Кровавое воскресенье
Добавлено: 23 янв 2023, 20:22
"Что расстрел рабочих не был «роковым недоразумением», что тут была сознательно подстроенная ловушка и западня, провокация в самом подлинном и самом подлом смысле слова, это не может подлежать сомнению. Вот что рассказывал тогда же один английский корреспондент и бывший русский профессор, в то же время человек свой в придворных кругах и вполне освоившийся в России, доктор Диллон.
«Я спросил одного придворного, почему сегодня без соблюдения формальностей убивают безоружных рабочих и студентов. Он отвечал: «Потому, что гражданские законы отменены, и действуют законы военные. Вас удивляет, что этого никто не знает, и удивление ваше естественно, но в России мы не можем смотреть на вещи, как смотрите на них вы в Англии. Прошлой ночью его величество решил отстранить гражданскую власть и вручить заботу о поддержании общественного порядка великому князю Владимиру, который очень начитан в истории французской революции и не допустит никаких безумных послаблений. Он не впадет в те ошибки, в которых были повинны многие приближенные Людовика XVI, он не обнаружит слабости. Он считает, что верным средством для излечения народа от конституционных затей является повешение сотни недовольных в присутствии их товарищей, но до сих пор его не слушали. Сегодня его высочество обладает высшей властью и может испробовать свой способ in anima vili, сколько душе угодно… Великому князю Владимиру представляется необыкновенный случай обнаружить свои способности государственного человека и наполеоновские качества, и он ничуть не опасается за результат. Что бы ни случилось, он будет укрощать мятежный дух толпы, даже если бы ему пришлось для этого послать против населения все войска, которыми он располагает."
и далее:
"Что действительно правительство заранее намерено было допустить шествие и расправиться с рабочими, — об этом свидетельствует ряд фактов: правительство знало о предполагавшемся шествии из докладов охранки, из письма самого Гапона, об этом знали градоначальник Фуллон, товарищ министра внутренних дел, сам министр Святополк-Мирский, Витте, Муравьев, — словом, знали все за несколько дней до побоища; правительство не приняло никаких мер заранее, даже не вывесило вразумительного объявления с предупреждением о недопустимости шествия; правительство не прибегло наконец к своему излюбленному предупредительному средству — арестам, тем более, что охранке все организаторы движения были хорошо известны. Наоборот, для организации расстрела безоружной толпы 9 января Петербург был разделен на две части, в каждой был свой штаб. Обстановка штаба была на военную ногу. Поставлены были походные кровати. Офицеры и адъютанты сидели в шинелях, по-походному, пили и курили. Время от времени являлись с донесением, требуя «диспозиции» на завтрашний день и донося, где какие части действуют. Что касается права стрелять, то оно было дано отдельным офицерам по их усмотрению, — об этом говорил им кн. Васильчиков, командир гвардейского корпуса...
А в это время все приготовления к расстрелу были уже сделаны. Войска были на местах, — не надеясь на местные питерские, подвезли пехоту из Пскова. В интеллигентских кругах об этом знали и в ужасе метались от Святополк-Мирского (все еще номинально министра, хотя после 12 декабря он не имел уже никакого значения) к Витте (тоже еще отставному и еще не вернувшему себе прежнего влияния). Ни тот, ни другой не хотели, да и не могли помочь. Все было теперь в руках военных властей, а те, со своей стороны, во что бы то ни стало хотели «дать урок». Интеллигентская депутация, — к которой принадлежал между прочим и М. Горький, — достигла только того, что на другой день ее арестовали… как «временное революционное правительство...
9 января правительство думало показать свою «мощь». Как это ни странно, хотя «мощь» была наглядно, казалось бы, обнаружена сотнями убитых и тысячами раненых, у всех (не исключая, мы видели, и самого правительства) было впечатление, что правительство осрамилось. Еще вооруженная сила была вполне в его руках, городовые стояли на своих местах, тюрьмы переполнены, но уже никто не верил, что все это настоящее, что за всем этим есть настоящая сила".
М.Н. Покровский "Русская история в самом сжатом очерке".
«Я спросил одного придворного, почему сегодня без соблюдения формальностей убивают безоружных рабочих и студентов. Он отвечал: «Потому, что гражданские законы отменены, и действуют законы военные. Вас удивляет, что этого никто не знает, и удивление ваше естественно, но в России мы не можем смотреть на вещи, как смотрите на них вы в Англии. Прошлой ночью его величество решил отстранить гражданскую власть и вручить заботу о поддержании общественного порядка великому князю Владимиру, который очень начитан в истории французской революции и не допустит никаких безумных послаблений. Он не впадет в те ошибки, в которых были повинны многие приближенные Людовика XVI, он не обнаружит слабости. Он считает, что верным средством для излечения народа от конституционных затей является повешение сотни недовольных в присутствии их товарищей, но до сих пор его не слушали. Сегодня его высочество обладает высшей властью и может испробовать свой способ in anima vili, сколько душе угодно… Великому князю Владимиру представляется необыкновенный случай обнаружить свои способности государственного человека и наполеоновские качества, и он ничуть не опасается за результат. Что бы ни случилось, он будет укрощать мятежный дух толпы, даже если бы ему пришлось для этого послать против населения все войска, которыми он располагает."
и далее:
"Что действительно правительство заранее намерено было допустить шествие и расправиться с рабочими, — об этом свидетельствует ряд фактов: правительство знало о предполагавшемся шествии из докладов охранки, из письма самого Гапона, об этом знали градоначальник Фуллон, товарищ министра внутренних дел, сам министр Святополк-Мирский, Витте, Муравьев, — словом, знали все за несколько дней до побоища; правительство не приняло никаких мер заранее, даже не вывесило вразумительного объявления с предупреждением о недопустимости шествия; правительство не прибегло наконец к своему излюбленному предупредительному средству — арестам, тем более, что охранке все организаторы движения были хорошо известны. Наоборот, для организации расстрела безоружной толпы 9 января Петербург был разделен на две части, в каждой был свой штаб. Обстановка штаба была на военную ногу. Поставлены были походные кровати. Офицеры и адъютанты сидели в шинелях, по-походному, пили и курили. Время от времени являлись с донесением, требуя «диспозиции» на завтрашний день и донося, где какие части действуют. Что касается права стрелять, то оно было дано отдельным офицерам по их усмотрению, — об этом говорил им кн. Васильчиков, командир гвардейского корпуса...
А в это время все приготовления к расстрелу были уже сделаны. Войска были на местах, — не надеясь на местные питерские, подвезли пехоту из Пскова. В интеллигентских кругах об этом знали и в ужасе метались от Святополк-Мирского (все еще номинально министра, хотя после 12 декабря он не имел уже никакого значения) к Витте (тоже еще отставному и еще не вернувшему себе прежнего влияния). Ни тот, ни другой не хотели, да и не могли помочь. Все было теперь в руках военных властей, а те, со своей стороны, во что бы то ни стало хотели «дать урок». Интеллигентская депутация, — к которой принадлежал между прочим и М. Горький, — достигла только того, что на другой день ее арестовали… как «временное революционное правительство...
9 января правительство думало показать свою «мощь». Как это ни странно, хотя «мощь» была наглядно, казалось бы, обнаружена сотнями убитых и тысячами раненых, у всех (не исключая, мы видели, и самого правительства) было впечатление, что правительство осрамилось. Еще вооруженная сила была вполне в его руках, городовые стояли на своих местах, тюрьмы переполнены, но уже никто не верил, что все это настоящее, что за всем этим есть настоящая сила".
М.Н. Покровский "Русская история в самом сжатом очерке".