чем заключаются и каковы действительные государственные интересы его страны. Если эти интересы поняты правильно и осуществляются попытки их достижения, страна процветает, народ горд и счастлив. В противном случае наступают тяжелые времена – феодальные копошения перед монголо-татарским нашествием, опричнина, Смутное время, бироновщина, пугачевщина, революции и гражданские войны, красный террор, брежневское удовлетворение, ельцинский разгул с чубайсовской приватизацией и прочие напасти.

 

Государство и государство

Выше говорилось, что главная функция государства как сложной организационной системы – холить и шлифовать свои атрибуты, расти и усложняться, увеличивать собственную значимость и важность. Качество выполнения этих задач в определенной степени характеризуется тем, что власть предержащие делают для самих себя, каков их жизненный уровень, как тешат они самолюбие и предаются тщеславию.

В части уровня жизни привилегированных слоев населения на Руси все всегда было в порядке. Императорские дворцы и усадьбы Петербурга с окрестностями, Московский Кремль, виллы в Крыму и на Водах Кавказа, прямо скажем, по всем статьям превосходят жилища европейских монархов. Одежда, бытовая утварь также на высоте: без малого столетие уже наши пролетарские и младобуржуазные власти гребут из Алмазного фонда, а все равно богатств в нем не перечесть. Многие сохранившиеся до наших дней пригородные резиденции и дачные домики дворян и купцов все еще используются под санатории и детские садики. Медицинское обслуживание? Во все времена Русь славилась целителями – один Пирогов стоит тысячи рядовых хирургов. Первый бальнеологический курорт был открыт при Петре Алексеевиче. В сотне иных мест условия: лечись – не хочу, но в моде было по ничтожному поводу ехать на санаторные развлечения в Европу. Причем ездили не только богатые, но и полунищая по русским меркам интеллигенция – тот же Федор Достоевский, например. Кормежка? Вспоминаются строчки из «Евгения Онегина» о страсбургском пироге и каком-то экзотическом супе. В «Цусиме» Новикова-Прибоя присутствует описание кушанья флотскими офицерами маринованных огурчиков и грибков таких размеров, что с большим трудом их удавалось поймать на вилку. Да что там столичная знать! – в Иркутске у зажиточных горожан в обычае было употреблять на завтрак французские булочки: эту снедь сразу по изготовлению в Париже замораживали и спустя долгие месяцы пути особым образом приводили в состояние, как будто бы она только что выпечена в соседней пекарне. А еще всплывает в памяти поэтическая строчка «желаю выйти тутова – рубите дверь по мне!». В наши дни российский президент удовлетворяет тщеславие по-взрослому. Вхож во все высочайшие международные инстанции, даже восьмым членом в «Группу Семи», и направо-налево списывает многомиллиардные задолженности третьих стран перед Советским Союзом. Надувшись от мнимого величия, одним росчерком пера дарит соседним, по сути враждебным государствам миллиарды долларов при том, что больше половины россиян живет, по меркам Запада, за чертой бедности. В общем, жизнь верхушки русского общества в полном ажуре.

Для сравнения – каков был уровень жизни народных масс? Вряд ли для ответа на этот вопрос разумно будет воспользоваться какими-либо статистическими материалами. Цифра лукава, на одних и тех же источниках разные исследователи часто приходят к диаметрально противоположным выводам. Во все века обширность территории и заповедные леса служили источником неучтенных продуктов питания и промышленного сырья. Народ особо не распространялся перед начальством о приработках – вспомните: в советские времена магазинные полки пустовали, а домашние холодильники у большинства ломились от снеди. Поэтому воспользуемся косвенными данными.

На Руси испокон веков солдат питался примерно так же, как крестьянин-середняк. Ну, разве что, алкоголя потреблял больше: что поделаешь, война – крайне вредная для здоровья вещь, психологическая релаксация требовала применять сильнодействующие средства. До наших дней дошли старинные армейские продовольственные нормативы. Сравните-ка их с современными. Мясомолочной пайке времен и Петра Великого, и Николая Второго можно позавидовать. А в походе каждый суворовский солдат «на перекус» между хорошим завтраком и обильным ужином после дневного марша дополнительно получал килограммовую буханку черного хлеба, что говорит о привычке к обильной пище. Вы сможете осилить килограмм хлеба между обычными приемами пищи?

В Средние века и в Новое время по Европе с пугающим постоянством прокатывались неурожаи, вызывающие жесточайший массовый голод. Были и на Руси неблагоприятные в сельскохозяйственном отношении года – о голоде что-то очень скупо упоминается вплоть до второй половины девятнадцатого века. Трудно, в частности, жилось перед Смутным временем, когда несколько лет подряд пропадали посевы. И, тем не менее, отсутствуют свидетельства вымирания от голода целых областей: лес выручал, не давал опуститься до людоедства, как в Центральной Европе.

Регулярные голода в русской деревне начались после появления железных дорог и промышленном вывозе хлеба за рубеж. После отмены крепостного права недоедание крестьян усилилось. Почему? О сельскохозяйственном производстве в целом будет сказано чуть ниже, здесь же назовем лишь общую непосредственную причину: вывозились не излишки хлеба, а продовольствие, необходимое для нормального проживания простых тружеников. Эту незатейливую истину подтверждает, в частности, то обстоятельство, что поморы и сибиряки, далекие от железнодорожных магистралей, вообще никогда голода не знали. При расцвете НЭПа, между прочим, экспорт хлеба был полностью прекращен. Оказалось выгоднее досыта кормить свой народ, чем зарубежного дядечку. Позже, в начале тридцатых годов двадцатого века голодомор на юге Восточно-Европейской равнины был вызван искусственно: руководители областей выслужились, отобрали у крестьян весь собранный ими хлеб.

Жилищные условия, медицинское обслуживание и образование основных слоев русского населения? Следует честно признать: хуже, чем по общеевропейским показателям. Хуже, но не намного. Черные избы, повсеместное наследство затяжного противоборства с Ордой, исчезали довольно медленно, особенно в южных губерниях России, где была сильна крепостная эксплуатация. Пропали они фактически лишь к началу двадцатого века. Вроде бы обнадеживающий показатель, но возник государственный кризис, затем Гражданская война – и благосостояние основных масс населения упало ниже некуда. Подъем был тяжелым и длительным. И все же, как ни парадоксально это может показаться современной молодежи, к сороковым годам по уровню жизни Советский Союз обогнал почти все европейские страны. Не верите? – проверяйте.

Всплеск народного благосостояния произошел на рубеже тридцать девятого-сорокового года: сталинское окружение перешло к новой модели развития страны. Люди преклонного возраста вспоминают те года легкой в материальном отношении жизни с ностальгией. А потом опять опустошительная война… Хозяйство страны было восстановлено где-то к началу пятидесятых, но основные показатели жизненного уровня населения отставали от «западных» раза в два. После же горбачевской перестройки и ельцинских реформ упали на порядок, до катастрофических отметок. Чуть оправились, мысленно распрощавшись с прежними накоплениями, – так возник дефолт 1998 года. И в то же время состояние единиц очень богатых людей возросло.

Невольно подмечается интересная закономерность: как только благосостояние народных масс превышает некий психологически приемлемый уровень, следует какое-нибудь несчастье. Однако власть имущие шикуют всегда.

В общем, как и отмечалось в предыдущем этюде, верхи и низы в России всегда жили как бы в разных эпохах и странах.

Исключительно для справки и чтоб сократить последующий текст, приведу годы правления российских императоров и императриц послепетровского периода:

1725…1727 годы – Екатерина Первая; в царицах она состояла с 1717 года;

1727…1730 годы – Петр Второй;

1730…1740 – Анна Иоанновна;

1740…1741 – Иван Шестой;

1741…1761 – Елизавета, Дщерь Петрова от «подлорожденной» Екатерины;

1761…1762 – Петр Третий;

1762…1796 – Екатерина Вторая, Великая;

1796…1801 – Павел, Русский Гамлет;

1801…1825 – Александр Первый;

1825…1855 – Николай Первый, Палкин;

1855…1881 – Александр Второй, Освободитель;

1881…1894 – Александр Третий;

1894…1917 – Николай Второй, «дурачок Ники».

Не совсем правильно описывать каждый исторический период, каждое царствование исключительно в черных или белых красках. Все было. И хорошее и плохое.

Петр Первый в научно-техническом отношении двинул Россию вперед, но именно ему мы обязаны махровым бумаготворчеством во всех органах управления и последующей бюрократической удавкой на шее простого труженика. Отстояв день в очереди за никчемной справкой, благодарить за это следует его, великого нашего императора. Сталинско-брежневская номенклатура также, вероятно, произрастает из Петровой «Табели о рангах» 1722 года, впервые в истории разделившей единый народ на сорта.

Нельзя характеризовать и Николая Палкина только как законченного ретрограда, вначале повесившего декабристов, а после проигравшего Крымскую войну: зато население России при нем выросло почти в два раза. Одновременно, правда, бюрократический аппарат несказанно разросся, а народ стал давить крепостной строй…

Не отвлекаясь на детали, какими бы интересными и красочными они ни были, зададимся вопросом: что общего было у всех послепетровых правителей?

Первое, что приходит на ум, – то, что этническими русскими Романовых можно назвать с большой натяжкой. Все они брали себе жен в Европе и начиная, скажем, с первого Александра в их жилах текла почти чистая немецкая кровь. Досадный факт, но вряд ли это обстоятельство существенно. Воспитывали царских детей в русской среде и потенциальная их порочность, присущая европейским ценностным ориентирам, довольно успешно подавлялась. Чувствовали и мыслили великие князья и княжны, в основном, как и ведомый ими народ. В «Характере», вспомните, говорилось, что для нас русский – не этническая, а главным образом поведенческая характеристика. Еврей или немец, живущие в соответствии с общечеловеческими моральными принципами, нам родней, чем коренной московский плут. Вряд ли иноземное происхождение великокняжеской фамилии играло самостоятельную негативную роль.

Важно отметить иное – преклонение перед Западом.

В отличие от двадцатого, в девятнадцатом веке среди диссидентов были не только интеллигенты, но и князья. Один из них – Юрий Долгоруков. Всклянь, видать, напились его предки народной кровушки, расправляясь с доведенными до вооруженного бунта тружениками, коли проснулась в князе-эмигранте матушка совесть. Порвал он со своим родом, обругал собратьев по общественному классу и удрал в Европу. Там он от скуки занялся публицистикой и как-то сподобился до удивительно точного и емкого замечания: «Петербургское правительство не боится ни Бога, ни совести, но трепещет перед европейской гласностью». Вот это-то трепетание перед общественностью Европы, затем и Америки, есть самое яркое отличие российской, после нее советской а далее младобуржуазной правящей верхушки России от руководства прочих стран и народов. Наша государственная традиция, наше тяжкое ярмо.

Романовы всегда жили с оглядкой не на свой народ, а на говорунов с Запада. Екатерина Вторая, чистокровная немка, борзо переписывающаяся с Вольтером и другими вольнодумцами тех времен, в угоду модным европейским веяниям заговорила о просвещенной монархии, смягчении нравов и иных либеральных ценностях. С ее легкой руки Российская империя одно время оказалась единственной страной, в которой были отменены казни. Но шпицрутенами, тем не менее, секли исправно, до смерти. Остались и публичные порки смутьянов и недоимщиков из простого народа кнутом.

После свержения прогнившей монархии только Сталин смог преодолеть стойкую традицию заглядывать в уста иноземным мудрецам. Только ему Запад был не указ, остальные словно ждали оттуда манны небесной с указанием, как ее использовать. Особенно комбайнер наш меченый и несостоявшийся разведчик, оправдывающиеся перед западными гуру о каждом шаге, лишь бы повод какой нашелся. Заступили в кои-то веки на боевое дежурство российские стратегические бомбардировщики, так надо тут же покаянно пояснить: мол, все так делают, не могут пилоты не летать. А непомерно раздутый Стабилизационный фонд обязательно надо хранить в западных банках – там он в большей безопасности, там более умело с ним будут обращаться, с большей пользой.

Русский народ на блюдечке с голубой каемочкой преподнес Романовым огромную страну. Способствовал возникновению уникального политического образования, единственной в истории самодостаточной державы мирового уровня, способной обеспечить свое существование за счет внутренних ресурсов – природных, цивилизационных, экономических, человеческих. От центрального правительства требовалось только навести элементарный порядок, установить прочные связи между различными областями империи. Нельзя не признать, что с этой задачей оно не справилось. Констатируем очевидное: во все времена, в Российской империи, в Советском Союзе и в теперешней России, система государственного права крайне далека от идеала.

Сегодняшние недостатки видны и слепому – можно их не обсуждать, не сотрясать попусту воздух. Проблемы в юриспруденции при существовании Советского Союза современными «доброжелателями» вскрыты с убийственной полнотой. Скажу лишь следующее: если действующая юридическая практика позволяла сослать на каторгу фактически любого человека по мизерной до издевательства причине, в основном потому, что кому-то что-то показалось и он стукнул куда следует, то эта практика просто-напросто негодна.

Какие недостатки государственного права были при царях? Почитайте Салтыкова-Щедрина – добавить практически нечего. Разве что вспомнить гоголевского «Ревизора», задавшись детским вопросом: а где же в том городе хотя бы намек на элементарную законность? Впрочем, у великого Гоголя есть вообще убийственная вещь про российскую действительность – «Мертвые души». Только вникните в раскрывающуюся там фантасмагорию: Чичиков словно Князь Тьмы покупает души… Жуть! Зачем он это делает, на кой черт ему становиться мнимым владельцем умерших крестьян? Что это за государственное право, коли материализуется подобное сумасшествие? В золотой век русской литературы побудительные мотивы Чичикова не вызывали лишних вопросов – были несуразности понелепее. Нам, ученикам советской школы, в свое время объясняли: вероятно потому, что Чичиков хотел открыть водочный заводик – гнать спирт тогда дозволялось только поместным дворянам.

«Эх, рассказать бы Гоголю про нашу жизнь убогую…» Существует, между прочим, мнение, что сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ» Николаю Васильевичу подарил Пушкин – сам он тогда вздумал продолжить тему «Медного всадника» и поднимал исторические материалы про Емельяна Пугачева и Петра Первого. О временах Емельяна кое-что написал. Про Петра не стал: чересчур звериной показалась великому русскому поэту та эпоха и основные ее действующие лица.

Пожалуй, только «Декларация о вооруженном нейтралитете» 1780 года, принятая в пику Англии для поддержки борющихся за независимость ее американских колоний и заложившая основы современного морского права, являет пример успешного законотворчества России международного уровня. А единственный случай разработки внутренних удачных юридических норм связывается с губернской реформой 1775 года, разделившей бескрайнюю империю на полуавтономные области с возможностью самостоятельно развивать свое хозяйство и позволившей сократить центральный правительственный аппарат. Заметим, что деление это было осуществлено не по этническим границам. Ни о каком праве наций на самоопределение речь не шла, и это абсолютно правильно со всех точек зрения.

После ознакомления с «Характером» становится понятно, что русские по духовному строению своему не способны к притеснению кого бы то ни было по национальному признаку. Могут ли удержаться от этих соблазнов иные народы, требует специального рассмотрения. Однако история Советского Союза и многих других стран недвусмысленно указывает: только мы, русские, преодолели детские болезни роста национального самосознания. Для всех других языцех своя рубашка ближе к телу, и не брезгуют они при удобном случае унизить инородца.

Опасаясь этнических разборок, многие страны и области добровольно шли под власть Руси. Хороший пример тому – Дагестан. Тамошние старейшины никогда ранее и сейчас не выдвигают лозунг о независимости того края. И правильно делают: при тамошней мешанине народов только внешняя, русская власть сдерживает братоубийственную гражданскую войну. Если б вовремя ввели федеральное правление в Нагорном Карабахе, не было бы сейчас столько ненависти между армянами и азербайджанцами. Да и вообще образование национальных республик в соответствии с наивными утопическими мечтами большевиков об идеальном государстве явилось, пожалуй, одной из главных причин распада Советского Союза.

Сейчас – о территории и взаимоотношениях с соседними государствами.

В разное время Россией были «передавлены» Польша, точнее Речь Посполитая, Швеция и Турция, которая тогда величалась Оттоманской или Османской империей и включала помимо своей теперешней территории также Ирак, Сирию, Палестину, Аравию, Египет, почти всю Северную Африку и Балканский полуостров с материковой и островной Грецией.

Швеция, естественно, на Ништадтском мире не успокоилась, развязала еще несколько войн с Россией, но не могла похвастаться военными успехами, терпела одни поражения. По Фридрихсгамскому договору 1809 года к России как-то между прочим отошла Финляндия, и с середины девятнадцатого века шведы окончательно присмирели.

Речь Посполитая получила причитающееся ей по справедливости при Алексее Михайловиче. А затем свойственная польскому национальному характеру истеричность и непомерное тщеславие шляхты привели к катастрофе. В 1773 году произошел первый раздел Польши, в 1793 году – второй, а в 1795 – третий, в результате чего на некоторое время Польша вообще исчезла с политической карты мира. Заметим, что Россия не стремилась обогатиться за счет дурного соседа и вначале не претендовала на нерусские земли. Только в 1795 году согласилась принять в свой состав Литву с Курляндией. Позже, после разгрома Наполеона, Россия нехотя, по принципу «с паршивой овцы хоть шерсти клок» присоединила к себе Варшавское герцогство. Зря: поляки в империи сыграли роль Троянского коня.

Утверждают, что неистовое русофобство польской элиты покоится на обидах, нанесенных ей Российской империей. Ныне, как и век-два назад, поляки во всех своих бедах видят руку Москвы, западных украинцев заразили сей психической болезнью. Но есть ли этому достаточные основания? Все войны России за отторжение от Речи Посполитой захваченных ею восточных земель, а от Швеции – южного побережья Балтийского моря, правильнее всего назвать первыми в истории антиколониальными. Войнами по высшему счету справедливыми, направленными против экономической сверхэксплуатации и религиозного притеснения местного населения. В основной своей массе, заметим, русского.

Самое разумное объяснение «нелюбви» к русским польской правящей прослойки дается старинной поговоркой: оторви свинью от кормушки – она набросится на тебя. Таковы, вероятно, и корни русофобства английской аристократии, начало проявления которой относится к временам, когда правительство Алексея Михайловича под предлогом непотребного поведения англичан, отрубивших голову собственному королю, Карлу Первому, денонсировало «грозновский», крайне невыгодный русским торговый договор между странами.

Многовековое противоборство России с Турцией было иного качества. К антиколониальным можно отнести лишь военные столкновения на территории современной Украины. А вначале, когда велась борьба с Казанским и Астраханским ханствами, вопрос стоял о самом существовании Московского государства. Далее, при противостоянии с Крымским ханством, вассалом Стамбула, – защищались от разбоя. После, при Потемкине, Румянцеве, Суворове, Кутузове, Дибиче, Гончарове, Ермолове, Паскевиче, Скобелеве, Гурко и прочих наших военачальниках, Россия была наступающей стороной, агрессором. Причина выше уже упоминалась – претензии на лидерство в православном мире да защита закавказских христиан.

При количественном превосходстве их армий и религиозной возгонке воинского духа, турки проигрывали одну войну за другой. Признали за Россией владение югом Восточно-Европейской равнины, Крымом и Кавказом, устьем Дуная. Согласились с ее правом опекать балканских славян и святыни Палестины… Уж если кто имеет моральное право предъявлять русским какие-либо претензии, так турки среди них должны быть первыми. Не повезло османам с северным соседом. Судьба у них такая. Однако если б были они чуть менее кровожадными да уделяли побольше внимания народному образованию, развитию наук и искусств – глядишь, сподобились бы сохранить свою империю до наших дней.

В Эгейском море, когда Греция стремилась к независимости и борьбой с задиристыми французами прославляла себя русская эскадра под руководством Федора Ушакова, существовала целая республика «Ионические острова», жители которой, коренные греки по национальности, были подданными России. Но как и при Павле, командоре Мальтийского ордена, так и тогда России не удалось закрепиться в Средиземноморье. Все же в 1878 году, при завершении очередной русско-турецкой войны, теперь уже за независимость последних славянских народов Балканского полуострова, Константинополь беззащитным лежал у ног русской армии на расстоянии ружейного выстрела. Только эфемерная угроза новой войны с Европой помешала России опереться на берег Мраморного моря.

Если мечта о трех столицах – Петербурге, Москве и Царьграде – овладевала время от времени российскими монархами, то от власти на азиатских и прочих землях они шарахались, как черт от ладана. Впрочем, понять их можно: на существующих-то территориях порядок не удавалось навести – зачем прибирать к рукам что-то еще, наживать себе лишнюю головную боль?

В 1784 году, всего через год после присоединения к России Крыма, уроженец курской губернии Григорий Шелехов основывает постоянное русское поселение на Аляске. Через пятнадцать лет, в 1799 году, образовывается мощная Российско-Американская компания, владеющая всем западным побережьем Северной Америки до Сан-Франциско – граф Резанов, между прочим, был дипломатом и плавал в Испанскую Америку не для обручения с Кончитой, знакомой большинству наших современников по опере «Юнона и Авось», а для того, чтобы разграничить сферы влияния. Испания признала российские права на весь северо-запад Америки в ответ на обещание не соваться южнее. Вроде бы не было препятствий для огромного геополитического прыжка. Однако некоторые акционеры компании оказываются связанными с декабристами, а Америка, как неожиданно выяснилось, так далека от Петербурга… Какие-то затерянные в безбрежных водах Гавайи просятся под российский протекторат? Да разве удастся найти среди придворных достойного дворянина, согласного отправиться туда губернатором? Может, потянуть, чтоб проблема сама рассосалась?.. Вот и получилось парадоксальное: руководство страны всеми силами торпедировало народные зачинания по освоению богатого Азиатско-Тихоокеанского региона.

В 1841 году были проданы русские поселения в Калифорнии – форт Росс с прилегающими фермами; до этого Николай Палкин неоднократно извлекал из себя запрещения расширять посевные площади колонии за счет распашки более пригодных для сельского хозяйства глубинных калифорнийских земель. В 1867 году, при Александре Освободителе, на девяносто девять лет была отдана в аренду Аляска. Россия ушла из Америки.

Решение, мягко говоря, неоднозначное, но что сделано – то сделано. Минусы очевидны, плюсы туманны. Смогла бы Россия сохранить общественный порядок в Калифорнии, когда там разразилась золотая лихорадка? А когда на Аляску рванули за золотом тысячи и тысячи искателей наживы со всего света? Следует также принимать во внимание, что всю вторую половину девятнадцатого века Россия прожила когда в явном, но преимущественно в скрытном противоборстве с Англией. Логика этой борьбы потребовала, в частности, оказывать содействие росту могущества США. Им-то и отдали Аляску.

Россия зримо, с демонстрацией военной силы помогала американцам обрести независимость от Англии, поддерживала северные штаты в войне за отмену рабства, косвенно – многими дипломатическими шагами, но в романовские времена всегда проявляла удивительную предрасположенность к США. А в результате вырастила монстра, с которым схлестнулась в холодной войне во второй половине двадцатого века. Ныне Вашингтон, как ни крути, главный геополитический соперник Москвы.

Библейское предостережение «не сотвори себе кумира», вероятно, можно дополнить следующим: не создавай сильного союзника, чтобы он не обернулся врагом.

В самом начале девятнадцатого века, когда независимость Соединенных Штатов стала обыденным фактом, англичане сделали вид, что недавние обиды забыты, и отношения Лондона и Москвы казались безоблачными. Торговля меж странами процветала. Обе державы вместе осаживали как могли бурлящую Францию. Попутно Россия медленно и осторожно продвигалась на юг. Забот хватало в Европе и на Кавказе – не до америк.

В 1801 году в Петербурге наконец-то решились удовлетворить очередную челобитную грузинских правителей, Грузия была принята в состав империи. Пришлось заботиться о дорогах, о становлении новой администрации, примирении диких горских племен и прочее и прочее. Турция почуяла угрозу самому своему существованию и вновь неудачно повоевала. А рядом – неспокойный, бряцающий устаревшим оружием Иран. По Гюлистанскому миру 1813 года Россия забрала у него Азербайджан и Дагестан, а также оговорила право единолично держать на Каспии военный флот. Позже, по Туркманчайскому договору Иран лишился Ереванского и Нахичеванского ханств.

Великий дипломат и драматург Грибоедов, трагически погибший в 1828 году, сумел выработать удивительно результативную политику постепенного усиления российского влияния на политическую верхушку Ирана. Достаточно припомнить только тот факт, что с середины девятнадцатого века личная охрана иранских правителей состояла из периодически заменяемых по распоряжениям из Петербурга донских казаков, – о каком суверенитете персидской державы вообще может идти речь?! Российскому императору стоило моргнуть – и Тегеран тут же стал бы проситься под опеку Руси. Но соответствующей команды так и не последовало. Россия ограничивалась правом контролировать только северные провинции Ирана. Причина – происки Англии, оберегающей подходы к «жемчужине» своей колониальной империи, бессовестно эксплуатируемой огромной Индии.

Ограниченная в возможностях силового давления, в девятнадцатом веке Англия успешно отработала механизм косвенного влияния на неудобные ей правительства – использование явных и тайных агентов влияния. Не только состоящих на денежном содержании, но и отстаивающих английские интересы по зову собственного сердца. В российских условиях этот прием оказался весьма эффективным и малозатратным. Граф Воронцов, например, богатейший человек своей эпохи и известный англофил, тратил огромные личные средства, отстаивая интересы Лондона. Граф Нессельроде, правда, не брезговал брать крупные суммы у английской короны. Зато, будучи в свое время российским канцлером, наработал на Туманный Альбион несравнимо больше, чем прочие политические фигуры. Именно его мы должны благодарить за уход России из Тихоокеанского региона.

Все возвращается на круги своя. Горбачева и Ельцина вместе с их многочисленной командой иначе, как полудобровольными-полуплатными агентами влияния Запада, не назовешь. И Грузия, государственные деятели которой получают зарплату из американских фондов, зря ныне кричит о национальной гордости и суверенитете.

Отечественная война 1812-1814 годов была первой пробой Русского мира на прочность со стороны Европы. Наполеоновская орда состояла из граждан всех европейских стран за исключением Англии и недавно замиренных Турции и Швеции. Исход известен – поучительный разгром агрессора. В современном французском языке для названия самой ужасной, катастрофической ситуации применяется идиома «Березина». Это народная память о тяжелых арьергардных боях наполеоновской армии при переправе через речку Березину, когда только чудо спасло бегущих из России европейцев. Для русской армии та стратегическая операция в целом должна быть признана неудачной – поставленная в ней цель полного рассеивания неприятеля не была достигнута.

Главный герой Отечественной войны, ученик Суворова, главнокомандующий русской армии Михаил Кутузов был, несомненно, высокоталантливым человеком. И, как все неординарные люди, имел свою ахиллесову пяту: он, отличающийся редкостной личной храбростью на поле боя, откровенно холуйствовал перед российским императором, до обморока боялся малейшего недовольства венценосной особы. В ходе борьбы с Наполеоном он всего дважды смог преодолеть свой безотчетный, чисто животный страх. В первый раз – в Филях, когда отдал приказ о сдаче неприятелю Москвы без боя. С тех пор тянется известное «мы тут посовещались, и я решил». Второй раз – когда резко возражал против указаний императора преследовать ошметки наполеоновской армии вплоть до Парижа.

Негативные предвидения Кутузова оправдались. После разгрома Наполеона центр европейской большой политики переместился в Петербург, Российская империя стала доминантом, «жандармом Европы». Но, в отличие от ситуации времен Рюриковичей, военная сила Романовых не была подкреплена экономической и духовной мощью страны. Содержание армии, оккупировавшей Европу, тяжелым бременем пало на русский народ. К тому ж привилегированные слои Российской империи зачастили в Европу, выкачивая последние соки из крестьян на ненужные по большому счету развлечения. Хозяйство Восточно-Европейской равнины с большим трудом справлялось с дополнительной нагрузкой, развитие его существенно замедлилось. Финал – поражение в Крымской войне 1853-1856 годов, в результате чего Россия лишилась права иметь на Черном море укрепленные базы и военный флот. Попутно подрывались и возможности государства по проникновению на Ближний и Средний Восток. Все европейские страны, включая многострадальную Турцию, выступили единым фронтом. Россия оказалась в изоляции.

Позже этот страх – внезапно оказаться один на один со всем остальным, враждебно настроенным миром – долго преследовал Романовых и явился причиной ряда непоправимых геополитических ошибок. Наиболее очевидная из них – потакание Пруссии в объединении германских земель.

Объективности ради необходимо сказать, что немцы – очень молодая нация, которую искусственно начали создавать с восемнадцатого века. Нет у дойче исторических корней. Еще Михайло Ломоносов, будучи в тех краях в университетах, удивлялся: во всей бескрайней Руси один язык, а в середине Европы в каждой малюсенькой области свои привычки, обычаи и традиции. Швабский крестьянин совершенно не разумеет речь бранденбургского, мекленбургский – баварского и так далее. Кенигсбергские бароны, обладая большим опытом по онемечиванию славян – тех же пруссов, сколотили из мешанины народцев Центральной Европы нечто целое – и молодцы. Но зачем надо было придумывать тысячелетнюю историю, переписывать славянские саги и предания на свой лад?

После скоротечной франко-прусской войны 1870 года, завершившейся разгромом Франции и последующей Парижской коммуной, клуб победителей в Крымской войне распался, и Россия смогла заявить о денонсации унизительных условий мирного договора 1856 года. Но выигрыш в одном, как правило, компенсируется проигрышем в чем-то другом: где-то находишь, а где-то теряешь. Политическая ситуация в Европе коренным образом изменилась, появился новый хищник – кайзеровская Германия. Победив Францию, она мечтала о Балканах и дранг нах остене. Ее морально поддерживала почти вся континентальная Европа. Фактически благодаря позиции Берлина и габсбурговской Вены последствия русско-турецкой войны 1876-1878 годов не дали ничего самой России; при слабой же Пруссии, кровно заинтересованной в союзе с мощным восточным соседом, Константинополь мог бы стать подобием Одессы.

Петербургское правительство очень не хотело расширять империю за счет восточных земель, и если что и делало в этом направлении, так либо с целью насолить Англии, либо по крайней необходимости. Движение в Среднюю Азию, как упоминалось в «Характере», определялось потребностью обезопасить Алтай, юг Сибири и Урала от разбойничьих набегов. В 1866 году к России был присоединен хлебный город Ташкент, сердце Туркестана, а далее пошло как по маслу. В 1868 году было подчинено Бухарское ханство, в 1873 – Хивинское, а в 1876 – Кокандское. Отметим: эти государственные образования стали вассалами империи, но не равноправными ее составными частями. У царей ума оказалось все же больше, чем при образовании Советского Союза у большевиков.

С середины девятнадцатого века под эгидой государства началось освоение Приамурья, затем Дальнего Востока. Сподобились на сие мероприятие, вероятно, из опасения колонизации Уссурийского края англичанами или французами. Однако исторический момент оказался благоприятным. Сейчас в это трудно поверить, но до начала двадцатого века Маньчжурия была фактически безлюдной. В Китае тогда действовал старый закон, запрещающий женщинам проживать за Великой китайской стеной. Земли там богатейшие – вот где можно было бы разгуляться! Но российская империя обладала малым собственным колонизационным потенциалом, у петербургского правительства не было ни опыта, ни особого желания. Запала хватило только на прокладку Транссибирской железнодорожной магистрали, земля еще полстолетия лежала втуне, ожидая переселенцев с юга. Вместо распашки восточноазиатских черноземов сунулись в Корею, схлестнулись с Японией и получилось как всегда. Был когда-то Харбин русским городом, ныне его прежние умилительные черты утонули в китайской толчее.

Попутно с освоением Дальнего Востока русские проникли в Джунгарию и в Тибет – чтобы избежать длинных описаний несущественных для данного повествования деталей, достаточно привести всего две фамилии: Пржевальский и Рерих. Но вопрос о колонизации сердцевины Азии, о взятии под опеку угасающих там государственных образований в Петербурге даже не поднимался. Позже, после Второй мировой войны Сталин подарил эти земли Мао Цзэдуну, наверное, чтобы отмахнуться от настойчивых предложений последнего объединить Советский Союз и Китайскую Народную Республику.

В течение всех трехсот лет правления Романовы старательно разрушали баланс между главной и основной функцией государства. Система власти совершенствовалась и росла не в угоду народным чаяниям, а вопреки ним. Бюрократический аппарат распухал сверх всякой меры, подминая все новые и новые сферы общественной жизни на производстве, транспорте, связи, в медицинском обслуживании, образовании и так далее. В конце девятнадцатого-начале двадцатого века возник первый тяжелейший системный кризис, предопределивший поражения России в русско-японской и Первой мировой войнах, последующие революции и ожесточенное гражданское сражение.

Большевики наступили на те же грабли. Безудержный рост советской бюрократии с полнейшим отказом от какого-либо диалога с народом привел в восьмидесятые годы двадцатого века к новому кризису государственности, в результате которого страна попросту распалась. Чуть подробнее об этом будет изложено ниже, здесь лишь затронем вскользь тему Великой Отечественной войны 1941-1945 годов.

Огромное множество слов сказано о великих тех годах, но… все равно почему-то либо однобоко, неточно, либо тенденциозно.

Сразу надо отметить два принципиальных обстоятельства.

Первое – то, что основная тяжесть войны пала на Советский Союз, именно его армиями были побеждены, рассеяны и пленены не менее двух третей противостоящих войск.

Второе – то, что тогда нам пришлось воевать не только с фашистской Германией, а с августа 1945 года, выполняя союзнические обязательства, – с Японией. Против нас единым фронтом выступила вся континентальная Европа. Чтобы убедиться в этой истине, достаточно беглого ознакомления хотя бы с опубликованными в 1945 году информационными сводками о национальном составе военнопленных, находящихся в советских лагерях. Помимо этнических немцев, Советскому Союзу приходилось содержать итальянцев, румын, венгров – многотысячные армии их стран топтали нашу землю, сражались против Красной Армии, убивали и глумились над беззащитными стариками, женщинами и детьми. Против нас воевала испанская «Голубая дивизия», регулярные части словацкой армии, добровольческие соединения скандинавов, бельгийцев и прочей каждой твари по паре. Поляков на стороне вермахта в общей сумме оказалось больше, чем по списочному составу сформированных на территории Советского Союза армий. За гитлеровцев воевали даже евреи – около десяти тысяч военнопленных смогли документированно подтвердить свою принадлежность народу, методично истребляемому эсэсовцами в лагерях смерти. А еще многие тысячи и тысячи прибалтов, жителей западных областей современной Украины… Кроме того, крымские татары, некоторые народы Кавказа, прочие наши сограждане, так и не принявшие социалистическую действительность и потому переметнувшиеся на сторону врага.

Кто с оружием в руках не сеял смерть на Восточно-Европейской равнине, ударно трудился на гитлеровских военных заводах. Чешская промышленность исправно поставляла вермахту вооружение вплоть до Пражского восстания 1945 года, история умалчивает о каких-либо крупных случаях саботажа, зато говорит о массе чешских добровольцев в механики-водители танков Гудериана. А французские рабочие так вообще из кожи вон лезли – обошли в трудовом рвении своих германских и голландских коллег, вдвое сократив нормативное время ремонта немецких подводных лодок.

Единственная европейская страна, воевавшая против гитлеровцев в одном строю с Советским Союзом была… Англия, многовековой и последовательный в своей ненависти враг России. Иначе как усмешкой истории сей факт не назовешь! Причем был у Туманного Альбиона выбор, на чью сторону встать. После извещения о нападении Германии на Советский Союз весь мир приник к радиоприемникам в ожидании выступления Черчилля, тогдашнего английского премьер-министра. Лондон подтвердил своим союзником Москву.

Говорят, что то решение английского кабинета было вынужденным. Сказался, мол, синдром Франкенштейна, демократический мир убоялся выращенного им фашистского чудовища. Вряд ли это объяснение правильно. Скорее всего, ларчик открывается проще.

Англия продолжила войну с Третьим рейхом не из моральных соображений. Так называемый англосакс и общечеловеческая нравственность – понятия несовместные. Доказательств тому столько, что не стоит даже начинать перечисление. Не будем, например, вспоминать о применении биологического оружия против североамериканских индейцев, когда женщинам и детям раздавали одеяла, зараженные чумой. Не станем вменять в вину англичанам их изобретение времен войны с бурами в Южной Африке – концлагеря для мирных жителей. Пусть счет за насильственное приобщение широких народных масс к наркотикам и развязывание нескольких «опиумных войн» выставляют им китайцы. Лично нам достаточно помнить лишь о применении англичанами под Мурманском химического оружия против мирного русского населения в период Гражданской войны.

Расчет Англии, в середине двадцатого века начинающей примерять шкурку американского пуделя, был проще простого: встать на сторону более слабой стороны с тем, чтобы после общей победы над конкурентом потягаться за мировое господство. Решили, что Советы слабее гитлеровской Германии, что в 1941 году было близко к истине. За всеевропейским побоищем наблюдали со стороны, не торопясь открывать Второй фронт. И не успели остыть пушки Второй мировой, как в 1946 году в Фултоне Черчилль объявил начало холодной войны против Советского Союза.

Такая быстрота перевода союзника в потенциального врага также легко объяснима: не оправдались надежды на фатальное ослабление Советского Союза. Как отмечалось в «Характере», к концу сорок первого года руководство страны смогло превратить войну в народную. Необходимость смертельного противоборства с европейской нечистью позволила консолидировать Русский мир, разжечь благородную ярость даже в тех гражданах, кто не мог признать диктата потомков «кухаркиных детей». Но жертв, к сожалению, пришлось понести неисчислимое множество.

В определенной степени людские потери на совести и большевистских наших руководителей, заразившихся от романовских выкормышей нездоровым пренебрежением к простому народу. Здесь, однако, придется сказать чуть больше, чтоб быть понятным. Заодно и некоторые модные ныне мифы развеять.

За всю войну, за каждый ее год соотношение потерь вермахта и Красной Армии было, мягко говоря, не в нашу пользу.

В военном деле совокупность боестолкновений и передвижений войск, согласованных по целям и задачам, периоду времени и территории, называется операцией. Известна, например, операция «Оверлорд», успешное проведение которой позволило открыть Второй фронт. Пока еще не стерлась в мировой памяти Сталинградская наступательная операция, в результате которой не только было убито, ранено и взято в плен более восьмисот тысяч солдат и офицеров противника, но и захвачена стратегическая инициатива на Восточном фронте. Так вот, ни в одной более-менее крупной операции Великой Отечественной войны, даже когда у Советского Союза было подавляющее превосходство в живой силе и технике, наши потери были бы меньше, чем у фашистских войск.

Один преподаватель истории войн и военного искусства, помнится, попытался опровергнуть прозвучавшее утверждение. После длительной домашней подготовки заявил: в Корсунь-шевченковской операции 1944 года наши потери были меньше. Подняли статистические данные. Выяснили: действительно, пока шли интенсивные бои, советские войска, обладающие более чем пятикратным огневым превосходством над противником, несли малые потери. А потом случилась жесточайшая эпидемия дизентерии, унесшая тысячи солдатских жизней, и все вернулось на круги своя.

Так что же выходит? Солдат – пушечное мясо, танк – машина разового использования… Победа на костях, на народной кровушке? Георгий Константинович Жуков, как и прочие наши военачальники, с большевистской прямотой и решимостью клал русских людей почем зря, из патологической жестокости? Ведь он сам признавался, что, случалось, специально направлял пехоту на минные поля, чтобы танковые армии могли пройти без потерь.

Другие возражают: Жуков – герой, победитель, новый святой, и не может быть на его образе ни одного темного пятнышка.

Представляется, что истина, как всегда, посередине. Более образованный и подготовленный человек воюет лучше, чем малограмотный и необученный военному делу. До 1944 года, когда в Германии была объявлена тотальная война, гитлеровцами на Восточный фронт в основной своей массе посылались люди, которых можно было назвать профессиональными солдатами. А у нас? Чего греха таить, попадались ворошиловские стрелки, впервые увидевшие боевую винтовку только в окопе, при отражении вражеской атаки. Сталинские соколы рвались в бой, посидев за штурвалом самолета менее тридцати часов, немецкие же необстрелянные летчики, налетавшие по триста часов, считались негодными для воздушной истребительной войны.

Маршал Жуков воевал очень хорошо, иначе б не побеждал. Выдающийся он человек. Может быть, даже великий. Безусловно, мастер своего дела. Любой настоящий мастер бережет свой инструмент. Солдат для полководца – тот же инструмент, и Жуков берег его так, как мог.

В любом случае, прежде чем давать оценку кому бы то ни было, полезно лишний раз подумать, уместны ли вы со своим мнением да в калашном ряду.

 

Государство и народ

Укрепляя российскую государственность вокруг чуждого русскому национальному характеру стержня, правящая верхушка страны не могла не конфликтовать с собственным народом. Русскому сердцу мило социальное устройство, близкое выработанному в казачьем круге, – а навязывалось участие в каком-то наспех составленном бизнес-плане.

Любое недопонимание между государством и народом не может не принести негативных результатов. Первым делом страдает качество жизни, комфортность проживания основной массы населения. На эту тему можно говорить долго, я ограничусь одним лишь вопросом: при советской власти не возмущало ли вас закрытие большинства магазинов в тот момент, когда вы подходили к ним после окончания трудового дня? Если забыли свои тогдашние чувства, ответьте на следующий вопрос: удобно ли вам сейчас, когда все конторы, общающиеся с населением, функционируют только в ваше рабочее время?

Первая народная война, вошедшая в историю как восстание Хлопко, вспыхнула в 1603 году. По всей видимости, это был ответ общественных низов на годуновские попытки усиления крепостного гнета и по-европейскому рациональный курс московского правительства. С лета 1606 по май 1607 года юг страны был вовлечен в движение Ивана Болотникова.

Вряд ли правильно говорить, что произошедшие тогда военные столкновения выявили победителя. Народ и политическая верхушка страны были «разведены» внешними обстоятельствами – эпидемиологическими напастями, хозяйственными неурядицами да общей смутой. Стало не до выяснения отношений – лишь бы выжить в холоде и голоде.

Соборное Уложение царя Алексея Михайловича от января 1649 года, несомненно, должно оцениваться как начало наступления Романовых на русское мироощущение. И дело здесь не в усилении крепостного гнета и наделении многими правами бояр и дворян в ущерб простому народу – затрагивались принципиальные, мировоззренческие установки. Была тонко проведена подмена понятий, касающихся фундаментальных основ русского национального характера: крепостных крестьян присоединили не к земле, а к господину.

Зреющее недовольство народа в 1670 году вылилось в упоминаемое выше восстание Степана Разина. Центральные власти тогда устояли. Западничество Петра оправдывалось зримыми успехами – победителя не судят. Поэтому настоящий бунт, называемый ныне восстанием под предводительством Емельяна Пугачева, произошел только спустя столетие после разинской попытки добыть правду, в 1772-1775 годах. Поводов для народных выступлений накопилось предостаточно, главнейший из них – несогласие с попытками властей делить народ на белую и черную кость по факту рождения, относить одних к привилегированным, а других к обездоленным.

Напомним прозвучавшее в «Характере»: русское мироощущение строится на постулате о всеобщем потенциальном равенстве. При Петре стала действовать «Табель о рангах», исподтишка началось деление россиян на касты. Однако теоретически любой человек из низов мог дорасти до верха служебной лестницы. Дворяне обязывались государевой службой и потому так же, как и крестьяне, могли относить себя к тягловому сословию. Павел же – говорят, в минутном помрачении ума – отменил почетное право благородного сословия служить Отечеству. Екатерина Вторая, немка, последовательно проводила эту установку в жизнь. Вот и получила на свою голову гражданскую войну.

Потрясение оказалось такой силы, что только через десять лет после казни Пугачева была опубликована Екатерининская «Грамота на право вольности и преимущества благородного российского дворянства». В России образовался социальный слой, не имеющий перед государством и представителями других сословий никаких обязательств, кроме разве что моральных, – это ли не пощечина русскому мироощущению?

Вслед за грамотой о вольности по логике вещей должна была последовать отмена крепостного права, но ждать ее пришлось почти сто лет.

Реформа 1861 года, по которой крестьяне вместе с крепостной зависимостью потеряли пользуемую ими землю, явилась новым ударом по народному мировоззрению. Восемьдесят процентов населения России лишились средств существования, по сути дела были выкинуты в никуда, в нищету. Перед реформой государственные крестьяне бахвалились: мы, мол, те же дворяне, только бедные. А оказалось, что благородное сословие имеет право владеть землей как прочей личной собственностью, крестьяне же должны купить даже те наделы, на которых трудились их отцы, деды, прадеды, прапра- и так далее. Затем последовали столыпинские преобразования, нацеленные не столько на создание фермерских хозяйств по западному образцу, сколько на уничтожение традиционной крестьянской общины, что усугубило ситуацию на селе. Запылали помещичьи усадьбы. В городах и крупных деревнях возникли массы люмпенов. Бывшие дворовые, став разночинцами, преподнесли выбитому из колеи народу подрывные идеологические идеи. Итог – революционная ситуация.

Чтобы понять, насколько чудовищны в русских глазах были навязываемые сверху нововведения, следует особо остановиться на земельном вопросе.

Любой продукт человеческого труда должен быть оценен, с этим трудно спорить. В то же время самое необходимое для жизни – воздух – никто из людей не создавал. Вроде бы еще нигде не взимали мзду за право дышать. Он, стало быть, бесценен? А кто создал землю? Распахивая и обихаживая ее из года в год, можно улучшить ее потребительские качества, повысить плодородие, но не сотворить из ничего. Так допустимо ли вообще словосочетание «стоимость земли»? Этот вопрос, очевидно, не политэкономический, а мировоззренческий.

Русский ответ на него следующий: земля принадлежит всем, всему народу. Добывалась и защищалась она нашими общими предками, после нас достанется нашим общим праправнукам и более дальним потомкам. Можно устанавливать плату за временное пользование землей, сдавать в аренду, но ни в коем случае не передавать «навечно в личную собственность». Именно такой порядок установился в традиционной русской общине: земля принадлежит всему миру, выделяются отдельные участки для личного пользования, периодически перекраиваемые по количеству членов семьи, способных вести полевые работы. «Освобождение» же 1861 года и столыпинские реформы били в самое сердце, замахивались не на экономические, а на идеологические устои русского общества.

В наши времена, кстати, муссируется новый Земельный кодекс. Вроде бы подогнан он под западные стандарты, но какой-то внутренний тормоз мешает его утвердить. При каждом чтении в Думе находится масса тонких уточнений его формулировок, и топится он в незначительных поправках. Однако о главном – его несоответствии русскому мироощущению – почти ничего не говорится.

Некомпетентность и интеллектуальная беспомощность теперешних народных избранников, в основной своей массе вышедших из среды партийной и комсомольской номенклатуры, в общем-то понятна – что с них, отягощенных манией обогащения, взять-то! Но как объяснить слепоту царской машины власти, у приводных ремней которой стояли преимущественно родовитые русские люди, несущие как крест чувство долга перед славными своими предками?

Вызывает удивление также и пренебрежение власть имущих творческими достижениями русского народа.

Предвижу читательские усмешки по поводу отстаивания русского приоритета по многим научным открытиям и техническим достижениям. В одном анекдоте, помнится, даже открытие рентгеновского излучения приписывали нам, ссылаясь на известную фразу Ивана Грозного: «Я вас, бояр, наскрозь вижу…». В силу данных обстоятельств, сложная это тема, но пройти мимо – обокрасть истину.

О научно-технических достижениях двадцатого века упоминать не буду. Большое видится на расстоянии – пусть про это напишут лет через сто-двести. Ограничусь несколькими неоспоримыми фактами относительно далекого прошлого.

Притчей во языцех вопрос, кто изобрел радио. Однозначно: первый радиоприемник собрал Александр Попов, в 1895 году на его демонстрациях присутствовал Маркони, получивший патент на идентичное устройство через два года, в 1897 году.

Паровая машина Ивана Ползунова начала работать в мае 1766 года, на 20 лет раньше уаттовской. Ползунов, однако, гордился не ей, а своей цилиндрической воздуходувкой – та намного больше облегчала труд заводских рабочих.

В советской школе довольно много рассказывали об Иване Кулибине, гениальном русском изобретателе. Он разработал конструкцию не только очень сложных и точных часов, но и предложил, в частности: проект одноарочного моста через Неву, семафорный телеграф и код к нему, велосипед, прожектор, механическую сеялку, оригинальную золотопромывальную машину и многое-многое другое. Но на одном Кулибине свет клином не сошелся, великих умельцев на Руси было в избытке. К ним следует отнести, например, Козьму Фролова, создавшего общезаводской водяной двигатель на 10 лет раньше первого английского, а также Родиона Глинкова, предложившего в 1760 году, на 11 лет раньше Аркрайта, первую в мире прядильно-чесальную машину…

Чтобы не перечислять бесконечно, достаточно отметить лишь тот факт, что уже при Иване Грозном на Руси в массовом количестве производились ружья и пушки, заряжавшиеся с казенной части. Лет эдак через пятьдесят, а то и все сто, в Европе появились подобные диковинки, но в единичных экземплярах, как сверхдорогие охотничьи ружья для высшей знати. А в девятнадцатом веке изобретение клиновидного затвора – ключевого узла конструкций всех заряжавшихся с казенной части орудий смертоубийства – приписали Круппу. Россия, как и прочие страны, платила приличные суммы за пользование немецкими патентами.

Московские и петербургские власти не умели воспользоваться и ничтожной толикой народных талантов. В советские времена, кстати, ситуация мало изменилась. Большинство изобретений и технических новшеств государством не реализовывалось.

В то же время нельзя не заметить, что начиная с 1632 года, когда Виниус заложил первый в России большой железоделательный завод, производительность труда в промышленности у нас была не ниже, чем на лучших предприятиях Европы. Причина банальна, но на первый взгляд парадоксальна: недостаток свободной рабочей силы. И это в крестьянской стране с огромной скрытой безработицей, пусть даже и сезонной! Только в двадцатом веке Россия в области производительности промышленного труда стала откатываться назад. Парадоксы выдохлись, научно-технический прогресс сказал свое слово. Технологические процессы сильно усложнились, для обслуживания новейших машин и агрегатов не хватало квалифицированных рабочих, учившихся по иностранным лекалам, – собственные чудо-технологии ведь не внедрялись.

На селе же производительность труда из века в век неуклонно… падала. Власти целенаправленно обдирали народ, изымали все с их точки зрения излишки. Под гнетом всевозможных податей и налогов, барщины и извозов крестьянин не был заинтересован в повышении отдачи своего труда: все равно все отберут. Да и не имеет возможности нищий человек экспериментировать, чтобы улучшить свою жизнь, – ему лишь бы выжить. Кое-где, как капли в море, внедрялись «передовые» сельскохозяйственные технологии, завезенные из Европы. Но в российских условиях эффективность их была, как правило, отрицательной. Почему? Ответ на поверхности, если вспомнить, как в советские времена управляли колхозами. Директивы, исходящие из высоких кабинетов, предписывали где, что, когда и как сажать, когда и чем убирать, сколько и куда сдавать. Некоторые из партийных управленцев, возможно, полагали, что батоны растут на деревьях, но все равно не обращались к народу за его многовековым опытом хозяйствования в суровых условиях Восточно-Европейской равнины. Новое не прививалось, а старые, отрабатываемые столетиями агроприемы утрачивались.

В чем тут дело, откуда столь вопиющее пренебрежение народной мыслью? Почему власти, крупные заводчики и помещики всегда покупались на заморские диковины, почему не верили в силы собственного народа?

Для нахождения точного ответа достаточно лишь поставить более общий вопрос: почему и при Романовых, и при коммунистах так низко ценились жизни и плоды творчества простых русских людей? Что говорилось в «Характере»? Правильно, все моральные авторитеты, да и вообще все неординарные люди всегда на Руси находились в оппозиции власти. Поэтому и оказывалось им демонстративное пренебрежение. Бился-бился, невтон доморощенный, а что получил-то? – так тебе и надо, чтоб прочим смутьянам неповадно было!

Давление на всех талантливых людей стало частью традиционной государственной политики в России. Практически все наши великие деятели науки и культуры являют в этом отношении подтверждающий пример. И при царях, и при большевиках. И даже тогда, когда явственно проступило гниение властных структур – события вокруг одного Владимира Высоцкого должны убедить в этом кого угодно. А на местах, вне первичной общественной группы действовал упоминаемый выше закон привентации Зиновьева… И некуда поэтому было бедному хрестьянину податься в родных пенатах. Однако стоило уехать за границу, обжиться там – и кум королю. Есть такое?

Справедливости ради следует сказать, что прожекты общественного переустройства, разрабатываемые нашей уважаемой интеллигенцией, отвергались властью не только и не столько принижения для. Оторванная от народа, беспрестанно витала она в бесплодных эмпиреях. Мастеровой трудовой люд не шел за ней: непонятно ему было, куда зовут и зачем. А администраторы высмеивали потому, что им была очевидна либо утопичность, либо вредность предложений. В то же время грамотно возразить, обосновать свой отказ не могли – ну не хватали они звезд с небес, а нужных слов не оказывалось. Та же интеллигенция не удосужилась их придумать.

Так было до тех пор, пока образованные слои населения России не прибились к идеологическому краю – к марксизму, выросшему даже не на католицизме, а на еще более чуждом русскому мироощущению протестантизме. Большевики захватили власть в стране и… продолжили старую линию Романовых. Почему? Разговор долгий. Крайности сближаются. Не вдаваясь в философии, остановимся на двух моментах – на замыкании в себе управленческого аппарата и конфликте между государством и народом.

После революций и Гражданской войны надо было как-то налаживать мирную жизнь в стране. Идеологическим требованиям удовлетворял военный коммунизм. Попробовали – еле отползли от края пропасти. Прагматичный донельзя Ленин провозгласил новую экономическую политику, НЭП. Предоставили гражданам России почти полную экономическую свободу – страна расцвела за пару лет. Принятое решение, кстати сказать, имело исторический прецедент: после пугачевщины власти остерегались осаживать народ, и тогдашний расцвет мелкого предпринимательства, повлекший быстрый рост всеобщего благосостояния, получил название «век златой Екатерины».

Взаимосвязь экономики и политики – незыблемый постулат. Экономически свободные граждане рано или поздно не могли не потребовать участия во власти. А это было абсолютно неприемлемо вчерашним революционерам.

Кто делал революции в России? В «Характере» по их адресу уже проходилось вскользь. Окиньте критическим взором биографии наших пламенных революционеров. Что они из себя представляют? В основной своей массе – деклассированные элементы, маргиналы, произошедшие от бывших «кухаркиных детей», а то и откровенные бандиты. Длинная родословная от дворовой прислуги, от мальчиков на побегушках и обстирующих пеленки девочек. Приспособленность к производительному труду близка к нулевой. Направленность поведения, манеры? – можно охарактеризовать двумя словами: что угодно-с? Кто-то из них мечтал, урвав жирненький кусман, забиться в уютненький уголок. Другие двинулись в образование в надежде открыть Самую Великую Тайну Бытия и мигом осчастливить все человечество. Надорвав здоровье за домашними занятиями науками, поступали в университеты, чтобы… через год-другой оказаться на каторге за антиобщественную деятельность. В погоне за журавлем в небе не приобрели они ни достойной профессии, ни трудовых навыков. Почувствовав же вкус власти, не могли отказаться от нее. Превращение в рядовых людей представлялось им равносильным смерти.

Вот и свернули НЭП. Занялись коллективизацией и индустриализацией. Главное, что остались над народом. Указующей и направляющей силой.

При Николае Палкине чиновничество на Руси раздулось до беспредела. Пыталось предписывать каждый шаг, каждый вздох обычного человека. Для всех общественных прослоек были разработаны модели одежды, стрижки и брижки – и отступления разрешались только по августейшему благоволению. После небольшого отката, в конце концов выродившегося в полнейшую анархию в результате Февральской революции 1917 года, прежняя система государственных органов управления была реанимирована и усилена в начале тридцатых годов двадцатого века.

Сотворил мощную машину власти Сталин. Он – наверху, в недосягаемых высотах. Под ним ареопаг ближайших помощников. Ниже назначенные им министры и прочие всесоюзные старосты. Далее теснились начальники главков и руководители госмонополий. Под ними всевозможные директоры, секретари и ректоры. И так далее. Фундамент пирамиды – колхозный бригадир и цеховой мастер.

По замыслу демиургов этой конструкции, каждый функционер должен был не жалея сил заниматься порученным ему делом. Учитель – учить. Врач – лечить. Архитектор – проектировать здания. Писатель – идеологически выверенно писать. Ученый – открывать… Негодность воздвигнутого сооружения очевидна и слабоумному. Так, самые выдающиеся открытия обязаны были делать академики, но в силу преклонного возраста у большинства из них способности создавать что-то новое атрофировались. Можно шагать по приказу, но не творить. Заорганизованность так же вредна, как и хаос. Однако более существенный порок жесткой властной вертикали в ином.

Когда человек занял какую-то должность выше своих возможностей или чувствует за спиной дыхание конкурентов и сильно зависит от своего непосредственного руководителя, происходит подмена критериев его деятельности: он невольно думает не столько о деле, сколько о том, как бы угодить начальству. Пытается отличиться не плодами своего труда, а лизоблюдством. Начинает работать не на результат, а на создание о себе благоприятного мнения в вышестоящих инстанциях. А если сюда плюсуется еще семейное воспитание, прививающее родовые обычаи услужливости… Словно раковая опухоль в живом организме, эта подмена смысла функционирования групп и отделов, учреждений и ведомств растекается по всей властной пирамиде от низа до самого верха.

Сию болезнь органов государственной власти сейчас называют бюрократизацией. Не совсем точно. Строго говоря, под бюрократом следует подразумевать человека, использующего возможности, предоставляемые ему занимаемой должностью в государственном учреждении, для извлечения личной выгоды. Подмена же критериев деятельности может иметь и иные причины, например – желание физического выживания в неблагоприятной среде.

Бюрократ не тот, кто, затурканный по потери сознательности, боится взять на себя ответственность за решения, которые должен был бы принимать в соответствии со своей должностью. А тот, кто вынуждает дать ему какой-либо материальный «подарок». Кто за бесценок приобретает государственную собственность, которую должен охранять и приумножать. Кто, например, создал фирму, оказывающую платные услуги населению за то, что он обязан делать по занимаемой должности, – а таких фирмочек, согласитесь, в современной России видимо-невидимо: и медицинскую справку оформят за отдельную плату, и квартиру помогут приватизировать, и свидетельство на право собственности садовым участком выдадут… Вы, конечно, можете все необходимые документы выправить сами, но потратите уйму времени, посещая различные кабинеты. Их же хозяева под надуманными предлогами будут уклоняться от своих прямых обязанностей.

С полным на то правом бюрократом может быть назван и тележурналист, открыто или исподтишка проповедующий с государственного голубого экрана собственную идеологию.

Хоть горшком назови – только в печь не ставь, гласит народная мудрость. Может, нет ничего страшного в том, что известный термин используется в ином значении? Может, и нет. Однако общая энтропия общественного сознания увеличивается. Становится легче маскировать правые силы под левые, чиновнический профсоюз – под политическую партию, бизнесменов от политики – под коммунистов, тоталитаристов – под либералов и так далее. Если не называть вещи своими именами, хаос наступает.

Сейчас, между прочим, неточно применяется множество слов. Под олигархом, например, в современной России огульно понимают любого миллиардера. Тоже не вполне корректно. Олигарх в первоначальном своем значении – человек, использующий возможности занимаемой государственной должности в интересах собственного бизнеса. Поэтому ненавистного широким народным массам губернатора Чукотки, приобретшего по случаю известный английский футбольный клуб, правильнее было бы называть мизантропом: он вкладывает «свои» средства в развитие подвластной ему губернии, а не высасывает из нее последние соки. В то же время любимый многими столичный мэр, отличный хозяйственник, является олигархом в самом что ни на есть прямом значении этого слова: пользуясь своим положением, он способствует семейному бизнесу.

Сталинская верхушка прекрасно понимала недостатки жесткой пирамиды власти, но для их исправления ограничилась применением двух, самых незатейливых методов.

Во-первых, очертили узкий круг лиц, допускаемых до власти, – чем меньше людей, подлежащих контролю сверху, тем он эффективнее и надежней. Фактически была продолжена линия Романовых на разделение народа, когда высшее общество даже разговаривало преимущественно на иностранном языке.

Появилось понятие «номенклатура»: человек, попав в некий список, всегда мог рассчитывать на занятие какой-либо приемлемой для него должности. Естественно, только в случае соблюдения лояльности вышестоящему функционеру – профессиональная подготовка, личные таланты и способности играли второстепенную роль. Сегодня имярек завхоз на крупном предприятии, завтра – председатель колхоза, послезавтра – начальник отдела кадров какого-либо закрытого конструкторского бюро, и так далее. Никого не интересовало, что как был он по натуре своей, скажем, сельским пастушком, так им и оставался.

Во-вторых, заботились об ускоренной ротации кадров, дабы не засиживались руководители на одном месте, не обрастали связями, не получали излишне высокий авторитет в народных массах. С этой целью, не мудрствуя, помимо «естественных» перестановок применяли репрессивные методы – не угодивших чем-либо или заподозренных в нескромных амбициях посылали «на перевоспитание» на каторжные работы либо просто отстреливали. Подобная практика, кстати, во времена «культурной революции» широко применялась в Китае, а в несколько смягченной форме – в США в эпоху маккартизма.

Пользуясь представившимся случаем, сделаем очередное лирическое отступление и скажем несколько слов о красном терроре.

Когда заходит речь о большевистских репрессиях, ГУЛАГЕ и массовых расстрелах неповинных людей, сразу упоминают тридцать седьмой год – и понеслось-поехало. Миллионы… нет, десятки миллионов безвинно пострадавших, расстрелянных или погибших от холода и голода. Какая жестокость! Вся страна за колючей проволокой! Судить коммунистов! Сталин – людоед! Душегуб! Запретить коммунистическую идеологию как антигуманную!

Господа, меньше крика – больше истины. Лично я, например, общался со многими людьми, жившими при Сталине, и исходя из услышанного от них утверждаю, что мне не известно ни одного случая, когда б пострадал действительно невинный человек. Несуразицы – были. Продавщицу сельмага, регулярно обвешивающую покупателей, могли обозвать врагом народа и судить по политической статье. Но чтоб чистого в душе и на деле человека… не могли мои знакомые привести ни одного примера. А если вдумчиво посидеть над статистическими данными, то нельзя не придти к заключению, что процент заключенных относительно всего населения страны во времена Сталина был не выше, чем в современной «демократической» России.

Однако лес рубят – щепки летят. Я допускаю, что в конце тридцатых годов пострадало множество невинных людей. Большевики совершили большой грех, выпустив джина искушения на волю: человек слаб по натуре своей и нельзя соблазнять его. Сосед стал клепать на соседа. Каждый участковый спешил выслужиться, поймав за руку вредителя, а верхом его мечтаний было раскрытие международного заговора по убиению руководителей партии и правительства. Центральные власти, спохватившись, пытались одернуть народ, приостановить девятый вал доносов и поклепов. Даже несколько решений тогдашнего политбюро составлено было по данному поводу. Но только лет через тридцать, уже при Брежневе установилось нечто похожее на народное спокойствие.

В чем тут дело? Почему сейчас с таким черным неистовством трубят о перегибах в жизни страны в конце тридцатых годов двадцатого века? Потому, вероятно, что репрессии того периода прямо или косвенно, через родителей-дедов коснулись лично тех, кто возмущается ими.

Вынужден напомнить крикунам, что красный террор начался не в тридцатых годах, а почти сразу после Октябрьской революции, с февраля 1918 года. Без суда и следствия «в расход» пускали тысячи и тысячи людей. Бывших царских офицеров топили баржами, дворянок с их малолетним потомством полуодетыми выбрасывали на улицу целыми кварталами. В Гражданскую войну были подвергнуты насильственной смерти миллионы. Безжалостно уничтожались лучшие слои русского народа. Кто восседал в военных трибуналах, а затем приводил скоропалительные приговоры в исполнение? Тот, естественно, кто таил ненависть к русским потому, что сам был осенен малыми талантами. А также тот, кто более всего был расположен к труду палача. Как говорится, серпу предпочитал мясницкий топор. Правильно?

Потом эти люди с руками, запятнанными по локоть кровью невинных жертв, пришли во власть. Они умели кричать, бить, пользоваться маузером для стрельбы в упор, а обстоятельства вынуждали их думать, как организовать производство и заботиться о нуждах людей, как строить дома и фабрики, прокладывать дороги и создавать новые технологии. Вряд ли можно было ожидать от них способностей к повседневному производительному труду. Правильно?

Каков итог? Ответ на поверхности: приближалась война, и возникла острая необходимость избавиться от героев Гражданской войны, ставших тормозом дальнейшего развития страны. Один Павка Корчагин создал литературный шедевр, но тысячи и тысячи бесталанных павок были камнем на шее. Вот Сталин и возглавил против них крестовый поход. Как обычно, жернова государственной машины мололи и невинных людей. Однако народ всегда страдает молча, беснуются потомки получивших по заслугам маргиналов.

Более всего репрессии коснулись интеллигенции. Образованный человек, способный мыслить самостоятельно, всюду представляет опасность для власть предержащих, а если среди правителей засилье потомков «кухаркиных детей» – в особенности. Вот и старались чекисты, искореняя зародыши ереси.

Перестарались: интеллигенция в России сломалась духом. Молодежи свойственны эксцентричность и боевой задор, а опыта и мудрости, способности правильно оценивать жизненные ситуации маловато – то, что творилось на комсомольских собраниях, поддается человеческому объяснению. Можно простить ткачих и доярок, вылезающих на трибуны чтобы гневно клеймить врагов народа: по невежественности своей и косности ума не понимали они, что ими манипулируют самым бессовестным образом. В интеллигентных же кругах растирали в пыль своих коллег с большой изобретательностью и беспощадностью. Понять и простить это невозможно. Отказ от любых моральных принципов, если того требует власть, и добровольное пресмыкание перед ней – что может быть гаже?

Когда очень хорошо, то плохо. Руководство страны потеряло не только язвительного критика. Не только вдумчивого оппонента, в диалоге с которым могли бы шлифоваться решения государственного уровня. Катастрофически снизился уровень стратегического планирования или, как еще говорят, масштаб мышления. Упала разумность государственной власти, в результате чего проиграли все. Естественно, глупее народ не стал – каким был, таким он и остался. Просто стал придерживать свои мысли при себе дабы чего не вышло.

Еще один принципиально неустранимый недостаток жесткой вертикали власти в том, что на социальный верх постепенно проникают бездарные и аморальные люди. Механизм их возвышения предельно прост: каждый начальничек старается взять себе в заместители того, кто не хватает звезд с небес и не сможет потому подсидеть своего руководителя – ума не хватит. А среди возможных претендентов отбирается тот, кто ближе к сердцу, то есть более угодлив и услужлив. Поэтому при каждой смене поколений качество общественного руководства ухудшается. Элита замещается антиэлитой.

Оцените типичность следующих ситуаций. От инженера Петрова никакого толка – не выбрать ли его в партком, чтоб меньше мешал на производстве? Капитан Орлов подает дурной пример солдатам – не отправить ли его куда-нибудь на повышение? Студент Сидоров занялся комсомольской деятельностью? – чувствует, видать, что вот-вот выгонят за неуспеваемость. Нужно ли продолжать?

Как только отказались от сталинской практики насильственной смены руководящих кадров, так обнаружились явные признаки гниения власти. Последние годы правления Брежнева сейчас называют эпохой застоя. Трудно возразить. Можно только отметить, что дорогой Леонид Ильич в лучшие годы, когда только-только возглавил страну, по своим личным, общечеловеческим качествам был несравнимо выше Горбачева и, тем более, Ельцина.

Возможно, процесс разложения власти дошел бы до критических отметок уже в пятидесятые годы. Как ни кощунственно это звучит, но произошедшая война явилась большим подарком большевикам: под угрозой физического истребления обстоятельства потребовали назначать на высокие руководящие посты людей не по критерию личной преданности и угодливости, а по деловым качествам. И затрещала государственная машина только после естественного вымирания руководителей военной генерации.

Неустранимый порок чиновничьей иерархической системы – в чрезвычайно сильной зависимости от личностных качеств ее вождя. Как слабые воины могут одолеть кого угодно, если будут держать строй и беспрекословно выполнять команды начальствующих, так из какого бы то ни было человеческого материала ни слепи вертикаль власти – она будет показывать чудеса эффективного управления в случае, если руководитель великий человек. Вся ответственность за ошибки и огрехи, за искалеченные человеческие судьбы падает на него одного, и он должен нести эту тяжелую ношу. Если ж правитель тряпка, его империя хрупка. Конкистадоры прекрасно понимали эту особенность пирамидального общества и шли ва-банк: при завоевании Мексики и Перу прорывались до верховного распорядителя, подчиняли его, а затем не спеша подбирали все сразу ставшие бесхозными земли. Им повезло в том, что автохтонные американские империи существовали давно и вожди их разучились преодолевать даже маленькие трудности.

Пока на самом верху пирамиды власти в России стоял более-менее волевой и умный человек, наблюдалась относительная стабильность. Каждый из власть предержащих был уверен, что если он будет лоялен непосредственному начальству и вышестоящим функционерам, не нарушит гласные и негласные «правила игры», то его самого и его близких не выкинут на помойку, сохранят приемлемый достаток его семье. Чиновничество монолитно и дисциплинированно, когда имеет настоящего вождя. Но в восьмидесятые годы властную верхушку стало лихорадить. Генеральные секретари один за другим отправлялись в мир иной. А потом на трон залез комбайнер, умеющий только красиво говорить. Партийно-государственным функционерам пришлось задуматься о себе родименьких, о личном будущем.

Чем можно заменить шикарные государственные квартиры и дачи, спецпаек, закрытые санатории и больницы, именные пенсии, почет и трепет просителей? На ум приходит только один универсальный заменитель: деньги. Вот чиновничество и решило перевести свое положение в пирамиде власти, держащееся в основном на насилии и традиции, в капитал. Для этого пришлось пересмотреть действующие идеологические установки, отказаться от большевистского запрета частной собственности на средства производства. Иными словами, совершить революцию сверху.

Только с этой точки зрения следует рассматривать казалось бы необдуманное развертывание так называемой перестройки, чтобы логически безупречно свести концы с концами. А то, что самые главные коммунисты не получили больше государственной собственности, чем отдельные комсомольские активисты, говорит скорее не о наличии у них зачатков совести и чувства долга, а об их деловых качествах.

Для дискредитации прежнего государственного правления были искусственно организованы перебои в снабжении населения буквально во всем. Пропадали то сигареты, то соль или сахар, возникли проблемы с покупкой алкогольной продукции, проводились непонятные денежные реформы, возникали скачки цен на продукты первой необходимости и так далее. Для большей убедительности пришлось пожертвовать некоторыми второстепенными партийными бонзами – разыграли фарс с ГКЧП. А для создания хаоса в умах спустили с цепи многочисленных ципок-пияшевых, послушно выдающих черное за белое и оправдывающих творящиеся безобразия. Начали они с лозунга «больше социализма!», а через год с небольшим принялись восклицать «долой социализм!». Уровень и логика их мышления настолько специфичны, что не поддаются оценке. Скажите, например, можно ли их знаменитый лозунг «обогащайтесь любой ценой!» вписать в систему общечеловеческих моральных принципов и, тем более, связать с русскими ценностными ориентирами?

Конечно, развал Советского Союза отвечал сиюминутным интересам Запада и произошел при огромной многовекторной помощи иностранных спецслужб. Можно было бы долго говорить по этому поводу, приводить неоспоримые факты, оскорбляющие наше достоинство и патриотические чувства. Но тема эта лежит вне основной линии нашего повествования, и потому промолчим. Скажем лишь, что ничего б не получилось у засланцев и воспитанцев, если б на защиту своего государства встали народные массы. Почему же народ безучастно взирал на катастрофу?

Деление людей на обычных и номенклатурных, продолжающее многолетнюю политику Романовых, и страх перед большевистским репрессивным аппаратом окончательно прервали обратную связь от народа к власть предержащим, что является совершенно необходимой предпосылкой для юридического закрепления постоянно происходящих изменений общественной жизни – во все времена внутреннее законодательство России было, как говорилось выше, не идеальным. Количество перешло в качество и случилось непоправимое: полное отторжение, отчуждение простых тружеников от родного государства.

Нам было абсолютно безразлично, чем живет и дышит наше государство – лишь бы оно нас не трогало. Пусть там, наверху делают что хотят – мы постоим в сторонке да подумаем, что бы себе урвать. Мы не удосуживались изучать действующие законы и предписания. Финансовые отчеты из года в год и всевозможные анкеты всегда составляли как в первый раз – немудреные правила заполнения граф тут же улетучивались из головы. Было?

Во времена Брежнева каждому, не только взрослому, но и ребенку, было прекрасно известно, что «наверху» давно все решили, и что бы ты ни делал – будет так, как уже решено. На все собрания ходили, чтобы поговорить с соседом да вовремя поднять руку, – за что? а не все ли равно? Периодически разыгрывался фарс, величаемый праздником единения партии и народа: приходили на избирательные участки, чтобы бросить в урну нечитанные бюллетени. По телевизору показывают очередной съезд и заставляют смотреть? Прекрасно: распишем пульку. Вспоминаете?

Кое-кто назвал советское чиновничество коллективным заводчиком и помещиком, которые эксплуатировали трудящиеся массы не менее жестоко, чем «настоящие». Мол, на самом деле в Советском Союзе был построен не социализм, а государственный капитализм. Можно согласиться с таким сравнением. В нашем представлении государство хоть и называлось рабоче-крестьянским, но требовало излишне много, а взамен давало мало. Мы возмущались низким уровнем жизни и неумелостью, а то и полнейшей неспособностью властей организовать многие стороны быта. Едко высмеивали качество и тотальный недостаток товаров широкого потребления, глупые запреты на мелкую торговлю и кооперативную деятельность, гонения на «валютчиков», бесчисленные проволочки при получении садовых участков и запрещения строить на них многоэтажные домики, препоны при выезде за границу и многое-многое другое. С мазохистским злорадством обсуждали промахи и неудачи власти.

Неудовлетворение низов своим положением вполне естественно – любой человек может быть чем-то или кем-то недоволен. Представляется, что произошло нечто более страшное. Постепенно нарастающий после Соборного Уложения царя Алексея Михайловича конфликт между государством и народом вступил в завершающую фазу. Свою страну большинство наших сограждан стало воспринимать как личного врага, с которым нужно бороться. Которого можно и нужно обманывать, обворовывать, не исполнять данные ему обещания и так далее и тому подобное.

Прошу понять меня правильно: нашим врагом стали не наши близкие и просто знакомые, не наша малая родина, не город или село, не школа, институт, завод и так далее, не Русский мир вообще, а лишь государственная машина власти.

Косвенное подтверждение сказанного хотя бы следующее. При Суворове сама мысль о переходе на вражескую сторону казалась невозможной. В Отечественную войну 1812 года военных перебежчиков из наполеоновского стана – неисчислимое количество, с русской стороны – ни одного. В архивных материалах о ходе русско-японской войны встречаются единичные упоминания о предателях и дезертирах в русской армии. Но в Первую мировую уже возникали братания с вражескими солдатами. В Великую же отечественную предателей оказалось тьмы и тьмы и тьмы. Как вы думаете, кстати, в наше время с каким желанием деревенский паренек, ставший солдатом-срочником, будет защищать немцово-хакамад и молодых банкиров-деток членов правительства? Неспроста армию делают профессиональной.

Убедительное доказательство полнейшего отрыва государства от народа – толпы зевак, наблюдающих за расстрелом Верховного Совета в октябре 1993 года. Скажите, в какой еще стране народ с холодным интересом наблюдал бы за процессом танкового обстрела своего парламента? Только у нас, в России, сие оказалось возможным.

Конечно, в то время страсти бурлили, сбитые с толку люди беспорядочно сновали по улицам. Среди защитников нашего Белого Дома, легших под пули, находились и искренние патриоты. Однако весь народ не обманешь. Нашлись люди, в глубине души понимающие, что противостояние между обозначившимися политическими группировками есть не что иное, как обыкновеннейшая бандитская разборка за право распоряжаться кормушкой. Никакого социального конфликта не было, дальнейшие события и судьбы побежденных продемонстрировали этот факт с убийственной ясностью.

За мирное разрешение противоречий между Верховным Советом и президентской ратью просто потому, что применение военной силы представлялось в данном случае абсолютно недопустимым, выступили буквально единицы. Среди них В. Белов, Ю. Бондарев, С. Бондарчук, С. Говорухин, Т. Доронина, Г. Свиридов, А. Шилов. Поддержали их церковные иерархи – честь им и хвала! Однако слово слабое оружие против пушек.

Большинство парламентариев переметнулось на президентскую сторону. Перебежчиков ждало щедрое вознаграждение. Кто-то получил министерский портфель. Другой, начинающий адвокат, – вначале место председателя правительственной комиссии по раздаче материальных благ своим сотоварищам, а затем дорос до ключевого поста в администрации президента. Третий, никчемный научный сотрудник, стал директором института стратегических исследований. До последнего не сдавались главари, подкупить которых жаба душила, да горстка обманутых людей. А также те, кто боролся с насильственным роспуском Верховного Совета как с таковым, безотносительно персоналий: свершалось вопиющее беззаконие, которое не могло не потянуть за собой еще большие преступления. Ельцинская камарилья лишалась последних сдержек. Страна опускалась в пьяную диктатуру.

Любые драки в стане врага следует приветствовать, и народ в основной своей массе отстраненно наблюдал, как танки палят по парламенту. А что же делала любимая наша интеллигенция?

Пятого октября 1993 года, на следующий день после расстрела парламента страны, в газете «Известия» была напечатана статья в поддержку Ельцина. Вроде бы народ должен знать своих героев, но подписантов так много, что я приведу только те фамилии, увидев которые испытал настоящую душевную боль. Среди них следующие: Б. Ахмадулина, В. Быков, Б. Васильев, Д. Гранин, А. Дементьев, Б. Окуджава, А. Приставкин, Р. Рождественский.

Вот так-то. Сомневаюсь, что на подписантов оказывалось какое-либо сильное давление. Что они получили нечто существенное за свою подлость. Скорее всего, действовали они искренне, по зову души и велению сердца. Бог им судья.

Я не злопамятный, но, повторюсь, память у меня хорошая. И сейчас вместо «виноградную косточку в теплую землю зарою» или «возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке», мне слышится: «Хватит говорить. Пора научиться и действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу…»

В наши дни плебейские замашки образованных слоев в России уже не вызывают шок. Писали некоторые самопровозглашенные вожди русской интеллигенции в 2007 году многочисленные письма с нижайшей просьбой Путину согласиться идти на третий президентский срок – и ничего, это воспринимается как само собой разумеющееся.

Когда же начался надлом, разведший нас по разные стороны баррикад со своим государством?

Шкодливый, насквозь прогнивший режим Романовых не мог не пасть, и отречение Николая Второго от престола – закономерная, но малая народная победа. Тем более что дальше все пошло наперекосяк. Достойной замены царской власти не нашлось. Временное правительство опустило страну в такой либеральный хаос, что уже через полгода население мечтало об элементарном порядке. Октябрьский переворот в этой связи допустимо классифицировать как контрреволюцию. Причем бескровную и успешную – власть перешла к Советам по всей стране в считанные дни. Однако в течение нескольких недель на местах разобрались, что к чему. Терпеть диктат пришедшего к управлению убожества не было никаких сил – и Советы посыпались повсюду как карточные домики. Началась Гражданская война.

Троцкистско-ленинская группировка с самого начала сделала предельно высокую ставку: либо все, либо ничего. Никакой дележки властью. Об этом свидетельствует разгон Учредительного собрания по издевательской причине усталости караула и установление тотального, жесточайшего террора. Уничтожали всех, кто вызывал малейшее подозрение в лояльности к новой власти, провели бессмысленный расстрел царской семьи. Даже ближайших сподвижников, единоутробных братьев своих, эсеров, записали в злейшие враги.

Белые не сразу капитулировали перед большевиками. Драгоценное время было упущено. Пролитая кровь взывала к отмщению, всплыли в народной памяти лихие годы противодействия монголо-татарской силе. После этого никакие переговоры с попыткой взаимопонимания стали невозможны. Вернулись казалось бы прочно забытые идеологические установки на безусловную победу.

Говорят, что в Гражданской войне победили красные. Их агитация была доходчивей и проще. У них оказалось больше цинизма и ловкости. Они использовали все предоставлявшиеся шансы. Одних гулящих людей, не претендующих на звание народного вождя, провозгласили героями, и мы с замиранием сердца в детстве читали о Котовском и ему подобных. Других, к которым тянулся простой люд, вначале использовали на полную катушку, а затем объявили врагом революции – имя Махно стало нарицательным для разбойника.

В наше время стало модным утверждать, что белые проиграли якобы потому, что обладали какими-то идеалами, преступить которые они не могли. Но не может быть идеалом стремление сидеть на шее других. На самом деле все много проще: порожденцы длительной политики Романовых по пестованию благородного сословия, они имели мало общего с людьми, живущими своим трудом. Вспоминая есенинские строчки, можно сказать, что в белом стане царила родовая ненависть к простому народу.

Проиграли не только белые. По-настоящему побежденным оказался народ, который с садистским ожесточением душили со всех сторон. Искоренялись малейшие проявления недоумения и недовольства – вспомните хотя бы расправы над моряками Кронштадта и тамбовскими мужиками, а также повсеместные продразверстки и прочие, по сути военные мероприятия.

Белые подались в эмиграцию, а народу некуда деться, он остался на месте. Побежденным. Задавленным. Падшим духом. Внешне безропотным. Безмолвным. Не верящим ни в бога, ни в черта. При Сталине его еще долго запугивали усилением классовой борьбы и массовыми репрессиями. Затем удавка на народной шее стала ослабевать. Однако даже в момент распада Советского Союза самыми важными подразделениями Комитета государственной безопасности – прежнего ЧК, НКВД и так далее – продолжали считаться те, в чьи функциональные обязанности входила слежка за говорунами из народа.

 

Современное состояние

О теперешнем положении России пишут много. Кое-что сказано и выше. Поэтому здесь остановимся только на тех моментах, на которых по той или иной причине не принято заострять внимание.

Приостановка дальнейшего распада страны и стабилизация общественной жизни не сняли главной проблемы: как воспринималось государство большинством русских врагом, так и осталось.

В приличном гражданском обществе все его члены стремятся в меру собственных сил поддерживать общественный порядок, с готовностью обращаются в полицию, в иные государственные структуры. А у нас? Ну разве что при стихийных бедствиях, а в иных случаях… да ни за что! Сообщить компетентным органам о беспорядках? Нет, лучше отвернуться и пройти мимо. «Стукачество» на Руси при царях и большевиках оценивалось как самое дно нравственного падения человека, предел аморальности, не имеющий оправданий ни при каких обстоятельствах. В наши дни ничего не изменилось. Согласны?

Скажите, с чем вообще у вас ассоциируется слово «государство»? С изредка транслирующимися по телевизору заседаниями правительства, показывающими крайнюю интеллектуальную убогость министров и их помощников? С работниками местных органов власти, одни из которых похожи на спившегося борова, вымогающего у кого миллион, у кого бутылку водки, а другие – холеные дамы бальзаковского возраста, сохранившие манеры девчоночек в коротких юбчоночках? С разгулом дедовщины в армии? С бесконечными оправданиями на бесовские наскоки из-за рубежа? С шумным провалом всякой новой кампании по реформированию народной жизни, будь то оплата проезда общественным транспортом или снабжение лекарствами по льготным ценам? С чем еще?

Лично я неоднократно являлся свидетелем разговоров по душам людей разных социальных групп на политические темы. В провинции, в русской глубинке концовка его, как правило, одинакова: эх, сбросил бы кто-нибудь на Кремль и на Думу атомную бомбу, кто-нибудь подытожит, чтоб сдуло мразь с нашей земли, – вот тогда мы зажили бы нормально, как обычные люди-человеки. Слышали ли вы что-нибудь похожее? Не вдаваясь в существо сказанного, радует уже то, что люди не боятся открыто высказываться. Начались, следовательно, некие подвижки общественного сознания.

И, тем не менее, до разрешения системного кризиса нашего общества еще ой как далеко. Кто бы что ни говорил, победно-убаюкивающие реляции отбиваются всего лишь одним напоминанием о том, что численность населения современной России продолжает убывать. Причем исчезает титульный народ страны, опустыниваются преимущественно исконно русские территории.

Поскольку стратегическое мышление общества напрочь отсутствует, качество федерального управления в целом вызывает негодование. В страну течет поток нефтедолларов, а правительство не знает, что с ними делать, и потому тупо складывает в кубышку. Не в состоянии спрогнозировать непосредственные следствия ни одного своего шага. Даже в шахматах хороший игрок обычно просчитывает положение на доске на пять-шесть, а начиная комбинацию, бывает, и на пятнадцать ходов вперед. В современной же политике расчет должен быть гораздо более скрупулезным и дальновидным.

Чтобы понять, насколько опасно сложившееся положение, достаточно привести всего один пример недалекого прошлого.

Южные штаты Бразилии, примыкающие к Уругваю и Аргентине, исключительно благоприятны для выращивания пшеницы. Однако хлеб – один из традиционных продуктов бразильского импорта. Почему? После Второй мировой войны США, избавляясь от излишних запасов военного времени, под благовидным предлогом заботы о бедняках отдали несколько миллионов тонн пшеницы правительству Бразилии. Внутренние цены на хлеб там резко упали, и бразильские фермеры, успешно выращивающие пшеницу, разорились, покинули свои дома и наделы, подались в города. Логичный итог: сейчас Бразилия ввозит то, что с большим успехом могла бы вывозить и кормить тем самым полмира.

Почему подобный эффект не наблюдается в российских условиях несмотря на массированные вторжения «ножек Буша», залежалой муки и прочей сельскохозяйственной продукции, не пользующейся спросом на Западе? По прогнозам иностранных экспертов, русское село должно было сгинуть несколько лет назад, но почему-то еще живет. Что не учтено мудрыми дядюшками Запада? Элементарно, Ватсон: хлебопашество на Руси давно держится не на экономической необходимости, а на самом образе жизни крестьян. Сельские мужички воруют солярку, чтобы вспахать, а затем убрать поле. Не для того, чтобы получить барыш – все равно перекупщик даст мизерную цену, а потому, что так принято, работа на земле завещана отцами и дедами. Понимает ли сие простое обстоятельство хоть кто-нибудь из членов нашего правительства?

Одной из главных угроз социального мира в современной России принято называть возрастающий дисбаланс между доходами богатейших и беднейших общественных слоев. Правильно, зреет вулкан народного гнева. Однако ситуация не столь проста, как представляется на первый взгляд.

Социологи любят рисовать следующий график: на одной оси откладывают годовой доход, на другой – количество граждан, получающих его. Для всех нормальных стран построенная кривая строго унимодальна, имеет один характерный максимум. Очень мало сверхбогачей, немного нищих, а основная часть населения живет более-менее нормально. Преимущественно из психологических соображений где-то вблизи начала графика рисуется область бедности, около максимума – область так называемого среднего класса, а далее – область богатых граждан. Почему нет «объективных» критериев, и ранжировка людей проводится субъективно, из чисто психологических оценок, бытующих в обществе? Да потому, что отражает исторически обусловленные представления каждого народа о достойной и недостойной жизни. «Средний» швейцарец по индийским, например, меркам является чуть ли не крезом.

Если ж вы попробуете нарисовать подобный график для современной России, то получите прелюбопытную картину. У вас выйдет один явно выраженный «горб», как и для населения прочих стран, а затем, намного дальше по показателю годового дохода – следующий горбик. Оказывается, богатейшие люди у нас по доходу на многие порядки отделены от основной массы граждан. Два максимума соединяются тоненькой пуповиной, состоящей из высокопоставленных чиновников, киллеров, элитных проституток, набивших оскомину деятелей поп-культуры, знаменитых адвокатов и иже им.

Невольно возникает вопрос: второй максимум – это полноценный горб или обыкновенный фурункул на теле государства? Если затрудняетесь с ответом – ничего страшного. Гораздо важнее то обстоятельство, что психологическая черта бедности у нас проходит совсем недалеко от первого максимума. Чуть ли не половина всего населения России относит себя к беднякам, а средний класс существует разве что в умах тех, кому это очень хочется.

Присвоенная обманным путем собственность на средства производства работает из рук вон плохо. Иначе и быть не может: бешеные деньги только руки жгут, любой человек эффективно распоряжается собственностью тогда, когда лично участвовал в сотворении ее. Итоги разбойничьей приватизации необходимо пересмотреть – но разве способны решиться на этот шаг существующее правительство и драгоценная наша Дума?

Вызывает тревогу и нарастание горизонтальной по доходам гетерогенности нашего общества, когда различные социальные группы почти не перемешиваются, и дети артистов становятся артистами, ученых – учеными, политиков – политиками или банкирами. В общем-то понятно, откуда проистекает данное явление. Проявляются объективные причины – влияние родителей, среды воспитания и обучения. К чему это ведет?

Старый анекдот: может ли сын майора стать генералом? – может, если женится на дочке генерала!

И двадцать лет назад, и ныне в органы государственной безопасности набирают в основном людей, чьи старшие родственники ранее служили там: таких проще проверить на лояльность, за такими надежнее контроль. А сейчас охватите картинку целиком. Не становятся ли современные чекисты типичным родственным кланом? Не окажемся ли мы со временем в ситуации, когда одна семья контролирует суды, другая – таможню, а третья обеспечивает государственную безопасность так, как она ее понимает?

Чтобы избежать сей незавидной перспективы, рано или поздно придется принимать неприятные для властных кругов меры, противоборствовать объективным тенденциям. Против естества не попрешь? Трудно, но можно. Оказавшись в воде, вы же не опускаете руки, а пытаетесь выплыть.

Все вышеперечисленное – всего лишь цветочки. Настала пора поговорить о ягодках.

Поскольку ныне народонаселение много выше существовавшего в древности, современное государство, упорядочивая взаимоотношения между гражданами, все в большей степени заботится о самом их существовании. Создает и эксплуатирует сложную систему жизнеобеспечения, необходимую для более-менее комфортного проживания населения, – транспорт и связь, энергетику, медицинское обслуживание, образовательные учреждения и так далее и тому подобное. Жилищно-коммунальное хозяйство, в том числе зимнее отопление жилых домов, подача в них электричества, горячей и холодной воды, вывод бытовых стоков, здесь лишь маленький, но, согласитесь, важный элементик.

Ничто так не вызывает возмущения народных масс, как малейшие сбои в упомянутой системе жизнеобеспечения. Это понятно: прекрати подачу даже холодной воды в городской дом – жизнь в нем станет невыносимой. Случись авария на региональной линии электропередач – и несколько городов окажутся в хаосе с беснующимся от праведного гнева населением. Не убери зимой снег с проезжей части – жители мегаполиса не смогут выйти на работу, возникнет множество проблем в снабжении их продуктами первой необходимости.

Вы задумывались над вопросом, как сейчас в России поддерживается система жизнеобеспечения?

Мы видим собственными глазами, что дороги почти не ремонтируются. Знаем, что за последние десять лет не построено ни одной новой электростанции. Нас возмущает непомерно высокая, по нашему мнению, квартплата при постоянных перебоях в водоснабжении, протечках крыш и отключениях электроэнергии, из-за чего портятся продукты в холодильнике. Нас пугают участившиеся случаи взрывов бытового газа. Мы волнуемся за людей, проживающих в домах, оказавшихся в лютые морозы без отопления… В общем, поводов попереживать с каждым годом у нас становится все больше.

Мы чувствуем неявную угрозу существованию, когда с голубого экрана нам рассказывают о катастрофическом износе основных производственных фондов заводов и фабрик, устаревании станочного парка и разрушении промышленных зданий. Почему? Потому что здесь речь идет об объектах, из эксплуатации которых прибыль может извлекаться непосредственно – что тогда говорить о системах, из которых напрямую не выжмешь ни копейки?

И наши недобрые ожидания вполне обоснованы: после развала Советского Союза, то есть на протяжении более пятнадцати лет, амортизационные отчисления для поддержки системы жизнеобеспечения по крайней мере на порядок ниже предельно допустимых. На реальные ремонтные работы, следовательно, направляется еще меньше средств. Что в результате? Система жизнеобеспечения в масштабах всего государства неуклонно деградирует. Социальный покой сохраняется только потому, что в свое время коммунисты явно перестарались, заложив непомерно высокие коэффициенты прочности.

Ничто не вечно под луной. В квартирах с потолка сыпется штукатурка, подвалы домов затопляются канализационными водами, нефте- и газопроводы дырявы, теплоцентрали и линии электропередач дышат на ладан… Как Романовы не сподобились за три века накопить продовольствия на семьдесят лет советской власти, так большевики за годы правления не сумели создать систему жизнеобеспечения, способную просуществовать без них… сколько лет? Двадцать? Двадцать пять? Тридцать? Дальше не продолжаю: сроки службы технических изделий на больший срок рассчитываются в исключительных – не в массовых! – случаях.

Так когда нам ждать катастрофы? Когда без отопления и света окажутся крупные города и начнут замерзать миллионы наших сограждан? Не знаю, но, вероятно, сие произойдет довольно скоро. Что будет? В нашем климате городской житель не проживет без централизованной подачи тепла и электроэнергии. Пишут некоторые умные люди, что Россия – не Америка, да мало кто их желает слышать.

 

Оптимистическая реплика

Как бы то ни было, не переживайте. Выкрутится Русский мир из любой передряги. Жизнестойкость его удивительна.

«Разложили» нас по науке: развалили страну, ограбили, оговорили, затуманили сознание, высмеяли моральные ориентиры – а все равно копнули недостаточно глубоко! Наше главное достояние – национальный характер, тысячелетиями выковывающийся в Хартленде, остался непонятым западоидами и потому еще существует надежда на возрождение Руси. Зря потрачены ими деньги на научные исследования русской души. В этом меня, например, убеждают вездесущие рекламные ролики: до сих пор в них засилье теряющих голову от необычных вкусов, красочных оберток или от запахов. На настоящего русского действие этих клипов прямо противоположно: желание попробовать рекламируемый продукт не появляется, зато возникает опаска «заразиться» чем-то вредным.

Еще один повод для оптимизма – постоянные антироссийские кампании западных средств массовой информации. До сих пор, значит, боятся нас. Видать, есть с чего.

А не возникало ли у Вас впечатления, что неизбывный страх со стороны Запада чем-то неуловимым схож с… трепетом нерадивого ученика перед строгим, но справедливым учителем?

 

Что дальше

Наше повествование подходит к финишу – к изложению того, что будет. Предвижу недоуменный вопрос: зачем выше написано так много? Неужели для того, чтобы пофантазировать о будущем, обязательно надо было хаить науку и религию, глумиться над человеческим самолюбованием, залезать в дебри психологии при описании национальных особенностей, издеваться над гуманитариями, подвергать сомнению традиционные версии преданий старины глубокой и теребить болевые точки современности?

Надо было.

Во-первых, необходимо было убедить Вас, уважаемый Читатель, что обвешанные званиями и регалиями солидные дядьки и тетки, вещающие Истину, с которой Вы внутренне не согласны, либо нагло врут, либо искренне заблуждаются. Что многочисленные издания специальной и научно-популярной литературы, справочники и энциклопедии содержат грубые ошибки и искажения действительности. Что нельзя принимать услышанное и даже увиденное собственными глазами на веру, некритично. Что все время приходится думать дабы отделять котлеты от мух. Нельзя расслабляться ни на минуту, чтоб не оказаться в дураках. Надеюсь, с этой задачей я справился.

Пользуясь случаем, должен предупредить, что за часто встречаемыми в тексте словами «существовало», «было», «известно» и им подобными прячутся, как правило, горы пролистанных в свое время первоисточников и прочей литературы. Я писал художественное произведение и безжалостно отбрасывал многие страницы ссылок и комментариев, взывая только к Господину Здравому Смыслу. Если что Вас заинтересовало, если в чем-то сомневаетесь – не поленитесь, попробуйте составить личное мнение. По крайней мере, потренируете мозговые мышцы.

Во-вторых, я должен был привести аргументы, показывающие, что наша, русская цивилизация одна из наиболее древних. Что нам, возможно, отведена ключевая роль в истории человечества. Что мы уникальный народ – миродержатели и мирохранители. Не знаю, в какой степени я оказался убедительным. Доказывать очевидное всегда самое трудное.

В-третьих, необходимо было указать на скрытые язвы, мешающие нам достойно жить. Главные из них – недоверие к соотечественникам и видение врага в собственном государстве. Остальные наши беды во многом есть следствие названных.

И, наконец, надо было подвести к ощущению, что в настоящее время в мире происходит тотальное обрушение нравственных норм, выстраданных в ходе исторического пути человечества. В результате размывается реальность, надвигается эпоха хаоса.

В погоне за призраками материального благополучия Запад, преступив мораль, руководствуется только подсказками разума. Однако интеллект нейтрален в отношении категорий добра и зла. Разум есть инструмент – примерно то же, что молоток, с помощью которого можно строить дом, а можно крушить черепа провинившихся в чем-либо соседей. Расхожее словосочетание «братья по разуму» – это глупость: братьями и сестрами можно быть или по крови, или по морали, при единомыслии. Добро не накапливается «просто так», естественным путем. Мир улучшается только в результате целенаправленной мучительной работы духа, нравственного совершенствования. Жизнь на планете существует до сих пор потому, что где-то всегда находился кто-то, который пересиливал чисто животные инстинкты и грубые телесные потребности ради какой-то высшей цели. Да не оскудеет род людской святыми подвижниками!

Итак, что у нас впереди?

 

Ближняя перспектива

Что может произойти в ближайшие десять-пятнадцать лет? – да все, что угодно! Можно сказать, что впереди у нас полный мрак с радужными переливами.

Развал Российской Федерации? Да хоть завтра! В девяностые годы были заготовлены, но до лучшего часа спрятаны по сукно декларации о независимости Юга России, Поволжья, Уральской республики, Сибири, Дальневосточного края… Я уж не вспоминаю проекты конституций Татарстана, Башкирии, Карачаево-Черкесии, Ингушетии, Чечни, Якутии… Последует команда – и они тут же вылезут на свет божий, как черви из трупа.

Воссоздание Советского Союза? Ну ежели не все пятнадцать, так республик восемь-десять точно можно обратно прилепить друг к другу, была бы воля да капелька… нет, не политического авантюризма, а обыкновенной смелости и решительности. Первый год, от силы два, придется отбивать словесные кавалерийские наскоки из-за рубежа, а потом мировая общественность смирится – как никак, но с ядерной державой, экспортирующей жизненно важные энергоресурсы, выгоднее жить в мире и дружбе. Граждан нового Союза можно будет убедить в том, что жить стало лучше, значительно раньше. Только целесообразно ли вновь вешать на шею русскому народу некоторые окраинные земли с диким бестолковым населением, погрязшим в тысячах местечковых проблем, но мечтающим о сладкой жизни?

Новая революция? Почему бы и нет? Вам какая по душе? Оцените, насколько вероятен следующий сценарий развертывания событий.

Как-то было упоминание о создании партии любителей пива. Даже в каких-то выборах она вроде бы участвовала. Примерно с тем же успехом, что партия жизни во главе с небритым вождем, – не набрала проходной балл. Не слышно было сообщений о ее роспуске, поэтому предположим, что она еще живет. Дадим ей специальную аббревиатуру ПЛП.

Собрались в один прекрасный вечер активные члены ПЛП на очередное возлияние… тьфу, на собрание в своем партийном клубе – в одной арбатской пивной. А там проходила презентация книги знаменитого немецкого ученого из Баварии. С привлечением массы теоретических научных данных и результатов проведенных экспериментов в том труде доказывалось, что счастье человеческое заключается в кружке пива, все остальное приложится само собой. Ура! – собравшиеся наконец-то прозревают, в чем смысл их жизни. Кто-то из лидеров набрасывает на салфетке новую партийную программу, главный пункт которой – обеспечить каждого гражданина России ежедневной кружкой пива. Единогласное голосование, и функционеры ПЛП начинают действовать.

Раздача бесплатного пива населению вмиг превращает ПЛП в мощную политическую силу. Однако партийные счета потихоньку съеживаются, спонсоры становятся зажимистыми, не видя приемлемых перспектив: народу сколько халявы ни дай – все мало. Аппетиты же партийных бонз растут. Развертывается кампания по повсеместному выращиванию ячменя и хмеля. В южные районы страны направляются летучие отряды добровольцев для вырубки виноградников и перепрофилированию винно-водочных заводов в пивоварни. Открываются научно-исследовательские институты для решения сложной хозяйственной задачи создания сортов хмеля, вызревающего в приполярных областях.

Денег на задуманное катастрофически не хватает. Крайне левое крыло ПЛП организует боевые дружины для пояснения особо упертым бизнесменам необходимость каждодневного употребления пива всем населением и экспроприации нерационально используемых средств. Происходит несколько ограблений банков, отказывающихся отстегивать валюту для закупки за рубежом редких сортов хмельного напитка, – народ возносит героев до небес. В ПЛП вступают десятки тысяч новых поклонников.

Поскольку возникает определенное недопонимание с правоохранительными органами, первый зарубежный съезд ПЛП проводят в Праге, славящейся своими пивными подвальчиками. Позже, когда чехи перестают давать визы вождям ПЛП, чтобы не портить отношения с Москвой, съезды проводятся в Лондоне, традиционно собиравшем у себя неформалов и террористов со всего мира, а когда удается собрать больше денег, то в Швейцарии или в Германии под прикрытием гей-парадов.

В канун очередных выборов в России по мировым финансовым биржам прокатывается легкая судорога. В Париже основные продукты питания дорожают на целых десять процентов, в Москве цены взлетают в двадцать раз. Но беды всегда водят хороводы. В это же время происходит серия тяжелых аварий на давно выработавших свой ресурс линиях электропередач и теплоцентралях. Несколько крупных городов погружаются во мрак и холод. Губернаторский корпус в панике. Поступления в казну нулевые.

Возникает политический кризис. Президент, растерявшись, уходит в отставку. «Медведи», этот профсоюз чиновников, набирают недостаточно мест в Думе для создания большинства. Вскрываются случаи массовой фальсификации выборных бюллетеней. Традиционные российские партии увязают в обливании друг друга грязью. «Где та сила, которая может взять на себя ответственность за судьбы страны?», гадают средства массовой информации.

«Есть такая партия!», восклицает главный вождь ПЛП. Он только что вернулся из Швейцарии. Денег на самолет до Москвы не было. Но подвернулась маленькая фирмочка со странным названием «Ruka», зарегистрированная то ли на Багамах, то ли в Науру. Ее директор взял на себя заботу распределять по миру весь экспортируемый из России газ и в качестве годовой платы за него оплатил авиационные билеты активистам партии пива.

Власть в России переходит в руки ПЛП, провозгласившей строительство пивного коммунизма. Отменяются старые и вводятся новые праздники: День цветения хмеля, Окончание уборки ячменя, Неделя свежего пива и так далее. Российская академия наук получает от нового правительства первое важное задание: доказать, что пиво изобретено русскими; водку они придумали исключительно для полноты ощущений. Академия искусств объявляет конкурс на лучший памятник Безымянному Любителю Пива. Академия киноискусства начинает съемку нескольких многосерийных киноэпопей о российских пивоварах… Одним словом, открывается очередная страница мировой истории.

Может такое произойти?

Есть такая детская считалочка: все быть может, все быть может; все на свете может быть, но, конечно, быть не может то, чего не может быть.

Ощутили, насколько хрупка современная наша политическая надстройка?

Основные причины такой чувствительности очевидны – кроятся, как отмечалось в «Государстве», в полнейшем отрыве власть имущих от народа и в стойкой привычке нашей доморощенной интеллигенции к добровольному холуйству и немотивированному предательству интересов страны.

 

Дальняя перспектива

Хорошо, в ближайшем будущем может произойти все, что угодно. А дальше? Что может случиться с нами через двадцать, тридцать, пятьдесят лет?

А там все предрешено. Как история не терпит сослагательных наклонений, так столбовой путь человечества в будущее один-одинешенек, и никак нельзя свернуть с него. С мчащегося поезда сойти можно только в небытие. Либо мы, русские, выполним свое предназначение, станем духовными наставниками Запада, либо исчезнем как народ.

Как-то попадался мне на глаза юмористический рассказ, написанный одним известным физиком. Не помню уже ни названия, ни где он был опубликован, ни, тем более, фамилии автора. Вспоминать не буду – все это вещи второстепенные.

В том произведении обсуждался вопрос: что наука может сказать по поводу народной приметы о том, что если кошка перебежала дорогу, то жди несчастья. Неназванный здесь автор пишет, что рационально мыслящий человек, атеист он или искренне верующий, воскликнет: глупая примета! Не может быть никакой связи между наглым поведением кошки и каким-то далеким от нее человеком. Настоящий же ученый, последовательный в опоре на общенаучную методологию, скажет по-другому: мнение современной науки на этот счет отсутствует, поскольку нет теоретических и экспериментальных данных, на основе которых можно было бы подтвердить или опровергнуть указанную примету.

На вопрос, что же науке надо, чтобы выдать свое заключение, последует невинное: провести соответствующие исследования. Для этого первым делом надо точно обговорить, что понимается под несчастьем. Поскольку зависимость «кошка перебежала дорогу – несчастье» представляется вероятностной и неоднозначной, придется особо продумать, с помощью каких экспериментов можно ее установить, разработать процедуру статистической обработки их результатов. Попутно, естественно, следует понять, имеет ли значение окрас кошки и как она пробежала – справа налево или слева направо, видели вы ее сами или нет, через какое время следует ожидать несчастья и в каком случае можно быть уверенным, что оно обошло тебя стороной, и так далее.

Верх издевательства и над здравым смыслом, и над наукой, не так ли?

Было бы смешно, если б не было грустно. В области моральных норм Запад схож с высмеянным горе-ученым. Без конца экспериментирует, все пробует на вкус и на ощупь. Нет у него устойчивых ценностных ориентиров и неведома ему опасность чрезмерной рационализации общественной жизни. Он как малолетний ребенок, играющий со спичками. А вдруг очередной его шаг равнозначен поджогу канистры с бензином?

Надуманные страхи? Дай-то бог. Но все же помните, что перед испытаниями термоядерной бомбы на атолле Бикини накопленных тогда знаний о микромире было маловато, и расчеты некоторых американских ученых предсказывали, что может «загореться» водород Мирового океана. Тогда вся планета вмиг превратилась бы раскаленное газовое облако. Опасения внимательно выслушали, посокрушались и дали команду на взрыв.

Есть и другие примеры «рискованных» действий политиков и ученых. Но не будем засорять страшилками текст. В «Мифах» уже говорилось, что глядя на нынешнюю действительность нельзя не испытывать душевного дискомфорта.

Много нынче кричат о политике «двойных стандартов». Опять терминологическая неточность. С точки зрения рационального Запада политика и не может быть никакой иной: для себя, любимого, – одно, для прочих – совсем другое. Исторически сложившаяся этика современных межгосударственных отношений диаметрально противоположна провозглашенному в глубочайшей древности Золотому принципу «веди себя с другими так, как с самими собой». Всюду царствует холодный расчет, желание обжулить, добиться односторонней выгоды. В результате раскручивается борьба за ресурсы и сферы влияния, увеличиваются военные арсеналы. Усиливается ограбление недр планеты и загаживание биосферы отходами. Очевидно же, что так не может продолжаться бесконечно. Новую эпоху варварства с ядерным оружием взамен дубины человечеству не пережить.

Выход из цивилизационного тупика видится единственным: постепенное распространение среди всех обитателей Земли привычки бережного обращения с природой. Воспитание чувства видеть в ней не Мастерскую, а Храм. Сдерживание нездорового аппетита потреблять невосполняемые ресурсы. Разъяснение целесообразности тянуться к душевному равновесию, к свободе от материальных запросов. Достижение гармонии в жизни государств и народов, что позволит перестать растрачивать интеллектуальную энергию и ограниченные средства на гонку вооружений… В общем, необходимо повсеместно внедрять ценностные ориентиры, сформировавшиеся и сохраненные в Хартленде. Поскольку же носители их мы, русские, то нам и следует возглавить процесс спасения цивилизации, приостановки сползания ее в бездну безнравственности. В этом наше предназначение, наша нелегкая доля, наш крест. Здесь пересекаются интересы государства и народа, именно эту фокусную точку резонно назвать нашей национальной идеей.

Но борьба за торжество всеобщей справедливости сродни донкихотству. Чем-то напоминает битву с ветряными мельницами. Со стороны выглядит смешной, нерациональной – неразумно ставить задачу достижения всеобщего счастья без единой слезинки.

Да, сражения на духовном фронте качественно отличаются от традиционных войн и киношных поединков на мечах или лазерах. Моральных императивов много. Все они одинаково важны, а некоторые взаимоисключают друг друга. Абсолютизация каждого из них, отказ от какой бы то ни было ранжировки их по важности и приоритетности выполнения, влекут постоянное внутреннее напряжение. Следуя одному требованию, невольно нарушаешь другое. Кормишь волков – пропадают овцы. Охраняешь овец – губишь волков. Пренебрегаешь заповедью «не убий» ради всеобщего счастья – рано или поздно рушишь построенный мир, страдая муками совести…

Любой абсолют страшен для человеческой психики. Грех остается грехом, каким бы малым он ни был. Нарушение одного морального требования ради чего-то прекрасного и нужного, квалифицируется как зло. Применение негодных средств не оправдывается достижением какой угодно цели. Жить в таком мире становится невероятно сложно. Однако возникающие переживания создают необходимые предпосылки для желания обрести смирение. А это очень важно – хотеть смирения. Только после этого становится возможным приступить к самосовершенствованию, к внутреннему, душевному росту.

В общем, удел победителя на поле нравственности не радость, но горечь. Тяжкая это участь, быть духовником человечества. Но кто обещал легкую жизнь? Альтернативы-то все равно нет. Нельзя безучастно смотреть, как гибнет Запад. Мы, русские, мирохранители и миродержатели, в сложившихся ныне условиях не смеем не претендовать на духовное наставничество. Не получится огородиться новым железным занавесом – достанут, какой бы малой ни была щель.

К тому ж в двадцать первом веке второму главному центру расселения народов, восточному, наступает пора вновь выплеснуть экспансионистскую волну. Чем объясняется закономерность, что великие переселения народов из сердца Азии происходят через каждые 800-900 лет, лежит пока вне сферы человеческого объяснения, но опирается на исторические прецеденты – нашествия протоскифов, гуннов, монголо-татар. А косвенное подтверждение ее в том, что Китай именно сейчас накапливает неимоверные силы. Куда он спроецирует их – опять к нам, на Северо-запад Евразии, или в другую сторону – не известно.

Неужели нам в таких сложных геополитических условиях в одиночку браться за неблагодарную воспитательную работу? Есть у нас хотя бы потенциальные союзники? Ну конечно же есть! Все здоровые силы того же Запада – здравомыслящие люди там давно чувствуют свою ущербность. Понимают, что их прогресс в осмыслении мира заходит в тупик.

Западноевропейцы отправлялись в разбойничьи походы не за просто так, ради добычи, а чтобы Гроб Господень добыть. Веками возводили устремленные в небо готические соборы. Русские хранили традицию.

Западноевропейцы посвящали жизни изучению схоластики в надежде раскусить суть веры. Русские монахи осваивали дикие края, подкрепляя веру делами.

Осмыслив обширные экспериментальные данные, накопленные инквизицией, западноевропейцы доказали самим себе, что ведьм нет. Русские полагали сей факт само собой разумеющимся.

Прислушавшись к доводам наиболее совестливых католических священников, западноевропейцы постановили считать, что индейцы Америки такие же люди, как и они, что также обладают человеческой душой. То есть согласились с тем, что для нас, русских, изначально было очевидным: встретив эскимосов, русские промышленники брали себе жен из местного населения, открывали школы, посылали особо сметливых индейцев на учебу в Петербург, и так далее.

Можно сказать, что Запад много веков шел от логики в духовность, а мы, обитатели Хартленда, шли ему навстречу – от духовности к логике, к научному познанию мира. Рано или поздно мы должны стать союзниками и единомышленниками. Тем более что планета сейчас мала для выросшего человечества, и ни Западу, ни Русскому миру, ни Востоку некуда деться друг от друга.

Так, может, нам и не начинать борьбу за нравственное совершенствование человечества? Капитулируем перед Западом и спокойно двинем за ним, когда он поумнеет?

Не выйдет.

С Запада давно уже раздаются заманчивые предложения к нам объединиться, стать его неотъемлемой частью. При этом, правда, добавляются два условия. Первое – Россия слишком велика, сначала ей надо разделиться. Вроде бы можно согласиться с этим требованием: все равно для нас наше государство враг – чего его жалеть? Но второе условие сводится к отказу от наших ценностных ориентиров, к безоговорочному принятию западного мироощущения. А это означает ни много ни мало смерть нас, русских, как народа.

Возможно, кому-то из перебежчиков посчастливится, и жизнь его пройдет легче и спокойнее, чем когда б он разделил судьбу своего народа. Но если мы все капитулируем перед Западом, то исчезнут общечеловеческие ценностные ориентиры. Неизбежное маятниковое движение категорий общественного сознания в сторону победителя – и мир содрогнется под пятой западного рационализма. Сомневающимся я задам только один вопрос: предположим, что завтра ядерным оружием будут обладать только США; продержатся ли они хотя бы год, нигде его не применив?

В общем, мы, русские, обязаны выполнить свое предназначение.

Хорошо, пусть будет так. Но что именно делать-то нам сейчас, с чего начать?

 

Что делать

Вы ждете советов, проектов общественного переустройства, рекомендаций и наставлений? Зря. Ничего этого в данной книге не будет по следующим обстоятельствам.

Во-первых, дать грамотный и нужный совет – высокое искусство и большая ответственность. Как правило, лучше держать рекомендации при себе, затыкать бурлящий вулкан пожеланий. Мамаша с папашей привыкают одергивать и направлять своего дитятку: стой, иди, не хнычь, спи, ешь и прочее. Вырастая, ребенок перестает нуждаться в повседневной опеке. Но далеко не каждый родитель способен изменить стереотип поведения и продолжает сыпать указаниями направо и налево. А если один взрослый человек говорит другому «я советую», то зачастую его слова должно понимать следующим образом: «ты, дурак, ничего не понимаешь, поэтому слушай сюда и запоминай, что говорят умные люди». Кто я такой, чтобы учить Вас?

Во-вторых, если у нас, в России появится настоящий государственный деятель и народный вождь, подобный Рюрику, Владимиру Ясно Солнышко или, на худой конец, Петру Великому, то он много лучше будет знать, что и как надлежит сделать. Советовать ему – все равно, что жужжать над ухом подобно осенней мухе.

А в-третьих, не забывайте, что теперешняя так называемая элита нашего общества состоит преимущественно из явных и тайных врагов Русского мира. Поэтому сказать что-либо дельное – значит информировать супостата о своих намерениях, подарить ему время для разработки превентивных мер. Вряд ли такой шаг разумен.

Что, в начале книги, в «Мифах», я обещал ответить на вопрос, что нам делать? Каюсь, пытался заинтриговать. И чтобы не выглядеть круглым обманщиком, представлю наметки, касающиеся побудительных мотивов действий различных социальных групп и государственных институтов.

Итак, что соответствует интересам верхушки нашего общества?

Не может быть никаких сомнений: самое важное, о чем следует вам заботиться, – это сохранение и упрочнение своего привилегированного общественного положения. В этих целях необходимо, прежде всего, перестать разваливать Россию. Наоборот, целесообразно усилить ее позиции на международной арене, повысить экономический и научно-технический потенциал. Почему? Проще простого: ваша ценность в глазах Запада ровно такова, каково могущество управляемой вами страны.

Без своего государства под каблуком вы не сможете пребывать в безопасности и спокойствии. Одни немереные счета в международных банках – слабая и ненадежная опора. Ушлых за бугром хоть пруд пруди. Посмотрят, как вы тратитесь. Вспомнят, что материальные ресурсы ограничены, и лишние конкуренты в их поглощении нежелательны. Зададутся естественным вопросом, с какой такой стати чужак потребляет то, за что они давятся. Дальнейшее предсказуемо: ваши счета объявят недействительными, накопленными незаконным, криминальным способом. Доказать обратное вы не сможете просто потому, что каждый верит в то, что хочется. Да и, положа руку на сердце, признайтесь хотя бы самому себе, что по большому счету ваше состояние в самом деле добыто не вполне честным путем. Согласны?

Практика наложения арестов на счета бывших граждан Союза, кстати, уже действует, и вы это прекрасно знаете. Дабы не тревожить душевные раны, не будем перечислять произошедшие случаи.

Государство сильно, когда правители стремятся удовлетворить его интересы. При Романовых и большевиках с огромным рвением заботились о реализации собственно государственных запросов, так что следуя их примеру вы сможете назвать себя преемником властителей тысячелетней империи. Но каковы они, эти интересы? В чем заключаются? Как отмечалось в «Государстве», их нельзя выдумать – можно только понять. С пониманием, естественно, возникают проблемы.

Ясно, что надувать щеки и бороться за мировую гегемонию, как при Сталине, Хрущеве и Брежневе, по крайней мере нецелесообразно. Западные коллеги не поймут. Да и запрещают современные возможности России претендовать на роль самостоятельного общемирового центра силы. Не может быть и речи о каком бы то ни было стратегическом паритете и равноправном партнерстве, например, с США, когда американский бюджет более чем на порядок выше российского, а военные расходы – больше в пятьдесят раз. Конкурировать в настоящее время с американским гигантом – очевидный тупик.

Однако явно недостаточно претендовать и только на роль заурядного регионального государства типа Польши, Нигерии или, например, Индонезии. Несолидно как-то. Размеры, научный и культурный вклад России в мировую сокровищницу не дают оправданий для подобного самоуничижения.

Очевидно, надо искать что-то среднее между указанными крайностями.

Национальный символ Армении – гора Арарат. Однако почти столетие эта гора находится вне армянской территории. Спросите у любого армянина, не болит ли у него сердце, когда он вспоминает сей факт. В ответ вы услышите горькие сетования. А что у нас? Севастополь – город русской славы. С какой стати он отторгнут от России? Аналогичное положение с городом Верный, югом Алтая, областью бывшего яицкого казачества, Харьковом, Донецком и Одессой. Наши предки кровь и пот там проливали, эти земли не чужие – наши, родимые. Так по справедливости или нет будет, если их вернуть в состав России? Ответ, я полагаю, окажется одинаковым у подавляющего большинства и россиян, и жителей тех краев.

Фундаментальные интересы современной России, на мой взгляд, требуют восстановления единства Русского мира, уничтожения внезапно возникших границ между географическими областями с преобладающей долей русского населения. В связи с этим следует постараться вновь объединить все Российское геополитическое пространство, сокращенно – РГП.

Помимо чисто российской территории к РГП следует отнести следующие регионы, основная масса населения которых либо тяготеет к России, либо де-факто уже имеет российское гражданство: Белоруссию; Приднестровье; Юго-восток Украины; Запад, Север и Юго-восток Казахстана; Южную Осетию; Абхазию. Соответственно, на все перечисленные регионы желательно распространить российский политический, гуманитарный и экономический контроль. Причем не важно, как это верховенство будет юридически оформлено – достаточно, чтобы обычный российский гражданин мог без всяких препонов приехать в любой медвежий закоулок РГП и при желании объявить его своим постоянным местом жительства. А успешность внутренней политики целесообразно оценивать в первую очередь по критерию комфортности, заманчивости проживания русским на всей территории РГП.

Посильна ли эта задача? Вполне! Еще не пропала возможность объединиться с Белоруссией и Казахстаном в некую конфедерацию или федерацию. А прочие территории РГП? – есть такой общепринятый международный принцип как право наций на самоопределение. Достаточно добиться проведения в указанных регионах референдума по вопросу, где и с кем желает жить местное население, и присоединение этих земель к России получит неопровержимое юридическое обоснование.

Более-менее сильное противодействие Запада прогнозируется только в отношении «украинских» областей: боится он призрака Советской империи, проглядывающегося в глубокой интеграции России и современной Украины. Каким образом можно преодолеть сопротивление США и Европы?

Во-первых, необходимо предельно доходчиво разъяснить западным лидерам простой факт: Россия не замахивается на мировое господство, внешние интересы ее фактически замыкаются границами РПГ, а все, что вне них, ее мало волнует. Вновь становиться империей она не желает и не будет.

Во-вторых, следует максимально использовать очевидный факт искусственности, неестественности такого политического образования, как современная Украина. То, что она расколота, видно последнему идиоту – каждая выборная кампания подтверждает. Очевидно, это обстоятельство есть следствие различий менталитета отдельных групп ее населения.

Само слово украинец появилось сравнительно недавно. Оно было придумано в начале девятнадцатого века графом Яном Потоцким, автором известной «Рукописи, найденной в Сарагосе», для названия жителей приграничных западных областей современной Украины. После третьего раздела Польши с попустительства плешивого щеголя Александра Первого началось скрытое ополячивание прилегающих к Киеву земель. На откуп выходцам из Польши был отдан Харьковский университет, открытый в 1804 году, а в «благодарность» они придумали понятия Великой, Малой и Белой России. Тарас Шевченко дневник свой вел на русском языке, но в интеллигентских кругах южных губерний России в знак протеста против царской деспотии пустили в оборот русско-польский суржик и заумно рассуждали о народностях Российской империи великороссах, малороссах и белороссах. Не было в те времена этих этносов! Простые жители Украины как до, так и после Богдана Хмельницкого, называли себя русскими. И только с закреплением власти большевиков с немалым удивлением узнали, что они, оказывается, украинцы.

Красный террор на территории Украинской Советской Социалистической республики имел характерную особенность: давили в первую очередь тех, кто не желал записываться в украинцы. Оголтелая русофобская кампания продолжалась до 1937 года, когда наиболее активные проводники ее сами оказались в стане врагов народа – если не догадываетесь, почему, вернитесь к предыдущему этюду. Затем насильственная украинизация была реанимирована гитлеровцами на оккупированных ими территориях. Некий всплеск ее наблюдался и при Хрущеве, но уже вогнанный в более-менее цивилизованные рамки.

В результате всех этих усилий по дерусификации, а также вследствие естественного «выравнивания» особенностей мироощущения плотно контактирующих между собой жителей западных областей современной Украины, появилась группа людей, обладающих довольно устойчивыми национальными признаками. Возможно, с некоторым авансом их даже можно назвать отдельным народом. Общее количество этих мутантов не превышает семнадцати миллионов: согласно результатам переписи населения 1989 года, кстати, так и не опубликованных в полном объеме, из 52-53 миллионов граждан современной Украины «русскоязычных» без малого 35 миллионов. Среди них русских по паспорту около двадцати одного-двадцати двух миллионов, остальные – русские по самоидентификации, а также миллион русинов, белорусы, молдаване, евреи и так далее. Казах вот недавно был там премьер-министром. Поскольку термин украинец должен быть применим ко всем гражданам Украины, западное меньшинство необходимо называть иначе. В народе за ними закрепилось слово «западэнцы».

После появления незалежного Киевского государства западэнцы забурлили, почувствовав перспективы исторического тупика. Области их проживания экономически неразвиты и не могут нормально существовать без постоянной подкормки извне. Перекрой краник, и маячит незавидная участь поставщика дешевой рабочей силы в Западную Европу и объекта международного секс-туризма. Альтернатива – захват центральных органов власти в образовавшемся государстве и эксплуатация восточных земель. Не мудрено, почему столько сил потратили западэнцы на оранжевую революцию. А ныне главной их задачей является дерусификация большинства сограждан.

Но кто бы ни правил в Киеве, реальность остается неизменной: по крайней мере две трети населения современной Украины русские или тяготеют к русским. Предоставь им право выбора – они устремятся в Россию. Грех не воспользоваться такой возможностью. Конкретный механизм уже упоминался – референдумы. Чтобы не было сильного международного сопротивления развалу Украины, в союзники можно привлечь Польшу. Шляхта спит и видит, как увеличиваются подвластные ей территории. Она с радостью прихватит места обитания западэнцев несмотря на то, что последние являются лишь неудобным и капризным балластом. Русинам желательно содействовать в обретении либо самой широкой автономии, либо собственной государственности.

Параллельно с решением главной задачи Российского государства – удовлетворения его интересов, следует позаботиться и о выполнении основной его функции, то есть пойти навстречу чаяниям простых граждан. Одновременно, конечно же, каким-то образом оправдать свое право на господство над народом в глазах самого народа. Ох, нелегкая это забота.

История человечества указывает, что легитимность элиты может опираться либо на сакральность, либо на признаваемое массами интеллектуальное превосходство, и третьего не дано. Власть во все времена была «от Бога» или от «единственно правильного» проекта общественного будущего. И о том, и о другом вам приходится только мечтать. Поэтому придется пойти на неординарные меры.

Первое: закрепить теперешние общественные реалии силой привычки. Для этого необходимо унять реформаторский зуд, перестать дергать народ. Новые перестройки, кабы чего не вышло, проводить предельно осторожно и неспешно. Все последствия своих шагов вы все равно не сможете спрогнозировать. А люди озлоблены – вдруг «ни с того ни с чего» поднимется волна народного гнева и сметет вас?

Наиболее взрывоопасные области – здравоохранение, жилищно-коммунальное хозяйство и система образования.

Второе: снять мелочную опеку над народом, позволить ему на свой страх и риск заниматься любой экономической деятельностью. Не препятствовать делать все, что угодно. Для этого достаточно в общих чертах восстановить порядки, существовавшие при Екатерине Великой в послепугачевский период и при большевиках в годы НЭПа. Как это осуществить? На понятном вам языке можно сказать, что стоит уделить больше внимания отработке государственных механизмов поддержки малого и среднего бизнеса. Еще проще и понятнее: в ваших интересах умерить аппетиты чиновничества среднего уровня по выдаиванию денег и энергии из предприимчивых людей относительно малого достатка.

Третье: повысить для народа привлекательность власти, предложив какую-нибудь общезначимую и полезную программу действий. Объявленных национальных проектов типа повышения рождаемости и прочих недостаточно: они нацелены на решение частных вопросов, а степень их реализации не поддается яркому и доходчивому описанию. Большой политический капитал на них не заработаешь.

Конечно, упомянутые нацпроекты дело хорошее, желательно продумать шаги, позволяющие с минимальными затратами добиться ощутимых результатов. Скажем, резкое повышение средней продолжительности жизни российских граждан может быть достигнуто при развертывании системы обязательной ежегодной диспансеризации всех работающих. Ни для кого не секрет, что в наследие от коммунистического прошлого нам достался обычай во что бы то ни стало, несмотря на сильное недомогание, ползти утром на рабочее место. Наиболее деятельная и квалифицированная часть населения часто живет от воскресенья до воскресенья, когда удается чуть-чуть подправить здоровье, но к врачу не идет. В результате тяжелые болезни обнаруживаются, как правило, на своей финальной стадии, и никакое лечение уже не помогает. Вот если бы на год-два раньше был поставлен диагноз – человек жил бы еще долго и счастливо. Мелочь? Мал золотник, да дорог. Во второй половине девятнадцатого века стали разъяснять народу, что укоренившийся еще во времена монголо-татарского ига обычай рано отрывать ребенка от материнской груди вреден для здоровья малышей, – и детская смертность в Центральной России снизилась на порядок. Так и сейчас большинство россиян сможет дожить до преклонного возраста, если вовремя вскроет болезни периода поздней зрелости.

Но что придумать для приобретения политических дивидендов? Есть у вас какие-нибудь идеи на этот счет? Говорят, что мысли отличаются от денег тем, что ежели их нет – они и не нужны. Это заблуждение. Хорошая идея почти всегда лучше любой наличности.

Могу предложить: возглавить общенациональную борьбу с бедностью.

В предыдущем этюде говорилось, что ощущение себя бедным имеет главным образом субъективное основание. Это не только нелюбимый и неблагодарный труд, плохие жилищные условия, несбалансированный рацион и пренебрежение собственным здоровьем, чуть ли не ежедневные многочасовые поиски дешевой одежды и продуктов. Настоящая бедность как социальное явление есть то, что подрезает человеку крылья. Лишает смелости. Ограничивает запросы и мечты, не позволяет ставить высокие жизненные цели и настойчиво, в течение многих лет добиваться их. Поэтому борьба с бедностью означает в первую очередь предоставление всем гражданам потенциально одинаковых возможностей на получение качественного образования и карьерный рост вплоть до самых высоких государственных должностей. Большевики, кстати, понимали важность этого обстоятельства. Много сирот и прочих обездоленных детей получали при них хорошее образование и становились уважаемыми людьми, сторицей возвращая государству вложенные в них средства. Да и в глазах мировой общественности до начала семидесятых годов двадцатого века Советский Союз был привлекателен именно всеобщим потенциальным равенством жизненных возможностей.

Почему предлагается искоренять социальную бедность, а, скажем, не алкоголизм или какое иное вредное явление? Во-первых, в наше время россияне недовольны не столько тем, что еле-еле сводят концы с концами, сколько тем, что не видят достойной цели, не знают, куда приложить свои силы. Корни алкоголизма, кстати, именно здесь нашли прекрасную питательную почву. Во-вторых, если человек реализовался в жизни, он с душой отдается своему делу – страна в целом богатеет. Следовательно, начав бороться с бедностью, вы и общество немного успокоите, и лично выгадаете – в закромах Родины окажется больше пряников, чем сейчас. А попутно еще и государство усилите. Велеречиво же расписывая благородство предпринимаемых усилий по оказанию помощи бедным, вы можете рассчитывать на народную признательность. В общем, одним выстрелом убьете сразу многих зайцев.

Ладно, с интересами верхушки нашего общества вроде бы некая ясность появилась. А что делать простому народу?

Во все времена проекты общественного переустройства, рождаемые славной нашей интеллигенцией, предназначались для власть имущих. Народу говорилось лишь тривиальное: напоминалось о необходимости плодотворнее работать, не перечить попусту начальству, плодить больше детей и лучше их воспитывать. Кто-то что-то может на это возразить? Вряд ли. Но коли так, то грош цена всем этим советам! Говорить следует только о неочевидных вещах. А надо ли лучше работать и иметь больше детей – это, простите, каждый решает сам.

Для прочитавших предыдущие этюды понимание, чем сейчас целесообразно заняться, на поверхности: восстановить историческую справедливость, взять реванш за прошлые поражения у собственного государства. Заставить его подобострастно прислушиваться к слову своего народа. Мстить не надо. Как-никак, но государство-то свое, родное. Иного нам не дано. Если ненароком разрушить его – мигом налетят отовсюду шустрые варяги, расхватают или растопчут последнее, что у нас осталось.

Наиболее прямой, не требующий ничего сложного и экстраординарного способ заставить государственную систему управления работать на народ – самоорганизация. Для этого требуется малое: преодолеть недоверие к соотечественникам, восстановить духовное русское единство, утерянное в Гражданскую войну. Каким образом? Самое естественное – не замыкаться в себе, в маленьком семейном мирке, в первичной общественной группе. Проявить чуть больше общественной активности. Сейчас возникло множество кружков по интересам, клубов, курсов, хоров, прочих самодеятельных коллективов – идите туда. Больше времени будьте на людях. Пользуясь каждым удобным случаем, заводите новых друзей и знакомых, вникайте в их заботы и проблемы. Одним словом, живите бурно и весело.

Как это отразится на взаимоотношениях народа с государством? Поверьте: самым благотворным образом и практически немедленно. Вот только один пример – ситуация вокруг оплаты проезда в подмосковных электричках. Цены на железнодорожные билеты, по мнению большинства постоянных пассажиров, стали заоблачными. Было решено, что справедливая стоимость проезда – где-то треть официально установленной цены билета, не больше. Именно эту сумму и выдают недремлющим контролерам. Те же, если их не сопровождают омоновцы, безропотно берут, отсчитывают сдачу и даже выдают квитанцию. Заартачится кто из новеньких проверяльщиков – весь вагон встанет, чтоб растоптать покусившегося на справедливость. Нечто подобное обязательно возникнет и в других сферах общественной жизни, будь там самоорганизация снизу. Встретив массовое и упорное противодействие, государство не может не уступить. Ему проще согласиться поддерживать «стихийно» сложившийся порядок, чем подавлять бесконечные малые народные бунты.

Не гонитесь за высокой зарплатой – не в деньгах счастье. Ищите занятие по душе. Если каким-то умением отличаетесь в лучшую сторону от большинства людей – лелейте его. Пусть вначале это будет вашим хобби. Со временем станет источником материального благополучия. Помните: идеальное общество то, в котором каждый труд исполняется как труд ученого или художника.

Предложат вам власти идти на выборы – не отказывайтесь. Но всегда голосуйте только за того, в чьих моральных и деловых качествах вы уверены. Нет таковых, не вернули строчку «против всех» – перечеркивайте всю бумагу и уходите. Не верьте ни телевизору, ни газетам, расхваливающим чужих вам людей. Доверяйте только себе. Выбирайте тех, которых вы либо лично знаете, либо составили свое впечатление о них по доверительным рассказам тех ваших знакомых, мнение которых уважаете. Раскапывайте настоящих народных вождей. Помните, что идеальное государство по-русски не есть демократия по западному образцу, а подлинное народовластие, когда вся государственная пирамида управления возводится снизу. И на каждом уровне наделяются властью только те народные избранники, которым их выборщики готовы подчиняться добровольно, по велению сердца.

Кто-то скажет, что предлагается очередная утопия? Осмелюсь возразить. Даже при современном уровне компьютеризации и возможностях систем связи опросы общественного мнения могут проводиться фактически в интерактивном режиме. При этом легко сделать так, что задавать тон будут люди, обладающие высоким моральным авторитетом. А уже буквально завтра каждое государственное решение может быть предварительно «обкатано» на подавляющем большинстве граждан. Следует лишь продумать надежные механизмы, препятствующие корыстному манипулированию общественным мнением.

По возможности отвергайте все иностранное. Отдавайте приоритет отечественным продуктам и прочим товарам. Пусть они в блеклой обертке, но если явятся плодом труда таких же тружеников, как вы, – качество их будет не хуже, чем у импортных. Постоянно помните простую истину: при продолжении процесса глобализации, как говорилось в «Мифах», вы еще долго будете переплачивать за любую забугровую безделушку – а надо ли это вам?

Образовывайтесь. Чем больше вы будете знать, тем богаче будет ваша жизнь. Сделайте небольшое волевое усилие и пробудите в себе интерес читать и смотреть все, что касается Русского мира – книги и фильмы о событиях прошлого и настоящего, о народных промыслах и неординарных русичах. Выработайте привычку узнавать местные политические и экономические новости. Обратитесь к краеведам – любителей своей малой родины с каждым днем становится больше повсюду. Старайтесь познать самих себя. Мировоззрение современников и людей, ранее живших на вашей земле, существовавшие прежде и возникающие на ваших глазах традиции и обычаи. Хотя бы ради этого идите в церковь – там сохраняется много старинных знаний, а принимать она обязана всех страждущих.

После развала коммунистической пропагандистской машины в нашем обществе образовался нетерпимый идеологический вакуум. В поисках духовной опоры многие записались в верующие. Оправдаются ли их надежды обрести душевную пристань, зависит от способности Русской Православной Церкви к самореформированию.

К сожалению, в настоящее время Церковь обустроилась в позиции неправедно обиженного, к месту и без вспоминает невинно убиенных большевиками священнослужителей, осквернение храмов и распространение атеистических издевок над здравым смыслом. Церковные иерархи, преисполняясь гордости за сохранение традиций и языка Святого Владимира, отвергают любые нововведения. Уровень же общего образования большинства рядовых священников катастрофически низок. Вся их эрудиция замыкается рамками Писания, и невольно уподобляются они неграмотной цыганке, хватающей за руку первого встречного со словами: «Я вижу на тебе сглаз. Его надо немедленно снять, пока не произошло несчастье с тобой или с твоими близкими. Я готова это сделать, но сперва позолоти ручку…».

Если вы отвергаете необходимость церковных реформ, то попробуйте честно ответить на следующие вопросы: можно ли хоть на мгновение представить себе, что во времена Сергия Радонежского или при жизни Серафима Саровского возникла бы распутинщина? и почему с конца девятнадцатого века приходской поп в глазах народа сравнивался с безудержным пьяницей и хапугой? А нокаутирующий вопрос следующий: как возникла народная примета, что встретить попа – к несчастью?

Подумайте также, могло ли настолько помутиться сознание любого из великих наших митрополитов и патриархов – патриота Гермогена, обличителя Филиппа или реформатора Никона и многих других – чтоб призвал он благословение Божие на какого бы то ни было узурпатора царской власти? А ведь в синодальном Обращении к народу после февральской революции 1917 года новая власть была признана «властью от Бога», благословлялись молебны за благоверных временных правителей, было дано разрешение от присяги Государю. Среди подписантов фигурируют все будущие первые лица Русской Церкви в России и за рубежом – Белавин, он же Тихон, Страгородский (Сергий), Храповицкий (Антоний).

Как и что изменить – вопрос особый, не хотелось бы затрагивать его походя. Скажу лишь, что представляется необходимым найти разумный компромисс между сохранением традиции и преобразованиями. Пусть при богослужении доминирует церковнославянский язык, но отдельным зачитываемым текстам следует вернуть звучание колокола на башне вечевой во дни торжеств и бед народных. Проповеди Иоанна Златоуста, например, просто требуют перевода на современный лад. А помимо получения специального, «церковного» образования каждый священник должен бы закончить и какое-нибудь светское высшее учебное заведение.

Что отвечает интересам нашей интеллигенции, что предпринять уму и совести народа, ходячим энциклопедиям и игрунам на космических струнах, титанам мысли и архитекторам человеческих душ? За счет чего можно вырасти в собственных глазах и перестать быть посмешищем в народных?

Самый простой и эффективный способ – повернуться лицом к самим себе, к собственному народу. Попробовать понять его, раскрыть душу. Подумать, что это значит – правильный по-русски поступок в различных сложных жизненных ситуациях. Хорошо бы критически пересмотреть навязываемые Западом версии исторического пути славян в целом и русских – в частности.

А начать можно с простейшего: перестать писать и снимать фильмы об эльфах и гномах, драконах и вампирах. Вместо этого обратить внимание на русское художественное наследие и адаптировать его, дать авторский перевод на современный язык дошедших до наших дней старинных письменных памятников. Ничего трудного на этом пути не предвидится. Надо только вспомнить, как в школе вы писали изложения: брался какой-то текст и излагался своими словами так, чтобы не исказить первоначальный смысл. Небольшие сложности могут встретиться только на последнем, «взрослом» этапе работы, когда потребуется навести лоск, придумать красивые метафоры и всевозможные изыски.

Пушкина и Лермонтова переводить не надо: именно они создали современный русский язык, их произведения пока еще понятны и старым, и молодым.

Не обязательно сразу хвататься за «Слово о полку Игореве», хотя его тоже следовало б изложить по-современному, покрасивее и подоходчивее, с подробными комментариями и пояснениями, сопроводить придуманными историями, развивающими намеченные в нем сюжеты. Можно взять менее известные произведения.

Начать, вероятно, следует с переложения наших былин и сказок – поистине безграничное поле деятельности. После того, как набьете руку, можно заняться авторским изложением серьезных книг. Таких как «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, «Память и похвала Владимиру» Иакова Мниха, «Изборник» Святослава, «Поучение к братии» Луки Жидяти, «Житие Феодосия Печерского» Нестора, «Степенная книга» (под общей редакцией митрополита Макария), «Сказание о Мамаевом побоище», «Задонщина» и так далее.

Затем можно будет взяться за произведения более позднего времени. Вот их неполный список: «О Савве Грудцыне», «О Карпе Сутулове», «История о российском дворянине Фроле Скобееве», «Азбука о голом и небогатом», «Калязинская челобитная», «О Ерше Ершовиче», «Праздник кабацких ярыжек», «Гистория о российском матросе Василии Кариотском и о прекрасной королевне Ираклии Флорентийской земли», «История о российском купце Иоанне и о прекрасной девице Елеоноре», «Книга о скудности и богатстве» Ивана Посошкова, «Сказание о деревне Киселихе», «Плач холопов». Кроме того, терпеливо ждет своего часа литературное наследие Кантемира, Ломоносова, Тредиаковского и многих-многих других авторов.

Сверхзадача, высшая цель приведения памятников старины к требованиям современности может быть той, что была сформулирована П. Струве в сборнике «Из глубины». Извините за длинную цитату: «чтобы благочестие Сергия Радонежского, дерзновение митрополита Филиппа, патриотизм Петра Великого, геройство Суворова, поэзия Пушкина, Гоголя и Толстого, самоотвержение Нахимова, Корнилова и всех миллионов русских людей, помещиков и крестьян, богачей и бедняков, бестрепетно и бескорыстно умиравших за Россию, были бы для тебя святынями. Ибо этими святынями творилась и поддерживалась Россия как живая соборная личность, как духовная сила».

 

Заключительная реплика

Нормальная книга должна читаться за один-два вечера и потому не имеет права быть раздражительно пухлой. Посему пора ставить точку.

Всякая человеческая правда неполна и отягощена ложью. Но по скудоумию своему я не вижу, где и в чем погрешил против истины. Чувствую лишь, что затронул, возможно, чересчур много вопросов и потому не осветил толком ни одного.

Понимаю, что исторические и публицистические этюды скорее не описывают и не оценивают события, а интригуют вскользь брошенными эпитетами и сравнениями. Признаюсь, что не хочу их расширять потому, что уже через несколько лет наши социальные ожидания и стремления могут коренным образом измениться. Не хочу я создавать произведение-однодневку, схожее с газетной передовицей.

Да, но и центральный этюд – о русском национальном характере – лаконичен до неприличия. Много чего можно добавить в гносеологические этюды – их вопросы почти не стареют. Однако и здесь я сдерживаю писательский зуд и не пускаюсь, например, в рассуждения, что это такое – разумная деятельность с энтропийной точки зрения. Не обсуждаю, развивая понятие горизонта познания, почему молчит Космос, и у нас нет доказательств существования иных разумных в недрах Мироздания. Не мудрствую по поводу человеческой прозорливости в установлении причинно-следственных связей. И так далее. Вы спросите – почему?

Потому, что это проблемы для узкого круга читателей. Возможно, когда-нибудь я посвящу этим вопросам специальную книжку. Но сейчас, в октябре 2008 года, мне это не интересно. Меня волнуют иные загадки. Среди них: как Иоанн Богослов написал бы в наше время свой «Апокалипсис», как сформулировал бы Мах свой принцип зависимости инертной массы от метрики пространства, и так далее. А в данную минуту больше всего я хотел бы прочитать произведение, подобное этому, написанное каким-нибудь чудаком лет эдак через сто или двести. Жаль только то, что в те годы чудесные жить не придется ни мне, ни тебе.