Берёзовая роща
Исаак Левитан и Николай Чехов жили в одной гостинице, названной каким-то шутником «Восточными номерами». На самом деле это были захудалые меблированные комнаты, где у «парадного входа», чтобы плотней закрывалась дверь, были приспособлены на веревке три кирпича. К Николаю приходил брат Антон, публиковавший свои рассказы в газетах. Сразу к Антону являлись какие-то студенты и начинали горячо с ним спорить.
–– Если у вас нет убеждений, –– нападали они на Чехова, –– то вы не можете быть писателем.
–– У меня нет убеждений, –– отвечал он.
Студенты были, очевидно, недовольны им. Они хотели управлять, поучать, влиять, руководить. Они знали все –– все понимали. А Чехову это было скучно.
–– Кому нужны ваши рассказы?.. –– кричали студенты. –– К чему они ведут? В них нет ни оппозиции, ни идеи! Развлечение, и только.
–– И только, –– соглашался Чехов.
Чтобы не слушать их, он уходил с Левитаном, Коровиным и братом Николаем на прогулку за город.
–– Антон, –– говорил ему Левитан, –– Вот у меня тоже так-таки нет никаких убеждений… –– Он в это время был занят обдумыванием новой картины, но о живописи Левитан говорил так же мало, как Чехов о литературе: он скучал, когда о ней говорили.
Весной 1885 года Левитан окончил Училище и на лето поселился в деревне Максимовке близ Ново-Иерусалимского монастыря. По бедности, снял угол у горшечника Василия, горького пьяницы, пропивавшего буквально все, что добывал. По соседству было имение Киселевых –– Бабкино, и там гостила семья Чеховых. Чеховы тоже жили в нужде, единственным кормильцем в семье был Антон. Отец и два старших брата жили отдельно, младшие братья и сестра Маша еще учились. Поэтому Исаак нисколько не обижался, когда к нему приходили братья Чеховы и подтрунивали над его незадачливым выбором жилья. Гораздо сильнее его донимали приступы какой-то непонятной тоски, и тогда он с ружьем уходил из дому, пропадал неизвестно где, пока жизненная радость не осеняла его вновь.
Случилось, что в один из походов Левитан попал под проливной дождь, и у него поднялась температура. Жена Василия прибежала в Бабкино просить доктора Чехова к больному. Братья надели сапоги, взяли с собой фонарь и, несмотря на кромешную тьму и ливень, отправились спасать друга. В Максимовке они кое-как добрались до дома горшечника, кроша сапогами раскиданные по всему двору черепки. Решили сделать «сюрприз» –– не постучавшись и не окликнув, вломиться к Левитану и направить на него фонарь.
–– Черт знает, что такое!.. Какие дураки! Таких еще свет не производил!.. –– вскочил с постели Левитан. Расхохотался, и как-то сам по себе выздоровел.
А через несколько дней он перебрался в Бабкино, заняв отдельный маленький флигелек. Антон Павлович тотчас сделал на флигельке вывеску: «Ссудная касса купца Левитана».
Исаак не остался в долгу. На окне, перед которым стояла швейная машинка –– чеховский письменный стол, –– нарисовал аляпистую рекламу: «Доктор Чехов принимает заказы от любого плохого журнала. Исполнение аккуратное и быстрое. В день по штуке».
И Чехов, и Левитан были талантливые актеры, и веселый день начинали то один, то другой. Иногда по сговору оба. Да и все жители Бабкина составляли как бы небольшую труппу комедиантов. С раннего утра за чайным столом уже начинались невероятные рассказы, выдумки, хохот, который не затихал до вечера. В семье владельцев усадьбы, Киселевых, царил культ искусства. В гости приезжали известные музыканты, писатели, актеры… И конечно вдохновляла исключительно красивая природа вокруг. «.... Левитан иногда прямо поражал меня, так упорно он работал, и стены его «курятника» быстро покрывались рядами превосходных этюдов... –– спустя много лет, вспоминала Мария Павловна Чехова. –– Скоро их стало некуда вешать. Левитан любил природу как-то особенно. Это была даже и не любовь, а какая-то влюбленность! Искусство было для него чем-то святым... Левитан знал, что идет верным путем, верил в этот путь, верил, что видит в родной природе новые красоты… Все Бабкино следило с восхищением за подвигом художника».
С Антоном Чеховым у Левитана установились своеобразные отношения. Они поддразнивали друг друга, но те немногие высказывания и письма, которые дошли до потомков, свидетельствуют о том, что Левитан открывал свою душу только Антону Павловичу.
Здесь, в окрестностях Бабкина, Левитан сделал много набросков, доработав их позже. Один из них –– «Березовая роща». Будто движутся тени по светлой траве, будто живая листва нависла зеленым шатром, –– художник построил картину на игре освещения и движении. Еще нигде Левитан в своей живописи не подходил так близко к импрессионизму, подходил самостоятельно, не видя иных проявлений импрессионизма, кроме этюдов Константина Коровина. В этой работе его были импрессионистичны и «пятнистость» изображения, и «порхающее» движение.
Антон Чехов, увидев «Березовую рощу», с удовольствием заметил Исааку: «Знаешь, на твоих картинах даже появилась улыбка».
Она действительно есть в «Березовой роще», –– такая редкая в творчестве Левитана. И навеяна эта улыбка была, скорее всего, той беспечно-счастливой жизнью в имении Бабкино, которая выпала на долю обоих художников в первый и, пожалуй, в последний раз.