Катынь: кто на самом деле расстрелял польских офицеров

[Леонард]

http://www.wek.com.ua/article/25660/

интересная статья, прочитал, верю, советую всем... Ничего особо нового, но четко определены факты, и сомнительные места...

[m-sveta]

Не стала Илюхина. Теперь исчезнет свидетель

Убийство Илюхина лучшее доказательство поделок советских архивов
Теперь начнется новый виток истерик по поводу катыни
http://news.yandex.ru/yandsearch?cl4url ... F142306%2F

Родственники Илюхина не верят в то, что скоропостижная смерть депутата случайна
Племянник Сергей Илюхин рассказал, что все родственники находятся в шоке от неожиданности произошедшего.
- Он был здоровым и сильным человеком. Мы все находимся в ужасном состоянии от произошедшего. Для нас это большое несчастье, - сообщил Life News племянник Илюхина.
Коллега Валерий Рашкин также очень удивлен скоропостижной смертью Виктора Илюхина. В беседе с Life News он назвал эту смерть "подорительной" и "странной".
- Он всегда был в хорошем настроении, и никогда не жаловался на свое физическое состояние, поэтому гибель Виктора Ивановича весьма странная и подозрительная, - рассказал Рашкин Life News.

каждый из нас может сейчас рассказать дальнейший сценарий событий. Не раз были свидетелями. Например после убийства Рохлина. Тот тоже пытался разоблачить, знал многое и много рассказывал.
Ну, кто верит в естественную смерть Илюхина?

[маузер]

Анатолий Вассерман:
“-Поляков под Смоленском расстреляли именно немцы. И не в 1940-м, а в
1941 году. Это совершенно несомненно. Цель ясна. Немцы уже успели уничтожить большое количество польских офицеров и образованных поляков непосредственно в Польше. И не видели причин для прекращения этой этнической чистки на любой территории, в том числе и на нашей. А в 1990 году на Советский Союз надавили и вынудили согласиться с версией этого расстрела, придуманной Геббельсом в 1943 году.

Блеф Геббельса
- С 1940-го пленные поляки работали под Катынью на строительстве новых дорог. Эти дороги являлись стратегическими военными объектами масштабного дорожного строительства, развернутого в Центральной России в рамках подготовки к войне, и все сведения о них были засекречены. В том числе и использование пленных поляков в качестве рабочих. Немцы захватили их, так как поляки, в отличие от наших заключенных, отказались от эвакуации, а охраны было недостаточно для принудительных действий.
Сведения эти взяты из архивных мемуаров советских заключенных, часть которых летом 1941-го была эвакуирована из Катыни вообще без охраны. Расстрелянные там русские, а их погибло гораздо больше, чем поляков, - это в основном местные жители густонаселенного района и не успевшие эвакуироваться советские заключенные и конвоиры.
В 1943-м после поражения под Сталинградом с подачи Геббельса немцы попытались вбить клин в антигитлеровскую коалицию, используя Польшу. Это был очень удобный рычаг: польское правительство в изгнании ненавидело русских не меньше, чем немцев. Немцы откопали часть останков ими же расстрелянных в Катыни людей и пригласили международную экспертную комиссию. Но она не имела права самостоятельно проводить раскопки, участвовать во вскрытии могил и даже осматривать трупы. Эксперты оценивали то, что им предъявляли немцы.
Потом их всех посадили в самолет и дали понять, что если они не подпишут заранее подготовленное немцами заключение, то они все погибнут в этом самолете. Это данные из воспоминаний двух членов той комиссии. Но, на нашу беду, один из них был чех, а другой - болгарин, и их написанные по горячим следам заметки сейчас объявлены частью социалистического заговора.

Уступка Горбачева
- Эта фальшивка Геббельса возымела действие. Польское правительство в изгнании расторгло дипломатические отношения с СССР, о чем позже сильно сожалело, так как Советский Союз ответил на это созданием Польского комитета национального освобождения, который и стал костяком нового правительства. А в 1944 году наши направили в район Катыни свою комиссию, возглавляемую знаменитым врачом-академиком Бурденко, в которую пригласили нескольких видных политических деятелей Запада, английских и американских журналистов. Эта комиссия пришла к выводу: польских пленных расстреляли немцы. И он был опубликован.
В 1945-м на Нюрнбергском процессе наши попытались рассмотреть и это дело. Но произошла техническая ошибка. Смоленские свидетели неправильно запомнили имя командира немецкой тыловой части, которая расстреливала поляков и русских, и в качестве обвиняемого вызвали на процесс другого человека, который доказал свое алиби. Командира расстрельщиков не нашли, эпизод остался нерассмотренным и в итоговый приговор не вошел.
В 1990 году, когда Советский Союз уже был весь в долгах и Горбачев носился по всему миру, как ведьма на метле, пытаясь выпросить уже не новые кредиты, а хотя бы отсрочки погашения набранных, ему сделали предложение, от которого нельзя отказаться. А именно: признать вину СССР в расстреле поляков в Катыни и документально ее подтвердить. Автором идеи считают Збигнева Бжезинского - по происхождению этот американский политтеоретик поляк и ненавидит Россию со всей многовековой ненавистью предков. Ведь Польша и Россия долго тягались за главенство в Восточной части Европы и нашей победы поляки по сей день нам простить не могут.
Архивисты заказ Горбачева выполнили, склепав на коленке десятки документов. Но среди тех, кто был назначен на это грязное дело, оказались и люди профессионально честные. Они составили документы так, что даже дилетантам ясно - перед ними «липа». К слову, именно дилетант Юрий Мухин первым этот подлог и обнаружил, а уж потом ряд лжегипотез и лжедокументов опровергли и эксперты-профи. Но к тому времени многие подлинные архивные документы уже уничтожили. И состряпали еще одну бумажку, якобы написанную Шелепиным для Хрущева, в которой говорилось о том, что поляков, мол, мы расстреляли, а теперь прячем концы в воду.
Польское общественное мнение нафаршировано этой фальшью, многие поляки на ней зарабатывают деньги, как и наш известный астрофизик, перебравшийся в Польшу.
Наши власти и люди сведущие, а к ним можно отнести и Никиту Михалкова, понимают, что любые сведения о реальных событиях будут восприниматься в Польше как желание клятых москалей отпереться от ответственности. Поэтому сейчас, когда в мире так тревожно и подписанный с Обамой договор об очередном разоружении оставляет обеим сторонам возможность полного уничтожения противника, а по территории Польши все еще течет наш газ, российское руководство может говорить с нами разве что намеками.
Я согласен с тем, что народам Польши и России пора простить друг друга. И начать жизнь с нового листа. Но - помня, что есть вещи, которые прощать нельзя. Непростительно лживое обвинение невиновного. Ведь тем самым мы совершаем двойное преступление: обеляем виновного и оставляем ему возможность совершать новые злодеяния. Лично я ложь Бжезинского не прощу никогда”

[express]

Родные убитых в Катыни поляков подали пятый иск в Страсбург.

В Европейский суд по правам человека в Страсбурге подан пятый иск от родственников поляков, расстрелянных в Катыни в 1940 году. Об этом сообщает Thenews.pl.

Иск подала семья Йозефа Давды (Jozef Dawda), офицера польской полиции, которого, по данным родственников, перед гибелью поместили в лагерь для военнопленных в Осташкове. Истцы обвиняют главного военного прокурора России Сергея Фридинского в том, что для выяснения обстоятельств гибели около 20 тысяч польских граждан в России не было приложено достаточно усилий.

В сообщении не уточняется, требуют ли истцы денежной компенсации.

Родственники поляков, расстрелянных в Катыни, начали подавать иски в Страсбургский суд в 2008 году в связи с отказом российской стороны реабилитировать польских офицеров. В 2009 году военная коллегия Верховного суда признала законным прекращение следствия по этому делу, поскольку среди идентифицированных тел ни одно не принадлежало родственникам истцов.

По словам судьи, к деяниям, совершенным в 1940 году, следует применять Уголовный кодекс от 1926 года РСФСР, в соответствии с которым срок давности для уголовных преступлений составлял десять лет. Кроме того, судья подчеркнул, что следствие было прекращено также в связи со смертью лиц, подлежащих привлечению к уголовной ответственности.

Нерешенным остается вопрос квалификации совершенного преступления (поляки требуют признать его геноцидом).

Посол Польши в России Войцех Зайончковски ранее отметил, что "польское государство предоставляет гражданам, желающим подать иск против России с требованием финансовой компенсации за гибель родственников в Катыни, только юридическую поддержку". По его словам, Польша как государство компенсации от России за расстрел в Катыни не требует.

Москва признала ответственность НКВД за расстрел поляков только в 1990 году (ранее советское руководство утверждало, что поляков расстреляли нацисты). В ноябре 2010 года Госдума в специальном заявлении возложила ответственность за это преступление на руководство Советского Союза. В январе 2011 года источник в администрации президента России заявил, что все материалы по "катынскому делу" будут переданы польской стороне после завершения работы по их рассекречиванию.

http://www.newsland.ru/news/detail/id/645311/cat/42/

[vadiai]

хотелось бы фамилию автора заключения экспертизы
к словам Токарева можно относиться по разному- он свидетель
с бумажками иначе- факты вещь упрямая.не понял юмора,что никто не подписывал это палево

[Критик]

Экспертиза
http://katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=946

Даже самый простой пример. Вот документ от 5 июля 1937 года
http://www.alexanderyakovlev.org/almana ... oc/1005210



Подписи. «За. И. Ст.», «В. Мол.», «Андреев», «Ежов», «Каганович», «К. Ворошилов»

Вот журнал посещений Сталина 5 июля
1. тов. Молотов
2. тов. Андреев
3. тов. Ежов
4. тов. Каганович
5. тов. Хатаевич
6. тов. Ворошилов
7. тов. Слуцкий

Видно что присутствуют все.

Теперь смотрим кто расписался на письме Берии
http://rusarchives.ru/publication/katyn/01.shtml
Сталин, Ворошилов, Молотов, Микоян

Смотрим посещение Сталина 5 марта 1940 года
http://lost-empire.ru/index.php?option= ... &Itemid=14
1. т. Молотов
2. т. Ворошилов
3. т. Шапошников
4. т. Павлов
5. т. Василевский
6. т. Кравченко
7. т. Смушкевич
8. т. Кузнецов
9. т. Агальцов

Наш тупой друг сможет с трех раз догадаться, кого не хватает? Причем отсутствующий подписал письмо тем же карандашом, что и Сталин. А Молотов был, а карандаш другой. Да и видна разница в подписях.

[vadiai]

может упырина скажет какая связь между датой письма Берии и тем,кто был на приеме у Сталина в этот день?
если человек вменяемый , то он видит,что экспертиза подтверждает подлинность письма

[vadiai]

следуя логике упыря дата письма и дата подписи должны совпадать?

[Критик]

следуя логике упыря дата письма и дата подписи должны совпадать?

Сколько раз вам нужно нужно смотреть документы, что бы увидеть, что единственная дата на письме это 5 марта и что дата решения политбюро тоже 5 марта? Т.е Микоян должен был быть именно 5 марта, в тот день когда политбюро приняло это решение. Сталин всегда принимал у себя, а не бегал подписывать в кабинет Микояна письма на свое имя. И подлинность письма экспертиза не подтверждает. Экспертиза утверждает, что текст печатался на разных печатных машинках. Есть и еще целая куча косяков, даже лень рассказывать.

[Леонард]

Сахаров Валентин Александрович
доктор исторических наук
МГУ им. М.В.Ломоносова

Катынская история, вопреки насаждавшимся в обществе наивным ожиданиям, стремительно превращается во все более тяжелую в морально–психологическом и политическом отношениях проблему для России, её народов, прежде всего, русского народа. Совершенно несостоятельными оказались попытки снять ее политическую остроту с помощью признания вины за ни кем не доказанный факт расстрела военнопленных польских офицеров органами НКВД СССР.

Возлагая, без всяких на то серьезных оснований, ответственность советского руководства за их расстрел, политическое руководство РФ всячески затрудняет доступ широких кругов историков к архивным материалам, необходимым для объективного и всестороннего исследования катынской трагедии. Тем не менее, в распоряжении историков имеются источники, позволяющие обойти созданные преграды и развить аргументацию против этой, гитлеровско-геббельсовской по своему происхождению, версии, в пользу советской, сталинской по происхождению, версии её.

Речь идёт о документах органов фашистской Германии, осуществлявших эксгумацию трупов из массовых захоронений в Козьих горах (Катынский лес) и их идентификацию, а также пропагандистское сопровождение «Катынского дела». В них содержится ценнейшая информация, раскрывающая методы, которые германская полиция использовала в ходе т.н. «идентификации», и ставящая под вопрос её ценность. Данным выступлением мне хотелось бы привлечь внимание широких кругов отечественной и мировой общественности, историков к этой группе источников и обозначить их способность прояснить некоторые из наиболее важных вопросов катынской истории.

Но рассказ о них мне хотелось бы предварить фрагментом сообщения Западного штаба партизанского движения в Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования от 27 июля 1943 г.: «Военнопленные, сбежавшие из Смоленского лагеря 20.7.1943 года, как очевидцы – рассказали:

Немцы, чтобы создать могилы в Катынском лесу, якобы, расстрелянных советской властью польских граждан, отрыли массу трупов на Смоленском гражданском кладбище и перевезли эти трупы в Катынский лес, чем очень возмущалось местное население. Кроме того, были отрыты и перевезены в Катынский лес трупы красноармейцев и командиров, погибших при защите подступов гор. Смоленск от немецких захватчиков в 1941 году и погибших при вероломном нападении фашистской авиации на Смоленск в первые дни Отечественной войны. Доказательством этому служат вырытые при раскопках комсоставские ремни, знаки отличия, плащи и другие виды обмундирования Красной Армии» (см. Приложения №№ 1-6)[1].

В основе гитлеровско-геббельсовской версии катынской истории лежали протоколы допросов местных жителей, проведенные тайной полевой полицией и гестапо, в которых сообщалось о прибытии в апреле – мае 1940 г. на станцию Гнёздово вагонов с польскими офицерами, а также о якобы имевших место слухах, что они расстреливались в той части Катынского леса, которая называется Козьими горами. Основанием для таких выводов якобы служили рассказы о том, что из леса слышались выстрелы. Единственный, кто утверждал, что сам слышал их, – крестьянин П.Киселев, живший рядом с лесом.

К этим показаниям принято относится с доверием, хотя они содержат цифры военнопленных, доставленных в Гнёздово, значительно превышающие число как содержавшихся в Козельском лагере УВП НКВД СССР, так и захороненных в Козьих горах. После изгнания оккупантов те из них, кто выжил, заявляли о вынужденном характере своих показаний и о принуждении подписываться под документами на немецком языке, которым они не владели[2]. Адепты германо-фашистской версии катынской истории эти заявления игнорируют как вынужденные лжесвидетельства. Однако сохранились подлинные протоколы допросов и тексты присяги, подтверждающие правильность их показаний органам советской власти в этом пункте. Они действительно выполнены на немецком языке и подписаны как допрашиваемыми, так и германскими полицейскими и судебными чиновниками (см. Приложения №№ 7 – 12)[3]. Иначе говоря, допрашиваемые подписывали протоколы, не зная их точного содержания, вынужденно доверяясь устному переводу, о правильности которого они судить не могли. Значит, ценность их, как документов, адекватно отражающих содержание их рассказов, оказывается под сомнением. Во всяком случае, она должна быть доказана, прежде чем её можно использовать, как достоверные свидетельства о расстреле польских военнопленных офицеров в Козьих горах весной 1940 г.

В этой связи нельзя не обратить внимания на то, что никто из допрашивавшихся не отмечал зловония, которое должно было далеко распространяться от Козьих гор и выдавать факт массовых расстрелов и захоронений гораздо надежней, чем слухи о выстрелах в лесу. Показательно, что о сильном, трудно переносимом трупном запахе сообщали даже те, кто посещал вскрытые могилы в апреле – мае 1943 г. Особенно странно, что об этом ничего не сообщает П.Киселев, живший примерно в 500 м. от места массовых захоронений и якобы слышавший не только выстрелы в лесу, но и сопровождавшие их крики после того, как туда в закрытых машинах привозили польских военнопленных офицеров. Но «слона-то» он как-то странно «не замечал» - не чувствовал зловония, издаваемого сначала сотнями, а потом и тысячами трупов, разлагающихся в процессе постепенного (примерно, в течение 45 дней) заполнения огромных ям. Не ведал о нём, и все!

Почему о нём ничего не говорили местные жители на допросах? Отсутствие в протоколах допросов упоминания о трупном запахе может служить косвенным доказательством того, что в них зафиксировано не то, что помнили допрашиваемые, а то, что считали важным вписать в них полицейские чины. Правда проста. Ложь – трудное дело, всего не учтешь!

А лгать приходилось! Дело в том, что части и подразделения конвойных войск ГУКВ НКВД СССР, осуществлявшие сопровождение польских офицеров, вообще не конвоировали заключенных, осужденных к высшей мере наказания. Просто это не входило в круг возложенных на них задач! В «Положении о конвойных войсках Союза ССР» (введено в действие приказом Наркома НКВД СССР № 0394 от 20 ноября 1939 г.) определены виды конвоев, их предназначение, категории конвоируемых, действия КВ в особых условия. О конвоировании или охране осужденных на расстрел в нем нет ни слова![4] Документ «Сведения о характере и сроках осуждения заключенных, отконвоированных эшелонными, сквозными и плановыми конвоями частей и соединений конвойных войск НКВД СССР за 2-й квартал 1940 г.» (см. Приложение № 13) [5] позволяет увидеть, что конвойные войска в указанное время действовали в точном соответствии с данным Положением. То же можно сказать и о конвоировании в 1-ом и 3-ем кварталах 1940 г.[6] Это относится и к 136-му батальону (командир майор Межов) 226-го полка КВ, который в апреле – мае 1940 г. конвоировал польских военнопленных офицеров в процессе передачи их из Козельского лагеря УВП НКВД СССР в распоряжение УНКВД по Смоленской области. Всего за второй квартал 1940 г. этот батальон отконвоировал 10.916 человек. Из них осужденных к разным срокам заключения было 5.769, в т.ч. на сроки до 3-х лет – 4.300, от 3-х до 5 лет – 858, от 5-ти до 8 лет – 443, от 8-ми до 10 лет - 134, от 10-ти до 15 лет – 34, свыше 15 лет – 0. Кроме того, было отконвоировано 2.512 подследственных и 2.635 ссыльных и спецпереселенцев[7].

Отсюда следует два важных для нас и непреложных вывода: первый - абсолютное большинство военнопленных польских офицеров, направленных в апреле – мае 1940 г. из Козельского лагеря УВП НКВД СССР в распоряжение УНКВД по Смоленской области, было осуждено Особым совещанием НКВД СССР к лишению свободы на срок не более 3 – 5 лет! Второй – никто из них не был приговорен к смертной казни. Это соответствует также положению об Особом Совещании НКВД СССР. Но и это еще не все хорошее. Дело в том, что в сохранившихся документах конвойных войск («путевые ведомости») содержатся многочисленные прямые указания на то, они конвоировали «лишенных свободы», т.е. осужденных на жизнь в местах заключения, а не на смерть[8].

Невозможно всерьез рассуждать о том, что все это делалось в нарушение решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. о расстреле польских военнопленных офицеров. Следовательно, эти документы служат ещё одним аргументом в пользу вывода о том, что указанное «решение» является не более чем примитивной фальшивкой.

Единственным доказательством времени образования массовых захоронений в Козьих горах, претендующим на объективность, является заключение главного лесничего военного правления Герффа о возрасте деревьев, росших, якобы, на могилах. Он составил его в Смоленске 30 апреля 1943 г. Говоря о нем, фиксируют только вывод: 5-летние деревца, пересаженные 3 года назад. В результате у читателя может возникнуть впечатление, что Герфф сам изымал материал для анализа или присутствовал при этом. В этом случае авторитет специалиста вкупе со свидетельством очевидца, производит сильное впечатление. Между тем во вводной части этого документа содержится важная информация об обстоятельствах предоставления ему деревьев для исследования и о месте их произрастания: «Делегацией иностранных судебных медиков мне были представлены для исследования 6 растений сосен, которые были выкопаны лично господином профессором Биркле из Бухареста и господином профессором Бутц из Вроцлава в окрестности братских могил в Катыни (выделено нами. – В.С.)» (см. Приложение № 14)[9]. Ограничивая свою роль исключительно анализом представленного ему древесного материала, Герфф полностью обесценивает если не результаты проведенного им анализа, то самый анализ, превращая его в совершенно бесполезную для установления времени захоронений работу и лишая германо-фашистскую версия катынской истории единственной серьезной опоры в важнейшем вопросе – о времени расстрела.

Очень любимо у адептов германо-фашистской версии катынской истории утверждение об истязании военнопленных офицеров перед расстрелом, в частности, о тугом связывании им рук, о раздроблении костей черепа тяжелым предметом и т.п. На несостоятельность последнего утверждения еще в 1945 г. обратили внимание польские судмедэксперты Ольбрихт Я.С. и Сенгалевич С.Л. в своем заключении, подготовленном для международного военного трибунала в Нюрнберге[10].

Но, что еще важнее, имеется документ ведущего судебного медика профессора д-ра Г. Бутца, руководившего германским медицинским исследованием катынских захоронений, в котором он сам оспорил обоснованность таких заключений: «Обнаружение разрушенных сводов черепа трупов в сочетании с выстрелами в затылок не является надежным признаком того, что сильные удары тупым предметом предшествовали расстрелам. Скорее расщепление свода черепа может быть объяснено в основном гидродинамическим эффектом выстрела, в результате может создаваться видимость, что эти разрушения являлись следствием нанесения ударов тупыми предметами. Это же относится и к связыванию рук, следы от которого могут объясняться особенностями нахождения трупов в могилах, поэтому факт связывания рук не может быть научно обоснован (выделено нами. – В.С.)» (см. Приложение № 15)[11].

Позднее, в официальном «Сообщении» Бутца о катынских раскопках»[12], эта оценка была изменена, чем, однако, не снимаются отмеченные им аргументы против такого вывода; кроме того, не исключено, что окончательный вид соответствующая часть этого документа приобрела без его участия.

Реальная эксгумация трупов из могил в Козьих горах сопровождалась, во-первых, искусственным «раздуванием» численности эксгумированных, а также, во-вторых, фальсификацией результатов их идентификации. Об этом свидетельствуют документы, которые секретарь полевой полиции группы тайной полевой полиции 570 Восс, руководивший полицейским расследованием, направлял в руководящую «инстанцию». Из них следует, что для увеличения численности «жертв НКВД» достаточно часто в ежедневно составлявшихся списках эксгумированных и идентифицированных пропускались номера (последний номер в списках Восса – 4131). Всего в них было пропущено 124 номера, следовательно, в списках (с учетом одного дублирующего и трех литерных номеров) зарегистрировано 4011 трупов, разного рода комплектов документов, бумаг и вещей, а также погон и фуражек.

В 59 случаях вместо трупов в списках эксгумированных были учтены документы, бумаги и (или) предметы (очевидно, правильнее будет говорить о случаях, которые остались не скрытыми от постороннего взгляда)[13]. Хотя точное число таких «замен» пока установить не удается, тем не менее, можно говорить, что этот метод увеличения численности эксгумированных, а также «идентификации» несуществующих трупов применялся достаточно широко. Очень эффективный прием, позволяющий «одним выстрелом» постоянно «убивать двух зайцев». Более чем откровенные признания в использовании этого метода содержатся в документах Восса.

Так, например, он писал, что «в одной из могил найдены документы. Не известно, к каким трупам эти бумаги принадлежат; тем не менее, они могли бы принадлежать трупам до сих пор не идентифицированным» (выделено нами. – В.С.)[14]. «Дополнительные списки», регулярно направляемые им «по инстанции», свидетельствуют, что это была не единичная находка, и позволяют понять, что происходило с этими документами в дальнейшем. Так, 30 апреля 1943 г. он писал: «в могилах обнаруживаются лишь документы и документы, но не трупы… Нужно полагать, что эти документы принадлежат до сих пор не идентифицированным трупам» (выделено нами. – В.С.). За 6, 10, 14, 18, 20, 22, 24, 26 и 31 мая, соответственно имеются следующие записи: «В одной из могил найдены документы. Не известно, к каким трупам они принадлежат»; «Два заключительных трупа представлены лишь найденными документами»; «Заключительные шесть трупов представлены лишь pp. найденными документами»; «Заключительные непронумерованные трупы представлены лишь найденными документами», «6 трупов снова могут быть представлены только документами»; «Дополнительно идентифицировано 24 следующих, до сих пор неизвестных трупа. 3 заключительные трупы представлены найденными бумагами»; «Нижеследующие 24 имени принадлежат трупам, до сих пор являвшихся не идентифицированными. 3 непронумерованных трупа представлены лишь pp. документами найденными в одной из могил»; «Следующие 25 трупов до сих пор считались не идентифицируемыми. Непронумерованные имена представлены изъятыми из могил бумагами»; «Идентифицировались дополнительно: 20 трупов… 2 трупа представлены личным знаком и письмом. Сами трупы не были найдены». В последней записке, от 8 июня сообщается: «Дополнительно идентифицировано 26 трупов, порядковые №№ которых занесены в прежних установках. Следующие 3 польских офицера представлены найденным документы; так как трупы не найдены, они не пронумерованы»[15].

С целью увеличения численности «опознанных» трупов достаточно широко использовался метод снабжения их документами и бумагами, не имевшими к ним никакого отношения, но дававшими формальные основания для «идентификации». На это указывают германские документы, в которых содержатся оценки результатов произведенной идентификации трупов. Они свидетельствуют о том, что истинную – ничтожную - ценность произведенной так называемой «идентификации» знали не только германские участники «катынского дела» и их польские подельники. Например, на совещании, проведенном 10 июня 1943 г. в Кракове главным управлением пропаганды правительства генерал-губернаторства было констатировано: «до сих пор предоставленные и в польской прессе опубликованные списки трупов, идентифицированных в Kaтыни, недостоверны, так как только в немногих случаях соответствуют действительности» (выделено нами. – В.С.)[16]. В этом совещании принимали участие представители ПКК. Значит, не только германские власти, руководившие спектаклем в Козьих горах, но и руководство Польского Красного креста (и все те, кого оно информировало), хорошо знали истинную цену подготовленного (на основе списков Восса) списка эксгумированных и идентифицированных. В одном из писем ПКК, в частности, говорилось: «Из до сих пор поступавших списков мы лишь в немногих случаях можем считать данные достаточным основанием для информирования родных, так как при таком большом количестве имен отсутствуют личные данные, допускающие несомненное опознание умерших (выделено нами. – В.С.)»[17].

Главное, что беспокоило организаторов катынской провокации, – дублирование имен «идентифицированных». На это указывает частые разъяснения президиуму ГКК причин этого дефекта, имеющие характер установки, инструкции. Так, например, в письме, направленном 27 июня 1943 г. из главного отдела пропаганды правительства генерал-губернаторства (подписано: Шпенглер) в президиум ГКК, говорилось: «бумаги приводились в порядок различными ревизиями документов, в результате документы, принадлежащие одному трупу, при упаковывании раскладывались по различным конвертам. Поэтому, например, бумаги офицера оказывались разложенными по 12 различным конвертам (выделено нами. – В.С.)» (см. Приложение № 16)[18]. В письме министерства пропаганды в президиум ГКК от 30 августа 1943 г. также указывалось, что подлинные документы убитых в Катыни польских офицеров «при упаковывании в конверты неоднократно перепутывались и частично оказывались положенными в конверты, принадлежащие различным покойникам»[19]. Такая версия может казаться убедительной только для тех, кто оставался (и остался!) в неведении о том, что в Козьих горах широко практиковалось «сводничество» неизвестных трупов со «счастливо обретенными» документами.

На основании вышеизложенного мы можем утверждать, что находившиеся в руках германской полиции какие-то документы, бумаги и даже предметы, использовались ею, во-первых, в качестве заменителей реально не существующих трупов и, во-вторых, для «идентификации» трупов, изначально фигурировавших как «неопознанные».

Как это делалось? Известно, что какой-то массив документов и бумаг «выдерживался» в могильных ямах. Известно, что они использовались для идентификации трупов и для их замещения в списках эксгумированных и идентифицированных; очевидно, из них формировались комплекты «вещьдоков». Какая-то часть их «записывались за трупом» в служебном помещении, где производилась работа с документами и составлялся список эксгумированных и идентифицированных. Но основная часть их использовалась для снабжения трупов, лежащих в могилах. Утверждения о невозможности подложить «вещьдоки» трупам, слипшимся в плотную массу, не разрушив её монолитности, совершенно несостоятельны. Достаточно было, например, по окончании дневных работ, когда на могилах не останется посторонних, «снабдить» трупы верхнего слоя, уже «потревоженные» хождением по ним и работой на них, заранее подготовленными наборами «вещьдоков» - рассовать по карманам, в голенища сапог и т.д. На следующий день при обыске трупа их непременно найдут. Представители ПКК – засвидетельствуют, уложат в конверты, привяжут номера. А сотрудники Восса – зафиксируют в очередном списке: номер по порядку, труп, при трупе то, что было подложено ему накануне. И так день за днем… Так было или как-то иначе, но подобная профанация «идентификации» авторитетно свидетельствуется самим Воссом.

Мнение, что обнаруженные при трупе документы и бумаги являются надежным основанием для его идентификации, на поверку оказывается совершенно несостоятельным. Уже только «сводничество» трупов с документами неизбежно и основательно подрывает доверие к спискам Восса. Конечно, какая-то часть найденных при трупах бумаг, действительно, принадлежала им. Но даже в тех случаях, когда в списках Восса фиксировались документы, действительно принадлежавшие убитому, то это не может служить гарантией правильной идентификации трупа, т.к. при нем могли быть документы и (или) бумаги либо принадлежащие третьим лицам, либо содержавшие информацию о них (письма, открытки, конверты, записные книжки, визитки, фотографии и т.д.). Очевидно, что текст обнаруженных при трупах документов и бумаг мог говорить что-либо только о них самих и владельцах. Задача отождествления его с извлеченным из могилы трупом оказывалась в тех условиях совершенно неразрешимой. Не спасает положения и наличие документа с фотографией, поскольку состояние лицевой части головы трупа исключало его опознание по ней. Использовать методику восстановления внешнего вида головы человека по его черепу в тех условиях не было возможности. Да и нужды в этом тоже не было. О генетическом анализе говорить не приходится.

К сказанному добавим, что совершенно неизвестно, как определялась национальная принадлежность и польское в прошлом гражданство неопознанного трупа в гражданской одежде. Ничего не знаем мы и о том, в униформе какой армии были неопознанные военнослужащие. А знать это необходимо, поскольку, вместе с поляками в этих могилах, как было показано выше, в неизвестном нам порядке и количестве были перезахоронены трупы погибших в боях бойцов и командиров Красной армии, а также местных жителей с городского кладбища Смоленска. В списках Восса они могут «скрываться» как неопознанные военные («Offizier»), «Leutnant», «Uniformierter», «Leiche in Uniform»), неопознанные («unbekannt») или гражданские («Ziwilist»).

После того, как, благодаря германским документам, прояснилась картина формирования списков эксгумированных и идентифицированных трупов из могил катынского леса, можно обратиться к вопросу о причинах совпадений между ними, а также списками польских военнопленных, отправлявшихся из Козельского лагеря УВП НКВД СССР в распоряжение УНКВД по Смоленской области. Известно, что какая-то часть из них, действительно, была расстреляна немецко-фашистскими оккупантами в 1941 г., поэтому определенное совпадение в общем перечне имен между этими списками не только могло, но и должно было иметь место.

Впервые обратил внимание на имеющиеся совпадения между этими списками Ю.Н.Зоря, а «направлявший и руководивший» его поисками в Особом архиве В.Фалин - один из «главных» «прорабов перестройки» - оценил их, как «потрясающие совпадения» и исчерпывающе доказательство расстрела польских военнопленных офицеров органами НКВД СССР. Этот вывод, освященный политическим авторитетом М.Горбачева, стал первым отечественным «вкладом» в развитие гитлеро-геббельсовской версии[20]. Указание на факт такого совпадения сначала служило в качестве главного аргумента в пользу вывода о виновности советской стороны в расстреле польских военнопленных офицеров. Теперь, после обнародования фальшивок – документов Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. о их расстреле – он продолжает сохранять свое значение в качестве одного из важнейших аргументов в пользу германо-фашистской версии катынской трагедии.

Однако самый факт значительных совпадений очередности расположения фамилий в «списках-предписаниях на отправку пленных из Козельского лагеря в УНКВД по Смоленской области и эксгумационных списков из Катыни»[21] невозможно объяснить иначе, чем «чудом», если учесть определенную бессистемность обнаружения и вскрытия могил, а также эксгумации и регистрации трупов. Сколь-либо существенное совпадение могло быть только в том случае, если немецкие «инстанции», силами которых осуществлялась идентификация трупов, имели списки присланных из Козельского лагеря бывших польских военнопленных офицеров. Правда, в этом случае «совпадение» перестает быть «потрясающим» и оказывается имеющим весьма прозаическое объяснение.

Адептам германо-фашистской версии придётся смириться с фактом наличия в распоряжении германских властей таких списков и их использованием в процессе «расследования» «Катынского дела». Дело в том, что во время взятия Смоленска германские войска, в числе прочих документов, захватили «Списки интернированных в Козельском лагере», присланных в распоряжение УНКВД по Смоленской области. Более того, они активно использовались в процессе идентификации эксгумированных в катынском лесу трупов. Об этом свидетельствует переписка министерства пропаганды Рейха с Германским Красным крестом. Например, 23 июня 1943 г. из этого министерства в адрес президиума ГКК было направлено письмо, в котором говорилось: «Вам высылаются обнаруженные в ГПУ Смоленска списки имен (имена на русском языке) для внимательного изучения с просьбой переслать находящиеся у Вас поименные списки установленных в Катыни жертв, имеющихся в обоих списках»[22]. В тот же день особый уполномоченный ГКК сообщал в министерство пропаганды: «списки ГПУ содержат польские имена, которые были переведены на русский язык. Эти польские, по-русски написанные имена были переведены обрабатывающей немецкой инстанцией, к сожалению, не на польский язык, что не представляет никаких трудностей для перевода и может осуществляться с большой точностью, а на немецкий язык… Пересланный материал представляет собой большое значение для всей работы по расследованию пропавших в Советской России польских офицеров. В интересах этой работы и, прежде всего, для сравнения запрошенных списков со списками эксгумированных в Kaтыни, безусловно, необходимо, чтобы списки ГПУ как можно скорее были присланы сюда в точной копии оригинала, или как фотокопия русского текста»[23]. В письме от 8 июля мы вновь встречаем просьбу «передать найденные в здании ГПУ в Смоленске списки интернированных в Козельском лагере либо в оригинале, либо в фотокопии или же позволить снять с них копии на русском языке»[24].

После окончания «полевого периода» расследования массовых захоронений в Козьих горах (6 июня 1943 г.), работа со списками эксгумированных и идентифицированных продолжалась в краковском институте судебной медицины и естественнонаучной криминалистики, куда для дезинфекции и исследования были переданы «вещьдоки», добытые в катынском лесу[25]. Мировой общественности хотели представить документ, лишенный видимых дефектов. Однако эта задача оказалась нерешаемой. Достаточно сравнить списки Восса со списком эксгумированных и идентифицированных, опубликованном в сентябре 1943 г. в сборнике документов «Официальный материал о катынском убийстве», чтобы понять: все основные дефекты первоначальных списков здесь сохранились, а в ходе «работы» над списком был использован метод «идентификации» трупов по документам и бумагам, которые прежде были признаны недостаточными для этого. Поражает обилие имеющихся в нем следов фальсификации и проявлений небрежности, которые свидетельствуют о том, что никакой серьезной работы над списками Восса в «кабинетный период» работы с ними не велось. И это понятно. Работа над ним требовала многих месяцев, а политическая потребность в опубликовании официальных результатов заставляла торопиться.

Это отразилось в оценках, как самого списка эксгумированных и идентифицированных, так и перспектив работы над ним. Процитируем ряд документов. 27 июля 1943 г. новый вариант списка эксгумированных и идентифицированных был направлен сотрудником главного отдела пропаганды правительства генерал-губернаторства Шпенглером в президиум ГКК с уведомлением, что он несовершенен, что требуется «минимум 5-6 месяцев» для его уточнения (см. Приложение № 16)[26]. Президиум ПКК, направляя 16 августа список эксгумированных и идентифицированных в Международный комитет Красного креста (МКК), в сопроводительном письме к нему информировал, что список составлен «на месте» «с помощью изготовленного в Катыни каталога», что «опознавание трупов производилось на основании найденных у них заметок… Имена жертв устанавливались на основании найденных у них документов, например: удостоверения личности, служебные удостоверения, прежде всего, официальные удостоверения, наконец, письма и визитные карточки». Судя по отзыву ПКК, в этом списке сохранились все, прежде отмечавшиеся, недостатки, например, то, что «часть найденных документов, принадлежащих одной и той же личности, находилась в карманах форменной одежды одного трупа, а другие либо в песке могилы, либо при других трупах». Руководство ПКК считало, что этот список «должен рассматриваться как временный», подлежащий дальнейшему уточнению «в соответствии с официальными результатами судебно-медицинской экспертизы, проводимой в Кракове»[27].

В письме Президиума ПКК, направленном 12 октября 1943 г. в Международный комитет Красного креста в Женеве, содержалась следующая итоговая оценка результатов германского расследования «Катынского дела»: «…даже если бы ПКК располагала всеми результатами работ по эксгумации и идентификации, включая документы и воспоминания, она не могла бы официально и окончательно засвидетельствовать, что эти офицеры убиты в Катыни. Неопознаваемое состояние трупов, тот факт, что во многих случаях при двух трупах были обнаружены документы, несомненно, принадлежавшие одному лицу, минимум опознавательных знаков, особенно безупречных вещественных доказательств, найденных при трупах, наконец, то обстоятельство, что военные, убитые в Катыни, пали не на поле сражения, а по прошествии времени, в течение которого должны были происходить смена униформы, переодевания и попытки побегов, все это дает ГКК основания утверждать только то, что данные трупы имели при себе определенные документы (выделено нами. – В.С.)»[28]. Следовательно, поляки тогда, в 1943 г., признавали, что с уверенностью можно говорить только о том, что данный документ, зафиксированный в списке Восса, был обнаружен при данном трупе. И что нет никаких оснований утверждать, что в прошлом он принадлежал именно этому расстрелянному человеку. Очевидно, лишне говорить, что адепты германо-фашистской версии катынской трагедии избегают таких признаний.

Так президиум польского Красного креста, не желая того, не только «вогнал осиновый кол» в результаты т.н. «идентификации» германскими властями «катынских жертв», но и подвел «мину» под все последующие попытки представить их, как заслуживающие доверия.

Отмеченные выше манипуляции германских «инстанций», «расследовавших» «катынское дело», с трупами и «вещьдоками» исключают принятие на веру каждого отдельно взятого факта установления связи между ними. Что же остается в качестве надежно установленного? НИЧЕГО!

Неизбежен вывод: учтенные в списках Восса, в качестве «вещьдоков», макулатура и метал, в массе своей либо не могут служить основанием для идентификации жертв германского фашизма, погребенных в могилах Козьих гор, либо не являются надежной основой для нее.

Делопроизводственные документы органов германского Рейха, хотя прямо и непосредственно не затрагивают главного вопроса – о том, кто производил массовые расстрелы и захоронения в Козьих горах (Катынский лес), тем не менее, они, как минимум, полностью разрушают легенду о надежно установленном факте, что в Козьих горах захоронены польские офицеры, привезенные из Козельского лагеря и расстрелянные весной 1940 г. органами НКВД СССР по решению высшего политического руководства СССР. Они служат ослаблению всей системы аргументов германо-фашистской версии катынской истории. Одновременно они развивают и усиливают систему аргументации в пользу советской сталинской версии катынской истории.

ссылка