Коляда – в русской мифологии бог празднеств и мира. Сын Дажьбога и Златогорки. Принес на русскую землю ведические знания и покарал демонов. Его образ олицетворял рождение молодого солнца в день зимнего солнцеворота…

 

Для ясности: всё, что ниже, - не о «ведичестве-язычестве», как можно бы подумать из того, что выше. Просто без Коляды никак...

Начнем с хорошего. Последнюю неделю апреля Самара исполняла обязанности театральной столицы. I Всероссийский фестиваль «Волжские театральные сезоны» дал уникальную возможность оценить артистический потенциал двух десятков театров страны. Самара и Саратов, Сызрань и Тольятти, Воронеж и Кострома, Казань и Рязань, Омск и Екатеринбург, Новосибирск и Красноярск, плюс Штутгарт. Это география.

На базовых сценических площадках Самары демонстрировалось искусство разных школ и направлений. И сравнить было что, и поаплодировать, и лишний раз убедиться в экстра-классе актерской школы П.Л. Монастырского. За это спасибо организаторам и учредителям…

Воодушевляло и радовало многое. А тема: «Русская классика: традиции и театральный эксперимент» даже с Годом Русского Языка, президентом объявленного, вполне гармонирует. Думалось, наконец-то! А то допекли постмодернистскими перформансами.

В целом, ожидания театралов обмануты не были: Крылов и Грибоедов, Пушкин и Тургенев, Островский и Достоевский, Чайковский и Чехов, Блок и Горький, Грин и, разумеется, Гоголь. Какой же фестиваль русской классики без родоначальника отечественной драмы?

Химии, то есть опытов тоже хватало. Как без них? Самый безжалостный выпал на долю, вы правы, Гоголя. Везет великому сатирику на эксперименты, да, все больше с авангардистским уклоном…

«Ну, опять».

Вы правы: мы - о нехорошем.

От театра Колумба к театру Коляды

«— Вам нравится? — робко спросил Ипполит Матвеевич.
— А вам?
— Очень интересно, только Степан какой-то странный.
— А мне не понравилось, — сказал Остап…

Сцена сватовства вызвала наибольший интерес зрительного зала. В ту минуту, когда на протянутой через весь зал проволоке начала спускаться Агафья Тихоновна, страшный оркестр X. Иванова произвел такой шум, что от него одного Агафья Тихоновна должна была бы упасть в публику. Однако Агафья держалась на сцене прекрасно. Она была в трико телесного цвета и мужском котелке. Балансируя зеленым зон­тиком с надписью: «Я хочу Подколесина», она переступала по проволоке, и снизу всем были видны ее грязные подошвы...

Женихи были очень смешны, в особенности — Яичница. Вместо него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была мачта с парусом»...

Вы, конечно, узнали сцену из романа «12 стульев». Киса и Остап в театре Колумба смотрят «Женитьбу»:

«Текст — Н. В. Гоголя. Стихи — М. Шершеляфамова. Литмонтаж — И. Антиохийского. Автор спектакля — Ник. Сестрин» и т.д.

Время показало, что свою пародийную пилюлю Ильф с Петровым адресовали не только Мейерхольду, но и будущим интерпретаторам Гоголя. Чтоб товарищи прежде, чем лапать классика, крепко подумали.

И как всегда, урок не впрок. Ровно 80 лет спустя попытку Ник. Сестрина повторил якобы Ник. Коляда* из своеименного «Коляда-Театра» г. Екатеринбург. Да так повторил, что вольные экзерсисы Сестрина выглядят невинными шалостями. Если на старте колядинской постановки «Ревизора»** публика хохочет в приступе животной ржачки, то очень скоро даже закаленным «Каламбуром» смехачам конфузно делается. Вот лишь несколько «концептуальных находок» постмодерниста с ведической фамилией (из первого действия, на второе нашей закалки не хватило).

Прежде всего, в глаза бросается авансцена вроде свиного корыта, сажень на сажень, с «живой» грязью. Дабы попасть в центр действа – баню с нужником, - всякий персонаж должен босиком замесить эту жижу, а потом тщательно ополоснуть ноги в ведре или тазу с водой. Как ликует автор аннотации в фестивальном буклете, «конечно, это великолепное обобщение, более широкое, чем просто извечная грязь на русских дорогах». Не иначе, «купель для… очищения». Да уж, аллегория могуча! Но разберем это попозже.

Далее… Мужское поголовье «выведено», как на заказ, по единому лекалу: худющие и стриженые забулдыги в тюбетейках, ермолках и зеленых пиджаках. Бабьё же, наоборот, переупитанное и в толстых шушунах. Обе половины сближаются на почве общей олигофрении. Зверски коверкая слова и безбожно смещая ударения, актеры походят на молодых дебилов, бездарно имитирующих одновременно Кирпича-Садальского и прапорщика Задова-Нагиева. На их фоне «Городок» - по меньшей мере, Пен-клуб. Похоже, сей сброд и есть «дикий русский народ», к которому, если верить той же восторженной аннотации, якобы Ник. Коляда беспощаден.

«Русский» колорит акцентируется щемящими куплетами. Из «Кудеяра», «В лунном сиянии снег серебрится» и… «На сопках Маньчжурии», конечно же, переложенного на «Тихо вокруг, только не спит барсук» (верх историчности!). Что в прикрутке к постановочным дикостям лишь усиливает общий глумеж.

Самый косноязычный и тупой персонаж - тощий городничий в ублюдочном гибриде пледа с гобеленом. Неадекватен до такой степени, что подчиненные ворочают мэрову башку в сторону того, к кому он обращается, иначе обязательно спутается! Изнемогая от патологического недержанья, городничий каждые три минуты прямо на сцене справляет «малую нужду», совместно со всей «бандой разбойничков», что будит невольные ассоциации с покойным всенародным. А еще ходячий символ власти кощунствует над хлебом, нацепляя буханку на шпиль пожарной каски, которую периодически покусывают то Хлестаков, то Осип.

Кстати, слуга Осип, безусый дистрофик, отрывисто изъясняется с отчетливым татарским акцентом и откликается строго на «Йосипа».

Что до Хлестакова, то, по якобы Ник. Коляде, это наиболее интеллектуальный тип. Входя в раж, он раздевается до трусов, глубокомысленно плещется в корыте параши и залепляет комом грязи портрет как бы (со сцены не разглядеть) Пушкина…

Городская верхушка тоже хороша: не ведая пауз, чиновники дуют водку из самовара и, вообще, ведут себя как бомжи на дурдомовском фуршете. Перманентно издавая непотребные, газово-утробные, звуки, бузят и обезьянничают. И это неспроста. Жесты их предельно похабны, средний и указательный пальцы дружно складываются в букву V, коей психи к месту и не к месту… крестятся. Очень «по-русски»! Если кто не в курсе, кон-фигу-рация в виде V («виктория») – известный опознавательный знак членов братства «вольных каменщиков». Масонов то бишь. А еще это эзотерический указатель тех, кто, отвергнув путь «человека», остановил свой выбор на «обезьяне». Этот факт слабенько успокаивает, ибо по умолчанию означает, что всё русское (человеческое), оседая в корыте с прахом, тщательно смывается из тазика. То есть всё происходящее на сцене – антирусская (обезьянья) вакханалия… ну, а от неруси во власти и криминале чего еще ждать?

Вам достаточно? Нам – более чем.

В прошлом году было разгромлено помещение, занимаемое «Коляда-театром». «- Когда мы вошли в зал и увидели, что они сломали сцену... - с трудом подбирает слова Коляда. - Это варвары, это свиньи, у них ничего святого нет. Ну, выкалывали бы нам глаза на фотках в фойе, но зачем ломать сцену, зачем?!». Послушаешь, - праведник возмущается, Никола-угодник! А что же оппоненты? Директор екатеринбургского Центра молодежной поэзии Любовь Макарова: «"Коляда-театр", прежде чем сюда вошел, разгромил молодежный центр поэзии и поэтический театр "Мы" - это было кощунственно. Несмотря на это, человеку дали завершить два театральных сезона, создать коллектив. Но все это время мы говорили: ищите себе помещение, уходите, дайте возможность людям жить и работать нормально. Завершился второй театральный сезон - все, пора и честь знать. Я надеюсь, что сейчас ситуация разрешится. Мы начинаем ремонт и деятельность». - «Российская газета», 19.07.2006 г.

Черпак грязи в фестивальную бочку

Не собираясь балясничать по поводу прав режиссера и драматурга на такое видение Гоголя и прочих традиций русской классики, мы решили ограничиться несколькими риторическими вопросами. Почему риторическими? Да потому что такой публике, как якобы Ник. Коляда и его поклонники, любая критика – лепет профанов. Чего от быдла ждать? Да что критика? Любое слово в защиту русских для них – махровый национализм.

Итак, вопрос первый: «Как бы отнесся Ник. Гоголь к актуализации якобы Ник. Колядой его пьесы «Ревизор»?»

Уже слышим: «Гоголь – сам сатирик и экспериментатор, и живи он в наше время, уж он бы…». На «бы» и закончим. Гоголь сегодня не живет –этим сказано всё. И не надо «сослагательно наклонять» историю. Это аргумент беспомощных.

Вопрос второй: «Как думаете, для кого и для чего Ник. Гоголь озаботился аж двумя страницами «Замечаний для господ актеров»?

Которые не помнят, - персонально для вас:

Нужно ли говорить, что колядинский Артемий Филиппович на спор спрячется за швабру? И стоит ли поминать, что Ник. Гоголь писал роли под конкретных актеров, например, под великого Мих. Щепкина, который никогда не был доходягой, как городничий из аутентичного (!?)***, как он себя величает, «Коляда-театра»?

Таким образом, ответ на 2-й вопрос служит ответом и на первый. Дотошный реалист Ник. Гоголь категорически настаивал на специально прописанном им видении персонажей, с соблюдением исторически достоверного антуража, формы, моды, речи. Для Гоголя герои «Ревизора» оставались типичными продуктами своего времени, а вовсе не безродными и вневременными дегенератами «аутентичного» якобы Коляды.

Вопрос третий, «продолговатый»: «Стал бы Гоголь поливать грязью всю Россию, ассоциируя ее с воровской «малиной» или грязью в лотке? Были ли, согласно тексту, его герои кретинами? Позволил бы православный автор так изгаляться над христианской символикой? Мог ли допустить обожатель Пушкина, что в пьесе под его (!) именем «солнце русской поэзии» посмеют замазать грязью?».

Вместо ремарки: Гоголь не мог. Смогло «солнце русской драматургии», как скромно кличет себя якобы Ник. Коляда.

Вопрос четвертый: «Исходя из показанного, можно ли сказать, что якобы Ник. Коляда уважает авторскую волю гениального предшественника?».

Конечно, уважает при условии, что неприкрытое надругательство над чувствами давно умершего автора, искажение его замыслов, а, стало быть, поношение и клевета – есть то, что называется уважением авторской воли. А без шуток: организованные действия «колядинской кодлы» в отношении воли автора «Ревизора» можно аутентично квалифицировать, как издевательство, насилие или попрание.

Вопрос пятый: «А почему дерзкому и бесстрашному бунтарю якобы Коляде, вместо «Ревизора» Гоголя, не перекроить с той же концептуальностью, допустим, «Закат» Бабеля или там Маркиша с Ш.-Алейхемом? Либо, на худой конец, чтоб ему не взяться за родное – урино-фекальную «классику»… за нашего, э-э, фу-фу, Владимира Сорокина?».

Тут уж, если замазывать чей портрет, то Мандельштам с Пастернаком поактуальней Пушкина будут. Да и аллегорий с грязью изобретать не надо, – тащи на сцену натуральный нужник, главное, чтоб попахучей и со шлангом, - да знай себе хлюпай… От намека на аналогичный эксперимент с мусульманской классикой, пожалуй, воздержимся. О том, как сыны Ислама реагируют на подобные «экспромты», спросите у Салмана Рушди.

Вопрос шестой: «Задумывался ли якобы Ник. Коляда, какие проблемы с орфоэпией (правильным литературным произношением) возникнут после просмотра его творения у зрителей-школьников, которые еще не читали оригинал?».

Без комментария, пожалуй, не обойтись: на фестивальные спектакли дети валили целыми классами!

Вопрос седьмой, крамольный: «Раз якобы Ник. Коляда ставил задачу осовременить Гоголя, то, чисто логически, при чем тут, в наше время, люди с фамилиями Сквозник-Дмухановский, Ляпкин-Тяпкин и тем более Пушкин с Загоскиным? Разве не архаичным кликушеством отдают все эти спиритические сеансы с «духами и тенями» двухвековой давности?»

Уж если нарекать, то в точку, с прямыми наводками типа природного и фамильного сходства. Поскольку городничий Сквозник-Дмухановский был у Гоголя в XIX веке, то для «Коляда-театра» в ХХI веке куда злободневнее мэр Собчак-Жириновский. Был Ляпкин-Тяпкин – стал Черно-Мавродин (или Фридман-Томчин). Был Артемий Земляника – стал Зураб Зарубика, смотритель богоугодных заведений. Почтмейстер Шпекин – культуртрегер Швыдкой. Бобчинский и Добчинский – Березовский и Гусинский. Христиан Иванович Гибнер – Чубайс Абрамович Гайдар (варианты: Грефнер, Познер). Хлестаков – Ходорков. Историческому беллетристу М. Загоскину куда больше соответствует Э. Радзинский. Также как поэту А. Пушкину – нобелиант И. Бродский. С Держимордой проще: проходной типаж из «проходной». Что до дамских ролей от городничихи до унтер-офицерской вдовы, тут кандидаток море разливанное: жена крутого мэра… э… Бандурина и депутатка… Склизкая. А чем сенаторша и экс-мэрша… Наврузова с дочкой Ксюшею плохи?

Грязными подошвами по классике

Уж верно кто-нибудь автору деликатненько попеняет: «А не перебираете ль вы, батенька, по инородческой части, особливо, иудейской?». Да как перебрать-то, если в кого из «элиты» не кинь, - всюду «наши люди»? Расклад козырных прохиндеев, жуликов, казнокрадов и банкиров общероссийского масштаба на 99 % не русский. Хватай и клейми. Увы, объективные реалии не для «Коляда-театра»: чревато. То ли дело грязь в русских швырять. Оно и проще, и хлебней, и безопасней.

Любопытная вещь: колядинское поругание шедевра русской драмы совершенно случайно совпало со слезливой романтизацией достойнейших представителей «российской» культуры – лихих московско-одесских воров и воровок. Сразу по двум центральным каналам ТВ идет синхронный показ сериалов «Сонька Золотая ручка» и «Александровский сад». В одном из них престарелая сибирская декабристка благословляет закомплексовавшую по поводу своей нацпринадлежности «карманницу» Соньку Блювштейн: «Ты иудейка? Спаситель тоже из иудеев, значит, не самая худшая… А твое воровство – баловство». Чем не национальная идея третьего тысячелетия: «Воруй, братва, это ведь баловство!». И как ведь красиво подается! Расчет прозрачен: наша безбашенная, воспитанная на рекламе, да на Ксюшкином «Доме» молодежь будет хавать и подражать! Как еще будет! Ей ведь сам Мережко (как сценарист и как одесский вор-законник из «Золотой ручки») проникнуться велит! Выходит, на повестке дня официальная идеализация воровства. И чего ждать дальше? Нового витка приватизации? Бандитского передела в «иудейской» оправе?

Слышу уже: «Вы игнорируете право на режиссерское новаторство». И вы слушайте: есть новаторство и новаторство-о-о (как о-о-окнула бы на последнем слоге колядинская Анна Андреевна). О разнице между художественным новаторством Гоголя и революционном левачеством театра Колумба уже говорилось. Но придется повторить. Дело ведь в том, что агитки Сестрина, Галкина, Малкина, Палкина, Чалкина (а по умолчанию Мейерхольда) – лишь безобидные цветочки на фоне сортирной феерии с журчанием и грязью от «Коляда-театра». Что ты будешь делать, век почитай минул, а на любителей грязными подошвами по русскому театру пройтись управы так и нет...

Бумажным любителям русской классики, пора бы задуматься: насколько «творчество-о-о» колядинской труппы-ы-ы («труп-па» мы расшифровываем, как «па трупов» или «вальс в мертвецкой») сопрягается с генеральной целью фестиваля «Волжские театральные сезоны»: «дабы всемерно способствовать развитию традиций отечественного театрального искусства, вдохновлять творческую инициативу театральных деятелей, представить публики спектакли лучших российских театров»…

Сказано здорово, только не кажется ли вам, что все это великолепие разбивается о… колядинский нужник? И посему утритесь, организаторы, да и Вы, В.В. Путин со своим Годом Русского Языка!

Чем? ГРЯзью!

Внимание, кто не понял! Есть мнение, что в слове «ГРЯзь» - разгадка концептуального «конька» якобы Ник. Коляды. «ГРЯзь» его «Ревизора» применительно к 2007 году – это, вероятно, и есть Год Русского Языка. И уж наверняка - русский язык, вообще. Если принять этот код, а хотите, пароль для «посвященных» (а принять чудовищно трудно), то многое становится понятным. И легко объясняется все, что казалось «безумным абсурдом», в том числе кощунственный пафос колядинских фишек. Ибо это не абсурд, а чертовски просчитанная и страстно воплощенная аллегория.

Теперь просьба еще раз припомнить ту ярость, с какою все персонажи топчут ненавистную «ГРЯзь», то бешенство, с каким отмывают от налипшей «нечисти» ноги, и одержимость, с которой надраивают полы. Неужели кто-то еще наивно верит, что это лишь безобидный сценический прием? Увы и ах, ненависть намеренна, целенаправленна, а главное, искренна и безмерна! То же самое мы наблюдали в Таллинне при сносе памятника советскому воину-осовободителю накануне Дня Победы. И вовсе не примитивной дурковатостью объясняется косноязычие персонажей. Выкрикивая русские слова, колядинский народец умышленно увечит «эту» речь! Каждое слово этой «ГРЯЗи» изуродовано принципиально. Остервенело разбрасывая проклятую «ГРЯзь», «аутентичный» Хлестаков приглашает поваляться в ней уклоняющихся от этакой «чести» клевретов мэра. Можно ли сомневаться, что для их паноптикума наш Пушкин – есть олицетворение «ГРЯзи», именно за это рука прощелыги бестрепетно поганит «наше Всё»…

Специально повторяем: все это лишь одиночное зрительское мнение, которое кто-то уж, верно, окрестил словом «бред». Как говорится, барин в праве. Только попросим учесть: с уровнем «контраргументов», игнорирующих всякое вразумительное герменевтическое объяснение, и весь спектакль якобы Ник. Коляды – не больше чем гипер-бред и групповая галлюцинация. Но больше, чем безнаказанное оскорбление тысяч зрителей и почитателей Гоголя. Это циничный вызов национальному чувству русских и нравственным нормам.

Что ни говори, а классика потому и остается классикой, что абсолютно канонична в смысле почтительности к национальным традициям, неприкосновенности святынь и уважения воли авторов. Подвергаясь коррозии конъюнктуры, моды и самовыражения, классика перестает быть классикой, превращаясь в эрзац.

Только, может, мы зря озлились, и истоки всей «ревизионистской» бесовщины кроются в фамилии режиссера? То бишь, по большому счету, в мифологии. Читаем миф. Польза налицо: сразу рассекречиваются «мистические» ребусы «оригинальной» режиссерской трактовки и личного кредо новоявленного Коляды, со всеми его кренделями и загогулинами. Если верить преданию, злой бог горя и безумия Чернобог попытался отравить истинного Коляду. Для этого он подослал к нему в райский сад Ирий ведьму Путану, которая поднесла богу мира чашу с ядовитым вином. К счастью, аутентичный (подлинный) Коляда не то, что не отравился, он и Путану «перевоспитал».

Похоже, что в отличие от мифического Коляды, екатеринбургский ревизионист перед «Путаной» не устоял. Не отсюда ли – не от черной ли ее отравы - все эти кощунственные ассоциации и срамной выпендреж над Гоголем, над «Ревизором», над русским народом? Не зря же говорят, поПутало человека. От Путаны, видать, и все те садистские пытки, которым якобы Ник. Коляда подверг русский язык, особенно по части ударений. И ведь невдомек экспериментатору, что как раз этот его творческий прецедент**** и нам дает право «поиграть с ударением», назвав ревизиониста так, как он того заслуживает: Кол-Яда. А можно и Кал-Еда. Отчего б не поиграть? В свете того, что «Коляда и Со» сотворили с любимой пьесой русского репертуара, им ли бочку на подражателей катить? Прием-то чей? - колядинский. Бумеранг называется. Так и кто там сам себя высек, господа?

«Дикий русский народ», вопреки наговору, к ругателям своим не безжалостен, что жалко, но в приговоре строг и меток. Об этом еще Николай Васильевич Гоголь предупреждал: «Выражается сильно русский народ! И если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство»… Это уж точно, таких, как Ник. Коляда с его корытом, народ припечатал раз и навсегда: «Из грязи…»

---

* Якобы Ник. Коляда - словом «якобы» русский бог справедливо отделен от лицедейского самозванца.

** «В 2005 году эту «народную комедию» (так обозначено на афише и в программке) в постановке Коляды хором назвали одним из лучших спектаклей России, эксперты «Золотой маски» приехали из Екатеринбурга в восторге» («Независимая газета»).

*** Аутентичный от гр. authentikos - подлинный, соответствующий подлинному, исходящий из первоисточника.

* * * * Прецедент - образец, дающий право на аналогичное поведение в сходной ситуации. В. Плотников