Продолжение книги Ю. Мухина "Асы и пропаганда"

Глава 7. Трусливый рыцарь Рейха

Война: спорт или работа?

Вернемся к книжке «Эрих Хартман — белокурый рыцарь Рейха» американцев Р.Ф. Толивера и Т.Д. Констебля. Эта биография официально лучшего аса той войны (352 победы), надиктованная им самим, заставляет по-иному взглянуть на некоторые аспекты войны в воздухе.

В предисловии американцы хвалят Хартмана: «Источники силы Эриха Хартмана — воспитание в духе свободы, естественное мужество... Он был отличным спортсменом и приверженцем честной игры... Его религией была совесть... Таких людей можно назвать религиозными. Или вы можете назвать ихджентльменами». В этой характеристике, в принципе, нет ничего удивительного — и наши летчики, знакомясь со сбитыми ими немцами, тоже отличали ненормальность отношения немцев к войне как к спорту. Когда Андрей Сухоруков подробно расспросил Н.Г. Голодникова о немецких летчиках-истребителях, то и тот отметил это:

«А. С. Известно, что у немцев группа истребителей часто делилась на аса и его «команду обеспечения и прикрытия». Насколько часто немцы применяли этот метод и какие, на ваш взгляд, есть недостатки у этого метода ведения боя?

Н.Г. В первую половину войны немцы очень широко применяли тактику «один-два бьют, а шестеро их прикрывают». Было такое и в конце войны, но значительно реже.

Из самых известных немецких асов, работающих с «группой прикрытия», у нас на Севере был Мюллер*.

Потом, когда Люфтваффе стали испытывать серьезную нехватку истребителей, то они от этого метода были вынуждены отказаться. Уж очень он затратен по количеству задействованных машин. Ведь летчики, занятые на прикрытии аса, уже ничего другого делать не могут.

Вот атакуют они наши «бомберы», мы, естественно, прикрываем. Мы когда поопытнее стали, с группой прикрытия уже не связывались, а сразу организовывали атаку на аса. И тут же вся его команда бросает бомбардировщики и атакует нас, а нам только это и надо. Наша-то основная задача «бомберов» прикрыть, и получается, что немцы своей тактикой сами помогают нам ее выполнить. Конечно, личный счет таким методом, с помощью команды, можно «настрелять» астрономический, но с точки зрения стратегии этот метод порочен.

Вообще-то этот метод можно применять, но только если у тебя серьезное численное превосходство, точно так же как и свободную охоту. Мы ведь тоже под конец войны стали много на свободную охоту летать, у нас было численное преимущество, и мы могли себе это позволить. Идем четверкой, как правило, на бреющем полете. Уже знали, где коммуникации проходят, где транспортные самолеты летают. Подходим, ударили и сразу уходим. Когда нас мало было, на свободную охоту не летали.

А.С. Скажите, Николай Герасимович, в 1942 году хоть какие-то слабые стороны у немецких летчиков-истребителей были?

Н.Г. Вот таких, чтоб в глаза бросались, не было. Очень расчетливые были, не любили рисковать. Сбивать очень любили. Они этим зарабатывали.

А.С. Это недостатки?

Н.Г. Часто да. Нам тоже за сбитые платили, но у нас заработок на последнем месте стоял, а у немцев не так...

* Рудольф Мюллер, обер-фельдфебель, кавалер Рыцарского Креста, 94 победы, сбит 19.04.1943 года под Мурманском Николаем Боки-

Сбил — получи «денежку», баки подвесные не сбросил — тоже заработал.

А.С. Вообще баки не сбрасывали?

Н.Г. Да, было такое. Нас несколько раз атаковали немецкие истребители с несброшенными подвесными баками, и мы не могли понять, почему перед атакой летчик баки не сбросил? Потом пленные объяснили, что за привезенные обратно баки летчику чего-то выплачивают— то ли их полную стоимость, то ли ее часть. Вот так они и бои вели, чтоб наверняка сбить, а самому целым остаться.

А.С. А что в этом плохого?

Н.Г. Часто, чтобы бой выиграть, надо сильно рискнуть и переломить бой в свою сторону, а немцы рисковать не любили. Они если чувствовали, что бой равный или только начинает не в их пользу складываться, то предпочитали из боя выйти побыстрее.

А.С. Ну, правильно. В следующий раз верх возьмут.

Н. Г. Тут уж когда как —раз на раз не приходится. Есть такие бои, где надо драться до последнего, никакого «следующего раза».

А.С. Ну, например?

Н.Г. Защита объекта или конвоя от атаки бомбардировщиков, прикрытие своих «бомберов». Здесь умри, а прикрытие обеспечь, без всякого «следующего раза».

И все-таки был у немецких летчиков-истребителей один крупный недостаток. Серьезный, на мой взгляд, недостаток. Могли немцы в бой ввязаться, когда это совсем ненужно. Например, при прикрытии своих бомбардировщиков. Мы этим всю войну пользовались: у нас одна группа в бой с истребителями прикрытия ввязывалась, на себя ихотвлекала, а другая атаковала бомбардировщики. Немцы и рады — шанс сбить появился. «Бомберы» им сразу побоку и плевать, что другая наша группа эти бомбардировщики бьет, насколько сил хватает.

А.С. Не думал, что у немцев прикрытие так халатно было поставлено.

Н.Г. Ну, а как бы мы на «харрикейнах» немецкие бомбардировщики сбивали? Прикрывали бы их по-нашему, мы бы до их «бомберов» не добрались. Вообще у меня сложи-

лось впечатление, что бомбардировщики не были приоритетны в Люфтваффе. Там приоритет был за истребителями и разведчиками. Одним невероятная свобода действий, другим самое лучшее прикрытие. А бомбардировщики — это так, утюги. Мол, у них стрелки есть — отобьются, а не отобьются — сами виноваты. Формально немцы свои ударные самолеты прикрывали очень сильно, но только в бой ввяжутся, и все — прикрытие побоку. Довольно легко отвлекались, причем на протяжении всей войны. А в начале войны немцы в такие отвлекающие бои ввязывались невероятно легко, поскольку наши истребители всегда были в меньшинстве и по ТТХнаши машины уступали. То есть шанс сбить кого-нибудь у немецких летчиков был большой. Они и рады были в любой бой ввязаться, только повод дай. Видно, очень хорошие деньги за каждый сбитый платили. Меня эта легкость до сих пор удивляет.

А.С. А как действовали у нас на прикрытии бомбардировщиков?

Н.Г. У нас группе непосредственного прикрытия ударных самолетов, бомбардировщиков или штурмовиков, всегда задача ставилась строго определенным образом. Мы должны были не сбивать, а отбивать. Прикрытие — основная задача. У нас правило такое было, что лучше никого не сбить и ни одного своего «бомбера» не потерять, чем сбить трех и потерять один бомбардировщик. У нас за потери у бомбардировщиков или штурмовиков с истребителями прикрытия разбирались очень серьезно. Если хоть один бомбардировщик сбили, то назначается целое расследование: «Как, где и почему сбили? Кто допустил, что его сбили?» И т.д. У немцев, судя по всему, такого не было, видать, совсем другое отношение к этим случаям было, поскольку они всю войну свои бомбардировщики бросали, если шанс сбить появлялся.

А.С. Скажите, а был приказ о том, что при невыполнении боевой задачи бомбардировщиками истребителям прикрытия боевой вылет не засчитывался?

Н.Г. Нет, такого не было. Был приказ, по которому истребители прикрытия строго наказывались, если они потеряли бомбардировщики. Это было. Вплоть до суда. У

нас в полку не было случаев, чтоб мы бомбардировщики бросили, но бывало, «бомберы» сами отрывались. Немцы тоже не дураки. Одна группа нас боем вяжет, а другая выжидает. «Бомберы» уходят на максимальной скорости, а мы пока туда-сюда, пока одного, другого отбил, все — уже догнать бомбардировщики не можем. Ну, а как только бомбардировщики от группы прикрытия оторвались, то сразу становятся хорошей добычей для истребителей противника. В этом случае мы по радио призывали уменьшить скорость всей группы бомбардировщиков, чтобы истребители заняли свои места. Со временем мы взаимодействие с бомбардировщиками наладили очень хорошее и такие случаи отставаний стали редкостью. Научились и с летчиками бомбардировщиков взаимодействовать — стали они требуемую скорость выдерживать, и со стрелками — кто какую полусферу защищает. Обычно делали так: мы защищаем верхнюю полусферу, стрелки — нижнюю. Немцы пытаются атаковать сверху — мы их гоним. Они вниз и снизу—их стрелки поливают. Они вверх— там их снова мы встречаем. Хорошо получалось.

А.С. Николай Герасимович, вот у вас проскочило, что к концу войны немецкие летчики часто откровенно пренебрегали своими обязанностями по прикрытию войск и объектов. В чем это выражалось?

Н.Г. Например, прикрываем мы штурмовики. Появляются немецкие истребители, крутятся, но не атакуют, считают, что их мало. «Илы» обрабатывают передний край, и немцы не нападают, концентрируются, стягивают истребители с других участков. Отходят «илы» от цели, воттути начинается атака. К этомувремени немцы сконцентрировались и заимели численное превосходство в три раза. Ну, а какой в этой атаке смысл? «Илы»-то уже отработали. Только на личный счет. И такое было часто.

Немцы могли вот так прокрутиться вокруг нас и вообще не атаковать. Они ж не дураки, разведка у них работала. «Красноносые «кобры» — 2-й ГИАП ВМС КСФ. Ну что, они совсем безголовые с элитным гвардейским полком связываться? Эти и сбить могут. Лучше дождаться кого-нибудь попроще. Очень расчетливые.

А. С. Николай Герасимович, на ваш взгляд, чем объясняется такая тяга немецких летчиков к увеличению личного счета?

Н.Г. Для нас такое было в диковину. Знаешь, когда Мюллера сбили, его ведь к нам привезли. Я его хорошо помню: среднего роста, спортивного телосложения, рыжий. Удивило то, что он был всего лишь обер-фельдфе-белем, это-то при больше чем 90 сбитых! Еще, помню, удивился, когда узнал, что его отец простой портной. Так вот, Мюллер, когда его спросили о Гитлере, заявил, что на политику ему наплевать, собственно к русским он никакой ненависти не испытывает, он «спортсмен», ему важен результат — настрелять побольше. У него группа прикрытия бой ведет, а он, «спортсмен», захочет — ударит, захочет—неударит. У меня сложилось впечатление, что многие немецкие летчики-истребители были вот такими «спортсменами». Ну и опять же — деньги, слава.

А.С. Ну, допустим, немецкие летчики-истребители — спортсмены, для них война была разновидностью спорта. Чем война была для наших летчиков, для вас лично?

Н.Г. Для меня лично тем же, чем и для всех. Работа. Тяжелая, кровавая, грязная, страшная и непрерывная работа. Выдержать которую можно было только потому, что Родину защищаешь. Спортом тут и не пахнет»²³.

С исключительным уважением к советским летчикам-истребителям пишет летчик-штурмовик Г. М. Рябушко.

«Взаимодействие штурмовиков и истребителей у нас в полку было отработано великолепно. Когда мы подходили к цели, то уже точно знали, что наши истребители есть и над нами, и вокруг нас. В основном так бывало, что мы только по радио слышали, что идет воздушный бой, а немцев даже и не видели. Уж когда истребителям совсем тяжело приходилось, то только тогда они нам передавали: «Горбатые», уходите, мы заканчиваем!» — значит, горючее и боеприпасы у них на исходе. И мы тогда уже старались лишнего захода не делать. Истребителям ведь в укор ставили потерю штурмовика, ну и зачем ребят подставлять ?

Летчики народ такой, им подначить друга — хлебом не корми. Мы любили братьев-истребителей дразнить.

Слетаем на задание и истребителям вопрос: «Вам боевой вылет записали?» — «Записали». — «Молодцы! А когда был бой?» Это у штурмовиков каждый, подчеркиваю, каждый боевой вылет «с огнем и дымом», т.е. атакой противника. А у истребителей? Воздушный бой на один вылет из пяти, а то и реже. Мы это прекрасно знали, потому и подначивали, но это было совершенно беззлобно, по-дружески. Мы четко знали, что в бою истребители наизнанку вывернутся, сами подставятся, но штурмовиков сохранят. Бывало, что истребители вместе с нами штурмовали (это если воздушного противника не было). Перед заходом смотришь, в стороне пара истребителей пикирует, зенитки бьет. Понимали, что, видать, ребятам было совсем тяжело бездельничать»²³.

А вот характерный эпизод из воспоминаний летчика редкой в ту войну специальности—летчика разведывательно-корректировочной авиации Якова Ильича Борейко. Осенью 1943 года ему поставили задачу, которая «заключалась в разведке перевозок войск по железной дороге от узловой станции Василевичидо станцииХойники, среднее удаление которых от линии фронта 45 - 50 километров. Каждый день в течение недели разведчик ранним утром в одно и то же время должен установить, сколько и каких эшелонов находится на каждой станции и перегонах между ними, в каком направлении движутся. Сведения докладывались в письменном виде немедленно после полета, для чего была указана площадка в районе штаба, на которую нужно было сбросить вымпел с данными разведки»'¹⁷³.

Эта шаблонность разведки закончилась тем, чем и должна была закончиться, — на шестом вылете немцы подловили Ил-2 лейтенанта Борейко. Но, как он вспоминает, «нас спасли от неминуемой гибели чужие истребители, прикрывавшие группу штурмовиков, наносивших удар по противнику на Лоевском плацдарме. Они атаковали пару FW-190, которая была сзади меня почти на дистанции открытия огня, аявэто время ничего не мог предпринять — ни скорости, ни высоты не было. Всякие маневры в таких случаях успеха не приносят, наоборот, сокращают дистанцию, подставляют самолет в выгодном для истребителей ракурсе. Мы вскочили в гущу штурмовиков и потом благополучно ушли по своему маршруту.

Вдруг совершенно неожиданно ко мне пристроился Як, да гак близко, что при открытом фонаре я отчетливо видел лицо летчика, который постоянно покручивал пальцем у виска и показывал, что нужно следовать за группой штурмовиков. Я, в свою очередь, пытался изобразить, что мне нужно идти в другом направлении, что я не его подопечный. Пантомима не получилась, он следовал со мной до площадки сбрасывания вымпела и когда разобрался, что я чужой, сделал прощальное покачивание и ушел. Лицо летчика запомнилось, и если бы представилась возможность встретиться, я наверняка бы его узнал и поблагодарил за заботу, спасшую намжизнь».

Конечно, во время войны было по-всякому, но то внимание, которое командование оказывало ударным самолетам ВС РККА, не могло не сказываться и на поведении наших летчиков-истребителей.

Я с искренним уважением отношусь к немцам — поверженным противникам наших отцов и дедов — с точки зрения их военных талантов и доблести. И если бы я не прочел ту гнусность, что написали эти американцы, то я бы и к Хартману относился так, как они о нем сказали в процитированном предисловии. Но я прочел их писания дальше предисловия, и Хартман предстал передо мною далеко не спортсменом, а выдающимся трусливым бандитом, который мог бы стать выдающимся асом, но не стал им.

Такую характеристику непросто объяснить, и я вынужден буду сначала описать ряд обстоятельств, которые, казалось бы, не имеют прямого отношения к этому вопросу. Дело в том, что ведь у нас сегодня на 180° изменена мораль. В начале января 1999 г. подлый суд Москвы осудил на 4 года лагерей и принудительное лечение в психушке Андрея Соколова — русского патриота 20 лет. На судебно-психиатрической экспертизе врач задал ему вопрос — смогли бы он отдать жизнь за Родину? Андрей, естественно, ответил утвердительно, и врачи записали в заключение: «Склонен к суициду», т.е. к самоубийству. А что — с точки зрения скотов, а нелюдей, смерть за Родину — это действительно самоубийство.

Так и сХартманом. Летом 1944 г. он, уже известный ас (250 побед), удирал от преследовавших его американских истребителей и, не долетев 6 км (полминуты) до своего аэродрома (где его прикрыли бы зенитные орудия), он выпрыгнул с парашютом из совершенно исправного самолета. Попробуйте сказать, что он струсил, и толпа скотов, считающих смерть за Родину самоубийством, немедленно объявит, что он не трус, а умный человек, знающий, что жизнь дороже любой «железки».

Правда, скотам я все равно ничего не объясню, но попробую обойтись без подобных примеров.

Итак, почему Хартман мог бы стать выдающимся летчиком?

Во-первых, он с самолетом составлял одно целое. Еще в детстве мать брала его в полеты, а в 14 лет он уже был планеристом. Он утверждал, что для него самолет, как автомобиль, в воздухе его голова не была занята мыслями об управлении самолетом — тело само им управляло. Во-вторых. Он имел уникальную и очень ценную для летчика особенность — сверхострое зрение. Советские тактические наставления требовали, чтобы в улетающей на боевое задание группе самолетов был хотя бы один летчик с таким зрением, поскольку, как это утверждал сам Хартман: первый увидел — наполовину победил. Японцы специально заставляли своих летчиков часами, до изнеможения тренировать глаза, и некоторые достигали совершенства: могли днем увидеть на небе звезды. А Хартман острым зрением обладал от природы.

Вот эти два качества могли бы сделать из него летчика, которого можно было бы назвать выдающимся.

Теперь перейдем к более сложному вопросу — о его трусости. Повторим главное обстоятельство. Военная авиация существует для того, чтобы уничтожать наземного противника. Ее главные самолеты — бомбардировщики. Они выполняют главную задачу — обеспечивают победу в боях, которые ведут наземные войска. Истребители защищают свои бомбардировщики от истребителей противника и не дают вражеским бомбардировщикам бомбить свои войска — в этом их боевая задача. И, как вы только что прочли у Голодникова и остальных, советских летчиков-истребителей могли и под суд отдать, если они бросили бы свои бомбардировщики. В этом плане интересен маленький эпизод из воспоминаний Т.П. Пунева:

«6 конце войны нас часто прикрывали полки из Сибири с невоевавшим летным составом (их перебросили, видимо, для получения боевого опыта), с ними были проблемы — то они от нас отстанут, то потеряют. Это от недостатка опыта. Увлекающиеся ребята были. Больно хотелось им кого-нибудь сбить. Бывало, отвлечет их одна группа, свяжет боем, а другая в это время нас атакует.

Лирическое отступление. Мы стояли в Кракове, и к нам пришел вот такой новый полк из Сибири на Ла-5. Все ребята молодые, без опыта. Ну, значит, знакомят нас друг с другом, ходим мы к ним в части, а они к нам. Ходят они по нашей стоянке (а у нас полк был элитный), у нас на самолетах обязательно то лев, то тигр нарисованы. У меня был «лев в прыжке». Так вот, ходят они по нашей стоянке и видят звезды нарисованные: «А это что?» — «Как что? Самолеты сбитые!» — «Как сбитые?! Бомбером?!» — «Да элементарно, пулеметами». Ходили-ходили, вдохновились истребители, что уж если «бомберы» немцев сбивают, то им сам Бог велел. Мы им говорим: «Завтра летим, вы уж смотрите, это дело серьезное». Все им рассказали, где и кто должен идти, где непосредственное прикрытие должно располагаться, где ударная группа и т.д. В общем — все.

На второй день полетели. Понимаем — дурни! Летим уже над фрицевской территорией, так он под самое крыло подлезает и показывает большой палец: мол, «Здорово!» Радиомолчание, только рукой ему машешь: «Иди отсюда!» Потом начали бить зенитки. Только мы истребителей и видели! Наступает самый важный момент, потому что, как только перестанут бить зенитки, тут же следует атака немецких истребителей. Тут же! Как уж они договаривались, не знаю, но взаимодействие немецких зенитчиков и истребителей было великолепным. Так было и на этот раз. «Мессера» — в атаку, а наших щелкоперов — никого! Прилетаем мы домой, собираем экипажи: «Ну пошли!» Пришли к истребителям и устроили им мордобой и выволочку, натурально»²³.

Помимо защиты своих ударных самолетов, советское командование жестко наказывало истребителей и за то, что те дали отбомбиться немецким самолетам. А прочитав биографию Хартмана, который все время воевал только в 52-й эскадре (JG-52), приходишь к выводу, что как только он стал асом, то боевые задачи ему вообще перестали давать. Как в отношении других асов — понять сложно. Возможно, это зависело от них самих: имеет мужество — выполняет боевую задачу, не имеет — просто свободно охотится.

Но кроме асов в этой эскадре были и, так сказать, простые летчики, которые вряд ли могли отказаться от выполнения боевой задачи, — они летали сопровождать на бомбежку свои бомбардировщики, они атаковали советские бомбардировщики, которые бомбили немецкие войска. И они гибли в больших количествах. Вот, скажем, те же американцы пишут о боях под Курском: «Эрихлетал очень часто. Каждый день гибли его товарищи. В тот же день, когда разбился Крупински, погибли еще 5 пилотов, или треть эскадрильи»¹⁷⁵. Это было 5 июля — в день начала Курской битвы. Третья авиагруппа 52-й эскадры, в которой летал Хартман, помимо Крупински, потеряла еще двух асов, а всего за этот день она потеряла 10 самолетов и 6 летчиков¹⁷⁶ из 40. А в первой авиагруппе командира группы аса майора И. Визе за этот день сбивали 5 раз, но он благополучно садился на вынужденную. Через неделю в первой авиагруппе 52-й эскадры уже была сбита половина пилотов, 9 погибли и деморализованное подразделение 12 июля отвели в тыл на переформирование¹⁷⁷. Хартману, как «свободному охотнику» было неизмеримо легче и безопаснее.

Во всей книге есть всего два момента, которые можно счесть за то, что Хартману дали боевое задание, и в обоих эпизодах он уклонился от его исполнения.

Первый раз - это эпизод боев под Курском. Командир группы Храбак поставил Хартману задачу: «Основной прорыв здесь. Пикировщики Руделя зададут им жару. Защита пикировщиков и уничтожение русских истребителей является вашей главной задачей»^ив. Хартман чихнул на «главную задачу» и даже не пытался ее исполнить. Он нашел штурмующие Ил-2, которые во время штурмовки рассыпают строй и становятся уязвимыми, незаметно подкрался к ним и атаковал. (И был сбит.)

Во втором эпизоде ему дали задачу не допустить бомбежки румынских нефтепромыслов американскими бомбардировщиками. Но те летели в плотном строю, и Хартман струсил их атаковать. Он напал на истребители сопровождения, не заметившие его и летевшие с дополнительными подвесными баками. На второй день он опять струсил атаковать бомбардировщики, но и американские истребители были начеку и загнали его до прыжка с парашютом, о котором я упомянул выше.

Во всех остальных эпизодах книги Хартман — свободный охотник и нападает только тогда, когда его безопасность более-менее гарантирована (о способе обеспечения этой безопасности — ниже).

Еще момент. На Западе немецкие истребители заставляли делать то, чего боялся Хартман, — атаковали строи американских и английских бомбардировщиков. Так вот, Хартмана дважды пытались перевести на Запад, но он дважды от этого уклонялся, хотя и заявлял своим биографам,

что ему «мысль, что бомбардировщики союзников летают над Германией днем и ночью, причиняла боль»¹⁷⁶. Но ни эта «боль», ни то, что его родители и жена днем и ночью сидят в подвале под американскими бомбами, ни соблазн пересесть на реактивный истребитель его, уже кавалера Рыцарского Креста с Дубовыми Листьями, Мечами и Бриллиантами, не заставили поменять свой статус «свободного охотника» Восточного фронта на возможность сбивать бомбардировщики союзников над родным домом.

Штаб не подтверждает

Отвлечемся на время от бомбардировщиков. Хартман летал практически исключительно над территорией, занятой немецкими войсками. Немецкие источники утверждают, что был приказ не посылать асов за линию фронта, да это подтверждается и биографией — из 14 вынужденных посадок Хартман только одну произвел на территории, занятой советскими войсками, и то — нечаянно. Факт того, что Хартман летал только над своими войсками, в наших рассуждениях важен.

Вернемся к бомбардировщикам. Победы Хартмана заносились в его летную книжку с указанием даты и типа сбитого самолета. Но сохранилась только первая летная книжка с перечнем побед до 150-й. Вторую книжку с победами от 151-й до 352-й якобы украли американцы, которые тщательно ограбили Хартмана (сняв с него в том числе и наручные часы)*, когда он после капитуляции полез сдаваться к ним в плен. Поэтому последние 202 его победы биографы восстановили по другим источникам. Толивер и Констебль пишут: «Данные об остальных победах Хартмана взяты из дневника JG-52 или его писем Урсуле /7егч»¹⁸⁰невесте, а потом жене Хартмана). У меня сразу вопрос: а почему так сложно? Дневник боевых действий эскадры JG-52 — это официальный документ. Работники штаба получают награды от числа сбитых эскадрой самолетов, и можно быть на 100% уверенным — они не забыли занести в дневник ни единого из сбитых Хартманом самолетов. к. чему нужны хвастливые письма невесте? А вот к чему. Взгляните на таблицу из книги Толивера и Констебля.

Победа	Дата	Тип	Победа	Дата	Тип
151-153	15.12.43		226-228	29.05.44	Ла-7
154-156	18.12.43		229-231	31.05.44	Аэрокобра
157-159	20.12.43		232-237	1.06.44
160	3.01.44		238-239	2.06.44
161	6.01.44	Аэрокобра	240-243	3.06.44
162	6.01.44	Аэрокобра	244-250	4.06.44	Як-9
163-165	9.01.44		251-256	5.06.44
166-168	16.01.44		257-261	6.06.44
169-172	17.01.44		262-266	24.06.44	Мустанги
173-176	23.01.44	Ла-7	267-290	26.06-23.08.44
177	24.01.44	Ла-7	291-301	24.08.44	Аэрокобра
178-183	30.01.44		302-306	27.10.44
184-185	31.01.44		307	8.11.44
186-190	1.02.44		308-309	8.11.44
191	3.02.44		310-311	12.11.44
192	4.02.44	Аэрокобра	312-313	15.11.44
193-202	2.03.44		314-315	16.11.44
203	23.04.44		316	21.11.44
204-205	25.04.44		317-322	22.11.44
206-207	26.04.44		323-327	23.11.44
208	3.05.44		328-331	24.11.44
209	4.05.44		332	5.02.45
210-215	5.05.44		333-346	6.02-27.02.45
216-221	7.05.44		347-351	4.04.45
224-225	21.05.44		352	8.05.45	Як-7

 

Как видите, без писем Урсуле не обойтись, поскольку в дневнике боевых действий эскадры JG-52 за Хартманом числится существенно меньше сбитых самолетов, чем он оповестил о них невесту.

Анализ дневника наводит на разные мысли, в том числе и что дневник — это документ штаба, данные из которого шли не доктору Геббельсу для пропаганды, а рейхсмаршалу Герингу для учета и оценки боевых возможностей ВВС РККА. Брехать в этих данных вряд ли было разрешено (хотя наверняка брехали), а вот доктор Геббельс брехать был обязан.

Отвлечемся. Герой Советского Союза летчик штурмовика Ил-2 Григорий Максимович Рябушко сделал за войну 111 боевых вылетов, лично сбил немецкий истребитель, но его самого немцы ни разу не сбили. Андрей Сухорукое его спросил:

«А.С. Как вы оцениваете надежность бронестекла, бронекорпуса?

Г. Р. На мой взгляд, надежность брони высочайшая. Даже 20-мм снаряд из «эрликона» далеко не всегда пробивал. Бывало, после боя начинаешь смотреть в тех местах, где краска отлетела — е! — только вмятины да борозды. А простые пули из стрелкового оружия — это для бронекорпуса вообще ничто. Но попаданий от простых пуль было относительно немного. В основном крупнокалиберные пули да малокалиберные снаряды.

От снарядов 20-мм авиационных пушек немецких истребителей бронекорпус тоже неплохо защищал.

Но тут надо учитывать, под каким углом попадал снаряд. Чем угол попадания был острее, тем вероятность пробития брони становилась меньше. Истребители противника и были опасны тем, что, атакуя сзади, подходили близко и начинали бить прямо в задний лист бронекорпуса. Снаряды при такой стрельбе попадают в броню под углом, близким к прямому, тут, конечно, броня не выдерживает, пробивается, а за ней баки с горючим. Вот так.

Меня как-то раз атаковал истребитель (как потом рассказали ведомые — Bf-109), когда я выходил из пикирования. Дело было в Карелии в минутах 30 лета от аэродрома Вибица, на котором мы базировались. Мы четверкой бомбили мост через речку, я был ведущим звена. И вот иду вверх, уже выхожу из атаки, как вдруг резкий удар в верхнюю броню, и это даже не взрыв, а такой звук интересный — как удар палкой по пустому ведру - с треском рвущегося металла. На какую-то секунду я потерял сознание, но тут же очнулся и перевел машину в горизонтальный полет. Осматриваюсь — все ведомые на месте, попробовал с ними связаться по рации — не работает рация. Попробовал связаться со стрелком по СПУ — не работает. Оглянулся назад—живой, чертяка! Продолжаю осматриваться — у меня решето из плоскостей, левая стойка шасси выпала (прибор показал). Но двигатель работает нормально. Чувствую, что-то течет по шее и по спине. Перехватил ручку левой рукой, а правой потер, посмотрел — кровь. Оглядываюсь дальше — в верхней броне рваная дыра. Начал шевелить головой — накатила боль — затылок, шея и спина. Но летим потихоньку. Когда начали на посадку заходить, я рукой ведомым махнул — садитесь первыми. Полоса была узкая, и я понимал, что если я сяду

первым, полосу займу, то ведомые уже не сядут. Стал на посадку заходить последним, даю шасси и щитки на выпуск — не выпускаются. Сажусь «на брюхо». На выравнивании (а это высота метра 1,5) потерял сознание, но приземлился. Как? Понятия не имею. «Ил» сам сел. Что интересно, мой стрелок уцелел, не пострадал ни при атаке «мессера», ни при посадке. А меня из кабины буквально выковыривали. Фонарь не могли открыть — корпус от удара сильно деформировался и фонарь заклинило. Так притащили здоровенный кол и только им смогли сдвинуть фонарь. Я этого не видел, мне рассказывали. Я только в госпитале в себя пришел. В Беломорске. Провалялся я там дней 25, а потом снова в полк, обратно воевать. Когда прибыл на аэродром, мне сразу мой «Ил» показали. Его, конечно, сразу списали и как стащили его с полосы, так и остался он лежать у границы аэродрома. «Иди, говорят, полюбуйся». 126 вмятин и пробоин от 20-мм снарядов и пулеметных пуль! И только один снаряд сумел пробить броню, да и то в кабину проникло совсем немного осколков, хотя снаряд разорвался почти у меня над головой.

Что касается бронестекла, то и оно тоже было очень надежным. На меня раз в лобовую атаку «мессер» зашел. Я как раз из пике выхожу и — оп! — вот он мне навстречу стреляет, только огоньки сверкают. Настолько неожиданно все получилось, что я даже на гашетки нажать не успел. Он проскочил и смылся (испугался, наверно, больше моего). Перепутал штурмовик с кем-то. Обычно-то немецкий истребитель на «Ил» в лобовую в жизни не зайдет. Так вот, влепил этот немец мне 20-мм снаряд в лобовое стекло. Так оно все только трещинами пошло, такой «паук в паутине» образовался. Тоже самое получилось, когда мне в лобовую брбню снаряд от «эрликона» попал — только трещины. Нет, броня на штурмовике вещь очень стоящая и, безусловно, необходимая. Без брони штурмовика нет»²³.

Заметим, что три немецких летчика по результатам снимков фотопулемета отчитались в сбитии Рябушко, хотя тот за войну ни разу не сел вне аэродрома. И Хартман, к примеру, рассказал американцам байку о том, что в июне 1944 г. он, израсходовав всего 120 патронов, сбил подряд три штурмовика Ил-2, которые штурмовали позиции немецкой артиллерии, т.е. находились над немецкой территорией. И, наверное, эти «Илы» у него и были записаны в той летной книжечке, которую украли американцы, как 248, 249 и 250-й сбитые самолеты¹⁸¹.

Но в дневнике боевых действий JG-52 напротив записанных историками номеров сбитых самолетов Хартмана 244 - 250 в графе «Тип» сбитого самолета одиноко стоит «Як-9», реально зафиксированный штабом.

Объяснений такой разницы американцы не дают, и поэтому причину этого надо отыскивать самим. Все апологеты немецких асов с пеной у рта уверяют, что факт сби-тия немецким асом самолета, который записан ему в летную книжку, тщательно проверялся и подтверждался. Цитировать очень длинно, поэтому я апологетам перескажу своими словами, как «проверялся» фактсбития Хартманом 301 -го самолета. 24 августа 1944 г. Хартман слетал утречком на охоту и, прилетев, сообщил, что у него уже не 290, а 296 побед над «Иванами». Покушал и снова полетел. За этим полетом следили по радиоразговорам, и Эрих не подвел — он по радио наговорил еще 5 побед. Итого стало 301. Когда он сел, на аэродроме уже были цветы, флаги, гирлянда ему на шею (как у нас Стаханова из забоя встречали), а утром следующего дня его вызвал командир JG-52 и сообщил: «Поздравляю! Фюрер наградил тебя Бриллиантами»™². И ни малейшего намека на то, что кто-то пытался проверить эту байку о том, что он в один день и в двух боях сбил 11 самолетов. А в дневнике боевых действий за 24 августа штаб записал ему только «Аэрокобру». Одну. И все.

В связи с этим у меня возникает гипотеза. То, что 352 сбитых Хартманом самолета — это брехня, по-моему, уже всем должно быть ясно. В его летную книжку записывали все, что он придумает, или, в лучшем случае, те самолеты, по которым он стрелял и что было зафиксировано фотопулеметом. Но точную цифру сбитых самолетов немцам-то ведь надо было знать!

Поэтому полагаю, что штаб JG-52 запрашивал у наземных войск подтверждения о сбитых самолетах (ведь

Хартман сбивал над своей территорией, и наземные войска могли это подтвердить). Если сбитие подтверждалось, то наземные войска могли подтвердить и тип самолета. Тогда сбитый самолет заносился в список, и этот список штаба JG-52 посылался в штаб Люфтваффе. Но если сби-тия заявленного самолета или его обломков никто не видел, то такая «победа» отсылалась только в министерство пропаганды Геббельса. Я не вижу другого логичного объяснения.

Конечно, могли быть накладки, скажем, подбитый самолет дотянул до своей территории, упал в глухом месте, пехота не смогла определить его тип и т.д. И, наверное, Хартман сбил больше, чем проставлено в дневнике JG-52, но все же... В дневнике штаба из заявленных Хартманом 202 сбитых советских и американских самолетов ему проставлено всего лишь 11! Правда, в одном случае тип самолета стоит во множественном числе — «Мустанги». Хартман заявил их в этот день аж 5 штук. Даже если их все добавить, то будет 15. Негусто из 202 заявленных побед, не так ли? Это я погорячился, когда написал, что число побед Хартмана надо делить на 7,5. Делить-то надо на 20!

Но это не все, что из дневника боевых действий JG-52 можно выжать о Хартмане. Давайте представим себя на его месте и полетим вместо него вдоль линии фронта. Каких советских самолетов — бомбардировщиков или истребителей — мы встретим больше? Хартман попал на фронт в 1943 г., а с начала 1942 года по 9 мая 1945 года наша авиапромышленность произвела 44 тыс. истребителей и более 52 тыс. штурмовиков и бомбардировщиков. Получили от союзников около 11 тыс. истребителей и несколько более 3 тыс. бомбардировщиков. То есть в общем количестве ВВС СССР бомбардировщики составляли примерно 50%. Тут, конечно, есть нюансы, но они взаимоисключающие: бомбардировщики чаще сбивались, поэтому в реальном строю их в процентах должно быть меньше, чем построено; зато истребители в системе ПВО были рассредоточены по всей стране и на фронте их было меньше. То есть мы не сильно ошибемся, если предположим, что на месте Хартмана при полете вдоль линии фронта

каждый второй встреченный нами советский самолет должен быть штурмовиком или бомбардировщиком.

Более того, урон немцам наносили именно штурмовики и бомбардировщики, следовательно, нас не должно было бы удивить, если бы в списке тех самолетов, по которым стрелял Белокурый рыцарь, защищая свой Рейх, бомбардировщики составили 50%. А истребители Хартман сбивал бы только те, которые мешали ему сбивать бомбардировщики.

А что было на самом деле?

В дневнике боевых действий JG-52 в графе «Тип» сбитого самолета на все 202 «победы» Хартмана нет ни одного бомбардировщика. В его летной книжке из 150 внесенных туда самолетов бомбардировщики составили: Ил-2 — 5; Пе-2 — 4; А-20 «Бостон» — 1; По-2 — 2 машины. Итого: 12 бомбардировщиков из 150¹⁸³, что составляет 8%. Не 50%, как полагалось бы иметь настоящему рыцарю, а всего 8!

Новосибирские исследователи очень скрупулезно исследовали боевую деятельность Александра Ивановича Покрышкина, проанализировав его дневники, боевые документы полка, воспоминания соратников, прочие источники, и пришли к выводу, что Покрышкин за время войны уничтожил 116 немецких самолетов, сбив 94, подбив 19 и 3 сжег на земле. Само по себе это количество меня не волнует, тем более что и сам Покрышкин, чисто русский человек, не придавал ему значения и никогда никому не собирался его доказывать. Русские никогда скальпов не снимали, ушей не отрезали и количеством убитых врагов никогда не хвастались. В данном случае важен расклад по типам самолетов, а его пропорция при любом количестве сбитых сохранится.

Покрышкин сбил 36 Ме-109 и 3 ФВ-190, хотя последние истребителями можно считать лишь условно. Итого — 39 истребителей, или 41% от всех сбитых. Остальные — бомбардировщики, штурмовики, разведчики и один самолет связи: Ю-87—23; Ю-88—18, Me-110—4; «Хеншель-129» — 1; «Хеншель-126» — 4; «Шторх» — 1. Всего 51 самолет, или 54%. И четыре транспортных самолета Ю-52¹⁸⁴.

Советский Союз за 1941 - 1945 годы построил 11 202 бомбардировщика Пе-2, а Хартман всего 4 раза по ним стрелял за всю войну. Это отчего так? Ответ — это опасное дело было Хартману не по плечу. А оно было опасное, летчик Пе-2 Т.П. Пунев вспоминает:

«Т.П. r\e^L2 мог немецкому истребителю такоеустро-ить, что мало не покажется. Элементарно. Скорость у «пешки», конечно, поменьше, но великолепная маневренность и возможность ведения всеракурсного огня шансы

уравнивали. Огня штурманов и стрелков немецкому истребителю следовало реально бояться, поскольку их возможности его сбить были весьма велики, на мой взгляд, намного больше, чем у их летчика сбить «пешку» огнем курсовых пулеметов. Поэтому, если одиночный «мессер» или «фоккер» нападал на одиночную «пешку», то еще неизвестно было, кто кого завалит.

На «охоте» или разведке одиночная «пешка» уходила от истребителей довольно легко. В пике скорость набрал, и только они нас и видели. Главное, засечь их вовремя.

Если же ты их прозевал, то от пары истребителей на один Пе-2 можно было и отстреляться, отбив им охоту нападать. Запросто. Хорошо обученный экипаж, не супер, а просто хорошо обученный, на «пешке» большие шансы против пары истребителей имел.

Конечно, если количество немецких истребителей было больше пары, то у одиночной «пешки», шансы от них уйти были невелики. В отличие от атаки бомбардировщиков в строю одиночную «пешку» можно атаковать со всех сторон.

Летал я как- то раз на «охоту» и «охотника» подловили. Дело было в 44-м, над Польшей. Как они меня гоняли! Пара «мессеров». Оторвались мы от них, кончилось у них горючее. Плюнули они на меня, сказали, видимо: «Черте ним!» — и полетели домой. Но заколебали они меня так, что мы забыли, где мы. Полная потеря ориентировки. Заблудились откровенно.

А.С. Какой из истребителей, «мессер» или «фоккер». считался более опасным?

Т.П. «Фоккер». Он нес более тяжелое вооружение, он был быстрее. У меня сложилось впечатление, что он вообще был получше «мессера». Только он поздно появился.

А. С. Сколько обычно немецких истребителей использовалось для атаки девятки Пе-2?

Т.П. Обычно от четверки до восьмерки. Иногда могло быть и больше, иногда меньше. Под конец войны могли и в одиночку на девятку кинуться. В основном количество немецких истребителей было кратно двум, поскольку основой строя немецкой истребительной авиации была пара.

Если бомбардировщик идет в жестком строю, где все друг друга прикрывают, то его (бомбардировщик) может атаковать не больше двух истребителей, поскольку у них (истребителей) ограничены направления атаки, т.е., сколько бы немцев ни было, в таком бою противник твоего экипажа — это конкретная атакующая пара. Ну, а против пары Пе-2 хорошие шансы имел.

Большое количество истребителей опасно тем, что способно атаковать много и часто. Не успеешь одну пару отбить, уже вторая наседает, а тут уже и третья, и так без конца. Не успел, «зазевался», итебекранты.

А.С. Для того чтобы сорвать бомбометание девятки Пе-2, сколько нужно истребителей?

Т.П. Много. Это потому, что надо сбить несколько бомбардировщиков.

Чтобы сорвать бомбометание девятки бомбардировщиков, нужно сбить ведущего этой девятки, а до него добраться Можно только через ведомых. Это значит, что надо сбить двух-трех ведомых, а они своего ведущего прикрывают изо всех сил, поскольку штурман ведущего осуществляет основное прицеливание — это мозг группы, он вычисляет удар. Этот штурман даже оборонительного огня не ведет — целится. В случае с девяткой Пе-2 могу сказать, что там сбить ведущего вообще превращается в проблему, поскольку оборонительные возможности «пешки» очень высоки. Чтобы девятка Пе-2 ушла с курса, надо поразить не менее трех бомбардировщиков. Сбить девятку с курса необычайно сложно.

А. С. А бывало, чтобы у вас сбивали три самолета зараз?

Т.П. Бывало и шесть, но это удовольствие немцы имели только в первые два года войны.

В конце войны самое сильное истребительное противодействие мы имели при атаке венгерских нефтепромыслов. Эти районы немцы прикрывали истребителями очень здорово. Много их было. Там бывало, что за вылет мы теряли по две-три машины, но ведущего — очень редко»²³.

Свои слова Тимофей Пантелеевич Пунев подтверждает собственной биографией. На Пе-2 он совершил 43 засчитанных боевых вылета и 9 «возвратов», т.е. 9 раз вернулся на аэродром с бомбами из-за неисправности самолета, либо потому, что цель была закрыта, скажем, туманом и т.д. В половине вылетов его Пе-2 атаковали немецкие истребители, члены его экипажа дважды были ранены, но его самолет ни разу не был сбит. Зато он курсовыми пулеметами сбил два немецких истребителя. А у нескольких экипажей его полка на счету было по 5 сбитых самолетов. Так что не случайно на «боевом счету» Хартмана так мало «пешек».

А видя, как воюют «асы», так же начинали воевать и остальные немецкие летчики, по крайней мере большинство из них. Давайте вернемся на Курскую дугу. В первый период в небе над ней у немцев было абсолютное превосходство в воздухе. Это отмечают и немецкие ветераны, и ругань советских наземных войск в адрес своей авиации (истребителей) зафиксирована и в советских источниках. Это видно и по цифрам.

На северном фасе Курской дуги немецкий 8-й воздушный флот с 5 по 11 июля выполнил 8917 боевых вылетов, а противостоящая ему наша 16-я Воздушная армия — всего 6299. На южном фасе немецкий 8-й авиакорпус с 5 по 18 июля выполнил 15114 боевых вылетов, а противостоящие ему 2-я и 17-я Воздушные армии — в сумме всего 12 597¹⁸⁵.

Из потерянных самолетов, судьба которых была известна, 2-я Воздушная армия потеряла 73 бомбардировщи-

ка сбитыми немецкими истребителями и 75 сбили немецкие зенитчики. Учитывая, что из них 124 самолета были штурмовиками Ил-2, которые летают у земли и сильно подвержены огню многочисленных у немцев 20-мм зенитных автоматов, то, казалось бы, так и должно быть. Но и из 129 сбитых истребителей с известной судьбой 35 — сбиты немецкими зенитчиками¹⁸⁶.

У17-й Воздушной армии такая же статистика: 64 самолета всех типов сбиты немецкими истребителями и 68 — зенитчиками. Из 37 сбитых истребителей 9 сбито зенитным огнем¹⁸⁷.

То есть немецкие истребители постоянно висели в воздухе, но потери от них не были определяющими не только для нашей ударной авиации, но и для истребителей. Более того, даже если наш самолет числился в сбитых немецким истребителем, то и в этом случае дело без участия зенитчиков могло и не обойтись. К примеру, три полка нашей 221-й бомбардировочной авиадивизии бомбили немцев с горизонтального полета с «Бостонов» — американских бомбардировщиков, летавших на большой высоте, плохо простреливаемой немецкими зенитками. Казалось бы, что у этой дивизии основные потери должны быть от немецких истребителей. Но, как следует из журнала боевых действий, из 35 потерянных самолетов 1 потерпел катастрофу при взлете, 26 сбиты зенитной артиллерией над целью и 8 сбиты истребителями. Но как! Скажем, капитан Маслиников «в районе цели подбит ЗА. Уходил на свою территорию на одном моторе, добит И А противника. Один член экипажа выпрыгнул на парашюте». Илилей-

тенантКондрашин «подбитЗА, повторно атакован ИА. Вынужденная посадка в районе д. Хмелевое. Три члена экипажа ранены, один пропал без вести». Или капитан Кондратов «подбит И А в районе д. Хитрово при уходе от цели. Совершил вынужденную посадку»™.

Конечно, надо добивать подбитые зенитчиками самолеты, конечно, надо сбивать их даже тогда, когда они уже отбомбились и уходят от цели, но если истребители только этим и занимаются, то чего удивляться, что на Курской дуге «3-я танковая дивизия СС «Мертвая Голова» после нескольких налетов советских штурмовиков в течение одного дня потеряла до 270 единиц боевой техники: танков, «самоходок», бронетранспортеров. Чтобы избежать больших потерь, немецким танковым частям пришлось перейти к рассредоточенным порядкам. А это существенно затрудняло управление войсками и замедляло всякое передвижение бронетехники»™⁹.

И чего удивляться, что там же немецкие бомбардировщики сбрасывали бомбы, не долетев до советских войск, и делали это порою очень удачно. Скажем, 13июля в 11 часов 20 минут неопознанная эскадрилья Хе-111 сбросила бомбы прямо на командный пункт 3-го танкового кор-

пуса немцев. Погибло 5 офицеров (среди них командир 144-го гренадерского полка майор фон Биберштайн и командир батальона 6-й танковой дивизии кавалер Рыцарского Креста капитан Екель), 15 унтер-офицеров и 56 военнослужащих было ранено¹⁹⁰.

Добавим к этому уже сказанное — немцы всех асов Восточного фронта забирали на Запад сбивать американские и английские бомбардировщики, но Хартман дважды от этого ускользнул. Остается сделать вывод: Хартман как огня боялся атаковать бомбардировщики! Боялся всего, что связано с реальным риском для жизни!

Бандит!

Так, может, все немецкие асы-«охотники» были такими же «рыцарями», как и Хартман? Не думаю, просто если у немцев и были настоящие рыцари, то они долго нежили, и записать на себя столько сбитых самолетов, сколько это сделал Хартман, просто не успевали. К примеру, Альфред Гриславски, у которого начинающий Хартман был ведомым. Гриславски специализировался на сбивании наших Ил-2. Для этого ему надо было прорваться сквозь строй наших истребителей и, преследуемому ими, бросаться на пулеметы бортовых стрелков Ил-2. И Гриславски это делал. Он был множество раз ранен, его постоянно сбивали. В один день его сбили 4 раза, он выпрыгивал с парашютом или шел на вынужденную посадку, пехота привозила его на аэродром,.он садился в новый самолет и снова летел драться. Наконец он получил тяжелое ранение и был списан со 133 победами. (Да и то, судя по всему, липовыми.)

Хартман так воевать боялся!

И страх надоумил его на «собственную» тактику боя, которой он хвастается непрерывно, хотя она является общей для всех немцев. Он учит (выделено им):

«Если вы видите вражеский самолет, вы совсем не обязаны тут же бросаться на него и атаковать. Подождите и используйте все свои выгоды. Оцените, какой строй и какую тактику они используют. Оцените, имеется ли у про-

тивника отбившийся или неопытный пилот. Такого пилота всегда видно в воздухе. Сбейте ЕГО. Гораздо полезнее поджечь только одного, чем ввязываться в 20-минутную карусель, ничего не добившись. Все вражеские пилоты увидят сбитый самолет, что окажет серьезное психологическое воздействие»'¹⁹¹.

Прокомментирую: психологическое воздействие — вещь двоякая: храбрые от этого придут в ярость.

Эта его тактика означала следующее. Он, напоминаю, был отличный пилот с особо острым зрением и советские самолеты замечал с такого расстояния, когда они его увидеть не могли. Заметив, куда они идут и в каком строю, он на большой высоте занимал такую позицию, чтобы можно было напасть на истребители сопровождения сзади, незаметно для них. Затем на большой скорости делал маневр, сближался и бил по не заметившему его истребителю. А так как с радиосвязью у нас дело было неважно, то подвергшийся нападению летчик не всегда мог предупредить товарищей. Поэтому у Хартмана часто была возможность ударить еще по нескольким. Но как только они его

замечали, он немедленно удирал, а наши истребители, привязанные к сопровождаемым бомбардировщикам, преследовать его не могли. А на большом удалении он снова, незаметно для наших, маневрировал и снова получал возможность удара. И всегда по истребителям! Ведь если прорываться к бомбардировщикам, то наши истребители его заметят и атакуют. Хартман этого боялся: он, как шакал, нападал только на отставших и только внезапно. Сохранить свою паскудную жизнь для него было самым главным.

Он считал, что изобрел магическую формулу войны:

«Эта магическая формула звучала так: «Увидел — решил — атаковал — оторвался». В более развернутом виде ее можно представить так: если ты увидел противника, реши, можно ли его атаковать, захватив врасплох; атакуй его; сразу после атаки отрывайся; отрывайся, если он заметил тебя до того, как ты нанес удар. Выжидай, чтобы атаковать противника в удобных условиях, не позволяй завлечь себя в маневренный бой с противником, который тебявидит»^Л92.

Заметьте, ему даже не важно, какой силы противник, если он тебя видит — надо удирать. Хартман, к примеру, хвастается таким боем. Он летел с ведомым у себя в тылу, и на них напал одинокий Як. Хартман уклонился отудара, и они вдвоем попытались Як сбить. Но тот пошел один и другой раз.в лобовую атаку на Белокурого рыцаря Рейха. Хартман сначала уклонялся, а потом с ведомым попросту удрал, а когда Як, потеряв их из виду, пошел домой, они догнали его, подкрались и сбили¹⁹³. Ну, спортсмен! Ну, рыцарь! Ну, джентльмен!

Представьте, что некий тип из-за угла глушит прохожих, а если оглушить не удается, то сразу же удирает. А потом заявляет, что так как он оглушил 352 человека, то является чемпионом мира по боксу и какие-то там По-крышкин с Кожедубом, у которых едва по 60 побед нокаутом на ринге, ему и в подметки не годятся.

Причем, когда Хартман диктовал свои мемуары американским придуркам, он, видимо, веселился как мог. Всю книгу объяснял им, что его принцип — «ударил и убежал»,

что даже при двойном превосходстве в силах он удирал, но, когда ему потребовалось объяснить, почему он трусливо пересел со своего разукрашенного самолета на обычный, незаметного цвета, то он навесил американцам лапшу на уши, типа того, что русские, увидев его раскрашенный самолет, удирали и он никого не мог сбить¹⁹⁴. И американские придурки это старательно записали, а сегодня и наши придурки Хартману поддакивают. Кстати, Андрей Сухорукое задал Н.Г. Голодникову вопрос по поводу встречи Хартмана с Покрышкиным.

«А.С. Эрих Хартман признался, что дважды уклонялся от боя с А.И. Покрышкиным. Нет, право на время и место боя у Хартмана было, тут он приказа не нарушил, но сейчас в отношении такого поступка Хартмана существует две точки зрения: 1 -я—Хартман струсил, а это никого не красит. 2-я — избежав этого весьма опасного боя с непредсказуемым концом, Хартман поступил правильно, поскольку на других участках фронта сбил множество советских самолетов, чем нанес противнику куда больший урон, чем даже если б он сбил одного Покрышкина. На ваш взгляд, какая точка зрения из этих двух правильна?

Н.Г. Тут не может быть столь однозначных мнений, тут надо рассматривать ситуацию с двух позиций. Первая. Если в воздухе встретились «свободные охотники», там «пара против пары» или «шестерка против шестерки», то Хартман, безусловно, поступил правильно. Скорее всего, внезапно атаковать Хартман не имел возможности (не тот противник), а такая подготовка к маневренному бою, какую имел Покрышкин, Хартману и не снилась. Вероятнее всего, уклоняясь от этого боя, Хартман просто верно оценил свои силы и возможности. Не готов он был для такого боя. У нас Сафонов несколько раз сбрасывал немцам вымпела, вызывая на бой любого из немецких асов, хоть Мюллера, хоть Шмидта, да хоть кого. На И-16! Они ни разу ему не ответили и ни разу в воздухе, в поединке, не встречались.

А.С. Что, кроме шуток, вымпелы бросал? Я думал, это легенда.

Н.Г. Нет, это не легенда, так и было. В самый центр аэродрома вымпелом попадал. «Вызываю в такое-то время, в таком-то районе, один на один». Ни один не согласился. В общем-то, понятно — зачем им это нужно? Он в групповом бою, что его «команда» затеет, заберется повыше и будет отбившихся сшибать. А «один на один» результат совершенно непредсказуемый, тем более немцы знали, что для маневренного боя с такими ведущими советскими асами, как Сафонов, подготовка у них недостаточна. Я же говорил, немцы вели войну очень расчетливо.

А.С. Вы сказали, что случай с Хартманом надо рассматривать с двух позиций, а какая вторая?

Н.Г. Вторая. Пэкрышкин не на свободной охоте, а сопровождает ударные самолеты (бомбардировщики или штурмовики) или район прикрывает. Покрышкин ведь всю войну во фронтовой авиации провоевал, а они на охоту не часто летали. Обычно — на прикрытие района или на сопровождение бомбардировщиков. И, как ты понимаешь, элитный гвардейский полк — полк Покрышкина — абы кого прикрывать не пошлют и на второстепенное направление не поставят, наверняка поставяттуда, где главный удар наносится. Так вот, в случае «Покрышкин прикрывает «бомберы», Хартман был ОБЯЗАН атаковать. Не Покрышкина, конечно, а бомбардировщики. Другое дело, что безнаказанно сбивать бомбардировщики Покрышкин просто не дал бы. Здесь, конечно, убегать Хартман не имел права. Могло быть и так — Покрышкин прикрывает район, а Хартман должен район расчистить для действия своих ударных самолетов. В этом случае тоже никуда не денешься — надо драться, убегать нельзя. Здесь, если Покрышкина боем не связать, то он «бомберы» в клочья порвет, что Покрышкин очень часто и делал. Так что все надо рассматривать в зависимости от ситуации»²³.

Могут сказать, что все же Хартман, пусть и трусливо-бандитским способом, но сбил очень много наших летчиков, и неважно, как именно называется этот способ, ведь на войне важен результат. Это так. Но давайте задумаемся над результатом побед Хартмана.

Представим, что полк Ил-2 под прикрытием полка Ла-7 полетел штурмовать станцию разгрузки немецкой дивизии. А эскадрилья Хартмана с помощью своей «формулы» без потерь сбила у прикрытия 10 наших истребителей или пусть даже всех. Формально это достижение. А фактически? Полк штурмовиков на станции превратит в груды кровавого мяса полк немецкой пехоты. А то, что наши истребители понесли потери, — так ведь война без потерь не бывает, а истребители и предназначены для того, чтобы своей ценой защитить бомбардировщики. А вот если бы Хартман пусть и ценою потерь своей эскадрильи и, не трогая ни одного нашего истребителя, сбил все Ил-2, то полк немецкой пехоты был бы жив, а полк Ла-7 стал бы никому не нужен без бомбардировщиков.

Война ведь не спорт, тут нужна одна Победа на всех, а не голы, очки, секунды у каждого.

С какой стороны ни глянь — хоть с военной, хоть с моральной — не был Хартман ни рыцарем в полном смысле этого слова, ни спортсменом. Трусливый бандит, хотя и выдающийся. Не орел, а гриф-стервятник.

Мастер газовых атак

На этом можно было бы и закончить рассказ об этом рыцаре Рейха, если бы этот подонок не нагородил кучу мерзостей о нас и нашей армии. Его, видите ли, в плену после войны заставили работать, и эта тварь выплеснула тонны лжи на наших отцов. Поэтому и возникла у меня мысль рассмотреть еще один его подвиг — побег из советского плена.

Я приведу очень длинную цитату из книги, описывающую пленение и побег рыцаря Рейха, и в ней выделю слова, которые попрошу вас отметить в памяти:

«Истребитель легко сел и со скрежетом пробороздил землю. Сейчас Эрих отсюда уберется. Он отстегнул парашют и приготовился покинуть исковерканную машину. Нагнувшись к приборной панели, он начал отвинчивать бортовые часы. Строгий приказ требовал, чтобы все пилоты, пережившие аварийную посадку, забирали с собой этот ценный прибор. Бортовых часов не хватало.

Сражаясь с заржавевшими винтами, держащими часы, Эрих почувствовал, как его оставляет напряжение боя. «Проклятье, Эрих. Ты сегодня даже не позавтракал». Он оборвал монолог, так как краем глаза уловил какое-то движение сквозь запыленное стекло. Показался немецкий грузовик. Он почувствовал облегчение. Он не знал, как далеко пролетел на запад до посадки на брюхо, но германский грузовик узнал безошибочно. О пилотах Люфтваффе, которые совершали посадку на русской территории, мало кто слышал снова. Он возобновил борьбу с часами и поднял голову, только когда скрипнули тормоза. То, что он увидел, его перепугало.

Два огромных солдата, выпрыгнувшие из кузова грузовика, были одеты в странную форму. Германские пехотинцы носили серо-зеленые мундиры. Мундиры этих солдат были желто-серыми.

Когда эти люди повернулись к разбившемуся истребителю, Эриха пробрал мороз, едва он увидел их лица. Это были азиаты.

Русские захватили германский грузовик и сейчас собирались прихватить и немецкого летчика. Эрих покрылся холодным потом, когда двое русских приблизились. Если он попытается бежать, они его пристрелят. Единственный выход — оставаться на месте. Он может притвориться раненым. Он попытается убедить их, что получил контузию во время вынужденной посадки.

Он притворился потерявшим сознание, когда русские вспрыгнули на крыло и заглянули в кабину. Один из них просунул ему руки под мышки и попытался вытащить Эриха наружу. От русских отвратительно воняло. Эрих вскрикнул, как от боли, и продолжал кричать и всхлипывать. Русский отпустил его.

Два человека о чем-то переговорили между собой, потом обратились к Эриху.

«Камрад, камрад. Война финиш. Гитлер капут. Не волнуйся».

«Я ранен», —простонал Белокурый рыцарь, показывая правой рукой на живот. Потом он прижал к животу обе руки. Через прикрытые веки он увидел, что уловка удалась.

Русские осторожно помогли ему выбраться из кокпита. Эрих стонал и всхлипывал, как настоящий актер. Он опустился на землю, словно ноги не держали его. Русские побежали к грузовику, сняли старый навес и положили «раненого» пилота на сложенный брезент. Они потащили его в кузов, как кучу мокрого белья, и осторожно подняли в кузов. Солдаты пытались заговорить с Эрихом и держались достаточно дружелюбно. Они торжествовали, так как эта ночь принесла им большую победу. Эрих продолжал постанывать и хвататься за живот. Встревоженные русские, которые не могли унять его боль, привезли его в свой штаб в соседнюю деревню.

Появился доктор. Он знал несколько немецких слов и попытался провести осмотр. От доктора пахло одеколоном. Каждый раз, когда он дотрагивался до Эриха, тот вскрикивал. Поверил даже доктор. Схватившие его солдаты принесли несколько яблок. Эрих сделал вид, что заставляет себя есть. Затем он снова вскрикнул, словно все его тело пронизала ужасная боль после того, как он проглотил несколько кусочков яблока. Этот театр продолжался два часа. Затем те же самые два солдата положили его на брезент и понесли обратно к грузовику. Так как они направились на восток, дальше в русский тыл, Эрих понял, что ему нужно смываться. И как можно скорее. Иначе он проведет весь остаток войны в советском плену. Он оценил ситуацию. Грузовик уже проехал 2 мили в глубь русской территории. Один солдат сидел за рулем, второй находился в кузове, охраняя раненого немецкого . пленного. Мысли Эриха мчались галопом. Но тут на западе показался характерный силуэт пикировщика Ju-87.

Немецкий пикировщик пролетел низко над землей. Грузовик затормозил и едва не свалился в канаву. Часовой в кузове испуганно уставился в небо. Тут Эрих вскочил на ноги и ударил его кулаком. Часовой ударился головой о кабину и рухнул на дно кузова.

Откинув задний борт, Эрих выпрыгнул в поле, заросшее высокими подсолнухами, по которому шла дорога. Как только он нырнул в заросли, скрип тормозов показал ему, что бегство замечено. Пригнувшись, он побежал дальше в поле. Эрих слышал треск винтовочных выстрелов и свист пуль над головой».

Тупые американцы заглотили эту байку, а мы давайте сэкономим время на обсуждении того, брехня это или нет. Зададимся вопросом — это брехня выдумана от начала до конца или канва у нее реальна?

Думаю, что рассказ точен за исключением некоторых деталей, которые мы попробуем выяснить. Ведь Хартману пришлось рассказывать его сотни раз командирам и товарищам, и если бы он его выдумал полностью, то обязательно бы запутался.

Попутно отметим, что обязательным снаряжением немецкого летчика был пистолет, а летчики имеют сверхбыструю реакцию. Наших солдат было всего двое с винтовками — оружием, хорошим для боя на больших расстояниях. Пистолет Хартмана в этой ситуации имел преимущество: пулю большего останавливающего эффекта и скорострельность. Пока каждый из солдат сделал бы по выстрелу, Хартман сделал бы по ним 8 выстрелов из своего «вальтера». Но лицом к лицу с противником он не дерется, и к тому, что мы о нем уже знаем, этот эпизод ничего нового не добавил.

Теперь давайте подчистим мелкую брехню, которая прикрывает главную.

«Азиаты» с Хартманом говорят по-немецки?

Советские солдаты на третьем году войны называют фашистского летчика товарищем?! Азиаты, как и русские (или русские, как азиаты?), очень много работ считают лишними, и их принцип — никогда не делать лишней работы. А здесь они кладут Хартмана на брезент и так грузят в кузов из человеколюбия к фашисту?

Давайте подробнее об этой операции. Грузят тело человека в кузов так. Берут его под мышки и тащат до борта, затем, захватив одной рукой под руку, а другой под промежность, рывком поднимают, чтобы он лег на пол кузова или на борт (если его лень открыть) центром тяжести (на живот), а после этого забрасывают в кузов его ноги. Готово!

Теперь посмотрите на технологию, предложенную Хартманом. Если человека положить на брезент и поднять за оба конца полотнища, то тело сложится и получится что-то вроде мешка с центром тяжести в самом низу. Как такой

мешок поднять на платформу кузова? Это надо, как штангисту, руки с краем полотнища поднимать вверх, что страшно неудобно, а для азиатов, которые обычно ниже европейцев, и невозможно. Значит, одному надо лезть в кузов, становиться на колени и попытаться захватить свой край полотнища, встать с ним и потом практически самому (второму надо поддерживать свой край) втягивать тело в кузов. Чтобы азиаты (да и русские) делали такую дурную работу, требуются очень веские основания и не те, о которых сказал Хартман. У человека около 5 литров крови, когда он ранен — она вытекает, одежда и руки, которыми он зажимает рану, окрашиваются кровью. У Хартмана крови не было, и все поверили, что он ранен?!

Чему поверил доктор, не видя ни крови, ни гематом? Или этот доктор за 2 года войны симулянтов не видел и поверил в какое-то необычное ранение? Хартман кричал от боли, а доктор ему даже морфия не впрыснул?

Короче, вся эта байка с ранением и с тем, что в нее поверили, шита белыми нитками.

Но остается факт — солдаты, видя, что перед ними крепкий мускулистый мужик, не приняли никаких мер безопасности — не связали его. Да, он стонал и делал вид, что не держится на ногах. Но ведь без крови и следов контузии это должно было вызвать еще большее подозрение, тем более у «азиатов». Да они бы его связали по рукам и ногам и еще бы для верности стукнули прикладом по «тыкве». А вместо этого солдат оставался в кузове с Хартманом один на один. При езде в пустом кузове по проселкам ничего, в том числе и винтовку, держать в руках невозможно — ими нужно держаться за борта, чтобы тебя не бросало по кузову. Почему этот солдат и без оружия не боялся, что Хартман на него нападет? Не боятся только тогда, когда чувствуют свое огромное преимущество, но физического преимущества не было, а криками о боли «азиатов» (и именно их), повторяю, не обмануть. Остается одно — солдаты презирали Хартмана до такой степени, что потеряли осторожность и перестали бояться.

Все сомнения сводятся к одному вопросу — что Хартман сделал такого, что вызвал презрение, превысившее чувство самосохранения? Валялся в ногах, плакал, унижался, кричал: «Гитлер капут, камрады»? Наверное, но вряд ли бы «азиаты» слишком поверили и этому.

Версию о том, что произошло, мне подсказал следующий факт. Во всей биографии Хартмана он ни разу не затрагивает тему запаха, хотя был он в разных местах и в разных обстоятельствах. А в эпизоде своего плена он дважды вспоминает (спустя десятилетия) о запахах. Причем если в первом случае, допустим, он просто хотел оскорбить солдат, то почему он держит в памяти, что от врача пахло не карболкой, а одеколоном?

Не знаю, прав ли я, но думаю, Хартману вбились в голову запахи оттого, что на протяжении всего этого события его преследовал какой-то запах, о котором он и говорить не может, и забыть его не в состоянии. Не имея возможности говорить об этом запахе, он говорит о других.

Давайте сведем вместе такие обстоятельства:

— врач не оказывает никакой помощи ценному «языку», офицеру;

— солдаты таскают его на брезенте, вместо того чтобы, подхватив под промежность, вбросить в кузов;

— его преследовал какой-то запах;

— о себе сказал, что его грузили, «как кучу мокрого белья», хотя белье никогда на брезенте не носят, откуда эта ассоциация — «мокрого»?

— солдаты презирали его до потери чувства осторожности;

— он описывает всех, как очень ласковых к нему, заклятому врагу, — способ убедить всех в том, что к нему не было презрения;

— он зачем-то счел нужным вспомнить, что не завтракал.

Достаточно много вопросов, чтобы не попытаться объединить их одним ответом. Он такой. Когда Хартман неожиданно для себя увидел, что из грузовика выходят советские солдаты, то от страха с ним приключилась «медвежья белезнь». Думаю, что во фронтовых условиях это не столь уж редкое явление, хотя оно и не сильно украшает Белокурого рыцаря Рейха. Во всяком случае, надо признать, что и эта тевтонская хитрость ему удалась. Счастливчик!

* * *

Возникает вопрос: почему немецкая пропаганда назначила в «герои» именно Хартмана? Думаю, что он подходил по внешним данным для ведомства Геббельса. Ведь что в тот момент требовалось? Нужно было, чтобы тысячи молодых немцев сели в самолеты и храбро ринулись на русских, нужен был пример того, что это не так уж и трудно, что русских можно бить пачками. Для примера нужен был молодой немец и, само собой, фотогеничный. Хартман подходил идеально.

Судя по всему, пропагандисты готовили нескольких «героев», но те слишком ответственно подошли к этому делу и погибли. Скажем, в Курской битве погиб Г. Штрассель, 25 лет. С начала войны по конец 1942 года у него при 150 боевых вылетах было 14 побед. Но перед Курской битвой из него явно начали делать героя: в июне 1943 года ему записали 18 побед, а с начала битвы — с 5 по 8 июля — ему записали 30 побед и довели счет до 67. (У Хартмана на 5 июля 1943 года числилось 15 побед с ноября 1942 года.) Поэтому не исключено, что Штрассель стал бы «лучшим асом мира», если бы его карьеру 8 июля не прервал капитан Силуков¹⁹⁶.

Свято место не бывает пусто, и героем начали делать Хартмана, разрешая этому трусу приписывать себе неимоверное количество побед.

 

Глава 8. Воздушные бои на Востоке

Надо видеть

Профессионалами у нас считаются те, кто получает деньги за какую-то работу, а поскольку для исполнения этой работы требуются знания, то профессионал — это тот, кто получает деньги зато, что он якобы знает то, за что получает деньги. Однако жизнь показывает, что очень часто за словом «профессионал» прячется тупой бездельник, который деньги получает, а знаний не имеет. И в этом плане гораздо авторитетнее выглядят дилетанты (любители), которые деньги за свои знания не получают, а накапливают специальные знания, потому что это их увлекает и делает жизнь интереснее. Они действительно часто знают больше, нежели «профессионалы».

Но для любителей существует опасность, и они должны о ней знать. Каким бы тупым ни был профессионал, но он часто видел то, что знает, он имеет образное представление о предмете. Вот, скажем, глупый офицер, который мало знает и о своем деле, и о войне. Но он видел танк, он водил его научениях, он стрелял из него. Танк для него — это не картинка в книжке, как для любителя. Поэтому любителю, чтобы действительно разбираться в предмете увлечения, нужно иметь фантазию, нужно уметь воображать то, о чем читаешь. Иначе любитель будет просто запоминать слова и, сколько бы много он их ни запомнил, без воображения он останется профаном.

Что я имею в виду? Вот вы читаете, скажем, описание боя. Параллельно с прочитанным у вас в воображении должна возникать картина этого боя. Автор пишет про окоп, пушку, пушка заряжается, стреляет и т.д. И у вас в уме должна возникать картина окопа, казенная часть пушки, снаряды, прицел, то, что видно в прицеле, и т.д. Может случиться, что в какой-то моменту вас картина исчезнет, поскольку вы наткнетесь на непонятный текст, — вы не в состоянии будете сообразить то, о чем пишет автор. И тут одно из двух: либо вы недостаточно знаете детали предмета, и вам нужно их дополнительно изучить, либо автор врет, и того, о чем он пишет, быть не может. Если вы в себе способность к фантазированию не развиваете, то вам остается либо верить в то, чтовы прочитали, либо не верить. Вам будет не до понимания. Вот почему доктор Базарный и вопиет, что у детей нужно с ранних лет развивать образное восприятие знаний, а не их механическое запоминание.

Снова немецкие асы

И вот любитель истории Андрей Морозов становится грудью на защиту чести и достоинства поруганных мною немецких летчиков и, в частности, «лучшего аса всех времен и народов» Эриха Хартмана, на мой взгляд, как вы выше видели, самого подлого и трусливого из всех известных немецких летчиков-истребителей. Морозов присылаете «Дуэль» статью, и цель ее не вызываету меня возражений, поскольку Андрей пишет: «Могу в ответ на это заверить читателя, что вся статья Ю.И. Мухина — большая пропагандистская фикция и к реальности отношения не имеет. В реальности лучшие наши пилоты и лучшие немецкие к завершающему этапу войны находились примерно на одном уровне профессионализма. Что позволило лучшим немецким пилотам одержать значительно большее число побед, чем одержали лучшие советские пилоты, так это только то, что летная активность немецких пилотов-истребителей была значительно выше. По соотношению побед и воздушных боев Хартман и Кожедуб примерно

равны. 800 боев и 352 победы против 120 боев и 62 победы. Лучшее, что нашли в военном деле наши противники, наши летчики в меру технических возможностей своих самолетов переняли, а недостатки своей техники восполнили массовым героизмом. И победили в конце концов за счет того, что смогли превзойти немцев по уровню общей подготовки обычных пилотов. Сколько бы ни сбивал Хартман в 44-м, он один радикально изменить ситуацию не мог, потому что немецкие пилоты-новички гибли все быстрее и быстрее. Впрочем, подробный анализ этих событий — тема отдельной большой книги. Пока же хочется заметить, что здравая оценка возможностей противника действительно предотвращает поражения, а подобные шапкозакидательские статьи только множат их». Должен сказать, что если болтать, не соображая, что болтаешь, то это «множит» поражения гораздо сильнее. Итак, цель, как видите, у Морозова очень благородная, и под эту цель я дал бы всю его статью, не обращая внимания на ее размер, если бы Андрей представлял, что он в статье наговорил. Для примера я приведу из нее пока два отрывка. Они оба касаются одного эпизода из воспоминаний Хартмана вот по какому поводу.

К концу войны немцам катастрофически не хватало горючего, у них даже самолеты стали реже летать по этой причине. А тут американцы начали бомбить нефтепромыслы Румынии — единственного немецкого источника нефти. Эскадру, в которой летал Хартман, с Восточного фронта посылают в Румынию с задачей не допустить этих бомбежек. В первый вылет Хартман и не пробует пробраться к строю американских «Летающих крепостей», а отчитывается о сбитии зазевавшихся американских истребителей сопровождения. Еще три вылета он летает вокруг строя американских самолетов, но зазевавшихся истребителей не находит и, расстреляв в воздух патроны, возвращается на базу. А в пятом вылете он совершает позорнейший поступок: в страхе, что его убьют погнавшиеся за ним американские истребители, он из совершенно исправного самолета выпрыгивает с парашютом. Я так и написал об этом в первой статье, но вот Андрей Морозов разоблачает мою «фикцию»: «Переведем, что называется, с идиотского на русский. Хартман выходит атаковать строй в несколько десятков В-17 одной четверкой Me-109. Согласитесь, не допустить бомбежки в данном случае невозможно. В-17 не тихоходные одномоторные «юнкерсы», и вчетвером заставить их побросать бомбы куда попало и улететь, мягко говоря, трудновато. Можно только нанести врагу максимальный ущерб. Именно это и делает Хартман».

Нет, Андрей, вы перевели не на русский, а на трусливый . Вот из-за таких, как вы, солдат, офицеров и генералов Красная Армия и отступала до Москвы и Кавказа. Они были такими же умными, как и вы, т.е. хорошо знали, что остановить немцев невозможно, а можно только из-за Урала нанести им ущерб. Но благо, что тогда в Красной Армии были и дураки, которые этого не знали, и немцев все же остановили. А то ведь неизвестно, родились ли бы мыс вами.

Далее, с чего это вы взяли, что командиром JG-52 был идиот, который на перехват нескольких десятков американских самолетов послал только звено Хартмана, имея в своем распоряжении около сотни истребителей? Хартман об этом обстоятельстве, разумеется, забыл упомянуть, но немецкой эскадрой-то не вы командовали.

Пытайтесь, Андрей, воображать, о чем пишете. Вот вы продолжаете: «Внезапно, уже перед самой атакой, если смотреть по тексту книги, он замечает вблизи себя 4 Р-51. Вопрос: что сделают эти Р-51, если четыре Me-109 у них на глазах атакуют строй В-17? Правильно —

пристроятся немцам в хвост, догонят и собьют после первой же атаки. А с одной атаки сбить В-17 на Me-109 труд -новато, так что счет будет 0:4 в пользу американцев. Что делать? Хартман принимает вполне логичное решение — атаковать истребители, а там видно будет. Что было видно после первой атаки, в которой все 4 Р-51 были сбиты немцами? Другая группа «Мустангов» снова оказалась между Хартманом и бомбардировщиками. Пришлось драться и с ними. А потом кончились боеприпасы. Хартман повел четверку домой. Итог: четверка Эриха без потерь записала за собой 6 Р-51. А могла бы попытаться сбить В-17, подставиться под удар Р-51-х и без всякого толку потерять как минимум двоих».

Смотри-ка, записали в сбитые всего 6 «Мустангов», а ведь могли и 16. Скромняги! Я так понимаю, Андрей, что когда вы пытаетесь представить себе войну, то у вас в уме ничего, кроме картинки футбольных матчей, не возникает. Вы, когда эти строки писали, наверное, напевали: «Какая боль! Какая боль! Немцы-янки: 6:0!» На самом деле считается не так. Если до этого дня соотношение американских и немецких самолетов в воздухе было 2:1, то из-за потери нефтедобычи и нехватки горючего стало 3:1. Американский историк М. Спик пишет, что к началу 1945 г. «поставки топлива у немцев были настолько ограничены, что одна из истребительных эскадр, укомплектованная на 80% новыми Fw190A, могла одновременно поднять в воздух всего четыре истребителя!» (Примерно из 100.) И все это благодаря таким асам, как Хартман. Ниже, Андрей, вы увидите на примере советского аса В.Ф. Голубева, что делает ас даже на И-16, когда видит строй бомбардировщиков над важным объектом, в его случае — над Дорогой жизни Ленинграда. А пока я продолжаю цитировать вас.

«Вообще, Ю.И. Мухин, похоже, не знает, что немцы вполне логично старались использовать легкие маневренные Me-109 для того, чтобы связать боем истребители сопровождения, а тем временем Fw-190 или специальные Me-109 с усиленным вооружением, или даже двухмоторные Me-110 и Ме-410 наносили удар по бомбардировщикам. Подобное разделение обязанностей практиковалось довольно широко, и просто удивительно, что такой великий теоретик воздушного боя, как Ю.И. Мухин, о нем не знает. Ясное дело, четверку Хартмана не одну послали на такое задание. Пока он отвлекал Р-51, другие сбивали В-17. Другое дело, что американские историки для полного описания всего боя места, естественно, не оставили».

Ага, выяснилось, что командир JG-52 все же не идиот. Так вот именно за это в Люфтваффе Хартмана и презирали те «другие» летчики, которые дрались и сбивали бомбардировщики.

И что это вы, Андрей, без разрешения Геринга стащили в Румынию всю авиацию ПВО Германии? А небо Рейха кто будет защищать? Не надо отсебятины выдумывать, даже Хартман эту глупость про «тяжелые» истребители постеснялся написать. «Мессершмит» Bf-109 на больших высотах (на которых и летали В-17) превосходил ФВ-190, предназначенный для службы в качестве скоростного штурмовика. В «Белой серии» о Bf -109G («Густав»), на котором летал Хартман, упоминается: «Однако для бомбардировщиков союзной авиации «Густав» был грозной опасностью благодаря большой скорости сближения, малым размерам, затруднявшим обнаружение и прицеливание, и мощному вооружению»¹¹⁹*. В среднем для сбития одного четырехмоторного бомбардировщика требовалось двадцать снарядов 20-мм пушки. В магазине пушки Хартмана их было 150. Такой «снайпер», как Хартман, вполне мог сбить с этим боезапасом пару-тройку «Летающих крепостей». Другое дело, что на этих «крепостях» стояло по 13 пулеметов, при мысли о которых у Хартмана, надо думать, начиналось непроизвольное мочеиспускание.

Но все же дам вам закончить эту тему.

«Однако же, достаточно хорошо уловив общий настрой книги, Ю.И. Мухин, перед тем, как броситься доказывать отличные боевые качества советских пилотов, книгу в части, касающейся воздушных боев, читал недостаточно внимательно. Хартман сбил не 352 советских самолета, а 345. 7 оставшихся — американские «Мустанги», записанные за ним после нескольких вылетов против союзной авиации. И в книге есть описание боев с ними, которое мало отличается от остальных. Существенное отличие лишь одно — Белокурого рыцаря таки догнали. 8 самолетов, восемь отличных американских истребителей «Мустанг». (Немцы сами признавали, что «Мустанги» превосходили Me-109G.) И не смогли сбить. 8 на одного, а выпрыгнул Хартман из самолета потому, что у него кончились патроны и горючее. Заметим, что это единственный бой за всю книгу, где у него кончаются патроны. Почему? Да потому, что это вообще единственный полноценный воздушный бой во всей книге. Хартман сам признается, что воздушных боев не вел, а просто подбивал самолет, выходил из боя на скорости, набирал высоту и начинал атаку заново. В «каруселях» он, по крайней мере на Восточном фронте, не участвовал. Однако же «Мустанги» смогли его догнать. Тут великому воздушному снайперу ста по не до снайперской стрельбы — начнешь прицеливаться, погонишься за одним, семеро догонят и наваляют. Великий снайпер решил лететь на базу, попутно отгоняя особо назойливых американцев короткими очередями. Идоот-гонялся. Кончились патроны, а потом и горючее, съеденное маневрами уклонения. Короче, воздушную победу американцы себе честно заработали. Однако сам Хартман, трофей куда более ценный, чем потрепанный Ме-109, ушел. Итого: конец войны, американские пилоты на «лучших в мире самолетах Р-51» ввосьмером сбить Хартмана не могут. Вот вам уровень союзнических пилотов-истребителей конца войны».

А зачем американцам тратить патроны, если Хартман сам сиганул из самолета? Какую ценность представляет из себя пилот, трусливо бросающий свою машину? Однако вам этого не понять. Дело в другом.

В эту туфту, надиктованную Хартманом американцам, могут поверить только люди, которым по жизни остается только верить кому-нибудь. Прочтя ваше предложение: «...попутно отгоняя особо назойливых американцев короткими очередями», — вспомнил юмореску Задорнова, в которой тот зачитал строчку из милицейского рапорта: «Убегая от преступников, я шесть раз выстрелил задом».

Из чего Хартман стрелял короткими очередями по догонявшим его американцам? Ведь у истребителя все оружие направлено вперед, по этой же причине американских истребителей не могло быть ни впереди, ни сбоку. Вы исказили то, что болтал Хартман, но сделали эпизод более точным: у американских летчиков наверняка не было противогазов, и Хартман, таким образом, действительно мог их отогнать даже «короткими очередями».

Сам же Хартман дает две взаимоисключающие версии этого боя: по одной, он удирал, а подругой вел бой — «крутил карусель», т.е. глубокими виражами, или боевыми разворотами, заходя американцам в хвост.

Вторая версия — наглая брехня по многим причинам.

Если бы он вел бой хотя бы несколько секунд, то, даже бросив самолет, мог бы сказать, что его сбили, и не позориться трусливым прыжком из неповрежденного самолета. Но дело-то происходило над немецкой территорией, и бой-то уж увидели бы все, если бы он был. Так что — боя не было.

Аэродром Хартмана находился в нескольких минутах лета от цели американских бомбардировщиков — Плоешти. А американцы прилетели из Италии с подвесными баками. С чего бы они час (пока у Хартмана бензин не кончился) летали с ним или за ним или крутили с ним «карусель»? А на каком горючем им возвращаться в Италию?

Кто бы отпустил из строя 8 истребителей гоняться за одним удирающим истребителем немцев, когда остальные немецкие истребители атакуют американские бомбардировщики?

Престарелый Хартман (когда он диктовал свои мемуары , то был уже в возрасте сивого мерина) вешал на уши придурковатым американским журналистам такую героическую лапшу: «Буби, Буби, сзади! Отрывайся! Отрывайся!» — голос сержанта Юнгера загремел в головных телефонах.

Эрих толкнул ручку вперед, переходя в крутое пике. Он почувствовал, как глаза вылезают из орбит. Эрих едва не ударился головой о фонарь, когда отрицательное ускорение заставило затрещать привязные ремни. Крутой левой спиралью на полном газу Белокурый рыцарь пошел вниз, и «Мустанги» висели у него на хвосте.

«Возвращайся на базу один, я вернусь самостоятельно», — приказал он по радио. Это даст Юнгеру шанс. Слишком много проклятых американских истребителей набросилось на них. Целые орды мчались за Эрихом, полные решимости не позволить одинокому «мессершмиту» ускользнуть»'¹⁹⁹.

Истребители летали в паре именно потому, что так легче защищаться в условиях превосходства противника. Легче всего сбить истребитель, зайдя ему в хвост (не надо выносить прицел для упреждения).

Одиночный истребитель отбить атаку на себя из задней полусферы не может. Поэтому и нужен второй истребитель—ведомый. Он летит сзади, в 300- 400 м, и когда противник заходит в хвост ведущему, ведомый открывает по нему огонь, защищая своего ведущего от атак сзади. Если самолетов противника много, то обороняющиеся становятся в круг — летают по кругу в горизонтальной плоскости , стараясь вытягивать этот круг в сторону своих войск или возможной помощи. В этом случае самолеты противника не могут зайти в хвост никому из летающих в круге, поскольку следующий их собьет. Противник вынужден атаковать круг либо сверху, либо сбоку, либо снизу, но в любом случае ему очень трудно прицеливаться: расстояние до цели сокращается стремительно, цель смещается поперек движения атакующего и стрелять нужно не в цель, а в некую точку пространства перед целью, в которой теоретически должны встретиться цель и снаряды. Но, чтобы стать в оборонительный круг, нужно хотя бы два самолета, почему они в одиночку и не летали.

Хартман врет, что приказал ведомому спасаться: ведомый в той ситуации спасал и его, и себя. Если бы он дал такую команду, то это было бы убийством ведомого, поскольку это Хартман его бросал одного, и за ведомым тоже могли погнаться пресловутые 8 «Мустангов».

Ведомый этой команды не выполнил бы, поскольку если бы Хартман погиб, то ведомого расстреляли бы за то, что он бросил ведущего в бою. Хартман врет, врет и врет. Почему? Потому что дело, что очевидно, происходи-

ло так.

Это другие немецкие летчики атаковали бомбардировщики и гибли от их огня и огня прикрывающих истребителей. АХартман всю войну заходил со стороны солнца, выбирал подбитый, отставший или зазевавшийся истребитель сопровождения, стремительно атаковал его и немедленно удирал на форсаже. Наши истребители догнать его не могли, дай не хотели надолго бросить строй охраняемых бомбардировщиков.

И в этом бою Хартман неверняка применил наработанный прием, но, когда начал удирать, оказалось, что «Мустанги» более скоростные и Хартман не может от них оторваться даже на форсаже и с набором скорости в пикировании. Такого у него еще не было, ион, перетрусив, выбросился с парашютом. А ведомый, успешно выйдя из боя, оторвался от «Мустангов» и благополучно вернулся на свой аэродром. И об этом позоре в Люфтваффе, надо думать, знали многие, иначе Хартман придумал бы байку подостовернее.

Еще один критерий

Нет, не убедил меня Андрей Морозов в том, что немцы действительно имели столько побед над нашими летчиками, сколько они себе приписывали в пропагандистских целях. Вообще-то даже иностранные историки видят, что в этих немецких победах что-то не то, но, опять же из пропагандистских соображений, не обсуждают причины бросающихся в глаза несоответствий.

Скажем, упомянутый М. Спик в книге «Асы Люфтваффе» пишет: «Другим отличием Люфтваффе от ВВС союзников была система баллов за победы, хотя она использовалась в боях на Западном фронте только начиная с 1943года. Полбалла присуждалось пилоту за уничтожение уже поврежденного двухмоторного самолета противника, один балл — за сбитый одномоторный самолет, нанесение повреждений двухмоторной машине или окончательное уничтожение поврежденного четырехмоторного бомбардировщика; два балла присуждались за сбитый двухмоторный самолет или за вывод из строя многомоторного вражеского бомбардировщика, и, наконец, тремя баллами оценивалось уничтожение четырехмоторного бомбардировщика противника. Как мы убедимся ниже, последний из перечисленных пунктов было выполнить особенно сложно.

Приблизительно с 1943 года беспрецедентно высокие показатели экспертов привели к некоторой стандартизации боевых наград. На Восточном фронте Рыцарским Крестом стали награждать после 75 побед, Дубовые Листья к Рыцарскому Кресту присуждались за 100 ввосьмером 120 побед, Дубовые Листья с Мечами — за 200 побед и, наконец, Дубовые Листья с Мечами и Алмазами — за более чем 250 побед.

На Западе, где существовала балльная система подсчета, пилот-истребитель мог получить Рыцарский Крест, набрав 40 - 50 баллов. Следовательно, 15 тяжелых бомбардировщиков или 40 - 50 истребителей на Западном фронте соответствовали 75 советским самолетам»²⁰⁰.

Но ведь между цифрами 40 и 75 большая разница: за счет чего она? Молчит Спик, не поворачивается язык сказать очевидное — на Восточном фронте немецкие асы не столько сбивали советские самолеты, сколько приписывали себе их. А за приписки немцы орденов не давали.

Поставив себе задачу доказать, что немецкие асы действительно сбили столько самолетов, сколько себе приписали, Спик начисто теряет логику. Написав, что в 1943 г. на Восточном фронте Рыцарский Крест давали за вдвое большее количество сбитых самолетов, чем на Западе, он чуть дальше пишет: «Немецкие пилоты-истребители признавали, что в 1941 г. воевать с русскими было легко, в 1942 г. — уже намного труднее, а в 1943-м — они сражались на равных»²⁰¹.

Но если на Востоке русские были равны немцам, то получается, что на Западе англичане были вдвое лучше немцев. Тогда почему у английских асов на счету всего лишь по нескольку десятков сбитых немецких самолетов, а не по нескольку сот, как у немецких асов? Баланс не сводится.

Если немецкие асы били русских сотнями, то кто же тогда бил самих немцев? Ведь об этом же 1943 годе Спик пишет: «Например, одна из немецких эскадр за довольно короткий промежуток времени потеряла 80 летчиков, из которых 60 так и не сбили ни одного русского самолета»²⁰².

Статья Морозова требует от меня привести обширные цитаты из работы Валерия Дымича, опубликованной в журнале «Авиация и космонавтика». Поясню почему.

В статье Дымича дана фронтовая история эскадры JG-54 — самого результативного (самого бойкого на приписки) немецкого истребительного соединения, воевавшего в СССР. Эскадра JG-54 отчиталась в сбитии 4,5 тысячи советских самолетов, т.е. примерно по 45 самолетов на строевой самолет эскадры. (В немецкой эскадре в строю было от 90 до 120 истребителей.)

Всю войну с этой эскадрой вел бой 4-й Гвардейский истребительный авиаполк подполковника В.Ф. Голубева. Василий Федорович 22 июня 1941 г. начал воевать в этом полку рядовым летчиком и уже его командиром довоевал до Победы. В советском авиационном полку было три эскадрильи по 12 самолетов, итого 36 строевых машин. Полк Голубева сбил 434 немецких самолета, т.е. в среднем по 12 самолетов на строевую машину²⁰³. (Сам В.Ф. Голубев сбил 39 самолетов.)

Да, за первые 12 месяцев войны 4-й ГИАП потерял убитыми 49 летчиков (136% строевого состава) и 87 самолетов И-16 и И-153 (242% парка)²⁰⁴. Техника уступала немецкой, организация боев уступала, но не летчики! Они дрались и именно в этот первый год войны сбили почти половину всех немецких самолетов — 218²⁰⁵. За эти же 12 месяцев JG-54 потерял убитыми 102 летчика (91 % строевых) и более 500 самолетов (446%)²⁰⁶. Можно сказать, что относительные наши потери были все же в 1,5 раза выше немецких. Да, но это за все 12 месяцев. А уже в боях с 12 марта по 13 апреля полк сбил 54 самолета, потеряв двоих убитыми. Из этих самолетов половина была истребители (25 Me-109 и два Хе-113)²⁰⁷. А ведь это были хорошо обученные немецкие летчики.

Морозов пишет, что к концу войны Хартман в одиночку победить все советские ВВС не мог, а остальные немецкие летчики были молодыми и неопытными. Но если бы с начала войны немецкие летчики по своим боевым качествам были просто равны советским, то тогда и в советских ВВС должны были бы остаться Кожедуб с Покрышкиным, а остальные — молодые неопытные летчики, т.е. силы опять-таки были бы равны. Вот почему в этом плане интересен процент летчиков, начавших войну и оставшихся в живых к ее окончанию у нас и у немцев. И в этом смысле статья В. Дымича хороша тем, что позволяет провести статистические исследования.

Немецкие асы, назначенные Геббельсом в герои и специализировавшиеся на сбитии зазевавшихся и подбитых самолетов, погоды не делали. Основную работу войны несли те немецкие летчики, кто атаковал бомбардировщики противника и защищал свои. И в этом смысле JG-54 показательна — из всех немецких эскадр Восточного фронта она понесла меньше всего потерь. Но и 4-й ГИАП Голубева был не из заурядных.

Из 36 строевых летчиков, начавших войну в полку Голубева, до Победы дожили 4(11 %)²⁰⁸. А процент немецких летчиков эскадры JG-54, доживших до конца войны, вы узнаете из статьи В. Дымича. Я даю ее ниже отдельной главкой, обычным шрифтом с его примечаниями. Итак.

Веселая охота на Востоке

Искусство боев в воздухе истинно

германская привилегия. Славяне

никогда не смогут им овладеть.

Адольф Гитлер

 

22 июня 1941 года в час тридцать минут утра штаф-фелькапитан 5/JG-54 Хюберт Мюттерих с кружкой дымящегося кофе в одной руке и с сигаретой — в другой подошел к «мессершмиту» своего заместителя Иоахима Ванделя. «Не грусти, «Гном», — сказал он задумавшемуся товарищу. — Охота будет веселой!»

...Уже в первый день войны советские летчики продемонстрировали противнику свою манеру ведения воздушного боя

— энергичную, жесткую и бескомпромиссную. В отличие от немецких пилотов, которые предпочитали рациональные, прагматичные, а подчас шаблонные, но хорошо отработанные маневры, воздушные бойцы ВВС РККА маневрировали с большими перегрузками, не избегали лобовых атак и боев на малой высоте. Элитная истребительная Эскадра JG-54¹ «Grunherz» — «Зеленое сердце»², вступившая в войну 22 июня 1941 года, признается немецкими историками лучшим из всех соединений Люфтваффе.

Помимо достоинств, присущих в той или иной степени немецким истребительным эскадрам, «Grunherz» известна самым низким уровнем потерь в воздушных боях Второй мировой войны.

И тем не менее ровно через месяц после начала войны командир «Grunherz» майор Траутлофт подписал приказ по эскадре, в котором, в частности, говорилось: «Нельзя приветствовать увлечение некоторых наших товарищей маневренными боями с «крысами»³ и «Иванами»⁴. Рыцарские поединки не для Востока. Мы должны просто побеждать».

Этот приказ появился не на пустом месте: к 22 июля 37 летчиков эскадры из 112 были убиты или пропали без вести, а тенденции к снижению потерь не наблюдалось.

Штаффелькапитан 5/JG-54 Хуберт «Хубс» Мюттерих, несомненно, высказал мнение руководства эскадры, остроумно заявив: «Не загоняйте «крысу» в угол, ведь в этом случае ей остается только одно — вцепиться вам в глотку!»

Так случилось, что в первый месяц боев погибли рядовые летчики JG-54, не одержавшие большого количества побед.

¹  Jagdgeschwader (JG) — Истребительная Эскадра (дивизия) состояла из трех групп (с середины 1943 года к ним добавилась четвертая) штабного штаффеля.

²  «Grunherz» — «Зеленое сердце» — герб Тюрингии, где родился коммодор Ханнес Траутлофт. Впервые эта эмблема появилась на истребителе Не-51 лейтенанта Траутлофта в Испании в 1937 году.

³ «Крыса» — истребитель И-16, прозвище осталось еще с Испанской войны.

⁴ «Иван» — истребитель МиГ-3. Немецкие летчики, испытавшие трофейные «МиГи» в июне 1941 года, считали, что истребитель «дубоват», поэтому прозвище носит явно выраженный презрительный оттенок.

Рассказывать о них, как, впрочем, и обо всех летчиках эскадры, не вернувшихся из боевых вылетов в 1941 - 1945 годах, мы не имеем возможности, ибо подобный материал по объему более подходит для монографии.

Однако очень скоро качественный состав потерь «Grunherz» изменился. Все больше и больше асов, командиров различных рангов или летчиков, пользовавшихся авторитетом и любовью в JG-54, погибало в воздушных боях на Востоке. О них наш рассказ.

Первый серьезный удар по репутации эскадры был нанесен 30 июля 1941 года. В этот день не вернулся на свой аэродром командир III Группы⁵ хауптман Арнольд Лигниц (25 побед), ставший жертвой собственного любопытства и неосмотрительности.

Когда Ленинград оказался в радиусе действий Bf-109, летчики «Grunherz», видевшие с воздуха многие города Европы, не могли удержаться от искушения.

В тот день хауптман Лигниц и его ведомый лейтенант Эрвин Лейкауф в инициативном порядке взлетели и, миновав линию фронта, направились к центру Ленинграда. Над Невой ведущий начал разворот, и в этот момент пара «МиГов», незаметных в лучах солнца, обрушилась на «мессершмиты» сзади. Лейтенант Лейкауф, прозванный «змеей» за манеру пилотирования, скольжением уклонился от трассы и, выполняя переворот через крыло, увидел, что истребитель командира сбит и падает, вращаясь по спирали.

Лигниц покинул подбитый истребитель и спасся на парашюте, однако упал на крышу дома, а с нее — на мостовую. Через два дня он скончался в Военно-морском госпитале. Групповую победу над немецким асом одержали летчики 7-го ИАП капитан Поляков и старший лейтенант Шамин.

• 11 сентября был сбит и погиб любимец I Группы, веселый и добродушный Хуберт Мюттерих (43 победы), охотившийся на Востоке весьма непродолжительное время. В пяти километрах южнее Ладожского озера его «мессершмит» расстрелял в упор летчик 191-го ИАП старший лейтенант Новиков.

⁵ Gruppe — Группа (полк) состояла из трех штаффелей и штабного шварма. Обозначалась римской цифрой с точкой, например: II.JG-54.

Судьба сыграла с Мюттерихом злую шутку: главную в своей жизни «крысу» он даже не увидел. Заваливаясь на правое крыло, немецкий истребитель направился в сторону озера, полого развернулся на запад и, сорвавшись в штопор, разбился.

•  17 декабря попал в плен командир I Группы хауптман Юлиус фон Селла (15 побед). Его «мессершмит» в районе Новой Ладоги сбил летчик 154-го ИАП капитан Петр Покрышев. На допросе в штабе Ленинградского Военного округа фон Селла держался вызывающе, но на вопросы генерала Новикова отвечал охотно, а в конце беседы попросил передать советскому летчику, сбившему его, свое личное оружие. Этот пистолет был выставлен в Музее обороны Ленинграда.

•  14 февраля 1942 года в районе Великих Лук был сбит и погиб новый командир I Группы хауптман Франц Эккерле (62 победы). Из четырех «мессершмитов» эскадры, участвовавших в этот день в бою с «харрикейнами» 191-го ИАП, ни один не возвратился на аэродром Рельбицы.

Кто именно из советских летчиков (доложивших о падении всего двух «мессершмитов») уничтожил немецкого аса, установить невозможно. Индивидуальная победа была записана старшему лейтенанту Кузнецову, а групповая победа — старшим лейтенантам Лойко и Аравину.

 12 марта сразу два истребителя из штабного штаффе-ля⁶ не вернулись со «свободной охоты». В 12.00 ведущий пары унтер-офицер Хайнц Бартлинг (67 побед) вышел на связь с Сиверской и сообщил, что находится в десяти километрах северо-восточнее Шлиссельбурга, над Ладожским озером, после чего никаких сведений от летчиков не поступало. Через месяц Бартлинг и его ведомый лейтенант Херман Лейште (29 побед) были признаны пропавшими без вести. Однако их судьба известна.

Назначенный незадолго до описываемого события командиром 3-й эскадрильи 4-го ГИАП старший лейтенант Василий Голубев по праву считался «истребителем истребителей». Участвуя в воздушных боях с первого дня войны, он уничтожил к

° Staffel — штаффель (эскадрилья) состоял из трех швармов, причем каждый штаффель эскадры имел свой порядковый номер от 1 до 9 (с середины 1943 года —до 12). Штаффель обозначался арабской цифрой с дробью, например: 3/JG-54.

12 марта 1942 года восемь «мессершмитов» и два финских истребителя «Хоук-75».

Изучив привычки и методы немецких пилотов, Голубев, начиная с середины февраля 1942 года, постоянно возвращался с боевых заданий, отстав от основной группы и имитируя органами управления полет, выполняемый тяжелораненым летчиком.

 12 марта это сработало. Приближаясь к своему аэродрому Выстав (на полуострове Зеленец восточнее Ленинграда), Голубев заметил сзади, чуть ниже облаков, две черные точки. Вскоре он смог различить дымный выхлоп форсированных моторов: «охотники» обнаружили «беззащитного противника» и начали преследование на повышенной скорости. Однако радисты эскадры так и не услышали в наушниках победного «Хорридо!»⁷.

Когда «мессершмиты» приблизились на дистанцию около 1000 метров, Голубев резко развернул свой И-16 навстречу немецким истребителям. Ситуация изменилась мгновенно, и Бартлинг, летевший впереди и ниже ведомого, даже не успел понять, что из «охотника» превратился в «дичь». Его истребитель, расстрелянный на встречном курсе огнем крупнокалиберного пулемета, вспыхнул и упал на взлетно-посадочную полосу аэродрома Выстав.

Лейтенант Лейште осознал безнадежность положения и все-таки попробовал оторваться на вертикальной горке, используя высокую скорость «мессершмита». Однако Голубев, довернув И-16 влево, залпом реактивных снарядов РС-82 повредил немецкий истребитель. «Мессершмит» потерял скорость и возможность маневра и совершил вынужденную посадку на границе летного поля. Лейтенант Лейште, раненный осколками, скончался через несколько минут после приземления.

• 3 апреля в эскадру не вернулись два летчика-австрийца из II Группы: обер-лейтенант Арнольд Кауэр (37 побед) и лейтенант Еуген Кауэр (6 побед). В бою с «харрикейнами» из 485-го ИАП их истребители были уничтожены, причем старший из

⁷ Hrrid! — Хорридо! — победный клич, по имени святого Хорридуса, считавшегося покровителем летчиков-истребителей Люфтваффе.

братьев — Арнольд — выпрыгнул с парашютом и был пленен, а младший — Еуген — погиб. Победы на свой счет записали командир полка майор Зимин и командир эскадрильи капитан Лазарев.

• 6 мая комэск 4-го ГИАП старший лейтенант Голубев во главе пятерки И-16 провел тяжелейший бой над Дорогой жизни, в котором с немецкой стороны участвовали 81 бомбардировщик и истребитель.

«Если бы мы сбивали все самолеты противника, попадавшие в прицел, — рассказывал Василий Федорович, — боекомплекта не хватило бы и на три минуты. Однако нашей задачей было прикрытие караванов, а не уничтожение «мессершмитов» и «юнкерсов», поэтому мы разгоняли вражеские группы, имитируя таран».

И все же в этом бою комэск сбил немецкий истребитель и бомбардировщик. За смелые и инициативные действия все пять летчиков получили правительственные награды, а старший лейтенант Голубев был удостоен звания Героя Советского Союза.

Его противниками в который раз были пилоты «Grunherz». На аэродром Гатчина не вернулся командир шварма⁸ III Группы обер-лейтенант Хакон фон Бюлов (61 победа), что явилось для эскадры сильным потрясением, учитывая высокое происхождение летчика.

 17 мая в бою с «ЛаГГами» 3-го Гвардейского ИАП в районе Кронштадта были сбиты летчики штабного штаффеля фельдфебель Герхард Лаутеншпагер (31 победа) и лейтенант Осей Унтерлерхнер (27 побед). И хотя истребителям старших лейтенантов Каберова и Костылева сильно досталось от пушек и пулеметов «мессершмитов», праздновали победу гвардейцы-балтийцы, а не их оппоненты.

  22 мая летчик II Группы лейтенант Отто-Бруно Лозерт (47 побед), австриец по происхождению, сын одного из лучших истребителей-асов периода Первой мировой войны, пропал без вести северо-восточнее Киришей. Никто из восьми летчиков эскадры, участвовавших в бою с «илами» и прикрывавшими их «ЛаГТами», не знал о судьбе товарища.

Однако ведущий четверки ЛаГГ-3 из 41-го ИАП старший лейтенант Суков зафиксировал падение сбитого им «мессершмита». Вращаясь по глубокой спирали, немецкий истребитель упал в лес и взорвался.

Герой Советского Союза маршал авиации Зимин вспоминал: «В начале лета 1942 года на нашем участке фронта стали появляться особо подготовленные группы асов, летавшие на истребителях Me- 109F с форсированным двигателем. В бой фашисты вступали парой или звеном, но, грамотно используя радиосвязь, быстро наращивали свои силы, атаковали с разных направлений, настойчиво и активно».

• 17 июня все двенадцать Bf-109G-2 из 5/JG-54 звеньями, по четыре самолета в каждом, вылетели с аэродрома Рельби-цы для «расчистки воздуха» перед атакой Ju-87. Радиоуправление группой осуществлял штаффелькапитан Иоахим «Гном» Вандель.

В этот день семь истребителей «харрикейн» 485-го ИАП патрулировали в районе деревни Рамушево, прикрывая наземные войска. Вскоре советские летчики обнаружили большую группу «юнкерсов», прикрываемую четверкой «мессершмитов», и атаковали ее. В завязавшемся бою пять Ju-87 было уничтожено, однако группе майора Зимина пришлось отбиваться от шестнадцати немецких истребителей, входивших в состав двух самых результативных эскадр Люфтваффе. Тем не менее они нанесли тяжелое поражение своим противникам: в Рельбицы не вернулись лейтенант Макс Хессе (9 побед), лейтенант Людвиг Бауэр (40 побед) и обер-фельдфебель Вильгельм Хюбнер (?). Все они погибли. Кроме того, одного истребителя лишилась JG-51 «Мельдерс». Был сбит и «харрикейн». Лейтенант Безверхний, совершив вынужденную посадку на болото, погиб.

• 9 августа летчики JG-54 испытали настоящий шок: в бою с советским истребителем был сбит и погиб самый удачливый и результативный на тот период «воздушный охотник», обладатель всех мыслимых наград III Рейха, командир 7-го штаффеля обер-лейтенант Макс-Хельмут Остерманн (102 победы). Его «мессершмит» упал в Ильмень-озеро и затонул.

Когда четверка ЛаГГ-3 из 41-го ИАП направлялась к линии фронта, на истребителе старшего лейтенанта Сукова обнаружилась неисправность системы питания. Двигатель стал работать с перебоями.

По приказанию ведущего Аркадий Суков покинул строй, развернулся и, разогнавшись на пикировании, направился к своему аэродрому.

На выводе из пикирования он почти одновременно услышал рев заработавшего мотора и увидел дымные трассы.

«Что скрывать, — вспоминал Аркадий Иванович, — в первой фазе боя мне просто повезло: очереди «охотника» прошли мимо моего «ЛаГГа». После атаки немец проскочил вперед, и тут уже я оказался в выгодном положении. Крутился он мастерски, однако оторваться не смог и минуты через три плотно вписался в прицел моего истребителя. А дальше — дело техники: вооружение на «ЛаГГе» было мощным».

  10 августа эскадру ожидало новое потрясение: севернее Ржева в воздушном бою с «харрикейнами» был уничтожен истребитель командира II Группы хауптмана Карла Саттига (53 победы). Летчик покинул горящий «мессершмит», спасся на парашюте и попал в плен.

Однако эта схватка оказалась тяжелой и для противников «Grunherz» — летчиков 485-го ИАП. Шесть истребителей полка в течение 45 минут отбивали атаки 12 «мессершмиттов», значительно превосходивших «харрикейны» по летно-техни-ческим характеристикам. В бою погиб лучший летчик 485-го ИАП майор Кондратьев, однако еще для трех пилотов эскадры он оказался последним. Кто именно сбил Саттига, нам установить не удалось — по «мессершмиту» в этот день уничтожили майор Кондратьев, капитан Габринец, старшина Тараненко и командир полка подполковник Зимин.

  18 сентября в летной книжке старшего лейтенанта Сукова появилась следующая запись: «Боевой вылет 1 ч. 09 м. ЛаГГ-3. Ведущий группы. Обеспечение действий Ил-2 448-го ШАП. Воздушный бой с 8 Me-109 севернее станции Тосно. Сбил ведущего фашистской группы, награжденного Рыцарским Крестом».

В этот день шестерка летчиков 41-го ИАП, сошлась в бою с пилотами из II.JG-54. Сначала к Ил-2, штурмовавшим станцию Тосно, пытались прорваться четыре «мессершмита», затем число атакующих удвоилось. Тем не менее советские летчики, действуя парами на вертикалях и горизонталях и применяя взаимную поддержку и выручку, обеспечили работу штурмовиков. Ни в группе Ил-2, ни в группе сопровождения потерь не было. Безуспешные атаки стоили «Grunherz» одного истребителя и одного летчика: выпрыгнувший с парашютом чемпион Германии по боксу (в легком весе) хауптман Херберт Финдейзен (67 побед) попал в плен.

  18 сентября замкомэск 154-го ИАП капитан Зеленое в районе Новой Ладоги перехватил одиночный «мессершмит» и после короткого боя подбил его. Летчик I Группы фельдфебель Петер Зиглер (49 побед) получил серьезные ранения, не смог довести истребитель до своего аэродрома и разбился.

 7 октября северо-западнее Ильмень-озера в бою с «яками» из 283-го ИАП погиб командир 5-го штаффеля хауптман Иоахим Вандель (75 побед), прозванный «Гномом» за небольшой рост и постоянную сосредоточенность. Сильного немецкого летчика в двадцатиминутном поединке вымотал и сбил младший лейтенант Зайцев, причем это была его первая из двенадцати побед.

 25 октября командир 92-го ИАП майор Соломатин уничтожил «мессершмит», «охотившийся» неподалеку от Будого-щи в районе советских аэродромов. В Сиверской напрасно дожидались обер-лейтенанта Бернхарда Шультена (59 побед), группенадютанта II.JG-54.

  11 ноября замкомэск 41-го ИАП капитан Суков, облетывая после ремонта истребитель Як-7Б, рискнул и направился на одиночную «охоту» в район Большой Вишеры. На небольшом удалении от линии фронта он обнаружил пару Bf-109, которая на малой высоте шла в тыл советских войск. Атака сзади на повышенной скорости оказалась для противника полной неожиданностью: один «мессершмит» был сбит и упал, а другой, мгновенно развернувшись, вышел из боя. Третий по счету обладатель Рыцарского Креста лейтенант Ханс-Иоахим Хейер (53 победы) из III.JG-54 стал жертвой капитана Сукова, которому «наркомовские» сто грамм вполне заменили шампанское.

 6 декабря над Балтикой пропал без вести летчик штабного штаффеля унтер-офицер Норберт Пфейффер (37 побед),

чемпион мира по лыжному спуску. Его «мессершмит» после затяжного боя уничтожил капитан Сухов из 3-го ГИАП. За 1942 год «Grunherz» потеряла 93 летчика.

• 8 конце декабря JG-54 была частично перевооружена на новейшие истребители Fw-190A-4, превосходившие «мессер-шмиты» по многим показателям, однако число потерь не сократилось. Полное перевооружение эскадры завершилось к маю 1943 года.

  9 января старший лейтенант Голубев, возглавлявший четверку И-16 тип 29 из состава 4-го ГИАП, атаковал в районе Ладожского озера истребитель незнакомой конфигурации, окрашенный в белый камуфляжный цвет, и уничтожил его. Второй истребитель, поврежденный ведомыми Голубева, скрылся в облачности и был потерян.

Тем не менее «Grunherz» лишилась двух «фокке-вульфов» и двух асов: в Гатчину не вернулись летчики штабного штаффеля фельдфебель Альфред Деттке (33 победы) и фельдфебель Йозеф Брехтль (27 побед), который при посадке на фюзеляж разбился северо-восточнее Мги.

 19 января с новыми немецкими истребителями встретились товарищи Голубева по 61 -й бригаде ВВС КБФ — летчики 3-го ГИАП. В течение 15 минут старший лейтенант Каберов на ЛаГГ-3 в одиночку отбивал атаки звена Fw-190 из I.JG-54 и выстоял. Подоспевшие на помощь капитан Цапов и сержант Шил-ков один «фокке-вульф» уничтожили, причем обер-лейтенант Вальтер Майер (58 побед), переведенный незадолго до этого из JG-26 и совершавший на Fw-190 первый боевой вылет, погиб.

Оставшись втроем, пилоты «Grunherz» решили не искушать судьбу и вышли из боя.

 21 февраля под Демьянском закончил войну командир И Группы майор Ханс «Асси» Ханн (108 побед), оказавшийся в числе трех летчиков, чьи Bf-109G-6 были сбиты в бою с «яками» из 485-го ИАП. За поединком лейтенанта Гражданинова с немецким асом наблюдал командующий 6-й Воздушной армии генерал Полынин.

Полынин красочно и довольно точно (судя по донесениям немецких летчиков) описал этот бой в книге «Боевые маршруты».

Майор Ханн спасся на парашюте, попал в плен и в Германию вернулся только в 1950 году.

В том же бою погибли обер-фельдфебель Герхард Бею-тин (60 побед) и унтер-офицер Артур Партнер (27 побед).

• 16 марта командир I.JG-54 хауптман Филипп и унтер-офицер ХайнцНиколяйт( 19 побед) допустили ошибки, однако одному из них это стоило жизни. В этот день для сопровождения корректировщика Hs-126 в район Мги был направлен всего один «фокке-вульф». Хауптман Филипп понадеялся на опыт своего подчиненного, а унтер-офицер Николяйт, находясь в зоне действия советских истребителей, плохо наблюдал за воздушным пространством.

Уничтожение «хеншеля» было поручено организовать зам-комполка 4-го ГИАП капитану Голубеву. Гвардейцы, незадолго до того освоившие новый истребитель Ла-5, совершали первые вылеты после возвращения на фронт и постоянно рвались в бой.

Для выполнения задачи командования капитан Голубев направил пару истребителей, разрешив при этом любимцу полка старшему лейтенанту Дмитриеву лететь на своем, лучшем в полку «лавочкине» с бортовым номером «33».

Обойдя противника с северо-запада, советские летчики с одного захода подожгли и «хеншель», и «фокке-вульф», причем их противники даже не видели нападавших. Сверхрезультативный боевой вылет, в котором старший лейтенант Дмитриев и лейтенант Столярский одержали по победе, занял всего 11 минут.

• 17 марта, по наведению постов ВНОС, командир 436-го ИАП подполковник Панов на истребителе «Киттихаук» Р-40Е атаковал севернее Старой Руссы пару «мессершмитов», которые «охотились» в тылу советских войск.

После внезапной атаки один из Bf-109 развернулся и ушел на запад, однако его товарищ, проявив мастерство и настойчивость, продолжал бой.

В течение 20 минут противники маневрировали на вертикалях, однако окончательная победа осталась за советским летчиком.

Удостоенный незадолго до того «Цветной капустой»(ироническое название «Дубовых листьев» (Eichenlaube), распространенное среди немецких пилотов к Рыцарскому Кресту), командир шварма II Группы обер-лейтенант Ханс Бесиссвенгер (152 победы) был сбит и погиб, но до сих пор в документах «Grunherz» считается пропавшим без вести.

Причиной подобного стало донесение, которое составил ведомый Бесиссвенгера унтер-офицер Карл Рихтер. «Последнее, что я видел, — писал он, — был «мессершмит» командира, ведущий бой с большой группой русских истребителей».

В конце марта командир JG-54 подполковник Траутлофт ушел на повышение, возглавив истребительный корпус «Ост», в который, помимо его «родной» эскадры, вошли JG-51 и JG-5. В это же время на базе учебного штаффеля была сформирована IV Группа, и таким образом численность летного состава «Grunherz» увеличилась на 25 процентов.

 Также в конце марта эмблемы JG-54, прозванные в Люфтваффе «зеленые жопы» и гордо сиявшие на бортах «мессершмитов» и «фокке-вульфов» с сентября 1941 года, были закрашены матовой серо-зеленой краской, дабы не вводить в искушение советских летчиков, считавших делом чести уничтожение истребителей прославленной эскадры. Кроме унижения, испытанного асами «Grunherz», эта мера не дала ничего.

  13 апреля капитан Голубев одержал свои вторую и третью победы на новом истребителе Ла-5. В паре с ведомым, начальником штаба 61-й бригады ВВС КБФ полковником Катковым, он вылетел на свободную охоту в район Порзоловских болот под Ленинградом.

Севернее поселка Беззаботный балтийцы обнаружили две группы Fw-190, маневрировавшие выше и в стороне. Набрав высоту, капитан Голубев атаковал звено противника сзади и с дистанции 400 метров открыл огонь. Один истребитель был поврежден и начал отворот с креном влево, подставив под стволы Ла-5 всю площадь крыла. Вторая пушечная очередь добила «фокке-вульф».

Командир 2-го штаффеля обер-лейтенант граф Зигфрид Матушка (29 побед; не сумел покинуть штопорящий истребитель, который упал на минное поле и взорвался.

Между тем капитан Голубев, продолжая бой, уничтожил еще один истребитель. Унтер-офицер Теодор Вольфан (17 побед) выбросился с парашютом и попал в плен.

 1 мая в бою с «яками» 485-го ИАП западнее Старой Руссы погиб лейтенант Хорст Ханнинг (98 побед), сменивший «Гнома» Ванделя на посту командира 5-го штаффеля. Его сбил командир звена старший лейтенант Давыдов.

• 22 мая из вылета не возвратился летчик II Группы фельдфебель Вальтер Хек (32 победы). Его Fw-190 атаковал и сбил капитан Романов, возглавлявший два звена ЛаГГ-3 из 156-го ИАП. Однако в целом советские летчики действовали неудачно и не смогли помешать трем девяткам Ju-87 беспрепятственно нанести удар по железнодорожному мосту и станции Волхов.

 26 мая капитан Зазаев из 86-го ГИАП одержал свою 16-ю воздушную победу, уничтожив в районе Новой Ладоги Fw-190. Его жертвой стал летчик II Группы лейтенант Вернер Лохманн (47 побед), совершивший вынужденную посадку и попавший в плен.

• 30 мая 8 «киттихауков» 191-го ИАП участвовали в отражении налета 48 немецких бомбардировщиков Не-111 и Ju-88, которые прикрывали около 20 истребителей F-W-190A-5. Правда, основной бой провели летчики 240-й и 275-й ИАД, летавшие на «яках» и «лавочкинах».

Когда бомбардировщики противника поодиночке стали уходить на запад, их атаковали «киттихауки». В районе Шлиссельбурга майор Митрохин в течение 15 минут уничтожил два «хейнкеля» и вступил в схватку с Fw-190. P-40K значительно уступал в скорости немецкому истребителю, однако в маневрировании по горизонту имел преимущество. Опытный немецкий летчик допустил явную ошибку, приняв бой на виражах, за что и поплатился. Очередь крупнокалиберного пулемета поразила мотор «фокке-вульфа», который, вспыхнув, пошел к земле. Хауптман Херберт Эрдманн (34 победы) из штабного штаффеля спасся на парашюте и попал в плен.

На допросе в штабе 13-й ВА Эрдманн сказал, что «главным огорчением для него была ошибка в бою с устаревшим «киттихауком», шесть из которых он легко сбил, воюя в Африке в составе JG-27».

Несколько успокоил немецкого летчика послужной список его противника: майор Митрохин участвовал в боях с первых дней войны, уничтожив 19 самолетов и еще 6 — в группе с товарищами.

 5 июля северо-восточнее Курска в бою с Ла-5 были сбиты «фокке-вульфы» командира I.JG-54 майора Рейнхарда «Зеппи» Зейлера (109 побед) и его ведомого лейтенанта Уго Хюнерфельда (28 побед).

В этот день четверка истребителей, возглавляемая командиром эскадрильи 523-го ИАП капитаном Харченко, вылетела на прикрытие шести бомбардировщиков Пе-2. Недалеко от линии фронта советская группа была атакована восьмеркой Fw-190. Пара, ведомая капитаном Мищенко, осталась прикрывать «пешки», а пара Харченко связала боем «фокке-вульфы». Бой был невероятно тяжелым: маневрируя на вертикалях, советские летчики с трудом уклонялись от вражеских трасс. Тем не менее капитану Харченко удалось сбить один немецкий истребитель, а его ведомому лейтенанту Сморчко-ву — подбить. В этом бою оба «лавочкина» были сильно повреждены и совершили вынужденные посадки.

Майор Зейлер погиб, а лейтенант Хюнерфельд спасся на парашюте и попал в плен.

 9 июля такая же участь постигла и унтер-офицера Ханса-Иоахима Хаппача (20 побед) из II.JG-54. В бою с четверкой Ла-5 из 254го ИАП его «фокке-вульф» был подбит и загорелся, что вынудило летчика прибегнуть к помощи парашюта. Победу на свой счет записал командир звена старший лейтенант Назимов.

 13 июля в районе Ленинграда был сбит самый возрастной летчик эскадры — 32-летний обер-фельдфебель Петер Бре-мер (40 побед) из штабного штаффеля, прозванный «лисом» за соответствующие качества характера. «Фокке-вульф» уничтожил комэск 29-го ГИАП майор Петр Покрышев. Бремер попал в плен после вынужденной посадки на советской территории.

  16 июля восточнее Витебска в воздушном бою сошлись шесть «фокке-вульфов» JG-54 и шесть «яков» 28-го ГИАП. После двадцатиминутной «карусели» один немецкий истребитель был сбит, а остальные вышли из боя, как полагали советские летчики, после гибели командира.

Так оно и оказалось: один из молодых воздушных бойцов 28-го ГИАП лейтенант Козловский таранил «фокке-вульф», в кабине которого погиб командир 1-го штаффеля лейтенант Понтер Шелль (71 победа).

Лейтенант Козловский остался жив и даже дотянул Як-9 до своего аэродрома, где совершил посадку на фюзеляж.

 22 июля командир IV.JG-54 хауптман Рудорффер возглавил три звена своей Группы в ознакомительном облете линии фронта. Костяк подразделения составляли летчики JG-1 и JG-26, переведенные в JG-54 незадолго до этого.

Увлекшись радиопереговорами, пилоты «Grunherz» пропустили атаку пары Ла-5 из 4-го ГИАП. «Фокке-вульфы» хауптмана Рудорффера и его ведомого были повреждены, а вся группа рассыпалась.

Эрих Рудорффер над своей территорией совершил очередной (из девяти) прыжок с парашютом и вернулся в эскадру, а его ведомый фельдфебель Рудольф Тереке (27 побед) погиб.

Вторая атака не принесла успеха капитану Костылеву и старшему лейтенанту Селютину. Гоняться за одиночными «фокке-вульфами» балтийцы не стали.

 30 июля со «свободной охоты» не вернулся командир II Группы хауптман Хайнрих Юнг (68 побед). «Фокке-вульф» был сбит молодым летчиком 254-го ИАП лейтенантом Сидоренко-вым юго-западнее Тихвина. Тот вылет на разведку складывался для Сидоренкова не совсем удачно: сначала из-за неполадок в двигателе не смог взлететь его ведущий, а через некоторое время сам летчик был атакован парой немецких «охотников». Смерть была рядом: пушечная трасса прошла над кабиной и срезала мачту радиоантенны. Однако молодой боец не растерялся.

Нырнув в кучевое облако, он выполнил маневр, которого опытные немецкие пилоты не ожидали, оказался сзади пары «фокке-вульфов» и открыл огонь. Один истребитель, заваливаясь на нос и левое крыло, устремился к земле; другой, на повышенной скорости, ушел на запад.

 Однако 2 августа был сбит и он. Летчик 4-го ГИАП капитан Костылев обнаружил над Финским заливом пару «фокке-вульфов» и один из них уничтожил. Лейтнант Херберт Броэнд-ле (58 побед) выпрыгнул из горящего истребителя, спустился на парашюте и был взят в плен экипажем торпедного катера.

 3 августа северо-западнее Витебска летчик 28-го ГИАП Герой Советского Союза капитан Смирнов во время «свободной охоты» внезапно атаковал и уничтожил один из восьми «фокке-вульфов», направлявшихся в тыл советских войск.

Немецкий истребитель упал и взорвался, похоронив под обломками командира I Группы майора Герхарда Хомута (63 победы)- Место Хомута во главе I Группы занял обер-лейтенант Ханс Гец (82 победы), однако находился на этой должности менее суток.

 4 августа в бою с истребителями 18-й ГИАП Гец был сбит в том же месте, что и его предшественник, а из 12 «фокке-вульфов» возглавляемой им группы на базу возвратились только 5. В этом бою были подбиты два «яка» из восьмерки капитана Заморина, однако все советские летчики остались живы.

  19 августа группа капитана Смирнова вновь сошлась в воздушной схватке с летчиками «Grunherz». Однако на этот раз противники имели равный состав — 12 против 12 и разошлись только после полной выработки горючего, потеряв два «яка» и два «фокке-вульфа».

В этот день попал в плен командир 5-го штаффеля обер-лейтенант Макс Штоц (189 побед), выбросившийся из горящего «фокке-вульфа» на парашюте. Оберфельдфебель Хейн-рих Коллер (49 побед) погиб.

• В 1943 году результаты боя уже не удовлетворяли командование 28-го ГИАП, поэтому сразу после возвращения группы был устроен тщательный разбор тактических ошибок.

• 27 августа летчик 254-го ИАП лейтенант Сидоренков сбил в районе Чудово свой второй «фокке-вульф», прикрывавший самолёт-корректировщик артиллерийского огня. Немецкий истребитель перешел в штопор, взорвался при столкновении с землей и вместе с ним погиб пилот I Группы обер-фельдфе-бель Ксавьер Мюллер (47 побед).

 15 сентября в бою с Як-9 были сбиты и погибли два летчика из 1JG-54 унтер-офицер Ханс Груберт (35 побед) и унтер-офицер Иоахим Груберт (4 победы), братья-близнецы. По одному Fw-190 уничтожили лейтенанты Бражинец и Герман из 42-го ИАП.

 22 сентября заместитель командира 4-го ГИАП капитан Татаренко сбил в районе Новой Ладоги истребитель Fw-190. Унтер-офицер Фридрих Розенталь (45 побед) из 5/JG-54 совершил вынужденную посадку на советской территории и попал в плен.

• 10 октября со «свободной охоты» в районе Смоленска не вернулась пара «фокке-вульфов» из I Группы. Лейтенант Карл Фухс (67 побед) и унтер-офицер Курт Паблер (31 победа) до сих пор считаются пропавшими без вести. Тем не менее и их судьба известна.

Герой Советского Союза маршал авиации Зимин, в те дни командир 240-го ИАД, вспоминал: «После начала Невельской наступательной операции немецкая истребительная авиация проявляла особую активность. Летчики из эскадр «Зеленое сердце» и «Мельдерс» вновь применили испытанный прием: «свободную охоту» у наших аэродромов под Смоленском.

И вот 10 октября мне докладывают, что летчики 86-го ГИАП лейтенант Мануилин с ведомым лейтенантом Куницыным подкараулили и сбили такую пару. Вскоре немецких «охотников», выпрыгнувших с парашютом, привезли в дивизию. Это были настоящие асы, одержавшие в воздушных боях немало побед.

А через два дня старший лейтенант Данилин из 133-го ГИАП уничтожил еще одного «охотника».

Это был не вернувшийся 12 октября со «свободной охоты» в том же районе летчик 2/JG-54 фельдфебель Ханс-Гюн-тер Райнхардт (44 победы).

  11 ноября «Grunherz» лишилась еще двух летчиков, вылетевших в составе 1/JG-54 для «расчистки воздуха» в район железнодорожной станции Ярцево. Однако прорваться к цели «фокке-вульфы» не смогли, более того, в воздушном бою с «яками» из 900-го ИАП был сбит и погиб один из удачливейших летчиков I Группы лейтенант Антон «Тони» Дебеле (94 победы). Его участь разделил обер-лейтенант Карл Фишер (33 победы). По одному «фокке-вульфу» сбили старший лейтенант Лисецкий и лейтенант Думан.

  1943 год заканчивался для «Grunherz» так же, как и начинался, — потерей «фокке-вульфов». 15 декабря в районе Орши в бою с «Аэрокобрами» был сбит и погиб майор Хубер-тус фон Бонин (77 побед), сменивший Траутлофта на посту командира JG-54. Опытного немецкого аса, одержавшего 6 побед еще в небе Испании, сбил летчик 67-го ГИАП капитан Новичков.

В тот же день над Балтикой был поврежден «фокке-вульф» обер-лейтенанта Йозефа Похса (43 победы) из 5/JG-54.

Около полудня шесть штурмовиков Fw-190F-8 из состава SG5, сопровождаемые четырьмя F-W-190A-6, попытались нанести удар по аэроузлу Лавенсаари.

В завязавшемся бою с истребителями Ла-5 немецкая группа была рассеяна и боевой задачи не выполнила. Многие «фокке-вульфы» чудом дотянули до Финляндии, а Похс был вынужден спасаться на парашюте. Он опустился в море и скорее всего утонул — его судьба осталась неизвестной. Командир звена 4-го ГИАП старший лейтенант Бычков, уничтоживший в этот день Ju-88, теперь прибавил на свой счет и «фокке-вульф».

Обер-лейтенант Похс стал одним из 112 летчиков Эскадры, потерянных в 1943 году.

 4 января 1944 года северо-западнее Новгорода летчики 254-го ИАП капитан Синчук и его ведомый лейтенант Иванов, «охотившиеся» за железнодорожными составами противника, обнаружили пару Fw-190, которая направлялась к линии фронта. Атака Ла-5 была мгновенной и результативной. Командир швар-ма обер-лейтенант Отто Винсент (45 побед) и его товарищ фельдфебель Курт Ихленфельд из 1JG-54 были сбиты и погибли.

• 30 января эскадра недосчиталась еще двух опытных летчиков I Группы, одержавших одинаковое число побед — 27. В бою с Ла-5 254 ИАП были сбиты лейтенант Гюнтер Хаазе (погиб) и фельдфебель Герхард Проске (пленен). По одному «фокке-вульфу» уничтожили старший лейтенант Назимов и лейтенант Серегин.

 25 февраля комэск 845-го ИАП капитан Полуновский во главе четверки «яков» патрулировал в районе Пскова. Когда горючее подходило к концу, группа была внезапно атакована 4 «фокке-вульфами». Однако советские летчики оказались готовыми к поединку и приняли его. После короткого боя один немецкий истребитель был сбит, остальные ушли на запад. Командир IV Группы хауптман Зигфрид Шнелль (93 победы) не смог покинуть кабину истребителя, расстрелянного комэском Полуновским, и погиб.

• 6 марта над Финским заливом командир 4-го ГИАП майор Голубев провел показательный бой с асом из JG-54.

«Надо сказать, — вспоминал Василий Федорович, — что в 1944 году немецкие летчики старались избегать боев с нами,

атаковали только при численном превосходстве, да и то неохотно. При малейшей угрозе с нашей стороны они делали переворот через крыло и удирали, дымя форсированными моторами. Поскольку мы прикрывали суда Балтийского флота от бомбардировщиков, гоняться за «фокке-вульфами» не собирались. Однако 6 марта немец из боя не вышел, действовал грамотно и напористо».

На глазах летчиков своей группы майор Голубев прижал противника к самой воде, вынудив сначала потерять скорость, а затем, без скорости, уходить на вертикаль. Догнав «фокке-вульф» на горке, майор Голубев сбил его.

Обер-лейтенант Герхард Лооз (92 победы) из 1JG-54 выбросился с парашютом и был пленен экипажем минного тральщика.

•  2 апреля северо-западнее Пскова молодым летчиком 254-го ИАП лейтенантом Ивановым был атакован «фокке-вульф», выходивший из боя. Пораженный с небольшой дистанции, немецкий истребитель вспыхнул, перевернулся на спину и в таком положении врезался в землю. Третий по результативности на тот период летчик эскадры, командир 6-го штаффеля лейтенант Альбин Вольф (144 победы) погиб.

 28 апреля смешанная группа Fw-190 из JG-54 и SG-5 попыталась нанести удар по позициям советских войск в районе Карельского перешейка. Для отражения налета была поднята восьмерка Ла-5ФН 191-го ИАП. В бою отличились капитан Лихолетов и его ведомый лейтенант Серов, уничтожившие два «фокке-вульфа». Летчик II.JG-54 унтер-офицер Херберт Штоэбер (34 победы) погиб.

•  24 мая севернее острова Котлин в бою с советскими истребителями пропал без вести летчик 5/JG-54 унтер-офицер Хайнц Бузхан (21 победа). В тот день звено Fw-190 вылетело на «охоту» за небольшими судами КБФ.

Для уничтожения противника была поднята четверка Ла-5ФН из 4-го ГИАП. В завязавшемся бою над Финским заливом унтер-офицер Бузхан пропустил атаку из задней полусферы, а его «фок-ке-вульф», сбитый заместителем командира полка Героем Советского Союза капитаном Татаренко, упал в море и затонул.

В июне-июле 1944 года, когда советские войска проводили Псковско-Островскую наступательную операцию, была отмечена последняя вспышка активности немецкой истребительной авиации на этом участке фронта.

 8 июня четыре летчика из 927-го ИАП провели в районе Пскова тяжелейший бой с восьмеркой «фокке-вульфов» и три из них сбили, потеряв при этом истребитель Ла-5. В бою погиб заместитель начальника штаба эскадры обер-лейтенант Эуген-Людвиг Цвайгард (69 побед).

 12 июня на базу не вернулся еще один офицер штаба лейтенантХорст Форбиг (58 побед). Его истребитель сбил летчик 254-го ИАП младший лейтенант Ведерников.

  19 июня восьмерка Fw-190A-6 из II.JG-54 сопровождала пикирующие бомбардировщики Ju-87, совершавшие налет на караван судов КБФ. С аэродрома Лавенсаари взлетели три звена истребителей Ла-5ФН из 3-го ГИАП и с ходу вступили в бой с противником. Сбросив бомбы далеко в стороне от каравана, «юнкерсы» стали пикировать к воде и разворачиваться на обратный курс. Пытаясь помешать «лавочникам» атаковать бомбардировщики, летчики «Grunherz» действовали достаточно решительно, но далеко не лучшим образом.

Укомплектованная большим количеством неопытных бойцов немецкая группа не удержалась за командиром и распалась. Балтийские летчики, напротив, вели бой в составе пар, атаковали слаженно и три «фокке-вульфа» уничтожили, причем, по иронии судьбы, в числе сбитых оказались два самых результативных аса из II.JG-54.

Командиру Группы майору Рудорфферу пришлось тянуть поврежденный истребитель до побережья Финляндии, где он вновь положился на парашют, а лейтенант Хельмут Гроллмус (75 побед) погиб.

Однако летчики-гвардейцы доложили об уничтожении трех бомбардировщиков и только одного истребителя. Его записал на свой счет старший лейтенант Потемкин.

• Через день в воздушном бою северо-восточнее Лавенсаари вновь встретились летчики II.JG-54 и 3-го ГИАП. И на этот раз победа была на стороне балтийцев: по одному «фок-ке-вульфу» сбили Герой Советского Союза старший лейтенант Кравцов и старший лейтенант Шестопалов. Хауптман Херберт Алоэ (31 победа) и унтер-офицер Эрих Кнобель были призна-

ны пропавшими без вести, хотя уже вечером 21 июня стало ясно, что на авиабазу в Котку они не вернутся.

• 21 июля «фокке-вульфы» из 5/JG-54 перелетели на аэродром Пецери в Прибалтике. Над Балтийским морем немецкие истребители подверглись атаке двух Ла-5ФН из 3-го ГИАП, которые уничтожили три Fw-190. Победы были записаны на счет майора Костылева и лейтенанта Прасолова, однако первый участвовал в вылете неофициально и не состоял на тот период в составе 3-го ГИАП.

Обер-лейтенант Эрнст Хиршфельд (24 победы), фельдфебель Отто Холи и унтер-офицер Вольф Мак (14 побед) погибли.

  7 августа летчики «Grunherz», успевшие привыкнуть к постоянным потерям, были потрясены: севернее Чудского озера пропал без вести командир I Группы майор Хорст Ада-мейт (166 побед). В этот день замкомполка 4-го ГИАП Герой Советского Союза капитан Татаренко в бою с четверкой «фок-ке-вульфов» верно рассчитал маневр и сбил ведущего немецкой группы, а Герой Советского Союза капитан Цыганов — ведущего второй пары. Майор Адамейт покинул горящий «фок-ке-вульф», спасся на парашюте и попал в плен, а унтер-офицер Ханс Лорр (41 победа) погиб.

 9 августа четверка Ла-5ФН майора Батурина патрулировала над Финским заливом, прикрывая морские коммуникации, по которым осуществлялись перевозки стратегического значения. Немецкое командование подготовило операцию по уничтожению караванов и перед ее проведением направило в этот район сильную группу «расчистки воздуха».

Однако вытеснить советские истребители из зоны патрулирования немецкие летчики не смогли и, несмотря на то, что в три раза численно превосходили группу 10-го ГИАП, потеряли один «фокке-вульф». Летчик II Группы обер-лейтенант Рудольф Хофман (37 побед) погиб.

• 25 августа шестерка Ла-5 из 927-го ИАП провела бой в районе Тарту с 30 бомбардировщиками и прикрывавшими их 12 истребителями. Советские летчики сбили два «юнкерса» и два «фокке-вульфа», причем все «лавочкины» получили значительные повреждения, но вернулись на свой аэродром. Унтер-офицер Гюнтер Рауш погиб, а командир шварма I Группы лейтенант Георг Хахнлейн (40 побед) попал в плен.

Капитан Пузанов и старший лейтенант Егоров записали на свой счет по одному Ju-87, а лейтенанты Николай и Анатолий Левченко — по истребителю.

 19 сентября пара истребителей того же полка прикрывала восьмерку Ил-2, которые нанесли удар по танковой колонне противника в районе Риги. В разгар штурмовки советская группа была атакована восьмеркой «фокке-вульфов», один из которых поджег истребитель старшего лейтенанта Островского. Однако советский летчик не вышел из боя: скольжением сбив пламя, он сумел уничтожить одного из нападавших. Его ведомый лейтенант Воробьев также одержал победу, а третий «фокке-вульф» был сбит воздушными стрелками «илов».

Советская группа потерь не имела, хотя Островский и Воробьев с трудом дотянули до аэродрома.

В этом бою погибли заместитель начальника штаба эскадры лейтенант Гюнтер Халлер (30 побед) и летчики I Группы обер-фельдфебельХельмут Мисснер (82 победы) и унтер-офицер Георг Цейдлер (25 побед).

Последним асом «Grunherz» из сбитых в 1944 году стал обер-фельдфебель Хайнрих Веферс (52 победы). 17 декабря его «фокке-вульф» перехватил над Рижским заливом летчик 254-го ИАП капитан Суков и после короткого боя уничтожил. Веферс выпрыгнул с парашютом, однако в эскадру не вернулся.

В целом, потери JG-54 остались на уровне 1943 года и составили 109 летчиков.

•3 января 1945 года летчики 254-го ИАП прикрывали группу Пе-2, совершавшую налет на Либаву. Отсекая атаки немецких истребителей, командир звена капитан Суков сбил последний из 12 «фокке-вульфов», уничтоженных им в годы войны. «Немецкий пилот оказался отличным летчиком, — вспоминал впоследствии Аркадий Иванович. — Однако он слишком горячился, пытаясь прорваться к бомбардировщикам, и невнимательно смотрел по сторонам. Вскоре я сумел с большой дистанции короткой очередью поразить мотор его истребителя. Из-под капота повалил сизый дым, потом появилось пламя. Добивать «фокке-вульф» я не стал, потому что видел, как он, разваливаясь, шел к земле».

В этом бою получил тяжелое ранение командир 3-го штаффеля лейтенант Ханс-Иоахим Крошински (76 побед). Тем не менее он сумел выпрыгнуть с парашютом и остался жив.

• 16 февраля 1945 года на свой аэродром в районе Либавы не вернулся четвертый по результативности ас Люфтваффе командир 2-го штаффеля обер-лейтенант Отто Киттель (267 побед).

В этот день восьмерка Як-9, возглавляемая комэском 4-го ИАП дважды Героем Советского Союза майором Степа-ненко, вылетела для «расчистки воздуха» перед налетом Ил-2 из 225-й ШАД, которые должны были нанести удар по немецким и латвийским частям в районе Тукумс-Либава. Советская группа состояла из ударного звена и звена прикрытия, эшелонированных по высоте.

Над целью ударное звено «яков» во главе с дважды Героем Советского Союза майором Рязановым завязало бой с четверкой «фокке-вульфов». Одновременно звено майора Сте-паненко было атаковано двумя группами немецких истребителей, появившихся со стороны Балтийского моря.

Однако только одному «фокке-вульфу» удалось прорваться к штурмовикам. Встреченный дружным огнем бортовых стрелков, немец шарахнулся в сторону, был расстрелян майором Рязановым и, заваливаясь на правое крыло, врезался в землю.

Вскоре был сбит еще один «фокке-вульф». Потеряв два истребителя, противник прекратил атаки.

Майор Степаненко одержал в этом бою свою 30-ю индивидуальную победу, а майор Рязанов — 29-ю. Вместе с Китте-лем погиб унтер-офицер Альбрехт Лихт.

После гибели лучшего аса «Grunherz» лейтенант Хайнц Кордез, возглавивший 2/JG-54, заявил: «Без Отто — нам конец!» хотя и с живым Киттелем рассчитывать на другой расклад было, по меньшей мере, наивно.

• 6 марта 1945 года в том же районе командиром 4-го ИАП подполковником Марковым были уничтожены два «фокке-вульфа». Обладатель Рыцарского Креста лейтенант Хайнц Верни-ке (49 побед), из I.JG-54 выпрыгнул из горящего самолета, спасся на парашюте и был пленен. Его ведомый ефрейтор ХельмутХопп (31 победа) погиб.

Бой завязался в момент нанесения штурмовиками удара по танковой колонне, причем противники имели равный численный состав: 12 Як-9 с советской стороны против 12 Fw-190A-8 — с немецкой. Группы, эшелонированные по высоте, действовали на малых интервалах и увеличенных дистанциях. Сначала в схватке участвовали по одному ударному звену с каждой стороны, а четверки прикрытия маневрировали на высоте около 3000 метров, угрожая атаками с вертикали. Незначительная ошибка в маневре привела к тому, что ведомый первой пары ударного звена Хельмут Хопп, сблизившись с ведущим, оказался значительно ниже и правее звена подполковника Маркова.

Выполнив переворот через крыло и доворот в направлении противника, командир полка из положения «вверх колесами» открыл огонь. Уходя от трасс, Хопп рванулся в сторону и таранил своего ведущего. «Фокке-вульфы» огненным клубком упали на землю.

Потеряв два истребителя, немецкая группа перестроилась и атаковала звено подполковника Маркова. Одновременно к месту боя подошли еще две четверки «фокке-вульфов». Звено прикрытия, которым командовал майор Степаненко, оказалось в численном меньшинстве и помочь командиру не смогло.

Истребители командира полка и его ведомого были подбиты, а подполковник Марков и лейтенант Кошевой — тяжело ранены, тем не менее группа продолжала бой и уничтожила еще два «фокке-вульфа».

Вернике стал последним асом «Grunherz», сбитым в годы войны. Да и вообще потери эскадры с начала 1945 года пошли на убыль, что объясняется малым количеством боевых вылетов, которые совершали немецкие летчики. Запертая в «Курляндском мешке», JG-54 испытывала серьезные затруднения с топливом, да и боевой дух летного состава был близок к точке замерзания. Рациональные немцы, не спешившие умирать за Родину в любое время, теперь справедливо полагали, что с поражением Германии жизнь не заканчивается. Надо только успеть вовремя смыться, что и было с успехом проделано.

Ранним утром 8 мая «фокке-вульфы» без «зеленых сердец» взлетели с аэродромов Прибалтики и взяли курс на Гамбург Несколько летчиков из-за навигационных ошибок совершили посадки в Дании и Швеции и, переданные советской стороне, некоторое время жили в СССР, например в Иваново, Вологде или Рязани. Но ведь именно к этому они и стремились в 1941 году.

А в целом расчет оказался правильным: жизнь продолжалась. 26 октября 1982 года 34-я эскадра истребителей-бомбардировщиков ФРГ получила почетное наименование «Grunherz», на бортах «Торнадо» засияли «Зеленые сердца». На праздник собрались ветераны эскадры во главе с легендарным коммодором Ханнесом Траутлофтом.

В окружении молодых летчиков они и повеселились, и погрустили, вспоминая боевых товарищей, погибших на Восточном фронте. А вспомнить было кого: 416 летчиков «Grunherz» не возвратились из боевых вылетов.

Посидев в кабинах современных самолетов, ветераны сравнили их с верными «мессершмитами» и «фокке-вульфами», 2135 из которых остались в виде дюралевого лома на огромном пространстве от Ладоги до Львова. Словом, праздник удался.

Остается добавить, что из 112 летчиков «Grunherz», которые под ласковым июньским дождиком выруливали на взлетные полосы аэродромов Восточной Пруссии, перед вторжением в Советский Союз, до капитуляции Германии дожили только четверо.

И уже в первых боях немецкие пилоты осознали, что предстоит долгая война на взаимное уничтожение.

Поэтому какие бы заявления ни делал Гитлер перед войной, его любимцам приходилось считаться с объективной реальностью. Валерий ДЫМИЧ²⁰⁹

Обсуждение «веселой охоты»

Прежде всего отметим общий итог — в Эскадре JG-54 к концу войны уцелело 4 летчика из тех 112, кто начал ее, т.е. 3,6% — втрое меньше, чем в 4-м ГВИАП Голубева. А это пусть и не абсолютно убедительно, но говорит о том, что наши летчики изначально, с 22 июня 1941 г., были, по меньшей мере, не хуже немецких.

Да, уверенно можно сказать, что до начала войны и тем более по ходу войны наши летчики уступали немцам по количеству часов летной подготовки. Сильно уступали в организации боя, поскольку очень долго не использовалась радиосвязь, причем, похоже, что расстрелянные руководители ВВС РККА ее специально не вводили. К примеру, в истребительной дивизии Балтийского флота перед войной радиостанции были сняты со всех самолетов и отправлены на склад под смехотворным предлогом, что треск в наушниках отвлекает летчика от пилотирования машины. Возвращены со складов на самолеты радиостанции были уже в ходе войны. И, несмотря на это, выживаемость наших летчиков оказалась выше, чем у немцев. Значит, были иные качества, которыми советские летчики намного превосходили немцев, настолько превосходили, что это нейтрализовало и недостатки учебы, и недостатки организации. Об этих качествах несколько позже, а пока давайте займемся статистическими подсчетами, благо Ды-мич предоставил для этого хотя и плохо систематизированный, но в целом достаточный материал.

Давайте сначала ответим на вопрос, являлось ли сбитие немецкого аса случайностью (на войне ведь воюет и случай) либо оно было обусловлено мастерством советского аса. В нашей авиации опыт летчика можно без большой ошибки оценить по его званию. В приведенной ниже таблице собраны численные данные по сбитым немецким асам по годам в зависимости от воинского звания сбившего их советского летчика.

Звание	1941-1942 гг.	1943 г.	1944 г.	1945 г.	Итого
Подполковники	нет	нет	1	2	3
Майоры	3	3	3	нет	9
Капитаны	7	12	7	2	28
Ст. лейтенанты	10	13	7	нет	30
Лейтенанты	нет	8	6	нет	14
Мл.лейтенанты	1	нет	1	нет	2
Итого за войну	21	36	25	4	86

 

Из этой таблицы видно, что немецкий ас — это все же ас и на халяву его не собьешь. Это работа для мужчины, а не для мальчика, и редкие в воздухе майоры и подполковники сбили немецких асов почти столько же, сколько и многочисленные лейтенанты. Эта таблица показывает, что гибель немецких асов случайностью не была, их били в первую очередь за счет мастерства.

Затем — за счет мужества и хладнокровия, чему примером является бой молодого лейтенанта Сидоренкова, когда он в одиночку против двух асов загнал в гроб немецкого летчика, который до этого записал себе 68 побед. И за счет яростной храбрости, как в бою молодого лейтенанта Козловского, который тараном уничтожил аса с 71 «победой».

Из данных Дымича, хотя и не всегда корректных из-за недостатка фактов конкретного боя, можно понять, каково было в воздухе соотношение немецких и советских самолетов в том бою, когда немецкий ас был сбит.

Соотношение немцы: русские	1941-1942 гг.	1943 г.	1944 г.	1945 г.	Итого
Более 2:1	4	6	4	нет	14
2:1	5	3	4	нет	12
1,5:1	1	2	нет	нет	3
1:1	9	23	15	2	49
1:1,5	нет	Нет	2	нет	2
1:2	2	2	нет	2	6
Менее 1:2	нет	Нет	нет	нет	нет
Итого	21	36	25	4	86

 

Из анализа этих данных следует, что менее 10% немецких асов было сбито, когда в воздухе было (как я предполагаю) превосходство наших самолетов, а каждый третий был сбит когда превосходство немцев было подавляющим. Как это объяснить? Ведь по идее ас стоит нескольких летчиков, почему же даже к концу войны советские летчики не использовали свое численное превосходство?

Ответ один: немецкие асы сбегали из боя, в котором наших самолетов было больше. Другого ответа нет. Не все, конечно, но основная масса сбегала. И сбить их можно было только тогда, когда немцы соблазнялись легкой добычей.

до маразма их искусственного создания. А это не заслонило выполнение боевых задач приписками сбитых самолетов. Вон капитан Романцев сбил немецкого аса Хека, его советское командование что — поблагодарило? Романцев из-за того, что погнался за «зеленой жопой», пропустил к мосту немецкие пикировщики, и его действия признаны неудовлетворительными. Действительно: на хрена нужен этот Хек, если немцы мост разрушили?

Андрей Морозов восхищен умом Хартмана, струсившего атаковать американские бомбардировщики, и высчитывает дурацкие соотношения сбитых истребителей, не понимая, повторю еще раз, что основная победа ковалась на земле, что без победы на земле победы в воздухе — это мышиная возня. А наши асы это понимали. По критериям Морозова, Голубев с пятеркой устаревших «ишачков» не имел права атаковать строй из 81 «юнкерса» и «мессершмита». Но этот строй шел бомбить Дорогу жизни, и Голубев с товарищами его атаковал, даже не стремясь сбивать (хотя и сбил двух, в том числе и аса): он не давал бомбардировщикам прицельно бомбить! Вот это признак ума и храбрости настоящего аса, а не «свободная охота» по добиванию подбитых самолетов.

Обнаглеть немцам в начале войны дало довоенное советское командование ВВС, а не рядовые летчики. Правильно, что это командование расстреляли, этого даже мало. Надо было таких генералов толпой ставить к стенке. Да, положим, командующие ВВС, «жертвы сталинизма» Смушкевич или Рычагов, распорядились снять с истребителей радиостанции, но почему сотни командиров дивизий и полков не жаловались наркому обороны или в ЦК? Да потому что это было на руку этим трусливым бестолочам. Ведь они командиры, они обязаны командовать в бою, а командуют, отдавая приказы. А как дашь в воздухе команду, если радиостанций на самолетах нет? Значит, самим можно в бой не летать, а сидеть на аэродроме и посылать в штабы списки не вернувшихся из боя летчиков. Многие ветераны-летчики прямо или намеками на это указывают — пока не заменили этих трусов на боевых летчиков, потери были огромны, а результаты мизерными.

Скажем, уже до войны зона ПВО Ленинграда была оборудована неплохими радарами советской конструкции. Но оба истребительных полка Балтийского флота, непрерывно летая с раннего утра 22 июня 1941 г., смогли первый немецкий самолет сбить только на четвертый день войны (25 июля А. Антоненко сбил Ю-88)²¹⁰. Почему? А надо вникнуть в то, как они искали в воздухе немцев без радиостанций.

Посты ВНОС (Воздушного наблюдения, обнаружения и связи) засекали перелетающие линию фронта немецкие самолеты и звонили командованию ВВС, оно давало команды на аэродромы. Истребители поднимались в воздух и летели... к позвонившему посту ВНОС. Тот на земле выкладывал белыми полотнищами стрелку в направлении, в котором улетели немцы, и поперечные полосы по одной на 1000 м высоты, на которой немцы летели. Наши истребители разворачивались и пытались догнать немцев в направлении, указанном постом ВНОС. Но ведь немцы это моментально раскусили и после перелета линии фронта делали маневр, кроме того, они уже и отрывались от наших истребителей минимум на 50 км. И первый немецкий бомбардировщик сбили, когда поднятый в воздух летчик догадался, что немцы вылетели бомбить Кронштадт, и сразу полетел туда.

А потом Голубев, получивший эскадрилью после снятия из-за трусости первого ее командира, приказал (под глухое ворчание сидящего на земле командования полка) поставить на самолеты радиостанции, его эскадрилью стали наводить на немцев операторы радаров, он получил возможность заходить на немецкие самолеты с выгодного направления и начал бить их даже на И-16. За ним последовали остальные эскадрильи, наши летчики получили связь, а затем и более скоростные самолеты, положение с уровнем техники стало более-менее равным, и воттут дело решили природные и воспитанные качества советских летчиков. А немцам пришлось закрасить на самолетах «зеленые жопы». Куда же денешься?

Что толку, что тебе по приказу Геббельса записали 92 сбитых советских самолета, что больше, чем было на счету за всю войну у двух самых лучших асов 4 ГВИ АП Косты-лева (41) и Голубева (39), вместе взятых? Сунулся такой ас под Балтикой к командовавшему в воздухе полком майору Голубеву, и тот его показательно разложил и замочил в полном смысле этого слова.

А Морозов разрешает мне сделать нашим летчикам снисхождение, дескать, доХартмана им, конечно, далеко, но к концу войны они тоже кое-чему научились. Спасибо, Андрей, но я вижу проблему не в этом. На мой взгляд, главное — это вычистить еще до войны из Армии всех «профессионалов» с таким пониманием военного дела, как у вас, и с такими, как у вас, взглядами на войну.

* * *

Статистика судьбы асов 54-й истребительной эскадры немцев, в дополнение к хвастливой болтовне Хартма-на, показывает, что да, не только Хартман, но и практически все немецкие асы старательно избегали боя — ситуации, когда им надо было сбить советский самолет за счет умелого маневрирования лицом к лицу с противником. Массовую трусость следует из рассуждений исключить, следовательно, в вопросе с немецкими летчиками есть нечто, общее для всех, но это «нечто» такое, что мы его плохо видим.

 

Глава 9. Асы: тактика и подготовка

А куда они подевались к концу войны?

Вот Морозов уверен, что в 1944 году бедный Хартман остался на всем Восточном фронте один, а Кожедубов с Покрышкиными вдруг стало там много-много. Однако Майк Спик без моей помощи и только среди асов дневной авиации Люфтваффе насчитал 230 человек, которые «сбили» больше, чем Покрышкин, и из них 224 немецких летчика «сбили» больше, чем Кожедуб. По его счету, процентов 40 из этих немецких асов не только к 1944-му, а и к концу войны могли остаться в живых²¹¹.

По подсчетам Р. Толивера и Т. Констебля, у немцев 913 лучших асов «сбили» 44 179 самолетов. (Для справки: за всю войну ВВС РККА от боевых повреждений потеряли 46,1 тысячи²¹² самолетов всех типов.) Но асов в Люфтваффе (тех, кто сбил более 5 самолетов) было более 5 тысяч!²¹³ Куда же они все сразу подевались? Второй вопрос: эти первые 913 асов сбили в среднем на каждого по 40 самолетов, а в ВВС РККА летчиков, сбивших 30 и более самолетов, было всего около полусотни²¹⁴. И что — эти полсотни загнали 913 немецких асов в Берлин? И, наконец, непонятно, кто летал в мае 1945 года на самолетах с красными звездами, если немецкие летчики всех наших

летчиков записали себе в победные списки и даже немецким зенитчикам никого не оставили? И почему Морозов горестно всхлипывает о немецких «пилотах-новичках», которых Хартман, один-одинешенек, заменить не мог?

Это, повторю, подлое свойство нашей интеллигенции, которая в своей массе является густопсовой смердяков-щиной. Что бы на Западе ни сбрехали, а для наших «интеллектуалов» это святая правда. Морозову мысль о «пилотах-новичках» вложил в голову Хартман, который именно так хвастается о своем докладе на аудиенции у Гитлера:

«Фюрер спешно прикончил свой завтрак.

«Скажите мне, Хартман, вы считаете подготовку наших пилотов-истребителей недостаточной?»

«Ядумаю, что она недостаточна. Я в России получил в свою эскадрилью множество молодых пилотов, имеющих налет менее 60 часов, причем на Me-109 они летали менее 20 часов. Им приходилось совершать боевые вылеты, имея только основную подготовку. Это приводит к тяжелым потерям истребителей на Восточном фронте».

Гитлер слушал с отсутствующим выражением. Тогда Хартман перешел к собственной истории.

«Эти юноши приходят к нам, и их практически немед -ленно сбивают. Они приходят и уходят, подобно волнам прибоя. Это преступление, мой фюрер, я думаю, здесь виновата наша пропаганда».

На сей раз Гитлер выпрямился и проявил какие-то признаки жизни.

«Как?» — спросил он.

«Они знают, что не готовы к боевым вылетам. Они едва могут благополучно поднять Me-109 в воздух и посадить его обратно, даже без боя. Однако они попадают на фронт фанатически настроенные. Они требуют привлекать их к операциям, хотя это самоубийство».

Гитлер выглядел невероятно усталым, он обмяк в своем кресле.

«Хартман, все, что вы говорите, может быть правдой. Но сейчас это слишком поздно»²'¹⁵.

Ни у Хартмана, ни у его биографов в этом эпизоде не хватило ума оценить ситуацию: почему немцы перестали

успевать готовить летчиков? Ведь ответ один: немецкие летчики гибли на Восточном фронте быстрее, нежели их успевали учить. И гибли от рук советских летчиков. Но это немедленно вызывает естественный вопрос: почему же СССР прекрасно успевал учить летчиков, почему уже в 1943 году даже опытные летчики перед попаданием на фронт месяцами тренировались и готовились к боям в запасных авиаполках? Ответ тоже один: потому что их гибло меньше, чем немецких летчиков. Надиктовав американцам текст о встрече с Гитлером, Хартман, сам того не подозревая, сообщил читателям, что его список «побед» — это туфта. Если бы он и другие асы действительно сбили столько самолетов, сколько у них записано, то Советский Союз, а не Германия с 1943 года выпускал бы в бой мало-обученных юношей.

У нас же, как вы прочли выше, к концу войны стали посылать на фронт полки, которые всю войну простояли вдоль обширных границ СССР. Из всех щелей и штабов начали вылезать летчики с довоенной подготовкой, которые в 1941 - 1942 годах боялись фронта, но которым было стыдно оставаться невоевавшими. Герой Советского Союза В.Ф. Голубев вспоминал, что летом 1943 года он хотел внутри полка повысить в должностях боевых летчиков, но вместо этого на свободные вакансии ему стали из вышестоящих штабов присылать летчиков из тыла. Комдив объяснил ему откровенно: «Ты не удивляйся таким назначениям — привыкай. Полк в морской авиации передовой, воюет с меньшими потерями, чем другие, да еще и летает на Ла-5—лучших самолетах-истребителях. Теперь желающих принять участие в войне, а также и побыть рядом с ней станет больше. Они будут слетаться в четвертый гвардейский, как осы на сладкое. Поэтому на повышение в должностях пока не посылай, буду помогать тебе отбиваться от посланцев, которые идут помимо нас с тобой»²*⁶.

А вот еще удививший меня момент. Через 6 лет после окончания Второй мировой войны началась война в Корее, где наши летчики, как я уже начинал об этом писать, схватились с американцами. В той схватке 14 советских пилотов сбили по 10 и более американских самолетов. По

сведениям, которые о них имеются, все Муже были летчиками во время Великой Отечественной войны, причем только капитан (звания даны на момент Корейской войны) Л.К. Щукин окончил училище поздно — в 1944 году. Скажем, майор Д.П. Оськин — в 1940 году, полковник Е.Г. Пе-пеляев — в 1938 году, капитан ГУ. Охай — в 1937 году. По данным В.В. Гагина, писавшего о них, только ГУ. Охай реально воевал с немцами и сбил 6 немецких самолетов. По американским данным, могли иметь сбитых немцев еще два летчика, а остальные в боях с немцами не участвовали: либо служили на Дальнем Востоке, какСутягин, Пепеляев или Бахаев, либо были инструкторами летного обучения, как Милаушкин, либо служили в ПВО внутренних областей. Но если бы этих советских асов допустили бить немцев в Великой Отечественной, то неужели бы они оплошали? Глядя на эту статистику, приходится сделать вывод, что, как ни странно, огромные личные счета немецких асов на Восточном фронте не произвели никакого впечатления на ВВС РККА— тотальной мобилизации летчиков не было, и по поступлении достаточного количества самолетов командование стремилось решить вопрос с немцами теми из летчиков, кто имел боевой опыт, а не рисковать неопытными, даже если эти неопытные имели хорошую летную подготовку.

Вопрос о том, почему к концу войны в СССР даже трусы запросились на фронт, а в Германии даже асы куда-то подевались, непростой, частично мы рассмотрим его в конце книги, а сейчас просто еще раз подчеркнем, что такая ситуация начисто перечеркивает геббельсовскую брехню о фантастической результативности немецких асов.

Цель обучения

Как вы видели из эпиграфа к статье В. Дымича, Гитлер считал, что «искусство боев в воздухе истинно германская привилегия. Славяне никогда не смогут им овладеть». Вообще-то Гитлер ошибался довольно часто, но, пожалуй, никогда он не ошибался так круто, как в данном случае. И ошибка здесь принципиальная.

Уже много веков, как Россия разделилась на два класса: собственно народ, то есть крестьяне, мастеровые, купцы, промышленники и вообще деятельные люди, стремящиеся воочию увидеть результаты своего труда; и паразиты на народе — чиновничество, в свое время помещики и всегда — интеллигенция. Первый класс, зарабатывая на жизнь трудом, довольно молчалив, а вот второй класс криклив до неприличия, поскольку он именно криком зарабатывает себе на жизнь. Это внешне. Но внутренние различия между классами еще более огромны. Скажем, российская интеллигенция всегда молилась на Запад, причем делала это исключительно тупо — раз с Запада, значит выдающегося качества. Мне запомнился рассказ по ТВ какого-то старого то ли артиста, то ли поэта о том, как он в 70-х приглашал к себе московскую богему на виски. Для этого он в привезенные из-за границы бутылки из-под виски наливал деревенский самогон, разбавленный чаем, и напиток всегда проходил на «ура». «В этой стране такого делать не умеют», — дружно соглашались ценители виски.

А народ, накрепко связанный с делом, никогда и ни на кого в своем деле не молится — ему плевать, с Запада это или с Востока, — он руководствуется здравым смыслом, а в трудных случаях полагается на интуицию — на «авось». Так вот, наши враги, как правило, этого не знают, поскольку перед ними постоянно мельтешит крикливая толпа «выразителей чаяний русского народа» — всяких там позне-ров, жванецких, астафьевых, Солженицыных, Немцовых и прочих хакамад. И у врагов постоянно возникали соблазны воспользоваться идиотизмом этого «русского народа». Вот Геббельс почитал кое-что из довоенной советской литературы и записал для памяти 16 марта 1940 года в своем дневнике: «Советско-российские сатиры Зощенко «Спите быстрей, товарищи!» хотят быть остроумными, но разворачивается мрачная картина большевистского бескультурья, социальной нищеты и неспособности к организации»²¹⁷. Зощенко писал не о русских, он писал о московских, но ведь немцы этого понять не могли. Ну и как им было упустить момент и не занять страну, населенную людьми, «неспособными к организации», населенную зощенкоподобными существами?

Вот и Гитлер счел, что русские не способны к воздушному бою, но где и когда он этих русских видел? Он же видел только паразитный класс и описание русских этим классом. А представители этого класса всегда пишуттолько о себе, о ком бы они ни писали. А русский же народ на самом деле исстари считал паразитный класс придурками, от которых ничего полезного нельзя услышать. Еще Салтыков-Щедрин писал, что Россию спасаетто, что в ней глупые законы дурно исполняются. Законы, инструкции, правила всегда пишет паразитный класс для исполнения их народом. А народ, презирая авторов, презирает и сами инструкции и уверен, что поступать надо не так, как в них написано, атак, как требует здравый смысл или интуиция.

Этим русские сильно отличаются от немцев, у которых элита всегда стремилась быть тружениками, стремящимися достигнуть чего-то в интересах Германии. Соответственно и немцы относились к ней уважительно, соответственно немцы уважают и инструкции, написанные элитой. А почему нет? Жить по инструкциям легче — не надо думать своей головой, — и если инструкция толковая и написана уважаемым человеком, то почему бы ей не следовать?

Нет, русские тоже знают пользу инструкций, но если немец никогда не перейдет улицу на красный свет, даже если нет автомобилей, то русский ее перейдет не колеблясь, хотя правила он знает. Правила правилами, а здравый смысл надежнее...

Управление самолетом — дело непростое. Зададим вопрос, кого легче научить летать — русского или немца? Человека, который в сложной полетной ситуации начинает вспоминать, что именно по этому поводу написано в инструкции, или который на это время не тратит и моментально действует исходя из здравого смысла или интуиции?

Морозов пишет, что мы недостатки техники «восполнили массовым героизмом»? Только ли? Взял бы и объяснил, как это можно сделать: как на И-16, летавшем со скоростью 470 км/час, за счет героизма, даже массового, развить скорость хотя бы в 530 км/час? К разряду таких общих «ля-ля» относятся и его слова о том, что мы «превзошли немцев по уровню общей подготовки обычных пилотов». Это действительно так, но в том, в чем мы превосходили немцев, мы превзошли их не к концу войны, а еще до нее.

Хартман жалуется фюреру, что молодые немецкие летчики имеют налета 60 часов, из которых 20 — на боевом самолете. Действительно, по сравнению с Харт-маном это мало. Он, правда, не пишет, сколько у него было налета и на каких самолетах, но в 10-м учебном полку он сел на самолет с инструктором 5 марта 1941 года примерно после четырех месяцев теоретической подготовки и начал летать очень интенсивно — до 24 марта Хартман сделал 73 вылета на спарке, после чего до 14 октября летал самостоятельно на учебных самолетах. И с этого времени он учится летать на боевом Ме-109, и длится это почти год, поскольку на фронт он попадает только в октябре 1942 года. Упомянутый мною Хейнц Кноке также в разгар войны учился летать полтора года, прибыв в 11-й учебный полк 15 ноября 1939 года, а первый боевой вылет он совершил 24 мая 1941 года. Причем и он учился очень интенсивно: первый полет совершил 17 февраля 1940 года, а к 16 мая он уже летал 250 раз.

Тут надо сказать, что нацисты интенсивно начали готовить летчиков еще задолго до своего прихода к власти в 1933 году, а после прихода они начали массовую подготовку пилотов. «История Второй мировой войны» об этом сообщает: «Личный состав ВВС готовился в летных школах гражданской авиации и многочисленных спортивных

союзах. К 1933 г. только общество «Спортфлюг» и его филиалы подготовили 3200летчиков и 17 тыс. планеристов. Министерство авиации во главе с Герингом осуществляло руководство всей деятельностью по подготовке и созданию мощного военно-воздушного флота. Спортивные общества и клубы были объединены в «Германский союз спортивной авиации», основу которого составил нацистский авиационный корпус»²¹⁸.

Видя такое дело, и в СССР начала создаваться сеть аэроклубов, в которых молодые люди учились летать. И почти все советские летчики, которых я цитирую в этой книге, перед поступлением в военное училище прошли обучение в местном аэроклубе. И мне интересна скорость, с которой русские учились летать. Летчик Ил-2 Я.И. Борейко начал занятия курсантов в аэроклубе параллельно с учебой в 9-м классе средней школы (1939 -1940 гг.). Далее, на каникулах: «После экзаменов все свободное время было отдано практическим полетам. Для того чтобы курсанта выпустить в самостоятельный полет на самолете У-2, по курсу учебно-летной подготовки требовалось в среднем 18-20 полетов с инструктором. 15 июня 1940 года, после десяти вывозных и двух контрольных полетов с начальником аэроклуба, в кабину вместо инструктора принесли груз (мешок с песком) для сохранения центровки, и я выполнил два самостоятельных полета по коробочке. С этого дня началась моя летная карьера, которая продолжалась до 1965 года. Мечта летать сбылась.

... Экзамен по технике пилотирования был более серьезным. Надлежало выполнить один полет по кругу, другой в зону. В з оне выполнить два мелких виража с креном 30°, два глубоких с креном 60°, петлю Нестерова, которую в то время называли мертвой, переворот, боевой разворот, штопор с выводом в заданное направление, спираль, скольжение в обе стороны, планирование. После посадки инструктор сказал, что все нормально и что общий результат экзаменов и выводы будут объявлены 30 июля»²™.

Сравним. Борейко полетел самостоятельно после 12 вылетов с инструктором, а Хартман — после 73. Максимум через полтора месяца после того, как начал летать самостоятельно, Борейко сдал экзамен полетному мастерству с элементами не только простого, но и сложного пилотажа. А Хайнц Кноке в том же 1940 году через 3 месяца и 250 вылетов записал в дневнике: «Теперь нас обучают технике высшего пилотажа»²²⁰. Вот ткнуть бы Гитлера мордой в эти цифры и спросить: «Так кто тут, блин, не способен к воздушному бою?»

Да, по сравнению с подготовкой Хартмана 60 часов налета немецких летчиков в 1944 году — это немного, но как их сравнивать с налетом наших летчиков в начале войны? Скажем, Г.М. Рябушко стал курсантом в апреле 1941 года, а уже в декабре со званием «сержант» был отправлен на фронт, имея 16 часов напета на У-2 и чуть больше — на И-16. Конечно, много летчиков с такой подготовкой погибло, но краха ВВС РККА не наступило — советская авиация не только продолжала воевать, но и энергично наращивала свою численность. И Н.Г. Голодников, хотя и имел налет в 110 - 120 часов, из которых до 45 часов на боевых истребителях, как вы увидите чуть ниже, считает, что 35 часов налета на боевом самолете может быть достаточно. Таким образом, вопрос не в том, кто сколько учебных часов налетал, а в том, с какой целью летал — чему именно учился.

А здесь вопрос стоит так. Для того чтобы выиграть бой, разрабатывают его тактику, а уже под эту тактику заказывают самолеты и этой тактике учат летчиков. Так что, прежде чем сравнивать количество учебных часов, нелишне поинтересоваться, в чем именно отличались тактики боя истребителей немецких и советских ВВС.

Считаю, что будет полезным выслушать для начала, что думают по этому поводу уже упомянутые ветераны: летчик-истребитель Н.Г. Голодников, летчик-штурмовик Г.М. Рябушко и летчики-пикировщики Т. П. Пуневи А.П.Аносов. Поскольку историк А. Сухоруков брал у них интервью не для этой книги, то его вопросы по интересующей нас теме разбросаны по всему тексту его беседы с ветеранами. Я их скомпоновал как мог и сначала дам без комментариев.

Реальные бои

Первым, и больше остальных, что естественно, по вопросам тактики и подготовки пилотов-истребителей разъяснения сделает летчик-истребитель, генерал-майор в отставке Н.Г. Голодников.

А.С. Николай Герасимович, уже после войны были обобщены следующие основные недостатки предвоенного обучения летчиков-истребителей: 1. Малый налет на боевых машинах; 2. Не умели стрелять по воздушным целям; 3. Не умели осматриваться (не «видели воздуха»); 4. Кое-как умели вести бой «один на один» и совсем не умели вести бой «группа на группу»; 5. Совершенно не умели пользоваться радиосвязью, даже если она и была. Николай Герасимович, насколько это соответствует истине?

Н. Г. Давай по порядку. Налет на боевых машинах был небольшой, это правильно. 35 часов на боевом истребителе — это не много, но и нельзя сказать, что совсем мало. Все зависело от того, на что это время тратилось. То, что не умели стрелять по воздушным целям, — это неправда. У нас в училище стреляли достаточно много. Стреляли по конусам. У моего выпуска по воздушным целям было стрельб 15 и где-то 20 - 25 по наземным целям. Правда, надо сказать, что перед самой войной, в году 41-м, был выпуск летчиков, которые стреляли немного, где-то у них было стрельб пять по воздушным целям (тем же конусам) и стрельб 5 по наземным целям. Но этот ускоренный курс состоял из летчиков, имеющих довольно хорошую летную подготовку, — в основном из бывших инструкторов аэроклубов. Их не учили, их переучивали, поэтому им срок обучения и подсократили. Другое дело, что у стрельбы по

конусу, как учебного упражнения, есть довольно серьезный недостаток — по самому конусу дистанцию определить невозможно, он маленький, поэтому дистанцию определяли по буксировщику. Поскольку навыка в определении дальности до цели у нас не было, то это приводило к тому, что в реальном бою летчик начинал стрелять со слишком большой дистанции, особенно по бомбардировщикам (он кажется о-го-го каким громадным!). Эта ошибка плюс малокалиберное оружие делали стрельбу малоэффективной. Когда научились правильно определять дистанцию до цели — «по заклепкам» (начинаешь различать заклепки, можно открывать огонь), — стали очень хорошо попадать. В остальном стрельба по конусу давала очень хороший навык воздушной стрельбы, поскольку учила правильно рассчитывать упреждение и экономно расходовать боеприпасы.

А.С. Я слышал, что многие летчики, привыкнув стрелять по конусу, открывали стрельбу по цели, когда она становилась размером с привычный ему буксировщик?

Н.Г. Нет. Неправда. Упреждение рассчитываешь все равно по конусу, не по буксировщику, поэтому и прицел «вперед» буксировщика никто никогда не выводил, какая ж тут привычка?

А.С. А фотокинопулеметы в училище не использовали?

Н.Г. Нет. Знали, что такие есть, но у нас их не было.

А.С. Понятно. А про осмотрительность что можете сказать?

Н.Г. Что касается осмотрительности, то основным нашим недостатком было неумение смотреть вокруг — у нас не было навыка кругового обзора, т.е. мы поздно обнаруживали противника, а значит, давали противнику большой шанс на проведение внезапной атаки. Война подсказала, что надо уметь смотреть кругозорно во все направления. Мало того, и маневрирование звена надо строить таким образом, чтобы тщательно просматривать все пространство и особенно заднюю полусферу — делать «змейки», «ножницы». Когда мы прибыли в полк, Сафонов нам так прямо и сказал: «Смотреть назад так,

Н.Г. Поясняю. Групповые воздушные бои с четким взаимодействием пар и звеньев, т.е. без их распада, получили свое классическое воплощение только в 1941 году на советско-германском фронте — в битве под Москвой, в Заполярье, под Севастополем. До 1941 года все массовые воздушные бои проходили по одной схеме: массированный воздушный налет бомбардировщиков при прикрытии больших групп истребителей, и как только начинался воздушный бой, так сразу же строй истребителей распадался, и дальше каждый истребитель вел бой индивидуально. Так действовали мы, немцы и итальянцы в Испании, мы и японцы под Халхин-Голом, также, по большому счету, действовали англичане и немцы в «Битве за Британию». Только к концу «Битвы за Британию» немцы стали взаимодействовать звеньями более жестко, ной вто же время многие немецкие летчики продолжали вести бой индивидуально. Другое дело, что немцы в вопросах боевого взаимодействия звеньев очень сильно вырвались вперед, и к лету 1941 года они, обобщив опыт предыдущих войн, окончательно оформили свою тактику довольно жесткого взаимодействия пар и звеньев, которая до этого в войнах если и применялась, то только эпизодически. Во взаимодействии, в этом важнейшем элементе тактики, немцы обогнали всех — и нас, и англичан с американцами. Так бывает, что в отдельных вопросах тактики кто-то всегда впереди. Поэтому и нельзя говорить, что мы в подготовке летного состава не учитывали особенностей группового боя. В 1941 году нам очень не повезло, потому что мы встретились с совершенно незнакомой тактикой ведения группового воздушного боя, доселе нигде массово не применявшейся.

А.С.А в училище много воздушных боев вели?

Н.Г. Воздушные бои были в самом конце обучения, в сумме к концу курса это выходило боев 10 - 15. Только ускоренный «инструкторский» курс имел больше боев, где-то 15- 20. Все бои курсанты проводили с инструкторами по предварительно разработанному плану.

А.С. В зачет какие бои шли — все или только выигранные?

Н.Г. Любые. Тут видишь, что бывает — ты или твой противник разок зевнул, ошибся, ивсе. Если в хвост зашли, то уже не вывернешься —машины-то однотипные, одинаковые и по скорости, и по маневру. Чтобы его с хвоста сорвать, надо уж что-то очень опасное применить, а это, конечно, ни к чему. Лучше учись не зевать.

А.С.... И радиосвязь.

Н.Г. Да, практики в использовании радио не было потому, что в училищах практически отсутствовали радиофицированные машины. В боевых частях тоже не все машины были радиофицированы, а эффективность работы уже установленных на самолеты радиостанций оставляла желать лучшего. Качество радиостанций на истребителях И-153 и И-16 было совершенно неудовлетворительным. Недооценивали радиосвязь перед войной, очень недооценивали.

А.С. Как вводилось в бой молодое пополнение в 72-м авиационном полку? Что делалось для скорейшей ликвидации у летчиков перечисленных выше недостатков обучения?

Н.Г. Вводили в бой постепенно. Нас старые летчики берегли. Во-первых, не на всякое задание молодых посылали, на первый вылет молодому старались (насколько это возможно) подобрать что-нибудь попроще. Во-вторых, если задание было сопряжено с полетом на территорию противника — «бомберов» сопровождать или корректировщика, — то состав звена-четверки на боевое задание подбирался так: три старика и один молодой. «Старики» смотрят, как держится молодой, как маневрирует, что видит. Перед вылетом тебе говорят: «Твоя задача — держаться за мной, не отрываться, какой бы маневр я ни делал, и СМОТРЕТЬ!» Прилетаешь, и тебе первый вопрос: «Что ты ВИДЕЛ?» И сравнивают, что ты видел, что видел твой ведущий. Потом обязательно разбор полета. Рассматривают каждый твой маневр, дают замечания, поправляют, советуют, одним словом, учат. Вот проведет молодой четыре-пять боев в такой группе, там уже смотрят, может он нормальную боевую нагрузку тянуть или нет. Если да, то дают тебе нагрузку как

боевому летчику. Если нет, то еще несколько вылетов будешь летать в таком же составе. Пока не научишься. Так, чтоб сразу в серьезный бой молодежь посылать, — у нас в полку такого не было.

А. С. Тренировочные воздушные бои с опытными летчиками проводили?

Н.Г. Мы, наше пополнение, нет. Самолетов было мало, а те, что были, постоянно то на боевых заданиях, то в ремонте. Нехватка техники была жесточайшая. По-моему, когда мы прибыли, то в полку на десять исправных машин было восемнадцать летчиков. А бои-то какие были! Их двадцать — нас шестеро! Нам попадало будь здоров! Машины выбивали, летчиков выбивали. Бывало, так машину исхлещут, что техники всю ночь ее подмазывают-подклепывают. Какие уж тут тренировочные бои? Как только снабжение техникой улучшилось (а это где-то с начала 1943 года), то тренировочные бои молодых со «стариками» стали обязательны.

А.С. Как ввели в бой лично вас, повлиял ли тот факт, что вы были инструктором?

Н.Г. Вводили так же, как и всех. Я по технике пилотирования был посильнее остальных, меньше на управление машиной отвлекался и поэтому воздух видел хорошо. Мне нормальную боевую нагрузку стали давать уже после третьего боевого вылета.

А.С. Каковы были сильные стороны советского предвоенного обучения летчиков-истребителей, если они были?

Н.Г. Сильная сторона — это то, что технику пилотирования ставили очень хорошую. Хоть и маловат был налет, но почти все это время тратилось на отработку техники пилотирования — отрабатывалась она до автоматизма. Перед войной на чистоту техники пилотирования обращали большое внимание: чтоб уж если вираж, то приборы не шелохнулись.

До войны ведь считалось, что техника пилотирования — это основа победы в бою, и рациональное зерно в этом утверждении было. Поверь, на приборы никогда не смотрели, самолет чувствовали. Шестым чувством, задницей чувствовали, когда и что можно делать. Не боялись, что сорвемся в штопор, ручку перетянем и пр. Брали от машины все, на что она способна. Выжимали все, что можно, и еще чуть-чуть. Другое дело, что чистый пилотаж, если он не служит огню, в бою бесполезен. Но, опять же, имея летчиков, великолепно владеющих техникой пилотирования, мы, как только получили современные машины, обновили тактику и привязали маневр к огню, то все — стали побеждать. Техническое превосходство немцы потеряли, мы приобрели боевой опыт - значит, у немцев возможностей провести внезапную атаку стало значительно меньше, а в умении вести маневренный бой они изначально отставали. И это отставание с каждым годом войны проявлялось все сильнее и сильнее. У большинства немецких летчиков не было нашего навыка в пилотаже, не любили они эту «собачью свалку». Маневренный бой — не немецкий стиль ведения боя.

А.С. Когда в боевые полки стало приходить хорошо обученное пополнение?

Н.Г. Где-то во второй половине 1944 года. Вторую половину войны мы воевали на современной технике, получили хороший боевой опыт, уровень потерь в боевых полках снизился, полки стали требовать значительно меньшего пополнения. Отсюда появилась возможность летчиков сразу после окончания авиаучилищ направлять в запасные авиационные полки, где их инструкторами становились летчики, имеющие боевой опыт. В ЗАПах молодые летчики отрабатывали только боевое применение, причем весьма серьезно. После ЗАПов в строевые полки эти летчики приходили уже с хорошими боевыми навыка -ми. ЗАП был одной из самых нужных и сильных частей советской школы боевой подготовки.

А.С. Исследователи отмечают следующие основные недостатки советской истребительной тактики периода 1941 - 1942 годов: 1. Пассивность истребителей, которые всегда стремились вести бой от обороны («оборонительный круг»); 2. Неумение применять вертикальный маневр; 3. Пренебрегали эшелонированием боевого порядка по высоте; 4. Основным звеном была «тройка». На ваш взгляд, насколько все эти недостатки были следствием технического отставания, низкой квалификации рядовых летчиков и высшего командного состава ?

Н.Г. Давай по порядку. Во-первых, пассивности никакой не было, наши истребители никогда не спрашивали, сколько противника, всегда рвались в бой. Во-вторых, тут большую роль играл недостаток осмотрительности, про который я говорил раньше. Поздно замечали противника и поэтому были вынуждены принимать бой на его условиях, им навязанный. Это приводит к тому, что ты вынужден начинать бой от обороны, а проще говоря, становиться в круг. В-третьих, часто вся эта кажущаяся пассивность была прямым следствием отставания наших самолетов в скорости. Уступаешь в скорости — веди бой от обороны.

А.С. Применяли ли в 72-м авиаполку оборонительный круг, если да, то когда от него отказались окончательно?

Н.Г. Когда летали на И- 15бис и И-153, то оборонительный круг применяли часто. Когда перешли на И-16 тип 28, то круг применять стали значительно реже, поскольку этот тип «ишака» превосходил по большинству TTX Bf- 109E(у немцев тогда на Севере в основном был он). Жаль только, что И-16 этого типа в наших ВВС было немного. Потом мы пересели на «харрикейны», а у немцев основным истребителем стал Bf- 109F. В это время в бою с истребителями противника оборонительный круг стали применять очень широко, поскольку на «харрикейне» бой с этим типом «мессера» можно вести только в одном ключе — попытаться затянуть «мессер» на горизонталь. Мы просто были вынуждены вести сугубо оборонительный бой. Активный, наступательный бой «мессеру» «харрикейн» навязать не мог — и по скорости уступал, и на вертикальном маневре. Как только нас перевооружили на Р-40, то от оборонительного круга сразу же отказались. Р-40 по скорости был равен Bf-109F, ну и зачем в таком случае нам оборонительный круг? Незачем. Наши соседи, 20-й ИАП, круг тоже применяли очень редко — они летали на «яках». Кроме того, я тебе хочу пояснить, что круг является разновидностью тактического маневра, который имеет свою область применения, и нельзя говорить, что круг — это всегда плохо.

Довольно часто было так, что когда идешь в прикрытии ударных самолетов, то, связывая боем истребители противника, затянуть их в этот круг — самое милое дело. Ведь в прикрытии что самое главное? Задержать атакующие истребители противника, дать своим бомбардировщикам или отбомбиться, или оторваться и уйти. И если тебе удалось заманить истребители противника в эту карусель, то все — считай твоя задача выполнена. Никуда они не вырвутся. Это уже тактический прием, и весьма неплохой.

А.С. Вертикальный маневр?

Н.Г. Теперь, что касается вертикального маневра. То, что ему не учили и его не знали, это неправда. В училищах его отрабатывали наравне с горизонтальным — это же нормальная разновидность боевого маневра. Другое дело, что когда у немцев появился Bf-109F, а потом и FW-190, от вертикального маневра почти отказались. «F» и «фоккер» на вертикали были очень сильны (особенно «F»). Практически невозможно с ними бой на вертикали было вести, они значительно превосходили и И-16, и особенно «харрикейн». Зачем же нам в бою применять маневр, в котором наш истребитель заведомо слабее? Да и по скорости «F» и «фоккер» наши машины превосходили. Вот и тянули немцев на горизонталь. Опять же, как только у нас появилась сопоставимая с противником техника, прекрасно стали драться с немцами на вертикалях.

А.С. Про эшелонирование боевых порядков что можете сказать?

Н. Г. Про необходимость эшелонирования боевых порядков мы знали еще до войны, для этого достаточно посмотреть советские довоенные, учебники по тактике. Не знаю, как в 1941 году, а когда я попал на фронт в 1942-м, эшелонирование не применялось только по одной причине — нехватка самолетов. И надо бы эшелонировать, а нечем. И все равно, если летим шестеркой, то уже эшелонируем: летит четверка, а пара выше или наоборот, пара внизу, четверка вверху.

А.С. Каковы были сильные стороны советской предвоенной тактики, если они были?

Н.Г. Прежде всего надо сказать, что все наши тактические приемы, которые мы отрабатывали до войны на боевой подготовке, были аналогичны немецким, здесь никакой существенной разницы не было. Сильной стороной нашей тактики было то, что наш летчик умел вести маневренный бой, т.е. его учили моментально оценивать обстановку и не бояться численного превосходства противника. С нашим летчиком в маневренном бою было совладать очень тяжело. Немцы это сразу поняли, поэтому предпочитали в маневренный бой не вступать, если у них не было численного превосходства. Сильной стороной немецкой тактики было четкое взаимодействие пар в звене и особенно звеньев между собой. Как только началась война, мы такому взаимодействию стали у немцев спешно учиться, плюс спешно внедрять все, что до войны сами додумали да у других подсмотрели.

А.С. А что мы у других подсмотрели ? Я думал, что по части тактики все брали только у немцев.

Н.Г. Нет. Например, то же эшелонирование — это была французская разработка, они эту идею с начала 30-х годов развивали, а мы у них на маневрах подсмотрели (как, впрочем, и немцы). Французы до войны сильны по тактике были. Продержись в 1940 году французская армия подольше, наверняка французские летчики себя бы показали. Не знаю как летное мастерство и самолеты, но истребительная тактика у французов была самая передовая. Это я уже после войны узнал, когда в академии учился.

А.С. Николай Герасимович, вы говорите, что в бою «харрикейна» против «мессера» надо затянуть противника на горизонталь, а как это сделать? Вы же сами говорите, что активного боя «харрикейн» «мессеру» навязать не мог.

Н.Г. Совершенно верно. Если немцы не хотели принимать бой, то ничего в этом случае нельзя было сделать — они уходили, и все. Но если противник сам активно пытался вести бой, то тут можно было попробовать —

использовать желание немецкого летчика тебя сбить. Немцы жадные до сбитых были. Вот становимся мы в эту карусель, а немцы парами сверху. Круг они разорвать не могут, ждут, когда кто-нибудь из круга выскочит. И ты их ожидания оправдываешь, провоцируешь немца на атаку, делаешь вид, что ты оторвался, вроде «ой, какой я неловкий, вылетел из круга!» Для немца такой оторвавшийся — самый лакомый кусок. Немец сверху на тебя. Поскольку горизонтальная маневренность у «харрикейна» очень хорошая, ты ее и используешь — сразу назад в «круг» с максимальным разворотом. В круг немец сунуться не может (а если сдуру сунется — тут ему и конец), проскакивает или отворачиваете сторону, тут уже ты его ловишь и бьешь в бок. На «харрикейне» по-другому боев с «мессерами» вести было просто невозможно. Все бои проходили в таком ключе. Главное — рассчитать все правильно и заскочить в круг не раньше и не позже, тогда и твоя контратака будет иметь шанс на успех.

А.С. Все понятно. Вот только что делать, если ты в расчете ошибешься и в круг зайти не успеешь?

Н.Г. Собьют тебя. Немцы были бойцами серьезными, таких ошибок не прощали.

А.С. Николай Герасимович, как вы можете оценить немецких летчиков-истребителей? Из боевых качеств: пилотаж, стрельба, взаимодействие в бою и тактика — какие у немецких летчиков были наиболее сильны в начале, середине и конце войны?

Н.Г. В начале войны все перечисленные тобой качества у немецких летчиков были очень сильны. Они пилотировали очень хорошо, стреляли великолепно, практически всегда действовали тактически грамотно и очень хорошо взаимодействовали между собой в бою. Особенно взаимодействие поражало: не успеешь в хвост ему пристроиться, как тебя уже другая пара у него из-под хвоста отшибает. В начале войны летчики у немцев были подготовлены (я не побоюсь этого сказать) почти идеально. Они хорошо организовывали и использовали численное превосходство, если очень было надо, могли и в собачью свалку ввязаться. Любить свалку не любили (это чувство-

валось), избегали как могли, но если очень было надо, то могли и ввязаться — мастерство позволяло. Хотя, конечно, нашим ведущим асам, вроде Б. Сафонова, в этом виде боя они уступали даже в 1941-м.

Опять же, у них постоянное численное преимущество, и, поверь мне, они этим пользовались очень хорошо. Кроме того, по ТТХ немецкие самолеты в большинстве случаев наши самолеты превосходили, и немецкие летчики это превосходство очень грамотно использовали. Такого высокого класса летчики у немцев преобладали в 1941-1942 годах. К 1943 году, мы летчиков довоенной подготовки у немцев сильно повыбили, у них пошли на фронт летчики, качество подготовки которых стало заметно ниже.

Эта нехватка хорошо обученного летного состава привела к тому, что к середине 1943 года в Люфтваффе сложилась ситуация, при которой наиболее опытных летчиков-асов немецкое командование сводило в специальные отдельные группы, «гоняя» их по разным фронтам на наиболее ответственные участки. Остальные же части укомплектовывались обычными летчиками, подготовленными неплохо, но и не хорошо, а так — посредственно. Такие «крепенькие середнячки». В 1943-м большинство немецких летчиков нам уступало в маневренном бою, немцы стали хуже стрелять, стали нам проигрывать в тактической подготовке, хотя их асы были очень крепкими орешками. Еще хуже летчики у немцев стали в 1944-м, когда средний немецкий летчик стал из породы скороспелых (ускоренной подготовки), — плохо пилотировал, плохо стрелял, не умел взаимодействовать в бою и не знал тактики. Могу сказать, что смотреть назад эти летчики не умели, часто они откровенно пренебрегали своими обязанностями по прикрытию войск и объектов. Классические маневренные воздушные бои эти летчики вели очень редко и только если им удавалось создать серьезное (раза в два-три) численное преимущество. При равных силах бой они вели очень пассивно и нестойко — одного-двух собьем, остальные разбегаются. У нас на Севере последние тяжелые затяжные воздушные бои мы вели в первой

половине 1943 года с группой Шмидта. Это был известный немецкий ас, по данным разведки, у него в группе были летчики, у каждого из которых на личном счету было не меньше сорока побед. Мы рубились (другого слова не подберешь) с ними недели две, выбили их капитально, но и сами имели серьезные потери. Насколько знаю, самого Шмидта во время этих боев сбивали дважды. Мюллера мы сбили именно тогда, он в этой группе Шмидта был. Потом эту группу вывели на переформирование и пополнение, после чего ее перебросили на более ответственные участки, и на Север она уже не вернулась. После этого серьезных летчиков у немцев на нашем фронте почти не осталось, только посредственные. Да и численно нам немцы уступали. В основном они все старались делать на уровне «ударил-убежал» или «бомбы бросил-убежал». С середины 1943-го идо конца войны мы господствовали в воздухе, стали больше летать на свободную охоту, периодически их ловили и устраивали им хороший разгон, показывали им, кто в небе хозяин.

А. С. Вот эти немецкие «скороспелые» летчики, они уровень подготовки имели лучше или хуже, чем вы после авиаучилища?

Н.Г. Хуже. Нас-то хоть пилотировать научили. А эти такой молодняк! Их нам на растерзание кинули! Эти немцы вообще ничего не умели. Подозреваю, что и взлетали, и садились они тоже плохо. Мы их много сбили.

А.С. Николай Герасимович, известен факт, что в Люфтваффе, особенно со второй половины войны, очень часто немецкие летчики-истребители имели право на самостоятельный выбор места и времени боя. Свобода действия такая, какая летчикам союзных армий даже и не снилась. На ваш взгляд, это сильный ход немецкого командования или, наоборот, ошибка?

Н.Г. Это лазейка — попытка заинтересовать истребителей действовать более активно. По большому счету, ничего хорошего эта мера за собой не несет. Понимаешь, в тех местах, где решается судьба войны, летчику летать никогда не хочется. Его туда посылают приказом потому, что сам летчик туда не полетит, и по-человечески

его понять можно — жить всем хочется. А свобода дает летчику-истребителю законную возможность этих мест избегать. Лазейка в дыру превращается. «Свободная охота» — это самый выгодный способ ведения войны для летчика и самый невыгодный для его армии. Почему? Потому, что почти всегда интересы рядового летчика-истребителя в корне расходятся с интересами как его командования, так и командования войск, которых авиация обеспечивает. Дать полную свободу действий всем летчикам-истребителям — это все равно, что на поле боя дать полную свободу всем рядовым пехотинцам: где хочешь окапывайся и когда хочешь стреляй. Это глупость. Не может знать пехотинец, где и когда он наиболее необходим, нет у него возможностей поле боя целиком видеть.

Точно также и летчик-истребитель—рядовой воздушной войны — редко когда может правильно оценить, в каком месте и когда он наиболее необходим. Тут правило простое действует: чем меньше у тебя истребителей (да и вообще самолетов), тем более централизованного управления они требуют, а не наоборот. Меньшим числом, но только там, где необходимо, и только тогда, когда необходимо, не отвлекаясь на решение второстепенных задач.

Надо сказать, что в Люфтваффе этот момент свободной охоты использовался очень сильно в первую половину войны, когда у них было численное превосходство, во вторую половину — меньше. Другое дело, что и пренебрегать свободной охотой тоже нельзя. Нам на отдельных участках немецкие охотники наносили очень серьезные потери, особенно в транспортной авиации.

Надо также сказать, что после воздушных боев на «Голубой линии» Люфтваффе постепенно утрачивали господство в воздухе и к концу войны, когда господство в воздухе было утеряно окончательно, свободная охота осталась единственным способом ведения боя немецкой истребительной авиацией, где они достигали хоть какого-то положительного результата. Где-нибудь в сторонке от основных боев кого-нибудь подловить. Тут уже вопрос стоял так: нанести противнику хоть какой-нибудь урон. О серьезном влиянии такой охоты на ход войны говорить не приходится.

А.С. Да, но счета немецких асов «километровые», а разве нет прямой зависимости «больше сбил — больший урон врагу нанес — больше сработал на победу» ?

Н.Г. Нет, такой прямой зависимости нет. Тутвсеупи-рается в приоритетность задач. У немцев всю войну с этим проблемы были — не могли определиться правильно. Вот тебе пример. При прикрытии своих бомбардировщиков немецкие истребители постоянно отвлекались, ввязывались в посторонние воздушные бои. Получается, что командование Люфтваффе, когда определяло своим летчикам приоритетную задачу, и охрану своих, и сбитие чужих делало одинаковыми по приоритетности. Вот немецкие летчики и выбирали сбить. Чем все закончилось — ты знаешь²³.

А.П. Аносов о тактике истребителей:

А.С. Какой из истребителей, Bf- 109 или FW-190, считался более опасным?

А. А. «Фоккер»! «Фоккер» немцы выпускали как многоцелевой самолет — он и истребитель, он и штурмовик (вроде нашего Ил-2). Не знаю, хорошим ли был «фоккер» штурмовиком, но истребителем он получился превосходным. Вооружен он был очень сильно — четыре пушки и два пулемета. Когда стреляет — огненный! Нос, плоскости — просто покрыты оранжево-красным пламенем пулеметно-пушечного огня.

Знаешь, любой истребитель опасен. «Мессер» ведь тоже не подарок — у него аж 5 огневых точек, из которых три пушечные. Он маленький, очень маневренный. Но "фоккер» — это «отдельная песня». Мне кажется, что для «мессера» его пять огневых точек были чрезмерны. Когда «мессер» стреляет, особенно если длин -ными очередями, то он снаряды разбрасывает. Видно, при стрельбе от отдачи пушек его болтало, поэтому, чтобы «мессеру» хорошо попасть, надо подойти к нам поближе.

«Фоккер» же в воздухе был как влитой, и трассы его шли пучком. Если такой пучок попадал в «пешку» — вспыхивала моментально! Да хорошо, если только вспыхивала, а ведь часто бывало, что и сразу взрывалась. Даже центропланный бак «пешки» — это 900 килограммов бензина Б-100 — было чему гореть и взрываться.

Тактика у немцев такая была: они всегда набирали высоту. Всегда были выше «пешек». Наше прикрытие в начале войны состояло из двух групп — непосредственное прикрытие и группа воздушного боя. Немцы делали так: часть их истребителей (обычно «мессеры») связывала «группу боя», а вторая часть — «фоккеры» — атакует нас. У них превышение с километр, и атаковали они нас почти отвесно. Скорость набирали — будь здоров! И такая группа обычно небольшая — четыре «фоккера». Но четыре «фоккера» — это 16 пушек!

Вот идет наша эскадрилья — 9 машин. Мы на боевом курсе — маневрировать не можем, боевой порядок у нас плотный — «2x2», а то и «1,5x1,5»*. А немцы на нас сверху строем — почти крылом к крылу, доходят до дистанции выстрела, и массированный огонь! Скорость у них на пикировании сумасшедшая, никто не попадет—ни штурма -ны, ни стрелки-радисты. И истребители из группы непосредственного прикрытия перехватить не успевают! Огонь 16 пушек по ведущей пятерке!

Так своим огнем они сразу 3 - 4 «пешки» сбивали. Мы сразу смыкаемся, а «фоккеры» проскакивают вниз, их четверка тут же разделяется на пары и сразу атакует нас снизу — «в брюхо». И теперь основной удар уже по крайним машинам! И здесь скорость у немцев тоже не маленькая (запас ее с пикирования остается приличным). Теперь наши стрелки по ним ведут огонь, да тоже — пойди попади! Атакой снизу немцы сбивали еще 2-3 машины. Далее выход из атаки переворотом и в пикирование, чтобы с нашими истребителями в бой не вступать. Вот так, одна атака — раз! два! — сбито 5-7 бомбардировщиков (а бывало и больше!) Все!

«Фоккеры» свою работу выполнили — налет сорван, потому, что 2-4 оставшимися «пешками» серьезного удара не нанесешь, ни по наземным целям, ни по конвою.

* Расстояние между бомбардировщиками в строю в размерах самолета.

 -з

Настолько у немцев все молниеносно получалось, что иной раз, уцелев, ты и понять не можешь, был ты под огнем или не был. В 1943-м у нас раз было так - полк свежий, только пополненный, и вот первое задание. Пошли 27 экипажей - вернулось 18. Через час второй вылет. Пошли 18 - вернулось 12. Все. Хоть бери и снова отводи полк на переформирование. Могу сказать тебе прямо - у немцев были очень хорошие истребители.

А.С. Обычное численное соотношение в боях? Всегда ли было истребительное прикрытие? Численное соотношение наших истребителей в прикрытии и немецких в нападении.

А.А. Когда я начинал в 1943 году, то уже прикрытие было практически всегда. Все-таки это был не 1941 год. Во всяком случае, если идет девятка бомбардировщиков. Тройка могла пойти и без прикрытия, а девятку всегда прикрывали. Обычно нашу девятку прикрывала восьмерка истребителей. Две четверки Як-1 или ЛаГГ-3. В основном Як-1, «ЛаГГи» редко. Одна четверка в группе непосредственного прикрытия, вторая - в «группе боя».

Конечно, против 8-12 немецких истребителей -«Фоккеров» или «мессеров» - это было мало. Тем более

что немцы непосредственно с истребителями в бой старались не вступать. Тактически немцы действовали очень грамотно. Подкрадывались либо со стороны облаков, либо сваливались со стороны солнца. Атаку всегда проводили на большой скорости — раз, два, вниз-вверх — и готово! Бой кончился.

Потом мы научились с этой немецкой тактикой бороться. Прежде всего увеличили количество истребителей в прикрытии. Только в непосредственно прикрытии нас стала прикрывать восьмерка, обычно четверка справа и четверка слева — т.е. практически один к одному. В конце войны непосредственное прикрытие стало полк на полк. Это, представь, на три наших девятки три-четыре эскадрильи истребителей. Непосредственное прикрытие обычно составляли «яки» — наши, из авиации флота. Если шли полк на полк, то истребители обычно возглавлял командир истребительного авиаполка, в крайнем случае, его зам. Это было удобно: если истребители в прикрытии напортачат, то командование сразу знало, с кого спрашивать. С командира, с кого же еще? Сам планировал, сам возглавил, сам и отвечай.

И в «группе боя» стало не меньше восьмерки, а обычно две-три восьмерки истребителей. Под конец войны и в группе боя стало истребителей еще больше. Бывало, идет наш полк, а в «группе боя» целая истребительная авиадивизия —два, а то и три истребительных авиаполка! Обычно на Ла-5 из армейской авиации. Кроме того, стали наши истребители боевой порядок по высоте эшелонировать. Представляешь, «группа воздушного боя» занимала два-три, а то и четыре эшелона. Это до 6-7 тысяч метров (а «пешки» шли на 3 тысячах). «Лавочкины» наверху — это большую уверенность нам придавало! Стало немцам совсем плохо — попробуй-ка пробей!

Осталась у немцев одна возможность: снизу нас атаковать. Но это занятие без запаса скорости проигрышное, тут сразу наша группа непосредственного прикрытия в бой вступала, а если учесть, что наши истребители перестали немецким по скорости уступать и стали превосходить их на вертикали, то возможность достать бомбардировщики у немцев сильно уменьшилась. А потом, кроме групп «непосредственного прикрытия» и «боя», появилась и «группа разведки». Это обычно пара-четверка истребителей (с самыми опытными летчиками), которые летали в стороне от основного боевого порядка, высматривая подкрадывающиеся немецкие истребители. В основной бой группа разведки обычно не вступала, просто предупреждала «группу боя». Немцы сунутся, их отобьют, немцы пикированием выходят из боя и на скорости уходят от нас подальше (отлично зная, что истребители прикрытия за ними не пойдут—не бросят бомбардировщики). Как оторвались от наших истребителей, скорость сбрасывают, расслабляются. Вот тут их и атакует «группа разведки». Обычно была одна атака со стороны солнца на высокой скорости (в немецком стиле). Сбивают одного-двух и уходят, не вступая в бой. Так наши истребители много немецких посбивали. А ты как думал? Не все ж одним немцам!

Какое обычное соотношение наших и немецких истребителей было в бою, я тебе точно сказать не могу. Мы же их всех не видим, видим только тех, кто к нам прорвался. В 1943-м к нам обычно прорывалась четверка-шестерка, а со второй половины 1944-го и в 1945-м немцы почти не прорывались. Нас очень надежно прикрывали.

А. С. То есть такие потери за день — «утром 27, к вечеру 12» —для всей войны нехарактерны?

А.А. Нет! Это до конца 1943-го, когда за вылет в среднем теряли по 5 - 7 машин из 27. Потом потери стали постепенно уменьшаться. За 1944 год потери упали до величины, не больше трехза вылет, обычно — одна-две. С конца 1944-го идо конца войны обычно было так: пошли все и вернулись все. Уровень потерь еще сильно зависел от цели. Например, если на Либаву шли, то потери были большие — вокруг Либавы все было в немецких аэродромах.

А. С. До какого времени вас активно атаковала немецкая истребительная авиация?

А.А. До января 1945-го мы с ними встречались почти в каждом боевом вылете. После января 1945-го бои с немецкими истребителями стали значительно реже.

А. С. Скажите, когда вас немецкие истребители атаковали чаще: на подходе к цели или на отходе от нее?

А.А. В 1943 году, случалось, атаковали и на подходе. Тогда мы летали издалека, у немцев было еще много опытных летчиков, а у нас истребителей в прикрытии мало. Тогда атаковали на подходе, но все равно очень редко. Воздушных боев, когда нас перехватывали с бомбами, было всего несколько штук. У нас почти все воздушные бои на обратном пути, когда мы шли уже без бомб.

Обычно было так. Пролетаем мы Либаву (обычно междуЛибавой и Мемелем), они нас засекают, но за нами не гонятся. Почему? Боятся. В открытое море падать никому не хочется — верная смерть. Мы по конвою отбомбимся, возвращаемся домой, и на подлете к берегу, когда до него остается километров 50, они нас и перехватывают.

А. С. Вот вы сказали, что у немцев появилось много молодых, неопытных летчиков. Когда это произошло? Как неопытность этих летчиков проявлялась в боях?

А.А. Слабина в действиях немецких истребителей стала проявляться уже с конца 1943 года, ну, а по-настоящему мы почувствовали, что наши истребители господство в воздухе завоевали, где-то со второй половины 1944 года. Вот именно тогда у немцев в основном стала «молодежь» воевать. Те, что до них, были очень нахальными и самоуверенными — могли и в меньшинстве в бой с нашими истребителями вступить (редко, но бывало), и в море нас перехватить чуть ли не над конвоем, а это километров 100 - 150 от берега. А эти молодые воевали совсем не так. Во-первых, они перестали быть нахальными. Во-вторых, перестали за нами улетать далеко в море — 50, максимум 70 километров от берега. В-третьих, часто не принимали нашего боя. Там, где-то в высоте, изобразят бой с нашими истребителями (именно изобразят, опытному человеку это хорошо видно), а к нам подойти даже и не пытаются.

А.С. Скажите, а вас такое «ненормальное» поведение немецких летчиков-истребителей не удивляло? Ведь бомбардировщики надо перехватывать, пока они еще с бомбами идут. А после сброса бомб смысл перехвата теряется.

А.А. Все правильно — ударную авиацию надо перехватывать до нанесения удара. Могу сказать, что летчик до комэска в последнюю очередь должен забивать себе голову тем, как спланировать перехват. Решение этой задачи находится в компетенции командира истребительной авиадивизии, в крайнем случае — командира полка. Тогда у меня по этому поводу голова не болела. Позволяют немцы нам удар нанести — ну и прекрасно. Подумай сам, ну какое мне дело до того, почему немецкий комдив не справляется с возложенными на него обязанностями²³?

Г.М. Рябушко о немецких истребителях:

А.С. Григорий Максимович, не могли бы вы поподробнее рассказать об особенностях атак немецких истребителей? Особенности их тактики, ее слабые и сильные стороны?

Г.Р. Я ведь начал воевать только с конца 1942 года, поэтому о немецких истребителях 1941-го и начала 1942 годов ничего сказать не могу. Что касается времени, когда я воевал, то со слов наших летчиков-истребителей, немцы хорошо владели приемами воздушного боя, но какого-то особенно выдающегося мастерства не показывали. Даже в 1942 году. Но, поскольку их истребители по ТТХ превосходили наши, то немцы всегда могли навязать нам бой на своих условиях. Да и численное превосходство тогда было у них. При этом было у немецких истребителей несколько очень сильных качеств. Во-первых, умели внезапно нападать — что было, то было. Этот элемент боя у немцев был отработан великолепно. Никакого шаблона. Могли сверху от солнца, могли и снизу, прикрываясь фоном земли. Причем атаковали на очень высокой скорости и сразу уходили, чтоб в маневренный бой не ввязываться.

Во-вторых, стреляли немцы очень хорошо — с самой малой дистанции. Если уж под его залп попал — конец тебе. Где-то начиная с конца 1943 года, немцы совершенно перестали вступать в бой, не имея численного превосходства. Это правило немцы выполняли свято. Чужого количественного превосходства немцы не переносили. Поэтому мы знали, чем больше истребителей у нас в прикрытии, тем меньше вероятность, что немцы нас атакуют. Если, например, восьмерку «илов» охраняет двенадцать истребителей (полноценная эскадрилья), немцы в жизни нас не атакуют. Кроме того, часто и при преимуществе в численности, но незначительном, все нападение немецких истребителей на штурмовики сводилось к одной атаке. Вот подходим мы к цели, выскакивает метеорами пара «мессеров» (прорвались сквозь прикрытие) — тра-та-та — отстрелялись и ушли. Результативная атака или нет—значения не имеет. Повторных заходов не было. Кроме того, могло быть и так, что, допустим, прикрывает нас восьмерка. А выше наших истребителей крутится четверка-шестерка немцев. Вот так они могли прокрутиться вокруг нас весь вылет и не атаковать. Если зенитки кого-то над целью подобьют и он отстанет, тогда немецкие истребители его обязательно добьют. Безжалостно, да еще и экипаж, выпрыгнувший с парашютами, расстреляют. Если отставших не будет, то и они атаковать не будут. Но, не дай бог, если у немцев будет большое численное преимущество и им удастся эскорт боем связать так, что у них образуется хоть две-три свободные пары. Тогда эти пары будут атаковать нас «до посинения» или пока у нас стрелки кого-нибудь не собьют. Знаешь, мы так твердо были уверены в соблюдении немцами правила — «никогда в меньшинстве», — что когда 1944 году нас раза два-три атаковали немецкие истребители, количественно уступавшие нашему эскорту, то это вызвало у нас неподдельное удивление. И чего это на немцев нашло?! Откуда такая смелость? Мы тогда над этим думали и решили, что они просто наших истребителей не заметили.

А.С. Вас не удивляло такое поведение немецких истребителей, то есть стремление все свести к одной атаке? И еще — атаковали чаще на отходе или на подходе к цели?

Г. Р. Чаще на подходе. На отходе реже, но тоже бывало, если ко времени нашего отхода немцы сконцентрируются и у них появится численное преимущество. Что касается одной атаки, то нет, не удивляло. Хотя, конечно, это халтура. Только чтоб отчитаться, что «мы принимали участие в отражении налета штурмовиков». Одной атакой сорвать налет штурмовиков невозможно, это я тебе, не хвастаясь, говорю. Нам тогда объяснили это так, что, мол, командованием Люфтваффе дана установка максимально сохранять летчиков и самолеты. Скорее всего, так оно и было.

А.С. Немцы действительно никогда не пытались влезть в «оборонительный круг» штурмовиков?

Г. Р. Нет, ты что, такой риск! Там такой огонь — что стрелков, что летчиков — будь здоров! Они пытались атаковать наш круг сверху, в крутом пикировании, почти отвесно, так, чтобы летчик штурмовика нос задрать не мог, кроме того, и у стрелка так высоко ствол пулемета не поднимался. Толку от такой атаки никакого, эффективность огня очень низка. У нас, по-моему, такой атакой никого не сбивали.

А.С. В западной литературе, при описании атак немецких летчиков упоминается такой прием уничтожения Ил-2, как стрельба по маслорадиатору? Как вы думаете, это реальный прием или придуманный?

Г. Р. Слушай, маслорадиатор выходил всего на 10см. Вот столечко. Куда ему по маслорадиатору бить?! Прежде чем по маслорадиатору попасть, он весь корпус снарядами обсыплет.

А. С. Что вы считали более опасным: зенитки или истребители?

Г.Р. В начале войны истребители, во второй половине войны — зенитки²³.

Т.П. Пунев о немецких истребителях:

Т.П. Случай помню. Мы должны были ударить в районе Потсдама и почему-то летели парой. Кажется, вышло это от чересчур большого ума, шибко грамотные были. Мы, мол, такие крутые, что и парой сработаем. Отбомбились очень удачно, и, когда мы уже отбомбились, вот тут они на нас насели. Причем свежие — горючее у них еще все и боекомплект цел. Мы — и туда, и сюда, а они пытаются отсечь нас от восточных курсов. Четыре «мессера» на пару «пешек». Как они нас!.. Но и мы не лыком шиты. Отбились!

Если бы в 1942 году кто-нибудь сказал, что два бомбардировщика могут отбиться от четверки «мессеров», я бы первый сказал: «Брехня!» — а вот поди ж ты... В этом бою я сбил одного из «своих» немцев огнем курсовых пулеметов. Не могу сказать, что это было специально, ноне выходи, дурак, из атаки под мои пулеметы. Да, этот бой был очень тяжелый.

А. С. Что вы считали более опасным: зенитки или истребители?

Т. П. В начале войны — истребители, в конце—зенитки.

Немецкие зенитки в наших самолетах дыры делали громадные, безобразные. Пройти пояс стационарной зенитной обороны (а в конце войны мы летали именно над такими), это, я тебе скажу, далеко не просто. На территории Германии этих поясов было несколько. Там мы малокалиберную артиллерию и за проблему перестали считать. То, чего мы не знали, у немцев уже было.

К примеру, радиолокационное наведение зениток. Мы с этим встретились, когда начали работать по территории Германии. А встретились таким образом. Обычно, когда идешь над позициями зениток, то начинается стрельба с пристрелочных залпов, а они редко бывает, чтобы попали по нам, где-нибудь да ошибутся — то ли по высоте, то ли по скорости. Так было на Украине, так было и в Польше. А тут летишь — ни выстрела! Эти гады как передохли! Очень неприятное ощущение. Летишь и думаешь: «Да стреляй же, гад, быстрее!» Потом залп — и сразу накрытие! Причем абсолютно точно по скорости и абсолютно точно по высоте. Если шли девяткой, то обычно от этого залпа одного теряли. Хорошо, что за заход немцы успевали только один залп делать, а то все бы там остались²³.

Тактические принципы. Рыцари

Давайте суммируем сказанное ветеранами.

Основным принципом тактики советской истребительной авиации был открытый бой с врагом в любых случаях. Уступает тебе враг количественно и качественно или

превосходит тебя, не имеет значения — бой надо вести. В этом тактика истребителей ВВС РККА сильно отличалась от немецкой, и это отличие требует, чтобы мы дали ей название — ввели новый термин для отличия ее от немецкой тактики. Думаю, что абсолютно корректным в данном случае будет термин «рыцарская тактика». Сейчас понятие «рыцарь» искажено и чаще всего связано с ловеласом, не забывающим целовать дамам ручки и в спортивных соревнованиях открыто не использующим мошеннические приемы. Дело, разумеется, не в этом, а в боевом смысле рыцарей в армиях Средних веков. Рыцари были предназначены для того, чтобы в открытом бою сломить сопротивление противника: они наносили по противнику открытый удар и принимали на себя открытый удар противника. Когда они пробивали строй противника, то за ними устремлялись пешие воины — кнехты, — которые пленили поверженного врага, добивали его или разили бегущего врага в спины. При атаке со стороны противника кнехты укрывались за рыцарями.

Рыцарь обязан был разить всех и во всех случаях: и когда противник спереди, и когда он сзади, и когда он конный, и когда он пеший. Соответственно рыцаря и вооружали, и защищали броней. Рыцарь не мог ударить по врагу скрытно и внезапно и не мог этого не потому, что ему этого не хотелось или честь не позволяла. Честь потому и не позволяла, что рыцарь на коне виден за несколько верст, а скорость его такова, что ни подбежать внезапно, ни убежать быстро он не способен. Исходя из этой специфики, воина, предназначенного в рыцари, соответственно и обучали: драться открыто с любым противником, драться до смерти и с поля боя не бежать, пока над этим полем развевается знамя его короля. Очень строгий устав Ордена Тамплиеров, признавая неспособность кнехтов противостоять рыцарям, разрешал им бежать, если их атакует кавалерия, но рыцари Ордена Тамплиеров обязаны были сражаться в любом случае до тех пор, пока над ними развевается знамя Ордена. И только когда оно упадет (будет убит или пленен Магистр), «рыцарю можно искать спасения там, где бог поможет»²²*.

Исходя из принципа рыцарства, заложенного в тактику, советских летчиков и учили открытому бою — учили использовать все фигуры простого и высшего пилотажа для выхода на позицию, с которой огнем бортового оружия можно поразить как атакуемого противника, так и того, который атакуеттебя. Кого-то, как Н.Г. Голодникова, учили неплохо, кому-то, как Г.М. Рябушко, давали всего два-три учебных боя, но целевой смысл истребителя закладывался в голову каждому: какой бы силы противник ни был, а ты обязан с ним драться и победить! Поэтому, вне зависимости от количества тренировочных боев, летчики на земле изучали опыт боев в Испании и на Халхин-Голе, пытаясь запомнить и прочувствовать те приемы пилотажа, которые помогают победить. А куда денешься? Если тебе не оставляют выбора и запрещают спасаться при виде сильного врага, то единственным спасением становится знание того, как его убить.

Под рыцарскую тактику перед войной было выбрано и оружие —истребитель И-16.

Самолет рыцаря

Когда нашим маршалам и генералам разрешили после войны писать мемуары и оправдываться в причинах тяжелейших поражений, то они кроме Сталина, на которого удобно было валить вину за все, валили вину и на промышленность с конструкторами — типа, те не дали нашим славным генералам нужного оружия. А вопрос о том, что никто иной, а именно эти генералы, именно это оружие передвойной и заказывали у промышленности, сразу как-то отошел в сторону. Объясняя превосходство немцев в воздухе, наши генералы, а за ними и историки плачут, что в ВВС РККА не было современных истребителей. Вот маршал Жуков всхлипывает: «Однако промышленность все же не поспевала за требованиями времени. В количественном отношении накануне войны в авиации преобладали машины старых конструкций. Примерно 75 - 80 процентов общего числа машин по своим летно-техническим

данным уступали однотипным самолетам фашистской Германии. Материальная часть новых самолетов только осваивалась, современной авиационной техникой мы успели перевооружить не более 21 процента авиационных частей»²²², — и одновременно сообщает, что, «по уточненным архивным данным, с 1 января 1939 года по 22 июня 1941 года Красная Армия получила от промышленности 17 745 боевых самолетов, из них 3719 самолетов новых типов»²²³.

При этом Жуков как-то забывает упомянуть, что немцы начали войну с СССР, имея вместе с союзниками на Восточном фронте около 4 тысяч самолетов, не объясняет, почему они, генералы, допустили, чтобы всего за 2,5 года до войны, с 1939 года, промышленность продолжала выпускать самолеты «старых конструкций», которые «уступали однотипным самолетам фашистской Германии», то есть пикирующему бомбардировщику Ю-87, начавшему поступать на вооружение Люфтваффе с 1935 года, и истребителю Me-109, начавшему поступать на вооружение с 1936 года. Почему 14 тысяч советских самолетов, выпущенных с 1939 года, уступали немецким самолетам конструкции 1935 - 1936 годов? Почему истребитель И-16 занесен в «старые конструкции», если он выпускался почти весь 1941 год?

На самом деле вопрос не в конструкции, а в той тактике, для которой наши генералы предназначали наши самолеты, а то, что немцы в начале войны по тактике наших генералов воевать не захотели, так в этом вина не самолетов, а генералов, конструкторы же сделали именно то, что они и заказали.

В первых сборниках «Война и мы», изданных еще газетой «Дуэль», я допустил грубый ляп — назвал И-16 «конструкторским тупиком». Я был не прав, и в чем тут дело, я предоставлю рассказать знатоку технической истории Денису Сергеевичу Беспалому, который прислал свою статью в газету, когда рукопись этой книги уже была вчерне готова. Денис Сергеевич написал:

«Казалось бы, тут Ваша правота очевидна: главным козырем И- 16-го была маневренность, а опыт воздушных боев середины XXвека показал, что главными свойствами истребителя стали три «кита»: 1. Скорость; 2. Скороподъемность («вертикальный маневр»); 3. Сильное вооружение («мощный удар»), —ну о чем еще тут можно спорить? И так все ясно. Но не говорите гоп, пока, так сказать, не перепрыгнете. Если Вы интересуетесь современным развитием авиации, то не могли не заметить, что о маневренности истребителей заговорили снова («снова», значит, с 1970-х годов). Причем с таинственным видом стали говорить о какой-то «сверхманевренности». К чему бы это? И тут оказывается, что старик Поликарпов, создавая И-16, заглянул в будущее. Не буду останавливаться на перипетиях изменения тактики воздушного боя, которые реанимировали маневренность истребителя в нынешнее время, а рассмотрю лишь некоторые вопросы техники. За счет чего конструкторы 30-х обеспечивали маневренность своих самолетов?

Вот считается, что истребители Яковлева были маневреннее «мессеров», почему?

Есть, так сказать, «лобовое» решение вопроса — нагрузка на крыло (она измеряется в кг/м²) должна быть минимальной. Как это сделать? Опять-таки решение «влоб»: сделать самолет, во-первых, полегче, а во-вторых, площадь крыла побольше. Но вот тут проблемы-то и начинаются: делаешь площадь крыла больше — вес самолета растет как на дрожжах, ведь крыло не из воздуха делается, а любая деталь что-то да весит: удлинил лонжероны, нервюры, натянул — прибил больше материала для увеличения площади крыла, и все — вес вырос! А тут еще вторая проблема: если увеличиваешь площадь крыла, то резко возрастает сопротивление воздушному потоку. Вопреки распространенному мнению, самое сильное сопротивление набегающему потоку создает именно крыло (!), а не фюзеляж. Если сделать крыло очень большим, то оно будет слишком сильно тормозить. Причем сопротивление оказывают не только передняя кромка крыла, но и сами поверхности, как бы «обтирая» воздух как наждак о дерево. Вот и пришли мы к диалектическому противоречию: маневренность — скорость. Что делать?

И Поликарпов нашел выход (давайте вспомним, что на момент своего создания И-16 был самым быстроходным истребителем). Конечно, Поликарпов не забыл ни про легкий вес своего самолета, ни про наибольшую площадь крыла при заданных условиях, но все-таки главная фишка И-16 была в другом. Любой самолет, как и всякая материальная конструкция, имеет точку, которая называется «центром масс», я надеюсь, Вы в курсе, что это такое. Но в любом самолете есть еще одна чисто специфическая, чисто самолетная точка. Она называется «аэродинамический фокус» самолета. Что это такое?Это такая точка, из которой направлен в ту или иную сторону результирующий вектор суммы всех аэродинамических сил, действующих на самолет, и называется «равнодействующая аэродинамических сил». Какой смысл имеет эта точка и этот вектор? Представим себе, что самолет можно прибить гвоздями к воздуху, как доску к стене, а потом взять его рукой в «специальном месте» и пошуровать вокруг оси-гвоздя туда-сюда, как доску, прибитую ксте-не одним гвоздем, можно вокруг этого гвоздя крутить рукой. Ну так вот: точка, в которой мы прибиваем самолет к воздуху своеобразным «гвоздем», — это центр масс (Ц.М.) самолета, и относительно этого центра масс самолет, так сказать, «вращается». А вот «специальное место», за которое его держит и вращает вокруг центра масс некая «рука», это и есть «аэродинамический фокус» (А. Ф.), а «рука» — это не что иное, как вектор — «равнодействующая аэродинамических сил».

Как же расположены относительно друг друга эти две точки: Ц.М. иА.Ф. ? А по-разному. Тутьозможны три варианта:

1.А.Ф. «впереди» Ц.М. (см. рисунок). Тогда самолет лететь прямо просто не может, такой самолет называется «динамически неустойчивым» и будет просто кувыркаться. Никакой летчик не сможет непосредственно им управлять, но, с другой стороны, именно такой самолет и будет сверхманевренным! Пытаться управлять таким самолетом все равно, что пытаться удержать железный шарик на кончике иглы. Зато такой самолет запросто сделает знаменитую «кобру Пугачева». Но как им управлять? А что, если заставить управлять таким самолетом компьютер, а летчик будет управлять этим самолетом опосредованно, шуруя джойстиком в кабине?

Вот именно так сделан наш истребитель Су-27 и все машины на его базе: Су-32, Су-34, Су-35, Су-33, Су-37. Все эти самолеты являются «динамически неустойчивыми» и смогли появиться только благодаря наличию очень мощных и при этом маленьких и легких ЭВМ.

2.А.Ф. иЦ.М. «совпадают». В этом случае самолет называют «нейтральным». Управлять таким самолетом — все равно, что пытаться удерживать стальной шарик на кончике пальца, — трудно, но возможно. Не знаю, может быть, мои познания по истории авиации не совсем полные, но я знаю всьго два доведенных до серийного производства «нейтральных» самолета — это И-16 и МиГ'-29. Сюда еще можно добавить американские изделия фирмы «БЕЛЛ»: Р-39 «Аэрокобра» и Р-63 «Кингкобра». У них тожеА.Ф.иЦ.М. почти совпадают потому, что американские инженеры засунули двигатель у этих самолетов («Алисон» в случае с «аэрокоброй») прямо в середину корпуса, сильно сдвинув Ц.М. назад. Но, с другой стороны, насколько я знаю, «сверхманевренность» этим «американцам» изначально в качестве их свойства не закладывалась и рассматривалась скорее как помеха, а не достоинство. По крайней мере, по рассказам наших фронтовиков-летчиков, летавших на «аэрокобрах», при расстреле всего боезапаса этих истребителей у них Ц.М. смещался еще более назад, и управлять самолетом становилось еще сложнее — многие неопытные летчики не справлялись с управлением и сваливались либо в штопор, либо просто в беспорядочное падение, что служило сигналом для немецких пилотов: «У русских кончились боеприпасы», — что, безусловно, отражалось на обстановке в бою. Если бы конструкторы «аэрокобр» рассматривали маневренность своих изделий как одно из достоинств, то, скорее всего, они постарались бы устранить такой недостаток, как изменение управляемости при расходе боеприпасов, хотя я и не знаю полностью историю создания «Аэрокобры».

Кстати, западники до сих пор тужатся-тужатся создать «неустойчивый» самолет, но ни черта у них с их F-22 «Рэпторами», Х-31, «Еврофайтарами» не получается. Ну, с МиГ-29 все ясно — опять компьютеры помогают «удержать шарик на пальце», а как с И-16? А никак, приходилось нашим пилотам становиться акробатами и все это делать вручную. Вот Вы, уважаемый Юрий Игнатьевич, как-то написали, что истребителем И-16 было трудно управлять, а в чем эта трудность заключается, сказать забыли.

Неискушенный читатель может подумать, что для «шурования» ручкой управления этого самолета приходилось прикладывать недюжинную силу, так сказать, летчики-богатыри всем телом наваливались на ручку управления, чтобы хоть как-то сдвинуть ее с места. Так, что ли, было?

А как было на самом деле? А на самом деле вся сложность управления И-16 как раз и заключалась в том, что уж очень легко он реагировал на малейшее колебание ручки, так сказать, был очень чувствительным. Забыл опохмелиться перед утренним вылетом, и все, летишь, дрожа крыльями. Плохо это или хорошо? Да как сказать. Для неопытного летчика плохо, а для опытного — наоборот—хорошо.

Ну так вот, получается, что И-16 был первым в мире серийным самолетом, маневренность которого обеспечивалась не только отношением вес — площадь крыла, но и «нейтральной» конструкцией. (На самом деле, конечно, А.Ф. у И-16 был чуть-чуть сзади Ц.М., но вот именно что «чуть-чуть».)

Вторым таким самолетом стал МиГ-29, так что И-16, если и не дедушка МиГ-29, то двоюродный дедушка — это уж точно.

З.А.Ф. «сзади» Ц.М. Это, так сказать, «классика жанра» — большинство самолетов именно так и устроено. Управлять таким самолетом все равно, что пытаться удержать шарик на дне пиалы, т.е. сравнительно просто. И чем «заднее» А.Ф., тем глубже эта «пиала», но, с другой стороны, чем она глубже, тем сильнее ее приходится наклонять, чтобы шарик съехал вбок, то есть чем «устойчивее» самолет, тем тяжелее (в прямом смысле) им управлять. Такой самолет так и называется «динамически устойчивым»²²*.

А вот мнение человека, который воевал на И-16. Андрей Сухорукоd подробно расспросил генерал-майора Голодникова об этом самолете, и тот отозвался об «ишачке» так:

«А. С. Ваше общее впечатление об И-16?

Н. Г. И-16 был самолетом сложным, строгим в технике пилотирования, малейшее «перетягивание» ручки — и он сваливался в штопор. Правда, и выходил быстро, хоть из простого, хоть из перевернутого. И-16 был очень маневренным, выполнял любой пилотаж. Я любил этот истребитель.

А. С. Николай Герасимович, это правда, что на И-16 можно было «сделать вираж вокруг телеграфного столба»?

Н.Г. Правда, по горизонтальной маневренности это был уникальный самолет.

А.С.Апо вертикальной?

Н.Г. От типа все зависело — от двигателя. У большинства, с М-25, средне.

А. С. Бронеспинка и бронестекло были?

Н.Г. Бронестекла не было. Козырек из обычного плекса. В лобовой атаке двигателем прикрывались. Это было сильное качество И-16 — он в лобовых атаках очень хорош был. Бронеспинка у И-16 была с бронезаголовником. Надежная. Пули держала. Снаряды и крупнокалиберные пули, понятно, прошивали ее насквозь, но она не для них была предназначена.

А. С. Вооружение какое было?

Н.Г. Вооружение было самое разнообразное. На 28-м и 29-м типах стояло пушечное вооружение, на 10 и 21-м типах - пулеметное. Хотя на части истребителей «Березины» и ШВАК могли взаимно заменяться.

ШКАСы в плоскостях стояли, иногда по два в каждой иногда по одному, это на старых типах, на 4- 5-м. Очень cкорострельные пулеметы и не очень надежные, задержи были часто. К пыли были нестойкие. При длинной очереди давали приличный разброс. Но длинной очередью стреляли редко, а в основном короткими — подбить, пристреляться. Поражающая способность ШКАСов была невелика. По Bf- 109Е ШКАСы были неплохи, «Е» был недостаточно бронирован, а вот по «F» или бомбардировщикам — слабы.

У 10-го типа были два крупнокалиберных «Березина», синхронизированные. Хорошие пулеметы — мощные, надежные.

Пушка ШВАК была очень мощной. Хотя пушечные И-16 были тяжелее обычных, но все равно были хороши. Иногда у ШВАК были задержки, но это по вине обслуживания. Как только научились обслуживать пушки, они стали работать очень надежно. У пушки ШВАК мощные фугасные снаряды были. Если рвался в двигательном отсеке — все коммуникации разворотит. Были и бронебойные снаряды. Мы снаряды в ленту вразнобой снаряжали: два фугасных — бронебойный, или два бронебойных — фугасный. В зависимости от типа цели. Бронебойный снаряд — обычная стальная болванка, без трассера. Фугасный был с трассером.

А. С. РСы на И-16были?

Н.Г. Были. 57- и 82-мм, 57-мм — основные. Устанавливались по два на плоскость. Не очень точные, особенно 57-мм. Но по групповым целям работали хорошо. Если залпом по группе «бомберов» пустить, группа строй теряла, «бомберы» в разные стороны разлетались. Страшно!

А. С. Взрыватели дистанционные устанавливали?

Н.Г. В основном да.

А. С. Бомбы подвешивали?

Н.Г. У нас редко. По две 50-кгна плоскость. У нас все в основном с РСами летали. Никогда не комбинировали. Либо бомбы, либо РСы.

А. С. С эксплуатацией двигателей проблемы были?

Н.Г. Двигатели на И-16 стояли хорошие, очень надежные. Два-три цилиндра в бою повредят, и все равно домой придешь. А 63-й двигатель — это «моща»! Очень приемистый! И-16 вообще «ходил за газом», то есть разгонялся до максимума моментально, с 63-м в особенности. Хорошо работал на всех высотах.

А. С. Специальный форсированный режим был?

Н.Г. Нет. Просто «полный газ». Тут все от летчика зависело — как он двигатель эксплуатировать умеет: как оценить обороты умеет, как вовремя добавит газ.

А.С. Николай Герасимович, И-16 «мессершмиту» сильно уступал?

Н. Г. Все основные типы И-16— 10, 17,21-го типов — по своим ТТХ уступали Bf- 109E, но не очень сильно, старые типы — 4 и 5-го — конечно, сильнее.

А вот И-16 28 и 29-го типов Bf- 109E превосходили. Скорость у них с «мессером» была одинаковая, зато по маневренности, в том числе и по вертикальной, «Е» «ишаку» уступал.

А.С. Странно. В любом справочнике сказано, что скорость И-16 28 - 29 типов на 3000 м в среднем 440 - 460 км/час, у Bf- 109E — 570 км/час, а вы говорите одинаковая? А уж «превосходство И-16 в вертикальном маневре» — это вообще что-то новенькое.

Н.Г. На максимальной скорости в маневренном бою редко кто летает, точнее, редко у кого получается. И-16, в принципе, легко и быстро делал до 500 км/час, «Е» летал быстрее, но ненамного, в бою разницы в их скорости практически не ощущалось. Динамика разгона у И-16 была потрясающей, особенно с М-63. Это его второе уникальное качество после горизонтальной маневренности. По динамике он превосходил все тогдашние отечественные истребители, даже новых типов. Тогда ближе всех к нему по динамике разгона Як-1 был, но и он уступал.

«Мессер» пикировал хорошо, уходил, И- 16 тут былхуже, «лоб» большой, на пикировании больше 530 км/час развить не давал. Но, надо сказать, в бою, если надо было оторваться — что они от нас, что мы от них, всегда отрывались. А. С. Как отрывались — пикированием или на вертикаль?

Н.Г. Да как обстановка позволяла. Итак, итак. А.С. То есть, когда ГССВ.Ф. Голубев и ГСС А.Л.Иванов в своих мемуарах писали, что И-16 как истребитель

их устраивал чуть ли не до конца 1942 года, то они не врали ? Это не пропаганда ? Н.Г. Не врали.

А. С. Николай Герасимович, а в сравнении с Bf-109F и  FW-190 И-16 как выглядел ?

Н.Г. Мне не довелось много воевать на И-16, могу сказать мнение моих товарищей.

С Bf- 109F 28-й и 29-й типы были примерно на равных, немного уступали, остальные типы, конечно, уступали сильно. На Севере «F» где-то в сентябре 42-го массово пошел, до этого в основном «Е» были. И-16 типа 28,29, уступая «F» по максимальной скорости и вертикальному маневру, имел преимущество по горизонтальной маневренности и по вооружению. На вертикали «F» был очень силен. Вроде догоняешь его вот-вот, а он форсаж дает и отрывается.

FW-190 появился примерно в одно время с Bf- 109F, где-то в октябре 42-го. Очень сильный истребитель. «190-й» превосходил И-16 полностью, ну, может быть, кроме горизонтальной маневренности. Но к тому времени уже массово пошли наши «яки», лендлизовские Р-40, Р-39.

Bf- 109G пошли уже в 1943-м, И-16с ними боев практически не имели.

Лично у меня на И-16 было около 10 боевых вылетов и 2 или 3 воздушных боя, а потом я на «харрикейн» пересел.

А.С. Николай Герасимович, каково было летать на «харрикейне» после И-16?Лучше, хуже?

Н.Г. На «харрикейне» нужно было привыкнуть летать. Мне И-16 нравился больше. Хотя, в принципе «харрикейн» примерно одинаковый был с 10, 17,21 типами И-16. Ну «не показался» мне «харрикейн», не лежала у меня к нему душа.

А. С. Маршал Зимин, он один из первых начал «харрикейны» осваивать, в своих мемуарах написал, что «вести бой на «Харрикейне» все равно, что вести бой верхом на птеродактиле». Уникальный, говорил, в аэродинамическом плане самолет, на пикировании скорость не набирает, на кабрировании моментально теряет. Не пропагандистский ли это опус?

Н.Г. Все правильно. Точно «птеродактиль». У него был толстый профиль крыла. Динамика разгона очень плохая. По максимальной скорости он, пожалуй, был побыстрее И-16, но пока он эту скорость наберет, много чего произойти может. На дачу рулей он не запаздывал, но все получалось как-то плавно, медленно. На И-16 только рули положил, то сразу перевернулся —рывком, а этот «горбатый» очень медленный был.

Подъемная сила у него была хорошая, поэтому скороподъемность с И-16 сопоставима. Горизонтальная маневренность у него очень хорошая была. Если четверка встала в круг — разорвать невозможно. Не могли немцы вписаться. Вертикальная маневренность очень плохая — толстый профиль. В основном мы старались вести бои на горизонталях, на вертикаль мы не шли. У «Харрикейна» мал разбег был, опять же из-за толстого крыла.

По ТТХ «харрикейн» немножко уступал «мессеру» Bf- 109E, главным образом на вертикали, а на горизонтали не уступал нисколько. Когда пошли Bf-109F, то «Харрикейн» стал уступать сильно, но воевали.

Горел «харрикейн» быстроихорошо, как спичка. Перкаль*.

А.С. А И-16 горел хуже? Ведь тоже перкаль.

Н.Г. Хуже. Двигатель у И-16 был намного надежнее. Да и маленький И-16, в него еще попасть надо.

А.С. Николай Герасимович, если был бы выбор, на каком бы истребителе предпочли бы воевать, на И-16 или на«Харрикейне»?

Н.Г. Конечно, на И-16, на том, что и воевал, — 28-го типа. Но выбора не было. На «Харрикейне» я где-то 20 боевых вылетов сделал и провел 3-4 воздушных боя. Потом пересел на Р-40».

Чтобы доводы, приведенные Беспаловым и Голодниковым сделать более зримыми, давайте рассмотрим бой В.Ф. Голубева с двумя немецкими асами. Судя по описанию (три пулемета на самолете) у Голубева был И-16 старой конструкции, возможно тип 5. Догнать «мессер» эта модификация «ишачка» не могла, и Голубев заманил на себя немецких «охотников», прикинувшись подбитым и раненым. По описанию самого Голубева дело происходило так.

«На обратном маршруте пункт наблюдения передал, что нас ожидает большая группа «мессеров». Я был почти убежден, что противник, не сумев перехватить нас над целью и над линией фронта, обязательно пошлет «охотников» в район аэродрома, чтобы атаковать отставшие или поврежденные при штурмовке самолеты.

«Чтоже, посмотрим, кто кого перехитрит...» — сказал я себе и стал тащиться позади всей группы на высоте двухсот метров. Километров за пятнадцать до аэродрома рядом с нашей группой возникли разрывы зенитных снарядов на малой высоте, значит, где-то над лесом шастают «мессершмиты».

Прибавляю скорость, осматриваюсь. Ага, вот они! Над макушками леса, как я и предполагал, napaMe-109F. Вла-

димир Дмитриев тоже заметил врага и покачал крыльями. Я ответил таким же сигналом. Передачи по радио в таких случаях были мною запрещены.

Наша основная группа начала посадку, когда мне до аэродрома оставалось километров пять. Противник продолжал держаться на предельно малой высоте и дистанцию не сокращал. Итак, немец попался на крючок: считая мою пару небоеспособной, решил одновременной атакой своей пары сбить нас эффектно — над собственным аэродромом. Ну что же, такого момента я давно ждал.

Увеличиваю скорость и набираю высоту.

Вижу — задымили моторы «мессеров», переведенные на форсированный режим для быстрого сближения и атаки.

Достигнув центра аэродрома, делаю резкий, с предельной перегрузкой левый боевой разворот для выхода на встречный курс.

Вот когда пригодились десятки вариантов и расчетов на такой маневр!

Заканчиваю разворот на высоте около 500 метров, противник намного ниже меня. Он такого маневра не ждал и оказался в лобовой атаке. Оба «мессера», задрав желтые носы, пошли на меня, видимо, считая, что я без боезапаса и делаю ложную атаку. Темные трассы от двух Me- 109Fточно тянутся к моему мотору. В прицеле ведущий «охотник», дистанция примерно пятьсот метров, полторы секунды осталось на все, пусть даже на жизнь. Пальцы правой руки машинально выжали общую гашетку пулеметов, и три огненные трассы молнией пронизали тонкое тело «мессер-шмита», мелькнувшее ниже меня метрах в пяти.

Не думая о результатах, делаю второй боевой разворот. И выше себя впереди вижу уходящего вверх единственного «мессера». Машинально подбираю ручку управления, навскидку беру упреждение и выпускаю все четыре РС-82 вдогон. Четыре черные шапки разрывов возникают за хвостом врага, но «мессер» продолжает круто уходить в высоту. Догнать невозможно.

Но вот примерно на полутора тысячах метров он делает петлю и, стреляя, несется вниз. Что это? Решил один

дать бой или посмотреть на горящий самолет своего ведущего? Нет, выходит из пикирования и зачем-то лезет на вторую петлю. Сейчас дорога каждая секунда. Даю по радио команду Дмитриеву атаковать его снизу, а сам резко бросаю самолет в высоту и на третьей петле в верхней точке стреляю в немца с дистанции пятидесяти метров. Но самолет не падает, вновь уходит вниз и опять лезет вверх. Что за странные маневры? И вдруг я понял: у противника безвыходное положение — осколками «эрэсов» заклинило рули высоты в момент, когда он уходил вверх после лобовой атаки.

На выходе из четвертой петли «мессер» зацепился за макушки елок возле стоянки самолетов 3-й эскадрильи и без плоскостей пополз по снегу вблизи от аэродрома»²²⁵

Тут возникает вопрос: Голубев начал делать разворот на 180°, почему же немцы не сманеврировали, чтобы остаться у него в хвосте, ведь у них было огромное преимущество в скорости? Ответ один: они не успели среагировать. Выше Сухорукое писал, что И-16 вокруг столба может развернуться, на самом деле это, конечно, не так, но разворот на 360° он делал за 14 секунд²²⁶. То есть прошло всего 7 секунд от начала маневра «раненого летчика», а Голубев оказался над немцами и целился в них. Теперь о лобовой атаке. Голодников так объяснил ситуацию с ними.

«А.С. Говорят, что немецкие летчики избегали лобовых атак, трусили. Это правда?

Н.Г. Нет. Не любили — так будет правильно. Лобовая — это риск, лотерея, а немцы рисковать не любили. (Поэтому и мы лобовых не любили. Лобовая атака — это почти всегда вынужденный элемент боя.)

Но, никакой трусости — только расчет. На «кобру» или Як-9Т немец в лобовую, может, и не пойдет, побоится 37-мм снаряда, а на Як-16 или Як-9 — так почти запросто. Подумай сам: если он на Bf-109G (5 огневых точек) или на FW-190 (6 огневых точек да радиальный двигатель), а против него Як-16 или Як-9 (2 огневые точки), то немец будет стремиться вести бой на лобовых(если уж не удалось атаковать внезапно), здесь у него сильное преимущество.

Я же говорил, немцы были очень расчетливые. Здесь, наоборот, нашему летчику надо лобовых избегать — тянуть немца на вертикаль.

А.С. И все-таки, Николай Герасимович, на ваш взгляд, почему на Восточном фронте «не пошел» FW-190? По отзывам советских летчиков — хороший истребитель, но не более того, а ведь на Западном фронте «фоккер» произвел фурор.

Н.Г. Все правильно, истребитель сильный, на уровне, но по боевым качествам ничего уникального не представлял. Вообще у меня сложилось впечатление, что немцы очень много ждали от этого самолета, но явно его переоценили, завысили его характеристики.

Вот, например, уж кто им внушил мысль, что «кобра» уступает «фоккеру» по скорости? А это было. Поначалу немцы были очень уверены в своем превосходстве в скорости и часто бывало, что «фоккеры» после атаки пытались от нас уйти на форсаже. Ты догоняешь его и сверху начинаешь «поливать». Он дымит, пыхтит, а оторваться не может. Быстро мы немцев отучили только на форсаж полагаться. Потом у «фоккеров» стало правилом — выход из атаки и уход из-под удара только крутым пикированием и никак иначе.

На вертикали «фоккер» тоже «кобре» уступал, хотя они поначалу пытались с нами бой на вертикалях вести. Тоже быстро отучились. И тоже мне непонятно — ну с чего они решили, что «фоккер» «кобру» на вертикали превзойдет?

Динамика разгона была слабым местом «фоккера», может быть, самым слабым местом. Они потом старались на «фоккерах» так маневр строить, чтобы скорость не терять. Затяжной маневренный бой на «фоккере» против «яка», «лавочкина» или «кобры» — проигрыш изначально. Скорость потерял — и все. Пока по-новой наберешь, не один раз сбить могут. Наши машины были очень динамичные.

На лобовых «фоккер» был силен, и немцы этим часто пользовались. Знать, что твоя машина пару-тройку попаданий выдержит, а ты противника одной очередью разнесешь — это большую уверенность в лобовой атаке придает. Впрочем, вскоре немцы в лобовые на «кобры» стали ходить с большой опаской, это чувствовалось. У нас пушка 37-мм, тут никакой двигатель не поможет, одно попадание — и все. При таком раскладе для лобовой надо нервы крепкие иметь, тут двигатель не помощник. А у нас нервишки-то были покрепче немецких.

У меня случай был. Сошлись мы на лобовой с четверкой «фоккеров». Четверка против четверки. И так получилось, что во время разворота мой ведомый оказался впереди меня. Я ему: «Давай ты впереди, я тебя прикрываю!» И он ведущему «фоккеру» в лоб из пушки и влупил. Попал одним, а может, двумя снарядами, и «фоккер» разлетелся в клочья. Оставшаяся тройка тут же врассыпную, и только мы их и видели. Все дело несколько секунд заняло».

Вернемся к бою Голубева с двумя немецкими асами. На И-16, летчик которого был хорошо защищен мотором,

немцы, даже асы, в лобовую атаку не пошли бы никогда, но тем голубевским немцам деваться было некуда. Спикировать они не могли — летели низко. Свернуть тоже не могли, так как И-16 разворачивался с меньшим радиусом и быстрее, т.е. он расстрелял бы их в борт и затем — в хвост. Немцам оставалось использовать свое преимущество в вертикальной скорости, да и просто прикрыться от огня Голубева хотя бы двигателем «мессера». Не получилось. Ведущий немецкой пары X. Бартлинг (67 побед) был немедленно сбит. В это время лейтенант X. Лейште (29 побед) пытался уйти вверх, но оцените маневренность «ишачка» — Голубев успел развернуться и задрать нос И-16 кверху, а Лейште еще не успел уйти от него далее 400 м, чтобы взрывы PC стали для него безопасными.

Вот так выглядел бой рыцаря в начале той войны, и И-16 был самой подходящей машиной для него. Рыцарю ведь не требуется большая скорость, чтобы гоняться за вражескими истребителями, — они сами к нему подлетят, когда он охраняет строй своих бомбардировщиков или атакует строй немецких. И чтобы удрать, рыцарю большая скорость тоже не нужна — рыцари не удирают. А для открытого боя И-16 был великолепной машиной.

И в 1942 году в ГКО обсуждался вопрос о возобновлении производства И-1 б²²⁷, поскольку задач, исполняемых рыцарями, не убавилось, и самолеты для них были нужны. Кроме этого, по итогам 1942 года оказалось, что в расчете на один боевой вылет самолеты И-16 имели меньше потерь, чем более «современные» скоростные Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3²²⁸. И неудивительно — наша авиация по-

прежнему была в меньшинстве, и немцы не боялись при своем численном превосходстве ввязываться в воздушные бои.

Но уже к концу 1942 года подсуетился авиаконструктор Яковлев — он сумел облегчить на 300 кг и так хорошо энерговооруженный истребитель Як-1, уменьшил ему размеры и «зализал» все поверхности. Получился истребитель Як-3, который по скорости, втом числе и вертикальной (и по скорости набора скорости), превосходил «мессеры» и «фоккеры», но одновременно превосходил их и по времени виража. Он, конечно, не достиг маневренности И-16, но разворачивался в горизонтальной плоскости на

360° за 18 секунд, а противостоящему ему Me-109G («Густаву») на это требовалось 23 секунды²²⁹. Получился самолет для рыцаря, на котором и на охоту можно слетать, хотя для охоты все же были более приспособлены тяжелые «лавочкины» и Як-9.

Интересно, что до войны, судя по всему, не только мы, но и французы с англичанами закладывали в основу тактики истребителей рыцарские принципы — обязательный открытый бой. Поэтому, когда французским летчикам, приехавшим в СССР воевать с немцами на Восточном фронте, предложили на выбор все имевшиеся советские истребители, включая и полученные по ленд-лизу, французы все же выбрали Як-3, как более подходящий к их представлениям о тактике истребителей.

Тактические принципы. Партизаны

Как вы видели из рассказов ветеранов, тактика немецких летчиков-истребителей существенно отличалась от тактики советских истребителей, причем она оставалась неизменной всю войну. Немцы тщательно избегали открытого боя: они стремительно нападали, если так можно выразиться, из засады — со стороны солнца, или подкрадывались к цели, прижимаясь к земле, и, кстати, в этом никогда не имели шаблона. Затем следовало стремительное сближение, мощный огневой удар по ничего не подозревающей жертве, и быстрый отход, если немецкому истребителю начинала грозить опасность. В открытый бой немцы вступали только в случае, если имели численный перевес, и избыточные немецкие истребители могли напасть нате советские истребители, которые были заняты атакой удирающих от них немецких истребителей. Такая тактика требовала от немцев навыков боя, совершенно противоположных навыкам советских истребителей.

Если для рыцарской тактики совершенно не требовалось высматривать врага где-то вдалеке (он сам подлетит), и советские летчики за отсутствие такового навыка сильно поплатились, то для немцев зоркое зрение было

главным достоинством и первостепенным требованием их тактики. Зоркий глаз позволял заметить противника издалека и вовремя занять в небе засадное положение, из которого можно было нанести стремительный и незаметный для противника удар. Если для рыцарской тактики совершенно необходимо изучение навыков открытого боя истребителей, то для тактики немцев это совершенно излишне, им нужны были навыки совместного нападения превосходящими силами на одинокого противника. Я внимательно просмотрел воспоминания Хартмана и дневники Кноке за период их обучения, стараясь найти хоть какое-то воспоминание об учебных боях или хотя бы об изучении приемов таких боев, но никаких упоминаний об этом у них нет. Их учеба заключалась в отработке приемов высшего пилотажа и обязательном обучении точной стрельбе.

Немецкая тактика воздушного боя настолько отлична от советской, что ей также необходим термин. Наиболее точен и подходящ термин «бандитская». Но он хорош только для таких асов, как Хартман, а в данном случае речь идет о солдатах, добывающих победу своему народу, поэтому оскорблять их сравнением с бандитами было бы неправильно. К тому же Голливуд уже и так лет 60 прославляет бандитов, ныне к нему примкнули и наши придурки искусств, и мне подключаться к. этому делу просто излишне. Много чести для бандитов.

Правда, должен сказать, что бандитская составляющая войны является для нее делом обычным, законным и очень древним. Тут можно вспомнить и морских разбойников на службе английской короны, но в этом нет необходимости, поскольку достаточно задуматься над тем, кем были казаки, издревле служившие царю-батюшке и неоднократно его предававшие. Поскольку все элементы бандитской тактики вынуждены использовать партизаны (их часто так и называют, причем бывает, что одни и те же люди, к примеру, батько Махно у большевиков был и героем-партизаном, и бандитом), то я назову немецкую тактику летчиков-истребителей «партизанской».

Эта тактика не является отсебятиной немецких летчиков и ни в малейшей степени не является следствием их

трусости. Это тактика осмысленна и Герингом, и Гитлером, поскольку для ее осуществления требовался огромный объем организационно-технических мероприятий. Главное — создание численного превосходства немцев в воздухе над направлением главного удара. То есть, если в Красной Армии основные силы авиации жестко закреплялись за сухопутными войсками и получалось, что 10 тысяч советских самолетов равномерно распределены вдоль фронта

длиною в 3 тысячи километров, то немцы в полосу главного удара шириной, к примеру, в 300 км стаскивали 2000 самолетов из своих 4000. Партизанскими ударами и боями при своем численном превосходстве они быстро снижали на этом участке количество советских самолетов, причем при такой тактике численное превосходство немцев возрастало с каждым боем и господство в воздухе захватывалось в считаные дни. Затем самолеты с этого участка перебрасывались на новый, где избиение советской авиации продолжалось. Но переброска авиации требует быстрой переброски по земле огромного количества людей наземного персонала и грузов — бомб, боеприпасов, горючего, запчастей и т.д. И немецкие генералы и штабы с этим справлялись в отличие от наших генералов и штабов, которые ничего, кроме мужества летчиков, этому избиению советской авиации противопоставить не смогли. Кроме того, начавшееся отступление РККА приводило к потерям огромного количества складов ВВС и аэродромного оборудования.

Немецкий ас обер-лейтенант Вернер Мельдерс, командовавший во время войны в Испании немецким легионом «Кондор», после нее предложил основную тактическую схему боевого строя истребителей — парами, — которая сохранилась до наших дней. Сама идея возникла потому, что в Испании все стороны использовали рыцарскую тактику: как уже написал Голодников, истребители подлетали к месту боя в строю, но дальше каждый находил себе противника и дрался с ним до победы. При этом успехи немецких летчиков, по сравнению с теми же итальянцами, были довольно скромными. А по предложению Мель-дерса пара истребителей атаковала только один самолет противника, и это был заведомый элемент создания численного превосходства если не в бою, то в каждой конкретной атаке.

Однако в вооруженных силах Германии к этому предложению обер-лейтенанта могли бы и не прислушаться, если бы этот партизанский элемент тактики воздушного боя не соответствовал немецким идеям о тактике тех времен. Партизанский принцип к началу Второй мировой войны главенствовал в тактике практически всех родов войск Германии.

Многие мои оппоненты в танковых войсках Германии видят только танки и уверены, что их задачей являлось быстрое продвижение в глубь обороны противника. Да, это так, но я никак не могу им объяснить, что по немецким идеям танковая дивизия — это подвижная и очень хорошо вооруженная пехота, а не только танки, и предназначена танковая дивизия в первую очередь для быстрого передвижения вдоль фронта с целью найти место, где можно применить партизанскую тактику — внезапно ударить, с превосходством в силах и огне, по слабому противнику. Вот пишет бывший командир немецкой 17-й танковой дивизии Зенгер: «Значительно изменилась тактика применения танков. Их больше не направляли в фиксированном направлении глубоко в тыл противника, а, подобно кавалерии, использовали для закрепления успеха, уже наполовину достигнутого пехотой. Если в этом случае они сталкивались с оборонительной линией, еще не созревшей для атаки, их обычно отзывали и нацеливали на другое направление, где было больше перспектив на успех при меньших потерях.

... Если на одном участке атака встречает неожиданное сопротивление, она переносится на другой участок или с помощью артиллерии ослабляется противотанковая оборона противника до тех пор, пока она не «созреет» для атаки»²³⁰.

А вот сообщает командующий танковыми войсками Германии Г. Гудериан: «Боевые свойства танков позволяют перебрасывать их с одного участка фронта на другой, в зависимости от обстановки. Благодаря этому на определенных участках фронта могут создаваться необходимые танковые резервы. Эти резервы используются там, где намечается успех, т.е. где у противника обнаружено слабое место и где, следовательно, легче прорвать его оборону. Другим крупным преимуществом танков является возможность изменять направление наступления в ходе самого боя. Оба эти обстоятельства позволяют гибко проводить наступление»²^.

Соблазн за счет внезапности и численного превосходства нанести противнику потери, намного превосходящие свои, так велик, что немцы даже пехоту, которой невозможно избежать рыцарского боя, не учили его традиционным элементам, например, штыковому бою. Зимой 1941 года, предлагая отвести немецкие войска от Москвы, Гудериан жаловался Гитлеру, что немецкая пехота не способна отрыть окопы в мерзлом грунте. Так~что нет ничего удивительного, что в истребительной авиации партизанский принцип тактики достиг своего апогея, плавно переходящего в апофеоз маразма.

Ведь в основе партизанской тактики лежит не умение драться, не крепость духа, а внезапность. Но внезапность— это такое дело, которое очень легко пресекается разведкой и охранением. И тогда партизан должен начинать рыцарский бой, а он к нему не готов. Затем, а как быть, когда противник наступает? Когда партизаны на безлюдной дороге внезапно и со спины нападают на одинокого рыцаря, валят его с коня и рубят ему доспехи топорами, то это хорошо, но это лишь одна сторона дела. А когда строй рыцарей в карательной экспедиции окружает бедных партизан, то что тем делать? Со спины не нападешь — кнехты не позволят, а драться в открытом бою никто не умеет, да и нечем.

Вот летчик Пе-2 А.П.Аносов описал, как ходила в бой советская авиация где-то с 1944 года. Летят «рыцари» — истребители непосредственного прикрытия Як-3 — и «несут копье» — 27 ударных самолетов Пе-2. А сверху, в несколько эшелонов, летят «кнехты» — Ла-7. Летчики на Ла-7 не дают немецким «партизанам» напасть на «рыцарей», а тем более — на их «копье», внезапно. Если «партизаны» все же прорвутся через строй «кнехтов», то для Як-3 это будет не внезапная атака, а обычный воздушный бой, а это НАШ бой, тем более что Як-3 к нему наиболее приспособлен. Ну и куда же бедным немецким «партизанам» деваться? Из боя на пикирование выскочат, в там, в отдалении, со стороны солнца их поджидают советские «партизаны» на Ла-7, от которых хрен уйдешь, это же дело не хитрое — напасть внезапно.

Мои оппоненты мне обязательно скажут, что это оттого было так, что у немцев самолетов было мало, а у нас — много. Правильно! Но, во-первых, а какому дураку это надо — воевать в меньшинстве? Во-вторых, а кто в этом виноват? Немецким асам и в 1941 году, и на Кубани, и под Курском надо было не о своих липовых «победах» беспокоиться, а о том, чтобы Вермахт победил Красную Армию и не дал СССР построить почти 158 тысяч самолетов и подготовить летчиков. А раз немцы дали Советскому Союзу это сделать, то чего теперь жаловаться на количественное превосходство ВВС РККА? Как говорится в басне Крылова: «Ты все пела?/ Это — дело!/ Так пойди же попляши!»

Военная мысль Германии, а особенно — истребительной авиации Люфтваффе, была основана на избыточном оптимизме — на уверенности, что с кем бы война ни ве-

лась, а инициатива боев будет принадлежать только немцам. И это было очень большой ошибкой.

Поскольку когда Красная Армия начала сама наступать, то именно она создавала в месте удара численное превосходство в воздухе, и теперь силы Люфтваффе, стягиваемые сюда, таяли быстрее, чем немцы могли их нарастить. Это хорошо — зайти на пару советских истребителей со стороны солнца, — два летчика тебя могут и не заметить. А когда летит эскадрилья и двенадцать пар глаз ощупывают воздушное пространство вокруг и особенно со стороны солнца, то как тут быть? А если у них еще и самолеты, на которых они тебя, партизана, догонят, когда ты после неудачной атаки будешь удирать? По уму, надо сделать боевой разворот и начать драться с советскими летчиками, но ты же, партизан, этого не умеешь!

Для немецких асов настали трудные времена, очень трудные.

Вот ранее вы прочли, что Хартман дважды мог атаковать Покрышкина, но не стал, типа пожалел своего прославленного противника. Странно, что Хартман вообще об этом вспомнил, видно, не страдал избытком чувства юмора. Ведь не только Голубев, но и тысячи советских летчиков думали над тем, как прищучить этих хреновых немецких охотников, боящихся вступить с ними в бой. Непрерывно думал об этом и Покрышкин и имел для такого случая массу разных, как говорят, «домашних заготовок».

Покрышкин вспоминал, как однажды в 1942 году его послали на тыловой аэродром испытать трофейный «мессер», и он тщательно исследовал его летные способности. Кроме этого, он постоянно искал что-то новое.

«Однажды над аэродромом появились наши истребители конструкции Яковлева. Они летели четверками и, снижаясь на большой скорости, расходились парами в разные стороны,

— Цирк! — воскликнул кто-то из летчиков.

Дело знакомое: ребята получили новые самолеты и теперь хотели блеснуть перед нами, так сказать, произвести впечатление. Наблюдая за их «веерами», я заметил, как ведущий одной пары крутнул на горке «бочку». В авиашколе мы называли ее кадушкой. При таком медленном вращении вокруг своей оси машина опускает нос и теряет высоту. Кажется, летчик выполнил «бочку» одними элеронами и плохо скоординировал свои движения. Следовавший за ним, как при атаке, ведомый сразу проскочил над ведущим и вырвался вперед. Теперь ведущий, как бы уйдя «под мотор» своего ведомого, очутился ниже и сзади.

Когда я увидел все это, меня осенила мысль: а ведь так можно уходить из-под атаки противника!

На следующий день, возвратившись с задания, мыс Николаем Искриным, как заранее условились, набрали над аэродромом высоту. «Атакуй», — передал я покачиванием крыльев. Искрин пошел в атаку. Вот он уже на расстоянии, позволяющем открыть огонь. Я делаю замедленную «бочку» и сразу же теряю высоту и скорость. Ведомый проносится надо мной. Теперь уже я под ним. Стоит только немного поднять нос самолета — и могу стрелять.

С тех пор я стал каждый день шлифовать этот прием. Верил, что в предстоящих воздушных боях понадобится и эта находка. Надо только все хорошенько продумать и отработать каждый элемент»²³².

Действительно, случай использовать наземные наработки представился довольно быстро.

«В нашем новом строю все осмысленно, испытано в деле, мы коллективно отражали нападение «мессеров» на наших подопечных «илов». Каждый строго сохранял свое место и действовал по разработанному на земле плану боя. Но вскоре в одном из вылетов именно я оторвался от своей группы. Мы сопровождали 18 «илов». Я шел в паре с Науменко, осуществляя непосредственное прикрытие. Комоса опять не взлетел, нас осталось двое вместо четверых. На высоте четверка «мигов», ведомая Фигичевым, шла с бомбами под крыльями. После окончания штурмовки «илов» Фигичев тоже спустился со своего верхнего «этажа», чтобы сбросить бомбы. «Мессер-шмиты», напав в этот момент на нашу группу, застали нас всех в невыгодном положении: у нас не было высоты.

Науменко ринулся на пару «мессершмитов», устремившихся к «МиГам», которые беспечно пикировали на

цель. Я бросился на вторую пару, прорывающуюся к «илам». Они были совсем близко от меня. Нужно одного снять, чтобы потом успешно отбиваться от всей группы, да и захотелось добавить к недавно сбитым Ю-88 и Me-110 еще одного — Me-109. Это вдохновило меня на дерзость. Я решил преследовать и догнать «мессеров», шарахнувшихся от меня вверх.

Они пользовались излюбленным приемом — уходили в сторону солнца. Слепящий свет мешал мне видеть серые силуэты, но через несколько секунд я заметил, что быстро отстаю. Меня это удивило: Як-1 не уступал Me-109 в скорости. Вскоре я догадался, что имею дело с «мессерами» новой модификации — Me- 109F, о которых нас уже информировали.

Посмотрел вниз. Наших там уже не было. Значит, я остался один с парой грозных врагов. К тому же они находятся на солнечной стороне и имеют преимущество в высоте.

Поняв трудность своего положения, я переложил машину на крыло, чтобы уйти к своим. Но оторваться от зависнувших надо мной врагов было не так-то просто. Они быстро догоняли меня.

О помощи нечего было и думать. Приходилось рассчитывать только на себя. Развернувшись навстречу «мессерам», я решил им показать, что бежать не собираюсь и готов сразиться. Но они не приняли лобовой атаки, ушли на высоту и снова повисли надо мной, как занесенный меч.

Что делать ? У них преимущество в высоте и скорости. Подо мной земля, занятая врагом. Горючего у меня в обрез — только дойти до аэродрома. Если оно кончится или я в чем-либо допущу просчет, фашисты расстреляют меня, как мишень. Остается один выход — применить хитрость.

Еще ничего не придумав, разворачиваюсь на восток и даю полную скорость, выжимаю из своего «яка» все, что он может дать. «Мессершмиты» бросаются за мной, как две стрелы, пущенные туго натянутой тетивой лука. Вот они уже на дальности прицельного огня. Я резко перевожу самолет в пикирование. От стремительного падения машина дрожит, в ушах появляется сверлящая боль.

Приотставшие было «мессершмиты» вновь догоняют меня. Я уже чувствую их за спиной, знаю, что ведущий пары вот-вот откроет по мне огонь. И в эти секунды и вспомнил о маневре, который отработал во время полетов на «мессершмите». Если этот «крючок» подведет меня, придется расплачиваться жизнью.

Резко бросаю самолет на горку и закручиваю спираль. В глазах темно от перегрузки. В верхней точке перевожу, машину через крыло на горизонт. И тут происходит как раз то, на что я рассчитывал. «Мессершмит», обогнав меня, оказывается впереди, в каких-то пятидесяти метрах, и сам попадает в перекрестие моего прицела. Даю в упор длинную очередь из пушки и пулеметов. «Мессер» на мгновение как бы повисает в прицеле, а затем, перевернувшись, идет к земле. Рядом, чуть не задев меня, проскакивает его ведомый.

Я бросаюсь за ним, но он, видимо, не настроен драться. Что ж, это и меня вполне устраивает. Проследив за взрывом сбитого Me- 109ф, ухожу за облака и беру курс на восток, домой!»²³³

Есть сообщения, что когда в небе появлялся Покрышкин, то немцы предупреждали по радио своих летчиков, чтобы те были осторожны. Поскольку за всю войну во всем мире ни в каких ВВС такого не делалось, то возникает мысль, что эти «предупреждения» являются обычной пропагандистской выдумкой. Но Хартман, сам того не подозревая, подтверждает, что это факт — немецкое командование действительно боялось встречи своих летчиков (и в первую очередь—Хартмана) с Покрышкиным. Ведь иначе откуда Хартман знал, что он находится в небе вместе с ним? Какое бы у Хартмана ни было острое зрение, но невозможно увидеть, кто сидит в кабине самолета или хотя бы бортовой номер самолета с расстояния в несколько километров, а ведь именно на таком расстоянии выжидал ошибки своих жертв Хартман. Следовательно, его предупредили с земли, перехватив позывные Покрышкина либо получив сообщение от других немецких летчиков.

Как видим, к середине войны немцы уже и свою партизанскую тактику боялись применять, а уж о рыцарском бое

и говорить не приходится. Вот А. Сухоруков расспрашивает Голодникова о ленд-лизовских самолетах, а тот вспоминает о таком случае.

«А. С. Теперь все понятно. Николай Герасимович, вы не могли бы привести пример воздушного боя на Р-40? Такого показательного, какой бы вы на «харрикейнах» провести бы не смогли.

И. Г. Могу. Этот бой произошел примерно в то время, когда мы окончательно перевооружились на Р-40, «хар-рикейнов» в полку уже не осталось. Мы четверкой «тома-хауков» вступили в бой с шестеркой Bf- 109F. Мы сбили троих, не потеряв ни одного своего.

Тут мы применили правильную тактику, и самолеты не подкачали. Дело было так. Мы шли на высоте 3-4 тысячи, а немцы, на Bf-109F, были метров на 500 ниже. Мы атаковали внезапно, со стороны солнца, на хорошей скорости, они нас не видели. Мы сразу сбили двоих. Осталось их четверо. Они здорово подрастерялись, рассыпались на пары и попытались навязать нам бой на вертикалях, рассчитывая на превосходство «мессера» в этом маневре.

Мы тоже разделились. И пошел бой «пара против пары», ну это же наш бой! Мы сразу же сбили третьего, поскольку в маневренном бою мы оказались явно сильнее: на горизонталях Р-40 превосходил «мессер» и на вертикали не уступал (запас скорости у нас был хороший). Тут они совсем упали духом — врассыпную, форсаж — и на крутом пикировании оторвались»²³.

Заметьте, что Голодников даже несколько удивляется, что немцы рискнули на рыцарский бой, — ведь это НАШ бой! Но Голодников даже не показатель — его и в училище достаточно учили, и летал он в полку у Сафонова. А вот гауптман И. Вендель (75 побед) соблазнился тем, что младший лейтенант Зайцев как-то неуверенно летит, и решился на рыцарский бой с ним. И что в итоге? После 20 минут боя капитана Венделя похоронили, а младший лейтенант одержал свою первую победу. Это НАШ бой!

В 1941 -1942 г. советские летчики отчаянно дрались и этим не только быстро снижали число пилотов Люфтваффе, не только давали подготовить в тылу тысячи новых советских летчиков, не только давали промышленности запустить в серию скоростные самолеты, но и непрерывно совершенствовали рыцарскую тактику боя, и этот бой все больше и больше становился НАШИМ. А немцы отчаянно пытались усовершенствовать свои партизанские приемы, хотя в воздухе для них уже не оставалось места.

То, что партизанская тактика в войне с СССР себя изживает, уже поняли и на земле. Немецкая фирма Хеншель получила задание на создание сверхтяжелого танка с броней 100 мм и пушкой калибра 105 мм еще в 1938 году. Но ее никто не торопил — зачем? Ведь партизанская тактика немцев прекрасно получалась и в войне с Польшей, и в войне с Францией, и в войне в Африке. Кому нужен этот медленный и неповоротливый танк, предназначенный сугубо для открытого боя, а не для партизанского налета? Но на Восточном фронте немцев очень быстро клюнул в темечко жареный петух. И вот уже в мае 1942 года фюрер толкает в спины фирмы Хеншеля и Порше, и тяжелый танк T-VI немцы построили раньше, чем средний танкТ-V А куда денешься? Красная Армия наработала много разных противоядий против лихих партизан Гудериана, и тем все чаще и чаще приходилось иметь дело с мощной противотанковой обороной, а не со стремительным преследованием отступающих русских.

Но Люфтваффе Геринга застыло в косной тупости, как обезьяна, засунувшая лапу в бутылку, схватившая там орех, но теперь не способная вынуть ее из бутылки. Соблазн малых потерь при партизанской тактике боя так велик, что немцы, выдающиеся мастера в области самолетостроения, до конца войны и не пытались построить истребитель для рыцарского боя. Они тупо наращивали скорость своих истребителей и количество пушечных стволов на них, а поскольку это дело не такое уж и хитрое, то ни советские конструкторы, ни конструкторы союзников от них в этом деле не отставали. В результате на каждую новую модификацию Me-109 антифашистская коалиция немедленно и даже загодя реагировала своими Як-3 или «Мустангами», а на каждую модификацию ФВ-190 — своими Ла-7 или «Лайтнингами».

И совершенно понятно, почему и летчик-штурмовик Рябушко, и летчик-пикировщик Пунев чуть ли не одними и теми же словами заявляют, что немецкие истребители были страшны в первой половине войны, а во второй половине войны наши ударные самолеты несли потери в основном от зенитной артиллерии немцев. Рябушко, начавший бои в декабре 1942 года, оценивает, что едва ли в каждом десятом из его 111 боевых вылетов к ним прорывались немецкие истребители. А ведь против его полка действовали «зеленыежопы» — самая результативная 54-я истребительная эскадра Люфтваффе.

* * *

Та нерешительность, которую все наши летчики отмечают у немецких истребителей с конца 1943 года, объясняется не тем, что у немцев были выбиты опытные летчики и появилось много молодых (Хартман ведь тоже был молодым), а тем, что мы и союзники перестали давать немцам преимущество численного перевеса, и немецкая тактика воздушного боя перестала работать. Немцы все меньше и меньше находили возможностей для внезапной атаки, а по-другому они воевать не умели, оттого и казались нерешительными.

Наши отцы и деды сломали немцев в воздухе, и немцы сдохли, так и не решившись на рыцарский бой.

И возникает вопрос — почему?

 

Глава 10.

Пропаганда как «бритва обоюдоострая»

Почему они не защищали Родину?

Когда Красная Армия начала подходить к границам Германии, немецкие асы истребительной авиации должны были ужесточить борьбу в воздухе хотя бы так, как это делали сухопутные силы Германии. Помимо потребности защитить свои дома, своих близких, у немцев были и другие основания сражаться. Немцы ведь нация цивилизованная, соответственно немецкая армия и вела себя на оккупированных территориях СССР как цивилизованная. Я мог бы привести много примеров из разных источников, но приведу всего два и только из воспоминаний наших летчиков, которые я прочел перед написанием этой книги. Вот летчик-разведчик, а в конце войны — штурмовик, Я.И. Борейко вспоминает, как ему в 1943 году разрешили съездить в отпуск, чтобы повидать родителей, накануне освобожденных нашими войсками из оккупации:

«Я был рад, что родители живы, что с большими трудностями, в условиях голода пережили оккупацию. Много рассказывали о зверствах фашистских поработителей. Досталось и моему семилетнему племяннику, который, будучи голодным, подошел к немецкой солдатской кухне, попросил поесть. Повар подозвал его поближе и вместо куска хлеба насыпал раскаленных углей за шиворот. Эта отметина осталась у него на всю жизнь»²³*. А вот вспомнил другой летчик-штурмовик, Герой Советского Союза А. А. Баршт: «Когда я в первый раз оказался на освобожденной от немцев территории (это было село Старозабо-рье около города Малоярославец Брянской области), нас поселили в хату, в которой жил дед с молодой женщиной. Она сошла с ума. К ним во время оккупации пришел немец выгонять на работу; она ему говорит: «Я не могу — у меня грудной ребенок». А он: «Да, я понимаю. Но мы сейчас эту проблему решим». Берет ребенка за ножки — и с размаху о печку! «Все, теперь можете идти на работу».

Должны же были немцы понимать, что во вступивших в Германию войсках Красной Армии очень мало ценителей такого тонкого западного юмора? И должно же было это понимание заставить их драться на границах Рейха? Должно было, но немецких асов — не заставило! Они просто приложили все силы, чтобы удрать в плен к американцам. К примеру, 54-я истребительная эскадра немцев была прижата к морю в окруженной в Курляндии (запад Латвии)

немецкой группировке. И хотя сама эта группировка вела отчаянные бои с советскими войсками аж до 16 мая 1945 года²³⁵, асы 54-й эскадры с конца зимы практически перестали летать, мотивируя это отсутствием самолетов и бензина, но 8 мая, еще до официального подписания Акта о капитуляции Германии, у них нашлись и самолеты, и бензин — они дружно удрали из Латвии чуть ли не за 1,5 тысячи километров на аэродромы, занятые американцами.

(Правда, американцы — это ведь тоже народ цивилизованный. И поэтому немудрено, что австрийский исследователь вопросов содержания военнопленных в лагерях СССР вынужден в примечании к своей работе коснуться и такой проблемы: «В связи с этим следует упомянуть дискуссию о «потерянном миллионе» немецких военнопленных. Джеймс Бак (James Bacque) и другие авторы полагают, что они погибли в американском и французском заключении, прежде всего в лагерях «Рейнвизен» (лагерях, находившихся на берегах Рейна»²³⁶.)

Я уже писал, что когда война на Дальнем Востоке приняла крутой для Японии оборот — когда на карту была поставлена свобода и независимость самой Японии, то тысячи японских летчиков выразили желание стать камикадзе. Конечно, никто не ожидал, что немцы своей жизнью станут защищать Германию, когда война для нее приняла тот же оборот, что и для Японии. Но ведь открытый воздушный бой — это еще не верная смерть, как у камикадзе, почему же немцы не решились на него даже тогда, когда Красная Армия вошла собственно в Германию?

И ведь у них был пример, как поступить — наш пример.

В Военно-воздушных силах Красной Армии в годы Великой Отечественной войны, повторю, отчаявшись достать немцев бортовым оружием или расстреляв боеприпасы, совершили таран 561 летчик-истребитель, из них 33 человека сделали это дважды, Герой Советского Союза лейтенант А.С. Хлобыстов — трижды, Герой Советского Союза лейтенант Б.И. Ковзан — четырежды. Таран также совершили 19 экипажей штурмовиков и 18 — бомбардировщиков. Среди этих храбрецов были люди, занимавшие должности от рядового летчика до заместителя командующего Воздушной армией и имевшие воинские звания от сержанта до полковника (см. табл.). Из них 233 благополучно посадили свои поврежденные машины, 176 спаслись, воспользовавшись парашютом, 216 погибли и 11 пропали без вести. Немцы же при этом потеряли 272 бомбардировщика, 312 истребителей, 48 разведчиков и 3 транспортных самолета. Еще один истребитель, уже японский, тараном уничтожил лейтенант А.Е. Голтвенко в августе 1945 года во время кратковременной войны с Японией. (Надо думать, этот таран имел символическое значение: «Не надо нам камикадзе — мы сами камикадзе».)

Совершили таран	Количество летчиков
	С 22 июня 1941г.по конец 1943 г.	Сначала 1944 г. и война с Японией	Всего за войну
полковник	1	-	1
подполковник	2	3	5
майор	13	6	19
батальонный комиссар	6	—	6
капитан	59	14	73
старший политрук	5	-	5
старший лейтенант	106	18	124
лейтенант	138	19	157
политрук	1	-	1
младший лейтенант	158	26	184
старшина	10	-	10
старший сержант	19	■	19
сержант	32	т	32

 

Надо сказать, что во второй половине войны тараны уже не приветствовались, и по этому поводу командующий ВВС подписал 23 сентября 1944 года соответствующий приказ, а Военный совет дал следующие указания: «Разъяснить всему летному составу ВВС КА, что наши истребители имеют отличное мощное современное вооружение и превосходят в летно-тактических данных все существующие типы немецких истребителей... Применение «тарана» в воздушном бою с самолетами противника, имеющими более низкие летные качества, нецелесообразно, поэтому «таран» надо применять только в исключительных случаях, как крайнюю меру».

Но, как видите, и как крайняя мера таран использовался достаточно энергично даже в победный период²³⁷.

А как обстояло дело у немцев? Да, командование Люфтваффе оценило опыт ВВС РККА в тяжелое для СССР вре-_мя и построило специальные самолеты «FW- 190A-8/R-8 «Таран». Они были оснащены двумя 30-мм пушками МК 108 в консолях крыла, двумя 20-мм пушками MG 151/20 в корневой части крыла и двумя 12,7-мм пулеметами, установленными под капотом двигателя. Такое вооружение имело огромную мощь. Для защиты самолетов была установлена дополнительная броня на двигатель, кабину пилота и пушечные магазины. Панели из пуленепробиваемого стекла защищали фонарь кабины»⁵⁹. Немецкие летчики-истребители должны были на этих самолетах врываться в строй американских бомбардировщиков и, если сбить их не получалось, то таранить. Хорошо защищенная кабина позволяла летчику остаться в живых. Самолеты «Таран» построили, Штурмгруппу создали, но немцы и на этих самолетах ни единого тарана не исполнили.

69 летчиков этой «Штурмгруппы» даже клятву дали: «Мы клянемся защищать небо Рейха в соответствии с принципами Штурмгруппы. Мы знаем, что, будучи летчиками Штурмгруппы, должны особым образом оборонять от врага народ Фатерлянда.

Мы осознаем, что в каждом вылете будем контактировать с четырехмоторными бомбардировщиками. Мы будем атаковать с кратчайших дистанций, а в случае неудачной атаки — таранить врага»²³⁹. Но никаких сведений о том, что кто-тс из них совершил таран, нет. Вернее, у командира одной из эскадрилий этой группы обер-лейте-нанта В. Гертца не раскрылся парашют, вот про него и сложили легенду, что он якобы перед этим совершил таран. Есть даже фото «Летающей крепости» в строю, сделанное с другой «Летающей крепости», на этом фото видно, что летящий как ни в чем не бывало самолет имеет в задней части фюзеляжа длинную царапину²⁴⁰. Считается, что это след от тарана 5-тонным ФВ-190. И все.

Вообще немецкие летчики-истребители в своей массе очень странно защищали небо Германии, так защищали, что американцы с англичанами буквально выбомбили целые города и районы. И просто удивительно, какую изобретательность и находчивость проявляли немецкие летчики-истребители, чтобы не атаковать строй бомбардировщиков. И пушки на истребители ставили специальные, чтобы они издалека стреляли вверх — в брюхо «бомберам», и батареи стреляющих вверх реактивных снарядов, и мощные ракеты, запускаемые по строю в надежде, что авось какая-нибудь взорвется недалеко от «бомбера». Упомянутый мною Кноке придумал бросать с истребителя сверху на строй бомбардировщиков специальную бомбу с дистанционным взрывателем.

Мысль в целом здравая, но вопрос: а зачем бомбу бросать с истребителя? Почему бы над строем англо-американских бомбардировщиков не завести авиагруппу или даже эскадру немецких скоростных бомбардировщиков Ю-88? Ведь они могут взять не одну бомбу весом 200 кг, как Me-109 Кноке, а десять таких бомб. На Ю-88 есгь штурман, устанавливались радары, т.е. можно было оченьточ-но отбомбиться по «бомберам» союзников и действительно нанести им ущерб. Но немецкие Ю-88 будут атакованы британскими и американскими истребителями сопровождения, следовательно, Кноке надо будет принять рыцарский бой по защите своих бомбардировщиков. А оно немецким летчикам-истребителям надо? Куда проще залететь с бомбой над строем, сбросить ее, и попал не попал, а задание выполнил.

Аналогия

Апологеты немецких асов могут мне сказать, что строй англо-американских бомбардировщиков вообще невозможно было атаковать истребителями, что это задача изначально нерешаемая, и в 1945 году защитить небо Германии от налетов союзной авиации никто не смог бы. Но у меня есть очень корректный пример для сравнения.

Через шесть лет после окончания Второй мировой войны американцы точно такими же строями бомбарди-

ровщиков летали бомбить Северную Корею, и условия для борьбы с ними были гораздо худшими, чем в Германии в 1945 году. Если Германию бомбили «Летающие крепости» В-17, то Корею «Летающие суперкрепости» В-29, а последние имели не только более совершенное радиолокационное оборудование и автоматику наведения бортового оружия, но и гораздо более высокую скорость. Мне могут сказать, что в Корее В-29 встречали наши реактивные МиГ-15, это так, но и у немцев с 1944 года на вооружение поставлялись реактивные Me-163 и Ме-262, причем последние (по немецкой традиции) имели более мощное, нежели у МиГ-15 вооружение: вес секундного залпа Ме-262 составлял 13,2 кг, а вес секундного залпа МиГ-15— 10,5 кг²⁴¹. И немецкая промышленность до марта 1945 года поставила в войска 832 самолета Ме-262²⁴². Но зато в Германии американские бомбардировщики охранялись только поршневыми «Мустангами» и «Лайтнингами», а в Корее В-29 охранялись американскими реактивными истребителями-бомбардировщиками F-84 «Тандерджет», американскими реактивными истребителями F-86 «Сейбр» и британскими реактивными истребителями Мк.8 «Метеор». То есть для наших истребителей МиГ-15 обстановка в Корее была гораздо более тяжелая, нежели для летчиков-истребителей Люфтваффе в Германии.

Теперь давайте рассмотрим тактику советских истребителей — какие способы они применяли, чтобы воспрепятствовать американцам «вбомбить Корею в каменный век». Сначала об этом расскажет П.С. Милаушкин. (Летное училище окончил в 1939 году, в войну был инструктором, в 1949 году переведен в 176-й ГИАП и вместе с ним попал в Корею. В Корее из всех американских самолетов, сбитых капитаном Милаушкиным, 11 упали на территории Северной Кореи и записаны ему на личный счет.)

«Большой бой был 9 апреля 1951 года, когда нашему полку пришлось отражать большие силы бомбардировщиков В-29 в боевых порядках звеньев поЗ-4 самолета Друг за другом «кишкой» всего не менее 80 самолетов. Эта «змея» охранялась «Тандерджетами» с обеих сторон и на высоте 8000 м направлялась бомбить плотину, ГЭС,

аэродром Сингисю(Синыйджу). За ней шла вторая волна _из примерно 70 бомбардировщиков. Мы взлетели всем полком, построились в боевой порядок эскадрилий с разницей в высоте 800—1000 м, обнаружили противника. Слышим команду Вишнякова: он с 1-йАЭ атакует головных, 2-я АЭ — середину «кишки», а 3-я АЭ — хвост. В бой с охранением — «крестами», F-84 — не вступать.

И вот со стороны солнца три эскадрильи пошли в ата -ку. Целей хватало всем. Сима Субботин пошел на ведущего, а я на правого ведомого В-29. Первая атака была настолько для них неожиданной, что стрелки не успели открыть оборонительный огонь, а у них огневых точек до 12 штук. Пушки моего самолета работали безотказно. Вспышки разрывов были видны на фюзеляже и плоскостях, но сказать, чтобы он загорелся или разваливался, — этого не было. Мы очень быстро их проскакивали — скорость была вдвое больше. Я услышал команду Симы: «Выхожу вправо, смотри». Я ему кричу в ответ: «Смотри, столкнешься с «крестом»! — самолеты сбились в плотный клубок. «Кресты» — «тандерджеты» — нас не атаковали, но по другим товарищам они вели огонь. Причина одна: неожиданная одновременная атака всей колонны, которая сразу распалась, и «кресты» хаотично заметались.

Вторую атаку выполняли подругой тройке В-29. Когда вышли на дистанцию открытия огня, я увидел множество вспыхивающих «лампочек» — все пространство задней полусферы «крепостей» было закрыто сплошным заградительным огнем. Открыть огонь не успел, т.к. услышал команду С. Субботина: «Выходим влево!», а терять из виду ведущего нельзя. Выполняя маневр, получил команду: «Атакуем!» Вижу: внизу справа пара «крепостей» (одного в тройке почему-то не было). Ведущий бьет по правому самолету, ая- полевому. Он был ближе ко мне, и дистанция так быстро сокращалась, что палец непроизвольно нажал кнопку воздушных тормозов. В прицеле отчетливо видны детали самолета В-29. Огонь стрелков был слабый. Нажал гашетку, мои снаряды начали рваться на правой плоскости и моторах. Чтобы с ним не столкнуться, я резко Ушел вниз и вправо, о чем передал ведущему, но ответа

не было. В эфире стоял сплошной гвалт и мат. Издалека услышал голос командира полка Вишнякова С. Ф.: «Сбор над «сосиской», высота девять тысяч». «Сосиска» — это небольшой полуостров с характерными очертаниями. Хороший ориентир. «Земля» скомандовала: «Всем — трава», —посадка. Снарядов у моей большой пушки не было — кончились во время второго захода. А в малых снаряды еще оставались.

На подходе к аэродрому появились наши самолеты с разных направлений, но на одной высоте — суета! Обрадовался позывному своего ведущего — он жив. Потерять ведущего — беда для ведомого (подумают все, что погнался за легкой добычей, а ведущего бросил). Но он не обиделся, ведь обстановка была сложная — я пошел вниз, а он вверх. После посадки нас радостно встречали техники, оружейники, механики, мотористы. Весь бой они видели с земли, это было раннее утро, ясно. Видели, как падали с горящими дымными шлейфами и удирали на восток хваленые «крепости» вместе со «сверхкрепостями». Видели, как непосредственное боевое охранение — «тандерджеты» — шарахались от нас в стороны, уступая дорогу к бомбардировщикам. А мы «крестов» не трогали, и очень правильно.

Позже нам сообщили, что истребители F-86 «Сейбры» навстречу с бомбардировщиками опоздали, они должны были прикрывать их сверху. Опоздали на очень немного, но этого времени нам хватило. Если бы «Сейбры» успели, нам пришлось бы туго, так как при выходах из атак они ловили бы нас, и мы бы многих недосчитались. Задача нами была выполнена, многие летчики записали на свой счет сбитые. Мне пришлось сбить два самолета В-29. Потерь в полку не было, но царапин много, в том числе и у моего ведущего.

Сказать сразу, что сбил самолет, летчик не может. Когда на земле встречали нас и спрашивали: «Командир, сбил?» — мы отвечали, что стрелял, вел огонь. А дальше проявляют пленку, опрашивают свидетелей и ищут обломки сбитого самолета. Очень часто выезжал в Северную Корею наш А. Пилькевич, который опрашивал население

и находил обломки. Выл такой момент, когда мы со Степой Кириченко, моим ведомым (я уже стал командиром 4-го звена), вели бой с двумя парами «Сейбров». Вот пара атаковала Степу, его положение критическое, кричу по радио: «Степа, влево резко на меня!» — молодец, он быстро среагировал, а я открыл заградительный огонь по этой паре. Американцы, ведомый и ведущий, оба прошли сквозь трассы моих пушек. Видны попадания и на пленке ФКП*, но падения на землю никто не видел. Позже, благодаря Пилькевичу Аркадию, которому рассказали, что самолет упал в водохранилище, китайские добровольцы вытащили часть обломков из воды и мне записали результативную атаку. Порой в таких ситуациях самолет нам не засчитывали, особенно когда он падал в море. Но главное для нас было — выполнить поставленную задачу и избежать потерь своих летчиков.

На земле мы обязательно отрабатывали все полеты «на руках» или «пешим по летному» — это руки-крылья, ходим друг за другом парами, высоту изображаем приседанием.

12 апреля 1951 года. Этот бой стал последним для многих «крепостей». Ранним утром весь полк посадили в кабины с готовностью № 1. По радио слышим обстановку: идут несколько колонн бомбардировщиков В-29 откуда-то с Японских островов. Их встретили и сопровождали «тандерджеты» непосредственного прикрытия. Надо всей этой армадой патрулировали три группы истребителей «Сейбр». Хуже всего сидеть в бездействии в кабине на земле. Наконец нас подняли в воздух. Задача 1-йАЭ(это нам): связать «сейбров» боем и оторвать их от колонны В-29. Остальным — задача атаковать «бомберов», не ввязываясь в драку с «крестами». Встреча произошла в лобовую, как только поравнялись — сразу маневр, разворот. Бой разбился на мелкие группы. Ведомым у меня был Боря Образцов, пару он держал отлично и после разворота я увидел, что ему ближе стрелять по противнику. Даю команду: «Боря, справа атакуй, я прикрою». У Образцова была великолепная реакция, атака получилась очень хорошей. Выходя из нее с левым разворотом, я видел, что самолет противника не управляется. В это время меня ата -ковала пара «сейбров», но трасса прошла справа. Передаю Боре по радио: «Из разворота не выходи — «косая петля». После двух петель противник отстал. В это время мы увидели внизу справа четыре В-29, которые шли ромбом. Я атакую левого, а Боря заднего. Бомбардировщики сильно отстреливались (на земле мы обнаружили много пробоин в своих,самолетах). Перешли на правую сторону — ромб противника рассеялся, остался ведущий и правый ведомый. Начали атаковать эту пару. Скорости были разные. В прицеле быстро увеличивался силуэт самолета. Открыл огонь. В большой пушке было мало снарядов. Она быстро замолчала, малые работали. Вышли вправо, но за Борей потянулся «тандерджет». Неприцельно я открыл огонь. Он отстал, но и у меня кончились снаряды. Кричу Боре: «Орехов нет, атакуй, прикрываю!» Он пошел на одиночный бомбардировщик и расстрелял ему левый двигатель. «Крепость» стала крениться влево. Атаковали еще одну пару, но вскоре и у Бори кончился боезапас. Команды выйти из боя не было. Надо было имитировать атаку. Вскоре оказались под огнем сами. Когда оглянулся, сзади по мне стреляла пара «сейбров» — огненные кольца вокруг воздухозаборников. Дал команду: «За мной!» и рванул машину вверх с правым разворотом. И после нескольких косых петель преследователи отстали. На приборной доске загорелась красная лампочка, говоря о том, что горючего осталось триста литров. Пошли на аэродром, постоянно оглядываясь, так как американцы применяли немецкую тактику—добивать возвращающиеся почти без горючего и боезапаса истребители, заставая врасплох уставшего и расслабившегося летчика. После посадки у меня кончилось горючее на рулежке, а у Бори — еще на выравнивании. Но все обошлось. В этот день были еще вылеты, но боев не было, так как, когда мы поднимались, противник разворачивался назад. В конце дня все молчали и только после ужина и боевых ста граммов разговорились, оттаяли немножко.

Корейцы говорили об этом воздушном бое, что было много парашютов и горящих самолетов. Некоторые бомбардировщики упали в море, некоторые разбились при посадке на свои аэродромы, а во многих самолетах из 12 человек экипажа в живых оставалось три-четыре. Больше днем В-29 не летали. Ночью бомбили аэродром, наш Сингисю, в полосу попало около семисот бомб. Но самолеты уцелели, так как были спрятаны в капониры»²⁴³.

Вторым о тактике советских истребителей в Корее расскажет Герой Советского Союза ГА. Лобов. В Корее генерал-майор Лобов командовал советским 64-м истребительным авиакорпусом и совершил там 15 боевых вылетов, из сбитых им американских самолетов 4 упали на территории Северной Кореи и добавлены к 8 немецким самолетам, сбитым им в Великую Отечественную. Из рассказа генерала я опустил подробности того, как штаб 64-го авиакорпуса вел разведку и вычислял американские налеты. А о тактике советских истребителей Георгий Агеевич сообщил следующее, начав несколько издалека.

«Журнал «Ньюсуик» писал: «Потери — 100 процентов. Это были потери, понесенные бомбардировщиками В-29 в «черный вторник», когда 8 бомбардировщиков совершили налет в сопровождении 90 истребителей...» В сборнике «Военно-воздушные силы США» читаем: «Против бомбардировщиков В-29, совершавших налеты в дневное время, из-за реки Ялуцзян устремлялось к югу до 200 истребителей. Потери были очень тяжелыми: было сбито 5 бомбардировщиков В-29,8 других получили в бою серьезные повреждения; 55 членов экипажей были убиты или пропали без вести и 12 ранены». Но чтобы как-то сгладить негативное впечатление от вынужденного признания, авторы замечают, что «ни в одном налете бомбардировщики не отклонились от своих целей из-за ожесточенной противовоздушной обороны».

Американцы в налете применили 21 самолет В-29 и для их обеспечения около 200 истребителей различных типов. Мы располагали на аэродромах Аньдун и Мяогоу всего 56 МиГ-15. 12 машин было оставлено в резерве на

случай прорыва противника к переправам и для прикрытия аэродромов, а 44 введено в этот воздушный бой.

Учитывая опоздание с выходом заслона F-86 и неудачное построение непосредственного прикрытия, никаких специальных групп для связывания боем истребителей противника нами не выделялось. Все «МиГи» были нацелены на удар только по бомбардировщикам. Решили также действовать не крупными группами, а одновременно большим количеством пар, предоставив им самостоятельность. Их усилия координировались лишь фактическими целями: В-29. Это позволило нашим истребителям развивать максимальную скорость, действовать каждой паре инициативно, свободно маневрировать.

Противника удалось перехватить на подходах к На-мси. Пока заслон F-86 разыскивал наших у реки Ялуцзян, судьба боя и участь В-29 были решены. 22 пары «МиГов», стремительно пикируя через строй истребителей непосредственного прикрытия на скорости около 1000 км/ч, атаковали бомбардировщиков. 132 скорострельные авиа -ционные пушки били по врагу. Истребители F-84 и F-86 прикрытия, сами находившиеся под угрозой уничтожения, поскольку «МиГи» пронизывали их боевые порядки, в панике отворачивали в стороны. Четыре машины, зазевавшиеся с маневром, были тут же сбиты.

Первая же атака «МиГов» оказалась сокрушительной. В-29 еще до подхода к цели, теряя горящие и падающие машины, быстро отвернули к спасительному для них морю.

Поскольку маршрут «крепостей» пролегал всего в 20— 30 км от береговой линии, за которой действовать нам было запрещено, части бомбардировщиков удалось уйти. По свидетельству штурмана одного из В-29, участвовавшего в этом налете и попавшего позднее в плен, на всех уцелевших от атак «МиГов» в «черный вторник» бомбардировщиках были убитые и раненые. Как здесь не вспомнить еще раз заявление американцев, что «ни в одном налете бомбардировщики не отклонились от своих целей из-за ожесточенной противовоздушной обороны».

На аэродром Намси в этом налете не упало ни одной бомбы. Американцы не «отклонились», а в панике бежали,

если можно применить это слово к громадным четырехмоторным стратегическим бомбардировщикам. Кстати, в этом бою был сбит и разведчик, которому надлежало подтвердить фотоконтролем результаты бомбометания по аэродрому. Чисто количественные итоги боя выглядели так: по нашим данным, противник потерял 12 В-29 и 4F-84. Многие самолеты получили повреждения. Мы потеряли один МиГ-15 в бою с F-86 уже над территорией КНР, границу которой «сейбры» нарушили.

Результаты «черного вторника» потрясли командование ВВС США и вызвали тревогу у высшего руководства американских вооруженных сил. Для расследования причин столь тяжелого поражения и принятия мер из США в Корею срочно прибыли высокопоставленные эмиссары. Три дня вообще ни один американский самолет не появлялся в зоне действия «МиГов». Примерно через месяц противник решил, видимо, сделать контрольную проверку своих выводов о возможности применения В-29 днем в зонах, где они могли встретиться с «МиГами». 16 наших истребителей перехватили 3 самолета В-29, прикрываемые несколькими десятками F-86 на подходе к переправам у Анею. Все бомбардировщики были сбиты. У нас потерь не было»²⁴⁴.

Вот так, всего после нескольких боев, оставив на территории Северной Кореи обломки 69 самолетов В-29²⁴⁵, американцы сначала отказались от полетов в дневное время (на МиГ-15 не было радиолокационного оборудования для боев ночью), а после Корейской войны сняли их с вооружения. А ведь В-29 и десяти лет не простояли в строю.

Отметим особенность тактики советских истребителей. Во-первых, полное игнорирование американских истребителей как целей. Удар наносился только по В-29 и даже в том бою, где пара Милаушкина обязана была связать боем «сейбры» и «тандерджеты», она при первой же возможности отстрелялась по «суперкрепостям». Во-вторых, одновременный удар всеми силами по «бомберам», что полностью лишало их возможности сосредотачивать огонь бортового оружия нескольких В-29 по одному истребителю. И, само собой, никакой партизанщины, удар внезапный, но он совершенно открытый, и начавшаяся драка велась до тех пор, пока американские «бомберы» не свернут с курса, велась и тогда, когда у советских истребителей кончались боеприпасы.

Немецкие асы в небе Рейха

Мы видим, что в Корее советские летчики достаточно скромными силами срывали налеты американских бомбардировочных соединений и даже заставили их отказаться от применения В-29 в дневное время. А немецкие летчики-истребители за всю войну всего один раз заставили наших союзников отказаться отудара по намеченной цели: 8 марта 1943 года 16 американских бомбовозов В-17 пытались отбомбить Роэм. Их встретили две авиагруппы 26-й истребительной эскадры, т.е. около 80 немецких истребителей. Были сбиты два американских бомбардировщика, а остальные, сбросив бомбы, повернули обратно, не долетев до цели²⁴⁶. Повторить этот успех немцам за всю войну не удалось, надо думать, потому, что американцы перестали летать такими маленькими группами.

В августе 1939 года Геринг гордо говорил: «Рожденные в духе немецких летчиков Первой мировой войны, вдохновленные верой в нашего Фюрера и главнокомандующего, Люфтваффе сегодня готовы выполнить любой приказ Фюрера с молниеносной быстротой и невообразимой мощью»²⁴⁷.

А в конце 1943 года, после того как американцы отбомбили Франкфурт-на-Майне, а в воздухе не появился ни один немецкий истребитель, Геринг подготовил приказ:

«1. В природе не существует погодных условий, которые могут помешать взлету истребителей!

2. Каждый летчик-истребитель, совершивший посадку на исправном самолете и не добившийся результата в воздушном бою, будет предан суду военного трибунала!

3. Если на самолете закончился боекомплект или отказало оружие, летчик обязан таранить бомбардировщик противника!»

Приказ опротестовал генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх, считавший, что морально летчики могут быть просто раздавлены его содержанием.

Геринг ответил Мильху: «От них (летчиков) требуется открывать огонь с дистанции 400, а не 1000 метров. Они должны сбивать ежедневно 80, а не 20 бомбардировщиков».

Такая реакция командующего Люфтваффе стала горчайшей пилюлей, которую пришлось проглотить летчикам истребительных групп.

Геринг продолжал тему во время предпринятой в конце октября инспекционной поездки на западные аэродромы. В его речах сквозили плохо скрытые угрозы: «Я не хочу выделять какие-то отдельные группы или штаффе-ли_: но я хочу, чтобы вы знали: я не потерплю трусов в моих Люфтваффе... Я искореню их!»²⁴⁶.

Поздно, это когда один из десяти трус, то его можно расстрелять в назидание другим, а когда никто не атакует врага, то что же ты сделаешь? Кстати о погоде.

Есть такой толи анекдот, то ли присказка. Если человек свалился с десятого этажа, но не разбился, то это случайность. Если этот же человек во второй раз упал с десятого этажа, но не разбился, то это совпадение. Но если он и в третий раз упал с десятого этажа, но не разбился, то это уже привычка. Вот давайте рассмотрим некоторые привычки немецких асов истребительной авиации. Читаю уТоливера и Констебля:

«В январе 1944-го Эрих посетил свою мать, жившую недалеко отЮтеборга. В этот период ПВО рейха страдал скорее от нехватки пилотов, чем нехватки самолетов. Он

сел на базу истребительной авиации возле Ютеборга, когда погода ухудшилась. Эриху было всего 22 года, но его поразила молодость пилотов, базировавшихся на этом аэродроме. Ему не нравилась молодость пилотов, приходивших в его эскадрилью на Восточном фронте, но эти пилоты вообще выглядели старшеклассниками.

Когда он вернулся после визита к матери, то обнаружил, что его эскадрилья была отправлена в полет в скверную погоду. Ветер поднялся за несколько часов до того, как он сам сел на аэродроме. Задачей летчиков был пе-рехв'ат американских бомбардировщиков. Ограниченная тренировка и еще более скромный опыт привели к тому, что 10 молодых пилотов разбились, даже не встретив американские самолеты». После этого текста возникает пара вопросов. Во-первых, американские бомбардировщики — это не голубиная стайка, они летали строями до тысячи машин. Как это немецкие летчики, ведомые опытными командирами и наводимые на цель с земли, их не нашли?! Во-вторых, эти молодые летчики, как и Хартман, совершили в училище несколько сот взлетов и посадок, и все было нормально, а тут при посадке при ясной погоде с небольшим ветерком сразу 10 человек разбили свои самолеты? Ну ладно, будем считать этот факт случайностью.

Еще читаю: «12 августа 330 самолетов бомбили объекты, расположенные в западной части Германии. В отражении налета приняли участие самолеты десяти истребительных групп Люфтваффе. Летчики доложили о 37 сбитых бомбардировщиках, на самом деле 8-я воздушная армия недосчиталась 25 «крепостей». Тяжелые бомбардировщики сопровождали «тандерболты», их летчики сбили в общем-то небольшое количество немецких самолетов — четыре, однако потери ягдгешвадеров оказались гораздо более существенными. ТакН./JG-1 потеряла в бою один истребитель, но шесть самолетов разбились при посадке, а еще шесть получили серьезные повреждения (также на посадке)»²⁵⁰.

А это как понять? Ведь это не молодые, это опытные летчики! И каждый третий пилот группы разбивает свою машину при посадке?! Ну хорошо, запишем это в.совпадения.

А вот А. П. Аносов делится своим впечатлением от истребителя Me-109:

«Могу сказать тебе прямо — у немцев были оченьхоро-шие истребители. На «мессере» я даже слетал разок, правда, уже после войны. Мы тогда перегоняли свои самолеты «на базовое хранение». И как-то приземлились в Балтийске, на аэродроме Хайлигенбель. Аэродром немецкий, с большущими ангарами и двумя бетонными ВПП. Отличный аэродром. Так вот выкатывают новехонький «мессер», и командир нашей авиадивизии спрашивает: «Ну, кто хочет полетать?» У нас все «бомберы», а я-то с истребителей пришел. Все ж это знают и начали: «Саня, ну давай, попробуй!» Я поколебался-поколебался и говорю: «Только техника мне дайте, чтоб он мне кабину объяснил. Техник мне все приборы показал (ничего сложного), и я полетел.

Что могу сказать? На взлете — змея, а не истребитель. Мотор мощный, колея шасси узкая. Чуть упустишь — он сразу в сторону. Настолько сильный момент вращения у него был. Я сделал один круг, оценил управляемость — очень хорошо. На малейшее движение рулей реагировал моментально. А на посадке проще простого, как По-2. Невероятно прост в посадке.

А. С. Странно, немецкие летчики, наоборот, пишут, что посадка на Bf-109 очень сложна из-за узкой колеи шасси.

А.А. Все правильно, шасси не только узкое, но и слабовато было (даже на глаз). Такие тоненькие стоечки. Но при посадке эти недостатки шасси должны проявляться только на полевых, грунтовых полосах. А на бетон — очень просто, я же говорю, как на По-2.

А.С. Знаете, в мемуарной немецкой литературе описан случай, когда немецкая авиачасть возвратилась в Германию с Восточного фронта. Аэродром стационарный, полоса бетонная. Так летчики этой части, отвыкшие от бетонных полос, побили при посадке больше «мессеров», чем потеряли на Восточном фронте. Кроме шуток.

А.А. Ну-ну, ты верь побольше... Они тебе еще и не такое расскажут»²³.

Вот и я не верю, что немецкие летчики-истребители разбивали свей самолеты при посадке случайно. Вот Рудель во главе группы трех Ю-87 и четырех ФВ-190 летит сдаваться американцам. Обратите внимание, как он это сделал:

«Через два часа полета мы подлетаем к аэродрому, напряженно ожидая, откроют ли огонь американские зенитки после заключения перемирия. И вот внизу большое летное поле. Я отдаю распоряжение моему пилоту* по радио, что мы должны совершить аварийную посадку, но пригодные к службе самолеты мы не имеем права передавать в руки врага. Я приказываю выпустить шасси и затем сломать их при посадке на большой скорости. Лучший метод сделать это — резко затормозить с одной стороны и надавить на педаль на этой же стороне. Я вижу толпу солдат на аэродроме; они выстроились — возможно, для победной речи — под американским флагом. Поначалу мы летим низко над аэродромом, чтобы удостовериться, что при приземлении нас не обстреляют зенитки. Несколько из выстроившихся замечают нас и немецкие свастики на крыльях. Часть строя падает ниц. Мы приземляемся точно так, как приказано, — только один из наших самолетов совершает мягкую посадку и катит до самой остановки. У старшего сержанта 2-й эскадрильи на борту девушка, и он боится, что аварийная посадка может повредить его бесценный женственный груз»²⁵¹.

Так что доблестные асы истребительной авиации немцев били свои самолеты при посадке не потому, что были неопытны, а, наоборот, потому, что были очень опытны и гробили машины, чтобы не летать! А Геринг, видишь ли, требовал от них на таран идти. Хрен тебе, а не таран.

Большой победой немецких асов считается сбитие 69 американских бомбардировщиков при их налете на Берлин 6 марта 1944 года. Как всегда, все 69 бомбардировщиков асы записали на себя, зенитчикам ничего не оставили. Но интересно, сколько же было в небе немецких истребителей? 25 авиагрупп!²⁵² То есть более тысячи немецких истребителей расстреляли боезапас и отчитались в

* Привычный кретинизм переводчиков и редакторов «Центрополиграфа». Какому «моему пилоту» Рудель передал распоряжение да еще и по радио, если он сам и был пилотом?! По смыслу — Рудель дал эту команду остальным пилотам возглавляемой им группы.

сбитии с зенитчиками аж 69 самолетов. Можно понять, почему Геринг требовал открывать огонь даже не со 100, а _с 400 метров? И запрещал стрелять с дистанции в 1000 метров? Ведь эти «асы» полетали вокруг американского строя, постреляли и сели на аэродромы так, чтобы разбить самолеты. Герои! Лучшие асы мира!

Вот эпизод воспоминаний уже цитированного мною немецкого подводника X. Шафера. Он описывает, как уходил в свой последний боевой поход.

«Я вернулся в Киль. Град бомб обрушивался на город каждый день, и несколько раз вдень я должен был отводить свою подлодку в какой-нибудь узкий залив на берегу, в убежище. Жужжание самолетов не прекращалось, но мы никогда не видели немецких истребителей. За два дня до того, как мы собирались выйти в море на нашей «мореходной» лодке, очередной сигнал воздушной тревоги прозвучал в полдень. Как обычно, мы бросились в убежище. За мной шла подлодка под командованием моего сверстника. Следуя друг за другом (а мы практически были в гавани Киля), мы шли прямо среди бомб. Американские самолеты гудели над головой один за другим Они знали, что у нас больше нет зениток, и не обращали на нас внимания. Всего в сотне ярдов от нас две бомбы попалив пассажирский пароход «Нью-Йорк», на котором не так давно я плавал з Америку, и он вспыхнул как факел. Вокруг взрывались боеприпасы. Это был какой-то дьявольский фейерверк. В следующий момент позади раздался взрыв, я приказал полный вперед, хотя не было абсолютно никакой разницы, с какой скоростью плыть. Однако приказы такого типа успокаивали нервы. Подлодка моего сверстника получила прямое попадание и затонула через несколько секунд. Спастись удалось немногим»²⁵³.

А вот эпизод из дневника немецкого летчика-истребителя Кноке. Он, между прочим, считался лучшим специалистом Люфтваффе по сбитию американских бомбардировщиков, и когда первый в Люфтваффе сбил их 15 штук, то лично Геринг вручил ему «яичницу» — так в Германии называли Немецкий Крест в золоте — вторую после Рыцарского Креста награду Рейха:

«3 марта 1944 года.

Американцы бомбят Гамбург. Шпехтне может лететь, и на меня временно возложено командование эскадрильей. У нас было 40 самолетов, а сейчас осталось 18. Их я и поднял в воздух.

Над Гамбургом я наметил цель — небольшую группу "Боингов». Мои 18 самолетов на 1500 метров выше их. Я приготовился было пикировать, но заметил, приблизительно на 1000 метров ниже слева, группу из 60 «мустангов». Они не могут видеть нас, поскольку мы находимся между ними и слепящим солнцем.

Это настоящая удача!

Я сбросил скорость, чтобы дать янки немного продвинуться вперед. Веннекерс идет рядом, размахивая руками и показывая большой палец. Он в полном восторге. Первый раз мы оказались в такой позиции, что сможем преподать им настоящий урок, но надо быть осторожными, чтобы не атаковать раньше времени. Они все еще не заметили нас. Вперед!

В практически отвесном пике мы врезались в самую середину янки и почти одновременно открыли огонь. Мы застали их врасплох. Закладывая широкие виражи, «мустанги» попытались скрыться. Некоторые из них загорелись, еще не достигнув облаков. Один буквально развалился под огнем моих пулеметов.

Возгласы триумфа раздаются в эфире.

Вечером я получил сообщение из штаба дивизии, что обломки не менее 12 «мустангов» найдены в секторе Цезарь-Антон-четыре и Цезарь-Антон-семь.

Но была и доля печали, омрачающая нашу безмерную радость. Барран не вернулся. Несколько пилотов видели «мессершмит-109» без крыльев, падающий вниз. Что же с ним случилось ?»²⁵⁴

И, заметьте, никакой печали по поводу гамбуржцев, убитых бомбами «Боингов», которых полк, ведомый Кноке, побоялся атаковать. Никаких попыток уйти от партизанщины, ни малейшего рыцарства и полный отказ от открытого боя! Внезапная атака зазевавшихся, но безобидных для гамбуржцев «Мустангов», пополнение личного счета — и только!

Гибельность пропаганды

Те наши отечественные «историки», кто из шкуры лезет, чтобы придать немецким асам героический вид, пытаются не замечать их позорного поведения. Действительно, как объяснишь, почему уже в первый день войны советские летчики совершили 15 таранов, а немецкие и в последний день не совершили ни одного? Доходит до забавного. Вот Зефиров дает краткие справки на кавалеров Рыцарского Креста и пишет: «KaldrackRlf, Majr.... Погиб в районе г. Торопец Калининской области, когда его BF-110 столкнулся с только что сбитым МиГ-1»²⁵⁵. Ну понятно — разве могут русские таранить? Они же только и могут, что неуклюже падать. Поэтому я рекомендую всем апологетам немецких асов истребительной авиации прочесть отрывок из дневника министра пропаганды Рейха доктора Геббельса.

«22 марта 1945 года, четверг.

Я привожу фюреру несколько примеров, иллюстрирующих чрезмерное роскошество в военно-воздушных силах. Наши летчики-истребители совершенно избалованы этой роскошной жизнью. Они больше сидели в офицерских клубах, чем на учебных занятиях, и от этой хорошей жизни стали трусливыми и ни на что не годными. Фюрер высказывает предположение, что летчики нашей бомбардировочной авиации лучше подойдут для вождения новых реактивных самолетов, поскольку они больше соприкасались с врагом, нежели наши летчики-истребители. Однако тот факт, что такие люди, как Баумбах, все время резко критиковавшие командование ВВС, возлагают большие надежды на реактивные самолеты, очень укрепил фюрера в его мнении. К тому же счастливым обстоятельством при использовании реактивных самолетов является то, что им не нужен высококачественный бензин, что они могут летать чуть ли не на помоях. Так что с проблемой горючего мы справимся. Внутренняя же логика технического развития ВВС заключается в том, что увеличить скорость самолетов, работающих на бензине, уже нельзя, а новый тип реактивных самолетов сразу дает увеличение скорости на 200 километров в час.

Фюрера очень рассердило то обстоятельство, что наши летчики-истребители выдвигают теперь в качестве причины для отказа от полетов даже и хорошую погоду. Они придумывают все новые отговорки, лишь бы не атаковать врага»²⁵⁶.

И действительно, немцы пытались укомплектовать свою истребительную реактивную авиацию летчиками бомбардировочной авиации. Руделю Геринг предложил перейти в летчики-истребители в середине 1944 года, причем сообщил, что это пожелание фюрера, но Рудель, само собой, отказался, так как ему для переучивания с Ю-87 потребовались бы годы. Но другие летчики бомбардировочной авиации, спасая Германию, в истребительную авиацию перешли. Скажем, летчики Ю-87, кавалеры Рыцарского Креста майор Брюкер и лейтенант Бушнер в конце войны сбивали бомбардировщики союзников на реактивных Ме-262, кавалер РКобер-лейте-нант Хатгель — на реактивных Me-163 и Хе-162, кавалер РК га-уптман Кутша успел сбить 6 четырехмоторных «бомберов»²⁵⁷-Нельзя, конечно, и согласиться с Геббельсом в том, что летчики истребительной авиации Германии были просто трусами, ведь тогда получается, что все трусы почему-то записались в летчики-истребители, а так не бывает. Дело здесь в другом.

Гитлера и Геббельса, мнивших себя исключительными специалистами в области пропаганды, угораздило в качестве критерия для награждения избрать не героизм награжденного, а только количественные показатели. Уже это исключительная глупость потому, что война — это не сбор грибов в лесу и не спортивная ловля рыбы, на войне солдат должен думать обо всех и подвиг совершать во имя всех. Немецкий Железный Крест и, соответственно, его высшие степени полагалось давать «за мужество, проистекающее из морального долга», а не из меркантильных соображений. По декабрь 1944 года, даже поданным Геббельса, англо-американская авиация своими бомбовыми ударами убила 353 тысячи мирных жителей, 457 тысяч ранила и миллионы оставила без крова²⁵⁸. А Кноке со своим полком (авиагруппой) атакует не бомбящие Гамбург «боинги», а никому и даром не нужные истребители, увеличивая личный счет и получая за это Рыцарский Крест. Какой тут, к черту, «моральный долг»? Как только награждать стали за сбитые самолеты, так побоку стал моральный долг, важно стало анкету о сбитии заполнить.

Советский Союз в наградном деле напутал как мог, но до геббельсовского маразма дело с награждениями все же не довел. У нас Героем можно было стать и за один сбитый самолет, как, к примеру, В. Талалихин, — важно было не количество, а стремление, пусть и ценой жизни, остановить врага. Можно было вообще не нанести немцам потерь, но стать Героем, как Зоя Космодемьянская. За количество, конечно, тоже награждали, но советское командование искало примеры жертвенного героизма, поскольку только идиоты считают, что серьезную войну можно выиграть без жертв.

Молодой солдат Александр Матросов в бою за деревню Чернушки Псковской области 23 февраля 1943 года, не сумев уничтожить немецкий пулемет в ДОТе, закрыл грудью его амбразуру. Трудно сказать, сколько времени потребовалось немцам в ДОТе, чтобы оттолкнуть его тело стволами и расчистить себе обзор. Надо думать, то, что польза от такого подвига была не очень велика, возможно, и определило, что 98 предшествовавших подобных случаев в других частях Красной Армии остались без должной оценки. Но это действительно подвиг, проистекающий из морального долга перед Родиной. И, назначенный в апреле 1943 года командующим Калининским фронтом генерал-полковник А.И. Еременко, узнав в штабе фронта о подвиге Александра Матросова и о том, что тот за него не получил никакой награды, изучил все сведения, касающиеся подвига и личности Александра Матросова, особенно его прошлого (А. Матросов пришел в армию из лагеря, где он отбывал наказание за совершенные им уголовные преступления), и направил ходатайство о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Указ об этом был принят 19 июня 1943 года. А когда об этом узнал Сталин, то радио передало на весь мир слова приказа Народного Комиссара обороны:

«... Великий подвиг товарища Матросова должен служить примером воинской доблести и героизма воинов Красной Армии.

Для увековечения памяти Героя Советского Союза гвардии рядового Александра Матвеевича Матросова приказываю:

1. 254-му Гвардейскому стрелковому полку присвоить наименование 254-й Гвардейский стрелковый полк имени Александра Матросова.

2.  Героя Советского Союза гвардии рядового Александра Матвеевича Матросова зачислить навечно в списки 1 -й роты 254-го Гвардейского полка имени Александра Матросова».

И вот от таких награждений был эффект: если в 1941 г. подвигов, подобных подвигу Матросова, было известно 20, в 1942 г. — 61, в 1943 г. — 107, то в 1944 году, уже не таком напряженном и, казалось бы, не требующем таких жертв, грудью задержали немецкий огонь 140 человек! А в 1945 г. — еще 74! Вы скажете: а что толку? А то толку, что Сталину, в отличие от Гитлера, не приходилось сетовать, что его летчики-истребители боятся атаковать врага.

Замечу, что речь идет не о запрете на использование при награждении количественных показателей, а о формализации их. Наоборот, за количество награждать разумно, так как это освобождает Героя от произвола начальства в наградном деле, но исполнение морального долга должно было стоять на первом месте! Если летчик, давая своим ударным самолетам отбомбиться, сбил в рыцарском бою или партизанским налетом много истребителей врага, прекрасно — он внес весомый вклад в победу. Если он, не давая отбомбиться противнику, сбил много его бомбардировщиков, прекрасно — и он внес весомый вклад в победу. Но если ты поставил наградное дело так, что твоим летчикам плевать на победу, то ты идиот. И уж совсем нет слов, чтобы охарактеризовать умственные способности пропагандиста, если он еще и начал брехать в этом вопросе. Ато, что о количестве побед брехали не только сами немецкие летчики, но в первую очередь — официальная пропаганда Германии, свидетельствует дифференциация награждений немецких летчиков-истребителей на Западе и на Восточном фронте.

Напомню начало книги, брехня — это оружие массового поражения, и бьет это оружие и по своим. Если те, кому ты преподносишь брехню, выяснят, что это вранье, и выяснят, что ты лжешь не во спасение, а чтобы сделать их дураками, то результат будет прямо противоположный — люди будут делать прямо противоположное тому, что ты хотел добиться своей брехней. Чего хотел Геббельс враньем о достижениях Хартмана, Бакхорна, Ралля, Киттеля и т.д.? Он хотел, чтобы остальные летчики, воодушевленные достижениями этих асов, бросились на вражеские бомбардировщики в надежде сбить их столько же, сколько и Хартман. Но для этого надо было начисто пресечь поступление в массы летчиков информации о том, как именно эти асы «сбивают» вражеские самолеты, надо было установить жесткую монополию на информацию, подобную той, которую установили еврейские расисты на информацию о холокосте, то есть

надо было добиться, чтобы основная масса немецких летчиков действительно верила, что Хартман, бросаясь в бой с русскими, сбил 352 самолета.

Но ведь это были не придурковатые интеллигенты — журналисты, историки и писатели, —а летчики. Они летали с одних и техже аэродромов, они интересовались подробностями любого боя своих товарищей, поскольку это касалось их жизни. Как можно было обдурить их глупыми приписками? Я уже обращал ваше внимание на вопрос, почему Рудель и Хартман сообщают в мемуарах о себе то, что им наверняка хотелось бы скрыть. Почему Рудель сообщил, что не справился с управлением «Шторха» и его снимали с дерева местные пожарные? Почему Хартман сообщил, что бросил в воздухе исправный самолет с горючим и боеприпасами и трусливо выпрыгнул с парашютом? Потому, что это было известно всему Люфтваффе и, не напиши об этом они, об этом бы обязательно написали другие. И получалось, что, с одной стороны, Геббельс, приписывая и приписывая «сбитые» самолеты, призывает следовать примеру Хартмана, который «бьет русских как мух», а с другой стороны, все немецкие летчики знают, что Хартман трусливая скотина, не способная на открытый бой не только с советскими летчиками, но и с американцами.

Вы можете спросить, а какже в Японии? Ведь там летчики тоже смело приписывали себе победы, почему же там они отдавали жизнь за императора (за Родину) без колебаний? А это Азия, и здесь другая специфика. Если в Европе Гитлер и Геббельс до последних дней войны врали немцам о том, что еще чуть-чуть, и появится «чудо-оружие», которое решит все проблемы*, то Сталин советскому народу в приказе № 227 говорил правду: что нас уже меньше, чем немцев, что материально мы уже давно слабее, что если мы не перестанем отступать, то нам конец. А японцы в этом смысле еще круче.

 

* X. Шафер вспоминал: «Появились публикации материалов, раньше доступных только определенным кругам, связанных с проблемами «Как мы можем победить» и «Какие средства помогут нам победить». Печатались также статьи о новых принципах управления секретным оружием, приводились фото из иностранных газет и технических журналов, делавших выводы, что уже испытываются высокоэффективные устройства, такие, как скоростные радиоуправляемые снаряды, невидимые в полете, или абсолютно новый тип самолета. Иностранная пресса предупреждала собственный народ о возможных сюрпризах с немецкой стороны и тем увеличивала нашу уверенность в наших силах.

Уже упомянутый мною офицер штаба ВВС Японии Масатакэ Окумия, человек «культурный», под чем и в Японии часто имеют в виду европеизацию, в своих воспоминаниях пишет (выделено им):

«Удивительно и, может быть, стыдно сознавать, что за всю Вторую мировую войну ни один живущий военнослужащий японских вооруженных сил не получил ни в какой форме государственные почести, награды или похвалы. И это несмотря на действия многих воинов за пределами своего долга перед страной»²⁶⁰. У японцев хватало красивых орденов, но, как видите, награждали ими только погибших, а живые получили бы их после победы. Поэтому «победные списки» японских летчиков служили делу запугивания врага и ничего лично летчику не давали, посему и воспринимались остальными без раздражения на начальство, без потери доверия к нему. Более того, движение камикадзе началось после того, как начальство в полном смысле этого слова пожалело летчиков, попыталось спасти их жизни. Если в Германии в привилегированном положении находились только пресловутые пропагандистские

асы, верховное командование вооруженных сил Японии отдало такой приказ всем летчикам-истребителям: «В будущем от вас больше не требуется вступать в бой с вражескими самолетами, когда бы они ни встретились. Атакуйте или защищайтесь лишь тогда, когда боевые условия представятся вам особо благоприятными»²". Окумия пишет о том гнетущем впечатлении, которое произвела эта льгота на японских летчиков: «Даже сам выход такого приказа производил угнетающее действие, потому что для нашихавиа-торов такие слова явно означали официальное признание нашей слабости перед разбушевавшимися американцами»²⁶². И летчики решили компенсировать слабость Японии своими жизнями, посему и первыми камикадзе были морские летчики-истребители, которых организовал их бывший командир вице-адмирал Ониси.

* * *

Да, пропаганда — это сильнейший род войск. Да, можно захватить все средства массовой информации и вбивать в головы толпы только то, что хочешь ты. Но абсолютной монополии на СМИ достичь невозможно, и если ты начал в своей пропаганде брехать, чтобы одурачить толпу, то эта брехня рано или поздно отбарабанит по шкуре самих пропагандистов, как она отбарабанила по шкурам пропагандистов КПСС, как она отбарабанила по шкуре доктора Геббельса. «Ты хочешь одурачить нас лживыми победами твоих пропагандистских «асов», чтобы мы бросились в атаку на русских? — задали Геббельсу молчаливый вопрос летчики-истребители Люфтваффе. —Дураков среди нас нет, садись сам наМе-262 и атакуй их!»

Поскольку изучение истории должно хоть в какой-то мере помогать нам в сегодняшнем дне, т.е. помогать предсказать, что может произойти в случаях, похожих на те, что уже были в нашей истории, то хочу заметить, что брехня еврейских расистов про холокост тоже когда-нибудь кончится тем, что во многих странах холокост станет национальным праздником. И не надо уповать на верность мирового СМИ еврейским расистам, советские СМИ тоже казались верными идеям коммунизма.

 

Приложение. Радость плебеев

Дерьмомет Залесского

Этот раздел не в полной мере соответствует теме «асы», хотя и имеет к ней отношение, и точно так же не в полной мере соответствует теме «пропаганда», хотя и к ней имеет отношение.

Вот передо мною биографический энциклопедический словарь «Империя Сталина», составленный К.А. Залесским. Книга нужная и полезная, поскольку включает в себя более 900 кратких биографий большей частью тех, кто своим мужеством и трудом создал и защитил нашу Родину — СССР. Справки о них, в отличие от нынешней шушеры, будут нужны всегда. Но в предисловии к словарю автор пишет: «6 справочнике «Империя Сталина» сделана попытка собрать биографии тех, кто занимал заметное место в ее иерархии. Все они были важными винтиками тяжелой государственной машины. Генералы, наркомы, министры, придворные писатели и композиторы — все они неотъемлемая часть этого страшного времени. На любом из тех, чьи биографии приведены в словаре, есть та или иная вина за события тех лет. У одних она огромна, у других невелика. Но незапятнанным не остался ни один. Все они имеют самое непосредственное отношение к трагедии нашей страны и народа, имя которой «империя Сталина»²⁶³.

Все это так, но Залесский упустил одну деталь: в справочнике действительно «ни один не остался незапятнанным», но все они обязательно запятнаны дерьмом самого Залесского. И производительность его в этом плане просто удивляет — прямо не человек, а ходячая канализация небольшого города.

К примеру, был в те времена аристократ СССР — шахтер Алексей Григорьевич Стаханов, инициатор движения за применение ума в каждом деле. Это движение было названо его именем, в честь Стаханова был назван город в Донбассе, даже яростный враг СССР А. Гитлер в узком кругу вынужден был признать: «И было бы глупо высмеивать стахановское движение. Вооружение Красной Армии — наилучшее доказательство того, что с помощью этого движения удалось добиться необычайно больших успехов в деле воспитания русских рабочих с их особым складом ума и души»²⁶⁴.

Алексей Стаханов работал в шахте забойщиком, т.е. отбойным молотком дробил пласт угля и отделял от него куски. И если норма выработки для забойщиков в те годы была 7 тонн в смену, то Алексей, внимательно изучив прочностные свойства угля, мог так войти долотом в монолит, что в ночь на 31.8. 1935 года он вырубил из угольного пласта 207 тонн! Почти в 30 раз больше, чем норма!

Если бы мне поручили поставить на нем пятно, и по каким-то причинам я бы счел это необходимым, то просто не знал бы, с какой стороны к этому вопросу подойти. Какое отношение имеет Стаханов, как пишет Залесский, «к трагедии нашей страны и народа»? Как запятнать этого умнейшего рабочего? А Залесскому это запросто: «По воспоминаниям работавших вместе с ним людей, система работы С. (получившего поддержку парторганов) стала заключаться в том, что на него работали несколько человек, обеспечивая ему помощь и отгрузку угля, что и давало С. возможность устанавливать рекорды, превосходящие разумные размеры»²⁶⁵. (Оцените могучую силу интеллекта Залесского — у рекордов, оказывается, есть «разумные размеры».)

Раньше я думал, что у приматов только макаки не знают, что прогресс человечества идет по направлению разделения труда. Теперь к ним придется добавить и Залесского. Ведь он уверен, что забойщик отбивает уголь от пласта, после чего сам грузит его в мешочек и сам выносит на поверхность. А у Стаханова, видишь ли, была куча дополнительных людей, которые носили уголь в его кучку. Вопрос: «Если уголь из-под ног забойщика, рубящего 7 тонн в смену, убирают, к примеру, 2 человека, то нужны ли добавочные люди забойщику, рубящему 207 тонн угля в смену?» — в голову Залесского не влез. И не потому, что этот вопрос очень уж большой.

А возьмите, к примеру, Валерия Павловича Чкалова, летчика, чьи рекордные полеты резко подняли во всем мире авторитет не только элиты СССР, но и тогдашних плебеев типа Залесского. В те годы американский летчик, писатель и вице-президент авиакомпании Джимми Коллинз объяснял своим читателям: «Начал читать Уолтера Дюранти* в«Таймсе». Читал книги о России. Я противился идее коммунизма, но, шаг за шагом (я упорно не сдавался!), ясная логика коммунизма сломала мое внутреннее сопротивление. Я вынужден был сознаться самому себе в том, что только большевики обладают полным и верным ответом на загадки мира, в котором я живу.

Я стал считать себя коммунистом. Мои буржуазные друзья, — а у меня были друзья и в самых привилегированных кругах, и среди мелкоты, — думали, что я свихнулся. Я, со своей стороны, считал, что они неправы, и спорил до хрипоты, стараясь убедить их»²⁶⁶. Сам Джимми Коллинз, как и Чкалов, погиб при испытании самолета, но его споры и убеждения таких, как он, не прошли даром — в надвинувшейся войне США все же приняли сторону CCCR а не Гитлера. Так какое пятно можно повесить на Чкалова?

«20 - 22 июля 1936 г. вместе с Г.Ф. Байдуковым и А. В. Беляковым совершил беспосадочный перелет Москва — остров Удд (Дальний Восток), пролетев 9374 км за 56 часов 20 минут. 18 - 20 июня 1937 совершил перелет Москва — Северный полюс — Ванкувер (США), преодолев за 63 часа 25 минут более 12 тыс. км. В 1937 г. избран депутатом Верховного Совета СССР. Имя Ч было использовано для широкомасштабной пропагандистской кампании, развернутой с целью показать жителям Запада преимущества советского строя и техники»²⁶⁷ — Залесский находит пятно и в биографии Чкалова. Вот ведь, оказывается, какой гад, этот Чкалов! Нет бы с целью показа недостатков советского строя и техники разбить самолеты, не устанавливать рекордов на радость Залесскому и другим интелли-генствующим плебеям, а он — установил! Ну, как его можно не обвинить в «трагедии нашей страны и народа»?

И попутный вопрос: совершил ли сегодня в России кто-нибудь хоть что-нибудь, чтобы хоть одна собака в США согласилась называть себя «путинцем»? Чтобы хоть одна собака в США не презирала бы нынешних россиянцев и сээнговцев?

Сложно ли представить, что получается, когда Залесский наводит свой дерьмомет на человека, хоть как-то связанного с управлением СССР в то время?

Сын

Вот Залесский дает биографическую справку о Василии — сыне вождя советского народа (народа, а не интеллигентствующих плебеев, которым у кого деньги, тот и вождь) И.В. Сталина.

«СТАЛИН (настоящая фамилия — Джугашвили) Василий Иосифович (1921, Москва — 19.3.1962), летчик, генерал-лейтенант авиации (1947), младший сын И.В. Сталина от Н.С. Аллилуевой. Был любимым сыном вождя. После смерти матери (1932) воспитывался нач. охраны Н.С. Власиком. Был капризным, безвольным, слабым человеком. Служил в ВВС. Начал Великую Отечественную войну капитаном. С 1941 г. нач. Инспекции ВВС РККА. Вянв. 1943г. переведен в действующую армию и назначен командиром 32-го Гвардейского истребительного полка. 26.5.1943 приказом отца снят с поста комполка «за пьянство и разгул». С 1944 г. командир 3-й, с февр. 1945 г. — 286-й истребительной авиадивизии. Не обладал никакими способностями командира. За время войны совершил 27 боевых вылетов и сбил один самолет противника. Награжден 2 орденами Красного Знамени, орденами Александра Невского и Суворова 2-й степени. В его характеристике указывалось: «Горяч и вспыльчив, допускает несдержанность: имели место случаи рукоприкладства к подчиненным. Состояние здоровья слабое, особенно нервной системы, крайне раздражителен. Все эти недостатки несовместимы с занимаемой должностью командира дивизии». С 1946-го командир корпуса, затем зам. командующего по строевой части, а с июня 1948-го командующий ВВС Московского военного округа. Вкла-дывал огромные казенные средства в спортивный клуб ВВС. Его обращение к отцу в 1946 г. вызвало арест большой группы руководителей советской авиации, даже пострадал Г.М. Маленков. С. страдал хронической формой алкоголизма. После смерти отца С. был уволен из армии без права ношения военной формы. Вскоре он был арестован, обвинен в использовании служебного положения в личных целях и приговорен к 8 годам лишения свободы. Досрочно освобожден. Через месяц после освобождения, управляя автомобилем в нетрезвом виде, совершил аварию и был выслан в Казань. Одним из браков был женат на дочери маршала С. К. Тимошенко Екатерине (1923— 1988)»²⁶⁸.

Вопрос: откуда он это взял? Наиболее полно и компетентно биография Василия Сталина изложена в работах и монографии Станислава Грибанова — бывшего летчика, потом — писателя. Вышла она в 1992 году и очень большим тиражом — 50 000 экз. Но, предположим, не нравится Залесскому, что пишет о Василии бывший летчик, ну так возьми данные из сборников, которые готовят сверхдемократические работники архива Президента России, а издает сверхпатриотичное российское издательство «editinq» (Берлин, Чикаго, Лондон, Москва). Или возьми данные из сверхлиберальной газеты «Совершенно секретно».

Ну зачем писать, что Василий «воспитывался нач. охраны Н. С. Власиком»? А почему не дворником? И если Власик воспитывал детей Сталина, то кто тогда охранял самого Сталина?

Из уже опубликованных самими демократами документов ясно, что Сталин детей воспитывал сам, даже тогда, когда отсутствовал. Вот он из санатория, в котором лечился, 12.09.1933 года дает указание (просит?) коменданту правительственной дачи в Зубалово (на которой он жил сам и на которой жила его семья) С.А. Ефимову:

«Тов. Ефимов!

Няня и Светлана вернулись в Москву. Светлану надо немедля определить в школу, иначе она одичает вконец. Прошу Вас и Паукера устроить ее в школу. Посоветуйтесь оба с няней и Каролиной Васильевной и определите, в какую школу устроить.

С приездом няни Каролина Васильевна должна взять отпуск. Скажите ей, что она должна взять отпуск, —иначе она надорвется вовсе. Если она захочет провести отпуск в Сочи, устройте ей поездку. Если почему-либо не захочет, устройте ее в Зубалове и предоставьте ей все необходимое. Она — человек хороший и заслуживает всяческого внимания. Если она захочет взять с собой в Зубалово свою сестру, я не возражаю против этого.

За время отпуска Каролины Васильевны в доме в Москве останется няня. Следите хорошенько, чтобы Вася не безобразничал. Не давайте волю Васе и будьте с ним строги. Если Вася не будет слушаться няни или будет ее обижать, возьмите его в шоры.

Жду от Вас ответа. Привет! И. СТАЛИН

Держите Васю подальше от Анны Сергеевны: она развращает его вредными и опасными уступками. И. Ст.»²⁶⁹.

Как видно из этой записки, в отсутствие Сталина за его детьми (Василию тогда было 12 лет, а Светлане — 8) смотрела домоправительница Каролина Васильевна Тиль, которой Сталин доверял и о которой заботился (он требует, чтобы Тиль отдохнула и пролечилась). Для устройства Светланы в школу он просит подключить работника отдела правительственной охраны Паукера, но школу нужно выбрать после совета с Тиль, так как Светлана уже прекрасно читала и писала. Он сомневается, что няня без Тиль сумеет поддержатьу детей соответствующую дисциплину, и просит Ефимова при необходимости помочь ей его мужским авторитетом. Сталин также боится, что слюнтявые бабские всхлипывания о «бедных сиротках» их тетки — сестры жены, Анны Сергеевны, — испортят детей, и он просит Ефимова найти повод, чтобы они поменьше общались. Так где здесь место для воспитателя Власика? И вот этот вопрос — с какой ноздри Залесский отковырял эту «биографию», — преследует при прочтении чуть ли не с каждого слова в ней.

Алкаш

Залесский нас убеждает, что Василий Сталин «страдал хронической формой алкоголизма». Ну как нам, видавшим Ельцина, который даже не был сыном вождя, в это не поверить? Однако уже из того, о чем упомянул сам Залесский, возникают глубокие сомнения.

Вот он привел цитату из личного дела генерал-лейтенанта В. Сталина, следовательно, это дело читал тот, кто выписал из него эту решительную резолюцию какого-то анонима, так хорошо разбирающегося в психиатрии и нервных заболеваниях. Так почему же среди болезней В. Сталина не упомянут хронический алкоголизм?

Странно, не правда ли? Какой-то анонимный командир Василия решительно ставит ему диагноз о заболевании нервной системы, но молчит о том, о чем обязан был написать. И это неслучайно, поскольку заслуженный юрист России А. Сухомлинов, ознакомившийся и с личным, и с уголовными делами В. Сталина, пишет что «в личном деле В. И. Сталина ни в довоенный период, ни после я не нашел ни слова о пьянстве»²⁷⁰. Так был Василий Сталин хроническим алкоголиком или нет?

Еще. Василий Сталин 8 лет просидел во Владимирской тюрьме. Если он даже не был алкоголиком, но просто любил выпить, то у него в ходе этого длительного воздер-

жания должна была быть масса нарушений режима, связанных с нелегальной добычей спиртного. Следивший за ним в тюрьме подполковник Козик в спецдонесении информировал Хрущева: «В обращении с администрацией вежлив, много читает...», а единственным нарушением со стороны Василия Сталина является то, что он называет свое осуждение «незаконным», а обвинения «выдуманными от начала до конца»²⁷\ Не удовлетворившись материалами уголовного дела, Сухомлинов съездил во Владимир и разыскал надзирателей, которые помнили заключенного Василия Сталина (по псевдониму — «Васильева»). Они помнят, что Василий упросил администрацию тюрьмы разрешить ему работать тюремным слесарем, и с воли ему присылали слесарные инструменты чемоданами. Да и как об этом не помнить, если еще пару лет назад на тележке-платформе, сделанной Василием Сталиным, в этой тюрьме развозили пищу заключенным. Надзиратели помнят, как Василию в день 35-летия прислали корзину с 35 прекрасными розами, и ему стало жаль, что эти розы быстро завянут без света в его камере. Он попросил начальника тюрьмы передать розы на волю жене какого-либо надзирателя, и эта женщина и по сей день этих роз забыть не может²⁷². А вот про то, что Сталин пытался получить с воли спиртное, никто не помнит. Это что — поведение хронического алкоголика?

Далее. Иногда пристрастие к выпивке у работника можно терпеть, если этот работник является хорошим специалистом и не командует людьми. Но если у него в подчинении организация, то такой человек губит ее в очень короткое время, а восстановить ее после выпивохи очень трудно. Это прекрасно знают все руководители, прекрасно знают они и то, что никакими «крепкими замами» делу не поможешь. Нужно немедленно снимать забулдыгу с командной должности. К примеру, в 1951 году правительству категорически перестало нравиться положение в Военно-морском флоте СССР. Политбюро начало разбираться, и выяснилось, что министр ВМФ, адмирал Юмашев, сильно полагается на своего крепкого зама — начальника штаба, а сам очень часто «расслабляется». Когда это выяснилось, И.В. Сталин сказал:

«Военно-морской министр — честный, храбрый и достойный уважения человек, но он не похож на министра. Он очень верит своему начальнику штаба. Он часто хворает—это не его вина, много пьет—его вина, чувствует себя хорошо за спиной начальника штаба. Невидно, чтобы он был орел дела, но чувствует он себя довольно спокойно.

Начальник штаба не пьет, не научился хворать.

Можно ли при такой расстановке сил руководить большим флотом?

Не может Головко быть одновременно и министром, и начальником штаба...

Государство должно иметь флот. Государство не может ждать, пока он, министр, перестанет пить»²⁷³.

Адмирал И.С. Юмашев был снят с должности и назначен начальником Военно-морской академии. На его место был назначен командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал Н.Г. Кузнецов.

А если мы посмотрим на биографию Василия Сталина, то с 1 943 года он непрерывно занимает только командные должности, на которых алкоголик, да еще и во время войны, и месяца не продержится. Сначала командир полка, затем — дивизии, затем — дивизии на главном Берлинском направлении, затем командир корпуса, затем командующий ВВС округа. Вопрос: если сын пил, то почему Сталин не назначил его, как Юмашева, начальником какой-нибудь академии, а оставлял командовать людьми? Другого ответа нет — потому, что на командных должностях Василий давал результаты, которые далеко не каждому непьющему удаются. Возьмем его карьеру в должности командующего ВВС Московского округа.

Он принял ВВС округа в очень тяжелом состоянии — они по боевой подготовке и остальным показателям занимали лишь 10-е место среди ВВС остальных округов Вооруженных сил Советского Союза. (Между прочим, он сразу выяснил, что его подчиненные после службы сидят в своих кабинетах и пьют водку под видом «внеурочной работы». Он категорически запретил подобные мероприятия, установил в штабе книжный киоск и киоск по продаже театральных билетов.) Василий Сталин начал напряженно работать (вы же видели — он даже в тюрьме не мог сидеть без работы), и уже через год ВВС Московского военного округа заняли 2-е место, а в 1949, 1950 и 1951 годах они занимают 1-е место! ²⁷⁴Начиная от царей, командир, который три подряд проверки    своего подразделения, части или соединения сдает на «отлично», подлежит награжде-нию орденом. Командиры Василия Сталина   обязаны были исполнить этот свой долг, в связи с чем Главнокомандующий ВВС Вооруженных сил СССР генерал-полковник П.Ф.Жигарев отметил: «Военно-воздушные силы МВО прочно удерживают 1-е место в ВВС страны в течение последних Злет,в чем немалая заслуга командующего генерал-лейтенанта В.И. Сталина», а командующий Московским военным округом Маршал Советского Союза К. А. Мерецков подписал представление: «За успехи в службе командующий ВВС МВО генерал-лейтенант авиации В. И. Сталин достоин награждения орденом Ленина»²⁷⁵.

Но отец в данном случае поступил не по-царски: счел, что у сына наград достаточно... (Кстати, у начальника правительственной охраны Власика было три ордена Ленина, четыре — Красного Знамени, орден Кутузова первой степени и орден Красной Звезды.)²⁷⁶

Я понимаю, что для людей, которые всю свою жизнь только балаболили, вышеприведенный пример — не довод в вопросе о том, был ли Василий Сталин алкоголиком. Тогда давайте рассмотрим еще один нюанс.

И у нас, дай, пожалуй, во всем мире при разводе супругов детей оставляют матери, даже если отец чист, как ангел. Василий Сталин был женаттри раза, от двух первых браков у него было четверо детей плюс приемная дочь третьей жены. И все пятеро детей жили с Василием Сталиным. С алкоголиком?!

Вот бывший уголовник футболист Старостин на потре-бухрущевцев и нынешний интеллигенции «вспомнил», что он якобы жил на квартире Василия Сталина, и рассказывает о нем такие подробности: «С похмелья он лишь залпом опорожнял стакан и закусывал арбузом. Я не припомню, чтобы он при мне занимался служебными делами. Мы вместе ездили в штаб, на тренировки, на дачу. Даже спали на одной широченной кровати»²⁷⁷. Возмущенная третья жена Василия Сталина, Капитолина Васильева, утверждает, что этого урода у них в доме никогда не было, но дело даже не в ней.

Видите ли, если бы у детей генерал-лейтенанта авиации Сталина деды были какими-то крестьянами, то и тогда

в такое верилось бы с трудом, но у его детей один дед был полковником МГБ, второй — Маршалом Советского Союза, а третий — Генералиссимусом СССР. И что — эти деды позволили бы, чтобы их внуки в доме алкаша грызли арбузные корки после какого-то вонючего футболера? Нет, то, что дети жили с Василием, безусловно доказывает, что Василий Сталин не только не был хроническим алкоголиком, но, надо думать, и пил меньше, нежели остальные летчики и генералы.

За что?

Как вы видели, Залесский информирует читателей, что В. Сталин был: «Досрочно освобожден. Через месяц после освобождения, управляя автомобилем в нетрезвом виде, совершил аварию и был выслан в Казань». Каким автомобилем? Он что — шофером на автобазе работал и разбил самосвал? Так и за это в ссылку не отправляют. Или разбил свою машину? Но откуда она у него? Андрей Сухомлинов, знакомясь с уголовным делом Василия Сталина, занялся и тем, что было у Василия конфисковано. Он пишет: «Передо мной лежит опись арестованного имущества — 76 пунктов. Самое ценное — коллекция ружей, в основном подаренных отцом, шашек, подаренных К.Е. Ворошиловым, седло — подарок СМ. Буденного. Больше ничего интересного нет: настольные часы, охотничьи сапоги, ремни, фотоаппарат, киноаппарат, две байдарки, два велосипеда, два мотоцикла (подарок И. В. Сталина), автомашина «паккард».

В 1946- 1947годах Василий был командиром корпуса в Германии. Одна его дивизия стояла в Гроссенхайне, в 30 минутах езды от Дрезденской картинной галереи. Другой полк стоял под Потсдамом. Это резиденция прусских королей. Да при желании он мог столько культурных ценностей вывезти, что «друг Гельмут» по сию пору искал бы формы обмена... »²⁷⁸.

Так что Василий Сталин не воровал, а его машина была конфискована еще в 1953 году. Залесский врет во всем.

Когда В. Сталин отсидел 7 лет, хрущевцы решили, что он будет вести себя как сестра — Светлана Аллилуева, т.е. признает «культ личности» отца и трагедию «сталинских репрессий». Его выпустили 9 января 1960 года, дали пенсию, 30 тысяч рублей пособия (хлеб стоил от 1,6 до 2,2 рубля, мясо от 9 до 11 рублей, водка 22 - 28 рублей), и отправили лечиться в санаторий²⁷⁹, куда он уехал с дочерью²⁸⁰. Василий добивался встречи с Хрущевым, но тот (убийца его отца) подставил вместо себя К.Е. Ворошилова, причем его разговор с Василием 9.04.1960 записывался подслушивающим устройством КГБ! Василий просил работу, в течение в принципе небольшого разговора он восемь раз попросил ее! А Ворошилов требовал от него «исправиться».

«К. Е. Ворошилов. Ты вышел из тюрьмы. Теперь ты на свободе, тебе помогают найти свое место в нашем обществе. Ты должен оценить это по достоинству.

Повторяю, ты необъективен к своим поступкам. Ты должен об этом хорошо подумать.

Имей в виду, в компании с тобой могут быть и провокаторы, и люди, подосланные нашими врагами.

Сестра твоя ведет себя правильно, хорошо, к ней никто не придерется. Она считает тебя неплохим человеком. Она прямо говорит — во всем виновата проклятая водка.

Повторяю, ты неправильно себя ведешь, за тебя душа болит. Наберись сил и возьми себя в руки.

В. И. Сталин. Спасибо, Климент Ефремович.

К.Е. Ворошилов. Ты должен твердо заверить, что больше такие безобразия не повторятся. Ты даешь мне слово?

В. И. Сталин. Что говорить. Надо делать. Я докажу делом.

К.Е. Ворошилов. Работа будет в зависимости от того, как будешь себя вести дальше. Если по-прежнему, то это не может быть терпимым.

В. И. Сталин. Первое и главное - надо работать.

К.Е. Ворошилов. Прежде чем начать работать, надо покончить со всем тем, что тебе мешает жить и работать. Если ты не заверишь нас, что будешь вести себя хорошо, то работы не дадим»²⁰¹.

Когда Ворошилов поставил Василию в пример сестру в первый раз, Василий сдержался, но когда Ворошилов снова о ней начал разговор, то Василий сорвался: «Дочь, которая отказалась от отца, мне не сестра. Я никогда не отказывался и не откажусь от отца. Ничего общего у меня с ней не будет»²⁶².

Многие скажут, что напрасно он так сказал хрущевцам, уже отказавшимся от Сталина, но если бы он так не сказал, то не был бы Сталиным. В результате уже 16 апреля 1960 года Василия снова арестовывают «за продолжение антисоветской деятельности»²™ (о ней чуть позже), и он досиживает в Лефортово свой 8-летний срок заключения.

7 апреля 1961 г. Совершенно секретно

28 апреля 1961 г. подлежит освобождению из тюрьмы в связи с отбытием срока наказания Сталин В. И. За период пребывания в местах заключения В. И. Сталин не исправился, ведет себя вызывающе, злобно, требует для себя особых привилегий, которыми он пользовался при жизни отца.

Прокуратура СССР и Комитет госбезопасности убеждены, что Сталин В. И., выйдя на свободу, будет снова вести себя по-прежнему неправильно. В связи с этим считаем целесообразным Постановлением Президиума Верховного Совета СССР в порядке исключения из действующего законодательства направить В. И. Сталина после отбытия наказания в ссылку сроком на 5 лет в г. Казань (в этот город запрещен въезд иностранцам).

Считаем также целесообразным при выдаче В. И. Сталину паспорта указать другую фамилию. Просим рассмотреть.

Генеральный прокурор СССР               Р. Руденко

Председатель Комитета

госбезопасности                                   А. Шелепин²⁸⁴

Вот и возникает вопрос — за что? Светлану, которая, по сути, в своих мемуарах как умеет выгораживает отца, не то что не арестовали, а даже отпустили за границу, за что же так Василия?

Тот, кто читал мою книгу «Убийство Сталина и Берия»²⁸⁵, поймет за что. Когда Хрущев с Игнатьевым отравили Сталина, тот сразу не умер, и тогда Хрущев обманул на некоторое время охрану, чтобы та не вызывала к беспомощному Сталину помощь. Когда же охрана догадалась, что обманута, она начала звонить всем, в том числе позвонила и сыну. Тот приехал достаточно рано, чтобы понять, что со смертью отца что-то не так, но, в отличие от опытного Л.П. Берии, сорвался и бросил в глаза членам Президиума ЦК КПСС: «Загубили отца, сволочи!» После этого он попытался связаться с иностранцами, и для Хрущева было совершенно очевидно, что Василий от охраны отца узнал что-то, что раскрывает и заговор, и убийство И.В. Сталина. Вот за это его и арестовывают в 1953 году через месяц после убийства его отца и дают срок по статьям 58¹ и 58¹⁰ — «измена Родине» и «антисоветская пропаганда»²⁸⁶, лишь попутно припутав «хищения», которые никто и доказывать не собирался.

А когда его досрочно освободили зимой 1960 года, то он либо ходил, либо хотел пойти в китайское посольство, за чем и последовал немедленный повторный арест. Когда его отправили в ссылку в Казань^ «в этот город запрещен въезд иностранцам»), то сразу убить не могли — в это не поверили бы не только в Китае, но и в остальных странах. Поэтому отравили его через год, и рн умер 19 марта 1962 года.

Естественно, встал вопрос: как объяснить, от чего умер 42-летний мужчина? И начиная с первого ареста Василия, все холуи ЦК КПСС начали вопить, что Василий Сталин, был-де хроническим алкоголиком... Очень удобная версия и для объяснения его смерти, и для дискредитации всего того, что он успел рассказать. Да и для дискредитации его отца.

Командир

Вот Залесский пишет от себя абсолютно безапелляционно: «Не обладал никакими способностями командира». Так мог бы написать человек, у которого служил В. Сталин и который не одну битву выиграл, а Залесский у нас боец кухонный, откуда ему-то знать про «способностикомандира»?

Как же, скажете вы, ведь Залесский и цитату привел из характеристики Сталина, в которой сказано: «Горяч и вспыльчив, допускает несдержанность: имели место случаи рукоприкладства к подчиненным. Состояние здоровья слабое, особенно нервной системы, крайне раздражителен. Все эти недостатки несовместимы с занимаемой должностью командира дивизии». Откуда же у Василия Сталина способности командира при такой-то характеристике?

Да, но ведь Залесский забыл упомянуть, что эту характеристику В. Сталину написал не командир Сталина, а сам Залесский. На Василия как командира дивизии характеристики писали два командира корпуса, поскольку он командовал двумя дивизиями. Один был человеком принципиальным и счел своим долгом перечислить и недостатки командира 3-й истребительной авиадивизии Василия Сталина, но в подлинной характеристике они звучат так: «В личной жизни допускает поступки, несовместимые с занимаемой должностью командира дивизии, имелись случаи нетактичного поведения на вечерах летного состава, грубости по отношению к отдельным офицерам, имелся случай легкомысленного поведения — выезд на тракторе с аэродрома в г. Шяуляй с конфликтом и дракой с контрольным постом НКВД»²⁸⁷.

Что же касается того, совместим ли Василий Сталин с занимаемой должностью командира дивизии с точки зрения его «способностей командира», то командир 1-го гвардейского истребительного авиакорпуса об этом наиболее сжато написал в наградном листе 01.07.1944 года: «.. .Дивизия на данном участке провела 22 воздушных боя, в которых летчиками уничтожено 29 самолетов противника. (Свои потери 3летчика и 5самолетов.) Тов. Сталин В.И. обладает отличной техникой пилотирования, летное дело любит. Летает на всех типах самолетов истребительной авиации. Лично участвует в боях. Тактически грамотен. Обладает хорошими командирскими качествами.

Достоин правительственной награды — ордена «Красное Знамя».

Командир 1-гогв. ИАК генерал-лейтенант авиации

Белецкий»²⁶⁶.

А когда В. Сталин командовал 286-й ИАД, командир корпуса, в который входила эта дивизия, в 1946 году ограничился следующим: «Сам генерал-майор авиации Сталин обладает хорошими организаторскими способностями, оперативно-тактическая подготовка хорошая. Свой боевой опыт умело передает летному составу. В работе энергичен и инициативен, этих же качеств добивается от подчиненных. В своей работе большое внимание уделяет новой технике, нередко подает новаторские мысли и настойчиво проводит их в жизнь. Летную подготовку организует смело и методически правильно.

. ..Занимаемой должности вполне соответствует, может быть назначен на повышение, целесообразно было бы использовать в инспекторском аппарате Главного управления Воздушных Сил Красной Армии»²⁶⁹.

Подписал эту аттестацию Василия Сталина дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Е.Я. Савицкий, который лично сбил 24 немецких самолета.

Еще один момент. А. Покрышкин и В. Сталин начали командовать дивизиями примерно в одно и то же время, и в благодарственных приказах Верховного главнокомандующего они также упоминаются по три раза²⁹⁰.

Уверен, что осталось много читателей, которые всю свою жизнь облизывали зад начальнику, чтобы выслужиться, и посему уверены, что и Белецкий с Савицким написали В. Сталинутакиехарактеристики, чтобы выслужиться.

Тогда давайте зайдем с другой стороны и получим характеристики на В. Сталина от тех, кем он командовал. Они ведь на пенсии, выслуживаться им уже не надо, и они довольно часто говорят вполне откровенно.

К примеру, летчик-разведчик, а потом летчик-штурмовик Я.И. Борейко, о котором в конце войны вывешивались плакаты «Летчики! Бомбите и стреляйте так, как гвардии капитан Борейко», пишет: «И вот, на одном из таких ветеранских мероприятий я встретил бывшего командира 98-го окрап (Отдельный корректировочно-разведывательный авиаполк.)

* Ивана Сергеевича Тищенко. Скажу откровенно, радости от этой встречи не было, разговор не складывался, подавляла какая-то неприязнь к нему. Если вспомнить прошлое, то все это объяснимо.

Он не пользовался авторитетом среди летного состава полка потому, что почти не летал на боевые задания, а значит, не был примером для подчиненных, не мог сказать, делай, как я, или научить чему-нибудь хорошему, очень редко появлялся в коллективе летного состава, за исключением случаев, когда решались вопросы служебных взаимоотношений, в моральном плане тоже не мог быть примером, так как, будучи семейным человеком, нашел себе гражданскую сожительницу, устроил ее машинисткой в штабе и возил за собой до окончания войны. Достойный пример командира-воспитателя?!

Поразило еще одно — у Ивана Сергеевича оказалась полна грудь (семь или восемь) боевых орденов, среди которых орден Ленина и три ордена Красного Знамени. В откровенных беседах я убедился, что все, кроме бывших приближенных подхалимов, были такого же мнения и агрессивно настроены против него. Их можно понять, скажем, командир звена Котов Петр Михайлович начал войну под Москвой, закончил в Берлине, выполнил более 70 боевых вылетов на корректирование артогня, был удостоен только орденов Красного Знамени и Красной Звезды»²⁹¹. Как видите, Тищенко был труслив, но орденов нахватал чуть ли не в два раза больше Василия Сталина.

А вот о своем командире полка пишет летчик-истребитель Герой Советского Союза В.Ф. Голубев: «В Охтене же странно сочетались апломб и затаившееся где-то в глубине души, болезненно переживаемое сознание собственной неполноценности, рожденное длительным «нелетным» перерывом. В прошлом неплохой летчик, он оказался на новой должности слабым организатором. Тут у него не получалось, а летную практику он понемногу запустили, возможно, стал страшиться неба. Чем реже летал, тем меньше был способен практически руководить ко-мэсками. Неудачи до предела обострили самолюбие, он словно отгородился от командиров чиновной стенкой. Полк по сути лишился крепкой умной руки, трудно стало работать с командиром и штабу полка. Пожалуй, из троих

командиров эскадрильи один лишь Рождественский остался на высоте, личным примером показывая подчиненным, как надо вести бои в сложнейших ситуациях»²⁹². А здесь, как вы видите, трусость сидящего на земле командира истребительного авиационного полка распространилась и на командиров эскадрилий — два из трех тоже не совершали боевых вылетов.

А вот своим командиром полка возмущается трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин: «Самоустранившись от выполнения боевых заданий, он совсем перестал чувствовать машину и растерял летные навыки. А когда-то, говорят, летал неплохо. Да, Краев уже не летчик. И войны с ее напряженными боями, опасностями и кровью он, по существу, не знает. Разве такой человек может руководить боевой деятельностью полка?!»²⁹³

А вот о своем командире полка Василии Сталине пишет летчик-истребитель, Герой Советского Союза С.Ф.Долгушин: «Василий полком командовал старательно, прислушивался к нам, более опытным летчикам. Как командир полка, он мог делать боевые вылеты и руководить ими в составе любой эскадрильи, но чаще летал почему-то в составе моей. В течение февраля-марта 1943 года с участием Василия мы сбили несколько самолетов врага. 5марта он сбил самостоятельно Fw-190... Помню, однажды в бою он допустил ошибку, характерную для молодых летчиков, хотя был уже «стариком». Погнался за «фоккером», в горячке оторвался от группы, был атакован шестеркой. Всей эскадрильей мы его выручали. Вернулись на аэродром. Василий был полковник, а я капитан, он — командир полка, ая- комэск. В авиации у нас чинопочитание не очень развито. Я отвел его в сторонку и устроил свой «разбор полетов»: отматерил как следует»²⁹⁴.

Сухомлинов пишет: «Б наградном листе, подписанном командующим 16-й Воздушной армией генерал-полковником авиации С. Руденко, указано, что В. Сталин сбил еще один самолет врага. Итого — два. Да плюс сбитые в группе, о чем говорит С.Ф. Долгушин. Хотелось бы, конечно, побольше, на Героя не тянет, но уж сколько есть. Для командира полка за месяц — нормально»²⁹⁵.

Спустя четыре месяца этот же генерал СИ. Руденко во время боев на северном фасе Курской битвы пошлет командирам 234-й, 273-й и 279-й истребительных авиадивизий телеграмму, в которой, угрожая направить трусов в штрафные эскадрильи и расстрелять их перед строем, напишет: «Так прикрывать наземные войска— преступление. .. Пора, товарищи летчики, прекратить позорить советских истребителей. До сих пор наши пехотинцы в один голос заявляют, что истребители их не защищают, не дерутся с бомбардировщиками, а скрываются в тыл. Те же пехотинцы восхищены смелостью и отвагой наших штурмовиков и бомбардировщиков... »²⁹⁶.

А в случае со Сталиным у Руденко была другая проблема: чем больше Василий летал, тем больше был риск, что его собьют и он попадет в плен. А это было недопустимо! В плен попал старший сын Сталина Яков, и хотя он вел себя в плену мужественно, но немцы скрытой камерой наделали его фотографий, смонтировали из них коллажи и в виде листовок засыпали ими наши войска, задавая им ехидный вопрос: «Сын Сталина уже сдался в плен, а вы чего ждете?» Поэтому, повторю, было совершенно недопустимо, чтобы и Василий попал в плен. Неужели Василий этого не понимал? Понимал.

И поэтому Василий Сталин боевые вылеты делал без парашюта! В случае если его подобьют, он не оставлял себе никаких шансов остаться в живых. И этот факт никогда и нигде не публиковался!

И Герой Советского Союза Сергей Федорович Долгушин, сбивший 28 немецких самолетов, по поводу своего командира Василия Иосифовича Сталина подытожил разговор так: «Мы его уважали, любили и даже немного гордились, что нами командует Сталин»²⁹⁷.

В связи с последней мыслью Долгушина мне хотелось бы предложить Залесскому составить энциклопедический словарь «Империи перестройки», в котором дать биографии тех, кто будет и в будущем любить и уважать ее выдающихся деятелей, уже носящих почетные звания «Горби», «Банан», «Паша-мерседес», «Киндер-сюрприз», «Миша 2%», «Пути-пут», и т.д., кто будет гордиться, что они им командовали. Первым в этом словаре будет, конечно, сам Залесский, но вот кто будут остальные — ума не приложу!

* * *

Еще подчеркну: у Залесского в распоряжении были все необходимые материалы, чтобы дать не запятнанные им биографии, а объективные, почему же он их не дал? Деньги? Ну какие деньги от издания исторической литературы , это же не детективы и не порнография. А ведь оболгать сталинскую элиту было порой труднее, чем написать правду. Скажем, цитату из текста характеристики, подписанной генералом Белецким, я дал не глядя, а Залесскому надо было ее извращать, трудиться.

Ответ один — это боль плебея. Он, интеллигентствую-щее ничтожество, пишет о людях, которые действительно меняли ход истории и меняли его в сторону прогресса. А его удел - родиться, чтобы умереть. И отсюда потуги: если нельзя элиту вымазать дерьмом с ног до головы, то хоть бросить в нее кусок дерьма. Для плебея и это радость...

Источники

1. К. Клаузевиц. О войне. М.: ЭКСМО, СПб.: Изд-во Terra Fantastica,2003,c.53.

2. Там же, с. 55.

3. И.А. Солоневич. Наша страна. XX век. М.: Изд-во журнала «Москва», 2001, с. 36. (Далее-Солоневич)

4. СМ. Соловьев. История России с древнейших времен. Кн.Х. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1963, с. 611. (Далее - Соловьев)

5. Соловьев, с. 620.

6. Соловьев, с. 623.

7. Н. Яковлев. 1 августа 1914, М.: Молодая гвардия, 1974, с. 124.

8. Там же, с. 125.

9. Там же, с. 126.

10. Там же, с. 127.

11. Там же, с. 126.

12. Соловьев, с. 705.

13. Соловьев, с. 706.

14. Соловьев, с. 705.

15. Соловьев, с. 706.

16. Соловьев, с. 708.

17. Солоневич, с. 94.

18. Л. Гитлер. Моя борьба. Ашхабад: Т-Око, 1992, (Далее - Гитлер)

19. Гитлер, с. 151-152.

20. Дж. Ф.С. Фуллер. Вторая мировая война 1939 - 1945 гг., М.: Иностранная литература, 1956, с. 58.

21. К. Клаузевиц. О войне, с. 27.

22. Пауль Карель. Восточный фронт. Кн. 1. Гитлер идет на Восток. 1941 - 1943. М.: Изографус, ЭКСМО, с. 21. 23.www.airfrce.ru

24. МСЭ, Т. 7. М.: Советская энциклопедия, 1938, с. 506-507.

25. Алеф, март 2004, с. 20.

26. А. Флегон. Солженицын - пророк? Бишкек: Брокфил, 1994, с. 205-207.

27. Там же, с. 293-294.

28. Там же, с. 19.

29. Там же, с. 361.

30. Там же, с. 369.

31. Независимая газета, 21.08.2003, с. 3.

32. Военно-исторический журнал, 1990, №9, с. 62-67.

33. Военно-исторический архив, 2001, № 16, с. 137-139.

34. И.А. Альтман, А.Е. Гербер, Д.И. Полторак. История Хо-локоста на территории СССР: Учебное пособие для общеобразовательной школы. М.: 2001, с. 68

35. Дуэль, 2004, № 1, с. 5.

36. Г. В. Костырченко. Тайная политика Сталина. Библиотека Российского еврейского конгресса. М.: Международные отношения, 2001, с. 363.

37. Великая Отечественная война 1941 - 1945. Энциклопедия, М.: 1985, с. 802-803.

38. Е. Ржевская. Геббельс. Портрет на фоне дневника. М.: 1994, с. 304.

39. Там же, с. 280.

40. Д. Ортенберг. Сталин, Щербаков, Мехлис и другие. М.: 1995, с. 21.

41.  Герои Советского Союза: Историко-статистический очерк. М.: Воениздат, 1984.

42. Россия и СССР в войнахXX века. Потери Вооруженных Сил: Статистическое исследование. М.: Олма-Пресс, 2001,430. (Далее - Потери)

43. Там же, с. 246, 238.

44. Там же, с. 248.

45. Там же, с. 238.

46. Источник, 1996, № 2, с. 139- 148.

47. Военно-исторический журнал, 1989, № 3, с. 28-30.

48. МСЭ, т. 10.-М.: Советская энциклопедия, 1940, с. 154.

49. www.warrax.crc.net

50. Россия и СССР в войнах, с. 508.

51. Военно-исторический журнал, 1991, № 9, с. 46.

52. Там же.

53.  Ю.И. Мухин. Крестовый поход на Восток. «Жертвы» Второй мировой. М.: Яуза, ЭКСМО, 2004.

54. Р.Ф. Толивер, Т.Дж. Констебль. ЭрихХартман - Белокурый рыцарь Рейха. Екатеринбург. Издатель В.И. Холо-бок, 1998, с. 3 - 8. (Далее - Белокурый рыцарь)

55. Военные летчики: асы Второй мировой войны. Минск, Литература, 1997, с. 616. (Далее-Асы)

56. Асы, с. 459.

57. Асы, с. 517.

58. Асы, с. 309.

59. Асы, с. 337.

60.Х. Кноке. Я летал для фюрера. -М.: Центрополиграф, 2003, с. 232. (Далее - Кноке)

61. Асы Люфтваффе. М.: «Восточный фронт», 1996, с. 23.

62. Там же, с. 22.

63. Там же, с. 20.

64. Там же, с. 23.

65.Х. Шафер. U-Bat977. M.: Центрополиграф, 2003, с. 166. (Далее-Шафер)

66. Авиация и космонавтика, 2004, № 2, с. 35.

67. Там же, с. 32.

68. Тяжелые зенитные орудия Германии. Riga: Trnad, 1997.

69. Боевая техника и оружие. 1939- 1945. М.: Воениздат, 2001, с. 72.

70. Артиллерия Вермахта. Часть 1. Riga: Trnad, 1998, с. 44.

71. Мировая война 1939 -1945 гг., М.: Воениздат, 1957, с. 413.

72. Тяжелые зенитные орудия Германии. Riga: Trnad, 1997, с. 5.

73. Техника и вооружение, №8,1998, с. 15.

74. Асы Люфтваффе. М.: Восточный фронт, 1996, с. 14 - 23.

75. М. Спик. Асы Люфтваффе. Смоленск: Русич, 1999, с. 325 - 355. (Далее - Спик)

76. Советские асы. Выпуск2. М.: Восточный фронт, 1996,с. 29.

77. Спик, с. 11.

78. Советские асы. Выпуск 2. М.: Восточный фронт, 1996, с. 35.

79. Авиация и космонавтика, 1999, № 1, с. 13 - 18.

80. В.В. Гагин. Воздушная война в Корее. Воронеж: Полиграф, 1997, с. 60. (Далее - Гагин)

81. Воздушная война в Корее - 2. (Глазами американцев). Пенза: Радуга, 1997, с. 39.

82. Гагин, с. 43.

83. Гагин, с. 60.

84. Гагин, с. 63.

85. Гагин, с. 60.

86. Гагин, там же.

87. М. Окумия, Д. Хорикоси. Зеро! История боев военно-воздушных сил Японии на Тихом океане 1941 - 1945 гг. М.: Центрополиграф, 2003, с. 104. (Далее-Зеро)

88. Зеро, с. 313.

89. Зеро, с. 125.

90. Спик, с. 427.

91. Ф.Ф. Нестеров. Связь времен. М.: Молодая гвардия, 1980, с. 82-84.

92. Асы, с. 630.

93. Асы, с. 632.

94. Асы, с. 633.

95. Гагин, с. 4.

96. Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. М.: Терра, 1991, с. 454-455.

97. Финансовая служба Вооруженных Сил СССР в период войны. М.: Воениздат, 1967, с. 206 - 207.

98. СВ. Кузнецов. МессершмитВт-1 lZerstver, M.: Издательский центр Экспринт, 2001, с. 52.

99. Там же.

100.  Т. Полак, К. Шоурз. Асы Сталина: Энциклопедия. М.:Эксмо, 2003, с. 20.

101. Авиация, 2001, №12, (№4/2001), с. 7.

102. Спик, с.16.

103. Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии 1933- 1945 гг. М.: Иностранная литература, 1958, с. 140. (Далее - Мюллер-Гиллебранд)

104.  История Второй мировой войны 1939 - 1945. Т. 4.

М.: Воениздат, 1975, с. 21.

105. Потери, с. 426.

106. П. Карель. Восточный фронт. Кн. 2, М.: Изографус, ЭКСМО, 2003, с. 41.

107. Великая Отечественная война 1941 - 1945. Энциклопедия, М.: Советская энциклопедия, 1985, с. 588.

108. Там же, с. 589.

109. А.В. Платонов. Энциклопедия советских подводных кораблей 1941 - 1945. СПб.: Полигон, 2002, с. 61. (Далее - Платонов)

110. Платонов, с. 60.

111.  Боевой путь советского Военно-Морского Флота. М.: Воениздат, 1974, с. 271.

112. Р. Косолапое. Слово товарищу Сталину. М.: Палея, 1995, с. 180.

113. Потери, с. 261.

114. П. Карель. Восточный фронт. Кн. 2, с. 222.

115. Рассчитано по: Источник, 2001, № 5, с. 39.

116. Гитлер, с. 556.

117. Артиллерия Вермахта. Часть 2. Riga: Trnad, T998, с. 44-45.

118. Мюллер-Гиллебранд, с. 216.

119. А.Б. Кащеев. Танковая дивизия Вермахта. М.: АТФ, 2001,с.13.

120.  Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. 2. М.: Воениздат, 1969, с. 316.

121. В.С. Петров. Прошлое с нами. Киев: Политиздат, 1988, с. 228.

122. Мюллер-Гиллебранд, с. 144.

123. Мюллер-Гиллебранд, с. 249 - 250.

124. Л. Дейтон. Вторая мировая: ошибки, промахи, потери. М.: Эксмо-Пресс, Эксмо-маркет, 2000, с. 492. (Далее -Дейтон)

125.  М.В. Зефиров. Штурмовая авиация Люфтваффе. М.: ACT, 2001, с. 62. (Далее - Зефиров)

126. Шафер, с. 185.

127. Шафер, с. 175.

128. Шафер, с. 207.

129. Шафер, с. 242.

130. Шафер, с. 153.

131. Шафер, с. 111.

132. Г. Сайер. Последний солдат Третьего Рейха. М.: Цен-трополиграф, 2003, с. 253.

133.  ГУ. Рудель. Пилот «Штуки». М.: Центрополиграф, 2003, с. 156 - 157. (Далее - Пилот «Штуки»)

134. Зефиров, с. 252 - 254.

135. Пилот«Штуки»,с.ЗО.

136. Пилот «Штуки», с. 23.

137. Зефиров, с. 224.

138. Зефиров, с. 227.

139. Платонов, с. 185.

140. Зефиров, с. 235.

141. Зефиров, с. 234 - 235.

142. Зефиров, с. 235.

143. Платонов, с. 136.

144. Пилот«Штуки»,с.60.

145. Зефиров, с. 235.

146. Платонов, с. 62.

147.  В.И. Демидов. Снаряды для фронта. Л.: Лениздат, 1985, с. 58.

148. Н.Н. Яковлев. Перл-Харбор 7 декабря 1941 года. Быль и небыль. М.: Политиздат, 1988, с. 66-67.

149. Там же, с. 79.

150. Там же, с. 71 -72.

151. Дейтон, с. 276-278.

152. Техника и оружие, 1997, № 1, с. 12.

153. А.В. Горбатов. Годы и войны. М.: Воениздат, 1989, с. 219-220.

154. Техника и оружие, 1997, № 1,с. 13.

155.  Юнкере Ju-87 «Stuka». Серия «Война в воздухе», № 19. М.: ООО АРС, 2000, с. 29.

156. Техника и оружие, 1997, № 1, с. 12- 13.

157. Д. Б. Хазанов, В.Г. Горбач. Авиация в битве на Орлов-ско-Курской дуге. М., 2004, с. 86. (Далее - Авиация под Курском).

158. Там же, с. 140.

159. Юнкере Ju-87 «Stuka». Серия «Война в воздухе», № 20. М.: ООО АРС, 2000, с. 40.

160. Пилот «Штуки», с. 116.

161. Зефиров, с. 252.

162. Зефиров, с. 87.

163. Пилот «Штуки», с. 13.

164. Зефиров, с. 282.

165. Зефиров, с. 222 - 223.

166. Зефиров, с. 231.

167. Юнкере Ju-87 «Stuka». Война в воздухе № 19, М.: Аре, 2000, с. 16.

168. Г. Гудериан. Танки - вперед! Нижний Новгород: Времена, 1996, с. 144.

169. Дуэль, 2003, №38, с.6.

170. Л.Дейтон Вторая мировая: ошибки, промахи, потери. М.: Эксмо-маркет, 2000, с. 113.

171. Г.А. Литвин. Я был воздушным стрелком. Симферополь: Таврия, 1990, с. 69 - 72.

172. Белокурый рыцарь, с. 12,13.

173. Я.И. Борейко. 700 дней войны. М.: Библиотека журнала Щелково, 2003, с. 40. (Далее - Борейко)

174.Борейко, с. 41.

175. Белокурый рыцарь, с. 70.

176. Авиация в битве над Курском, с. 118.

177. Там же, с. 164.

178. Белокурый рыцарь, с. 73.

179. Белокурый рыцарь, с. 69.

180. Белокурый рыцарь, с. 298 - 299.

181. Белокурый рыцарь, с. 125- 126.

182. Белокурый рыцарь, с. 145- 151.

183. Белокурый рыцарь, с. 294 - 297.

184. А.И. Покрышкин. Бой требует мысли. Новосибирск: АВИОН, 1998, с. 33.

185. Авиация в битве над Курском, с. 188.

186. Там же, с. 189.

187. Там же.

188. Там же, с. 196.

189.  С. Кузнецов. Бронированный штурмовик Ил-2. М.:Экспринт, 1998, с. 34.

190. Авиация в битве над Курском, с. 169.

191. Белокурый рыцарь, с. 120.

192. Белокурый рыцарь, с. 62.

193. Белокурый рыцарь, с. 90.

194. Белокурый рыцарь, с. 87 - 88.

195. Белокурый рыцарь, с. 76 - 78.

196. Авиация в битве над Курском, с. 72.

197. Асы Люфтваффе, с. 278 - 279.

198.  В. Романов. Messerschmitt BF.109. М-Хобби, 1994, №3, с. 29.

199. Белокурый рыцарь, с. 174.

200. Спик, с. 37. 2О1.Спик, с. 132.

202. Спик, с. 133.

203. В.Ф. Голубев. Во имя Ленинграда. М.: Фаир-пресс, с. 504.

204. Там же, с. 215.

205. Там же, с. 214.

206. Там же, с. 215.

207. Там же, с. 198.

208. Там же, с. 504.

209. Авиация и космонавтика, 1999, № 1, с. 11 - 21.

210. Голубев, с. 37.

211. Асы Люфтваффе, с. 325 - 355.

212. Потери, с. 480-481.

213. А.И. Покрышкин. Бой требует мысли. Новосибирск: АВИОН, 1998, с. 116.

214. Советские асы. М.: Восточный фронт, 1996, с. 38.

215. Белокурый рыцарь, с. 154.

216. Голубев, с. 333.

217.  Е. Ржевская. Геббельс: портрет на фоне дневника. М.: Слово/SLV, 1994, с. 222.

218.  История Второй мировой войны 1939 - 1945. т. 1. М.: Воениздат, 1973, с. 158.

219. Борейко, с. 5-6.

220. Кноке, с. 29.

221. ф.ф. Нестеров. Связь времен. М.: Молодая гвардия, 1980,с.71.

222. Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления. М.: Издательство АПН, 1972, с. 201.

223. Там же.

224. Дуэль, 2004, № 19, с. 5.

225. В.Ф. Голубев. Во имя Ленинграда, с. 175- 177.

226. К. Косминков, Д. Гринюк. Самолеты сталинских соколов, С.-Петербург: Афромузей, 1992, с. 9.

227.  М. Маслов. И-153. Изд. дом Техника молодежи, М.: 2001, с. 39.

228. Аэрохобби, 1994, № 1, с. 5.

229. В. Романов. Messerschmitt BF.109. М-Хобби, 1994, №3, с. 29.

230. Ф. Зенгер. Ни страха, ни надежды. М.: Центрополиг-раф, 2003, с. 98-99.

231. Г. Гудериан. Танки - вперед! Нижний Новгород: Времена, 1996, с. 143.

232. А.И. Покрышкин. Небо войны. М.: Воениздат, 1980, с. 163- 164.

233. Там же, с. 182-183.

234. Борейко, с. 42.

235. Л. Г. Стученко. Завидная наша судьба. М.: Воениздат, 1964, с. 247.

236. С. Карнер. Архипелаг ГУПВИ. Плен и интернированные в Советском Союзе. М.: Российский гуманитарный университет, 2002, с. 270.

237. Военно-исторический журнал, 1989, №3,с. 24-30. 238.Спик, с. 222.

239. Авиация и космонавтика, 2004, № 2, с. 38.

240. Там же.

241. Боевые взлеты. Сост. И. Костенко, М.: Молодая гвардия, 1976, с. 166-167.

242. Боевая техника и оружие. 1939 - 1945. Коллектив авторов. М.: Воениздат, с. 549.

243. В.В. Гагин. Воздушная война в Корее (1951 - 1953). Воронеж: Полиграф, 1997, с. 8 - 11.

244. Там же, с. 11-12.

245. Там же, с. 47.

246. Авиация и космонавтика, 2004, № 2, с. 33.

247. Спик, с. 55.

248. Авиация и космонавтика, 2004, № 2, с. 36.

249. Белокурый рыцарь, с. 15.

250. Авиация и космонавтика, 2004, № 2, с. 35.

251. Пилот «Штуки», с. 323 - 324.

252. Авиация и космонавтика, 2004, № 2, с. 37.

253. X. Шафер. U-Bat 977, с. 182 - 183.

254.Х. Кноке. Я летал для фюрера. М.: Центрополиграф, 2003, с. 186- 187.

255. Зефиров, с. 64.

256.  И. Геббельс. Последние записи. Смоленск: Русич, 1993,с.259-260.

257. Зефиров, с. 75, 84, 95.

258. И. Геббельс. Последние записи, с. 252.

259. X. Шафер. U-Bat 977, с. 173 - 174.

260. Зеро, с. 271.

261. Зеро, с. 279.

262. Там же.

263. К.А. Залесский. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. М.: Вече, 2000, с. 10. (Далее - Залесский)

264. Г. Пикер. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск: Русич,с. 451.

265. Залесский,с. 427 - 428.

266. Д. Коллинз. Летчик-испытатель. М.: Журнально-га-зетное объединение «Всемирная библиотека», 1937, Серия 99 - 100, с. 22.

267. Залесский,с. 483.

268. Залесский,с. 425 - 426.

269. Иосиф Сталин в объятиях семьи. Из личного архива, М.: Библиотека журнала «Источник», «editin q», 1993, с. 45.

270. Совершенно секретно, 1998, №6, с. 12.

271. Там же, с. 14.

272. Там же.

273. Военно-исторический журнал, 1996, №2, с. 63.

274. Совершенно секретно, 1998, № 6, с. 13.

275. Там же.

276. Свободная мысль - XXI, 2001, № 11, с. 108.

277. Совершенно секретно, 1998, № 6, с. 13.

278. Там же, с. 14.

279. Там же.

280. Иосиф Сталин в объятиях семьи. Из личного архива, М.: «editin q», 1993, с. 139.

281. Там же, с. 140.

282. Там же, с. 141.

283. Совершенно секретно, 1998, №6, с. 14.

284. Там же.

285. Ю.И. Мухин. Убийство Сталина и Берия. М.: Крымский мост - 9Д, Форум, 2002.

286. Совершенно секретно, 1998, №6, с. 14.

287. С. Грибанов. Заложники времени. М.: Воениздат, 1992 с. 262.

288. Совершенно секретно, 1998, № 6, с. 12.

289. С. Грибанов. Заложники времени. М.: Воениздат, 1992 с. 261 - 262.

290. Освобождение городов. Справочник. М.: Воениздат, 1985, с. 94, 199, 300, 49, 298, 320.

291. Борейко, с. 54.

292. В.Ф. Голубев. Во имя Ленинграда, с. 131.

293. А.И. Покрышкин. Небо войны, с. 309.

294. Совершенно секретно, 1998, № 6, с. 12.

295. Там же.

296. Авиация в битве над Курском, с. 87.

297. Совершенно секретно, 1998, №6, с. 12.