Владимир ШУВАЕВ

СОВЕТСКАЯ ЭПОХА

По большому ни с кем не спорила,
Погасив маяки огней,
Отшумела, уйдя в историю,
Атлантида советских дней...

И хотел бы я, не хотел бы я,
Никого совсем не виня,
В этой бездне, покрывшись стеблями,
Затонула и часть меня.

Толща вод над твоими башнями.
С каждым годом вода темней.
Но нет-нет, да и тронет за душу
Дальний отсвет твоих огней!

Пусть развеяны твои истины
И затерты слова идей —
Помню лица, такие чистые
Бескорыстных твоих детей...


 

ЭЛЕКТОРАТ

Снова выборный блеф и пустая морока.
Новых грез листопад.
Это родина — снега, Чайковского, Блока?
Это Электорат!
Не Россия, а место каких-то мутантов.
Разве это страна?
Жизнь людская — дороже дворцов, бриллиантов,
А — копейка цена!
Всюду пляшут, ловчат, угрожают терактом,
Ворожат на воде.
Всюду пахнет монетой и жареным фактом,
Человеком — нигде.
И лежит он в бомжовом своем обрамленье,
И вокруг никого.
И собака в природном своем преклоненье
Лижет лоб у него.


 

РОССИЯ

Ветер за Волгой. Да дедовский крест.
Привкус Отечества — кровный!
Медленно сходит леоновский лес
На инвалютные бревна.

Вот она — Родина! Храм на крови!
Прошлое спит в половицах.
Дешево проданы слезы твои...
Но весела — продавщица!

Ночью в Царицыне, в Нижнем, в Твери
Что тебе, древняя, снится?
Многострадальные дети твои...
Чистые, честные лица...

Мир обогрела собольим теплом!
А у себя в околотке
Нищие мерзнут за каждым углом,
Бедствуют в каждой «хрущевке».

Образ тщетой покрывается твой.
Истины вышли из моды.
Долго ль ходить тебе черной вдовой
При не умершем народе?

Долго ли надобно ждать и страдать
Тем, что не впали в химеры?
Кто не забыл еще русскую мать,
Кровную русскую веру?!

Песня звучит над осенним селом!
Значит, на празднике снова
Всех отогреешь последним теплом,
Чистым и истинным словом...

Счастья не будет. Зови — не зови.
Но в обреченности нашей —
Есть совершенная правда любви:
Холод и голод — не страшен!

 

 

ИНФЛЯЦИЯ

А вокруг: инфляция и осень.
Каждый — коммерсант, кого ни спросишь.
А вокруг: тоска и зоосад.
Два дебила — третьего растят.
Что тебе советовать — не знаю.
Я и сам всего не понимаю.
Я и сам — во сне и наяву —
Лишь одной надеждою живу.
Я живу надеждою и знаю,
Что в дешевых пьесах — не играю.
Кабаком и бабой — не куплюсь,
И чужим куском не подавлюсь.
Потому что в споре сам с собою
Я судьбу не называл игрою.
А по мере слова и стыда
Сам собой остался навсегда.

 

ИСТОРИЯ

Все в ней вечно... и пусто, и серо...
И все так же плывут облака.
В гильотинных глазах Робеспьера,
В современных глазах дурака.
Все, смирившись, легло под лопатой
Мертвым ценником дел и миров,
Перегноя и суперфосфата,
Перемолотых душ и умов.
И кружит по мирам Человека
Этот клеточный круговорот.
Вон душа из десятого века,
Словно облачко, в небе плывет.
Что ж незыблемо в этой Пустыне,
В этом мраке и в этой глуши?
Сквознячок предрассветный у тына...
Соловьиная свежесть души...
И еще, может, некая радость,
Что и я средь веков и лесов
Затерялся в бессмертном пространстве,
В горловинке песочных часов.

 

ТРОЙКА

«...Куда мчишься, Тройка-Русь?»

А в российском сырьевом придатке
В деревнях иконной красоты
Доживают верные солдатки,
Догнивают вечные кресты.

Довершает жизнь свои загадки.
И куда ни глянь, и там и тут
Правда с нищетой играют в прятки
И других потешиться зовут.

Ах, Россия!
Крах иль возрожденье?
Грустно Гоголь смотрит с облучка...
Души — не меняются, как деньги.
Их реформа — очень нелегка.

 

«СОВОК»

Это ветер эпохи гремит у помоек,
Это «новое мышленье» в рамках петли,
Это русские люди никак не освоят
Инвалютную стоимость русской земли!

Это время трагедий идет на потоке,
На разбитых дорогах буксует страна...
Тяжелы и горьки для России уроки,
Но в такие моменты — дороже она!

Нас еще до рожденья крестили бедою:
Девятнадцать столетий — тоска да снега,
Все весной уносило высокой водою,
И Россия входила в свои берега.

Будем верить в нее!
Хоть и скудною мерой
Платит нашим надеждам родная земля,
Но на этой земле не оставлена Вера,
Не забыта тропа в Куликовы поля!

Эта вечная даль, что врагами не пройдена,
Где могилы великих стоят там и тут —
Для меня не «совок», а по-прежнему —
Родина, Как для Пушкина, Блока и тех, что придут...

 


 

Константин КОЛЕДИН

*  *  *

Ночь прошла тиха и безуханна.
На поселке блекнут фонари.
Утро из прозрачного стакана
Пьет вино лучистое зари.
Облака, запряженные цугом,
Тянут солнца золотой возок.
Утро пахнет озером и лугом,
Солнце каплет медом на песок.
И, крепчая на шмелином гуде,
Не скопив в излишке ни рубля,
С древних пор затеяна на чуде
И на сказке Русская земля.
Чтобы пушки острова Буяна
Белый дым пускали в небеса.
Чтобы песни вещего Баяна
Охраняли наши голоса.
Чтобы сердце билось, как жар-птица,
Оброняя перья на лету.
Чтобы умереть и вновь родиться
С золотою ложечкой во рту.

 

КОЛЬЦО ПЕРЕМЕН

Навалился свинцовый туман на пустые болота и гари.
Утки низкие криком кричат, покидая родное жилье.
Ну, уймись... Не стучи, словно колокол на деревенском пожаре,
Непослушное сердце мое.

В яму тинную сходит налим, словно зная о вышедшем сроке.
Зайцы летние шубки клоками оставят на голых кустах.
И к полудню растаявший иней блестит на повядшей осоке
И дрожит на последних листах.

Замыкая кольцо перемен, неотступная осень сурова.
Под холодной косою ветров побуревшие травы слегли.
Чем тревожит тебя это небо, прощального полное зова,
И таинственный шорох земли?

Ведь не вечно зима. Вновь вернется пора поднебесного пенья.
И налимов поднимет со дна набежавшая с поля вода.
И, быть может, лишь ты, не дождавшись весеннего перерожденья,
Не вернешься сюда никогда.

Последние годы такие коварные весны:
Ночные морозы, а после ветра и ветра.
Закаты студеные скалят кровавые десны,
И снова идет вкруговую — с утра до утра.

На пугале нашем трепещет и мечется блузка,
Но вот, забирая то левым, то правым бочком,
На тоненьких лапках подходит ко мне трясогузка
И смотрит внимательно остекленелым зрачком.

И как же не страшно красотке моей синегрудой,
Изваянной, словно летучей рукой Фаберже?
Чего же ты ищешь, мое подмосковное чудо,
И в небе, и в дядьке, который сидит на меже?

Мы, видимо, вместе отцы и кормильцы, пичуга.
И вот за своих, повстречая злодейскую страсть,
Мы оба готовы с тобой умереть от испуга
И голову сунуть готовы в смертельную пасть.

 

 

*   *   *

Пришла осенняя разруха,
И посуровел небосклон.
Но все еще нам дразнит ухо
Пернатый щебет и трезвон.

И каждый день над хмурью луга
И увядающих лесов
Свистит какая-то пичуга
На десять разных голосов.

А вдруг как это все иначе?
И, собираясь в перелет,
Быть может, птица эта плачет,
А люди думают — поет.

Как пьяные, толкаются народы,
Грозя друг другу из своей дали.
Но так ли бесконечны небосводы
Над колыбелью Матери-Земли?

Но, забывая весны, зимы, лета,
Зыбучим, обжигающим песком,
Уже две тыщи лет из Назарета
Он к нам идет, как прежде, босиком.

Идет. И не доходит век за веком,
И клятвами исходит на крови.
Чтоб все уже познавшим человекам
Сказать о человеческой любви.

 


 

Борис ШАЛЬНЕВ

*   *   *

Молодые, падкие на шутки,
Вдруг с недоумением глядим:
Из прокуренной отцовской трубки
Навсегда уходит синий дым.
И тогда впервые станет тяжко,
И забеспокоимся тогда:
Вдруг над старой материнской чашкой
Сизый пар растает навсегда?..

 

ЗОРЯНА

Сквозь туман, сквозь сизый дым годов
Чувствую, как остро пахнет донник,
Слышу, как поет на сто ладов
Старомодный цинковый подойник.

Ситцевый в горошинку платок
Мать неторопливо поправляет.
— Потерпи, кормилица, чуток,
— Ласково буренку величает.

А Зорянка, важности полна,
Уронила длинные ресницы,
Сытная лесная сторона
В этот час закатный ей приснится.

Не одну поляну обошла,
Не одно болото исходила.
Семерых от голода спасла,
А своих телят — не сохранила...

 

*   *   *

Тоска в полях.
Лесов печален лик.
Не ведала Россия злей напасти.
Как пес побитый, пятится мужик
И от детей голодных, и от власти.

И сколько отступать — не знает сам,
И нет просвета детям и лесам...
О, память сердца, — Отчее село...
В избе голодной
От луны светло.

И Пасха, и святая Троица
Не зарастают трын-травой:
Душа на цыпочки становится,
Чтоб детский след приметить свой.

Боже, какие напасти
Всем поименно даны!
В юности — глупые страсти,
В старости — вещие сны.
Все различимей, горчимей
В неудержимости дней:
Ранние годы — любимей,
Поздние годы — родней...

 

*   *   *

Светел круг!
Другим не застя,
Не фальшивя звук, —
Сын — для чести,
Дочь — для счастья,
Для бессмертья — внук.

 


 

Владимир МОЛЧАНОВ

*  *  *

И солнце в тучах не померкло,
И гром не грянул в небесах,
Когда в селе ломали церковь
У всей округи на глазах.
На битых стеклах гасли блики,
Старухи плакали, шепча.
Глядели свергнутые лики
Из-под обломков кирпича.
В глухом бору кричали птицы,
Как будто знали наперед,
Что с нами в будущем случится
И после нас произойдет...

 

*   *   *

Мрак за окном...
Луны светильник.
То дождь, то снег, то гололед.
На подоконнике будильник
Напоминает: жизнь идет.
И ощущаю все острее
Я жизнь предчувствием грозы.
И с каждым годом все быстрее
Идут, мне кажется, часы.
«
Тик-так, тик-так!» — будильник бьется,
Пружинист ход его и крут.
Все больше в прошлом остается,
Все меньше — будущих минут...

 

ПРЕДЗИМЬЕ

Еще и осень не простилась,
И над землей листва скользит,
Как снова, снова всей России
Зима метелями грозит.
И эти будущие бури
Уже бесчинствуют в груди,
Как предсказание, что будет
Большое что-то впереди.
И замело, и запуржило,
И закружилось все дружней,
Как будто лопнула пружина
Осенних листьев и дождей.
Потом внезапно тихо стало.
И над землею, как во сне,
Искрясь на солнце и блистая,
Спускался чистый, чистый снег.
И незаметно побелели
Лесные кряжи и холмы,
Хотя еще на самом деле
Пока что не было зимы...

 

*   *   *

Есть предрассветные часы,
Когда природа чутко дремлет,
И с листьев капельки росы
Скользят и падают на землю.
Есть предвечерняя пора,
Когда смолкает пенье птичье,
Потом до самого утра
Царят молчанье и величье.
Но есть такой короткий миг,
Когда в зените солнце тает,
И бесконечность нив родных
За горизонт отодвигает.

 

РАССВЕТ

Редеет мгла ночной прохлады,
Тускнеет звезд высокий свет,
А в глубь предутреннего сада
Неслышно движется рассвет.
Уж солнце, облака стреножив,
Уселось, словно на коня,
И, всю природу растревожив,
Вслед за собой зовет меня.
Уж листья сонно зашептались,
Вспорхнули птицы — посмотри!
А люди — шли, не удивлялись,
Шли мимо сада и зари...

 

*   *   *

Вдали не горы — горушки,
А на речном мыске
Утята чистят перышки
На беленьком брюшке.
Береговые линии
Кувшинками цветут,
Где в каждой белой лилии
Дюймовочки живут.
Стремглав лучи вершинные
Спешат к речному дну,
А стрелы камышиные
Взметнулись в вышину.
То робкая, то смелая,
От отчего крыльца
Бежит дорога белая
И нету ей конца...

 

*   *   *

Когда безлюдие кругом
И нет от боли средства,
Мое спасение — твой дом,
Который знаю с детства.
Пускай на улице темно,
Пускай прохладой тянет,
Я постучу в твое окно,
И мир светлее станет.
И, глядя в утреннюю даль,
Увижу мимоходом,
Как пьет колодезный журавль
Железным клювом воду...

 

 *   *

Какая тишь... Какой простор!..
И горизонт — кольцом.
Светло молчит сосновый бор
Над Северским Донцом.
Не крикнет птица.
И пчела
В цветах не прожужжит.
Лишь от рыбацкого весла
Вода, искрясь, дрожит.
В душе я свято берегу
Начало всех начал:
И камыши на берегу,
И лодочный причал.
Когда вечерняя луна
Восходит, чтоб гореть,
Я верю — эта тишина
Не может умереть...

 

*   *   *

О, сколько дней без потрясений
Я жил, спокойствием дыша.
Но снова, снова мир осенний
Вбирают разум и душа.

И снова полон я сомнений,
И снова думаю не вдруг,
Что не могу без потрясений,
Без птиц, что тянутся на юг.

Еще недавно шли дожди,
И вот теперь — совсем иное:
Вконец измучившись от зноя,
Деревья листья подожгли.

Я меж осиновых стволов
Ищу оранжевые листья,
Чтобы потом читать, как письма,
В которых нет печальных слов.

И, слыша птиц осенних речь,
Слова которой непонятны,
Вдруг набреду на ту поляну,
Где так костры любил я жечь.

И вновь увижу вдалеке,
Где воздух памятью очищен,
То дорогое пепелище
И небо вечное в реке...


 

Раиса РОМАНОВА

НИКОЛА ЗИМНИЙ

Декабрь возносит сахарные главы
По городам в окрестностях Москвы.
Волшебные урочища и травы
На окнах предвечерней синевы.

Святой Никола всходит на сугробы
И в деревенских валенках идет
Утишить волны зависти и злобы.
Но вьюга распри вслед ему метет.

Она восстала от хребтов Кавказа,
Спеша на зов российских палачей.
Зеленоватым зраком хризопраза
Луна сверкает в бешенстве ночей.

Честной угодник! Хладную Россию
Спаси! Да не уронит головы!
И помоги вернуть нам честь и силу
Днесь, на виду планеты, средь Москвы!

Российская бездна погибших святынь...
Останки большого народа...
Храни себя, сердце, не сетуй, не стынь,
Не майся, как поп без прихода.

Да как же не маяться?!
Что утолит
Тоску, и любовь, и тревогу?..
Ни ключ, чья вода уже не исцелит,
Ни поле, постылое Богу...

Ни лес, где не только не стало чудес, —
Но что ни урема — кладбище...
Ни город, где что ни жилище, — то бес
В луче голубеющем рыщет.

В груди для дыханья так много тепла.
Да мало под небом простора.
Ответь: добровольно ль ты в ночь с ним ушла,
Отчизна — наложница вора?!

 

ПОЛЕ

Над полем — лет несметных череда
И облаков безвестная гряда.
И отражает гневный лик Стрибога
Покойная до времени вода.

Река времен!
Сей берег омывай!
Несуетную песню напевай!
Не перепутай дел своих насущных:
Забвенью этот край не предавай!

Звучит степей высокая струна.
Ковыль да рожь — с рассвета до темна.
Простор. И в нем душа моя просторна
И мысль светла. В ней истина видна.

Здесь, на равнине, орды полегли,
Следы ливонца травы погребли,
Не одолел француз ее пределов.
Блицкриг затух в густой ее пыли.

Мы возрастали — бездны на краю.
Над нами не картавить воронью.
Пока трубит над полем ветр свободы,
С колен поднимем Родину свою!