Речь присяжного поверенного Грузенберга (защитника Бейлиса)
Ритуальное убийство... употребление человеческой крови... Страшное обвинение. Дело ваше, верить мне или не верить, но если бы я хоть одну минуту... думал, что еврейское учение позволяет, поощряет употребление человеческой крови, я бы больше не оставался в этой религии... не считал бы возможным оставаться евреем. ...Я глубоко убежден, у меня нет ни минуты сомнения, что этих преступлений у нас нет и не может быть. ...Подумайте, что было более 3000 лет тому назад, когда евреи воевали с какими-тоамалекитянами, обращались с ними жестоко, и вот теперь Бейлис сидит на скамье подсудимых, и мы занимаемся вопросом, что делалось 3000 лет тому назад. ...Вы видели, что Бейлис играл роль козла отпущения, который... отвечает за все то, что было на протяжении трёх тысяч лет среди миллионов евреев... быть может, какой-либо безумный, дерзкий или обиженный сказал какое-нибудь резкое слово про иноплеменников или христиан — за все это отвечает Бейлис. Если взяли несчастную женщину, держали под арестом — виноват Бейлис. Если работника Луку Приходько томили под арестом — виноват Бейлис, он за все отвечает...*
...Вы слышали, что говорил прокурор: там имеется молельня, так не нужна ли человеческая кровь, чтобы поставить на ней эту молельню? Если вы считаете, что молельня должна строиться на христианской крови, что именно для молельни принесли в жертву и замучили несчастного мальчика... тогда ищите того, кто строил эту молельню: ...почему он не сидит здесь, строитель этой молельни, почему не сидят (на скамье подсудимых) те, которые пожертвовали на нее деньги, которые нанимали убийц?.. У вас, русской власти и правительства, достаточно мощи, чтобы не останавливаться перед богатством, перед положением, ни перед чем... Но вы этого не сделали потому, что этому нет никаких доказательств, кроме одного факта, что люди хотят молиться в своей синагоге...*
...Теперь попробуем подойти к делу. ...Вы знаете, что 9-го числа (марта 1911 г.) некоторые из воров... были арестованы — друзья Чеберяк, ее гости... На другой день приходит к Чеберяк полиция и делает обыск. И вот, господа, как ни казалась прокурору и гражданским истцам смешной версия относительно “прутиков”, но, по-моему, это — правда... Все здесь говорили, что кроме Андрюши и Жени был еще третий мальчик... который слыхал, как Андрюша сказал Жене: “А я расскажу, что, когда я приходил ночевать к вам, я видел, как приносили ворованные вещи и кассу...”. И вот Женя прибегает домой и об этом рассказывает. Этот рассказ о “прутиках” возник задолго до Красовского, тогда вел дело Мищук, и никаких разговоров еще не было ни о Бейлисе, ни о других...**
Вы помните, какие споры были о том, был ли Андрюша 11-го (марта 1911 г.) на квартире Чеберяк... Мне не важно, был ли он 11-го, 10-го или 9-го у Чеберяков... но что он там был и что такой разговор (о “прутиках”?) был — не представляет никакого сомнения. И вот 12-го (день убийства!) приходит туда (к Чеберякам) Андрюша. ...Они (дети) выходят на прогулку. Только что они воротились... в это время являются Рудзинский, Сингаевский и Латышев по своим делам и застают Андрюшу. Его хватают, ударяют швайкой по голове, может быть, даже без намерения убить, просто со злости: “Ах ты, байстрюк, ты нас пришиваешь!”*** Он (Андрюша) теряет сознание, падает, ему наносят удары сначала в голову... и когда он падает на левый бок, ему наносятся удары с правой стороны в шею... Им кажется, что мальчик скончался, но в это время он опять зашевелился, вздрогнул. Они опять бросаются (на него) и опять наносят удары швайкой...* Как только начало темнеть... они уносят труп в погреб или в сарайчик... потом уже, глухой ночью, переносят в пещеру. Я не сомневаюсь, что в этой работе участвовала и Чеберяк, потому что боялась, чтобы звуки не дошли до Малицкой (сиделки в винной лавке в первом этаже, под квартирой Чеберяков). ...Не странно ли, что в тот же день исчезают дети (Чеберяков)? Людмила здесь нам показала, что на другой день они ушли к бабушке. Странное совпадение: почему на другой день после убийства детей отсылают к бабушке? Очевидно, обставляют (дело) так, чтобы они не выдали... Убийцы хотели, чтобы труп был найден, чтобы нашли исколотого мальчика и чтобы всякий сказал: какие же это воры, это — не воры, в этом виноваты евреи...**
Нам говорят, что проф. Косоротов (судебно-медицинский эксперт) высказался, будто убийцы собирали кровь. Вспомните... я обратился к проф. Косоротову с вопросом: “Знаете ли вы, где было совершено убийство?” Он ответил: “Нет, не знаю”. — “Ну, а место, где был найден труп — это место убийства?” — “Нет”. — “Так, может быть, кровь осталась на месте убийства?” Он на это сказал: “Да, конечно, утверждать не могу, может быть, кровь осталась на месте и там была замыта”...
Затем есть еще экспертиза проф. Сикорского... В ней не было ничего медицинского. Когда врач вместо медицины начинает говорить о ритуальных убийствах... о том, какие были процессы в средние века, как судили в г. Саратове, то это уже все, что хотите, но не судебная экспертиза... не наука. ...С этими обвинениями для евреев связаны самые мучительные столетия. Восемь веков... ведь они платили тысячами людей... И вы знаете, как шло дело: являлся кровавый навет, являлись католические монахи, хватали этих людей, обвиняли их в страшных проповедях, затем их пытали, имущество сразу же отбирали, их жгли, а некоторых из них казнили позорной казнью, вешая их между двух собак***. А потом? А потом приходили те же монахи и клеймили чело замученных людей, клеймили чело их детей, клеймили их внуков позором отчуждения, позором того, что они употребляют человеческую кровь. ...Когда обвинитель стал поддерживать (это) обвинение, он заявил: я плохо знаю еврейские книги, я плохо знаю весь этот вопрос. Но он верит в ритуальные убийства, верит по тем трём книгам, которые он прочел по этому вопросу. Господа, верить можно в добро... в красоту, верить можно в небо; а там, где должно знать, там вере нет места, я обязан знать. И я вправе сказать: вот уже 800 лет тяготеет это обвинение (над евреями), и что же сделали для проверки его?..*
Вам говорил здесь г-н прокурор, будто недавно в Австрии был процесс Гильзнера и (что) в Европе (также было) предъявлено такое обвинение... Я утверждаю, что это не так, я утверждаю, что обвинений в ритуальных убийствах я не знаю... в той форме, в какой оно поставлено по делу Бейлиса, (это обвинение) нигде в мире не ставилось, нигде и никогда. И если г-н прокурор ссылается на дело Гильзнера, он совершенно ошибается: было дело по обвинению в убийстве девушки, но слов... об изуверствах, применяемых для исполнения обряда религии, не было. Я утверждаю, что за 200 лет нигде на земном шаре такого процесса не было. Тут выступали ученые, их допрашивали... откуда эксперты (очевидно, обвинения) брали процессы? Из средних веков... из этой тьмы, где были пытки, были казни, где были процессы ведьм... А разве вы не знаете, что в средние века... судили животных и посылали повестки крысам и собакам? И люди занимались этим вздором...
Сюда вызывают экспертов и три дня разбирают еврейскую религию. Вы слышали, как прис. пов. Шмаков, допрашивая ксендза Пранайтиса, ставил целый ряд вопросов из Библии, изобличая ее в жестокости... в нелюбви к человеку... в пролитии человеческой крови... И я думал: Боже, что же (здесь) происходит, неужели библейский Бог... обратился в какого-то киевского еврея, на которого идут с облавой... Идут с облавой на Библию, на священные книги, из Библии выдергивают отдельные места... Господа присяжные, еврейская религия не нуждалась бы в моей защите, но вы слышали, как ее здесь перед вами обвинял ксендз Пранайтис и какие он давал показания и объяснения. И когда я слышал все это... я говорил себе с гордостью: какое счастье, что среди православных священников, среди православных ученых не было ни одного, который явился бы сюда и своим именем священника или... православного христианина, или русского ученого поддержал бы эти ужасные, мучительные сказки, этот кровавый навет. Это счастье: ни одного не было...
Господа присяжные заседатели, что мне защищать еврейскую религию, ведь еврейская религия — это старая наковальня, о которую разбились всякие молоты, тяжелые молоты врагов, но она вышла из этих испытаний чистой, честной, стойкой... Г-н председатель объяснил мне, что еврейская религия и еврейские богослужебные книги ни в чем не обвиняются, что еврейскую религию никто не заподозривает, а имеют в виду одних изуверов. Значит, мы три дня занимались (здесь) ненужным делом. Ведь мы говорили не об изуверах, а разбирали Библию, “Зогар”, Талмуд — это ведь еврейские книги, это не книги изуверов, а книги церковные. Но мы это делали... Вы видели, как перед нами стоял патер Пранайтис и сыпал беспощадные удары, повторял Ролинга, который давно не признается всеми учеными, ни немецкими, ни нашими русскими — Коковцевым и Троицким... Когда Пранайтис сыпал удары, я чувствовал удовлетворение только в одном: когда на вопрос о пытках Пранайтис ответил, что да, действительно... пытки — вещь нехорошая, но под пытками говорят правду. Я смотрел на ксендза Пранайтиса и думал, как здесь, в суде, возобновляется вопрос о пытках, отмененных с высоты престола... И вот здесь, в суде, который действует по уставам императора Александра Второго, нам говорят, что истину можно добыть путем дыбы, щипков, смолы, путём жжения людей. Но это все шло оттуда же, откуда идет обвинение против (еврейской) религии... откуда идет восхваление средним векам.
Я больше о религии говорить не буду... Я твердо надеюсь, что Бейлис не погибнет. ...Но что, если я ошибаюсь? Что, если вы, господа присяжные, пойдете, вопреки очевидности, за кошмарным обвинением? Что ж делать?! Едва минуло 200 лет, как наши предки по таким обвинениям гибли на кострах... Чем вы, Бейлис, лучше их? ...И в дни каторжных страданий (!), когда вас охватывает отчаяние и горе, — крепитесь, Бейлис! Чаще повторяйте слова отходной молитвы: “Слушай, Израиль! Я — Господь Бог твой, единый для всех Бог!” Страшна ваша гибель, но еще страшнее сама возможность появления таких обвинений здесь, под сенью разума, совести и закона...