Калейдоскоп событий. 28 февраля 1917 г.

Вечером 27 февраля в Кронштадте были получены воззвания Петроградского Совета и манифест ЦК большевиков. Стало известно, что гарнизон Питера открыто выступил на улицы. Царские министры арестованы.

Весь день 28 февраля прошел в непрерывном матрос ском митинге. Устанавливалась связь с рабочими и солдатами. Из Ораниенбаума доносились раскаты артиллерийских выстрелов. Всем было ясно, что очередь за Кронштадтом.

Военная организация большевиков приняла решение выступать, причем немедленно. Ждать нечего — это было общее мнение.

Рабочие пароходного завода забастовали и потребовали к себе адмирала Вирена для дачи объяснений, что происходит в Петрограде. Адмирал заявил, что он с рабочими в стенах завода говорить не желает, а приглашает их завтра на Якорную площадь.

Вечером Вирен созвал совещание командного соста-|0 флота и крепости. На вопрос адмирала, пойдет ли кронштадтский гарнизон на подавление революции в Петрограде, все офицеры единодушно ответили: «Нет. Солдаты и матросы в этом случае просто присоединятся к восставшими». Несмотря на такой ответ, Вирен и адмирал Курош — комендант крепости, распорядились установить пулеметы вокруг Якорной площади.

В 7 часов вечера Колбин, учащийся минно-машинной школы, матрос-большевик, организовал в своей школе митинг, на котором присутствовали моряки из других частей. Он огласил решение военной организации большевиков Кронштадта о том, что в 9 часов вечера, в момент вечерней поверки, надо начать выступление.

Было решено заранее разобрать винтовки и шинели, Чтобы сразу выйти на улицу.

На поверку в минную школу пришли помощник начальника берегового отряда лейтенант Скрыдлов и ротный командир школы подпоручик Ребров. Дежурный, как исегда, дал сигнал строиться на молитву, фельдфебель произвел перекличку. Отсутствующих не оказалось.

Ребров подал команду: «Петь молитву!» Матросы молчали. Тогда фельдфебель затянул: «Боже, царя храни...» I строю раздался легкий смех, и голос растерявшегося фельдфебеля оборвался. Ребров запел сам, а фельдфебель подхватил: «Спаси, господи, люди твоя...» Но и на сей раз они остались в гордом одиночестве.

Скрыдлов с перекошенным предчувствием опасности лицом вышел на середину строя и спросил:

— В чем дело?

Колбин выступил вперед и насмешливо посмотрел на лейтенанта:

— Если матросы и солдаты отказались спасать царя, то бог его не спасет, поэтому мы не желаем больше петь царский гимн и молитву. Наш гимн сегодня — долой самодержавие! Да здравствует революция!

Три сотни матросов разобрали винтовки и с криком «Да здравствует революция!» бросились во двор школы.

Около канцелярии путь им преградил дежурный офицер и, угрожая револьвером, потребовал вернуться на свои места. Его ударили прикладом в грудь, и он скатился вниз по лестнице, где был смят выбегавшими на улицу матросами. Разбили цейхгауз и, набив карманы патронами, построились во дворе.

Вечернюю тишину разорвали звуки «Марсельезы», это играл духовой оркестр пехотного полка, выходившего против старой власти в полном боевом порядке.

Колбин запел: «Смело, товарищи, в ногу...» Голос его дрожал, а в голове проносились воспоминания о 13-м и 14-м годах — как выходили из заводских ворот на демонстрации, как щелкали затворами винтовок солдаты, как хлестали нагайками казаки. Слезы радости набежали ему на глаза от этих воспоминаний. Все сейчас было по-другому.

На Павловской улице матросский отряд встретился с солдатами гарнизона, и над тихим, притаившимся Кронштадтом разнеслось тысячеголосое «ура». Во 2-м Балтийском флотском экипаже не хотели открывать ворота. В глубине двора стояли молодые матросы, которых предназначали для усмирения «стариков».

Под дружным напором восставших ворота раскрылись.

Раздался залп. Стреляли господа офицеры — моряки так и не решились поднять руку на товарищей. Несколько человек были ранены.

Быстро разделались с офицерами, и экипаж присоединился к восставшим. Отсюда пошли к казармам второго крепостного артиллерийского полка, который вышел на-истречу в полном составе со всеми офицерами и во главе со слегка одуревшим от происходящего командиром, полковым знаменем и оркестром. Соединившись, вся колонна пошла в военную гавань, к стоявшим там учебным кораблям минного отряда.

На Николаевском проспекте пылало здание охранки. Скорее всего, это было делом рук самих охранников — в Кронштадте было свыше трехсот шпиков среди рабочих, солдат и матросов, офицеров, интеллигенции (выявлено впоследствии было только три десятка).

На посту при входе в гавань восставшие впервые за всю ночь встретились с представителем старой власти — жандармом, который безропотно сдал оружие.

После присоединения судовых команд пошли в морской манеж на митинг. Здесь был создан революционный комитет и избраны представители в Петроградский (]овет.

Митинг кончился, и все собравшиеся — около 30 тысяч человек — пошли к дому адмирала Вирена. Разоружили караул и пригласили адмирала выйти к народу. Через несколько минут тот вышел в парадном мундире, при орденах. Увидев, что среди собравшихся преобладают солдаты и матросы, он привычно скомандовал:

—  Смирно!

В ответ раздался смех и кто-то из рабочих с иронией сказал:

—   Ваше превосходительство, вы вчера приглашали пас на Якорную площадь, но мы сами пришли за ними. Извините, что немного рановато, но нам надоело ждать.

Вирен сразу как-то съежился, стал маленьким и каким-то жалким, незаметным. Ему предложили снять погоны и следовать на Якорную площадь. Адмирал был расстрелян на рассвете по приговору революционного народа там, где собирался устроить ему кровавую баню.

 

Калейдоскоп событий. 28 февраля 1917 г.

Поздним вечером, после освобождения Тучкова моста от жандармов, будущий председатель Центробалта матрос Дыбенко поехал с поручением в Таврический, где, по слухам, был главный штаб революции, связаться с руководителями, доставить сведения и получить указания для дальнейших действий. Придя во дворец и увидев царящую там неразбериху, он понял, что его целям не суждено осуществиться. В эти дни и ночи Таврический был и тюрьмой, и парламентом, и «министерством» по переговорам с Николаем II, военным министерством, только без ставки и войск. Все и всех здесь можно было увидеть, даже лоточников с горячими бубликами. Особенно много здесь было распорядителей — цветущих мужчин с деловито нахмуренными лицами, чем-то важно озабоченных, «делающих революцию».

Единственно, чего здесь не было, — порядка. Так и не сумев отыскать руководителей и ничего не узнав, Дыбенко вернулся на Выборгскую сторону.

На улицах горели костры, у них с винтовками в руках грелись рабочие, женщины, солдаты, студенты и даже буржуйчики в котелках.

Дыбенко наблюдал это единение, недоверчиво покачивая головой, все словно сроднились, взялись за оружие и пошли вместе на ненавистную царскую власть. Шатаясь от усталости, он нашел свой отряд и прилег отдохнуть.

В соседнем доме на чердаке засели городовые и постреливали из пулеметов.

 

Калейдоскоп событий. 1 марта 1917 г.

В полночь Ломоносов снял трубку телефона:

— Центральная Николаевской дороги? Соедините меня С начальником дороги инженером Невежиным.

—  Ни кабинет, ни квартира не отвечают.

—  Соедините с помощником.

—  Один уехал встречать императорский поезд, другой болен.

— Дайте начальника движения!

—  Нельзя добиться.

—  Дайте дежурного по движению.

—  Я дежурный по движению.

—  Я — Ломоносов, по поручению комиссара Думы Бубликова. Вы мой голос узнаете?

—  Так точно. Что прикажете?

—  Где начальник движения?

— Похоже, болен: по телефону добиться нельзя. Пошли на квартиру — дверей не открывают.

—  Кто же есть?

— Помощник начальника движения инженер Кожевников. Он на квартире, только вам его не добиться, у него номер неправильный. Позвольте, я вам его вызову?..

—  Я — Кожевников. Это вы, Юрий Владимирович?

—  Я — Ломоносов. Как у вас с поездами?

- Идут более или менее нормально. Вы из министерства?

— Да, я говорю по поручению члена Государственной Думы Бубликова. У вас какая-то заминка с начальством? По видимому, начальник дороги и начальник движения вольны? На вас лежит вся ответственность за правильность движения. Кто кроме вас может работать?

—  Другой помощник, Страхов.

—  Ну и прекрасно. Вы можете сменяться с ним. Но пока что день и ночь, в конторе или у телефона должны быть вы или он. Положение слишком ответственное.

—  Как прикажете с императорским поездом?

—  А что?

—  Он имеет назначение Лихославль — Тосно — Александровская — Царское, но как бы в Тосно или даже в Любани чего не случилось.

—  Вы получите, если будет нужно, новое назначение. А каково настроение служащих?

—  Все на стороне Думы, но очень злы на Невежина и в особенности на Дьякова. Можно ждать эксцессов.

—  До свиданья! Будьте спокойны и решительны. На вас смотрит вся Россия. Примите все меры к усилению подвоза продовольствия. Служащие должны доказать, что при новом режиме они могут работать еще лучше, чем при старом.

В 4 часа утра в кабинет Ломоносова вбежал чиновник из министерского телеграфа.

—  Императорский поезд подходит к Малой Вишере! Ломоносов бросился к Бубликову. Тот спал, уютно свернувшись калачиком на кожаном диване. Разбудить его не удалось — ругаясь сквозь сон, он опять упрямо ложился на диван.

Ломоносов позвонил в Думу:

— Государственная дума? Соединяйте с председателем. Михаил Владимирович, вы?

— Я — Родзянко. Кто говорит?

— Министерство путей сообщения. По полномочию комиссара Бубликова член Инженерного Совета Ломоносов. Вы меня знаете?

—  Что вам угодно?

— Императорский поезд в Малой Вишере. Что прикажете с ним делать?

—  Сейчас обсудим. Позовите Бубликова. После вылитого ему в лицо стакана холодной воды. Бубликов, ошалело мотая мокрой головой, подошел к телефону:

—  Да, это я, Бубликов... Но что же делать? Везти в Царское? В Петроград? Держать в Вишере? Ждать?! Чего И сколько? Хорошо, будем ждать.

— Бубликов повесил трубку и, презрительно усмехнувшись, сказал Ломоносову:

—  Не могут решиться...

Из телеграфной принесли записку: «Малая Вишера. в императорском поезде идет совещание. Смазчики испортили передний паровоз».

Через полчаса принесли вторую записку: «Малая Вишера. По распоряжению инженера Керна в 4.50 поезд литера «А» отправился обратно в Бологое».

Бубликов позвонил в Думу:

—  Задержать?

—  Еще не решено. Следите за поездом. Когда положение выяснится, получите указания.

Ломоносов в растерянном недоумении развел руками.

— Совещаются с Советом, — понимающе ухмыльнулся помощник Бубликова Рулевский.

—  С каким Советом?

—  Да вы разве не знаете, что по примеру 905-го года еще третьего дня образовался Совет Рабочих Депутатов? Чхеидзе — председатель, Скобелев и Керенский — товарищи. Разве с думцами революцию сделаешь? Сами видите, какую они канитель тянут. Совет уже выпустил два воззвания. Вот они.

Рулевский передал Ломоносову два листка.

«28 февраля. От совета Рабочих Депутатов. Старая власть довела страну до полного развала, а народ до голодания. Терпеть дальше стало невозможно. Население Петрограда вышло на улицу, чтобы заявить о своем недовольстве. Его встретили залпами. Вместо хлеба царское правительство дало народу свинец.

Но солдаты не захотели идти против народа и восстали против правительства. Вместе с народом они захватили оружие, военные склады и ряд важных правительственных учреждений.

Борьба еще продолжается — она должна быть доведена до конца. Старая власть должна быть окончательно низвергнута и уступить место народному правлению. В этом спасение России. Для успешного завершения борьбы в интересах демократии народ должен создать свою собственную властную организацию.

Вчера, 27 февраля, в столице образовался Совет Рабочих Депутатов из выборных представителей заводов и фабрик, восставших воинских частей, а также демократических и социалистических партий и групп.

Совет Рабочих Депутатов, заседающий в Государственной Думе, ставит своей основной задачей организацию народных сил и борьбу за окончательное упрочение политической свободы и народного правления в России.

Совет назначил районных комиссаров для установления народной власти в районах Петрограда. Приглашаем все население столицы немедленно сплотиться вокруг Совета, образовать местные комитеты в районах и взять в свои руки управление всеми местными делами.

Все вместе, общими силами будем бороться за полное устранение старого правительства и созыв Учредительного собрания, избранного на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права. Совет Рабочих Депутатов».

—  Но когда же выборы успели провести? — прочитав листки, недоумевающе спросил Ломоносов.

—  Эх вы, Аким-простота! Какие теперь выборы. Пришли в Думу рабочие, солдаты, революционеры — ну, вот и Совет. Конечно же вошли и думские социалистические фракции. Нужно же создать революционный центр. Не Гучков же с Родзянко будут делать революцию!

В 9 часов утра из Бологого сообщили, что царский поезд прибыл туда. Опять Бубликов звонил в Думу, и теперь разрешение последовало: «Задержать поезд в Бологом, передать императору телеграмму председателя Думы и назначить для него экстренный поезд до станции Бологое».

В телеграмме Родзянко указывал на критическое положение династии и просил свидания. Телеграмму передали Воейкову под расписку, но ответа не было.

—  Из императорского поезда поступило требование дать назначение поезду из Бологого на Псков. Что делать?

—  Ни в коем случае. Царь хочет пробраться к армии.

—  Слушаю, будет исполнено.

И через десять минут: «Бологое. Поезд литера «А» без назначения отправился на Псков».

Бубликов в бешенстве заметался по кабинету:

—  Что делать, говорите скорее.

—  Положение серьезное, надо обсудить.

—  Надо действовать.

—  Обдуманно. Только обдуманно... Взорвать мост? Разобрать путь? Свалить поезд? Едва ли Дума нас похвалит. Да и кто все это будет делать? Лучше забьем одну-дие станции товарными поездами, тем более что поезд бел назначения, даже царский, не может не затираться тонарм ыми.

В это время в свой кабинет, занятый комиссаром Думы, вошел начальник движения Устругов. Бубликов бросился к нему:

— Сейчас же распорядитесь, чтобы на пути литера «А» по Виндавской один из разъездов был загорожен двумя товарными поездами.

—  Такие распоряжения я исполнять отказываюсь.

—  Что-о?

Ломоносов с Рулевским выхватили револьверы, и Ломоносов приставил свой к животу Устругова. Тот побледнел как полотно и залепетал:

— Хорошо, хорошо... сейчас.

Вечером Ломоносов вместе с инспектором Некрасовым поехали на Николаевский вокзал проводить Родзянко, а главное, посмотреть, что там делается.

Некрасов был весь в красном — повязка на рукаве, бант на папахе. Ломоносову это показалось неприличным: сам он остался одетым строго по форме. К автомобилю, на котором они ехали, с правой стороны был прикреплен красный флаг. У солдата, сидевшего рядом с шофером, на шапке был красный бант.

По городу еще шла стрельба, кое-где с чердаков стреляли из пулеметов. Группы солдат, рабочих и студентов брали приступом эти дома.

На первый взгляд без толку по городу носились грузовики, полные вооруженных людей. На улицах было много испорченных и опрокинутых автомобилей, но в общем настроение было радостное, бодрое. Несмотря на стрельбу, улицы были полны людей, много женщин, детей. Кое-где на домах виднелись красные флаги. В воздухе витало что-то праздничное.

«Как на Пасху», — подумал Ломоносов.

 

Родзянко — генералу Алексееву.

1 марта 1917 года. 5 часов 51 минута.

«Временный Комитет членов Государственной Думы сообщает вашему высокопревосходительству, что ввиду устранения от управления всего состава бывшего Совета Министров правительственная власть перешла в настоящее время к Временному Комитету Государственной Думы».

 

Донесение в Думу. 1 марта 1917 года. 7 часов 10 минут.

«1. На Кирочной против Саперного батальона засела группа около 30 городовых с пулеметом.

2. Сыскная полиция ответила, что ее больше не существует и что надо обращаться в Г. Думу».

 

Приказ Временного Комитета Государственной Думы:

«Гг. офицеры Петроградского гарнизона и все гг. офицеры, находящиеся в Петрограде!

Временный Комитет Государственной Думы приглашает всех гг. офицеров, не имеющих определенных поручений Комиссии, явиться 4-го и 2-го марта от 10 час. утра до 6 час. вечера в зал Армии и Флота для получения удостоверений на повсеместный пропуск и точной регистрации, для исполнения поручений Комиссии по организации солдат, примкнувших к представителям народа для охраны столицы.

Промедление явки г.г. офицеров к своим частям неизбежно подорвет престиж офицерского звания. Не теряйте, гг. офицеры, ни минуты драгоценного времени!

Военная Комиссия Временного Комитета Государственной Думы.

Председатель Государственной Думы М. Родзянко».

 

Сообщение Петроградского комитета журналистов:

«От имени нового коменданта Николаевского вокзала пи вокзале расклеено объявление, коим запрещается солдатам отбирать у офицеров оружие.

В приказе сказано, что от Государственной Думы не исходило распоряжение отбирать у офицеров оружие».

 

Приказ № 1 Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. 1 марта 1917 г.

«По гарнизону Петроградского Округа всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения и рабочим Петрограда для сведения.

Совет Рабочих и Солдатских Депутатов постановил:

1)  Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.

2)  Во всех воинских частях, которые еще не выбрали своих представителей в Совет Рабочих Депутатов, избрать по одному представителю от рот, которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной Думы к 10 часам утра 2-го сего марта.

3)  Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету Рабочих и Солдатских Депутатов и своим комитетам.

4)  Приказы военной комиссии Государственной Думы следует исполнять только в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета Рабочих и Солдатских Дупутатов.

5)  Всякого рода оружие, как то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам, даже по их требованиям.

6)  В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, вовне службы и строя, в своей политической, общегражданской и частной жизни, солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется.

7) Равным образом, отменяется титулование офицеров «наше превосходительство, благородие» и т. п. и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов, и в частности обращение к ним на «ты», воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.

Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах.

Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов».