В крымских горах
Крым, который Васильев поначалу невзлюбил, постепенно начинал притягивать его к себе. Страна пустынных горных плато, подоблачных просторов, трудных каменистых дорог –– Васильев открывал свой Крым, никем из художников до него таким не увиденный.
Федор Александрович начал картину «В крымских горах». Делился с Крамским: «Глубок, глубок смысл природы. Даже если написать картину, состоящую из одного только голубого воздуха и гор, без единого облачка».
«В крымских горах» было последним произведением, которое при жизни Васильева увидел Петербург. Сразу с выставки картину купил Третьяков.
«Настоящая картина ни на что уже не похожа, не имеет ни малейшего, даже отдаленного сходства ни с одним художником, ни с какой школой. Это что-то до такой степени самобытное, что я могу сказать только одно: это еще не хорошо, т. е. не вполне хорошо, даже местами плохо, но это –– гениально, –– написал Васильеву Крамской. –– Понимаете ли Вы теперь, как важно для Вас самих, какая страшная ответственность Вам предстоит только оттого, что Вы поднялись почти до невозможной, гадательной высоты».
«Кроме того, Ваша теперешняя картина меня раздавила окончательно, –– продолжал Крамской. –– Я увидел, как надо писать. Как писать не надо –– я давно знал… Замечаете ли вы, что я ни слова не говорю о Ваших красках. Это потому, что их нет в картине совсем, понимаете ли, совсем. Передо мной величественный вид природы, я вижу леса, деревья, вижу облака, вижу камни, да еще не просто, а по ним ходит поэзия света, какая-то торжественная тишина, что-то глубоко задумчивое, таинственное, –– ну, кто же из смертных может видеть какую-либо краску, какой-либо тон? При этих условиях?..»
В апреле 1873 года Васильев уже не мог работать, туберкулез прогрессировал с каждым днем. Русская школа теряла в нем гения. «У меня память до такой степени плоха, что я забываю имя моего покойного отца», –– жаловался он в письме к Третьякову.
Павел Михайлович много сил приложил, чтобы облегчить участь художника. Помогали Васильеву и Крамской, и Шишкин. Но болезнь уже победила его.
–– Два последние письма, которые я от него имел, такого беспорядочного тона и содержания… Такая горячка, лихорадочная разбросанность, такое страшное порывание куда-то уйти, что-то сделать и от чего-то освободиться, что теперь с ним нужно только осторожно обходить всякие вопросы и дожидаться, когда он закрое глаза, –– с глубокой печалью сообщал Крамской Шишкину.
К осени Васильев уже едва мог сойти с трех ступенек. Скончался он 29 сентября 1873 года.
От крымских лет у него остались не только картины, но более полутора сотен рисунков и несколько замечательных сепий. Достигнуто это было ценой настоящего жизненного подвига.
Когда мать привезла наследие сына в Петербург, оно поразило всех. «Милый мальчик, мы и не знали, что ты носил в себе! –– был потрясен Крамской. –– Сколько же сделано! Это же страх один!»
Было решено устроить посмертную выставку Федора Васильева.
Она состоялась в начале 1874 года и стала небывалым явлением в художественной жизни Петербурга. Всё, вплоть до последнего наброска, было распродано еще до открытия выставки. Зрители увидели в работах художника не просто феноменальное явление искусства, а что-то глубоко всех затронувшее и самостоятельно выраженное. Павел Михайлович Третьяков купил сразу восемнадцать картин (а затем годами терпеливо ждал, чтобы откупить еще что-нибудь у наследников Васильева). Два альбома приобрела императрица Мария Александровна, и еще два –– библиотека Академии художеств.