Кружевница
Морков хотел сохранить свое значение в жизни Тропинина, оставлял его жить в своем доме в Москве, где была мастерская; собирался даже похлопотать для него о месте учителя в Кремлевской архитектурной школе. Но Василий Андреевич наотрез отказался.
Он поехал в Петербург в Академию художеств. Там, вместе с прошением удостоить его звания «назначенного» и задать программу для получения «достоинства академика» Тропинин представил в Совет три картины: «Старик нищий», «Кружевница» и портрет гравера Скотникова. Свежесть душевных сил, цельность внутреннего мира художника, просматривались в каждой из этих картин.
На полотне «Кружевница», ставшем одним из самых известных полотен Тропинина, изображена дворовая девушка-кружевница с лукавым и чуть любопытным взглядом, брошенным на кого-то вошедшего в комнату. В ней все светло и приветливо. Художник ничуть не льстил своей модели, не приукрашивал ее, она хороша такою, какая есть. «Простые люди –– это лучшее, что мною писано», –– говорил Тропинин, вводя в русскую живопись совершенно новый образ человека: в котором так ясен мир Божий.
В Тропинине было пронзительное ощущение родной земли, душевная слитность с ней. Все, что видел вокруг, что любил, он старался запечатлеть на холсте. Узнавая народ, все больше проникался его цельностью, чистотой, грацией, великодушием и мудростью. Тропинин стал одним из основоположников бытового жанра в русской живописи, обратившись к теме труда и усматривая в нем не только «скорбный людской удел», но и источник осмысленности и даже радости.
Все три картины, представленные Тропининым в Академию, были оценены по достоинству, а «Кружевница» вызвала особое восхищение: «Она соединяет поистине все красоты живописного искусства: приятность кисти, правильное счастливое освещение, ясный колорит; а сверх того в сём портрете обнаруживается душа красавицы: кроткая и любящая».
20 сентября 1823 года Совет Академии удостоил Тропинина звания «назначенного», то есть художника. А через год –– звания академика. Само время уже было на стороне Тропинина. Зрело выступление декабристов на Сенатской площади, в просвещенных дворянских кругах больше не преклонялись перед чужеземным: ценили свое, живое, трогательное, на которое без всякого принуждения откликается сердце. Даже консервативная Академия стала включать темы из русской жизни. С огромным волнением Василий Андреевич читал строки диплома:
«Санкт-Петербургская Императорская Академия художеств, властью ей от Самодержца данной, за оказанное Усердие и Познание в портретном художестве Василия Андреевича Тропинина Общим во избрании согласии признает и почитает Академиком своего Академического собрания.
Дан в Санкт-Петербурге в лето от Рождества Христова 1824-е октября 6-го дня».
Наконец-то окончательно завершилось прощание с крепостным прошлым! Нет больше Васьки, есть Василий Андреевич, господин академик.
Тропинин занялся портретами. Это был заработок тяжелый: художник целиком зависел от заказчиков. Петербургские портретисты были очень недовольны успехами Тропинина, без стыда спрашивали его: «Скоро ли ты, братец, отсюда уедешь?» Да ему самому тяжело было там. Заказчики-вельможи спали до полудня, назначали время для сеансов и не являлись, а он должен был терпеливо ожидать в их гостиных. «В Петербурге очень долго спят, –– печально иронизировал Василий Андреевич. –– В Москве до первого часа уж вдоволь можно наработаться…» И уехал в Москву.
В Москве он снял квартиру в доме близ Каменного моста и жил на средства, доставляемые ему собственной кистью. Двери его жилища всегда были гостеприимно распахнуты для многочисленных друзей: художников, музыкантов, поэтов, актеров, ученых. Уклад жизни был прост, и было полное отсутствие искательности славы или желания попасть в высокие круги. Тропинин держался искренне и благородно с каждым, не деля людей на сословия. Никогда не писал в дань моде. Однажды сказал на выставке, глядя на модную «нимфу»: «Что написал художник? Все блестит, все кидается в глаза, точно вывеска… Все и везде эффект, во всем ложь».
В Москве училища живописи еще не существовало, но был Художественный класс в доме на Мясницкой. Василий Андреевич приходил туда, интересовался занятиями юных живописцев, помогал им советами. «Лучший учитель –– это природа, –– наставлял он. –– Нужно предаться ей всей душой, любить ее всем сердцем, и тогда сам человек сделается чище, нравственнее, и работа его будет спориться, и выходить лучше многих ученых работ».
Творчество Тропинина по времени и характеру оказалось ближе всего к тому потоку реальной жизни, который хлынет в полотна последующего поколения русских художников. Среди них будут и непосредственные ученики Василия Андреевича –– братья Маковские, связанные уже с деятельностью знаменитого «Товарищества передвижных художественных выставок».