Протоиерей Андрей Логвинов
http://www.albrat.ru/guest/index.php
Протоиерей Андрей Логвинов родился 19 мая 1951 года в г. Каинске Новосибирской области. Окончил истфак Новосибирского пединститута, учительствовал в сельских школах, работал директором. С 1983 года перешел служить в церковную ограду, став чтецом, певчим, псаломщиком, звонарем в Свято-Серафимовском соборе г. Вятки. Окончил Московскую духовную семинарию. Рукоположен в 1991 году в сан диакона на Успение Пресвятой Богородицы и во священника - в праздник Феодоровской Ея иконы. Пастырское служение проходит в храме св. прав. Иоанна Кронштадтского при костромском молодежном православном центре “Ковчег”. Член Союза писателей России и Союза журналистов России, лауреат премий "Имперская культура", журнала "Наш современник" и Андрея Заболоцкого.
- Сегодня у нас в гостях поэт протоиерей о. Андрей Логвинов
- Я хочу поблагодарить приход Иоанна Богослова за приглашение, очень радуюсь тому, что в Костроме есть такой замечательный храм, который стал общиной, а не просто приходом. А это то, чего так не хватает нашей современной православной жизни, мы слишком разобщены. Я знаю лично и люблю немало из ваших прихожан, не могу об этом не сказать, потому что они мне очень дороги. У меня есть стихи, некоторые из них не подписанные специально, но на самом деле посвященные вашим прихожанам. С этого объяснения любви вашему приходу я и хотел бы начать наше общение.
- Спасибо, о. Андрей, за добрые слова в наш адрес. Вот что интересно: Вы священник и поэт, как это сочетается? Что раньше оказало на Вас влияние: стремление к Богу или литературная муза, открывшая дорогу к Богу?
- У меня жизнь сложилась так, что именно через литературу, через творчество душа приблизилась к Богу, а потом уже дозрела до принятия сана. Я вырос в советское время, совершенно безбожное, атеистическое. Родился в Сибири, в небольшом городочке, где не было даже никакого упоминания о храме. Родители были коммунисты, бабушки-дедушки - все неверующие. Я действительно НИЧЕГО не знал о Боге. Моя душа чего-то искала, пыталась найти точки опоры в музыке, литературе, жаждала света, познания, чего-то не повседневного, не подверженного сиюминутной моде. Могу сказать, что обязан как раз культуре, искусству, творчеству тем, что вообще начал задумываться над духовными темами. Ведь наша русская отечественная литература, например, вся пронизана лучиками православной веры, потому что основа воспитания была православная, и грамоту изучали с Псалтирью, изучали Закон Божий, это ложилось в основу мировоззрения. Когда Тургенев, Пушкин, Фет писали об отношениях между людьми, о цветах, птичках, о чем угодно, эта здоровая православная основа все равно сквозила в их произведениях, как солнечные золотые нити проблескивают даже в хмурую погоду, и благотворно действовала на душу.
- Как давно Вы стали заниматься творчеством?
- Писать стихи я начал в школе, лет в 14. Поначалу это были либо какие-то посвящения тем девушкам, которые мне нравились, либо горестные излияния чувств оттого, что я кому-то не нравился. Это трудно назвать творчеством. А потом уже когда душа начала себя обретать, когда стало прорезаться в душе понятие Бога, и стихи стали серьезные, более глубокие. И когда в 21 год я пришел к священнику для того, чтобы окреститься, показал ему какие-то из стихов, я помню, что он и члены его семьи были удивлены, что человек некрещеный, а пишет православные стихи. Были у меня и перерывы в творчестве. После празднования 1000-летия Крещения Руси широко открылись двери храмов для народа, и я понял, что мое призвание – заниматься катехизацией. Где только мог, и на воскресных школах, и просто в школах, в ПТУ, я нес какие-то церковные знания, а прошло несколько лет, и стало ясно, что такой простой ликбез многими пройден. Люди жаждут более высокого, художественного в том числе, слова, которое задевает какие-то эстетические струны в человеке, которое может облагородить его душу и подвести к Церкви. Я очень переживал, нужно ли писать. Так сложилось, что показал свои стихи батюшке Иоанну Крестьянкину, и он одобрил и благословил. Эстетическая сторона души у каждого требует какой-то пищи, художественное слово действительно людям нужно, когда напрямую не доходит, и надо пользоваться каким-то обходным путем...
- Были ли у Вас чисто светские произведения или Ваши произведения чисто духовные?
- Трудно сказать, какие у меня произведения светские, а какие духовные. Все, что я напечатал, писалось, когда моя душа уже обрела для себя драгоценную жемчужину - Христа, и она уже сквозила своим внутренним светом и в моих стихах. Поэтому разделить я не могу, вот это светское, а вот это чисто духовное стихотворение. В чем-то больше момент церковности, где-то меньше, одни стихи выше по духу, а другие не выражает такой духовности. Тем более что, на мой взгляд, чисто духовного творчества быть не может, кроме писаний святых отцов. Ибо даже в Евангелии Христос говорил художественными притчами, псалмопевец Давид писал художественными формами, и в Священом Писании много того, что связано с художеством.
- Кого Вы можете выделить из современных российских писателей и поэтов?
- Конечно, мне дорог о. Вячеслав Шапошников как земляк и сотоварищ, священник и поэт. Из тех, кого я лично знаю, я назвал бы в первую очередь протоиерея о. Леонида Сафронова, который живет в Вятской епархии. У него замечательные стихи, крепкая образная речь. Недавно мне попала в руки книга редактора газеты “Православный Петербург”. Книга основана на его размышлениях и стихотворениях современных авторов, которые он приводит. Я почитал и просто прослезился, потому что множество живых, интересных, пронзительных стихов авторов, которых я никогда не слыхал. Я думаю, сейчас все наши СМИ работают неправильно, они создают попсу, бездуховность и бескультурье, кого-то объявляют модными и пропагандируют, а вот настоящих авторов, тех, кто действительно думает, чувствует, плачет, страдает, преодолевает свои страдания, мы фактически не знаем. С прошлого года для меня открытием стала Светлана Копылова, которая переложила на стихотворный язык известные притчи, и когда она их поет, это трогает людские души, оказывается насущной пищей для многих людей, и воцерковленных, и нет. Смею думать, что есть и будут появляться все больше интересных писателей и поэтов, православных, глубоких, ищущих. Потому что душа ожила после десятилетий всяких препятствий, а живая душа нуждается в том, чтобы как-то расцветать в творчестве, чтобы поделиться своими переживаниями, поисками, находками с другими людьми, облечь это в форму слова, которое будет звучащим. Я думаю, что мы станем свидетелями открытия многих новых и славных, достойных имен в нашей русской церковной литературе в том числе.
- Ваше творчество это призыв души или необходимость, вызванная желанием донести правду Божию простым людям?
- И то, и другое. Конечно, это призыв души. Пока душа у самого автора дремлет, пока она не воспламенилась, не возлетела на крыльях, пока она сама для себя не сформулировала что-то четко, ни одно стихотворение не напишется. Иногда пробуждается в душе этот зов, и что-то требует, чтобы через тебя проговорилось. Это может быть смутное, непонятное брожение мыслей и чувств в течение нескольких дней. Это может быть вспышка, настолько яркая, что тут же немедленно оформляется. Желание донести правду Божию людям, конечно, тоже присутствует. Но вот если просто озадачиться, что надо доносить правду Божию, это будут стихи из головы, рационалистически выстроенные, в них не будет правды. Каждое художественное произведение ценно тогда, когда оно живое! Без чувства невозможно, чтобы стихотворение жило своей жизнью. Можно зарифмовать какие-то мысли, но это будет умственная работа, а не органичное художественное произведение.
- Что Вы читаете из творений святых отцов и что из классических писателей?
- Беда моя в том, что читать приходится мало и все меньше и меньше. Когда я был молод, то так для себя сформулировал понятие счастья: счастье заключается в том, чтобы быть нужным людям! Я в юности страдал, что никому не нужен. Это очень распространенное явление, когда человек страдает от своего одиночества, думает, что его никто не любит. И вот теперь я могу сказать, что стал счастливым человеком, потому что я очень даже востребован, многим людям я нужен. Сейчас я должен говорить уже о другой стороне, что я настолько счастлив, что думаю, поменьше мне бы уже этого счастья (смеется). Мне уже не хватает времени на самого себя, на собственную душу, пастырские обязанности завхатывают полностью все время. Поэтому читать приходится урывками. Последнее, что довелось мне читать, - это очень редкая книга старца Порфирия. Мы все знаем старца Паисия Афонского, а беседы старца Порфирия у нас напечатали очень маленьким тиражом. Это уникальная личность, ему еще не было 20 лет, а он уже был схимонахом. Его беседы - это то, что я сейчас читаю. А до классики совсем руки не доходят.
- По слову старца Варсонофия Оптинского, произведение светского искусства способно пробудить дремлющую душу, "поднять ее над будничной, серой, обыденной жизнью и привести к Богу", однако напрасно думают, что "науки и искусства, особенно музыка, перерождают человека, доставляя ему высокое эстетическое наслаждение <…> Под влиянием искусства, музыки, пения и т. д. человек действительно испытывает наслаждение, но оно бессильно переродить его <…> это эстетическое наслаждение не может заменить религию <…> Есть несколько дверей для вхождения в Царство Небесное <…> крещение <…> А другая – покаяние, иначе исповедь <…> А третья дверь – Св. Причащение". В контексте вышесказанного вопрос: нужны ли сейчас священнослужители поэты, гитаристы?
- Как это ни странно, без помощи, которая может быть оказана со стороны духовного творчества, для человека может не открыться ни одна из этих дверей. Духовные стихи помогают людям, кому-то придти ко крещению, кому-то - к покаянию. Потому что человек живет в потоке современной лжекультуры, попсы, где о Боге не говорит ничего! Поток рекламы, развлечений говорит лишь о потреблении. Многие люди настолько сейчас утрамбованы этой попсой, что для Бога даже щелочки не остается, и сознание блокирует прямую Евангельскую речь, человек не способен воспринять слова Священного Писания.И в этом смысле слово художественное может не только пробудить живое чувство в душе, а обратить ее, наставить и привести к покаянию. Совестливое художественное слово, когда одна верующая душа делится с другой, может оказать громадную поддержку. Я во всем этом убеждался не раз, и для меня это является оправданием того, что нужно вообще писать, нужно творить.
- Что Вы думаете о взаимоотношениях Православия с другими конфессиями?
- Как священник могу ответить, что с людьми мы можем общаться хоть с мусульманами, хоть с католиками, хоть с буддистами, можем относиться с симпатией к человеку верующему и неверующему. Мы должны относиться доброжелательно к любому человеку независимо от его веры и религии. Но тут вопрос стоит о взаимоотношениях Православия с той или иной конфессией, а это уже совсем другая ступенька отношений. Наша задача - сохранить Православие в чистоте. Вызов экуменизма заключается в том, чтобы в этих навязчивых назойливых контактах растворить, модернизировать Православие, чтобы его чистота потеряла свою подлинность, глубину и высоту. И тут конечно, опасность очень велика. Надо проявлять осторожность в отношении экуменических контактов. Православие должно входить в жизнь, преображая ее, а для этого оно не должно терять свою высоту. Закваска должна быть постоянно работающей, а для этого она не должна истратиться на необъятном количестве житейской муки.
- Как Вы мыслите, демографический кризис в стране повлияет в дальнейшем на количественный состав прихожан, особенно на селе? И что делать Церкви?
- Полноценно ответить на этот вопрос я не готов. Могу только сказать, что душа болит за нашу деревню.Мой старший сын служит в Беларуси, я там бываю хотя бы раз в год, и что удивительно: там ни одна деревня не умерла за годы перестойки, распада Советского Союза, везде жизнь, везде благоустроенность, дороги замечательные, рост населения превышает смертность. От чего это зависит? Я думаю, от общего настроя. В той же Беларуси люди видят смысл в жизни. Там направленность на созидание, а у нас - на обогащение немногих и прозябание большинства. В деревне людям сейчас нет смысла жить, потому что невыгодно что-то производить. Наша традиционная русская жизнь связана с многовековым укладом деревни. Самое горькое, что этот уклад уже начисто уничтожен. То, что большевики не сумели добить, нынешние демократы добили. Деревни у нас фактически не существует. Храмы кое-где стоят, их никогда не восстановить, потому что никто не живет уже там. Будет гибнуть и этот потенциал в деревнях. Если есть церковь на селе, священник, служба, село держится, живет и будет жить. Как только храм закрывается, священника нет, то тогда сыпется и все остальное. К сожалению, есть очень много таких храмов, которые не способны прокормить семью священника. Если только там монах будет служить, уединенно молиться без расчета на каких-то прихожан. Есть села, где героическим усилием еще сохраняется жизнь. Знаю село в Вологодской области, где жители несколько музеев сами организовали! Они живут и развиваются. Естественно, потому что православные. Без Православия ничего бы и не было. Это такая крепящая сила, которая способна не только душу отдельную укрепить, не дать ей погибнуть, но и целому народу помочь.
- Толерантность – это православное понятие?
- Конечно, это понятие неправославное. Толерантность подразумевает полную беззубость и всеядность. У нас насаждается эта чудовищная черта. Никогда человек не был таким всеядным и винегретным, как сейчас, и из-за этого происходит разрушение самого человека. Бедный Запад сейчас занимается самоубийством под воздействием этой толерантности, которую он у себя привил в законодательстве, в отношениях. Европейские народы гибнут под все увеличивающимся натиском выходцев из Африки, Азии, а так как они приучили себя ко всем с улыбочкой относиться, они просто не знают, что делать, у них нет никакого механизма, который бы остановил засилье мусульманской культуры. В этом смысле символично название не безызвестного литературного произведения “Мечеть Парижской Богоматери”. Я надеюсь, что мы не будем заражаться этой самой толерантностью настолько, чтобы утратить свою подлинность, ядро нашей веры, которое необходимо сохранять и не давать никому на съедение. Да, надо быть приветливым к людям других народов, конфессий, других точек зрения, но это, безусловно, не подразумевает растворения Православия среди других точек зрения. Это не означает равноценности других мнений и того драгоценного, что дано нам как наше наследие, которое мы обязаны сохранить. Наша основа выживаемости, подлинности - Святое Православие.
- Отец Андрей, не могли бы Вы в заключении нашей беседы прочитать что-нибудь из Ваших последних стихов?
Я рясу надел – как солдат надевает шинель.
Ушел на войну я, с которой вернуться не выйдет.
И враг сквозь прицелы теперь, как мишень, меня видит...
Ну что ж, пусть прицел, а у нас есть великая цель.
Ведь словно жена, мне от Бога Россия дана!
Родная, как мать, Божья Матерь глядит, сострадая.
А если от них отступлюсь, то на что я, куда я?..
Такую затеял за души войну сатана!
Я рясу надел – как шинель надевает солдат.
За право на Вечность я вышел на вечную сечу,
С Добром и Любовью надеясь на личную встречу...
Господь - наше знамя. Так пусть содрогается ад!
- Благодарим Вас, о. Андрей, за беседу!