V
Лето 1827 года Миша провел у отца в Кропотове. Уже не было в живых бабушки Анны Васильевны, а дедушка Петр Юрьевич умер давно. Господский дом с мезонином и балконом находился на берегу речки Любашевки и состоял из двенадцати комнат. Перед домом –– широкий двор, окруженный хозяйственными постройками, за домом спускался к речке огромный фруктовый сад, разделенный надвое аллеей серебристых тополей.
Мишу и его бабушку приняли ласково, отвели им лучшие комнаты, и угощали изо всех сил. Но Миша не был капризен в еде: доктор в Тарханах пичкал мальчишек весной черным хлебом, намазанным маслом. А бабушка не изменяла своим привычкам.
Тарханы она оставила на приказчика Соколова, подаренного ей отцом в тот год, когда Машенька влюбилась в Юрия Петровича. Родитель хотел облегчить Лизе управление имением –– Абрам Соколов был рассудительным, грамотным человеком, Столыпин ценил его. Ценила и Елизавета Алексеевна, разрешая внуку крестить его детей. Но, вероятно, Миша был невысокого мнения о Соколове: несколько раз он выводил его в своих произведениях неприятной личностью: «У нее управитель, вишь, в милости. Он и творит, что ему любо. Не сними-ко перед ним шапки, так и ни весь что сделает. За версту увидишь, так тотчас шапку долой, да так и работай на жару, в полдень, пока не прикажет надеть, а коли сердит или позабудет, так иногда целый день промает».
Среди вещей Марии Михайловны, которые Юрий Петрович свято хранил, Миша заметил альбом: на русском и французиком языках. В него Мария Михайловна вписывала стихи, и был акварельный рисунок: два дерева, разделенные ручьем. На рисунке рукой Марии Михайловны надпись по-французски:
Склонности объединяют нас,
Судьба разъединяет.
Следом написано другой рукой:
Ручей два древа разделяет,
Но ветви их, сплетясь, растут.
На одной из страниц запись оставила Елена Лермонтова. Значит, дружили, любили друг друга... Но почему же так вышло, что сын не с отцом?
Миша уже взрослыми глазами смотрел на портреты деда и прадеда, висевшие в кабинете отца: оба в парадных кафтанах и буклях, у прадеда нагрудный знак депутата Комиссии по составлению нового уложения, созданного Екатериной II. Но знал, что род Лермонтовых давно захудал, дед и отец не смогли ничего поправить, и потому сестры отца не замужем: нет соответственного приданого. Тетки старались умалчивать о своем положении бесприданниц, говорили о том, что желают уйти в монастырь. (Позже одна из них действительно стала монахиней).
В середине лета в имение приехали добрые знакомые Юрия Петровича, и с ними дочь одиннадцати лет. Миша в нее влюбился! «Я во второй раз полюбил 12-ти лет...». Девочка была красивая, а Миша не велик ростом, не строен, с круглыми мальчишескими щеками, и только глаза хороши: черные, умные, с такими же черными умными ресницами. Ей нравились его ухаживания, нравилось, что они с Мишей играют во взрослых людей. Но скоро ей это наскучило.
Неверной девы лик мелькает предо мною...
Так, счастье ведал я, и сладкий миг исчез,
Как гаснет блеск звезды падучей средь небес!
Миша уходил в старый сад, где можно укрыться, и мечтал, что когда-нибудь красавица будет жалеть о своей «неверности». Здесь, в Кропотове, он, вероятно и начал писать стихи –– еще слабые и неровные, и, конечно же, о любви.
Он провел у отца незабываемое лето. На прощание вырезал на одном из тополей свой вензель.
«Чета белеющих берез».
Акварель М. Ю. Лермонтова, Тарханы, 1828 г.