Гражданская поэзия

Делимся новостями культурной жизни, любимыми стихами, музыкой и т. п.

Модераторы: Камиль Абэ, express, Мормон, Ефремов

Аватара пользователя
Михаил
Профессор
Профессор
Сообщения: 3624
Зарегистрирован: 02 окт 2009, 00:02
Благодарил (а): 19 раз
Поблагодарили: 9 раз
Контактная информация:

Гражданская поэзия

Сообщение Михаил »

Думаю эта тема пустовать не будет
Аватара пользователя
Fleri
Публицист
Публицист
Сообщения: 357
Зарегистрирован: 02 окт 2009, 07:08
Откуда: Москва

Re: Гражданская поэзия

Сообщение Fleri »

Как всегда, мой любимый Симонов..)

Симонов Константин
Русское сердце

Рассказ

Капитана Позднякова хоронили утром. На вездеходе, обложив гроб еловыми лапами, товарищи провожали его в последнюю дорогу. За гробом шли летчики, свободные от дежурства, и все, кто был рядом с ним в последнем бою. Шел за гробом его друг и заместитель Алеша Хлобыстов, шел так же, как и летал, - без шлема, угрюмо опустив кудрявую голову. Привезенный из города духовой оркестр играл похоронный марш, и, когда гроб опустили в могилу, летчики не плакали, но не могли говорить.

Стоя над могилой, в последний раз проводив взглядом покойного, Хлобыстов обвел всех сухими, темными от усталости и бессонницы глазами и сказал, что он, Алексей Хлобыстов, друг и заместитель погибшего, будет мстить. Потом был дан троекратный салют из винтовок, и генерал бросил в могилу первую горсть земли.

Через час Хлобыстов дежурил у своего самолета. Стояли северные весенние дни, солнце только приближалось к горизонту, но так и не опускалось за него. Летчики дежурили круглые сутки, сидя в своих горбатых жужжащих истребителях. Спать было почти некогда. Но даже и в те немногие часы, какие оставались на сон, Хлобыстов не мог заснуть. Он неподвижно лежал на своей койке и молча, безотрывно смотрел на соседнюю, пустую.

Во время дежурства он сидел в кабине, рассеянно поглядывая по сторонам.

Глядя на соседний самолет, он вдруг вспомнил первый самолет, который он близко увидел. Это было под Москвой. На строительную площадку их завода неожиданно сел У-2. Самолет был старенький, потрепанный, но Хлобыстов, тогда еще мальчишка, ощутил какую-то странную дрожь и желание немедленно влезть в эту кабину, взяться там за что-то руками - за что, он толком не знал - и взлететь. Да, у него уже тогда был такой характер: он любил быстро исполнять свои желания. Через полгода он учился в аэроклубе. Он, улыбнувшись, вспомнил своих старых учителей и начальников. Ему везло: они все были настоящие парни. Таким же был и последний - капитан Поздняков.

Счет мести! Да, он так и сказал на могиле: счет мести за Позднякова! Он сделает его длинным. Он теперь сумеет это. Он уже не тот зеленый юнец, который первого июля сбил свой первый "юнкерс" и так разволновался, что у него поднялась температура и прямо из самолета его повели в санчасть. Двадцать два, сбитых вместе с друзьями, и шесть собственных - это все-таки не шутка! Когда он вылезает теперь из самолета после боя, у него болят от напряжения спина и грудь, но он не волнуется. Нет, теперь он бывает холоден и спокоен. Он влезает в свою зеленую машину, и она становится продолжением его тела, ее пушки бьют вперед, как прямой удар кулака. Да, если бы он сейчас не летал, если бы не эта машина, он бы совсем извелся от горя. Хорошая машина! Без такой нельзя жить - жить без нее для него все равно что не дышать.

Осенью, когда он, сбив четвертый самолет, врезался в лес и, обрубая верхушки сосен, упал на землю, когда он потом лежал в госпитале с помятой грудной клеткой, ему казалось, что больно дышать не оттого, что разбита грудь, а от больничного воздуха: оттого, что он не может сесть в машину, подняться и там, наверху, вздохнуть полной грудью. Врачи говорили, что все это не так, но он-то знал, что прав он, а не они.

И когда однажды вечером к нему пришли и спросили: "Хлобыстов, хочешь учиться летать на новой машине?" - он молча утвердительно закрыл глаза, потому что боялся ответить вслух: его душил кашель, он боялся, что сейчас раскашляется и ему прикажут еще лежать. Потом он отдышался и сказал: "Хочу!"

Он попал в госпиталь весь в бинтах и перевязках, без шлема и комбинезона, и, когда его выписывали и снова принесли комбинезон, его охватила дрожь, второй раз в жизни, - та самая, какая была у него, когда он увидел старенький У-2 на заводской площадке.

А через месяц он уже летал на новой машине - вот на такой же, в какой он сидит сейчас, - с ее короткими сильными плоскостями и острым, щучьим носом.

Из-за облаков показалось солнце и желтым языком лизнуло по левой плоскости. Он повернулся налево и невольно вспомнил, какой она была, эта плоскость, когда он возвратился на аэродром после тарана. От нее оставались две трети, и там, где она была обрезана, торчали рваные лоскутья.

Ребята тогда на обратном пути спрашивали по радио: "Как идешь?" Он отвечал: "Ничего, иду". Что же еще ответить? Он и в самом деле шел, сам удивлялся, но шел.

...Дежурство подходило к концу. К его самолету подошли несколько человек. Знакомый политрук из их авиационной газеты - хороший парень, но мучитель (вечно что-то ему рассказывай) - представил Хлобыстову двух корреспондентов.

Хлобыстов был недоволен и даже не особенно старался скрыть это. Лучше помолчать и подумать о будущем, чем вспоминать о прошлом. Но корреспонденты были то ли хитрецы, то ли просто свои ребята: они не стали его расспрашивать, как и на какой высоте он заходил в хвост, а просто начали болтать о том, о сем, и вдобавок еще один из них оказался земляком-рязанцем, из тех самых мест, где он когда-то ползал мальчишкой.

Его дежурство кончилось, и они все вместе пошли к землянке. И когда в землянке разговор все-таки зашел о том дне, в который все это случилось и после которого его портреты были напечатаны во всех газетах, он снова насторожился и сухо и коротко начал еще раз, неизвестно какой по счету, повторять обстоятельства боя.

Но они остановили его. Нет, они все это уже знали сами, они не просят его об этом рассказывать. Они просто хотят, чтобы он, если может, вспомнил, что он тогда чувствовал, как было у него на душе.

Он уперся локтями в стол и опустил голову на руки. В самом деле, что он тогда чувствовал?

День был беспокойный, и он очень устал. Да, конечно, он тогда очень устал. Сначала он летал вдвоем с Поздняковым на разведку, потом еще раз на штурмовку, потом заправляли его самолет. Он стоял около, и ему очень хотелось часок поспать, но надо было вылетать снова. Он слышал, как, клокоча, в баке переливался бензин. По звуку он знал, сколько уже налито. Еще пять минут - и он полетит.

Подошел комиссар части и тут же, на дежурстве, у самолета вручил ему партийный билет. И именно оттого, что все было так просто, что были только он и комиссар, и рядом стояла машина, и клокотал бензин, и сейчас он должен был взлететь, - все это показалось ему очень торжественным.

Он немного заволновался и голосом несколько более глухим, чем обычно, сказал, что он будет большевиком не на словах, а на деле, а про себя подумал, что не только на земле, но и там, в воздухе. И как раз в эту секунду взлетела ракета, и он ничего больше не успел сказать, да это, наверно, и не было нужно.

И они полетели штурмовать. Поздняков, он и четверо ребят, еще совсем молодых - по два, по три боя у каждого.

Он очень хорошо помнит первое свое чувство, когда они увидели двадцать восемь самолетов: это было чувство, что Мурманску угрожает опасность. А то, что их двадцать восемь, - это было уже второе чувство. Это было нестрашно, но серьезно, очень серьезно.

- Смотри, сколько на нас идет, - сказал он по радио Позднякову и услышал в наушниках его голос:

- Смотри за молодым, я иду в атаку.

И в следующую минуту они уже дрались.

Один "мессершмитт" упал после первой же атаки. В эту минуту Хлобыстов подумал, что теперь их двадцать семь. Потом было уже некогда думать, потому что он больше всего боялся за молодых и, крутясь и изворачиваясь, прикрывал их хвосты.

Снизу показался двухместный "мессершмитт-110". Используя превосходство в высоте, Хлобыстов пошел за ним. Он хорошо видел голову немецкого стрелка, видел прошедший мимо веер трассирующих пуль. Расстояние все сокращалось. Стрелок уронил голову и замолчал. Они шли над самой опушкой леса, впереди была сопка.

И именно в ту секунду, когда привычное желание при виде горы впереди взять ручку на себя и вывести вверх самолет охватило его, - именно в эту секунду он решил таранить. Пойти вверх - значило выпустить немца.

Он на какую-то долю секунды оглянулся. А сзади шли еще три немца. И вдруг оттого, что передний немец шел так близко, оттого, что так хорошо был виден его хвост с черным крестом, оттого, что расстояние было таким точным и ощутимым, - он ясно и холодно подумал, что вот сейчас он окажется немного сзади и правее, поднимет левую плоскость и ударит ее концом по хвосту.

Это было бесповоротное желание, помноженное на скорость послушной машины. Толчок был сильный и короткий. Немец врезался в сопку, а Хлобыстов пошел вверх. И то, что левое крыло было теперь короче правого, то, что его конец был отрезан, казалось странным на взгляд. Вся плоскость немножко задралась кверху, он заметил это сразу. В эту секунду он в последний раз услышал голос командира.

- Есть один! - сказали ему наушники глуховатым и торжествующим голосом Позднякова.

Но машина была уже не так послушна, она уже не казалась продолжением рук и ног.

Наши самолеты строились в круг. Рассыпавшиеся после тарана немцы оправились и снова шли в атаку на лобовых курсах.

Хлобыстов увидел, как Поздняков пошел в прямую атаку на немецкого аса. Потом, уже на земле, вспоминая об этом, он понял, что Поздняков тогда решил хотя бы ценой своей гибели сбить немецкого командира и рассеять их строй во что бы то ни стало. Но в ту секунду Хлобыстов ничего не успел подумать, потому что оба истребителя сошлись на страшных скоростях, немец не захотел свернуть, и они рухнули, врезавшись друг в друга крыльями.

А в следующее мгновение он почувствовал себя командиром. Позднякова уже не было, не было и никогда не будет, и ему, Хлобыстову, надо самому кончать этот бой.

- Я принимаю команду, - сказал он по радио пересохшими губами. - Иду в атаку, прикрывайте мне хвост.

Обоих немцев, шедших на него, он увидел сразу. Горючее кончалось, немцев было еще много, за его спиной было четверо молодых летчиков, для которых единственным командиром стал теперь он.

На этот раз, решив таранить, он уже не верил, что выйдет живым. Была только одна мысль: вот он сейчас ударит, немцы рассыплются, и ребята вылезут из их кольца.

И снова мысли сменились десятой долей секунды холодного расчета. Он рассчитал наверняка и, когда правый немец отвернул, ударил по крылу левого своим разбитым крылом.

Был сильный удар, он потерял управление, его потащило вниз, вслед за немцем, который упал, сделав три витка. Но именно в ту секунду, когда его тащило вниз и он инстинктивно с этим боролся, он скорее почувствовал, чем понял, что самолет еще цел, что он вытащит его.

И когда он поднялся и почувствовал себя живым, у него в первый раз мелькнули в голове эти слова, которые он сказал потом на могиле Позднякова: "Счет мести".

Машина кренилась и падала, он уже не вел ее, а тащил. Сбегающиеся люди, обломок крыла, комиссар, сжимавший его в объятиях, - все это уже путалось в голове, затемненной чувством страшной человеческой усталости.

Хлобыстов сидел за столом и все так же, подперев голову руками, внимательно глядя на сидящих рядом с ним, вспоминал, что у него было в те минуты на душе. Многое было на душе.

Дверь землянки открылась. Вошел кто-то из дежуривших летчиков, видимо новый, и спросил, где свободная койка.

Хлобыстов помолчал и медленным движением руки показал на стоявшую рядом с ним койку.

- Вот эта, - сказал он и, еще помолчав, добавил: - Совсем свободная.

...Полярной ночью мы улетали с Севера.

- Хлобыстов сегодня не дежурит? - спросили мы.

- Нет, - сказал комиссар. - Его здесь нет. Он в госпитале. Вчера он пошел на третий таран и, сбив немца, выбросился на парашюте. Ему не повезло вчера: его сразу ранили из пушки в руку и в ногу, и он, чувствуя, что не может долго драться, пошел на таран.

- А разве он не мог просто выйти из боя?

- Не знаю, - сказал комиссар, - не знаю. Вот скоро выздоровеет, у него спросим. Наверное, скажет, что не мог. У него такой характер: он вообще не может видеть, когда от него уходит живой враг.

Я вспомнил лицо Хлобыстова в кабине самолета, непокорную копну волос без шлема, дерзкие светлые мальчишеские глаза. И я понял, что это один из тех людей, которые иногда ошибаются, иногда без нужды рискуют, но у которых есть такое сердце, какого не найдешь нигде, кроме России, веселое и неукротимое русское сердце.

"Красная звезда", 21 мая 1942 г.
Аватара пользователя
Fleri
Публицист
Публицист
Сообщения: 357
Зарегистрирован: 02 окт 2009, 07:08
Откуда: Москва

Re: Гражданская поэзия

Сообщение Fleri »

Константин Симонов

РОДИНА
Касаясь трех великих океанов,
Она лежит, раскинув города,
Покрыта сеткою меридианов,
Непобедима, широка, горда.

Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке,

Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,
Ты вспоминаешь родину - такую,
Какой ее ты в детстве увидал.

Клочок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивняком.

Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли
Ту горсть земли, которая годится,
Чтоб видеть в ней приметы всей земли.

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть... Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.
1941

* * *
А. Суркову

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали:- Господь вас спаси!-
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.

Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.

"Мы вас подождем!"- говорили нам пажити.
"Мы вас подождем!"- говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.

Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941

* * *
Я знаю, ты бежал в бою
И этим шкуру спас свою.

Тебя назвать я не берусь
Одним коротким словом: трус.

Пускай ты этого не знал,
Но ты в тот день убийцей стал.

В окоп, что бросить ты посмел,
В ту ночь немецкий снайпер сел.

За твой окоп другой боец
Подставил грудь под злой свинец.

Назад окоп твой взяв в бою,
Он голову сложил свою.

Не смей о павшем песен петь,
Не смей вдову его жалеть.
1942

* * *
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;

Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчел
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал...

Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель...

Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал...

Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так ее любил,—
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви...

Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем,—
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.

Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
1942
Аватара пользователя
Fleri
Публицист
Публицист
Сообщения: 357
Зарегистрирован: 02 окт 2009, 07:08
Откуда: Москва

Евгений Нефёдов

Сообщение Fleri »

Я праздную — Седьмое ноября! А некий день "народного единства" в моём сознанье, честно говоря, который год никак не утвердится…

Что за "единство", с кем и для кого — уразуметь доныне я не в силе. К тому же, как-то веет от него, уже на слух, "Единою Россией"…

Да и кому не ясно, что творя сей новый праздник, нас без лишних прений хотят лишить Седьмого ноября — о чём уже сто раз писал "Евгений…"

Но тужатся они, ей-Богу, зря. Сколь ни изобретай чего попало — в СССР таких ещё немало, кто празднует Седьмое ноября!

Точнее, не "ещё немало" нас, а с каждым годом — больше, ибо с нами идут все те, кто понял лишь сейчас, как Родину "реформы" доконали!

Как уничтожен труженик-народ, как строй буржуйский преисполнен спеси, — и потому растут из года в год колонны наши в городах и весях.

Конечно, нас пасёт родной ОМОН; конечно, в пробках — "из-за нас" машины; конечно, цвет гвоздик или знамён не нравится кремлёвскому режиму.

Ну что ж, а нам — не нравится режим, чей пафос за года его правленья настолько же потешен и фальшив, как сам бездарный фарс "объединенья".

При этом президент развил сюжет о "сталинских репрессиях" по новой… А миллионы современных жертв — чьим преступленьем вы назвать готовы?!

Нет, вы скорей готовы называть библиотеки именем злодея, что нас велел из танков убивать, от ненависти к прошлому лютея…

Так может, сталинизм и гитлеризм — хотели б и у нас поставить близко? Уж не к тому ль запущен механизм, чтоб драть деньгу ещё со сталинизма?..

Уж не затем ли ныне в обиход разнузданное вводят подрабинство, чтоб той идее дать в России ход — под байки про "народное единство"?

Смешно и грустно… За одним столом сойдутся ли для дружеской беседы тот, кто в бою сбежал под триколор — с тем, кто не предал Красный стяг Победы?

То знамя полыхает, как заря, своею правотою убеждая. Лишь с ним единство наше подтверждая — мы празднуем Седьмое ноября!
Аватара пользователя
Fleri
Публицист
Публицист
Сообщения: 357
Зарегистрирован: 02 окт 2009, 07:08
Откуда: Москва

Re: Гражданская поэзия

Сообщение Fleri »

К 7 ноября

Hеба утpеннего стяг.
В жизни важен пеpвый шаг.
Слышишь: pеют над стpаною
Ветpы яpостных атак.
И вновь пpодолжается бой,
И сеpдцу тpевожно в гpуди,
И Ленин такой молодой,
И юный Октябpь впеpеди.
И Ленин такой молодой,
И юный Октябpь впеpеди.
Весть летит во все концы:
Вы повеpьте нам, отцы, –
Будут новые победы,
Встанут новые бойцы.
И вновь пpодолжается бой,
И сеpдцу тpевожно в гpуди,
И Ленин такой молодой,
И юный Октябpь впеpеди.
И Ленин такой молодой,
И юный Октябpь впеpеди.
С неба милостей не жди,
Жизнь для пpавды не щади.
Hам, pебятa, в этой жизни
Только с пpавдой по пути.
И вновь пpодолжается бой,
И сеpдцу тpевожно в гpуди,
И Ленин такой молодой,
И юный Октябpь впеpеди.
И Ленин такой молодой,
И юный Октябpь впеpеди.
В миpе зной и снегопад...
Миp и беден и богат...
С нами юность всей планеты –
Hаш всемиpный стpойотpяд.
И вновь пpодолжается бой,
И сеpдцу тpевожно в гpуди,
И Ленин такой молодой,
И юный Октябpь впеpеди.
И Ленин такой молодой,
И юный Октябpь впеpеди.


Музыка: А. Пахмутова
Слова: Н. Добронравов
Аватара пользователя
Михаил
Профессор
Профессор
Сообщения: 3624
Зарегистрирован: 02 окт 2009, 00:02
Благодарил (а): 19 раз
Поблагодарили: 9 раз
Контактная информация:

Re: Гражданская поэзия

Сообщение Михаил »

Старая знакомая Марина Волкова прислала стихи. Ставлю с ее дозволения. Меня тронули.


Россию губят не жиды –
Отряд бродячий Иеговы,
А вольно влезшие в оковы -
От лености иль от нужды.

Россию губят не жиды,
Пускай они могучи ныне,
А те, кому свои святыни
И Русь Святая - до п...ды.

Россию губят не жиды,
Но те, кто гадам подражая,
Свою Отчизну унижают,
И низостью своей горды,
Одев смирения вериги…

Россию губят не жиды,
А те, кто в иноземном иге,
Своей не чувствуют беды!



* * *
На обломках державных разрушенных стен
Прорастает поганый бурьян.
Душит он, не давая подняться с колен,
Светоносное племя славян.

И твердят нам всечасно с экранов жиды, -
Что восходит Давида звезда,
Что отныне они взяли власти бразды,
И что сгинула Русь навсегда.

И летит по Руси этот вражий навет,
И Земля утопает в слезах.
Но у каждого руса с младенческих лет
Наше небо сияет в глазах!

И не верьте тому, что вам жид говорит,
Есть в словах его лживых изъян -
Ведь над Русью и ныне, сверкая, горит
Негасимое Солнце славян!

И всему вопреки, через едкий дурман,
Что окутал наш разум и слух,
Разогнав над землёю нависший туман,
Поднимается наш русский дух!

Мы на храмах своих искалеченных чувств,
Отчеканим булатом слова,
Что Святая, былинная, славная Русь -
НАША РУСЬ, как и прежде, ЖИВА!!!
Аватара пользователя
m-sveta
Корифей форума
Корифей форума
Сообщения: 9932
Зарегистрирован: 02 окт 2009, 21:39
Благодарил (а): 12 раз
Поблагодарили: 11 раз

Re: Гражданская поэзия

Сообщение m-sveta »

Скоро будет день рожденье советского поэта Мусы Джалиля, погибшего в Отечественную. Ему посвящаю

ВАРВАРСТВО

Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных... Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня...
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз...
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг,--
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной.
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Все понял, понял все малютка.
-- Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! --
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо...
-- Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? --
И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
-- Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты
вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно.--
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей...

1943
Аватара пользователя
Михаил
Профессор
Профессор
Сообщения: 3624
Зарегистрирован: 02 окт 2009, 00:02
Благодарил (а): 19 раз
Поблагодарили: 9 раз
Контактная информация:

Re: Гражданская поэзия

Сообщение Михаил »

Российский бомж
Людмила Туровская

Был смысл. И преданность. И вера.
Была семья. И теплый дом.
Он был советским пионером,
И вот российским стал бомжом.

К отцу на Волгу мчался в «скором».
Спешил на свой родной завод.
И вот ночует под забором.
И у помойки водку пьет.

Его страшат гнилые ночи,
Пустой не радует рассвет.
Спроси его - чего он хочет?
Мычанье темное - в ответ.

Встает... Как будто бы из гроба.
По-рабьи смотрит. И - молчит.
И вновь меж муторных сугробов
Судьбу-злодейку волочит.

Ушел, на землю сплюнув нервно.
Ему - «в печенках» эта жизнь!
Он был советским инженером.
И твердо верил в коммунизм.

Последнее солнце...
Людмила Туровская

Последнее солнце.
Последний песок.
Родные - зеленые - воды...
Корабль наш печален.
А путь наш далек -
К немыслимым землям свободы...

Прощай, Атлантида!
Наш доблестный дом,
Где жили мы дружно и дерзко.
Один остается - летучий фантом,
Сверкающий песнями детства.

Такая планида.
Такие дела...
Колючие, горькие волны!
Не думали, братцы, мы с вами вчера,
Что с жизнью прощаться так больно!

Вот берег исчез.
Не найти и следа...
Торжественно скрылся из вида...
И только большая, глухая вода -
Где прежде цвела Атлантида.

Тоска не отступит,
Не стихнет печаль.
Соленым, им некуда деться.
Уходят атланты в глубинную даль,
Держа свою родину - в сердце!
Держа свою Родину в сердце...
Валерий
Модератор
Модератор
Сообщения: 362
Зарегистрирован: 14 окт 2009, 11:14

Re: Гражданская поэзия

Сообщение Валерий »

Валерий ХАТЮШИН

* * *
Мы живем в растерзанной России,
наши чувства, как в анестезии,
охладели от большой беды.
Над судьбой своей — уже не плачем,
боль и слезы глубоко мы прячем,
только — раньше времени седы.

Мы уже на всё глядим бесстрастно,
и давно в России всё нам ясно.
Мы о прошлом больше не грустим.
Стиснув зубы, кулаки сжимаем,
и врагов мы поименно знаем,
и до дней последних — не простим.
20 декабря 2009


СЛОВО И ДЕЛО

Генералы не способны стать вождями,
генералы только могут быть вожжами
для исхлестанной, для вздыбленной страны.
В годы те, когда горланил хлыщ беспалый,
трусоваты оказались генералы,
бестолковы, бесполезны и смешны.

Несвободны и зашоренно-отсталы,
нет, героями не будут генералы,
за собою в бой уже не поведут.
С животами, как беременные клячи,
продадутся за квартиры и за дачи
и Россию хладнокровно предадут.

Ни крушение страны, ни страх расстрела
не сподобят их на праведное дело.
За народ они не встанут никогда.
Час возмездия, как гром, однажды грянет,
и большой народ очнется и восстанет, —
разбегутся генералы кто куда.

Только тот, кто сердцем светел и отважен,
кто душой неколебим и не продажен,
скажет нужные и точные слова.
А за словом будет правильное дело.
И народ сквозь перекрестие прицела
разглядит свои законные права.
27 декабря 2009


ПЕЧАТЬ

Их отъявленный блуд
врос в большую беду.
Торжествуют и жрут
у страны на виду.

И потоп, и пожар,
и паскудный бедлам…
А Чубайс и Гайдар —
Божья кара всем нам.

Их эфирный галдеж,
их всемирная вонь,
их ехидная ложь,
их содомский огонь…

Русофобский угар,
смрадный культ кошелька…
А Чубайс и Гайдар —
их печать на века.
3 января 2010


ГОЛОС ПРЕДКОВ

Это ж сколько ушло поколений
и сожглось отстрадавших сердец,
чтоб для ясных души озарений
я пришел в этот мир наконец!
Чтобы эти души озаренья
воспылали из тьмы вековой,
чтоб убитые мраком забвенья
наконец встали рядом со мной.
Чтоб отважно, спокойно, сурово
голос предков из праха восстал,
чтоб заветное русское слово
я жестокому свету сказал.
Да, трудились они не напрасно
до меня на российской земле.
И страдали они не безгласно,
и не сгинули глухо во мгле.
6 февраля 2010
DonPedro
Прохожий
Прохожий
Сообщения: 1
Зарегистрирован: 11 фев 2010, 13:18

Re: Гражданская поэзия

Сообщение DonPedro »

Олег Акулов. Русский. Родился в 1966 году в СССР, в Тульской области. Окончил Тульский политехнический институт. Работал горным мастером на шахте, корреспондентом и заместителем редактора в городской газете. С 2000 года живу в городе Лейпциг (бывшая ГДР), работаю референтом по культуре и литературным вопросам в Землячестве немцев из России.
....
Ну, с "Землячеством немцев из России" я более-менее знаком: им одинаково индеферентны и немцы и Россия. Во всяком случае, патриотами они себя не называют.
А вот что делает Олег Акулов, русский, патриот - в "бывшей ГДР", да еще - в землячестве немцев из России...?
Интересно, он сам это как-то обьясняет..?
Ответить