Год назад — летом 2015 г. — умерла Джуна Давиташвили, которую принято называть «целительницей». СМИ, сообщившие об утрате, так прямо и объявили: «умерла целительница Джуна». О том, кого она исцеляла, ходит множество красивых легенд. Среди ее пациентов называют Л.И. Брежнева, Марчелло Мастрояни, Джульетту Мазину Андрея Тарковского, Федерико Феллини. Утверждалось, что о сеансах лечения Джуна не имела права рассказывать. Правда, ни один врач, лечивший, например, Л.И. Брежнева, не подтвердил встречу генсека с Джуной, а комендант брежневской дачи, куда якобы ночами возили Джуну для сеансов бесконтактного массажа, заявил, что «никогда ее не было на даче. И близко ее не было. И в кабинете в Кремле, и на Старой площади в ЦК никогда ее не было».
Биография «целительницы» тоже овеяна многочисленными легендами и загадочна в том смысле, что представляет собой нагромождение какого-то наивного и безыскусного вранья. Настолько безыскусного, что остается загадкой, на кого это рассчитано и с каким прицелом распространяется. Впрочем, интересна Джуна не в качестве объекта разоблачения. Точнее, интересна не столько Джуна, сколько восприятие Джуны, интересен феномен любви народа к личностям вроде известной «целительницы».
Есть такое явление на Руси — юродство Христа ради. Юродивые — это люди, отказывающиеся от мирских благ. Но, в отличие от обычных монахов, юродивые, ставя задачу побороть гордость, принимают вид безумных, дабы смиренно сносить насмешки. Юродство называют духовно-аскетическим подвигом, имея в виду, что это высшая форма аскезы. Именно по этой причине настоящим юродивым может быть только глубоко верующий, умный, психически здоровый и духовно развитой человек. Даже набор этих качеств говорит нам о том, что много юродивых не бывает. А учитывая, что далеко не каждый носитель означенных свойств готов отказаться от привычной жизни и притвориться безумным, следует заключить, что истинных юродивых можно перечесть по пальцам. Зато с юродством часто путают действительное безумие или лжеюродство, то есть когда человек чудит не с целью подавления гордыни, а ради привлечения к себе внимания. Что уж за этим стоит — тщеславие, корыстолюбие или что-то еще — это другой вопрос. Можно обозначить такое явление как юродство себя ради.
В народе юродивых очень любили и всячески привечали. Но этой любовью зачастую пользовались те, кто никакого отношения к святости и благочестию не имел. Юродивых считали особыми людьми, близкими к Богу, но порой достаточно было начать блажить или как угодно чудить, чтобы пригреться в каком-нибудь богатом купеческом доме или, как Иван Яковлевич Корейша, в каком-нибудь ином месте.
Иван Яковлевич, любимый всей Москвой прорицатель и целитель, проживал в сумасшедшем доме и принимал там толпы посетителей. По сей день многие уверены в его святости. А уж при жизни пророка о творимых им чудесах слагались легенды. Москвичи верили в пророческий дар Ивана Яковлевича и писали ему записки, на которые пророк отвечал так, например: «Вопрос: Женится ли Х.? Ответ: Без пра- цы не бенды кололацы». Или так: «Вопрос: Не продадут ли деревню у А.? При ней ли останется? Ответ: Нет». И т.д. А.Н. Островский одной фразой характеризует отношение москвичей к пророку из желтого дома: «Солидные-то люди, которые себе добра-то желают, за всякой малостью ездят к Ивану Яковлевичу, в сумасшедший дом, спрашиваться. А мы такое дело без всякого совета...»
Иван Яковлевич был известен и как целитель. Именно поэтому рубашку, в которой он умер, москвичи растащили на кусочки. Русский историк и публицист И.Г. Прыжов писал, что «еще при жизни Ивана Яковлевича, когда он лежал недвижим, а из-под него текло, служителям велено было посыпать пол песком. Этот-то песок, намоченный из-под Ивана Яковлевича, поклонницы его собирали и уносили домой, и песочек от Ивана Яковлевича стал оказывать врачебную силу. Когда же умер он, то многие приходили издалека и покупали песочек у сторожей. Песочек стал истощаться, а цена ему возросла, и вот прозорливые сторожа носили песок со двора, мочили его уж из-под себя и продавали, но, несмотря на все это, сила в песочке оставалась та же самая».
В стихотворении «На похороны Ивана Яковлевича» Ф.Б. Миллер обратился к поклонникам усопшего: «...Но плачьте и о том, что просвещенья свет / Еще не озарил понятий ваших диких!» Но вот наконец воссиял свет просвещения. И что же? В стране с обязательным средним образованием на исходе XX в. интеллигенция, озаренная этим самым светом с головы до пят, не хуже московских купчих помчалась за новыми лжеюродивыми.
Много уже писалось о том, что в кризисные времена происходит сдвиг в мировоззрении к суевериям. Атеистическое советское общество имело веру в свои высшие смыслы. Утрата этой веры вследствие разрушения идеологии и государства как таковых привела к тому, что вчерашние атеисты уверовали в астрологию, бесконтактный массаж и альтернативные науки. Но кроме того, в сравнении с концом 80-х — началом 90-х нынешние времена можно назвать кризисными лишь отчасти. Однако до сих пор у Джуны и ей подобных «целителей» находятся благоговейные поклонники. Отчего это по сей день народ как будто с новой силой упражняется в обрядоверии, влечется к богу Кузе, целителю Грабовому, объявившему себя «Иисусом Христом во Втором пришествии», пророчицам Дарьям, размещающим о себе объявления в газетах? Что это за диковинная страсть ко всякого рода выжигам?
Любовь к юродивым, а точнее, к лжеюродивым, описана в русской литературе. Юродивый представлен ярко и разнообразно: это и Фома Фомич Достоевского, и Феклуша Островского, и Аксиньюшка с Парамошей Салтыкова-Щедрина, и купринские ханжушки, и бунинская галерея юродивых, и многие, многие другие. Литература рисует образ этих людей и передает ожидания от них как исцеления телесного, так и вразумления духовного. «— Матушка, Аксинья Егоровна,извольте меня разрешить», — просит градоначальник Грустилов у юродивой Аксиньюшки.
Но не так уж просто раз и навсегда объяснить эту любовь к плутам, эту потребность кланяться мошенникам. Потребность, о которой Бунин отзывался как о «бабской охоте ко пророкам лживым», свойственной русскому племени едва ли не искони. Сложно сказать определенно, что именно лежит в основании этой странной особенности. Ведь когда скучающая купчиха развлекает себя кудахтаньем лжеблаженной или слушает, затаив дыхание, рассказы о диковинных странах или предсказания грядущих бедствий, это можно понять и объяснить. Но когда за лжепророками устремляются носители просвещения, тут уже не обойдешься ссылкой на скуку и невежество.
И.Г. Прыжов истолковывает эту склонность потребностью в благочестии «для спасения своего»: подаяние нищему — поступок богоугодный, поэтому ханжам было удобно иметь нищих рядом с собой. А юродивый — это и подавно пример духовного подвига: здесь и образчик смирения, здесь и обличительные поучения, и пророчества, и наставления. И все-таки в этой «охоте ко пророкам лживым» есть что-то неопределенное, какая-то гремучая смесь разных чувств и побуждений — жажда чуда, тоска по идеалу, потребность в благочестии, обычная скука, душевная лень, ханжество, любопытство, доверчивость — невозможно выделить что-то одно, объясняющее феномен в целом.
На сегодняшний день эта национальная черта сохранилась как в первоначальном, так и в искаженном виде. С одной стороны, действительно появились ревнители благочестия, для которых важны и нужны соответствующие примеры. С другой стороны, самые разные явления имеют свойство перерождаться, утрачивая первоначальный свой смысл и сохраняясь в качестве традиции. Как, например, рукопожатие, значившее когда-то демонстрацию миролюбия: вот рука, в которой нет оружия. Точно так же могла исчезнуть нужда в нищих, но остались при этом интерес и пристрастие ко всякого рода чудакам и выскочкам.
Домострой в XVI в. учил: «И нищих, и маломожных, и бедных, и скорбных, и странников приглашай в дом свой, и как можешь, накорми, напои, и согрей, и милостыню подай от праведных своих трудов...» При Петре I началась государственная борьба с нищенствующей и юродствующей братией. Но, видно, заветы Домостроя укоренились в народе так крепко, что нищих и юродивых любили и привечали по-прежнему.
Однако при чем же тут Джуна? Конечно, она не была ни маломожной, ни скорбной. Она относилась к разряду странных людей во всех смыслах этого слова: неизвестно откуда появившаяся, изъяснявшаяся загадками, исцелявшая наложением рук... Помимо нагромождения биографической лжи (например, о распределении в Грузию после окончания ростовского техникума или о народном мединституте, где она училась на вечернем отделении и где красный диплом получила за бесконтактную операцию на госэкзамене), о Джуне известно следующее: она царица ассирийского народа, профессор, президент Международной академии альтернативных наук, почетный академик ста двадцати девяти академий мира, Герой Социалистического Труда СССР, кавалер ордена Дружбы Народов, обладатель именной медали «За отвагу», член ряда творческих союзов, глава Регентского Совета Российского Дворянства, заместитель Верховного атамана Союза казачьих войск России и Зарубежья, член Политического консультативного совета при президенте РФ, кавалер ордена «Женщина мира и справедливости, соединяющая Дух человечества», кавалер ордена Международного Союза Орденов, генерал-полковник медицинской службы и прочее, прочее, прочее. Словом, без малого «трижды герой мира». Казалось бы, только этого перечня должно было хватить, чтобы добродушно посмеяться и забыть. Но нет, куда там! Современные и довольно многочисленные поклонники Джуны не сомневаются, что Джуна лечила Брежнева и Марчелло Мастрояни, и уверены: «Джуна как Солнце — далекое, неизведанное, яркое, взрывное, бурлящее. Кого-то ласкает и согревает, кого-то испепеляет, а даруя свет, сама сгорает изнутри. Она спустилась к нам с небесных сфер или материализовалась из первозданной вселенской гармонии».
Сегодня издается немало православной литературы, в том числе интересные и нужные книги. Но попадаются и довольно странные издания, прославляющие, например, лже- юродство и агитирующие за Ивана Яковлевича. Только как авторы этих изданий собираются объяснить людям разницу между Иваном Яковлевичем, Семеном Митричем, Матюшей, Кирюшей и Джуной, которой, по ее собственным словам, папа римский подарил лучевую кость Иисуса Христа, — непонятно.
Джуна — это такая же лжеюродивая, как Иван Яковлевич или Феклуша. Лжеюродивая или юродивая себя ради, которой русский народ, в силу своих особенностей, поверил и которую полюбил. Ее появление пришлось на смутное время 80-х гг. XX в., время кризиса, переоценок, утраты высшего смысла и веры в собственные ценности, метаний и деградации. Но неутихающая любовь к ней — того же свойства, что и любовь купчих, чающих благочестия, к Ивану Яковлевичу.
Повторимся: дело не в Джуне — лжепророков и лжеюродивых и без Джуны не счесть. На каждом шагу предлагаются чудесные исцеления, привороты и отвороты, новые культы и предсказания судьбы. Более того, лжепророки — это совершенно не обязательно лжецелители. Сколько вокруг людей, выдающих себя не за тех, кем являются на самом деле.
Предложения, как известно, не бывают без спроса. А значит, людям нужны Иваны Яковлевичи и Джуны. Люди хотят быть обманутыми, а потому снова и снова, с упорством, достойным лучшего применения, наступают на одни и те же грабли. Как только исчезли запреты и цензура, граждане, словно голодные, кинулись в мракобесие как в родную свою стихию, где чудо, тайна и авторитет затмевают глаза всем без исключения. И не нужно считать, что мракобесие — понятие околорелигиозное. Мракобес — это попросту дремучий или темный человек, буквально — помешанный на своей темноте, не желающий с ней расставаться. Это тот, кому удобнее быть обманутым, кому проще не рассуждать, кто не хочет замечать вопиющие противоречия и откровенную ложь. А потому Джуны никогда не переведутся, как не переведутся лжеоппозиционеры и лжепатриоты, лжеартисты и лжеписа- тели. Едва ли можно утверждать, что все это свойственно только нашему времени. Видоизменилась форма, но суть остается прежней. Когда Ф.Б. Миллер сокрушался о современных ему «понятиях диких», он, вероятно, никак не предполагал, что образованная публика XXI в. обнаружит те же «дикие понятия», что и соотечественники середины XIX в. Поистине: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться; и нет ничего нового под солнцем». Жаль только, что у людей память короткая.