Муха-сокол мне к обеду
Дичь из леса принесет.

Игорь Тюленев

Знаю, что ничего после этой статьи не изменится, что наживу врагов, но все равно не могу промолчать.
С поэзией Игоря Тюленева я всерьез познакомилась в 2003 году, прочитав его сборник «Засекреченный рай». В предисловии были похвальные отзывы Юрия Кузнецова и Валентина Курбатова, который назвал Тюленева зорким сердцем. Увы, я не увидела зоркого сердца. Увидела нечто другое, и выступила на собрании Пермской писательской организации.
Игоря на собрании не было, он встречал Кузнецова, прилетевшего в Пермь на его День рождения. Я очень жалела, поскольку стихи разбирала построчно.

 

 

 

 

Недавно сходила в библиотеку, взяла на прочтение все сборники Тюленева. Убедилась, что в основном одни и те же стихи переходят из книги в книгу, и сейчас, как тогда на собрании, хочу разобрать их. Построчно.

Любовь –– опасное занятье,

(Да, случайная связь опасна)

Опомнись!

(Тоже понятно. Но... )

Друг к другу мы с тобой прибиты
Тяжелым молотом Творца!

(Даже с огромного перепуга вряд ли бывает такое кощунство!)

Пронзил Отчизну женский крик...
И я открыл глаза... и вздрогнул!
И вновь закрыл и не отторгнул
Обезображенный твой лик.

(Находка для режиссеров-растленцев! Чего только нет на экранах, но до такого ещё не додумались).

Я был в деревне –– пастухом,
Ременный кнут, стрелял как парабеллум,
Козленок прыгал вслед за мотыльком,
Луг наполнялся блеяньем и белым

Горячим пухом. Снег и монастырь,
И козий сыр. Из погреба настойка...
Овчинами завешена Сибирь,
В овчине тонет голосок ребенка.

(Во-первых, «стрельнуть кнутом» –– это словесное изображение окраски звука и сравнению не подлежит; во-вторых, козленок от выстрелов должен бы умереть, а козы перестать доиться. В-третьих, недопустимое словосочетание «прыгал вслед». В-четвертых, недопустимый перенос незаконченного предложения со строфы на строфу. Но дальше и того хлеще: лето и козы, и сразу зима, монастырь и Сибирь. Видимо голову напекло Игорю-пастуху.
И вот завершение шедевра):

Но помнит мир, как много лет назад
Толпились пастухи перед пещерой.
Звезда сияла, и Младенца взгляд
Жизнь наполнял Надеждою и Верой.

(От всей души поздравляю читателей с этим открытием.
Переходим к следующему стихотворению):

Дела, Твои, Боже, чудны!
Из облака вышел Светилом!
Как можно достичь белизны,
Не прибегая к белилам?

(Если кому интересно узнать продолжение, то вот вам стишок графомана Р.):

На кресте продолжая полет,
Снизойдешь ли до крика?
Твой небесный Отец не поймет,
В чем же тут заковыка.

(Стихотворение «Перестройка» –– ещё один перл Тюленева):

Пускай пропили, ну так что с того?
Где все мое, что быть моим могло,
Разруха, смута, радикалов орды,
Свобода и заборы в три ряда.

(В этой словесной каше не разобраться. Может быть, автор хотел сообщить: «Где всё мое теперь в разрухе, смуте»? Тогда зачем «что быть моим могло»? И почему именительный падеж? А это как совмещается: «Свобода и заборы в три ряда»? И кто пропил? Я не пропивала. Но даже бы захотела пропить, где водку найду? Сначала –– сухой закон, потом по талонам бутылку на месяц).

ОБЛОМ
Батьковщина! Отчизна! Страна!
Ты родному глаголу верна.
Отчего же картавые Карлы
Твоего отхлебнули вина?

(Ответ на это дает предыдущее стихотворение: «Пускай пропили, ну так что с того»)

ПЕРМСКАЯ ГУБЕРНИЯ
Не захватила интервенция,
ТВ, газеты, телеграф,
Но местная интеллигенция,
лишилась как девица прав.

(Вероятно, гаишник отнял у девицы права. Хоть смейся, хоть что).

Перед сном открываю Псалтырь,
В глубину погружаюсь и в ширь,
Русский Бог там и слева и справа...

(А если Псалтырь открывать по утрам, погрузишься даже в длину, и «русского Бога» увидишь ещё со спины).

ТРОИЦА
Сегодня Троица. Я свечку
Затеплю пред Твоим Лицом,

(Родимый Игорь Николаевич, у Него –– лик. Лицо –– это у нас с вами). (А это о Рождестве):

Вот этот Праздник взрослых и детей
Который в СССР так долго ждали.

Раз в год Господь является на свет
Встаёт на ножки в образе Младенца!

(Пытаюсь осмыслить «СеСеСеР»... К тому же Господь родился только однажды, а не повторяет это ежегодно).

Так вот оно, какое Рождество!
О чём нам классики кричали и пророки.

(О Рождестве оповестили волхвы без малейшего крика. Потому и классики никогда не кричали).

Я с небесами чувствовал родство
Словно роженица, когда подходят сроки.

(А беременные женщины и не знают, что чувствовать родство с небесами можно только при подходе сроков. Спасибо Тюленеву, просветил).

САЛОМЕЯ
Похотливое тело
Танцует пургу.

(Пурга –– не танец, а дикая пляска, кто видел хоть раз пургу).

Здесь
Блудливого племени
Верная дщерь,
Семисвечником вышибла
Страшную дверь,
Где Содом был с Гоморрою
Прежде.

Там с Уайльдом Нуриев,
С Лолитой Сафо,
Там сидят робинзоны,
С Синявским Дефо,
Там слюною омыты нимфетки…

(Нет среди них только Тюленева. Обидно за него, он же так много нам сообщал о своих нимфетках. Вот, например):

Любовь? С рожденья бабы врут,
Им дай потрогать уд…
И если уд, как кремень, крут,
Девицы тут как тут.

––––––––––
Мы гладиаторы любви,
Амур наш цезарь-бог.
Возрос на сперме и крови
Сей лучезарный слог.

––––––––––
Кто ценит силу, кто осанку,
Кто бабье пузо-барабан.
Встречал и я трущоб вакханку,
И бурный был у нас роман.

––––––––––
На ботве сижу
Я да на бобах.
Девичье бедро
Для меня верстак.

––––––––––
Что, напала тоска или скука?
Отчего этот бабий скулёж?
Ты ведь женщина мне, а не сука,
Не собака. Ужель невтерпёж?

––––––––––
Я не люблю балетов, братцы,
Хотя имею балерин.

––––––––––
Невыносимо мышцами играя,
Он гнал Пегаса, сколько было сил.
Но мышцу ту, что вводит в двери рая,
Как удила, бес, видно, закусил.

––––––––––
Встречал дебелых я и тощих,
Чернявых, огненных, льняных.
Скачи, Эрот, ты наш извозчик,
А плёткой будет – русский стих!

(Тюленев буквально рвётся в Содом и Гоморру! Но только писать-то надо пограмотней, а то –– «невыносимо мышцами играя».
Однако читаем дальше «Саломею»):

Но средь вони козлиной,
Как мраморный щит,
Обезглавленный труп Иоанна
Стоит
И торчат сквозь хламиду
Коленки.

Ирод носом уперся
Крестителю в перст,
Пейсы подняли пыль,
С пылью визг до небес…
Разбудив иудейского
Бога.

(Казалось бы –– глупость, не стоит внимания, но не всё здесь так просто. Ненависть к евреям, с которыми Тюленев, как видим из его творчества, с удовольствием разделил бы нимфеток, –– копия ненависти Улицкой, Ханштейна, Торчинского, Веллера и иже с ними –– к русским. Они ненавидят и свой народ. Ну, и Тюленев не отстает):

ГЕОРГИЙ ЖУКОВ
Твой верный конь в конюшне сдох,
Мундир в музее запылился...

(Как не вспомнить Александра Розенбаума:

Он заслужил, чтоб над страной всегда стоять на стременах!

Но Тюленев за свой сволочизм получил медаль «Маршал Советского Союза Жуков», а Розенбаум –– всего лишь признательность народа).

«ВЕТЕРАНУ ВОЙНЫ» от Тюленева:

Ты был обычным человеком.
У довоенной стороны…
Ты бил врага по всем сусекам,
Ты в люди вышел из войны.

(По каким сусекам наши отцы и деды били врага? Сталинград –– сусеки? Курская дуга –– сусеки? Бои под Москвой –– сусеки?.. И как же так получилось, что только после войны «обычный человек» вышел в люди? А то, что с этим «обычным человеком» уже в начале войны были связаны надежды всей Европы, это как?! )

(И повторная оплеуха –– «РОЖДЁННЫЙ В СССР»):

А жили мы тогда в добре и зле,
Бывало так –– на паперти блевали.
Но ангелы ходили по земле,
И нашу речь почти не понимали.

(Ангелы –– это, надо понимать, иностранцы, которым дико было увидеть блюющих на паперти, услышать их хрипы и мат. А мы –– ничего, мы привыкли, мы из СССР).

Окопы адмирала Колчака
Еще хранят в себе солдатский пепел...
За красных пил, а вот за белых не пил,
Налью стакан... а дальше - тчк.

(Ну, выпей, Игорь Николаевич, за белых, коли красных уже нет. А «тчк» ставить рано: придут коричневые, и тоже выпьешь).

Ребята, был ли я в Париже?
Конечно, был! Вопрос смешон.

Тебя таможенник встречает,
Когда садится самолёт.
Он за себя не отвечает,
Шмонает прибывший народ.

Кого-то просит снять фуражку,
Кого-то брюки и трусы.
Дочь буржуина хвать за ляжку
В чулках невиданной красы.

(Врать-то зачем? Никакие таможенники там не встречают, идёшь в терминал и кладешь на таможенную стойку документы. Через 3-5 минут свободен. А за ляжку дочери буржуина тебя мгновенно отведут в участок и сообщат в наше посольство).

Я ж до Атлантики добрался
Через Париж, Руан и Дьеп.
И в океане искупался,
Запил им черствый русский хлеб.

И сунул дулю в нос Европе,
За Жукова и за себя.
Уж не совсем же остолопов
Рожает русская земля.

(Это Жуков-то остолоп?! Эко куда занесло!)

Мутный Пяндж впадает в грязный Рейн,
Логика политиков бесспорна...

(Пяндж и Рейн –– горные реки, могут быть мутными только при таянии снега в горах. На Рейне я прожила целый месяц, любуясь его изумрудными водами, а вечерами наш санаторий отражался в Рейне, как в зеркале.
Почему-то ни одного доброго слова не сказал Тюленев о земле, которая пригласила его вместе с группой писателей и приветила. Но вот он пишет о Родине):

Родина! Память твоя глубока,
Страшен глубинный путь.
Туда, где блестит Аввакума строка,
Слабому не донырнуть.

(Это стихотворение особо отметил Юрий Кузнецов. Оно, очевидно, лучшее в творчестве Тюленева. Только с чего заблестеть строке Аввакума, если каждая его буква –– гнев! Имя Аввакума наши поэты так захватали, засалили, что уже ничего от него не осталось. К месту будет вспомнить стихотворение В.):

Ржаной ордой накатывает люто
Седой простор, владыка страшных дум.
И молниею крестится Малюта,
И спорит с Богом вещий Аввакум.

(Имя Сталина тоже успели засалить):

В МОЁМ КАБИНЕТЕ
На столе стоит товарищ Сталин -
Белый китель, чёрные усы.
Волею моей сюда поставлен
В блеске всей диктаторской красы.

(Во-первых, Игорь, усы были сивыми, ибо Сталин был уже стар. Во-вторых, диктатор –– это произвольно и самовластно распоряжающийся чем-либо человек, никем на это не уполномоченный и пренебрегающий распоряжениями и желаниями себе равных).

НАШ ОТВЕТ СААКАШВИЛИ
Терпела до поры Москва
Не только байки о Колхиде...
О дружбе кончились слова
В Москве, Отечестве и МИДе.

(В каком Отечестве кончились слова о дружбе грузинского и русского народа?! Какие такие «байки» о Колхиде, когда это прямая история? А если речь о дружбе с Саакашвили, так никто с ним не дружил и не собирался не только у нас, но и в Грузии).

–– Ребята, не Москва ль за нами?
Нет, не Москва за нами, брат.

(Прочти это Сталин, сказал бы только два слова: «Остановить дурака»).

Не забуду мать родную
С молоком парным.
И ещё, на воду дуя,
Полуостров Крым.

–––––––––
Весна в Крыму. Огонь и дым,
И Балаклавы бормотанье…
Нас Пушкин вновь обложит данью,
Когда мы возвратимся в Крым.

(Такого «поэта» Пушкин освободит от дани).

(О Киеве):

Не забудем мать родную
Русских городов!
Речь славянскую раздую,
Чтобы грела кровь.

Чтоб летела в город вечный
Сквозь метель и дым.
Тем Чумацким шляхом млечным
В наш Иерусалим.

(Игорь, ты же читаешь Евангелие, не можешь не знать, что Иерусалим –– иудейский город).

(Ну, и Пермь не забыта):

Люблю я город за тюрьму,
И лозунг «Смерть капиталистам!»
Ни демократам, ни фашистам
Он не сдаётся потому.

(В Пермь фашисты не вступали. Тюрьма ПЕРМЬ-36 прославляет диссидентов и Бандеру. Демократия в Перми, как и по всей России, цветёт махровым цветом).

Мы тут родились –– посему
Орать: –– В Москву, в Москву!
Как Чехов?
(Черкнул он гадость, Пермь проехав.)
Он классик. Бог судья ему.

(О Перми, когда Чехов добирался на Сахалин, он написал только одно: «Все извозчики в Перми похожи на Добролюбова». Черкать « гадость» ему было не с чего, он только что выехал из Москвы. Пьеса «Три сестры», где «в Москву, в Москву!» повторяют сёстры, была написана в 1901 году, а второй приезд Чехова в Пермскую губернию состоялся в 1902 году, и Пермь он почти не видел, так как был сильно болен, сразу проехав с Морозовым до Всеволодо-Вильвы.
Интересно, что бы сказал Чехов, прочитав стихотворение Тюленева «ЮРИЙ ГАГАРИН»):

От взрыва вздрогнула земля
И сына в лоно приняла.

Он был разорван на куски,
Чтобы обнять мог полстраны.

(А вот это уже совсем некрасиво, не следует присваивать себе чужое):

Лесной посёлок на юру
Красней, чем гибель на миру.

«И стоит рябинка на юру,
Красная, как гибель на миру». –– Алексей Решетов.

О себе любимом Игорь пишет с размахом:

Подходит Байкал мне и Кама,
И профиль скалистый в Крыму.
Шаляпинская фонограмма.
Я тоже так рявкнуть могу!

И меркнет буржуйское семя,
Когда я в кабак захожу.
По мне это подлое время.
И тяга страны к мятежу.

(Игорь, с Шаляпиным тебя американцы запутали. Когда он впервые приехал в Америку, валом валили к нему на концерт. Как рассказал он потом: «Думали, гаркну, и вышибу из кресел первые шесть рядов. Были разочарованы». Бас у Шаляпина мягкий, тёплый.
О мятежах, восхваляя подлое время, мечтают только организаторы Болотных площадей).

Вот так и брёл, не видя ничего,
Свои стихи держал рукою слабой ––
И на тебе! –– какое-то родство
Почувствовал с беременною бабой.

(Разродился щедро, но дети оказались дефективными.
Я бы могла ещё сотню стихов здесь разобрать, но уже не хватает терпения.
Единственно стоящее и по-настоящему поэтичное я нашла у Тюленева только это):

Дули сильные морозы.
В трещины небес,
Сыпались живые звёзды,
На еловый лес.

(И все же, сопоставляя эти 4 строки с общим стилем тюленевских виршей, боюсь, что они принадлежат другому поэту. Ведь прихватил же Тюленев нежные строки Решетова).

СПРАВКА.

«Игорь Николаевич Тюленев. Известный русский поэт. Каждый сборник его стихов является литературным событием. О творчестве поэта писали известные российские критики и литераторы: В. Курбатов, М. Лобанов, Ю. Кузнецов, В. Бондаренко, В. Сорокин, Н. Дмитриев, Л. Котюков, В. Еременко, которые отмечали присущую поэту «священную глубину отечественной истории, родовой памяти», уверенность голоса, свой ритм, свой размер, свои точные слова и «вечную, священную глубину-высь, поющую в его сердце».
Игорь Николаевич Тюленев избран в 2003г. членом Президиума Литфонда России и директором Пермского филиала. На ХI съезде Союза писателей России избран Секретарем Правления Союза писателей России, на ХII съезде Союза писателей России переизбран на второй срок.
Награжден нагрудным знаком «В ознаменование 200-летия со дня рождения А.С.Пушкина», медалью «Маршал Советского Союза Жуков», памятной медалью Александра Твардовского; кавалер ордена Федора Достоевского I степени, «Серебряный Витязь» VIII Международного Славянского литературного форума «Золотой Витязь» в Иркутске 2017 года.
Лауреат Всесоюзного литературного конкурса им. Н.Островского, лауреат премии Пермской области в сфере культуры и искусства, лауреат литературной премии Республики Башкортостан им. Фатиха Карима, лауреат «Российского писателя», лауреат премии «Имперская культура».
За наиболее яркое воплощение русской литературной традиции в книгах последних лет поэту была присуждена премия Союза писателей России «Традиция».