Глава 3. Дуэль длиною в 20 веков

 

«Гермес является многоязычным богом экзегетов (толкователей предсказаний) и драгоманов (переводчиков)» Л. Массиньон

«Цивилизация - весьма нежный цветок, весьма хрупкое строение, и в XX в. совершенно очевидно, что этому цветку, этому строению, по которому везде прошли трещины, угрожает гибель» Мераб Мамардашвили

 

“Timete Deum et date ille honoren, quia veniet hora judicii ejus” - «Бойтесь Бога и воздавайте хвалу ему, ибо приближается час суда его» Девиз Святой Инквизиции

 

 

Христианство. Самая массовая и едва ли не самая могучая вера на протяжении последних двух тысячелетий. Мы много критиковали вероучение Христа, точнее его исторические практики, но факт остается фактом: камень веры христовой стоял и стоит. Так, может быть, что-то есть в этой религии такое, чего не дано понять критикам и оппонентам? Что-то такое, чего не было и нет у конкурентов? Так ли это?

- Тогда вопрос: а разве Рим, по самым скромным прикидкам на 7 веков взнуздавший западную цивилизацию, был самым прогрессивным, справедливым и добрым? Господь с вами. Достаточно сравнить политические и культурные феномены римлян с греками или этрусками, чтобы убедиться в очевидном откате!

- Да потому и правил, что был более несправедливым, жестоким, недобрым. Но и - самым сильным в военном и идеологическом отношении. Для того чтобы побеждать и править, недостаточно быть передовым, мудрым и тем более честным. Так и христианство: оно вовсе не было совершенно исключительным откровением, писанным с чистого листа неслыханным гением.

Видный специалист по мировой эзотерике и герменевтике Мэнли Патрик Холл в своей работе «Оккультная анатомия человека» отмечал: укоренившееся в умах христиан понятие, что их вера есть единая, верная, вдохновенная доктрина, явившаяся на свет без родителей — крайне неразумно. Сравнительное изучение религий доказывает, что христианство заимствовало свою философию и идеи у религий и философий древнего, в том числе и послепотопного языческого мира.

Практически все христианские символы и понятия ведут свое происхождение из языческого мира. Христианский крест - из Египта и Индии; тройная митра — из религии Митры; пастушеский посох — из мистерий Гермеса и из Греции, непорочное зачатие — из Индии; Преображение — из Персии, Троица - от Браминов. Деву Марию, как Матерь Божию, можно отыскать, как минимум, в 12 различных религиях. Насчитывается свыше 20 распятых Спасителей мира. Помимо Христа, это Прометей и Кришна, Адонис и Кецалькоатль, Митра и Индра. Церковная колокольня является видоизменением египетских обелисков и пирамид, а христианский дьявол есть слегка видоизмененный египетский Тифон. К слову, еще одно имя этого страшноватого персонажа – Бегемот.

Какпредупреждают эзотеристы, все священные писания запечатаны семью печатями, и надо располагать семью толкованиями, чтобы понять со всею полнотой значение тех древних философских откровений, которые мы называем Священным Писанием. Писание не имело намерения быть историческим, поясняет Холл, и тот, кто понимает его буквально, понимает только его наименьший, поверхностный, смысл. «Хорошо известно, что Шекспир в своих драмах в целях драматических сводил вместе характеры людей, в действительности отделенных друг от друга веками; но Шекспир писал не историю, а драму.

То же самое верно относительно Библии. Писание безнадежно запутывает историков в противоречащих друг другу хронологических таблицах, и большинство историков так и останется в таком положении вплоть до Судного Дня. Писание дает прекрасный материал для споров над его смыслом, а также поле для ломания себе головы над значением отдельных терминов и вероятного местоположения неизвестных городов. Большинство библейских городов, на которых теперь указывают путеводители, было наименовано по прошествии сотен лет после Рождества Христова паломниками, предполагавшими, что города эти стояли где-то поблизости с теми, о которых говорится в Библии. Это все может быть доказательством убедительности для иных, для мыслителя же несомненен вывод, что история есть наименее важная часть в Писании. Как Будда в Индии только преобразовал воззрения тогдашних Браминов, также точно и Иисус придал новый облик вере Израиля и дал своим ученикам и миру учение, основанное на уже существовавшем раньше. Но он его преобразовал согласно потребностям окружающего Его народа и проблемам, стоящим перед европейскими народами.

Ессеи, которые воспитали Христа, были египетского или индусского происхождения и религия Его взяла лучшее из того, что было до Него. Сохранившиеся от Него речи — аллегоричны в большой степени и погружают простого человека в целое море непонятных ему тайн, что было сделано, однако, не без цели. Волею апологетов Иисус становится героем истории, запечатанной семью печатями, и те христиане, которые изучали символику, могут из этой истории извлечь ключ к истинным Христианским мистериям. Они тогда поймут, что Писание — вечная история, не принадлежащая ни одной нации и ни одному народу, но являющаяся сказанием всех наций и всех народов»…

Речь сладка, да суть скудна: ваш Мэнли, как и Булгаков, сводят все богатейшие интерпретации к утлому моменту выбора между двумя образами христианства. Первый образ: считать себя «христианином без догм и конфессий». Не забыть бы при этом, что именно такое «христианство», по словам отца Андрея Кураева, выкроил Воланд. Второй образ – оставаться ортодоксом. Таким, как Борис Пастернак, Анна Ахматова, Александр Солженицын…

Вполне, кстати говоря, благополучные по всем понятиям и эпохам люди. Совсем другое дело, если бы вместо фильмов, картин и книг, славящих Христа с апостолами, столь же массово и красочно показали растерзание Гипатии, сожжение Джордано Бруно, делишки «святой» Инквизиции, крестоносцев, «плохих пап», иезуитов.

 Тогда не забудьте и про исламский «аллах акбар», про иудейские ступы и вааловых быков из меди...

Автор согласен. Если бы все это было сделано, вот тогда и можно было с чистым сердцем объявить о достижении терпимости и элементарной объективности клира: христианского, иудейского и мусульманского.

Как бы не так! Они даже для проформы не смягчат своего церберизма, ведя себя, как немилосердные победители в изуверской бойне, действующие заведомо нечестивыми способами.

В не меньшей мере относится это и к православию. Достаточно вспомнить крещение Руси огнем и водой,гонения против нестяжателей, старообрядцев, византийские интриги патриархов и митрополитов. Уже после произнесения этих слов предвижу шквал проклятий. И в этом вся объективность святых людей.

Эзотерический патруль

«Библия - это капкан для неосторожных ариев».  Мигель Серрано

В иудейской традиции существует один крайне любопытный текст, который называется «История о повешенном». Он представляет собой литературную обработку всех преданий об Иисусе Христе и первых христианах, содержащихся в Талмуде и мидрашах. В отличие от греческих компилятивных евангелий, сей труд написан в 5 веке нашей эры на арамейском языке, именно на том, на котором говорил сам Иисус и апостолы. Существует и русский перевод этого достопамятного сочинения, от которого у любого ортодоксального христианина волосы на голове встанут дыбом. В «Истории о повешенном» эзотерические подробности создания христианства описываются глазами его создателей, то есть образованных раввинов — членов высшего совещательного органа иудаизма — Иерусалимского синедриона. Заметим, что членом оного был также и апостол язычников Павел…

Из всего обилия информации, шокирующей традиционное сознание, вычленим лишь один важный конструктивный факт монотеистического эзотеризма. Как известно, Иисус творил чудеса. Из «Истории о повешенном» мы узнаем, что эти чудеса он творил с помощью секретного имени бога Яхве… — Шем гамефораш…

Получается, что Единый бог Ветхого Завета и сатана имеют один и тот же секретный позывной. Однако, если мы справимся с первым изумлением, то все окажется много проще. Еще Артур Шопенгауэр, анализируя метафизическую основу судебных процессов инквизиции, обратил внимание на то, что люди, не признававшие существования дьявола, обвинялись в атеизме и подлежали сожжению на кострах вместе с теми, кто продал ему душу. - В.Б. Авдеев «Метафизическая антропология».

Да как вы смеете все это произносить рядом с именем Христа?

Причем здесь мы?Перед вами цитата из свободно изданной в России книги, автор которой, в свой черед, цитирует реальный документ, который вне зависимости от чьего-либо желания существовал, существует и будет существовать. Но логика и практика знакомы: поелику мне не по нраву, - не пущать, запретить, отменить! Этой практике ровно 20 веков! С момента возникновения христианским общинам пришлось вести борьбу не только с языческими культами, но и с более значительными интеллектуальными соперниками, из которых наиболее известны гностики и манихеи. А первым всемирным «университетом» античных гностиков была Александрия.

Но почему именно Александрия, Египет?

Уже цитировавшийся Карл Каутский дает такое объяснение этому феномену: «В египетской пустыне, как и во всякой другой, не суще­ствовало частной земельной собственности. При этом жизнь в ней не представляла особенных трудностей, климат се не требовал никаких больших затрат на постройки, одежду, топливо — для защиты от непогоды. К тому же она была расположена близко от города, так что пустын­ник через посредство своих друзей легко мог получать все необходимое, а при желании и сам добыть все, что нужно, в течение нескольких часов перехода.

Поэтому в Египте рано начало развиваться монашеское отшельничество. В Александрии возник неопифагореизм, там же, в четвертом столетии нашей эры, зародилось христианское монашество. Но уже александрийское иудейство породило своеобразный монашеский орден тера­певтов... Вполне возможно, что александрийские иудеи принесли с собой воззрения терапевтов в Палестину и, таким обра­зом, оказали влияние на ессеев. И все-таки первые корен­ным образом отличаются от последних. Терапевты жили в созерцательном бездействии, чужим трудом, ессеи тру­дились настолько усердно и зарабатывали так много, что могли не только себя прокормить, но и уделить из своего избытка нуждающимся. И те и другие одинаково отрицали частную собственность. Но терапевты не знали, что им делать с благами мира сего. Труд был им так же нена­вистен, как и наслаждение, они отказывались одинаково и от средств производства, и от средств потребления, а потому раздавали свое имущество друзьям и родным. Ессеи трудились и нуждались для этого в средствах производства; вот почему они не раздавали свое имущество друзьям, а складывали для общего пользования» (Карл Каутский. Происхождение христианства).

Позднее на смену терапевтам, манихеям и ессеям пришли богомилы, катары, тамплиеры. В нашем контексте важно, что именно у побежденных христианами конкурентов получило развитие учение о Свете и Тьме, Добре и Зле, использованное Булгаковым для воссоздания инфернального мира Воланда и его Оппонента. Перипетии этой исключительно жестокой борьбы «не на жизнь, а на смерть» отражены в десятках исследований, причем роль христианских миссионеров здесь не более гуманна, чем подвиги «героев» Крестовых походов. Из последних и самых популярных книг можно выделить коллективные труды Грэма Хэнкока и Роберта Бьювэла, уже упоминавшихся авторов «Святой крови и святого Грааля», а также замечательного знатока генеалогии Лоренса Гарднера. Уже не секрет, что их идеи  позаимствовал в «Коде да Винчи» небезызвестный Дэн Браун. Характерно, что ученые-публицисты зачастую дублируют выводы друг друга, но при использовании существующего массива источников это вполне закономерно и свидетельствует только в пользу приближения к объективности.

Это куда ясней указует на хорошо приплачиваемую корпоративную спайку, если не их сговор с Дэном Брауном. Причем все это делается именно бесструктурно, то есть авторы не всегда могут понимать, что они повелись на хитрую наживку, продолжая наивно гордиться своей смелостью, прорывностью и мятежностью. В то время как все проще: у каждого «диверсионного подразделения» своя четко прописанная «штабом» легенда и роль. Свой шесток! При этом для данного идеологического десанта общая задача заключена в одном-единственном – всеми средствами подогревать интерес к еретическому взбрыку, к вбросу «троянского коня» в христианскую евангелистку. И даже показательный процесс Бейджента против Брауна – из той же серии провокации, ажиотажа и будирования сенсации».

Знакомая аргументация. Постыдитесь, отцы. Церкви ли клеймить корпоративную спайку и лоббирование интересов? Подозреваете, что эти ребята, «граальцы», действуют на свой страх и риск, но под общим оперативным руководством? Ради бога. Но вы дайте им трибуну для научной дискуссии - на равных. Честно победите их - без капюшонов и забрал, а не глушите за сто метров из серного пугача. А нет - дивитесь и не бранитесь, результат закономерен: бунт храбрых, гонимых одиночек вызовет симпатию и уважение, чего не скажешь о спетом хоре церковных глушителей. Тем более что люди знают цену его солистам, и не только в годину костров инквизиции. Русским старообрядцам тоже есть что предъявить своим «благородным» гонителям…

- И ведь было б из-за чего так гноить этих гностиков!

- А, правда, из-за чего?

Общим для гностиков, манихейцев, богомилов и катаров является деление их общин на совершенных (более продвинутая и воздержанная часть) и просто верующих - простецов. Гностики («гнозис» - с греческого «знание») – исторически первая крупная эзотерическая организация, существовавшая параллельно с христианами в 1-3 веках. Именно они оставили бесценные документы, сохраненные в  пещерах Наг-Хаммади (Египет).

Перипетии этой вековой дуэли увлекательны и драматичны. Более интеллектуальные и прогрессивные эзотерические общины раз за разом проигрывали неприкрыто ортодоксальной, непримиримо грубой и воинствующе примитивной, но массовой силе – христианской церкви (как  Ватикану, так и Константинополю).

Культурно-научным центром гностицизма была Александрия, надолго сохранившая интеллектуальные традиции египетских Птолемеев. Во времена своего расцвета александрийские гностики жили в тес­ном контакте с последователями древнеегипетской религии, иудеями и христианами. Они почитали Христа и точно так же, как впоследствии катары и богомилы (а также манихеи и павликиане), не верили, что он родился во плоти, но считали его призраком, или «фантазмом». Находки из Александрии показывают, что гностические об­щины в первые три века после Христа почитали также и Осириса, древнеегипетского бога возрождения, «который стоит пе­ред тьмой, как страж света». Это отличало их от любых дру­гих христианских дуалистических культов.

Первые гонения на гностиков уходят в республиканское прошлое Рима. Еще в 186 году до н. э. культ мистерий, посвященных богу Диони­су, был запрещен в Риме, а тысячи его посвященных подверг­лись мучительной казни. В нескольких других случаях фи­лософов сжигали за угрозу, которую они якобы представляли для проведения религиозных церемоний. По свидетельству очевидцев, они шли на костер, «смеясь над внезапным крушением человеческих судеб», и умирали «без трепета, объятые пламе­нем». То же самое наблюдалось тысячу лет спустя, когда начались гонения на катаров в Лангедоке. «Совершенные» с той же легкостью шли на смерть.

На первых порах доставалось от властей и христианам. Еще римский историк Тацит описал ужасную резню христиан во время правления императора Нерона (54—68). Однако это было связано не столько с защитой государственного культа, сколько с народной ненавистью, существовавшей по отношению к хри­стианам того времени, которых посчитали зачинщиками страшного пожа­ра в 64 году н.э., опустошившего Рим. «Всех сознавшихся арестовали; выслушав их показания, подавляющее большинство убедилось не столько в их причастности к поджогу, сколь­ко в их ненависти ко всему роду человеческому. Их казнь сопровожда­лась всевозможными издевательствами. Их одевали в шкуры зверей и травили собаками, прибивали к крестам или бросали в огонь. Костры освещали ночное небо после наступления темноты».

Это было почти за 200 лет до начала систематических гоне­ний на христиан, предпринятых римскими императорами. Пер­вым из них был Деций, покаравший христиан, отказавшихся принести животных в жертву языческим богам в 250 году н. э. Новые казни последовали при Валериане в 257—259 годах, а в 303—305 годах Диоклетиан устроил отдельные погромы для христиан и манихеев. В своем «указе о манихеях» Диоклети­ан распорядился сжигать на кострах лидеров этой секты вместе с их наиболее настойчивыми приверженцами. Он обвинил их в совершении многочисленных преступлений, подстрекательстве к волнениям в народе и даже «в причинении величайшего ущер­ба целым городам» (Эдуард Гиббон «История упадка и разрушения Римской империи»).

И это правильно, - отчитает верующий, - манихейство — вредная доктрина, утверждающая необходимость зла для осуществления добра, которую и отразил Булгаков, утвердив через 15 веков тезис о пользе существования Сатаны  для доказательства необходимости Бога.

Тот же А. Кураев, называя этот тезис базовым оправданием всех великих преступлений против человечества, предлагает отчленять в манихействе ряд взаимозависимых аспектов. Первый — это утверждение Бога через допущение Дьявола (Сатаны). Второй — это утверждение Дьявола через допущение Бога. Их любовно обыгрывают разные эзотерические секты, особенно грешат сим масонские ложи, придумывая всевозможные тайные доктрины. При всем их многословии эти доктрины апеллируют к христианской идее о двух планах мира, в коих проистекает жизнь человека. Это, во-первых, мир души, и ее обитель - на небесах, в Свете, у Бога. Второй – плотский уровень тела, чье жилище – домик или приют на земле — во владениях Тьмы, у Сатаны. Не подлежит сомнению, что Булгаков превозносит мирское царство манихеев, который его критики справедливо нареклиСатанинским Манихейством.

Впрочем, у Булгакова были гениальные предтечи.

В этой связи я всегда с волнением вспоминаю Маркиона, первого великого христианского еретика, к которому Церковь — несмотря на непременный эпитет  «первенца Сатаны», — прояв­ляя тонкое понимание, всегда питала глубочайшее искреннее почтение, ибо он и впрямь был мужем, достойным во всех отно­шениях. Исходя из сверхчувственного сознания, Маркион, как и все гностики, считал ограниченность, изъян, недостаточность признаком всего земного. Поэтому он не допускает даже мысли о том, чтобы верховный истинный Бог был так или иначе связан с миром: он не имеет с миром ничего общего, являясь абсо­лютно  иным.  Иначе он морально и онтологически был бы запачкан несовершенством и ограниченностью мира. По мнению Маркиона, отсюда следует, что истинный  и верховный Бог не может быть творцом мира: тогда он оказался бы творцом несовершенного мира и, стало быть, сам несовершенен, мы же, глядя на мир, ищем полное совершенство. Творить — сейчас я привожу собственное толкование Маркиона — значит  заражаться сотворенным. Бог-творец — это вторая  власть, Бог   Ветхого завета, Бог, в котором много от мира сего, Бог справедливости и Бог войск, что предполагает его неразрывную связь с преступ­лением и борьбой. Истинный Бог, напротив, не справедлив, но просто благ, олицетворяя не справедливость, а милосердие, лю­бовь. Он существует извечно, чуждый миру, отсутствуя в мире, не соприкасаясь с ним, в полном отдалении... Одним тем, что он не имеет к миру никакого отношения, он его спасает. И для гностика в высшей степени божественное деяние — это не сотворение мира, доступное и языческому демиургу, а его «растворение», уничтожение зла, из которого он построен, т.е. его спасение.  - Хосе Ортега-и-Гассет «Что такое философия?».

Как видим, трения начались в среде самих христиан, довольно споро отыскавших для неортодоксального элемента удобный термин «еретик», а в православном формате - «старообрядец».

Между прочим, именно у последних мы находим, правда, уже в русской окантовке своеобразные отголоски строго гностического преклонения перед светлым, чистым, идеальным в пику телесному, грязному, темному.

 Сто­ронники различных христианских вероисповеданий вели религиозные войны друг с другом. Орудием церкви становится политика. Таким образом, воля к власти становится основным фактором этой религиозной действительности, которая при своем возникно­вении не имела ничего общего с властью. Притязание на мировое господство — следствие притязания на исключительность истины. В великом процессе секуляризации — что означает сохранение и миру библейского содержания при устранении формы веры — фанатизм неверия еще находится под влиянием библейских истоков. В западных культурах в мировоззренческих позициях секуляризации часто проявляется стремление к абсолютности, к преследованию сторонников других убеждений, к агрессивному признанию своей приверженности истинной вере, к инквизитор­ской проверке убеждений других людей — и все это всегда вслед­ствие притязания на мнимую исключительность абсолютной веры у каждого ее представителя.

Мне непонятно, как можно сохранять нейтральность по отно­шению к притязанию на исключительность. Это еще могло бы быть возможным, если допустимо было бы рассматривать нетер­пимость как фактически неопасную, своего рода странную ано­малию. Но с основанным на Библии притязанием на исключительность дело обстоит совсем не так. По своей природе и сущности оно все время стремится опереться на могущественные институты и всегда готово вновь зажечь костры для еретиков. Это коренится в природе данного притязания, содержащегося но всех высказываниях библейской религии, пусть даже множе­ство верующих не имеют ни малейшей склонности к насилию или тем более к уничтожению тех, кто, по их понятиям, относит­ся к неверным…

В Библии содержатся даже величайшие противоположности вере: неверие демонологии, обожествление людей, нигилизм (последний — в книге Екклесиаста). Следствием этих полярностей в Библии явилось то, что все партии и представители разных тенденций последующей истории могли так или иначе ссылаться на Библию. Отчетливо развитые там полярности все время возвращаются — еврейская теократия в христианских церквах, свобода пророков у мистиков и реформаторов, избранный народ у ряда считавших себя избранными христианских народов, общин и сект…

Библия — хранилище тысячелетних пограничных опытов чело­вечества. Они озарили дух человека, и он уверовал в Бога, а вме­сте с тем и в самого себя. Это создает неповторимую атмосферу Библии. В Библии мы видим человека в основных видах его крушения. - Карл Ясперс «Философская вера».

Чтобы слегка дистанцироваться в вопросе происхождения гностицизма и от атеистов и от теистов, слово - чистому специалисту по эзотерике. Этот француз исходит из следующей дилеммы: или иудеи Эфеса имели более непосредственные сно­шения с иудеями Александрии, чем иудеи Сирии и Палес­тины, или в Эфесе, как и в Александрии, греческое влияние привело к рождению одних и тех же философских и ми­фологических тенденций. В обоих случаях гностицизм развился в этих двух городах приблизительно в одно вре­мя. Три первых евангелиста, «обращаясь к иудеям Палестины, говорили им: «Этот мес­сия, которого вы ожидаете, — это Иисус, в котором мы вам покажем все характеры, данные Мессии пророками». Связи между христианством и герметическими доктри­нами можно открыть не только в начале Евангелия свято­го Иоанна. Идея возрождения составляет предмет третьей главы этого Евангелия и диалога Гермеса Трисмегиста, озаглавленного «Таинственное слово, или Тайная Нагор­ная проповедь».

Даже само название и фрагмент, в котором Гермес признает возрождение за Сыном Бога, уникаль­ным человеком, указывают на то, что автор жил в эпоху, когда христианство уже проникло в Александрию, и что он был в контакте с некоторыми христианами. Первые христианские сообщества были настоящими тай­ными обществами. Апостолы и их первые ученики, будучи иудеями, обращались прежде всего к людям своей веры, но с самого начала опыт научил их, что привязанность иудеев к традиции ставит под сомнение, всю попытку реформы. Свобода же греческих нравов позволяла проповедовать неизвестного Бога на публичной пощади в Афинах. Правда, и тут можно было оказаться забросанным камнями, как святой Степан, объявлявший о Воплощении в Синагоге (Луи Менар «Опыт о происхождении герметических книг»).

От гностиков - полшага до магов и чернокнижников!

Папюс – признанный авторитет в вопросах магии. Его определение лаконично: «Магия – есть применение динамизированной человеческой воли к быстрому развитию сил природы».

То, что мы называем низшим герметизмом, вводит нас, прежде всего, в область магии. Весь подлунный мир кишит демонами. Мы и в высшем герметизме встретим это пред­ставление, но там его значение — другое. Там демонов опа­саются, как вредных для души существ; здесь, напротив, с ними стараются вступить в сношения ради всяких земных благ. Властвует над демонами Луна, по-гречески — Геката, и по-египетски — Тот, он же «владыка словес». Зная эти словеса, формулы заклинания, можно подчинить себе демо­нов. -  Ф.Ф. Зелинский «Гермес Трижды Величайший».

Вот-вот, офилософленный Воланд с его бесенятами!

Коли уж речь дошла до демонов герметиков и их Писания в виде трудов «Гермеса Трисмегиста» (Трижды Величайшего), автор не сочтет за труд напомнить семь пороков, перечисленных Иренеем, не связанных непосредственно с небесными сферами.

Это: 1. Агнойа (Незнание), 2. Автадия (Высокомерие), 3. Какия (Зло), 4. Зэлос (Гнев, злость), 5. Фтонос (Зависть), 6. Эриннис (Сварливость), 7. Эпитимия (Вожделение). Как видим, на первом месте стоит Незнание в паре с Высокомерием, все остальные пороки исходят из Незнания.

А еще мы видим, что лукавый дьявол, владыка словес, обольститель при случае манипулирует священным числом – семеркой.

О магах неплохо сказал Френсис Бэкон: повсюду известны приверженцы натуральной ма­гии, люди совершенно поверхностные и посредственные, которые с величайшей суетностью и необдуманностью находят в природе пустые сходства и симпатии или даже придумывают то, чего нет в вещах. Он это сказал 500 лет назад. А наш почти современник удачно дополнил:

Мы считаем религию символическим вы­ражением наших высших моральных идеалов, а магию — нагромождением грубых предрассудков. Если допустить связь религии с магией, тогда сама религиозная вера ста­новится своего рода суеверием. С другой стороны, однако, сам характер нашего антропологического и этнографичес­кого материала очень затрудняет разделение этих двух об­ластей. Попытки продвинуться в этом направлении становят­ся все более проблематичными. Современная антропология утверждает непрерывность взаимосвязей между магией и религией. Одним из первых, кто попытался доказать, что даже с антропологической точки зрения магия и религия не могут быть объединены в общей рубрике, был Фрэзер. Со­гласно Фрэзеру, магия и религия совершенно различны по психологическому источнику и преследуют разные цели. Ос­лабление и упадок магии открыли пути к религии. Появление религии — результат упадка магии». -  Эрнст Кассирер «Опыт о человеке».

Вот вы всё: гностики, герметики, маги. А помните слово «энтузиазм», которое лет сорок заменяло нам слово «премия»? Как выясняется, оно тоже оттуда. Феодорит, церковный хронист V века, напоминает, что энтузиастами звалась христианская гностическая секта, пользовавшаяся вместо присутствия Святого Духа содействием некоего демона. В царской России слово «энтузиасты» было не в чести, тогда как большевики с энтузиазмом взяли его в идеологический оборот. Станция метро «Шоссе Энтузиастов» названа в честь начала Владимирского тракта, по которому гнали в Сибирь масонов-декабристов.

Подведем же красивую черту под гностическим разделом.

Конец гностиков символизировала серия (минимум из трех) знаменитых пожаров, уничтоживших величайшее из книгохранилищ - Александрийскую библиотеку. Между прочим, Булгаков, рисуя пожар Москвы, который наблюдают с крыши Ленинской библиотеки Воланд и его друзья, не мог обойтись без скрытого параллелизма. Пожар в Москве, от него – параллель с пожарами в Александрии, далее - пожар в Риме времен Нерона, в котором обвинили христиан, и вскоре после этого император Тит сжег и срыл подчистую Иерусалим...

Присовокупим пожар в Москве 1812 года, после которого исчез архив русских царей. Не зря же Азазелло, чей девиз: «все началось с огня, им и заканчивается», взирая на горящую Москву, тоскует: мне, мол, больше нравится Рим!

А еще чуть позднее мы поговорим о менее известном, но эзотерически куда более значимом пожаре в Лондоне 1666 года, обратите внимание на дату.

Главная библиотека в Александрии просуществовала еще око­ло трех столетий и погибла, видимо, в 273 г. н.э., когда во время очередной гражданской войны солдаты императора Аврелиана штурмом взяли Александрию и сожгли дотла комплекс сооружений Брухейона, царского дворца. Одна­ко библиотека в Серапеуме еще продолжала существовать, сохраняя в какой-то мере традиции древней образованности. Но времена на дворе были уже не те: с каждым годом наби­рало силы христианство, и толпы фанатиков принялись за уничтожение «языческой» культуры с небывалым остерве­нением. Александрийские патриархи особенно отличались в этом отношении, что и неудивительно: Серапеум продолжал оставаться одним из самых роскошных храмов Римской им­перии. Он был построен еще при Птолемее I на искусствен­ной возвышенности, причем к храму вела лестница в сто ступеней. Внутри он был отделан столь роскошно, что, по мнению Аммиана Марцеллина, римского историка IV в. н.э., с ним по красоте мог соперничать только римс­кий Капитолий. - Таисия Турскова «Великие сооружения Древнего мира».

Где гностики, где? А где христиане? А вот они. Кто рассудил вековой спор? Сам Господь рассудил.

Противоречит всей логике нашего спора… И очень даже хорошо! На наш взгляд, ценность виртуальной дискуссии, как и романа Булгакова, в том, что как первая, так и второй ненавязчиво снимают упрощения, показывая, что на этом свете точки над I далеко не всегда ставят Свет и Добро. А некоторым бы так хотелось все делать, судить и рядить по простейшей схеме. Да еще желательно, чтоб судьею были лично они, на правах исторического победителя. Так уж повелось: кто победил, тот и пишет историю.

То, что христианство утверждалось, по большому счету, добром, засвидетельствовал еще Тейяр де Шарден:

 «Возникнув в иудейской среде, христианство вполне могло бы считать себя частной религией одного народа. Выйдя же в широкие перспективы человеческого пости­жения вообще, христианство поняло, что окружающий мир слишком мал для него. Тем не менее, едва утвердив­шись в жизни, оно всегда стремилось охватить своей верой и творческой мыслью все творение в целом, все, что становилось предметом его внимания»…

Как не прискорбно, но вывод из истории напрашивается несколько другой. Иисус – это всего лишь доктрина, олицетворенная в довольно-таки произвольном персонаже по имени Иисус, так же, как герметизм выбрал олицетворение в Гермесе.

Христианская доктрина, она более приземлена, упрощена и потому, видимо, победоносна. Изначально сложные мистерии были со временем упрощены фанатами до уровня рефлексов в виде поклонов и зубрежки непонятных заклинаний. Сверхъестественные явления, «чудеса», приписываемые Христу, в эпоху детской доверчивости цивилизации, лишь способствовали страстной убежденности невежд в «божественной» правоте тех, кому такой Христос был необходим – Христос, примирявший паству со злом и неправдой на земле ради абстракции справедливости: Того света, рая и ада. Плюс чистилища для западной паствы!

В длинный тысячедвухсотлетний период времени, протекший с воцаре­ния Константина до реформации Лютера, поклонение святым и мощам иска­зило чистую цельную простоту христианской религии, и некоторые призна­ки нравственной испорченности можно заметить даже в первых поколени­ях, усвоивших и лелеявших это вредное нововведение.

Духовенство знало по опыту, что мощи святых были более ценны, чем золото и драгоценные каменья; поэтому оно старалось размножать эти цер­ковные сокровища. Без всякого уважения к правде или к правдоподобию оно стало придумывать имена для скелетов и подвиги для имен. Славу апостолов и святых людей, подражавших их добродетелям, оно омрачило рели­гиозными вымыслами, К непобедимому сонму настоящих и первобытных мучеников оно присовокупило мириады мнимых героев, которые существовали только в воображении лукавых или легковерных составителей легенд, и ость основание подозревать, что не в одной только Турской епархии поклонялись праху преступника, принимая его за прах какого-то святого. Суеверное обыкновение, клонившееся к тому, чтоб умножать соблазны для прутов и для людей легковерных, мало-помалу затмило в христианском мире  и свет истории, и свет разума.

Но распространение суеверий было бы менее быстро и менее успешно, если бы духовенство не прибегало для укрепления веры в народе к помощи видений и чудес, удостоверявших подлинность и чудотворную силу самых подозрительных мощей. Эдуард Гиббон «История упадка и разрушения Римской империи».

Однако дикость, насажденная церковью, быстро привела к отчуждению от «разрешенной культуры» всех культурных людей, отпавших в герметизм – нырнувших в подполье. Поэтому те же розенкрейцеры своим появлением обязаны, прежде всего, свирепости церкви и инквизиции, заставлявших всё неугодно-еретическое шифроваться, хотя бы и ради самосохранения, ради того, чтобы не утопили, не сожгли, не запытали. О примитивности и церковных мистерий, и «истины» официально воспринятого «Христа», о той беспощадности и мерзости, до какой церковь низвела людей, говорят темные века, накрывшие Европу с победой «учения» и на полтора тысячелетия затормозившие развитие культуры.

- Кроме Альберта Великого и Данте до 16 века в христианстве не было ни одного равнозначного уровню античности учения, писателя и философа.

- А Библия? А Экклезиаст? То, что Библия была вдохновлена Богом, доказуемо уже той особой, ни на что не похожей поэтикой библейского слога, которой восхищались лучшие умы. 

А если мы скажем, что у особой поэтики библейского слога банальные арабские корни, вы мне, естественно, не поверите. Между тем, это вполне научно установленный факт: древние аравийские кочевники изъяснялись именно так – для нас сложно и высокопарно, а для них традиционно и естественно.

Практически не оспорим и тот факт, что текст главной христианской молитвы «Отче наш» заимствован из слегка перефразированной речи Сократа («Второй Алкивиад» Платона), цитирующего пифагорейскую молитву к Зевсу!

- Но Иисус был! И это доказано!

- Так точно. Был. Был Иисус Марка, был Иисус Матфея, Иоанна, Луки, Фомы. Был Иисус Иуды. Был Иисус Марии. Был Иисус Ренана. Был Иисус Меня. Был Иисус Фаррара. Был Иисус Доулинга. Был Иешуа Левия Матвея, мастера, Маргариты, Воланда, Бездомного и Булгакова. Докажите, что чей-то - единственный и настоящий, а все остальные – ложные?

Есть и совершенно неожиданные, но достоверные  вариации, с которыми трудно спорить. К примеру, сторонники небезызвестной Концепции общественной безопасности, прямо пишут, что назорейство — единоличный завет человека с Богом, согласно которому назореи были не в праве не то, что пить вино, но даже есть виноград и изюм, пить уксус и другие продукты на основе винограда (Числа, 6:2 — 4). А тут «не буду пить с вами от плода сего виноградного до того дня…». И хотя назорейство могло быть обетом, принимаемым не на всю жизнь, а только на некоторый срок, Новый завет нигде не сообщает о том, чтобы Иисус от назорейства отказался.

То, что так называемые «евангелия» не содержат внятного изложения Учения Христа, по существу означает, что для заправил библейских культов, цензоров и редакторов Нового завета Учение Христа как таковое было помехой, и именно потому они подменили в христианстве Учение Христа модификацией бездумно привычного всем учения об искуплении грехов путём принесения жертвы: дескать в казни Христа выразился Божий промысел и тем, кто в это поверит, — нет причин беспокоиться о будущем своей души. Однако биографические справки о жизни и деятельности Христа были бы непривлекательными для паствы церквей, если бы они так или иначе не передавали того, что в разных аудиториях говорил Иисус. Вследствие этого Учение Христа оказалось раздробленным на разрозненные и подчас искажённые части, которые фрагментарно рассыпаны по всему тексту канона Нового завета...

Отчего же он не собрал все свои идеи в общий какой-нибудь свод наподобие Корана или того же свода Гермеса?

Включаем логику: если бы Иешуа считал необходимым зафиксировать на пергаменте свои мысли, то он не проповедовал бы на улицах всем и каждому, кто готов был его слушать. Он бы где-то работал; добросовестно относясь к делу, — имел бы некоторый достаток; а будучи весьма сдержанным в потребностях человеком, — мог бы позволить себе покупать не дешевые по тому времени пергамент и письменные принадлежности; в свободное от работы время он бы записывал приходившие ему в голову мысли. И если бы и познакомился с Пилатом, то совершенно в иных обстоятельствах. Возможно, что его деятельность поддержал бы какой-нибудь меценат, а возможно и нет. Некоторые из них стали известны потому, что их домашние труды были востребованы теми или иными социальными группами. А многие, чьи труды не были востребованы современниками или ближайшими потомками, — остались неизвестными. Всё дело как раз в том и состоит, что Иешуа считал необходимым проповедовать исключительно изустно в народе всё то, что он понял сам и что является его жизненной сутью. Причина в том, что тогда смысл изустной проповеди становился в непродолжительное время достоянием многих и многих по принципу «слухом земля полнится» тем более, если проповедь затрагивала интересы многих и открывала им какой-то новый взгляд на жизнь и на пути к разрешению угнетавших их проблем.

Изложение же всего сказанного изустно в письменной форме требовало гораздо большего времени: человек пишет медленнее, чем говорит. Кроме того изустное объяснение какого-либо вопроса короче и доходчивее вследствие того, что говорящий подстраивает стиль своего изложения к аудитории: к её настроению, к уровню образования, к пониманию и т.п., а главное — в изустной речи (особенно глаза в глаза) умолчания оратора несут информацию, и она воспринимается слушателями легче, нежели умолчания из текста стенограммы той же самой речи («Мастер и Маргарита. Гимн…»).

Признанный спец по библейским фальсификациям Карл Каутский на этот счет выражается резче: «Часто вполне достаточно бы­ло вставить в настоящую книгу признанного авторитета место, соответствовавшее собственным тенденциям, и пос­ле ссылаться на этот авторитет. Это было тем легче сделать, что искусство книгопечатания не было еще извест­но. Книги циркулировали в списках, которые изготовля­лись собственноручно или — если кто-нибудь был настоль ко богат, что мог себе позволить такую роскошь, — рабом. Существовали предприниматели, которые заставляли ра­бов заниматься списыванием книг и после продавали их с большой прибылью. При таких условиях было очень легко подделать какое-нибудь место или выпустить, если оно не нравилось, и вставить новое, в котором нуждались, в особенности если автор уже умер, а опасаться протеста в такое легковерное время не приходилось. Другие переписчики заботились уже о том, чтобы подделка сохра­нилась для последующих поколений.

Легче всего приходилось в этом отношении христианам. Кто бы ни были первые учителя и организаторы христиан­ских общин, они, наверное, происходили из низших слоев народа, не умели писать и не оставили после себя ни­каких письменных документов. Учение их вначале переда­валось и распространялось только путем устного предания. Если кто-нибудь из их последователей ссылался при возникавших словопрениях на первоначальное учение, то его трудно было уличить во лжи, в особенности если он не слишком грубо расходился с традицией. Очень скоро долж­ны были образоваться самые различные версии слов, при­надлежавших учителю и апостолам. А ввиду горячей борь­бы, которая уже с самого начала кипела в среде христи­анских общин, все эти различные версии записывались не в целях объективной историографии, а для политических нужд и после собирались в различных евангелиях. Такие же политические цели воодушевляли и дальнейших пере­писчиков и переделывателей и побуждали их то пропустить неудобное место, то вставить какое-нибудь новое, чтобы после иметь доказательство, что Иисус или его апостолы поддерживали тот или иной взгляд. При внимательном чте­нии евангелий эта полемическая тенденция выступает на каждом шагу» (Карл Каутский «Происхождение христианства»).

И вот еще какое соображение. Имея дело с библейскими текстами, всегда полезно помнить о закодированной составляющей, казалось бы, элементарных, однозначно понимаемых слов, идиом и выражений. На самом деле, ничего однозначного в них и близко нет. Это ни что иное, как коварство – качество, неприемлемое для морального манифеста человечества.

Когда переписчики, например, намекали на римлян, то писали о хеттах, народе, некогда населявшём Восточное Средиземноморье. Это название применялось также и к халдеям, характеризуемых Библией как "...народ жестокий и необузданный, который ходит по широтам земли, чтобы завладеть не принадлежащими ему селениями" (Книга пророка Аввакума 1:6). Ессеи вновь ввели в употребление древнее слово, дав читателям понять, что под "хеттами" всегда следует понимать римлян.

Для того чтобы сделать содержание Нового завета недо­ступным пониманию римлян, они щедро насытили его пас­сажами с "двойным дном", — евангельский текст на по­верхности искусно скрывал таящийся за ним политический смысл. Подобранные с большой осмотрительностью обра­щения к читателям составлялись, как правило, на основе принятых среди переписчиков подстановок кодовых слов.

В соответствии с этим, любая ссылка на "Вавилон" в действительности подразумевает Рим. Однако практическое овладение системой тайнописи стало возможно лишь после публикации некоторых находок Кумранских пещер. Только тогда, в результате проникновения в тонкости криптогра­фической техники, удалось лучше понять ту политическую обстановку, которая скрывалась за новозаветными текста­ми. Наиболее глубокие исследования в этой области провела известный богослов Барбара Тиринг, с 1967 года преподаватель Сиднейского университета.

Д-р Тиринг объясняет суть тайнописи в весьма простых выражениях. Иисус, к примеру, упоминается как "слово Божие". Таким образом, внешне ни чем не примечательные слова", — такие как во Втором послании к Тимофею (2:9) "Но для слова Божия нет уз", — следовало понимать, как относящиеся к Христу и означающие в этом случае, что он свободен. Подобным образом, римский император называл­ся "львом", а выражение "вырваться из пасти льва" означат освободиться из цепкой хватки императора и его на­местников.

Исследование свитков, в особенности "Экзегез", "На­ставлений о порядке", "Закона общины" и "Ангельской литургии", выявило такие тайнописные толкования и псев­донимы, которых ранее не понимали или которым просто не придавали значения.

Например, слово "бедные" вовсе не относилось к живущим в нищете и лишенным прав гражданам; ими были те, кто, будучи избранными в совет старейшин общины, был обязан оставить свое имущество и земные сокровища. Послушников внутри религиозных общин – «детьми"; вероучение называли "путем истинным", а тех, кто следовал его основным принципам — "детьми света".

Понятие "прокаженный" относилось к тому, кто не был принят высшим обществом, или же был им отвергнут, "слепым" именовали того, кто не следовал "путем истинным" и поэтому не мог видеть "Света". В этом аспекте упомина­ние в евангельских отрывках об "исцелении слепых" или «исцелении прокаженных" в конкретном случае относится к процессу наставления на "путь истинный". Принятие в Лоно религиозной общины после отлучения описывалось как "воскрешение из мертвых". Словом «расслабленный" именовали тех, кто запятнал свою репутацию в глазах общества и церкви.

То же самое было в эзотерическом языке Нового завета, который пестрил такими словами как "облака", "овцы", "рыба", "хлеба", вороны", "голуби" и "верблюды". В церковной иерархии верховным властителем был Отец, а двумя его непосредственными заместителями – Сын и дух Святой.

Неевреи, стремившиеся быть принятыми в иудейскую общину, могли принимать участие в обряде крещения, од­нако совершать данный обряд в воде им не разрешалось. Выйдя вместе с евреями-прозелитами на лодках в море, они лишь получали священническое благословение, после чего их огромными сетями втаскивали на борт корабля. Священ­нослужителей, совершавших обряд, называли "ловцами". В этот сан и были рукоположены Иаков и Иоанн. Симон же и Андрей находились среди тех мирян, которые тащили сети. В словах Иисуса, сказавшего им "идите за Мною, и Я сде­лаю, что вы будете ловцами человеков", содержался скрытый намек на их будущее пастырство и возведение в духов­ный сан. Апостолы представляли собой не шайку оборванцев и набожных святош, а могущественный "Совет двенадцати", ру­ководимый их верховным вождем Иисусом Христом. Имя Христос, в переводе с греческого означавшее "помазанник" или "царь", изначально было титулованием Спасителя и лишь значительно позднее превратилось в имя собственное… 

Ессеи. Основополагающим принципом вероучения ессеев являлась вера в то, что в основе мироздания лежит борьба двух противоположных начал — духов Света и Тьмы. Свет олицетворял собой истину и справедливость, а Тьма была средоточием зла и порока. Баланс обеих сил определялся движением небесных светил, ив процессе его установления, сообразно расположению планет в момент рождения, принимала участие душа каждого человека. Таким образом, космическое сражение между Светом и Тьмой было перенесено на род человеческий и увековечено в душах людских. Души людские бились между собой; одни из них вмещал! себя какое-то количество "тьмы", другие, соответствен! состояли из определенного количества "света".

В первом опубликованном святом благовествовании (Еван­гелии от Марка) нет ни малейшего упоминания о зачатии от Духа Святого. И хотя в книгах Матфея и Луки его "ввели в игру" и живописали с различной степенью детальности и густоты красок, оно полностью игнорировалось Иоанном. Как в прошлом, так и в настоящее время клирики, схоласты и проповедники, столкнувшись с трудностями при анализе евангельских разночтений, решили положиться на собрание документов, зачастую содержащих лишь обрывочные сведения. Из каждого Евангелия было изъято столько отдельных пассажей и фрагментов (не считаясь с тем, как  соотносится содержащаяся в них информация), что в результате получилась совершенно новая, никем не писанная книга. Учащимся просто говорили, что "в Библии говорите это" или "в Библии сказано то". Когда изучалось зачатие с Духа Святого, их отсылали к Матфею или Луке. При изучении других тем учащимся рекомендовали Евангелия, в которых данные аспекты были освещены, — так как слову подразумевалось, будто бы эти книги являлись составными главами единого труда. Само собой разумеется, это не соответствовало действительности.

В одном из текстов Наг Хаммади под названием «Второй трактат Великого Сета» повествуется о гонениях на гностиков со сторо­ны людей, считавших себя христианами. Описываемые события могли происходить в любое время в первые четыре века нашей эры до того, как тексты были спрятаны в египетской пустыне. В трактате есть еще одно важное утверждение, повторенное катарами и богомилами более 1000 лет спустя. Его автор называ­ет представителей официальной церкви узурпаторами и счита­ет ее «имитацией» истинной церкви, чье место она заняла.

Теперь мы лучше понимаем цитату из этого трактата, приве­денную в предыдущей главе, где говорилось о «пустых людях», которые преследовали других от имени Христа. Автор говорит либо о самой христианской церкви, либо о воинствующей буквалистской фракции, всегда ратовавшей за гонения на своих оппонентов, которая заняла лидирующую роль при Константине и в дальнейшем стала диктовать свою волю. Противостоявшие им адепты гностицизма — «сыны Света» и основатели истинной церкви — представляли собой «невыразимый союз обладателей незамутненной истины». Узурпаторы провозгласили «доктрину мертвого человека» (распятого Христа в понимании церкви). Новая церковь обрекла своих последователей «на страх и рабство, на повседневные заботы о хлебе насущном... Они отказались от служения Богу, ибо не имели знания Величия, которое приходит свыше из фонтана истины, а не от рабства и ревности, страха и любви бренного мира. – Л. Гарднер «Чаша Грааля»…

Гностики, христиане… Все у них так переплетено, линь одно сближает: зародились примерно одновременно. Но кто же в этом свете богомилы и катары?

Собственно, у них и свет другой. Точнее, у них общий Свет – учение о Свете и Тьме. Тавтология, но по сути точно. Так же, как и гностики, разделяясь на совершенных (посвященных) и простецов, богомилы и катары через века пронесли знания и понятия, как будто унаследованные от гностиков, а также прогрессивно-демократическую систему просвещения и образования. Причем, движение богомилов развернулось в Х веке в Балканских владениях Византии, и так напугало обе - Западную и Восточную - ветви христианства, что богомилов просто раздавили в костный прах. И этой по-византийски вероломной победе Константинополя рукоплескал Ватикан.

Удивляет другое – точность гностических и манихейских идей и ритуалов, усвоенных богомилами. Еще удивительнее – нежданное воскресение этой веры спустя три столетия в Окситании – самой эзотерической части сегодняшней Франции – ее юга (Лангедок), а также севера Испании. Там-то и развернулось движение катаров (катар – «совершенный, чистый»), вызвавшее в 1208 году кровопролитный и беспримерно жестокий альбигойский (от города Альби) крестовый поход соединенных сил европейских феодалов.

Мир вещественный и тело человека катары считали творением дьявола, злого Бога, творца и князя сего мира, как записали тулузские инквизиторы. Лишь невидимое и вечное, учили они,— дело рук Бога доброго. К римской церкви они относились с презрением. Она была для них «базилика дьявола и синагога сатаны». Лишь в лоне их уче­ния возможно было спасение. Никакие таинства римской церкви они не считали священными. Тело Христово в св. причастии было для них простым хлебом, крещение бес­цельно, духовная иерархия, как собрание грешников, бес­сильна руководить человеческою совестью. Они учили, что воплощение Иисуса Христа было лишь видимое, что он ни­когда не унизил бы себя до рождения от женщины.

Крест они считали не заслуживающим почитания, потому что он символ страданий Господа, а никто, говорили они, не почи­тает ярмо, возлагавшееся на его отца. Воскресение мертвых они отрицали и, подобно манихеям, верили в переселение душ. Они верили, что душа человека переселяется даже в животных, отсюда запрет у них на мясо, так как убивая жи­вотное, катар мог лишить этим душу возможности очиститься. Брака катары не признавали божеским учреждением. Если они не отвергали его окончательно, то лишь снисходя к слабостям человека и главным образом по­тому, что рождение новых людей давало переселяющимся душам средство очиститься, создавало новые формы для их водворения. Подобно богумилам, катары соблюдали обряд рукоположения, так называемое consolamentum. Клятва им запрещалась. Перед судом инквизиции один альбигоец объявил, что не поклянется даже в том случае, если от этого его религия из гонимой стала бы торжествующей. Владение каким-либо имуществом катары считали греховным. Это была, по их словам, ржавчина души, и они отрекались от нее, называя себя нищей братией, nos pauperes Christi...

Такой аскетический склад катаризма делал это учение непригодным для массы, отсюда компромиссы, например отрицание и   разрешение брака. Основная цель их уче­ния — духовное совершенство и нищенство — могла быть доступна лишь немногим, отсюда разделение катаров на совершенных и верующих. Совершенных было немного, всего четыре тысячи, по счету инквизиторов. Это были истинные блюстители катаризма. Они отрекались от имущества, от семейных и родственных уз. Даже католики ста­вили их в пример своему духовенству, так безупречно строга была жизнь совершенных. Четыре раза в год они по­стились в течение 40 дней, каждую неделю в году три раза ели только хлеб с водой. Простая одежда черного цвета и сумка  через  плечо  с  Евангелием  на   провансальском наречии — таковы  были  отличительные   признаки  со­вершенных. Жизнь остальных катаров, или верующих, бы­ла далеко не так сурова. Они могли жениться, могли носить оружие и владеть имуществом, но хоть под конец жизни, и даже предпочтительно под конец, все-таки принимали consolamentum, становились совершенными. Как высоко чтилось это последнее, можно судить по тому, что катару разрешалось убить принявшего consolamentum, дабы спасти его от греха, а обряд от поругания...

Совсем иная бы­ла догма вальденсов, от имени Вальдо, основателя этой сек­ты. Это были рационалисты, чуждые всякого мистицизма, чего нельзя сказать об альбигойцах-катарах. Они верили в триединого Бога, признавали таинства причащения и крещения, но, подобно катарам, восставали против почитания икон и ненавидели римскую церковь. Она была для них вавилонскою блудницей, бесплодною смоковницей, ко­торую   проклял Спаситель. Здесь, вероятно, главная причина, почему их смешивали с катарами. Обе секты очень быстро распространились на юге Франции. Раньше их   здесь господствовали ариане, присциллиане, од­новременно с ними петробрусиане, по имени проповедника Петра из Брюи. Такое множество сект благоприятствовало развитию в населении духа терпимости, некоторого религиозного индифферентизма и, наконец, отступничест­ва от правоверной католической церкви. - М. Барро «Торквемада. Великий инквизитор».

За что ж так ополчились на катаров?

Ватикану не понравилось многое.

«По существу катары были дуалистами. Другими сло­вами, они рассматривали весь видимый и материальный мир как прирожденное зло, как творение меньшего и низшего божества. Всему плотскому, материальному, земному, в конечном счете, надлежало быть отвергнутым и преодоленным ради исключительно духовной реаль­ности, и только в царстве духа обреталась подлинная бо­жественность. В этом катары являли собой позднее раз­витие традиции, давно существовавшей на периферии христианского Запада…

Подобно богомилам, манихеям и гностическим дуа­листам, катары подчеркивали важность непосредственного контакта с божественным, его непосредственного постижения. Все это резко контрастировало с тем Содомом, в каком жили тогда католические священники, которые погрязли в неописуемом разврате, гомосексуализме, коррупции, чревоугодии. Даже римский папа начала 13 века характеризовал своих служителей так: «они хуже животных, валяющихся в собственных испражнениях» (Хэнкок и Бьювэл).

Ну, вот, казалось бы, мирные идеи Света и Добра, а такие меры, такие расправы! Альбигойские войны - пример настоящего геноцида европейцев против европейцев, даже очень просвещенных европейцев!

Поводом к резне послужило убийство приближенным графа Раймунда Тулузского папского легата Пьера де Кастельно, редкостного, между нами, провокатора и несносного мерзавца. Это случилось 14 января 1209 года. Реванш крестоносцев возглавил мрачнейший тип по имени Симон де Монфор. Вы про него должны помнить. Шутка рыцаря-трубадура по поводу смерти Монфора под Тулузой и послужила, на взгляд Ирины Галинской, генеалогическим поводом к созданию образа фиолетового рыцаря Фагота.

Так вот в начале 13 века Монфор подверг область катаров настоящему опустошению. В городе Безье крестоносцы перебили до 15 тысяч мужчин, женщин, стариков, детей. Людей резали без разбору, а папский легат Арнольд Альмарик на вопрос, как отличить еретика от правоверного, изрек цинично бессмертное: «Бейте их всех. Господь своих узнает». В изложении историков и очевидцев красочно преподнесены драматические страницы этой борьбы. Дворянству Окситании потребовалось три года, чтобы зали­зать раны и собраться с силами, прежде чем они были готовы снова выступить против де Монфора.

Уже с 1216 года граф Тулузский регулярно наносит  серьезный урон крестоносцам. Пользуясь своей излюбленной тактикой под девизом «Если сомневаешься, атакуй», де Монфор пытается перехватить инициативу и осаждает Тулузу. Горожане не просто отчаянно защищаются, но, отказываясь даже психологически при­знать себя обороняющейся стороной, постоянно устраивают вооруженные вылазки, жаля де Монфора в его собст­венном лагере. Осада растянулась на много месяцев, ожесточение росло, вылазки защитников становились все более отчаянными.

Утром 25 июня 1218 года, отражая один из таких налетов, де Монфор был повержен куском кирпичной кладки, выпущенным из камнеметного орудия с крепостной стены Тулузы. Катапультой, по слухам, управляла группа женщин и юных девушек. Уцелело подробное описание смерти изверга: «Камень точно нашел свою цель и ударил в стальной шлем графа Симо­на с такой силой, что его глаза, мозги, зубы и куски черепа разлетелись во все стороны, и он замертво рухнул на землю, почерневший и окро­вавленный».

Восстания катаров продолжались до 1244 года, покуда не пала крепость Монсегюр. Финал ужасен: более 200 плененных еретиков наши смерть на кострах у подножия замковой горы.

Впрочем, у войны была и оборотная сторона: интеллектуальное превосходство альбигойцев вынужденно, но резко стимулировало процесс нравственного преображения и рост книжной учености среди католических священников. Таким образом, возник Доминиканский орден, монахи которого вели подчеркнуто аскетический образ жизни, ходили босиком, в рубище и уже на равных вступали в богословские споры с катарами, хотя делали это, чего греха таить не без фарисейской фальши. Глава ордена Доминик Гусман едва ли не первым в католической истории ратовал за ученость, образованность и эрудицию в качестве важнейших атрибутов проповедника.

Итог «умиляет»: в 1229-1233 годы папа Григорий IX учредил один из самых кровавых и позорных органов подавления инакомыслия, пыток и казней – постоянный трибунал из монахов-доминиканцев. Ту самую инквизицию. 

Если строго по документам, зародыш инквизиции был создан еще в 383 году императором Феодосием. Он представлял из себя специальный тайный суд из инквизиторов, учинявшийся по доносам. Уже к пятому веку было издано порядка 50 законов против еретиков.

Это ж с ума сойти, сколько вызвал новшеств конкурент у подгнившего и дискредитировавшего себя католичества… Но ведь тогда уже были и тамплиеры!

Да, причем, это была единственная рыцарско-монашеская конгрегация, которая не только не приняла участия в истреблении катаров, а, напротив, с энтузиазмом принимала их в своих стенах и даже в свои ряды!

Как предупреждали горе-герои «Маятника Фуко», если у тебя в голове завелись тамплиеры, ты – одержимец, – ухмыльнется эрудит.

Умберто Эко мог позволить себе и такую шутку. А вы, наверное, тоже большой спец по тамплиерам, или эрудиция Умберто заменяет вам личный гнозис? Другой вопрос: а не является ли язвительная сатира Эко против сторонников теории заговоров сообразным заговором, когда для компрометации и сокрушения «неудобных заговорщиков» задействуется великий авторитет, своей иронией уже нивелирующий всю серьезность «теории заговора». Как же, это высмеял сам Эко, ха-ха, забыли и отвернулись. Предел мечтаний для реальных тамплиеров и нешуточных заговорщиков.

Кто сейчас не знает тамплиеров? – скривится эрудит.

Или хеттов и мидян…

А что мидян? Что мидян?

Не нервничайте, мы не про МИД и не про ОВИР. Это просто такой урок древней истории в дореволюционной русской школе: «Начнем, - говорит учитель, - историю мидян. Пишите: история… история… мидян, ми-дян. Написали? Точка. Подчеркнуть! – Начало истории мидян… Написали? Точка. Подчеркнуть! – Ну, теперь: история мидян темна… тем-на и – написали? И – непонятна. Точка. Конец истории… истории… мидян. Точка. Подчеркнуть!» (Анатолий Кони «Иван Федорович Горбунов»).

Это для разрядки.

Теперь тамплиеры. Орден «нищих ры­царей Христа и Храма Соломона» был основан девятью французскими дворянами, совершившими путешествие в Святую землю в 1119 году - через двадцать лет после захвата Иерусалима европейцами во время Первого крестового похода 1099 года. Историк XII века, архи­епископ Вильям Турский сообщает о том, что «главными и са­мыми знатными» среди этих девяти человек «были достопоч­тенные Гуго де Паэн и Годфри де Сент-Омер». Далее передаем эстафету Хэнкоку, Бьювэлу, Бейдженту сотоварищи, а также соотечественникам О.А. Добиаш-Рождественской («Крестом и мечом») и Михаилу Заборову («Крестоносцы на Востоке»)…

После прибытия в Иерусалим они удостоились почетного при­ема при дворе короля государства крестоносцев Балдуина I, а также разрешения устроить свою штаб-квартиру в гигантской 280-колонной мечети Аль-Акса, что расположена на южной стороне древней Хра­мовой горы и сохранилась до сих пор. Храмовая гора, которая традиционно считается местом, где стоял библейский Храм Со­ломона, содержит другую исламскую святыню, которой тоже за­владели тамплиеры, — Куббат-ас-Сахра, или Купол Скалы. В пла­не это сооружение образует восьмиугольник со сторонами рав­ной длины; его высокие стены поддерживают изумительный золотой купол, возвышающийся над эпонимической «скалой», которая представляет собой гигантскую плиту обнаженной скальной породы, где, согласно иудейской, христианской и ис­ламской традиции, некогда находился пол Святая Святых, Храма Соломона (по-французски «храм» - temple - «тампль»).

Там, по свидетельству Ветхого Завета, некогда стоял Ковчег Зачета, где содержались скрижали Десяти Заповедей, по­лученных Моисеем от Бога — того самого Иеговы, которого гностики, а, впоследствии катары считали злым божеством низ­шего порядка, создавшим, материальный мир в качестве ловуш­ки для душ. Согласно иудейской традиции, на этой скале Авраам по наущению Иеговы некогда готовился принести в жертву своего сына Исаака. Для мусульман это место, откуда пророк Мохаммед совершил свое ночное путешествие на небеса.

Храм Соломона был первым храмом евреев, и современные специалисты в области библейской археологии в целом соглашаются с тем, что он был расположен на Храмовой горе, скорее всего на том месте, где сейчас стоит Купол Скалы. Он был разру­шен вавилонянами, разграбившими Иерусалим в 587 году до н. э., но на том же месте в период с 537 по 517 год до н. э. был постро­ен второй храм после возвращения евреев из вавилонского пле­на. Этот храм, в свою очередь, был разрушен римлянами в 70 году н.э., и с тех пор еврейских культовых сооружений на Хра­мовой горе больше не наблюдалось. Знаком верности Христу у тамплиеров был принят кроваво-красный крест – croix patte. Это произошло за 500 лет до «розы и креста» из манифеста розенкрейцеров. Храмовая гора Соломона была их штаб-квартирой. Купол скалы имел 8 углов. Это число стоит запомнить!

Прямое и заинтересованное участие в создании и дальнейших судьбах военно-монашеских орденов принял апостольский пре­стол. По замыслу пап римских, сообщает Михаил Заборов, ордены должны были всецело посвятить себя делу «защиты христианства». Именно для того, что­бы никакие мирские заботы не отвлекали их от выполнения этой миссии, члены орденов и связывали свою жизнь монашескими обетами. Особое значение орденские уставы, многократно допол­нявшиеся и переделывавшиеся, придавали обету бедности.

Так, параграф 11 самого раннего устава храмовников, выработанного в 1128 г. на Труаском соборе под руководством прославленного церковного мракобеса аббата Бернара Клервоского, предписывал двум брать­ям-рыцарям есть из одной миски. Впрочем, в соответствии с параграфом 30 того же документа каждый рыцарь-храмовник должен был иметь трех коней.

Точно так же, дабы ничто не вводило рыцарей-монахов в мирские соблазны и не уводило их в сторону от исполнения ре­лигиозного долга, им запрещены были всякие светские развлече­ния: они не могли заниматься соколиной охотой, играть в кости, любоваться зрелищем, даже петь что-либо смешное или, упаси боже, громко смеяться. Кроме того, им возбранялось суесловие, лишние разговоры. Вообще, весь образ жизни такого рыцаря стро­го регламентировался, и за нарушение тех или иных статей устава на виновных налагались штрафы (перечислению штрафов за раз­ного рода провинности посвящено было свыше 40 параграфов устава храмовников).

Впрочем, и тамплиеры и их ближайшие конкуренты госпитальеры (этот Мальтийский орден «рыцарей госпиталя святого Иоанна Иерусалимского» вырос на базе странноприимного дома в Иерусалиме, построенного итальянскими купцами из города Амальфи еще в 1070 году) всячески злоупотребляли своимипривилегиями в целях обогащения и наживы. Путешествовавший по Иерусалимскому королевству церковный деятель Теодерик в «Книге о святых местах» (1172 г.) не без удивления писал о богатствах обоих орденов, о принадлежащих им жилых и хозяйст­венных постройках, о церквах в Иерусалиме, об их крепостях и замках:

«Сколько богатств у тамплиеров — никому не дано знать». Храмовники и иоанниты (мальтийские рыцари) подчинили себе, считает Теоде­рик, почти все города и поселения, которыми некогда изобиловала Иудея и которые были разрушены римлянами, не говоря уже о множестве владений в других странах… Со временем «бедные рыцари Христа» построили десятки грузовых кораблей и судов для транспортировки людей. За при­личное вознаграждение тамплиеры перевозили паломников из Ев­ропы на Восток и в обратном направлении. Храмовники стали об­разцовыми для своего времени спекулянтами…  

Накопив колоссальные богатства, братья-рыцари занялись также ростовщичеством и банковскими операциями. Они ссужали деньгами самых знатных пилигримов. Когда Людовику VII во вре­мя его крестового похода отказали в ссуде генуэзцы и пизанцы, он обратился к великому магистру тамплиеров Эбрару де Барру, который из Антиохии выслал французскому королю, о чем тот сообщал в письме во Францию, «необходимые нам деньги» — весьма внушительную сумму.

В экстраординарных обстоятельствах светские и церковные феодалы отдавали на сохранение храмовникам свои ценности, и тамплиеры не стеснялись присваивать крупные суммы из доверенных им средств.

Дома братьев-рыцарей в Париже, Лондоне, городах Южной Франции превратились в своеобразные центры финансовых дел, ведению которых тамплиеры учились у денежных людей Ломбар­дии. Один из великих магистров ордена (а всего их за его историю набралось 23) состоял даже в родстве со знаменитым семейством лом­бардских банкиров. Сами римские папы охотна пользовались де­нежными услугами «бедных рыцарей»: как банкирам, им пору­чали хранить и выплачивать звонкий металл, собранный папски­ми агентами якобы на нужды крестовых походов, давать деньги, взаймы сеньорам, снаряжавшимся в Палестину, и пр.

Ордены имели свои провинции не только в Латино-Иерусальском королевстве, но также во Франции и Германии, в Испании и Португалии, в Чехии и Венгрии, в Англии и Сицилии, в Славонии (Далмации). Во время Третьего крестового похода английский король Ричард Львиное Сердце, нуждавшийся в деньгах, продал (или заложил) храмовникам захваченный им у Византии остров Кипр: тамплиеры уплатили за него в 1191 г. наличными 40 тысяч безантов и 60 тысяч должны были внести позднее.

Спасибо за «исчерпывающий» экскурс, но какая связь между бедным орденом Храма Соломона и темой нашего обсуждения, которая, если не позабыли: «тайные силы истории» и роман Булгакова?

Связь эта носит имя «Сионская община» (она же «Приорат Сиона»).

1) В конце XI века в Арденны прибыла таинственная монашеская община из Калабрии, где ее принимает под свое покровительство тетка и приемная мать Годфруа Бульонского, которая дарует им земли в Орвале. 2) Среди них, возможно, находится наставник Годфруа, один из проповедников первого крестового похода. 3) Некоторое время спустя после 1108 года монахи покидают Орваль и исчезают; никто не знает, в каком направлении они убыли; быть может, они отправились в Иерусалим. Во всяком случае, Петр Отшельник едет в Святую Землю, и, если он был одним из монахов из Орваля, разумно было бы предположить, что те отправились вместе с ним. 4) В 1099 году Иерусалим был взят крестоносцами, и конклав, состоявший из неизвестных личностей, во главе которого стоял уроженец Калабрии, предложил Годфруа занять трон нового королевства франков. 5) По просьбе Годфруа Бульонского на горе Сион возводится аббатство; в нем обитает орден, носящий то же имя, состоящий, возможно, из тех самых личностей, которые предложили ему занять трон. 6) В 1114 году уже существуют рыцари Храма, и их деятельность (возможно, военная) находится в зависимости от ордена Сиона. Но об учреждении ордена договорились лишь в 1117 году, а его существование официально датируется только следующим годом. 7) В 1115 году святой Бернар, член ордена цистерцианцев, находящегося на грани развала, становится одной из самых блестящих личностей Христианского мира. В это же время его орден встает во главе самых богатых и престижных религиозных институтов Европы. 8) В 1131 году святой Бернар получает в свое владение аббатство Орваль, которое несколькими годами ранее занимали калабрийские монахи. Орваль становится обителью цистерцианцев. 9) В течение этого же времени пути некоторых лиц загадочным образом пересекаются в связи с различными событиями, но, тем не менее, это позволяет сложить некоторые куски головоломки. Так обстоит дело с графом Шампанским, который дарует земли святому Бернару, чтобы построить аббатство Клерво, содержит в Труа блестящий двор, как в романах о Святом Граале, и в 1114 году присоединяется к рыцарям Храма, первый известный великий магистр которого, Гуго де Пейн, является его собственным вассалом. 10) Андре де Монбар, дядя святого Бернара и предполагаемый член ордена Сиона, объединяется с Гуго де Пейном, чтобы основать орден Храма. Некоторое время спустя два брата Андре присоединяются к святому Бернару в Клерво. 11) Святой Бернар становится восторженным сторонником рыцарей Храма; он принимает их во Франции и участвует в выработке их устава, который, следовательно, будет похож на устав цистерцианцев. 12) Приблизительно в период между 1115 и 1140 годами цистерцианцы и тамплиеры процветают: земли и богатства увеличиваются у тех и других в значительной мере.

1188 год был наиважнейшим для Сиона и рыцарей Храма. Год назад Иерусалим снова был взят сарацинами, главным образом из-за некомпетентности Жерара де Ридфора, великого магистра ордена тамплиеров. События 1187 года - "предательство" Жерара де Ридфора и сдача Иерусалима, - кажется, ускорили разрыв между орденом Сиона и тамплиерами. В 1188 году в Жизоре произошло очень странное событие, которое спровоцировало рубку вяза. Факты таковы: перед крепостью находился луг, именуемый "священным полем", которое, по сообщениям средневековых летописцев, с незапамятных времен пользовалось особым почитанием, и которое в XII веке часто служило местом встреч французских и английских королей. В центре его рос старинный вяз, который в 1188 году во время беседы между Генрихом II Английским и Филиппом II Французским стал по непонятным причинам предметом серьезной, если не сказать кровавой, ссоры.

Говорят, что в ярости Филипп II срубил дерево и поспешно возвратился в Париж, будучи в очень плохом настроении. В другом рассказе Филипп, кажется, действительно высказал Генриху свое намерение срубить дерево, и Генрих приказал "укрепить" ствол вяза стальными клинками. На следующий день появилась фаланга из шести эскадронов вооруженных французов, во главе каждого из которых стояли важные сеньоры королевства; у солдат в руках были пращи, топоры и дубинки. В завязавшемся бою старший сын и наследник английского трона Ричард Львиное Сердце ценой большого кровопролития попытался защитить дерево… При этом инциденте присутствовали тамплиеры - много раз отмечалось их сопутствие Ричарду Львиное Сердце, тем более, что в то время Жизор уже тридцать лет находился в их власти. Начиная с 1188 года орден Сиона выбирает своего собственного руководителя, не зависимого от ордена Храма. Первым среди них станет Жан (Иоанн) де Жизор. Орден Сиона также изменяет свое название и принимает то, под которым он известен нам и по сей день - Сионская Община. К нему добавляется и второе название, априори удивительное - "Ормус", которое будет использоваться до 1306 года, то есть до даты, через год после которой будет совершен арест французских тамплиеров. Это слово представлено знаком - неким видом анаграммы, в котором сочетаются несколько слов-ключей и символов, как, например, "ours" - "ursus" по-латински, намек на Дагоберта II и меровингскую династию (это мы увидим позже), "orme", "or"и прописную букву "М", уже встречавшуюся ранее, которая как бы окружает другие буквы - астрологический символ Девы, и означающую "Богоматерь" на языке средневековой иконографии. 

Список великих магистров Сионской Общины или же, если использовать старое французское слово, которое еще употребляется, - "навигаторов", "перевозчиков": Жан (Иоанн) де Жизор 1188 - 1220 Мари де Сен-Клер 1220 - 1266 Гийом де Жизор 1266 - 1307 Эдуар де Бар 1307 - 1336 Жанна де Бар 1336 - 1351 Жан де Сен-Клер 1351 - 1366 Бланш д'Эвре 1366 - 1398 Никола Фламель 1398 - 1418 Рене Анжуйский 1418 - 1480 Иоланда де Бар 1480 - 1483 Сандро Филипепи 1483 - 1510 Леонардо да Винчи 1510 - 1519 Коннетабль Бурбонский 1519 - 1527 Фердинанд де Гонзаг 1527 - 1575 Луи де Невер 1575 - 1595 Роберт Флудд 1595 - 1637 И. Валентин Андреа 1637 - 1654 Роберт Бойл 1654 - 1691 Исаак Ньютон 1691 - 1727 Чарльз Рэдклифф 1727 - 1746 Карл Лотарингский 1746 - 1780 Максимилиан Лотарингский 1780 - 1801 Шарль Нодье 1801-1844 Виктор Гюго 1844 - 1885 Клод Дебюсси 1885-1918 Жан Кокто 1918-64. – М. Бейджент и др. «Святая кровь…».

Пьер Плантар де Сен-Клер был последним великим магистром после кончины Жана Кокто и сложил с себя полномочия в 1980-е годы в период встреч с Бейджентом, Ли и Линкольном. Уже в наши дни ряд вышеуказанных имен и исторических нюансов был творчески препарирован в романе Дэна Брауна «Код да Винчи». Даже имя дедушки главной героини «Соньер» американский беллетрист «занял» у кюре Беранже Соньера, нашедшего в 1891 году загадочные «Секретные досье» - пергаментные списки Сионского Приората. Слов не подобрать, сколь стремителен взлет, уготованный скромному приходскому священнику местечка Ренн-ле-Шато, который как бы невзначай проснулся миллионером и влиятельным сеньором. 

Тут в списке магистров, кажется, мелькнуло имя Жана Кокто. Не тот ли, что привечал Дягилева, Стравинского, Нижинского?

Он самый. Фигурирующий в списке великих магистров Сиона Жан Кокто, будучи «Иоанном XXIII» – согласно количественному номеру в табели магистров, властвует над судьбами ордена в 1959 году - тогда же, заметьте, когда умирает папа Пий XII, после чего избирается новый папа - кардинал Венеции Анджело Ронкалли. Но каково было потрясение общества, когда узнали, что новый папа, глава Церкви, выбрал имя Иоанна XXIII. Самый, к слову, терпимый и демократичный из ватиканских понтификов. В 1976 году в Италии вышла странная книга, которая тут же была переведена на французский язык. Это "Пророчества папы Иоанна XXIII", сборник мрачных пророческих поэм в прозе, которые сочинил глава Церкви, умерший тринадцатью годами ранее, в 1963 году, в том же году, что и Жан (Иоанн XXIII) Кокто – 23-й Великий Магистр Сионского Приората. Эти пророчества предельно закрытые, герметические, не поддающиеся никакой интерпретации, до такой степени бессвязные, что можно задать себе вопрос: а действительно ли их написал папа римский? Предисловие утверждает, что их автор со времени его назначения папским нунцием в Турции в 1935 году тайно состоял в ордене Розы и Креста. Выходит, что Иоанн XXIII возглавлял одновременно и тайный орден, и христианскую Церковь...

Весь вопрос – может ли это одновременное царствование двух Иоаннов XXIII, над Сионом и над Римом, быть простой игрой совпадений?

Ну а что с тамплиерами-то?

За неполные 200 лет рыцари Храма опутали долговыми обязательствами почти все монархии Европы, по сути, распоряжаясь и направляя финансовые потоки. Именно они изобрели современную систему банков, кредитов и векселей.

Вперед евреев?

«Увы и ах», получается, что так. Если верить историкам (например: Майкл Бейджент, Ричард Ли «Храм и ложа. От тамплиеров до масонов»), то доля евреев в ростовщичестве была неизмеримо меньше, чем доля тамплиеров, а орден Храма не только являлся предшественником итальянских торговых домов, но выработал механизмы и процедуры, которые затем взяли на вооружение  итальянские купцы. В сущности, основы современного банковского дела были заложены как раз тамплиерами. В период своего расцвета орден рас­поряжался большей частью свободного капитала — если не всем капиталом — Западной Европы. Храмовники впервые ввели понятие источников кредитования, а также выделения кредита для развития и расширения коммерции. Фактически они выполняли все функции торгового банка двадцатого века. Теоретически церковное право запрещало христианам заниматься ростовщичеством, то есть одалживать деньги под проценты. Вполне логично предположить, что этот запрет должен был применяться еще более строго к таким сугубо религиозным организациям, как орден Храма.

Тем не менее тамплиеры ссужали деньги и взимали проценты в очень широких масштабах. В одном из документально подтвержденных случаев согласованный процент при просрочке долга составлял 60 процентов в год — на 17 процентов больше, чем разрешалось взимать ростовщикам-евреям… Помимо предоставления ссуд и выдачи аккредитивов, орден, благодаря своей сети прецепторий, предлагал услугу по хранению ценностей. Во Франции парижский Храм выполнял роль королевского казначейства. В нем хранились богатства государства, а не только богатства тамплиеров.

Все это страшно не понравилось Филиппу IV Красивому из династии Капетингов, который в 1307 году подчинил своему влиянию даже римского папу Климента Пятого, перетащив его резиденцию в городок Авиньон.

«Железный король» Филипп решил разом уничтожить финансовые метастазы тамплиеров. Проведя уникальную в условиях средневековых коммуникаций операцию, он сделал так, что на рассвете в пятницу 13 октября 1307 года везде, где располагались прецептории тамплиеров, были вскрыты запечатанные конверты с приказом арестовать всех до единого рыцарей Храма. Приказ был исполнен. Итогом сокрушительного удара стали одновременный арест тысяч рыцарей, наложение королевского секвестра на все прецептории и конфискация имущества тамплиеров.

А спустя 7 лет, в марте 1314 года, на острове Сите в Париже на медленном огне были сожжены великий магистр ордена Жак де Молэ и прецептор Нормандии Жоффруа де Шарне. Молэ перед смертью громовым голосом проклял своих палачей. И вскоре не стало ни Филиппа Красивого, ни папы Климента. Скончались загадочно и почти одновременно.

Однако за несколько часов до рокового ареста в пятницу 13-го из Парижа выехало более дюжины возов с неизвестной кладью, а потом в сторону Англии, Ирландии и Шотландии то ли из Ла-Рошели, то ли из Бордо, то ли из Нанта отплыл караван судов. Похоже, часть тамплиеров осела на Британских островах, активно включившись не только в военно-политическую борьбу на правах опытных воинов, банкиров и дипломатов, но и дав искру вспышке эзотерических знаний, учений, а также алхимических опытов и открытий. Не странно ли, что именно на годы гонений против тамплиеров приходится чудо англичанина Раймонда Луллия, в лаборатории коего ни с того ни с сего было получено 20 тонн золота? Единственный и неповторимый факт в истории алхимии! На память сразу приходят загадочные возы и корабли, не так ли?

Еще один, менее замечаемый факт – именно после 1314 года в далекой Московии начинаются центростремительные процессы. За какие-то 15 лет захолустный городок на Москве-реке становится центром великого княжества и претендует окончательно приватизировать статус стольного града Всея Руси. А денежная «Калита» удельного московского князя Иоанна Даниловича наполняется фантастическими темпами. И покуда Англия и Франция захлебываются в безумных стычках Столетней войны, Алой и Белой роз, походах Луи XI против сепаратистов во главе с Карлом Смелым, в это самое время начинается Итальянское Возрождение. Эзотерические знания подпитывают научную мысль, а «черная аристократия» Венеции, Флоренции и Генуи медленно проникает в правящие кабинеты ведущих дворов Европы и, вперед остальных, будущей «владычицы морей» - Англии. От тех времен до нас и докатилась в шлейфе оккультных суеверий черная дата 13 октября - «пятница, 13-ое».

И поделом: 13 октября 1485 года в Сарагосе арагонским дворянином Жаном Делабадией был убит самый жестокий и фанатичный инквизитор Петр Арбуэ. Это послужило толчком массовым казням зачинщиков и наказанию более чем 200 сарагосцев, да в придачу более чем 3300 процессам за один только год в Толедо, где было сожжено 27 «грешников»! Но страшные гонения не могли уже взнуздать тяги к знанию вольной человеческой мысли.

13 октября 1917 года в португальской Фатиме случилось самое знаменитое и страшное апокалипсическое видение трем отрокам с крутящимся диском солнца, которому придавал исключительное значение покойный папа Иоанн Павел  II…

Тамплиеры и их загадочная судьба породили множество мистических и эзотерических учений, повлиявших на ход эволюции философской и религиозной мысли в начальный период Возрождения.

В последних столетиях схоластики мы и встречаемся с церковно настроенной и со свободной от давления клерикальной религии независимой мистикой: первая состоит в связи с реформаторскими соборами и находит свое выраже­ние у французских теологов Пьера д'Элли (1320-1425) и Жана Жерсона (1363-1429), последняя же является провозвестни­цей немецкой Реформации и имеет своим главой Мейстера Экхарта, за которым следуют немецкая и голландская мисти­ка: Суз о Генрих Берг (1300-1365), Иоганн Таулер (1290-1361), Иоганн Рейсбрук (1293-1381) и неизвестный франкфуртец, автор «Немецкой теологии», изданной Лютером год спустя после того, как он провозгласил свои тезисы в ответ на отлучение. Реформация XVI в. будит в Германии протестантски настроенную мистику, которая против начинающейся схо­ластики лютеранства, против веры в букву внешнего богослу­жения, телесного присутствия Христа в таинстве причащения вновь выдвигает старую и вечную тему о духовном возрожде­нии, об аде, который состоит в себялюбии, о рае, который заключается в самоотрицании, о Христе, которого мы должны оживить и испытать в себе, для того чтобы быть блаженными в нем. Это и есть то религиозное, проникнутое протестантизмом, самопознание, которое в лице Каспара Швенкфельда (1490-1561), Себастьяна Франка (1500-1545), Валентина Вейгеля (1533-1588) и Якова Бёме (1585-1624) противодействует внешнему лютеранству, постепенно укрепляющемуся в конце столетия и за­мыкающемуся в религиозных тисках «формул конкордии», где оно, наконец, и глохнет.

Самый глубокомысленный и значительный из этих мисти­ков — Яков Бёме, в его лице соединяются оба фактора: магико-каббалистическое мировоззрение, связанное с Ренессансом и вдохновлявшее Парацельса, и мистика, вызвавшая к жизни протестантизм. Божественная тайна в человеке тождественна с тайной природы; если первая раскрыта, то разрешаются загадка и секрет творения. Религиозное самопознание — это проникновение в самую внутреннюю и сокровенную глубину нашего существа: в возрождении Бёме видит проявление «внут­реннего» человека и смерть «мерзкого», одержимого самолю­бием; в рождении естественной (самостной) воли — рождение вещей вообще, отрывающихся по собственной воле от Бога; поэтому существует первоначальное состояние вещей, или природа в Боге, которая стоит в таком же отношении к боже­ственной жизни и откровению, в каком в человеке естественная воля — к возродившейся. Ибо откровение Бога есть воз­рождение и просветление мира (человечества), отражающего божественный свет так, как металлическое зеркало отражает свет естественный. - Куно Фишер «Введение в историю новой философии».

Флорентинцы, генуэзцы… Леонардо, Микеланджело… Да, конечно, но все это меркнет перед всесилием великой Каббалы, именно она стала питательным планктоном Науки и культуры Нового времени. Сефироты Каббалы – вот уникальная структура мира.

Сначала гностики, теперь каббалисты? Не слишком ли искусственно вы увязываете все эти отвлеченные учения?

Тем не менее, эта связь, действительно, существовала. Одним из главных понятий всех дуалистических религий является понятие эманации. В простейшем виде эманация рассматривается как сознательный или бессознательный творческий акт чистого и непостижимого божества, образующего свои духовные и материальные проявления, которые затем ведут независимое существование. Гностики первых четырех столетий нашей эры называли такие эманации эонами. Они были перечислены в порядке их степени самопознания и часто получают абстрактные названия, такие, как «безмолвие», «интеллект», «истина», «мудрость» и т.д. Вместе божество и его зоны образовывали Плерому (в буквальном переводе «полнота»), или совершенную группу. По гностическим представлениям, процесс, который привел к сотворению мира, произошел в результате отторжения от Плеромы, вызванного любопытством или жгучим желанием части одного из эонов.

Скажем, в одной из гностических схем Иегова, бог Ветхого Завета, изображался в виде падшего зона… Сходным образом катары рассматривали Иисуса не как физического и материального «сына Божьего», а как божественную эманацию. Понятие эманации играет основополагающую роль в Кабба­ле. Основным текстом иудаистской мистической традиции XII-XIII веков в Окситании была «Сефер Йецира», или «Книга Творе­ния», — еврейский космогонический и космологический трак­тат, первоначально составленный в III веке н. э. В этом сочи­нении творческий акт божества проявляется «в десяти отдель­ных этапах эманации, соответствующих числам от одного до десяти».

Эти десять эманаций, алхимически сочетающихся с двадцатью двумя буквами еврейского алфавита, известны под собирательным названием Сефирот. Вот их перечень и основ­ные качества: 1. Кетер Элион (Верховная Корона) или Рацон (Воля); 2. Хокма (Муд­рость); 3. Бина (Ум); 4. Хесед (Любовь) или Гедула (Благородство); 5. Ге-бура (Власть) или Дин (Суд); 6. Тиферет (Красота) или Рахамин (Состра­дание); 7. Нецах (Терпение); 8. Ход (Величие); 9. Йесод Олам (Основа­ние Мира) или Цаддик (Праведник); 10. Малкут (Царство), или Атара (Диадема), или Шехина (Женское божественное присутствие). В «Сефер Йецира» (Книге творения) говорится о 32 оккультных и чудесных путях мудрости от 10 сефирот и 22 букв, как основы всех вещей. Отсюда 32 степени шотландского франкмасонства до полного просветления – 33-й степени (Хэнкок и Бьювэл «Власть талисмана»).

Поверьте, я, можно сказать, преклоняюсь перед непостижимой мудростью кабалистики, но нужно во всем знать меру, - испугается эрудит. -  К чему приводит чрезмерное увлечение каббалой и тамплиерами, хорошо написал все тот же Умберто Эко в «Маятнике Фуко». Постарайтесь увидеть, что игра со словами и понятиями может привести к искажению внутренней, физической структуры тела исказителя – проще говоря, к онкологии, не говоря уже о внешней угрозе для создателей нового «заговора». В последнем романе Эко «Баудолино» отлично проиллюстрировано, как создаются все эти Чаши Грааля, царства пресвитера Иоанна и плащаницы Христа. Хотя, поймите правильно, я не против Эко и Каббалы. Тем более что Эко к Каббале относится более чем серьезно. Его «Маятник» по главам структурирован в форме 10 сефирот.

Странно, что Умберто Эко в «Маятнике Фуко», самом значительном эзотерическом романе второй половины ХХ века, ни разу не упоминает даже имени Михаила Булгакова, также как нет его в почти 600-страничном глоссарии к роману («Словарь «Маятника Фуко» Умберто Эко» Петрова и Логош). Логически нетрудно предположить, что, сочиняя свой пародийно-интеллектуальный роман, итальянский эрудит не должен был пройти мимо автора центрального русского опуса о дьяволе и его свите. Плохо, если это не так. Тогда вполне резонно напрашивается вывод: если булгаковский урок не был вовремя усвоен героями Эко, значит, это незнание внесло свою лепту в неотвратимость их трагедии.

Фабула, то есть последовательность событий, описанных в литературном произведении, как известно, представляет собой нечто иное, нежели сюжет - постепенно складывающийся из таких событий, их объединяющий и в них себя обнаруживающий смысл повествования. В этом различении — ключ к роману Эко. Ужас и гибельность, постепенно окрашивающие атмосферу книги и торжествующие к ее концу, лишь на уровне фабулы вызваны тайной деятельностью ордена тамплиеров и исчерпываются ею. Если бы все дело сводилось к ней, перед нами был бы очередной исторический детектив, а не один из самых значительных и глубоких документов современного художественно-философского сознания. «Маятник Фуко» - не о мистических сектах или подпольных организациях. Это книга об ужасе и гибельности, которые несет в себе произвольное, шутливо-ироническое, конструирование исторической реальности вне понятия истины и ее критериев, вне нравственной ответственности перед ней и перед рациональным началом европейской духовности. Внутренняя, глубинная причина гибели двух из трех редакторов издательства «Гарамон» не в том, что они прикоснулись к тайнам как бы несуществующего и одновременно как бы существующего оккультно-террористического подполья, а в легкомысленной и безответственной уступке «всему сомнительному, что началось позже». Они не могли не уступить - человек не должен выпадать из времени, читать истории нотации, стараться остановить перстом ее жернова. Но он не может и быть свободным от ответственности за то, что несет в себе это время, за опрометчивую готовность в этом времени раствориться, за невнимание к тому, кого и что перемалывают жернова. Герои книги живут в актуальном и неразрешимом противоречии эпохи, несут в себе оба ее полюса, и вина их поэтому — вина трагическая…

Как все в призрачном полубытии тамплиеров конца XX в., этот сооруженный ими маятник был одновременно и плодом исторического полузнания, и вульгарной подделкой. Он был плодом исторического полузнания, ибо воспроизводил тот вариант маятника, который, по основанному, как всегда на полуфальсифицированных данных, мнению «одержимцев», тамплиеры построили изначально, за полтысячи лет до Фуко. Он был подделкой... Этот плод полузнания и подделки и был тем «альтернативным абсолютом, который в экстазе собственного неверия», греша и каясь, каясь и греша, готовые иронизировать и готовые верить, создавали редакторы издательства «Гарамон», соблазненные долгом человека идти вместе с жизнью, а значит и «со всем сомнительным, что началось позже».

Чудовищное сочетание понятий и слов - «поддельный Абсолют» — рождает два чудовищных (и взаимосвязанных) следствия: вульгарность и уничтожение тех, кто к поддельному Абсолюту не принадлежит. Пошлость, всегда заложенная в полуграмотном, корыстном или политически одержимом кокетстве с истиной и сообщавшая специфический колорит речам Арденти, Гарамона или Алье, здесь, в царстве поддельного Абсолюта, становится универсальной фонтанирующей стихией. Только завидев собирающихся участников съезда, Казобон говорит про себя: «Господи, шабаш на Лысой Горе, нарисованный Диснеем!», и тема эта продолжается сквозь все описание происходящего. - Г.С. Кнабе «Путь к дьяволу».

Боюсь нарушить общую идиллию восхищения и просветления, но есть все основания объявить саму Каббалу продуктом изощренной игры умов из той же мифической плоскости, плодом «произвольного, шутливо-иронического конструирования исторической реальности вне понятия истины и ее критериев, вне нравственной ответственности».

Боги мои, боги. Как только язык поворачивается. Носит же таких земля…

Меня-то носит, а некоторых подбрасывает и волочит на швабрах. Но от критики не уйти никуда, и никому. Даже каббалистам. Тем более в эпоху Интернета. Там можно прочитать такое! Вот о той же каббале:

«Посмотрим как же «раскручивали» интерес к каббале у не евреев на конкретном примере. Начнем с «названого» отца христианской каббалы итальянского философа Джованни Пико делла Мирандола (1463-1494). Собственно с этого имени и принято начинать отсчет появления христианской каббалы. Хотя вряд ли сам Пико мог предположить, что удостоится такого «почетного» звания только из-за того, что упомянул каббалу в своей философской системе изложенной им в виде 900 тезисов. Для мыслителя, попытавшегося создать естественную философию, благодаря которой можно было бы снять все противоречия, как в философии, так и в христианской теологии, подобная оценка не что иное как насмешка над трудом всей его жизни. Но об этом не задумываются те, кто использует его имя как доказательство большой роли каббалы в западной эзотерике.

Попробуем разобраться, есть ли вообще причины называть Пико христианским каббалистом и приписывать ему такую роль. Для этого обратимся к трактату «Речь о достоинстве человека», являющемуся представлением к участникам публичных дебатов, которые должны были пройти в Риме, по обсуждению уже упомянутых девятисот тезисов.

«Перехожу к положениям, почерпнутым из древних еврейских мистерий, которые я привел для упрочения священной католической веры и которые, возможно, считают лживыми баснями и вздорной болтовней те, кто не понимает их смысла. Я хочу, чтобы всем было ясно, каковы эти тезисы, откуда проистекают, в какой мере и какими известными авторами подтверждаются, насколько они благочестивы и насколько полезны для защиты нашей религии от дерзкой клеветы евреев»(Джованни Пико делла Мирандола «Речь о достоинстве человека», www.renaissance.rchgi.spb).

Как видно из этой цитаты Пико идет от противного. Он использует еврейскую каббалу для защиты христианства от нападок евреев, исповедующих иудаизм.

Алхимия и каббала

Если внимательно ознакомиться с Зогаром и Сефер Иецира, то весь каббалистический символизм используемый в этих каббалистических источниках умещается в десяти цифрах, двадцати двух буквах и простейших геометрических знаках – круге, треугольнике и квадрате. Если сравнить каббалистический символизм с алхимическим, то легко заметить полное несоответствие традиций. Алхимический символизм необычайно богат в отличие от каббалистического. Однако несложно заметить, что в большинстве книг посвященных каббале этот запрет не соблюдается. Этот пример служит критерием, по которому можно отличить «настоящий» еврейский каббалистический текст от европейской каббалистической традиции. В европейской традиции каббала теряет свою еврейскую самобытность, опору на иудаизм и соответственно ограничение на изображения живых существ в ней нет. Здесь же следует сказать несколько слов об отличии еврейской каббалы от… условно назовем эту традицию европейской каббалой.

Первоначально еврейская каббала представляет собой религиозно-мистическое течение в иудаизме, основной целью которого было мистически познать тайны Торы скрытые согласно доктрине иудаизма в каждой букве Священного Писания. После публикации двух основополагающих каббалистических текстов: «Сефер Иецира» (книги творения), датируемой приблизительно 8-9 веком, и написанным почти 300 лет спустя «Зогар» (книги сияния), каббала перестает быть достоянием только евреев. Здесь и происходит разделение традиций на еврейскую и соответственно не еврейскую (европейскую). Если внимательно ознакомится с Зогаром и Сефер Иецира, то весь каббалистический символизм используемый в этих каббалистических источниках умещается в десяти цифрах, двадцати двух буквах и простейших геометрических знаках – круге, треугольнике и квадрате»…

А как же алхимическая и каббалистическая книга «Авраама Еврея»? Ведь именно с ее помощью Фламель постигал тайны алхимии...

Здесь и начинается самое интересное. Не сложно понять, что книга «Авраама Еврея» такой же вымысел, как и «Некрономикон» Лавкрафта. Ее никогда не было, да и не могло быть. Никто не видел ее до «Фламеля», при жизни настоящего Фламеля и позже. Алхимическое содержание всего текста «Фигур» построено не на мифической еврейской книге, а на работах Халида, Пифагора (алхимика взявшего имя философа), Мориена, Гермеса, Разеса и др. Никакого влияния каббалы Авраама Еврея на алхимическую составляющую в тексте и в гравюрах нет вообще. Кроме пары голословных утверждений о том, что процессы описанные другими алхимиками находят подтверждения и в книге Авраама никаких других подтверждений существования каббалистическо-алхимического трактата Авраама Еврея нет. Несмотря на это «Фигуры» это самая удачная попытка из всех выше перечисленных алхимических работ доказать значимость каббалы в алхимии. Особенно примечательно то, что автору удалось при минимуме каббалистической составляющей (точнее при полном ее отсутствии) создать миф сумевший завоевать огромную популярность, который приводят практически все, кто говорит о «большой» роли каббалы в алхимии. Это интересная тема и она будет со временем продолжена отдельно...

Еврейская каббала имеет еще меньше отношения к алхимии, чем предполагалось в исследовании. А вся путаница происходит из того, что герметическую традицию cabala путают с еврейской kabbalah, т.е. то, что и делает автор исследования. Однако не все так просто. Для начала определимся с герметической кабалой... В исследовании не была разделена герметическая традиция «cabala» с той каббалой представление, о которой сложилось в западной оккультной традиции. Герметическая кабала возникла (причем сравнительно недавно) если не из еврейской каббалы, то под ее влиянием и ее роль в алхимии не так уж и велика. Это одна из разновидностей европейской каббалы. Кроме того особого распространения в алхимии она не получила и называть все алхимические трактаты (в которых упоминается каббала) приведенные в исследовании герметической традицией cabala не оправданно...

Каббала и алхимия никогда не были единой оккультной традицией. Все заявления об огромной роли каббалы в алхимии безосновательны и не правомочны. Тот, кто это утверждает ошибается либо намеренно лжет. Роль каббалы в алхимии столь мизерна, что на нее обращают внимание только благодаря раскрученному мифу о «великой роли и большом значении» каббалы в оккультизме. Вот и все. - «Исследование «каббалистической составляющей в Алхимических источниках».

Мало ли что понапихают в «э-мэйл» братаны таких вот циников. Просвещенным ценителям по сердцу проверенные веками мнения. Сказал же Моисей Ботрильский: «Каббала есть не что иное, как философия наиболее чистая и самая святая; однако, философский язык не таков, как у Каббалы».

Что не помешало ценившему этого Моисея «некоему инженеру» прочеканить: «Учение Каббалы, имея непосредственную и тесную связь с древним Египтом, как на заре еврейской истории, так и впоследствии во времена великолепных Птолемеев, имело целый ряд блестящих представителей в Александрии во главе с Филоном. С наступлением средних веков, с прекращением как научных исследований, так и истинных метафизических изысканий, Наука Царственная вербовала себе адептов в значительном большинстве из еврейского народа. Арабская, а затем мавританская культура и была той почвой, на которой развились столпы новейшей Каббалы, Каббалы писаной: Исаак Альфали, Иосиф Каро, Авраам ди-Ботон, Авраам бен Давид, Маймонид, Моисей Кордуеро, Исаак Лориа, Симон бен Йо-хай, Саадия Гаон, Моша бен Нахман, Рабби Яков бен Ашер, Моисей Цесерлес, Моисей Лионский, Меер бен Габаи, Соломон Альксфец, Исаак Слепой и другие.

Таким путем судьбе было угодно, чтоб на Западе древнее учение фиванских иерофантов сохранилось бы в недрах еврейского народа, который по своей косности, замкнутости, недвижности и уединенности среди других и был идеально для этой миссии самой судьбой подготовлен. Тем не менее, низость интеллектуального уровня евреев не могла не сказаться. Унаследовав в готовом виде самое возвышенное философское учение из всех бывших когда-либо, евреи сами не понимали истинной ценности вверенного им судьбой сокровища. Они смешали его с самыми нелепыми заблуждениями, отравили черствым эгоизмом и дерзновенным человеконенавистничеством, многое исказили до полной неузнаваемости, сведя глубочайшие идеи к бессмысленному абсурду. При этом всякая последовательность была окончательно нарушена, все перемешалось в одну кучу».

Не коситесь, не нами придумано, а написано век назад путейским инженером. Несмотря на отсутствие гуманитарного диплома, господин железнодорожник дерзнул создать один из самых фундаментальных трудов по эзотерике: Владимир Шмаков «Священная книга Тота. Великие арканы Таро».

Фраза для финала.

Все учения – христиан и манихейцев, катаров и богомилов, магометан и индуистов – сводятся, так или иначе, к вере во что-то, а еще больше – в кого-то. Но в этих привычных словах «за» веру слышится один не всегда различимый акцент. Чаще всего нас учат верить в Бога. В то время как истинный смысл – в вере Богу! Рискуя повториться, все же скажу: людям нужна не догматическая абстракция и не икона (хотя желающему не возбраняются), не клятвы в любви к ним, а – чтоб Человек соблюдал заветы, понятые им: не сделай так, как не хотел бы, чтобы сделали с тобой, что и отличает его от Зверя.

Пророк Мухаммед изрек, а мы повторим и твердолобому пастору, и упрямствующему мулле: «Учения философов более драгоценны, чем кровь мучеников».