Автор книги, доктор химических наук, профессор, предпринял попытку создания современной общеэкономической теории. Для этого он углублённо изучал политическую экономию, экономику, высшую и прикладную математику, историю, философию, психологию. Задачу создания общеэкономической теории поставили Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Но она оказалась слишком сложной и не могла быть решена научными средствами того времени. Теперь это стало возможным. Для этого потребовались нестандартные подходы и исследования на стыке наук, применение методов естествознания и математики в гуманитарных науках, анализ дополнительного исторического опыта от времён Маркса-Энгельса до наших дней. Предыдущая книга автора «К общеэкономической теории через взаимодействие наук», над которой он работал более двадцати лет, была издана в Ярославле в 1995 году. Несмотря на небольшой тираж, автор получил много писем от читателей.
Теперь профессор Фельдблюм выносит на суд читателей свою вторую книгу по политической экономии. В ней он кратко описывает свой жизненный путь и отвечает на главный вопрос читателей предыдущей книги: как случилось, что химик пришёл в политическую экономию? Автор рассказывает о том, как создавал современную общеэкономическую теорию. Он пишет о своём понимании нынешнего положения в стране и в мире, о своих выводах и прогнозах. В книге затрагиваются актуальные вопросы внутренней и внешней политики.
Книга адресована политикам, учёным, общественным деятелям и, конечно, всем тем, кто хочет понять объективные общественно-экономические законы, кому небезразлична судьба нашей страны и перспективы её развития в современном мире.
Светлый ум и правдивое сердце, соединяясь, успешно
противостоят страстям и заблуждениям; рассорившись же,
один создаёт мошенников, другое – простаков.
Пьер Буаст
От автора
Иногда решительный шаг вперёд – результат хорошего толчка сзади. Я ощутил это на себе. Долго не мог решиться написать эту книгу. После опубликования в 1995 году моей предыдущей книги «К общеэкономической теории через взаимодействие наук» пришлось наслушаться всякого, и хорошего, и плохого.
Я не спешил с нынешней книгой. Но теперь, через десять с лишним лет, имею на неё моральное право. Те, кто знает и ценит мою работу, буквально заставили меня написать эту новую книгу! Они убедили меня в том, что ценность любого, в том числе и гуманитарного, научного исследования определяется не столько субъективными отзывами, сколько объективными критериями, которые давным-давно известны серьёзной науке. К ним относятся фактическая достоверность, надёжность методологии, логика научного мышления, использование новейших средств и методов исследования, историчность и преемственность, добросовестный и тщательный анализ работ предшественников, объективность и непредвзятость, использование достижений смежных областей науки и многое другое. И самое главное – проверка временем, практикой, жизнью.
Нынешняя книга адресована, прежде всего, тем, кто дал себе труд вдумчиво и непредвзято прочитать мою предыдущую книгу по общеэкономической теории. Цель нынешней книги – кратко рассказать о себе, о моём отношении к жизни, к людям, к работе. Нельзя не ответить на вопросы тех, кто хочет узнать, как химик пришёл в политическую экономию, как создавал современную общеэкономическую теорию. Уместно рассказать, с позиций этой теории, о моём понимании нынешнего положения в стране и в мире. Моя работа продолжается, и я благодарен всем, кто интересуется ею.
Детские годы
Я родился 8 июня 1935 года в Чернигове, в еврейской семье. Мой отец был кадровым военным. В 1936 году его воинскую часть перевели по службе в Ярославль, куда и переехала наша семья. Так я стал годовалым ярославцем. В Ярославле живу всю жизнь. Отец был участником финской и Великой Отечественной войн, имел правительственные награды, и, как старый коммунист, был награждён почётным знаком «50 лет в КПСС». Моя мать многие годы была партийным работником. Работала в райкоме, а затем в Ярославском обкоме партии. Последняя её должность на партийной работе - секретарь партийного комитета Ярославской кордной фабрики. В дальнейшем работала на хозяйственной работе.
Мои родители знали еврейский язык, но говорили на нём редко и только между собой. Со мной они говорили только по-русски. Так получилось, что я даже не знаю своего национального языка, мой родной язык – русский. От родителей я на всю жизнь унаследовал принцип: неважно, кто ты по национальности, а важно, какой ты человек. Забегая вперёд, должен сказать, что ни в детстве, ни в юности, ни в зрелом возрасте я не ощущал на себе никакого антисемитизма. Случалось, мне попадало, но всегда за дело, а не за национальность. Вообще, многие евреи просто зацикливаются на антисемитизме. Бывает, не заслуживает человек того, на что претендует, но кричит, что его преследуют за национальность. Часто приходится слышать, что евреи – умный народ. Он дал миру многих мастеров своего дела, выдающихся учёных, деятелей культуры. Среди них Исаак Ньютон, Альберт Эйнштейн, Карл Маркс, Лев Ландау, Исаак Дунаевский, Давид Ойстрах и многие другие. Но я встречал на своём жизненном пути и глупых евреев. Пришлось усвоить с детства, что каждый обязан сам заслужить уважение, а не прикрываться родством или связями, не прятаться за спины других.
Помню годы войны. Помню, как пел раненым бойцам в одном из ярославских госпиталей. Голосок у меня был звонкий, был и музыкальный слух. Пел всегда две песни: «Заветный камень» и «Прощайте, скалистые горы!». Раненым нравилось, многие были растроганы до слёз. Такое всегда запоминается. До сих пор жалею, что так и не довелось научиться играть ни на одном музыкальном инструменте.
Помню немецкие бомбёжки в нашем городе. Мы жили тогда в одном из «военных домов», на Большой Октябрьской, напротив школы №43. Школу бомбили, она горела. В соседний подъезд нашего дома тоже попала бомба, но не взорвалась, а застряла в подвале. Всех жильцов вывели во двор, где мы и ждали, пока сапёры не обезвредят бомбу. В третьем классе заболел скарлатиной. Помню испуг матери, когда лучший ярославский детский врач Эсфирь Александровна Гаркави уверенно поставила мне этот диагноз. Болел тяжело, антибиотиков тогда не было, пролежал в больнице полтора месяца. Там и встретил День Победы. Помню, как врачи и медсёстры радовались, целовались!
Мать отдала меня учиться в начальную школу №1. Это была школа, как тогда говорили, для «привилегированных». Там учились дети партийных и советских работников, руководителей предприятий и организаций, учёных, работников культуры и искусства. Моим первым классным руководителем была Мария Фёдоровна Муравьёва. Она научила нас читать, писать и считать. От начальной школы остались в памяти два события. Порядок и дисциплина были строгие. Директор школы, Анна Ефимовна Безобразова, была педантична и требовательна до крайности. До сих пор не могу забыть, как в один дождливый осенний день перед входом в школу выстроилась длинная очередь учеников, и директор самолично «вытаскивала» из очереди и отправляла домой тех, кто явился не в той обуви, какая требовалась. На следующий день были вызваны родители, в том числе и моя мама, и им было сделано строгое внушение. О втором событии надо сказать подробнее, а именно о том, как я «опозорил школу».
В четвёртом классе, выпускном в этой школе, нашим классным руководителем была прекрасная учительница, очень милая и добрая женщина, Лидия Николаевна Минеева. Этот год оказался памятным для нашей школы – её посетил министр просвещения РСФСР А.Г.Калашников. Накануне нам было велено хорошенько выучить домашнее задание по русскому языку и литературе. Я считался лучшим учеником класса, и мне было дано персональное домашнее задание - изложение на тему «Как Володя Ульянов писал сочинения». Я был горд и очень старался, выучил и несколько раз пересказал маме. На следующее утро дверь в класс внезапно распахнулась. Министр, очень тучный человек, в сопровождении большой свиты, вошёл быстрым шагом и, не здороваясь, уселся на подставленный ему стул. Свита осталась стоять. Усевшись и отдышавшись, министр отрывисто произнёс что-то вроде «ну, что там у вас?». Лидия Николаевна сразу же вызвала меня к доске со словами «ну, Фельдблюм, рассказывай!». Я начал рассказывать о том, как Володя Ульянов писал сочинения. «Не надо, - вдруг оборвал министр, - давай Гимн Советского Союза!». Я замер, душа ушла в пятки, так как Гимна я не знал. Он был впервые исполнен 1 января 1944 года, прошло уже порядочно времени, но мы его специально не учили. Воцарилось молчание. Министр бросил уничтожающий взгляд на перепуганную учительницу, резко встал и вышел, а следом и его свита. «Что же ты, Фельдблюм, подвёл нас!» – чуть не плача сказала Лидия Николаевна. Мне было очень стыдно. К счастью, это событие не имело серьёзных последствий ни для учительницы, ни для меня.
В средней школе №33 имени Карла Маркса
Выпускников начальной школы №1 перевели в 5-й класс средней школы №33 имени Карла Маркса. Она считалась одной из лучших в городе. Директором школы был Александр Степанович Колобков. В памяти живы замечательные учителя: литературы – Мария Дмитриевна Соловьёва и Ольга Николаевна Клишова, математики – Ольга Павловна Серина, физики – Александра Ивановна Успенская, химии – Зоя Васильевна Сыромятникова, географии – Степан Петрович Иванов.
Особенно мне полюбилась химия. Это произошло в 8-9 классах. Как-то вдруг почувствовал, что мне интересно читать учебник по органической химии, так же интересно, как какую-нибудь приключенческую книгу. Химические формулы, названия веществ, уравнения реакций с необыкновенной лёгкостью проникали в мою юную голову и оседали там намертво. Видимо, это какая-то удивительная природная предрасположенность, хотя среди моих родственников не было ни одного химика.
Мне посчастливилось два года заниматься органической химией в химическом кружке Ярославского Дворца пионеров и школьников. Руководителем кружка был Виктор Михайлович Власов, энтузиаст, талантливый педагог и учёный, профессор, доктор химических наук. В последние годы жизни он заведовал кафедрой органической химии в Ярославском пединституте. В химическом кружке занимались увлечённые ребята, для которых химия стала делом жизни. Один из них стал знаменитым химиком-органиком с мировым именем. Это – Николай Серафимович Зефиров, академик, заведующий кафедрой в МГУ имени М.В.Ломоносова, директор Института физиологически активных веществ РАН, лауреат Государственной премии, удостоенный многих других наград, премий и почётных званий.
Среднюю школу №33 я окончил в 1953 году с серебряной медалью. До заветного золота не хватило лишь одной буквы в сочинении – в слове «безжалостный» оказалась пропущенной буква «т». И хотя по остальным предметам были пятёрки, получил серебро. С тех пор на всю жизнь усвоил цену одной-единственной буквы. Золотую медаль среди выпускников этого года получил лишь Николай Зефиров, и вполне заслуженно: его выдающийся талант уже тогда был виден, что называется, невооружённым глазом. После школы он поступил на химический факультет Московского университета, а я – в Ярославский технологический институт. Тогда мы и не подозревали, что через много лет жизнь опять соединит нас, но уже на ниве серьёзных научных исследований и технологических разработок по закрытой тематике, касающейся создания новых материалов для специальной техники. Жизнь длинна и непредсказуема. Мог ли я тогда предвидеть, что моя родная школа №33 станет родной и для моего сына, что он окончит её через 40 лет после меня с золотой медалью, обогнав в этом своего отца. И уж никак нельзя было в те далёкие годы предвидеть, что у меня появится второе научное увлечение. Мне, выпускнику школы имени Карла Маркса, суждено было пройти удивительный путь продолжения и развития экономической теории Карла Маркса! Впрочем, обо всём по порядку.
В Ярославском технологическом институте
В 1953 году я поступил в Ярославский технологический институт. В дальнейшем он был преобразован в Ярославский политехнический институт, а ещё через некоторое время - в Ярославский государственный технический университет. Для нас, первокурсников, обучение началось с работы на колхозных полях. Нашу группу послали на картошку. Ездили в обязательном порядке все студенты во главе с преподавателями. Жили в домах у сельчан. Отношения складывались по-разному. Многие очень неохотно брали к себе молодых и беспокойных постояльцев, часто отправляли их на сеновал или ещё куда-нибудь подальше. Но были и такие, кто принимал ребят как родных, селил их в своей комнате, кормил своей незамысловатой крестьянской едой. Колхоз обычно выделял мясо, картошку, молоко. Хлеб пекли сами хозяева. Мы не голодали.
Общее впечатление об этих днях осталось безрадостное. Осень, дожди, слякоть, грязная работа, отсутствие привычных городских удобств. Возили нас и в такие закоулки ярославской области, куда в осеннее ненастье ни автомобиль не мог проехать, ни лошадь не могла пройти. Помню, как ночью, под проливным дождём, мы несколько часов ехали от железнодорожной станции в одно из сёл на «волокуше», которую тащил трактор, накрытые общим брезентным покрывалом, тесно прижавшись друг к другу и дрожа от холода. Измученные и грязные, после ночёвки где попало, приступали к работе. Помню, как в тоске по дому и по бане мы отпрашивались на пару дней. Выходили в самую рань, проходили пешком около 50 километров до станции и забирались в товарник. Побывав дома, таким же путём возвращались обратно. Помню и «вечёрки» в сельском клубе или прямо у дома, на которых мы веселились вместе с сельскими ребятами…Выбора у нас не было, мы были молоды, работали, веселились и приспосабливались к непривычным условиям. Работали и на картошке, и на капусте, и на уборке льна, и на других работах. Была ли реальная польза колхозу от таких работников? Часть урожая мы, конечно, спасали от гибели, но какой ценой?! В то время, видимо, просто не было другого выхода. Сёла обеднели, опустели, работать было некому.
О наших преподавателях. На первом курсе самое сильное впечатление на меня произвёл Иосиф Адамович Зубович. Он заведовал кафедрой общей и неорганической химии, впоследствии был ректором института. Он был блестящим лектором. Благодаря ему я полюбил не только органическую, но и неорганическую химию, и неплохо её изучил. На экзамене получил пятёрку с плюсом. Это был уникальный случай в институте, и я этим очень гордился. Забегая вперёд, скажу, что через пять десятилетий и мне довелось читать студентам-первокурсникам тот же курс общей и неорганической химии. Вот когда мне пришлось по-настоящему вспомнить об Иосифе Адамовиче, в полной мере оценить полученные от него знания и опыт! Жаль, что безвременная кончина оборвала жизнь этого замечательного человека. У нас есть совместная статья в престижном журнале «Доклады Академии Наук СССР», оттиск которой я бережно храню в память об Иосифе Адамовиче.
Заведующий кафедрой органической химии, профессор Юсуф Сулейманович Мусабеков встретил меня, как старого знакомого. Он был наслышан обо мне от В.М.Власова. Прекрасные лекции Юсуфа Сулеймановича производили на нас большое впечатление. Он говорил не спеша, чётко, понятно и очень увлекательно. По лекторскому мастерству он не уступал двум талантливейшим химикам-органикам, лекции которых мне впоследствии посчастливилось слушать на химическом факультете МГУ – академикам А.Н.Несмеянову и Н.С.Зефирову. Когда я уже работал в НИИМСК после окончания института, то получил возможность узнать Юсуфа Сулеймановича и как очень интересного, остроумного человека, потрясающего рассказчика анекдотов. Мы вместе ездили на Международный Бутлеровский симпозиум по органической химии, который проходил в 1961 году в Ленинграде, ехали в одном купе и жили в одном гостиничном номере. До сих пор живы впечатления и от общения с Юсуфом Сулеймановичем, и от симпозиума. Открытие симпозиума состоялось в Таврическом Дворце, очень торжественно, а заседания секций проходили на химическом факультете Ленинградского университета. На пленарном заседании нам посчастливилось увидеть и услышать знаменитого американского химика-органика Роберта Вудворда. Он прочитал лекцию о синтезе хлорофилла, который впервые осуществил. В 1965 году он получил Нобелевскую премию. Профессор Ю.С.Мусабеков был известен в СССР и за рубежом своими трудами по истории химии. Он подарил мне одну из своих книг с тёплой дарственной надписью.
Помню Николая Васильевича Истомина, нашего преподавателя теоретической механики. Он был грозой студентов. Двойки на экзаменах сыпались как из рога изобилия. Мог поставить неуды почти всей группе. Это снижало успеваемость, в деканате его «воспитывали», но ничего не могли с ним поделать. Он был недавний фронтовик, несгибаемый человек. Не ради бахвальства скажу, что мне он поставил пятёрку. Экзаменовал меня без всякого билета, почти пять часов с небольшими перерывами, причём я смог ответить без ошибок примерно на две трети вопросов. На мой вопрос после экзамена, почему он так долго спрашивал меня и почему поставил отличную оценку даже при не безошибочных ответах, коротко ответил: «Это для того, молодой человек, чтобы Вы меня запомнили на всю жизнь!». И я запомнил его, да ещё как запомнил! Мы по-человечески сблизились с ним, конечно настолько, насколько это возможно между преподавателем и студентом. Сближение произошло по моей инициативе через год после того знаменитого экзамена. Друзья рассказали случай, который подогрел моё уважение и любопытство к этому человеку. Уже состоялся двадцатый съезд партии, уже началась борьба с культом личности. И вот, в очередную годовщину смерти И.В.Сталина, явившись на обычную лекцию по теоретической механике, Николай Васильевич предложил аудитории почтить память И.В.Сталина вставанием, что и было дружно сделано оторопевшими от неожиданности студентами. Эту неожиданную акцию Николай Васильевич сопроводил краткой речью о том, как на фронте бойцы шли в атаку, как умирали с именем товарища Сталина и как стыдно об этом забывать. Можно по-разному относиться к поступку Николая Васильевича. Но нельзя не оценить таких его качеств, как смелость, честность, нетерпимость к угодничеству и лицемерию. Таких людей не так уж много, и они вызывают понятный интерес. Выразив своё юношеское восхищение этим поступком, я попросил у Николая Васильевича что-нибудь на память. В ответ получил приглашение к нему домой «на чашку чая». После дружеского чаепития мне была подарена фотография Николая Васильевича, на обороте которой он написал две понравившиеся ему цитаты из И.В.Сталина. Вот такой был человек! Помню и жену Николая Васильевича, Елену Фёдоровну Разумову, милую и умную женщину, которая читала нам лекции по высшей математике.
Запомнились Борис Николаевич Басаргин, Михаил Иванович Богданов, Александр Фёдорович Фролов, Марк Иосифович Фарберов, Борис Фёдорович Уставщиков, Анна Васильевна Бондаренко, Сергей Иванович Крюков, Виталий Григорьевич Эпштейн, Семён Ильич Альтов и другие. Все они честно работали на ниве образования и науки, могут служить примером нынешним преподавателям.
Начало работы
В 1958 году, получив «красный диплом» инженера-технолога, я был направлен на работу на один из наших ярославских заводов с характерным для того времени загадочным названием - почтовый ящик 226. Директор завода, Валерьян Михайлович Соболев, считал необходимым лично знакомиться с каждым молодым специалистом. Он был грубоват и немногословен: «Иди, Фельдблюм, в десятую лабораторию к Прокофьеву и приступай к работе!». С Ярославом Николаевичем Прокофьевым я был знаком ещё по химическому кружку Дворца пионеров, он был помощником В.М.Власова и иногда проводил занятия вместо него. Я обрадовался такому начальнику. Но огорчало то, что это была лаборатория бутилкаучука, а я ожидал, что буду работать по органическому синтезу.
В лаборатории №10 мне довелось проработать около двух лет и внести хоть и маленький, но всё же вклад в разработку технологии первого отечественного производства бутилкаучука. Мне поручили измерить вязкость «шихты», т.е. суспензии бутилкаучука в растворителе – метилхлориде. Казалось бы, простая работа, ведь известно множество способов измерения вязкости жидкостей. Но не тут то было! Во-первых, это была не чистая жидкость, а суспензия. Во-вторых, температура шихты была очень низкая, минус 100 градусов по Цельсию. И в третьих, нужна была герметичность и особые условия безопасности, поскольку метилхлорид легко испарялся и был вреден для здоровья. Известные приборы не годились. Мне пришлось сконструировать специальный прибор – низкотемпературный ротационный вискозиметр. Прибор изготовили в экспериментально-механическом цехе завода. Для охлаждения прибора применялся жидкий воздух, который производился в энергоцехе завода. Уже на этом примере можно видеть, какими большими возможностями располагал завод для проведения сложных исследований и технологических разработок. Работа была выполнена, по ней был написан подробный научно-технический отчёт, полученные результаты использовались при проектировании производства бутилкаучука.
Тем временем, наш завод приказом министерства преобразовали в Научно-исследовательский институт мономеров для синтетического каучука, сокращённо НИИМСК. Мы, инженеры-исследователи, стали младшими научными сотрудниками. Мою просьбу удовлетворили и перевели меня в лабораторию органического синтеза №1. Заведующим лабораторией был Анатолий Михайлович Кутьин. Вскоре он стал заместителем директора института по научной работе, а лабораторией стал заведовать Михаил Алексеевич Коршунов. Об этих замечательных людях я ещё расскажу. Так началась моя научная работа в НИИМСК, которая продолжалась 35 лет.
В «бермудском пятиугольнике»
Мне поручили разработать технологию нового процесса получения изопрена – из пропилена. Работа была важная, так как изопрен является сырьём для производства синтетического каучука. Одновременно она стала темой моей кандидатской диссертации, для чего я поступил в заочную аспирантуру родного технологического института. И тут вдруг у меня оказалось сразу пять начальников, чьи указания и распоряжения предстояло неукоснительно выполнять. Это были Анатолий Михайлович Кутьин и Михаил Алексеевич Коршунов – мои непосредственные начальники по работе в НИИМСК, Марк Иосифович Фарберов и Сергей Иванович Крюков – мои научные руководители по аспирантуре, а также Иван Яковлевич Тюряев – административный руководитель всей темы по синтезу изопрена из пропилена. Всё бы ничего, но это были люди с совершенно разными, подчас диаметрально противоположными, взглядами на то, как надо организовывать исследования и разработки вообще и как вести мою разработку в частности. Ссориться с кем-нибудь из них было явно не в моих интересах. А они давали мне указания, противоречащие одно другому. Между собой эти солидные и уважаемые люди часто не могли договориться. Профессор М.И.Фарберов отличался крайней амбициозностью, вспыльчивостью и напористостью, возражений не терпел. Ему с переменным успехом пытался противостоять А.М.Кутьин. Спорили так, что крики были слышны далеко за пределами кабинета. Я, как пришибленный, наблюдал эти сцены. М.А.Коршунов поддерживал своего начальника А.М.Кутьина, а доцент С.И.Крюков, естественно, всегда был на стороне своего профессора М.И.Фарберова. Что же касается И.Я.Тюряева, то он обычно советовал мне прислушиваться именно к его мнению. Понятно, что у пяти таких нянек дитя вполне могло остаться без глаза. В общем, так оно и произошло на самом деле. Приходилось на ходу осваивать премудрости дипломатии и проявлять чудеса изворотливости. Выслушивал всех, а делал по-своему! За недостатком опыта приходилось и ошибаться, но другого выхода просто не было. Нет худа без добра – учился выдержке в сложных ситуациях и умению самостоятельно принимать верные решения.
При всём этом, я благодарен М.И.Фарберову за то, что он организовал защиту моей кандидатской диссертации. В Ярославле в те годы ещё не было своего учёного совета по защите диссертаций химического профиля. Марк Иосифович договорился о моей защите в Московском химико-технологическом институте имени Д.И.Менделеева. Предварительная защита проходила на кафедре профессора Николая Николаевича Лебедева, который согласился выступить в качестве моего оппонента. Н.Н.Лебедев был выдающимся учёным – специалистом по основному органическому синтезу, прекрасным педагогом. По его содержательному учебнику студенты и до сих пор изучают химию и технологию основного органического синтеза. Таким оппонентом можно было гордиться. Он, конечно, очень помог мне, защита прошла вполне благополучно. Я стал кандидатом технических наук.
В «бермудском пятиугольнике» родилось первое моё изобретение, соавтором которого стал И.Я.Тюряев. Нам удалось найти новый катализатор димеризации пропилена. Эта реакция является первой из трёх стадий синтеза изопрена из пропилена. Раньше димеризацию пропилена можно было проводить только по способу немецкого химика Карла Циглера при высокой температуре (около 200 градусов по Цельсию) и при высоком давлении (150 –200 атмосфер). Это было дорого и опасно. Благодаря найденному нами катализатору, димеризация пропилена стала низкотемпературной: она протекала с высокой скоростью уже при комнатной температуре и атмосферном давлении! Это было пионерское изобретение. Оно было не только защищено авторским свидетельством СССР, но и запатентовано нами за рубежом – в Англии, Франции, Германии, Италии и т.д. В дальнейшем это, а также последующие изобретения в той же области легли в основу моей докторской диссертации.
Происходило и продвижение по службе – стал сначала руководителем группы, а затем заведующим лабораторией. Нашу лабораторию №1 решено было разделить на три самостоятельные лаборатории. Лабораторию №1 по-прежнему возглавил Михаил Алексеевич Коршунов, лабораторией №2 стал заведовать Владимир Александрович Беляев, а мне досталась лаборатория №3. Это стало для меня приятной неожиданностью. Никак не думал, что директор института В.М.Соболев доверит заведование крупной научно-исследовательской лабораторией 27-летнему молодому специалисту. Я заведовал лабораторией №3 с 1962 года вплоть до ухода из НИИМСК в 1995 году.
Визит Н. С. Хрущёва
В 1963 году НИИМСК посетил Никита Сергеевич Хрущёв. Пояснения давал директор института В.М.Соболев. Мне повезло: я стоял недалеко и сгорал от любопытства. Наш институт и его директор очень понравились Никите Сергеевичу. Вскоре Валерьян Михайлович Соболев отбыл в Москву с крупным повышением – на должность заместителя министра нефтехимической промышленности СССР. По его рекомендации новым директором НИИМСК стал Геннадий Аркадьевич Степанов.
Визит Н.С.Хрущёва стал этапом в развитии нашего института и его опытного завода. Были выделены большие средства. Были построены новые корпуса, созданы новые лаборатории, появились совершенные приборы и оборудование, развивались новейшие методы исследования. Конечно, это способствовало повышению авторитета и влияния НИИМСК. Наш институт стал одним из крупнейших не только в системе Миннефтехимпрома СССР, но и вообще среди химико-технологических научно-исследовательских институтов страны. Институт и его опытный завод превратились в мощный научно-технологический комплекс, способный решать самые сложные задачи по разработке и внедрению новых технологических процессов.
Визиты руководителей партии и государства в то время оказывали большое влияние на судьбы трудовых коллективов. Например, в результате визита в Ярославль (в том числе в НИИМСК) секретаря ЦК КПСС Петра Ниловича Демичева был решён вопрос о значительном повышении заработной платы учёным и специалистам отраслевых научно-исследовательских институтов.
Расцвет НИИМСК
В НИИМСК осуществлялась системная, всесторонняя и надёжная разработка новых наукоёмких технологических процессов, а также обеспечивался компетентный авторский надзор за их промышленной реализацией. Это стало возможным, благодаря уникальному набору технологических и специализированных исследовательских подразделений. Институт имел отдел внедрения разработок, производственно-технический и экономико-аналитический отделы, проектный отдел, отдел охраны труда и техники безопасности, противопожарную службу, отдел материально-технического снабжения, стеклодувную мастерскую, группу инженеров-механиков, слесарей и электриков для обслуживания научно-исследовательских лабораторий, прекрасную научную библиотеку. Последняя выписывала все важнейшие отечественные и зарубежные научные издания, несколько реферативных журналов за многие десятилетия. Найти нужную информацию не было проблемой, хотя в то время ещё не было ни персональных компьютеров, ни интернета.
В институте были технологические и специализированные лаборатории. В технологических лабораториях велась разработка новой технологии, а в специализированных лабораториях решались все проблемы, связанные с надёжностью, качеством и безопасностью разрабатываемого процесса. К числу специализированных относились лаборатория разделения и очистки химических продуктов, лаборатория изучения вопросов коррозии оборудования и разработки мер по её устранению, лаборатория промышленной токсикологии, лаборатория по обезвреживанию промышленных сточных вод и утилизации отходов нового процесса, лаборатория для разработки методов контроля и управления технологическими процессами. Гордостью института были лаборатория прикладной математики и мощный вычислительный центр, которые занимались математическим моделированием технологических схем и расчётом химических реакторов для новых процессов. Важную роль играл аналитический отдел. Он включал несколько лабораторий для химического и инструментального анализа новых веществ и технологических потоков в разрабатываемом новом производстве. В задачу аналитического центра входило обеспечение обоснованных требований к составу исходного сырья и всех полупродуктов нового производства, а также высокого качества конечной продукции. Она должна была соответствовать лучшим отечественным и международным стандартам, и отдел вполне справлялся с этой задачей. «Паспортом» каждой разработки становился технологический регламент на новый процесс или на новый вид продукции. Этот ответственный документ содержал все сведения, необходимые для проектирования нового производства и его надежной последующей реализации в промышленном масштабе. Специалисты института осуществляли авторский надзор и оказывали всю необходимую помощь и при проектировании нового производства, и при его внедрении. Всё это обеспечивало грамотный переход от лабораторного или опытного масштаба к промышленному производству.
Гордостью НИИМСК стал его опытный завод. Он состоял из технологических и вспомогательных цехов. В технологических цехах работали опытные и полузаводские установки по новым процессам. Они проверяли новую технологию перед тем, как рекомендовать её к проектированию и строительству. Кроме того, на таких установках выпускались сотни разнообразных новых химических продуктов. Одни проходили необходимые испытания, после чего внедрялись в промышленность. Другие сразу же использовались предприятиями-заказчиками в изделиях специальной техники. Некоторые опытные установки были гибкими, универсальными. Они могли работать в различных режимах, и их можно было легко переналаживать на выпуск новой опытной продукции. Эта уникальная опытная база постоянно совершенствовалась, благодаря наличию на опытном заводе своей проектной части и мощного экспериментально-механического цеха. Бесперебойную работу института и опытного завода обеспечивали энергоцех, электроцех, цех контрольно-измерительных приборов и автоматизации, автотранспортный цех, склад легковоспламеняющихся жидкостей и сжиженных газов, участок по заполнению и обслуживанию баллонов и др.
Институт стал широко известен в СССР и за рубежом. Для обмена опытом приезжали специалисты со всех концов страны, иностранные делегации. Сотрудничество с НИИМСК стало престижным для академических и отраслевых институтов, высших учебных заведений, промышленных предприятий. Например, наша лаборатория №3 вела исследования и разработки при участии учёных и специалистов МГУ имени М.В.Ломоносова, Института нефтехимического синтеза АН СССР, Института органической химии АН СССР, Института элементоорганических соединений АН СССР, Института новых химических проблем АН СССР, ВНИИСК (Ленинград), ВНИИОЛЕФИН (Баку), Гипрокаучука (Москва), Ярославского завода СК, Казанского завода органического синтеза, Омского завода синтетического спирта, производственных объединений «Нижнекамскнефтехим» и «Пермьнефтеоргсинтез» и др. Среди соавторов наших исследований и разработок – академики Б.А.Долгоплоск, Е.И.Тинякова, Н.С.Зефиров, В.А.Кабанов, С.И.Вольфкович, профессора А.Ф.Платэ, Н.А.Беликова, Б.А.Кренцель, Л.Х.Фрейдлин, К.Н.Семененко, В.И.Сметанюк, А.А.Братков, И.Я.Тюряев, В.Э.Вассерберг, В.М.Фролов, И.И.Письман, К.Л.Маковецкий, М.Е.Вольпин, А.И.Шатенштейн, В.М.Татевский, И.А.Зубович, кандидаты наук Е.А.Мушина, С.Г.Абасова, Г.М.Хвостик, Л.И.Гвинтер, Д.Б.Фурман, С.С.Боровой, А.С.Козьмин, Г.Л.Соловейчик, И.Л.Цейтлина, И.Д.Афанасьев, В.С.Ануфриев, Н.В.Голованов, руководители и специалисты проектных институтов и заводов Б.С.Короткевич, В.А.Андреев, Е.Я.Мандельштам, Т.И.Боголепова, В.В.Работнов, В.М.Шуверов, М.С.Габутдинов, В.П.Кичигин и др.
Давно сложилось и сохраняется до настоящего времени тесное творческое сотрудничество между НИИМСК (ныне ОАО НИИ «Ярсинтез») и Ярославским государственным техническим университетом (ЯГТУ). Начало этому сотрудничеству положила научная деятельность профессора М.И.Фарберова и его учеников, профессоров Б.Ф.Уставщикова, С.И.Крюкова, А.В.Бондаренко, Ю.И.Москвичёва, М.И.Богданова, А.Ф. Фролова, Г.С.Миронова и других. Учёные ЯГТУ работают в НИИМСК, специалисты НИИМСК преподают в ЯГТУ. Ведётся совместная подготовка научных кадров. Большой вклад в развитие этого сотрудничества внесли директор НИИМСК Г.А.Степанов и ректоры ярославских университетов Ю.А.Москвичёв и Г.С.Миронов.
Люди и дела института
В НИИМСК работали замечательные люди, крупные специалисты, подлинные энтузиасты и мастера своего дела. О директоре, Г.А.Степанове, нужен отдельный разговор, и он будет немного позже. Уважаемыми и колоритными фигурами были заместители директора по научной работе Анатолий Михайлович Кутьин и Эммануил Габриэлович Лазарянц. Это были антиподы. А.М.Кутьин – «правдоискатель», методичный и дотошный, любитель полной ясности во всём. Он был сторонником детальных планов и программ, призванных всё предусмотреть, и стремился неукоснительно проводить их в жизнь. Э.Г.Лазарянц – «диалектик», гибкий и изворотливый. Он, подобно Ходже Насреддину, был убеждён, что за время выполнения далеко идущих планов «либо падишах умрёт, либо осёл сдохнет». К вопросу о полной ясности он относился подобно Владимиру Маяковскому: «кто всегда постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп!». Для Лазарянца главным было уменье своевременно улавливать тенденции и корректировать планы. Но, при всей несхожести, оба были умными, способными организаторами, умели добиваться успеха в работе, пользовались большим уважением в институте и за его пределами. Они удачно дополняли друг друга и были хорошими помощниками директору. Многие годы А.М.Кутьин был моим непосредственным начальником. Я благодарен ему за доброжелательность, чуткость, справедливость, честность в отношении к людям. Для него главным был успех дела. Ему не были присущи гонор и немотивированное упрямство некоторых начальствующих самодуров. Преданность делу стала его трагедией. Анатолий Михайлович умер во время командировки, в номере московской гостиницы. Его больное сердце не выдержало стресса после того, как в отделе химии Госплана СССР раскритиковали его доклад и отклонили предложение о создании в стране нового производства, разработке которого он посвятил много сил и энергии. Пока жив, буду помнить этого прекрасного человека и его главное качество – верность своему делу.
Близким другом А.М.Кутьина был кандидат химических наук Михаил Алексеевич Коршунов. Он многие годы руководил научно-исследовательской лабораторией №1. Блестящий химик-органик, выходец из всемирно известной научной школы академика И.Л.Кнунянца, человек большой души, неизменно доброжелательный, с великолепным чувством юмора, он был любимцем многих. Его отличали организаторские способности, умение выявлять лучшие качества подчинённых, создавать им условия для успешной работы. Под руководством М.А.Коршунова были проведены интересные и плодотворные исследования по синтезу разнообразных органических веществ для применения во многих областях техники. Михаил Алексеевич создал научную школу и уникальную экспериментальную базу, в том числе, на опытном заводе. Многие разработки, выполненные под руководством М.А.Коршунова, были внедрены в промышленность.
Лабораторией №2 много лет заведовал кандидат химических наук Владимир Александрович Беляев. Некоторые химические продукты, впервые синтезированные под его руководством, до сих пор производятся на опытном заводе ОАО НИИ «Ярсинтез», востребованы промышленными предприятиями. Этому человеку я лично очень обязан. В самом начале работы в лаборатории №1 мне пришлось проводить синтезы с применением пожароопасного металла – натрия. Во время одного из опытов произошёл небольшой взрыв, рабочее место загорелось, мне в лицо попал горячий раствор щёлочи. Находившийся в комнате напротив Владимир Александрович помог потушить горящее рабочее место и оказал первую медицинскую помощь. Много сил отдал В.А.Беляев разработке новых способов производства изопрена. В то время их не удалось реализовать в промышленности, но актуальность этих разработок сохраняется и в настоящее время. После тяжёлой болезни и безвременной кончины В.А.Беляева лабораторию №2 возглавил талантливый специалист и хороший организатор, мой ученик, кандидат технических наук Анатолий Александрович Суровцев.
Память сохранила многолетнюю совместную работу с интересными людьми. Заведующий лабораторией технико-экономических исследований Юрий Иванович Сёмин давал путёвку в жизнь нашим разработкам, анализируя их экономическую эффективность. Заведующий лабораторией патентных исследований Анатолий Макарович Максименко помогал нам составлять заявки на авторские свидетельства и отстаивать наши авторские права. Заведующая лабораторией химического анализа Нина Михайловна Логинова открывала нам глаза на состав наших продуктов. Заведующий лабораторией электрохимических методов исследования, доктор химических наук Яков Иосифович Турьян добывал нам необходимые знания в тех ситуациях, когда обычные химические методы оказывались непригодными или бессильными. Наши исследования и разработки были бы совершенно невозможны без применения хроматографических методов анализа, которые разрабатывал крупнейший специалист по хроматографии, умный и обаятельный Алексей Геннадьевич Панков. Некоторых из этих людей уже нет в живых, но они со мной.
Известный учёный в области полимерных материалов, доктор технических наук, профессор Владимир Львович Цайлингольд долгие годы руководил лабораторией №26. Он был крупнейшим специалистом по новым материалам для изделий специальной техники. У нас были совместные разработки, изобретения. Соавторы этих изобретений - академик Владимир Александрович Кабанов и доктор химических наук Владимир Иванович Сметанюк. Этих людей уже нет в живых, но они оставили людям богатейшее научное наследство. В настоящее время лабораторию №26 успешно возглавляет ученик и ближайший сотрудник В.Л. Цайлингольда, кандидат технических наук Ювеналий Валентинович Лебедев.
Важный вклад в развитие отечественной промышленности синтетического каучука внесли исследования и разработки лабораторий №10, 21 и опытного цеха №1. Усилиями этих коллективов был разработан и внедрён в промышленность первый отечественный процесс производства бутилкаучука. Большая заслуга в этом принадлежит заведующему лабораторией №10 Ярославу Николаевичу Прокофьеву. Заведующий лабораторией №21, кандидат технических наук Донат Николаевич Чаплиц разработал эффективный катализатор и процесс получения изобутилена высокой чистоты, являющегося сырьём для бутилкаучука.
Институт по праву славился своими учёными и специалистами по новым катализаторам и каталитическим процессам. Безвременно ушедший из жизни Анатолий Львович Цайлингольд (брат Владимира Львовича Цайлингольда), кандидат технических наук, заведующий лабораторией №6, создал новый катализатор и процесс окислительного дегидрирования бутиленов в бутадиен. Процесс был осуществлён на действующем производстве в Нижнекамске и позволил резко повысить производительность труда. За эту важную разработку Анатолий Львович был награждён орденом. В настоящее время всё это направление возглавляет доктор технических наук, профессор Георгий Романович Котельников, заслуги которого перед промышленностью неоднократно отмечены правительственными наградами. Он внёс большой вклад в разработку новых и усовершенствование существующих производств важнейших мономеров для синтетического каучука: бутадиена, изопрена, изобутилена, стирола. Интересные новые катализаторы созданы кандидатом технических наук, заведующим лабораторией №20 Даниилом Александровичем Большаковым. Соавтором некоторых его изобретений является и автор настоящей книги.
В нашей лаборатории №3 все молодые специалисты стали высококвалифицированными исследователями и технологами. Среди них - кандидаты наук Тамара Ивановна Баранова, Нонна Вениаминовна Петрушанская, Анатолий Александрович Суровцев, Борис Аркадьевич Григорович, Юрий Геннадьевич Осокин, Алевтина Ивановна Курапова, Алевтина Ивановна Яблонская, Александр Васильевич Рябухин, Владимир Михайлович Пасхин, Сергей Львович Кутенёв, Сергей Юрьевич Розов, Татьяна Викторовна Коновалова, Ирина Михайловна Смирнова, Олег Павлович Карпов, Нина Владимировна Гатова, Михаил Яковлевич Гринберг. С теплотой вспоминаю моих первых лаборанток Лидию Дмитриевну Кононову и Галину Павловну Комиссарову, а также других сотрудников третьей лаборатории. Мы выполнили много интересных и важных разработок, часть из которых внедрена в производство или осуществлена в полузаводском масштабе. Не стану их перечислять. Они описаны в книгах, изобретениях, научных статьях. Многие наши разработки были закрытыми и использовались предприятиями-заказчиками, которые нас финансировали.
Наш директор
Г.А.Степанов, как и положено директору, был строг и требователен. Он не терпел разгильдяйства, безответственности и беспомощности в работе. При этом ему не были присущи мелочная придирчивость, высокомерие и заносчивость – эти частые атрибуты многих начальников. Он был умён, более того, умудрён жизненным опытом, прошёл суровую школу войны. Ему были свойственны наблюдательность, непредвзятость мышления и тонкое чувство юмора. К этому надо добавить его сердечность, душевность, даже лиричность и сентиментальность в хорошем смысле этого слова. Он писал неплохие стихи. До сих пор храню подаренную им книжечку. Словом, это был человек незаурядный. Ощущение его незаурядности вызывало уважение и подогревало интерес к этой личности. Между нами сложились хорошие отношения. Более того, со временем я стал ощущать товарищескую теплоту с его стороны, и это сыграло большую роль в моей судьбе.
У нашей лаборатории была широкая и актуальная тематика. Приходилось часто выезжать в командировки на промышленные предприятия, в академические и отраслевые институты, вузы, проектные организации. Были и поездки в Москву в высокие инстанции с отчётами и докладами о состоянии работ. В наиболее ответственные командировки обычно выезжали втроём: Г.А.Степанов, А.М.Кутьин и я. Поводов для общения, часто и в неофициальной обстановке, было достаточно. Это позволило нам с Геннадием Аркадьевичем лучше узнать друг друга. Особенно частыми были поездки в министерство. Нашей лабораторией был разработан проект создания в стране комплексного крупнотоннажного производства основных мономеров для синтетического каучука, бутадиена и изопрена, практически из любого нефтяного сырья, по гибкой технологии. Такое производство позволило бы расширить сырьевую базу, увеличить выпуск продукции и снизить её себестоимость. Более того, гибкая технологическая схема допускала возможность переналадки на использование различных видов сырья и выпуск различной продукции, в зависимости от конкретных экономических условий. Понятно, что такая разработка не могла не заинтересовать нашего министра Виктора Степановича Фёдорова. В указанном составе наша троица не раз выезжала к министру и его заместителю В.М.Соболеву, в Гипрокаучук, на Нижнекамский нефтехимический комбинат, где намечалось создать такое производство. Запомнились остановки директорской автомашины на московской автотрассе для краткого отдыха. Заезжали на лесную поляну, расстилали клеёнку, доставали закуску, бутылку (из песни слова не выкинешь!) и вели задушевные разговоры.
Во второй половине 70-х состоялось наше сотрудничество с американцами, правда кратковременное. Наш институт посетила американская делегация из исследовательского центра фирмы «Филлипс Петролеум Ко.» в Бартлсвилле (штат Оклахома), во главе с вице-президентом фирмы. Особенно заинтересовала американцев наша низкотемпературная димеризация этилена, так как у них не было необходимых для этого катализаторов. Большой интерес был проявлен и к нашему проекту комплексного крупнотоннажного производства основных мономеров для СК. Мы показали в работе нашу полузаводскую установку димеризации, американцы рассказали о своих интересах. В итоге обсуждения договорились разработать совместный проект и построить совместное советско-американское производство. Было получено согласие Нижнекамского нефтехимического комбината на внедрение этой разработки. Началась совместная работа. Через год состоялся ответный визит в США. Советскую делегацию возглавил наш директор Г.А.Степанов. Вопрос о моём участии в этой поездке рассматривался на высоком уровне. Дело в том, что я получил от американской стороны персональное приглашение, в котором меня назвали «отцом советской димеризации». Столь настойчивое желание американцев видеть меня в США смутило В.М.Соболева. К этому времени я уже вёл исследования по закрытой тематике и считался «не выездным». В конце концов, меня не включили в состав делегации по причине «возможных провокаций». Конечно, жалко было. Очень хотелось побывать в Америке. Но делать было нечего, начальству виднее. После возвращения Геннадий Аркадьевич подробно рассказал о поездке, передал мне в подарок от фирмы «Филлипс» набор красивых авторучек, которыми пишу до сих пор. Что же касается планов совместных работ, то, к сожалению, этому интересному проекту не суждено было осуществиться по причинам, от нас не зависящим. В 1977 году к власти в США пришёл новый президент Джимми Картер, и вскоре нам дали понять, что отношение американской стороны к нашему сотрудничеству изменилось.
Планы создания комплексного крупнотоннажного производства основных мономеров для СК ещё довольно долго обсуждались и в министерстве, и в отделе химии ЦК КПСС, и в Госплане СССР. Это был грандиозный по замыслу, очень престижный и экономически выгодный проект. Но он требовал больших капиталовложений. Таких средств у самого «Нижнекамскнефтехима» не было, нужны были крупные ассигнования из бюджета. Запомнились совещания у заместителя председателя Госплана СССР А.И.Лукашова. Могучая фигура Анатолия Ивановича, его симпатичное лицо, его неспешная манера говорить и тонкое чувство юмора производили большое впечатление. Иногда его юмор не только вызывал улыбку, но и приводил в трепет. Как-то во время своего выступления я несколько смутился и замолчал, услышав нелестную реплику с места. Анатолий Иванович подбодрил меня словами: «Говори, говори, Фельдблюм, я ведь тебя ещё не посадил!».
На совещания к заместителю министра В.М.Соболеву я всегда приезжал со смешанным чувством интереса к делу и тревожного ожидания неприятного сюрприза. Валерьян Михайлович был талантливым инженером и организатором производства, крупным знатоком промышленности синтетического каучука, ответственным руководителем многих важных проблем по созданию и освоению новой техники. Для него был типичен авторитарный стиль руководства. Человек он был резкий, не всегда сдержанный в своих высказываниях и характеристиках. Помню, как в его бытность директором НИИМСК на моих глазах обливалась слезами одна заведующая лабораторией, женщина амбициозная, авторитетная, с большим стажем работы в институте. А дело было в следующем. Валерьян Михайлович был трудоголиком, имел обыкновение до поздней ночи задерживаться на работе и частенько требовал этого и от подчинённых. Почтенная женщина, не выдержав долгого ожидания вызова к начальству, собралась уходить. На выходе из здания института она увидела В.М.Соболева, который садился в машину после столь долгого рабочего дня. А ведь он просил её задержаться! И собирался уехать, не предупредив и не извинившись!! Возмущённая женщина робко сказала, что нет такого закона – надолго задерживаться после работы. На это Валерьян Михайлович отрезал: «Дурам закон не писан!». Это было, конечно, явное хамство.
Став заместителем министра, Валерьян Михайлович не только не «смягчился», но стал ещё более резким. На одном из совещаний в его огромном министерском кабинете, заполненном элитой из химиков, технологов и руководителей предприятий, мне пришлось в чём-то возразить его высокопоставленному хозяину. В.М.Соболев вспыхнул и разразился гневной тирадой: «Граждане, хочу, чтобы вы все знали: Фельдблюм – это книжный червь, который ничего не смыслит в технологии!». Я замолчал, а присутствующие начали недоумённо переглядываться. Но я был выдвиженцем В.М.Соболева, хорошо знал и уважал его за несомненные достоинства при известных недостатках. Понимал, что обижаться глупо. И действительно, не прошло и десяти минут, как Валерьян Михайлович во время выступления очередного докладчика повернулся в мою сторону: «А ты, Фельдблюм, чего отмалчиваешься? Твоё мнение?». И я уже спокойно и откровенно говорил всё, что считал нужным. К моему мнению Валерьян Михайлович прислушивался.
Наши отношения с Г.А.Степановым ещё более окрепли после того, как нашей лаборатории было доверено вести исследования и технологические разработки по закрытой тематике. Мы начали синтезировать новые химические материалы, разрабатывать технологию их производства, получать их укрупнённые образцы и опытные партии для испытаний и использования на предприятиях-заказчиках, финансировавших эту тематику. Эти работы велись в тесном творческом сотрудничестве с учёными МГУ имени М.В.Ломоносова, особенно с академиком Николаем Серафимовичем Зефировым. Так мы, некогда школьные товарищи, вместе занимавшиеся в химическом кружке Ярославского Дворца пионеров, через два десятилетия снова соединились для совместного выполнения очень серьёзных и ответственных разработок.
Геннадий Аркадьевич предоставил мне право самостоятельно докладывать о состоянии дел и участвовать в выработке решений по специальной тематике, в том числе на высоком уровне. Я получил возможность общения с очень интересными людьми и, конечно многому научился. В рамках этой книжки всего не расскажешь, а кое о чём и сейчас лучше не распространяться. Очень приятным и полезным для меня оказалось общение с начальником отдела химии Государственного Комитета СССР по науке и технике (ГКНТ СССР), профессором Игорем Вадимовичем Калечицем. С ним у нашей лаборатории сложилось плодотворное творческое сотрудничество. Профессор И.В.Калечиц был известным специалистом в области гомогенного катализа. От него мы узнавали много новостей в этой сфере ещё до того, как они попадали в научные журналы. В свою очередь, мы регулярно докладывали И.Г.Калечицу о наших результатах. Это способствовало расширению наших научных контактов, в том числе, с зарубежными учёными. Благодаря Игорю Вадимовичу, я получил возможность встретиться с блестящим химиком, специалистом по металлоорганическим соединениям, профессором Вилке, а также с его сотрудником, доктором Богдановичем. Профессор Вилке был учеником Карла Циглера и директором химического института имени Макса Планка в Германии. В этом институте был накоплен большой опыт работы с веществами, чувствительными к малейшим следам кислорода и способным самовоспламеняться на воздухе. У нас такого богатого опыта не было. Благодаря общению с этими выдающимися учёными и при их помощи мы смогли за короткий срок создать у себя всю необходимую экспериментальную базу. В дальнейшем мы сумели впервые синтезировать некоторые этиленовые и пропиленовые комплексы никеля и исследовать их в качестве катализаторов димеризации непредельных углеводородов. Эти наши исследования были опубликованы в «Докладах Академии Наук СССР» и «Журнале органической химии». О наших разработках по новым эффективным катализаторам димеризации И.В.Калечиц проинформировал французских химиков Шовэна и Лефевра из Французского Института нефти, которые независимо от нас работали в той же области. Французские учёные в своих статьях начали ссылаться на нас и признавать наш приоритет. По просьбе И.В.Калечица я подготовил и опубликовал несколько статей и обзоров о достижениях в области гомогенного катализа. Они были опубликованы в научных сборниках, вышедших под редакцией Игоря Вадимовича.
Наши товарищеские отношения с Геннадием Аркадьевичем крепли год от года. Наши задушевные беседы длились часами. Они касались уже не только дел по работе. Говорили о положении в науке, в производстве, в стране, в мире. Говорили о взаимоотношениях между людьми, о порядочности и подлости, о честности и лжи, просто о повседневной жизни. Касались и «запретных» тем. Однажды Геннадий Аркадьевич произнёс фразу, которая запала мне в сознание, видимо потому, что в глубине души я и сам думал об этом, но ещё не находил ответа. С убийственной иронией он сказал: «Послушай, Владислав, не всё ли равно – коммунизм или капитализм? Лишь бы люди жили по-человечески!». Тогда меня поразила его откровенность, открытость передо мной, доверие ко мне. Теперь, через много лет, я часто вспоминаю эти слова. Они оказались на удивление созвучны стратегическому тезису Ден Сяо Пина о социализме с китайской спецификой: «Не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей!».
Расширение научных интересов
Мне пришлось быть научным руководителем широкой тематики. В разработке нового технологического процесса участвовали специалисты различного профиля: химики, технологи, механики, конструкторы, строители, экономисты, математики, экологи, токсикологи, патентоведы, специалисты по контролю и автоматизации технологических процессов, специалисты по охране труда и технике безопасности, специалисты по защите промышленного оборудования от коррозии и т.д. В задачу руководителя темы входила координация их работы для достижения общей цели – разработки технологического регламента на новый процесс. Этот ответственный документ должен был содержать все необходимые сведения для грамотного проектирования, строительства и надёжного внедрения в промышленность. Чтобы выполнять свою задачу, научный руководитель должен быть широко образованным, ответственным и целеустремлённым человеком. Конечно, всё знать невозможно. Но должен быть минимум разносторонней подготовки, умение быстро вникать в суть новых сложных вопросов. Руководитель разработки нового процесса может, конечно, собрать на совещание всех необходимых специалистов и сказать: «Ну, давайте ребята, работайте!». Но в этом случае можно гарантировать результат, известный из басни Ивана Андреевича Крылова о лебеде, раке и щуке, которые тщетно пытались тянуть общий воз!
Слаженная работа начинается только там, где руководитель разработки умеет понимать специалистов, говорить с ними на профессиональном языке, обсуждать с ними специальные вопросы, принимать верные решения. Выдающимися руководителями крупнейших научно-технических разработок были наши прославленные соотечественники Игорь Васильевич Курчатов и Сергей Павлович Королёв. Разумеется, мы в НИИМСК не занимались проблемами столь гигантского масштаба и общегосударственного значения. Но и те разработки, которые были нам поручены, имели немалое научное и практическое значение. И мы, научные руководители этих разработок, работали по тем же принципам и теми же методами, несли свою долю ответственности за своевременное и качественное выполнение работ. Приходилось постоянно работать над собой, расширять свои познания в разных областях, учиться сложному искусству руководства научными коллективами.
От многих других научных руководителей меня отличала одна особенность – обострённый интерес к гуманитарным наукам. Это имело свои причины, уходящие корнями в детские и юношеские годы. Видимо, сказалось то, что мои родители были старыми коммунистами и часто говорили при мне на общественно-политические темы. Как и они, я со студенческой скамьи свято верил в истинность марксистско-ленинский идей, в непререкаемость политики нашей коммунистической партии. Я слышал от матери, что мой дядя Семён Захарович Майман был репрессирован, несколько лет провёл в лагере. Но он жил в Баку, общения с ним и его семьёй у нас почти не было, и я не принял всё это близко к сердцу. Гораздо больше я переживал, когда мать рассказывала о гибели моих дальних родственников в Киеве во время оккупации. Немцы расстреляли их в Бабьем Яру. Я их никогда даже не видел. Но мать плакала, и я плакал вместе с ней. Я ненавидел фашистов, они были врагами нашей страны и нашего народа, врагами коммунистической партии. Партия возглавила борьбу за их уничтожение и довела войну до победного конца. Руководителем партии и всего советского народа был Иосиф Виссарионович Сталин. Я очень уважал его и, как и многие, искренне переживал его смерть. Мою веру в него не поколебало даже дело еврейских врачей, тем более что скоро его прекратили. Решения двадцатого съезда, разоблачение «культа личности» встретил с непониманием и недоверием, долго не мог смириться с этим.
И на студенческой скамье, и затем в заочной аспирантуре я с неподдельным интересом изучал историю коммунистической партии, марксистско-ленинскую философию, основы научного коммунизма. Прошу поверить – изучал с искренним интересом, а не просто для того, чтобы сдать зачёты и экзамены. Работая в НИИМСК, охотно посещал кружки и факультативные занятия. Этот же интерес, а не жажда карьеры, привёл меня в партию. Я стал коммунистом в декабре 1963 года. Рекомендации дали А. М. Кутьин, М.А.Коршунов и комитет ВЛКСМ. Многие годы добросовестно выполнял партийные поручения. Был пропагандистом в сети политического просвещения, избирался секретарём первичной партийной организации, бывал и членом парткома НИИМСК. Забегая вперёд, скажу, что в 1985 году я горячо приветствовал перестройку, свободу слова, гласность, активизацию общественной жизни в стране. В то же время, я, единственный в институте, выступил категорически против начинавшейся «радикальной экономической реформы». Тогда я уже отчётливо сознавал, что она не сулит стране ничего хорошего. Я выступал за реформирование партии, за осознание коммунистами всей пагубности безграмотного и безответственного разрушения единого экономического организма страны, за его планомерное и поэтапной совершенствование. В ноябре 1990 года партийная организация НИИМСК, насчитывавшая около 300 коммунистов, единогласно рекомендовала избрать меня делегатом на ХХХI Ярославскую городскую партийную конференцию. Я был избран делегатом от Ленинской районной партийной организации. На конференции меня избрали членом Ярославского горкома КПСС и ввели в состав идеологической комиссии горкома. Я и там отстаивал свою позицию. Но было уже поздно. Этот горком стал последним в истории Ярославля. Я оставался в партии вплоть до её запрета. И сейчас бережно храню свой партийный билет как память, как драгоценную реликвию.
Но это было позднее. А тогда, за двадцать лет до этих событий, мои научные интересы стремительно расширялись. Из области химии и химической технологии они стали распространяться сначала на те научные сферы, с которыми пришлось сталкиваться в ходе общения с коллегами по нашему творческому коллективу, а затем и ещё дальше - в область гуманитарных наук. Катализаторами этой «творческой экспансии» послужили динамика всей нашей жизни, события в стране, встречи и сотрудничество с интересными людьми.
Первые сомнения: вопросы без ответов
В студенческие годы мой интерес к обществоведению проявлялся в том, что я часто задавал преподавателям «неудобные» вопросы. Задавал вполне искренне, хотел разобраться. Но преподаватели почему-то считали мои вопросы «неуместными», «излишними» или даже «провокационными». Но вот я в НИИМСК, работаю заведующим лабораторией и выполняю партийное поручение - руковожу кружком в сети партийной учёбы. И вот теперь мне стали задавать те же самые вопросы мои слушатели! Это были умные, образованные, любознательные люди. Мне было стыдно отмахиваться от их вопросов подобно тому, как отмахивались от моего любопытства институтские преподаватели. Вопросы были серьёзные. Почему в нашей стране нещадно громили генетику и кибернетику в то время, когда за рубежом эти науки успешно развивались и давали важные для практики результаты? Чем не понравилась высокому начальству химическая теория резонанса? Как могло случиться, что первое лицо в государстве присвоило себе право последнего слова в такой сугубо специальной научной области, как языкознание? По какому праву академик Лысенко многие годы терроризировал биологию? Не наносило ли всё это вред нашей науке, не тормозило ли её развитие? На словах были за всемерное развитие науки, а на деле часто действовали прямо противоположным образом.
Естествознание, несмотря на административные наскоки, всё же развивалось. Что же касается общественных наук, то здесь царил застой. В физике или химии всё же допускались различные толкования, различные научные теории. В обществоведении любое отклонение от официальной точки зрения немедленно пресекалось. Любое учение, претендующее на научность, не может десятилетиями жить и развиваться без новых взглядов, идей, теорий. В противном случае это не наука, а что-то другое: набор догматов, некое подобие слепой веры, разновидность религии. Становилось совершенно очевидным, что идеологический застой всё глубже входит в противоречие с объективной необходимостью научного и технического обновления. Такое положение представлялось мне ненормальным, опасным для будущего нашей науки и техники, а в конечном итоге - для страны. Это осознание побуждало меня расширять свой образовательный уровень и жизненный кругозор, чтобы находить верные ответы.
Важнейшая функция любой науки – получение достоверных знаний о действительности. В своё время Карл Маркс достоверно и глубоко изучил капитализм той эпохи, в которой жил он сам. Прошло сто лет, и капитализм изменился. Почему же он не погиб, как предсказывал Маркс? Мировой экономический кризис («Великая депрессия») 1929-1933 гг. привёл к резкому падению производства и невиданному всплеску безработицы. В 1932 году в США было 17 миллионов безработных. Но и это не привело капитализм к гибели. «Новый курс» президента Франклина Рузвельта в 1933-1938 гг. сумел выявить внутренние резервы капитализма и преодолеть кризис. Капитализм проявил не предвиденную Марксом высокую жизнеспособность. Он обнаружил способность к исторически своевременной модернизации в государственный капитализм. «Новый курс» эффективно сочетал меры по усилению государственного регулирования экономики с социальными реформами в пользу трудящихся, при сохранении частной собственности, предпринимательской деятельности и традиционно присущей американцам деловитости, творческой инициативы. Экономическая теория Маркса, вполне адекватно описывавшая ранний капитализм, оказалась непригодной для столь же достоверного описания современного капитализма. Это был принципиальный вопрос, который ещё предстояло серьёзно осмыслить.
Ещё пример. В результате поражения гитлеровской Германии в войне 1941-1945 гг. страна была почти полностью разрушена. Тем не менее, в той части Германии, которая осталась под западным контролем, капитализм не рухнул. С помощью плана Маршалла ФРГ сумела восстановить свою экономику, сохранив капиталистический строй. Страна стала высокоразвитым капиталистическим государством, которое к 1976 году заняло третье место в капиталистическом мире. Здесь был обеспечен высокий уровень жизни большинства населения. Означает ли это, что история снова пошла не по Марксу? Проявились и другие зигзаги истории, которые не вписывались в марксистскую теорию неизбежной и скорой гибели мирового капитализма и, следовательно, не соответствовали её имиджу непререкаемой, безошибочной науки.
Пожалуй, особенно много вопросов, требовавших переосмысления, появилось при сравнительном анализе темпов экономического развития СССР и США. С одной стороны, налицо грандиозные успехи Советского Союза в экономическом развитии. За период с 1917 по 1977 годы национальный доход страны увеличился в 100 раз, промышленное производство выросло в 225 раз, продукция сельского хозяйства увеличилась в 4,6 раза, грузооборот всех видов транспорта – в 66 раз. К 1977 году СССР обогнал США и вышел на первое место в мире по добыче нефти, угля, железной руды, по выплавке чугуна и стали, по выжигу кокса, по производству минеральных удобрений, по выпуску тракторов, тепловозов, электровозов, пиломатериалов, цемента, шерстяных тканей, кожаной обуви, сахарного песка, животного масла и т.д. С другой стороны, по многим важным экономическим показателям СССР продолжал отставать от США. Это относилось в целом к ВНП и, в частности, к производству электроэнергии, автомобилей, многих видов продукции машиностроения, к производству ряда сельхозпродуктов (например, мяса), к выпуску высокотехнологичных машин и оборудования, станков, приборов, бытовой техники, приборов для научных исследований, многих продуктов питания, одежды и обуви. Ассортимент и качество большинства американских товаров были значительно выше, чем у нас.
Конечно, огромный урон нашему народному хозяйству нанесла Великая Отечественная война. Победа досталась нашей стране дорогой ценой. Страна потеряла свыше 20 миллионов человек. Материальный ущерб составил 2600 миллиардов рублей. Были разрушены сотни городов, десятки тысяч сёл, около 30 тысяч промышленных предприятий. Победа была великим подвигом советского народа, руководимого партией коммунистов. И этот подвиг является объективным историческим свидетельством созидательных возможностей прежней советской системы. После войны страна сумела в короткий срок не только восстановить разрушенное народное хозяйство, но и продвинуться вперёд. Выход в космическое пространство, сохранение военно-стратегического паритета с США, второе место в мире по экономическому развитию – всё это доказывает, что, вопреки легковесным и недобросовестным суждениям, советская страна достигла больших успехов.
Советский Союз слишком долго был вынужден ставить во главу угла производство средств производства, затрачивать огромные средства на создание вооружений и военной техники, на то главное, что обеспечивало выживаемость и обороноспособность страны в экстремальные периоды её истории. Советские люди это понимали и с этим мирились. Но, спустя десятилетия, такая политика становилась всё менее понятной. «Холодная война» высасывала слишком много средств в ущерб повседневной жизни людей. С одной стороны, мы гордились нашими достижениями в освоении космоса, а с другой – недоумевали по поводу множества жизненных неурядиц. Почему и через много лет после войны в нашу повседневную жизнь всё больше входили нехватка жизненно важных товаров, дефициты, очереди?
Слабым местом советской системы всё больше становилась и проблема научно-технического прогресса. На съездах партии и пленумах ЦК регулярно ставились задачи «догнать и перегнать» США по производству продукции на душу населения, всемерно развивать науку и технику, превратить отечественную науку в непосредственную производительную силу общества. Между тем, в США только за десять лет с 1955 г. по 1965 г. вдвое увеличился научно-технический персонал. В 1964 году США затратили средств на научные исследования и технологические разработки в расчёте на душу населения в 10 раз больше Англии, в 20 раз больше Германии и Франции, в 30 раз больше Японии, в 50 раз больше Канады и в 70 раз больше Италии. В 1964 году ассигнования на научные исследования и разработки составляли 3,4% от ВНП, а в 1986 году сохранились на уровне около 3%. И это при том, что ВНП за эти два десятилетия возрос примерно в 6 раз! В расчёте на душу населения ассигнования на науку выросли от 100 долларов в 1964 году до 500 долларов в 1986 году. К середине 80-х общие затраты на развитие науки и техники в США превысили 100 миллиардов долларов. Решающий вклад в развитие американской науки и техники внесло государство. На федеральном уровне все эти годы разрабатывалась и осуществлялась общенациональная научно-техническая политика. Роль частного капитала была, конечно, велика, но не настолько, как это иногда пытаются представить.
Благодаря этой целенаправленной научно-технической политике, наука в США на деле превратилась в непосредственную производительную силу. Она стала одним из важнейших приоритетов государственно-монополистического капитализма. Закономерно возникал принципиально важный вопрос, каким образом главная страна «загнивающего и умирающего капитализма» давно решила ту задачу, которую КПСС десятилетиями ставила, но так и не смогла решить.
«Белая ворона» среди наук
Ещё каких-нибудь 150-200 лет назад, что совсем недавно в историческом масштабе, науки жили разобщённо. Их взаимодействие было слабым, и они развивались почти изолированно друг от друга. Как отмечал Фридрих Энгельс, применение математики в механике твёрдых тел было «абсолютное», в механике газов «приблизительное», в механике жидкостей «уже труднее», в физике «больше в виде попыток», в химии «простейшие уравнения первой степени», в биологии «равно нулю» (К.Маркс, Ф.Энгельс, Соч., 2-е изд., том 20, стр. 587). В наше время положение совсем другое. Например, физика и химия уже настолько переплелись, что в качестве самостоятельных наук появились и физическая химия, и химическая физика. Эти же науки активно вторглись в биологию: возникли биофизика и биохимия. Взаимодействие физики и астрономии породило астрофизику. Таких «составных» наук теперь много.
Другая важная черта современных наук – усиление их взаимодействия с математикой. Сегодня невозможно представить себе физику без математики: возникла и успешно развивается математическая физика. Математические методы широко применяются во многих естественных и технических науках. Даже некоторые общественные науки сегодня уже сотрудничают с математикой: существуют и математическая психология, и математическая социология. Методы математического моделирования применяются при изучении социального поведения в малых и больших группах.
Довольно давно оформилась в самостоятельную науку и математическая экономика. Вклад в её возникновение и развитие внесли, прежде всего, зарубежные учёные: А.Курно, Г.Госсен, Л.Вальрас, У.Джевонс, Ф.Эджуорт, В.Парето, Ф.Хайек, Р.Харрод, Дж. фон Нейман, Я. Тинберген, П.Самуэльсон, Дж. М. Кейнс, К.Эрроу, Д.Хикс, Р.Солоу, Т.Купманс, А.Филлипс, Дж. Форрестер, М.Фридман и др. Исследования по математической экономике велись и в дореволюционной России, и в СССР. Энтузиастами этой науки были В.К.Дмитриев, В.В.Леонтьев, Г.А.Фельдман, Л.В.Канторович, Н.Д.Кондратьев, В.С.Немчинов, В.В.Новожилов, С.С.Шаталин, Н.Я.Петраков, А.А.Петров и др. Хотелось бы особо отметить весомый вклад отечественных учёных под руководством А.А.Петрова в системный анализ развивающейся рыночной экономики. Был создан Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ). Большую работу проводили главный вычислительный центр Госплана СССР и вычислительные центры Госпланов союзных республик. Довольно широкое развитие получили работы по межотраслевому балансу, по математическому моделированию отраслей производства, территориальных систем, планирования и управления предприятиями.
Таким образом, двадцатый век ознаменовался активным взаимодействием и взаимопроникновением различных наук, и это привело к крупным открытиям и техническим достижениям. На этом фоне политическая экономия оставалась «белой вороной». Ещё Ф.Энгельс в «Диалектике природы» с сожалением отметил отрыв политической экономии от естествознания. Как ни удивительно, эта тенденция оказалась живучей и в наше время. В чём причина?
Конечно, человеческое общество – очень сложная система для изучения. Но разве мало других систем, которые когда-то казались невероятно сложными, а к настоящему времени детально изучены? Главную причину хронического отставания политической экономии от естествознания следует искать в другом. Непременным условием развития любой науки является её объективность, беспристрастность. Становление «беспристрастной» политической экономии в классовом обществе – трудно выполнимая задача. Слишком связана эта наука с интересами огромного числа людей, слишком большое влияние оказывает она на политику. В условиях классовой борьбы общественные науки и их творцы почти наверняка становятся продажными. Это, конечно, не означает непорядочности и нечестности учёных-гуманитариев. Напротив, подавляющее большинство из них действуют вполне добросовестно. Они искренне убеждены в достоверности и полезности своих результатов. Но от этого суть дела не меняется: существует неумолимая логика выживания в любом классовом обществе, и она касается почти всех. Для добывания научной истины на столь сложном и небезопасном пути, требуются особые личные качества и исключительное стечение обстоятельств.
Беспристрастный анализ всей истории наук неизбежно приводит к выводу, что общественные науки и естествознание не являются обособленными. Объективно всё идёт к тому, что рано или поздно они сольются в единое учение о человеке и обществе в неразрывном единении с природой. Взаимодействие наук, интеграция научного знания – важные общие тенденции развития. Это в полной мере относится и к политической экономии. Её развитие невозможно без опоры на методологию и достижения гуманитарных наук, естествознания, математики. При этом математика является «мостиком», который объединяет гуманитарное и естественнонаучное мышление. С усложнением предмета исследования роль математики не уменьшается, а, наоборот, возрастает. Не следует думать, что речь здесь идёт сразу о точных количественных расчётах. На первых порах важно и то, что математика привносит научную строгость в изучение качественных особенностей. Она помогает учитывать все факторы, влияющие на поведение сложной системы, показывает характер их взаимодействия между собой. Тем самым математика открывает возможность глубже понимать явления. Она позволяет принимать правильные, научно обоснованные решения там, где до этого решали путём гадания на кофейной гуще. Математика помогает наладить конструктивный диалог между учёными разных специальностей. Хорошо сказал об этом академик Н.Н.Моисеев. По его мнению, важно объединять «формальные методы мышления, свойственные математике, с неформальными методами, традиционными для гуманитарных дисциплин» (Н.Н.Моисеев. Человек, среда, общество. - М., 1982, с.52).
Отношение к использованию в советской политической экономии математических методов было противоречивым, настороженным, а то и враждебным. Откроем одно из учебных пособий (В.А.Пешехонов. Введение в политическую экономию. – Л., изд. ЛГУ,1989). Здесь на стр. 95 говорится о необходимости для экономистов «знать и уметь использовать приёмы математического анализа», а на стр.98 математика объявляется «социальным заказом» с целью «побить логику Карла Маркса железной логикой математических вычислений». Сначала сетуют на то, что «у буржуазных экономистов фигурируют обезличенные, лишённые социальной определённости ингредиенты», и тут же пишут, что «в подобных построениях есть рациональные зёрна». Сперва утверждают, что «в политико-экономических исследованиях математические методы могут оказать существенную помощь». И сразу же критикуют «современных буржуазных экономистов» за то, что они «уводят политическую экономию в мир обезличенных формул, матриц, графиков» (стр.100). В конце концов, провозглашают, что содружество со многими науками «делает политическую экономию подлинной наукой» (с. 101). Казалось бы, на этом можно остановиться, если быть последовательным. Но далее пишут о «застойных явлениях» в этой «подлинной науке» (с.157). И объясняют эти застойные явления тем, что политическая экономия «не ощущала общественной потребности в добывании истины». Итак, мы имели «подлинную науку» без «потребности добывания истины». Как говорится, приехали, дальше некуда!
Научная несостоятельность советской политической экономии – в её закостенелости, в отрыве от реальной жизни, в отрыве от интеграционного пути развития научного знания. Постоянно ссылались на неимоверную сложность общественных процессов, не заведомую безуспешность применения здесь математических методов. Не отрицая серьёзности этой аргументации, хотелось напомнить безнадёжным скептикам, что почти все эти возражения уже приводились ещё несколько столетий тому назад по поводу тех наук, которые сегодня не могут жить без математики. В отрицании математических методов иногда заходили с другой стороны. Зачем, мол, нужна математика там, где и без неё всё ясно? Лучший ответ на эту разновидность математикофобии дал Рой Аллен во введении к своей книге (Р.Аллен. Математическая экономика. Пер. с англ. – М., Инлитиздат, 1963). Он отметил, что, задавая подобные вопросы, обычно упускают из виду, что многие научные результаты, кажущиеся теперь очевидными, сначала были найдены с помощью математических методов. К этому можно добавить, что многие бесплодные дискуссии могли бы успешно закончиться, если бы заядлые спорщики захотели и смогли сопоставить свои аргументы на строгом языке математики. В конце концов, с тем, что дважды два - четыре, теперь согласны все!
Хочется закончить этот раздел словами выдающегося русского и американского экономиста Василия Леонтьева: «Для того чтобы углубить фундамент нашей аналитической системы, необходимо без колебаний выйти за пределы экономических явлений, которыми мы ограничивались до сих пор» (Василий Леонтьев. Экономические эссе. Пер. с англ. – М., 1990). Я читал книгу Леонтьева в первом английском издании «Essays in Economics» (1966 г.), и это высказывание произвело на меня сильное впечатление. Оно было очень созвучно моим мыслям. Через 20 лет, заканчивая работу над книгой «К общеэкономической теории через взаимодействие наук», я выбрал эти слова в качестве эпиграфа.
Перечитывая Маркса и Энгельса
До определённого момента я наивно полагал, что неплохо знаю труды классиков марксизма. В студенческие годы получал пятёрки по общественным дисциплинам, да и уже в НИИМСК много раз обращался к этим трудам в связи с занятиями в сети партийной учёбы. Но вопросы, о которых сказано выше, заставили задуматься. Советская политическая экономия была основана на трудах Маркса и Энгельса, по крайней мере, это всегда декларировалось. Значит, или классики в чём-то ошибались, или их искажали, или было то и другое. Стал снова заглядывать в сочинения классиков, выискивая ответы на интересовавшие меня вопросы. Сначала нашёл для себя много нового и интересного, о чём не читал раньше. Затем с удивлением отметил, что некоторые, очень важные на мой взгляд, положения не нашли отражения в советской марксистской литературе. Более того, допускались неточности, вольные толкования и даже искажения многих важных высказываний классиков марксизма. Но хуже всего было то, что многие из тех, кто с апломбом рассуждал о трудах Маркса и Энгельса, просто-напросто их не читали!
Поражало то, что многие наши остепенённые и титулованные «марксисты» не утруждали себя вдумчивым анализом оригинальных текстов Маркса и Энгельса. Этот труд не входил в их задачу. Их цель была сугубо прагматичной – получить учёную степень, вырастить побольше подобных себе учеников, возвыситься в должности и в заработной плате. За учёные степени неплохо платили и повышали по службе. Чтобы подготовить и защитить диссертацию по физике или химии, надо было иметь способности, знания, трудолюбие, надо было выполнить серьёзное теоретическое или экспериментальное исследование. Гораздо проще было написать диссертацию, например, о роли ленинского комсомола в выполнении заданий очередного пятилетнего плана где-нибудь в провинции. Но в этом случае надо было непременно продемонстрировать «глубокое знание» марксизма-ленинизма, привести побольше цитат. Подходящими цитатами были наводнены книги, газеты, журналы и те же диссертации. Подобрать и переписать в свою работу энное число цитат не составляло большого труда. Некоторые на таких «научных трудах», как на дрожжах, восходили на академический Олимп, становились руководителями и наставниками. Понятно, что такие «учёные» и их «труды», не имея никакого отношения к истинной науке, искажали марксизм, трактовали его односторонне в угоду официальной доктрине.
Что касается отношения к марксизму на Западе, то здесь поверхностный подход дополнялся агрессивностью и злонамеренностью. Это и понятно: в марксизме видели не глубокое экономическое и философское учение, а идеологию враждебной советской системы. Поэтому, вместо добросовестной научной критики, сначала приписывали марксизму всевозможные пороки, а затем яростно их обличали. Например, обвиняли в оголтелой революционности и экстремизме. Но, при всей революционности, Маркс и Энгельс оставались здравомыслящими исследователями. Характеризуя эпоху прогрессирующего капитализма, Энгельс писал: «При таком всеобщем процветании, когда производительные силы буржуазного общества развиваются настолько пышно, насколько это вообще возможно в рамках буржуазных отношений, о действительной революции не может быть и речи» (К.Маркс, Ф.Энгельс. Сочинения, 2-е издание, том 7, стр. 467). Не был Энгельс и сторонником кровопролития. Об этом свидетельствует его высказывание на собрании рабочих в Эльберфельде в 1845 году. Энгельс говорил о том, что в ходе социальной революции «нам прежде всего придётся заняться теми мероприятиями, при помощи которых можно предотвратить насилие и кровопролитие» (там же, том 2, стр. 554).
Классиков марксизма многократно обвиняли в намерении построить общество, в котором будут царить лень и бездеятельность. Между тем, Энгельс в «Анти-Дюринге» характеризовал коммунизм как такое общество, в котором «никто не мог бы сваливать на других свою долю участия в производительном труде» (там же, том 20, стр.305).
Марксу и Энгельсу не раз приписывали крайне примитивные представления о коммунизме. Между тем, они трезво сознавали длительность и сложность перехода от капитализма к коммунизму. Более того, они, в отличие от будущих советских вождей, отнюдь не были уверены в том, что коммунизм сможет победить «в одной, отдельно взятой стране». Так, в «Немецкой идеологии» они следующим образом сформулировали свои взгляды: «Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразовываться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние…Коммунизм…вообще возможен лишь как всемирно-историческое существование» (там же, том 3, стр.34).
Не бесспорны и рассуждения насчёт «утопичности» коммунизма. Вот что писал об этом Энгельс: «Когда беседуешь с людьми о социализме или коммунизме, то нередко обнаруживаешь, что твои собеседники по существу дела совершенно согласны с тобой и признают коммунизм прекрасной вещью. Но, говорят они, невозможно когда-либо осуществить что-нибудь подобное» (там же, том 42, стр.211-225). И затем Энгельс описывает и анализирует интересные исторические прецеденты - реально существовавшие коммунистические общины в Америке и Англии, которые возникали не в результате революционных переворотов или навязывания «сверху», а на основе добровольного согласия жителей!
Особенно много непонимания и иронии достаётся коммунистическому принципу распределения по потребностям. Между тем, классики марксизма чётко заявляли, что речь идёт не о любых фантастических потребностях, а о том, что «каждому будет обеспечено удовлетворение его разумных потребностей в постоянно возрастающих размерах» (там же, том 19, стр. 113). Маркс и Энгельс разъясняли, что в будущем коммунистическом обществе «различие в деятельности, труде не повлечёт за собой никакого неравенства, никакой привилегии в смысле владения и потребления» (там же, том 3, стр. 542). Оппоненты приводят «довод», что никакое, даже самое развитое производство не сможет угнаться за растущими потребностями. Следуя этой логике, выходит, что потребности рождаются лишь человеческой фантазией. Так ли это? Может ли человек реально желать того, что ему неизвестно из жизненной практики? Разумеется, нет. Возвышение потребностей возможно только вместе с реальным экономическим развитием. Надо быть крайне наивным или злонамеренным, чтобы думать, будто этот аспект остался без внимания исследователей такого масштаба, какими были Маркс и Энгельс. В частности, Маркс писал, что для развивающегося капитализма характерно «открытие, создание и удовлетворение новых потребностей, порождаемых самим обществом» (там же, том 46, часть 1, стр. 386). Энгельс также отмечал, что «избыток производства, превышающий ближайшие потребности общества, будет вызывать новые потребности и одновременно создавать средства для их удовлетворения» (там же, том 4, стр. 334). Специально для тех, кто подвержен аллергии на любые доводы основоположников марксизма, можно процитировать А.Маршалла: «Каждый новый шаг вперёд следует считать результатом того, что развитие новых видов деятельности порождает новые потребности, а не того, что новые потребности вызывают к жизни новые виды деятельности» (А.Маршалл. Принципы политической экономии. Пер. с англ. - М., Прогресс, 1983, том 1, стр. 152).
На протяжении всего двадцатого столетия спектр отношений к марксизму сводился, в сущности, к цивилизованному и нецивилизованному. Второе превращало марксизм либо в икону, либо в исчадие ада. Но лучшие умы в мире гуманитарных наук всё-таки относились к марксизму цивилизованно. Выдающийся американский экономист Йозеф Шумпетер, который не был сторонником марксизма, в то же время указывал на важную точку соприкосновения своей теории капитала с теорией Маркса. Не менее знаменитый американский экономист Джон Голбрайт также отдавал должное Марксу, который, по мнению Голбрайта, «предвидел многие тенденции капиталистического развития» (Дж. Голбрайт. Экономические теории и цели общества. Пер. с англ. – М., 1976, стр. 56). Василий Леонтьев в своих «Экономических очерках» отмечал у Маркса «блестящий анализ долговременных тенденций развития капиталистической системы». М.Блауг, автор одной из лучших монографий по истории экономических учений (M.Blaug. Economic Theory in Retrospect. 2-nd Ed. – London: Heinemann, 1968) отмечал у Маркса многие ценные качества. Он признавал, что “по способности доводить какой-либо экономический аргумент до логического завершения Маркс не имел себе равных”.
Образец глубокого, непредвзятого анализа экономических трудов Маркса дал в начале двадцатого века выдающийся русский экономист М.И.Туган-Барановский в своих “Основах политической экономии”. С большим интересом я читал эту книгу, изданную в 1909 году в Санкт-Петербурге. В предисловии к этой книге М.И.Туган-Барановский писал: “Мои теоретические взгляды имеют нечто общее как с теорией предельной полезности , так и с теорией Маркса. Более того, М.И.Туган-Барановский нашёл “много ценного и верного “ в воззрениях и Госсена, и Маркса. (Для непосвящённых надо разъяснить, что Госсен – автор теории предельной полезности, которая в советское время считалась одним из направлений буржуазной политической экономии).
Революционная сущность марксизма оказала ему двойственную услугу. С одной стороны, именно благодаря своей революционности марксизм был замечен и стал знаменем тех, кто ненавидел капитализм и желал его уничтожить. Не будь этой революционности, марксизм, скорее всего, так и остался бы лишь одним из многих экономических учений. С другой стороны, эта революционность, расколовшая мир на “за” и “против”, стала в дальнейшем помехой непредвзятого исследования научной сущности экономического учения Маркса.
Маркс однозначно предрекал капитализму неизбежную гибель в результате социальной революции. Но, вопреки этому прогнозу, капитализм не умер. Во многом изменившись, капитализм живёт и развивается. Символ мощи современного капитализма, США, продолжали оставаться сильнейшей мировой державой. Ей удалось преодолеть многие из тех противоречий, которые были присущи капитализму времён Маркса и Энгельса. Удалось добиться высочайшего уровня науки и техники, удалось обеспечить высокий общий уровень жизни населения.
Это – непреложные исторические факты. Свидетельствовали ли они о банкротстве марксизма? Едва ли! Как и у любого учения, у марксизма есть сильные и слабые стороны. Маркс не мог предвидеть в деталях всего, что произойдёт через 150 лет. Но марксизм овладел умами миллионов и изменил ход мировой истории, поэтому такое учение, в моём понимании, просто не могло быть совершенно иррациональным. Больше всего меня интересовал вопрос о том, в какой мере верна сама основа экономической теории Маркса, изложенная им в «Капитале». Насколько она корректна изначально? Сохраняет ли силу в наше время? Остальные «составные части» марксизма, о которых писал В.И.Ленин и которые в советском обществоведении считались особенно важными, мне, после нового прочтения трудов Маркса и Энгельса, представлялись уже второстепенными. Забегая вперёд, скажу, что по результатам моих дальнейших исследований теоретическая основа экономического учения Маркса абсолютно верна и сохраняет силу. Мои исследования показали, что не классовая и революционная сущность, не теория прибавочной стоимости и не обоснование исторической роли пролетариата как могильщика капитализма, а строгое научное определение процесса труда, данное Марксом в «Капитале», является самым ценным в его учении и имеет непреходящее значение.
Исторический спор
К.Маркс и Ф.Энгельс положили начало историческому спору не только между коммунизмом и капитализмом, но и между различными формами самого капитализма. Изучение обширной литературы показало, что, хотя на Западе марксизм и не имел такого успеха, как в России, но и там он оказал большое влияние. Ещё в первой трети ХХ века экономическая мысль на Западе начала отказываться от вывода о действенности «невидимой руки» рынка и благотворности ничем не ограниченной экономической свободы. Просветление умов подталкивалось регулярными и изнуряющими кризисами капиталистического производства. Постепенно созревало убеждение, что полное попустительство частнопредпринимательской деятельности неизбежно приводит к нарушению экономического равновесия. Государство обязано, как минимум, определить правила, в рамках которых осуществляется экономическая активность, и обеспечить их соблюдение. Мощным толчком к этому пониманию стала Великая депрессия. В 1936 году вышла знаменитая книга английского экономиста Джона Мейнарда Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег». Она содержала теоретическое обоснование необходимости вмешательства государства в экономическую деятельность. Но теория Кейнса признавалась не всеми и не всегда выдерживала проверку временем.
После Второй мировой войны экономическая ситуация в мире изменилась. Война требовала жёсткого государственного контроля над экономикой, но после её окончания Кейнса стали критиковать апостолы ничем не ограниченного предпринимательства. Например, английский экономист Фридрих фон Хайек усматривал в кейнсианстве не что иное, как «дорогу к рабству», т.е. к социализму в его понимании. Ещё одним убеждённым противником теории Кейнса и яростным защитником свободы предпринимательства был Милтон Фридман. Он опасался, что пример СССР окажется заразительным. Свои убеждения М.Фридман красноречиво высказал в книге «Капитализм и свобода», изданной в 1963 году в Чикаго: «В 20 и 30-е годы нашего столетия интеллектуалы США в подавляющем большинстве убеждали, что капитализм – это порочная система…Теперь условия изменились. Мы имеем несколько десятилетий опыта государственного вмешательства…Кто может теперь связывать большую надежду на развитие свободы и достоинства человека с массовой тиранией и деспотизмом, которые имеют место в России? Маркс и Энгельс писали в коммунистическом Манифесте: «Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир». Кто может сегодня считать, что цепи пролетариев в Советском Союзе слабее, чем цепи пролетариев в Соединённых Штатах, Британии, Франции, Германии или в любой другой стране на Западе?» (M.Friedman. Capitalism and Freedom. – Chicago, London, “Phoenix Books”, The University of Chicago Press, 1963, p. 196-197).
М.Фридман не отрицал роли правительства: «Существование свободного рынка, конечно, не исключает необходимости государства. Напротив, государство играет важную роль и как форум для определения «правил игры» и как арбитр для интерпретации и проведения в жизнь тех правил, которые установлены» (там же, стр.15). Но М.Фридман выступал за ограничение полномочий государства: «Его основная функция должна состоять в защите нашей свободы от внешних врагов и от наших собственных завистливых сограждан, в охране законности и порядка, в стимулировании частных сделок, в поощрении конкурентных рынков…Второй общий принцип состоит в том, что сила правительства должна быть рассредоточена. Если уж правительство демонстрирует силу, то лучше в стране, чем в штате; лучше в штате, чем в Вашингтоне» (там же, стр. 2-3).
М.Фридман был убеждённым сторонником свободной конкуренции. Он считал, что конкуренция в современном мире – это не столько личное соперничество, сколько стремление к монополии. Поэтому первейшей задачей государства он считал исключение тех явлений, которые «непосредственно порождают монополию: как монополию предпринимателей, так и монополию рабочих» (там же, стр. 132). В бескомпромиссной защите всех атрибутов капиталистической свободы Фридман оправдывал и потомственных рантье, которых менее либерально настроенные аналитики считали персонами нон грата. Он следующим образом сформулировал своё отношение к этой проблеме: «Часто доказывают, что важно видеть разницу между неравенством личных заслуг и неравенством собственности, а также между неравенством унаследованных благ и неравенством нажитых благ…По моему мнению, эти разграничения не жизненны» (там же, стр. 164). Советскому принципу распределения «от каждого – по способностям, каждому – по его труду» М.Фридман противопоставил рыночный принцип: «каждому – то, что он производит с помощью собственных орудий труда» (там же, стр. 161-162).
Не все экономисты на Западе разделяли непоколебимый рыночный оптимизм М.Фридмана. Например, противником рыночной анархии и сторонником государственного регулирования экономики был американский экономист Джон Морис Кларк. В своей книге «Экономические институты и общественное благосостояние», вышедшей в Нью-Йорке в 1957 году, Кларк писал: «Некоторые думают, что возможны только две системы: откровенного попустительства частному предпринимательству или полного коллективизма. Я утверждаю, что в этой стране (автор имеет в виду США – В.Ф.) мыслимо лишь не слишком большое приближение к каждому из этих экстремальных вариантов, и что все наши возможные альтернативы лежат где-то посередине» (J.M.Clark. Economic Institutions and Human Welfare. New York, “Alfred A Knopf”, 1957, p. 250).
С целью бесперебойной работы рыночной экономики современного капитализма, государство оказывает её законодательную поддержку. Оно старается защитить конкуренцию от чрезмерного влияния монополий. Кроме того, современный капитализм научился заблаговременно предотвращать массовые банкротства и масштабные финансовые кризисы, сохранять социально-экономическую стабильность общества. Фирмы, объединённые перекрёстным владением акциями, взаимодействуют для взаимного контроля над управлением. Мотив получения прибыли теперь может отходить на второй план во имя социально-экономической безопасности. Платёжеспособность крупных корпораций перестаёт быть их частным делом. В случае угрозы их банкротства, при активном участии государства осуществляются субсидирование, реорганизация, слияние и другие меры, отводящие эту угрозу.
От рыночного беспредела времён ничем не ограниченной рыночной свободы современный капитализм перешёл, по словам Джона Голбрайта, к осознанию той простой истины, что «фирмы хорошо реагируют на воздействие рынка и потребителя, когда дело касается героина, массажа и канцерогенных веществ, но что имеется ряд услуг, например, национальная оборона, образование, защита людей и их собственности, в отношении которых нельзя с уверенностью полагаться на рынок. Здесь должно действовать государство» (Дж.К.Голбрайт. Экономические теории и цели общества. Пер. с англ. – М., «Прогресс», 1976, стр. 45). Более того, Джон Голбрайт пошёл ещё дальше в раскрытии сущности современного капитализма: «В значительной мере оправдано всё более распространяющееся мнение, что современная экономика выглядит как социализм для крупных фирм и как свободное предпринимательство для мелких» (там же, стр. 204). Интересно, что столетием раньше в аналогичном направлении уже работала мысль Ф.Энгельса: «Один из законов современной политической экономии, хотя в наших общепризнанных учебниках это чётко и не сформулировано, состоит в том, что, чем больше развито капиталистическое производство, тем меньше может оно прибегать к тем приёмам мелкого надувательства и жульничества, которые характеризуют его ранние стадии» (К.Маркс, Ф.Энгельс. Сочинения, 2-е издание, том 21, стр. 260).
Характерной особенностью современного капитализма является усиливающаяся тенденция к рассредоточению собственности. Она проявляется, во-первых, в отделении управления от собственности и, во-вторых, в акционировании крупных частных предприятий с участием их же работников. Сущность этой тенденции проанализировал Питер Друкер в книге «Новое общество: анатомия индустриального порядка», которая вышла в 1962 г. в Нью-Йорке. По мнению Друкера, менеджмент выдвинулся в новую правящую группу капиталистического общества. «Что такое наш бизнес?» – ставил вопрос Друкер. И отвечал на него следующим образом: «Первейшая обязанность управления состоит в том, чтобы решать, какие экономические факторы и тенденции наилучшим образом обеспечат будущее благосостояние компании. Управление должно быть уверено, что в последующие пять или десять лет ресурсы предприятия будут такими же экономически продуктивными, как и сегодня. Оно должно сегодня решать те проблемы, которые возникнут перед предприятием завтра» (P.F.Drucker. The New Society: The Anatomy of Industrial Order. – New York, “Harper and Row Publishers”, 1962, p. 204).
Эти взгляды разделял и Гардинер Минс, один из авторов концепции «коллективного капитализма». Он изложил свою теорию в книгах «Ценообразующая сила и общественный интерес» (G.C.Means. Pricing Power end The Public Interest. – New York, “Harper and Brothers Publishers”,1962) и «Корпоративная революция в Америке: экономические реалии и экономические теории» (G.C.Means. The Corporate Revolution in America: Economic Reality vs. Economic Theory. – New York, “Collier Books”; London, “Collier Mac Millan”, 1964). Г.Минс различал системы «частного капитализма» и «коллективного капитализма». Отличительными чертами последнего являются рассредоточение собственности корпораций среди сотен тысяч акционеров и коллективный характер труда на крупных акционерных предприятиях. Такая система состоит из «предпринимательских коллективов» или находится под их контролем. Г.Минс выступал за законодательное ограничение нормы прибыли наиболее крупных корпораций. Он был горячим сторонником «коллективного капитализма» в США. Во второй из вышеупомянутых книг он писал: «Я полон энтузиазма в отношении коллективного капитализма. Я полагаю, что он в наибольшей степени соответствует высокому уровню жизни в этой стране» (стр. 72).
В 1974 году в США были официально одобрены планы создания предприятий, акциями которых владеют их же рабочие, а в 1986 году была принята программа содействия этим предприятиям. Любопытно, что К.Маркс и Ф.Энгельс рассматривали акционирование капиталистических предприятий как «упразднение капитала в рамках самого капиталистического производства». Маркс в письме Энгельсу охарактеризовал акционерный капитал как «самую совершенную форму, подводящую к коммунизму» (К.Маркс, Ф.Энгельс. Сочинения, 2-е издание, том 29, стр. 254).
Теоретическим центром обоснования политики, основанной на сочетании государственного регулирования со свободной конкуренцией, стала послевоенная Западная Германия. Родоначальником этого направления экономической мысли стал глава фрейбургской школы Вальтер Ойкен. В своей книге «Основы национальной экономики» (W.Eucken. Die Grundlagen der Nationalökonomie. – Berlin, Göttingen, Heidelberg, “Springer-Verlag”, 1950) он различал централизованно управляемую экономику и конкурентную экономику. Для последней основной проблемой является «координация индивидуальных планов». Управляемая экономика может, в свою очередь, иметь несколько форм: полностью управляемая экономика, централизованное управление с предоставлением свободы торговли потребительскими товарами, централизованное управление с предоставлением свободы выбора профессии и места работы и др. Всё это привело Ойкена к изучению проблемы формирования власти в различных экономических системах.
Концепция В.Ойкена легла в основу социально-экономической доктрины, на которую опиралась внутренняя политика в ФРГ. Экономика этой страны была объявлена «социальным рыночным хозяйством», наиболее гармоничной и эффективной формой рыночной экономики, развивающейся в интересах всего общества. Она противопоставлялась как капитализму, так и социализму, в качестве особого «германского пути». Его кредо: конкуренция – насколько возможно, планирование – насколько необходимо. Этот принцип получил теоретическую разработку в книгах Людвига Эрхарда «Благосостояние для всех» (L.Erhard. Wohlstand für alle. – Düsseldorf, “Econ-Verlag”, 1957) и «Германская экономическая политика: путь к социальному рыночному хозяйству» (L.Erhard. Deutsche Wirtschaftspolitik: Der Weg Der Sozialen Markwirtschaft. - Düsseldorf, Wien, “Econ”; Frankfurt/Main, “Knapp”; 1962), а также в книгах Карла Шиллера «Экономика и общество: либеральный и социальный компоненты в современной хозяйственной политике» (K.Schiller. Der Ökonom und die Gesellschaft. Das freiheitliche und das soziale Element in der modernen Wirtschaftspolitik. – Stuttgart, “Gustav Fischer Verlag”, 1964), Франца Бёма «Экономический строй и конституция государства» (F.Bohm. Wirtschaftsordnung und Staatsverfassung. - Tubingen, “J.C.B.Mohr”, 1975) и других западногерманских учёных и политических деятелей. В течение ряда лет этот неолиберализм был теоретической основой политики боннского правительства и правящей коалиции ХДС/ХСС (Х.Ламперт. Социальная рыночная экономика. Германский путь. – М., «Дело», 1993).
Для современного капитализма характерна и заметная гуманизация труда по сравнению с ранним капитализмом. Современные капиталисты уже осознают преимущества заинтересованности перед принуждением. Они понимают, какую социальную опасность представляет для них прежний, жестоко эксплуатируемый, и в силу этого революционно настроенный пролетариат. Об этой проблеме выразительно сказал Питер Друкер: «Первое требование к функционирующему индустриальному обществу состоит в том, чтобы избавиться от пролетария. Индустриальное общество не может с ним мириться. Но у индустриального общества есть и средства, чтобы обойтись без него. Современный индустриальный порядок в высшей степени чувствителен к отравляющему влиянию пролетариата. Но этот порядок, впервые в истории цивилизации, может избавить себя от этого яда и превратить социально деструктивный пролетариат в прочную основу социальной силы и единства. И в самом деле, пролетариат отмирает, становится анахронизмом» (P.F.Drucker. The New Society: The Anatomy of Industrial Order. – New York, “Harper and Row Publishers”, 1962, p. 229).
По мнению Друкера, повышение оплаты труда и уровня жизни рабочих должны снять с повестки дня марксистский тезис о эксплуатации рабочих капиталистами. Друкер утверждал: «Труд не является предметом потребления в индустриальной экономике. Он является одним из главных атрибутов такой экономики, которая в состоянии разрешать экономические конфликты. Отчасти, это достигается благодаря изобилию. Но главным образом потому, что промышленное производство устремлено в будущее и не рассматривает труд в качестве переменного капитала. Экономические реалии индустриальной системы делают пролетариат ненужным» (там же, стр. 231).
Предметом специальных исследований стали вопросы более совершенной организации труда и его облегчения на современных промышленных предприятиях. В 1971-1975 г.г. в США проводились широкие экспериментальные исследования по изысканию и разработке комплекса мер, направленных на повышение производительности труда рабочих. Эти меры основывались на более рациональной организации труда взамен грубой «потогонной» системы времён раннего капитализма. Результаты этих разработок были обобщены в книге «Руководство по изучению производительности труда в Соединённых Штатах в 1971-1975 г.г.» (R.A.Katzell, P.Bienstock, P.H.Faierstein. A Guide to Worker Productivity Experiments in the United State 1971-1975. – New York, New York University Press, 1977). Правительство США приняло федеральную программу повышения качества жизни “Quality of Worklife Program” (QWL Program). Аналогичная проблема интенсивно изучалась в Европе и Японии. Предметом серьёзных исследований стали вопросы потребностей, мотиваций, удовлетворённости работой, несовпадения интересов и др.
Современный капитализм достиг больших успехов в развитии производства на основе новейших достижений науки и техники. Об этом мы ещё будем говорить. Рассмотренные выше объективные тенденции развития современного капитализма приводили к выводу о том, что по всем основным позициям современный капитализм вышел на более высокий уровень развития и значительно более прогрессивен по сравнению с ранним капитализмом.
И всё же капитализм остался капитализмом! Его эволюция не устранила многие, изначально присущие ему, пороки. Не исчезли неоправданно резкое социальное расслоение, снижение конкурентной цены труда в результате научно-технического прогресса, перепроизводство в одной области и недопроизводство в другой из-за непредсказуемости вкусов потребителей, возможность достижения успеха в конкурентной борьбе путём засекречивания приобретённых знаний, широко практикуемая подмена честного бизнеса обычным жульничеством, объективная невозможность добиться справедливой конкуренции с помощью закона, порождение неполноценной человеческой личности в условиях крайне узкой специализации и однозначной нацеленности на коммерческий успех, возможность для администраторов законно или незаконно назначать себе и своим приближённым повышенное жалованье вплоть до взяток, намеренное распространение ложных слухов для завышения выручки при биржевых операциях и многое другое.
Наблюдая несовершенство капитализма как системы, даже в современном улучшенном виде, экономическая мысль на Западе не освободилась от влияния марксизма. Откровенно критически относился к капитализму Йозеф Шумпетер. В книге «Капитализм, социализм и демократия», опубликованной в 1975 году, он задал сакраментальный вопрос и сразу же дал на него однозначный ответ: «Может ли капитализм выжить? Я думаю, что не может» (J.A.Schumpeter. Capitalism, Socialism and Democracy. – New York, Hagerstown, San Francisco, London, “Harper and Row Publishers”, 1975). Так же, как в своё время Карл Маркс, Йозеф Шумпетер отмечал крупные исторические достижения капитализма. И точно так же, как Маркс, Шумпетер полагал, что капитализм, в конце концов, умрёт благодаря своим же успехам. Но в отличие от Маркса, Шумпетер делал основной упор не на социальную революцию, а на грозящую капитализму опасность медленной, но неизбежной эрозии его институтов и разрушения того мышления, которое является его основой. Шумпетер квалифицировал развитие капитализма как процесс «созидательного разрушения». В ходе этого процесса возникает новая форма конкуренции, которая не только бьёт по прибыли менее эффективного предприятия, но и угрожает самому его существованию. Здесь речь идёт уже не о той «благотворной конкуренции», которая ведёт к понижению цен, а о полной ликвидации более слабых предприятий. «Победа или смерть» - вот экстремистский лозунг этой новой капиталистической конкуренции. В унисон с Марксом, Шумпетер предсказывал при дальнейшем развитии капитализма исчезновение предпринимателя как независимой личности. Предприниматели уступают место учреждениям, которые существовали бы в условиях хорошо организованного социализма. На авансцену выходят управляющие, работающие за заработную плату, а также акционеры. Последние всё равно считают себя притесняемыми и испытывают вражду к системе. Лишённое материального интереса, утратившее свои функции и постепенно исчезающее частное присвоение не даёт прежнего материального удовлетворения. В конечном итоге, не остаётся никого, кто бы согласился на деле его отстаивать. Таким образом, взгляды Шумпетера на судьбу капитализма вплотную приближались к взглядам Маркса и Энгельса.
Итак, складывалась парадоксальная ситуация. С одной стороны, марксизм оставался незыблемой официальной идеологией в нашей стране, хотя, как уже говорилось, эта идеология нуждалась, как минимум, в более внимательном и непредвзятом прочтении трудов Маркса и Энгельса. С другой стороны, объективный научный анализ не мог мириться с полным игнорированием других направлений экономической мысли, основанных на адекватном восприятии современной действительности. С одной стороны, постепенно уходили в прошлое откровенно либеральные воззрения времён раннего капитализма, чреватого регулярными кризисами, уступая место более здравым представлениям о месте и роли государства в экономике. С другой стороны, так и оставалось неясным, где проходит та граница, за которой кончаются представления о пользе неограниченной экономической свободы, и начинаются воззрения о большей эффективности командной экономики.
Всё это требовало углублённого и непредвзятого исследования и могло стать понятным только сквозь призму новой, строгой и достаточно общей теории о законах общественного производства.
Рубикон перейдён!
Выше я уже говорил о трудностях становления беспристрастного обществоведения в классовом обществе. Советская политическая экономия была типично классовой. Она чётко разделяла политическую экономию на две части: “буржуазную” и “пролетарскую”. В моём сознании это не укладывалось. Как можно науку делить по классовому принципу? Целью любой науки является установление научной истины. Выходит, для пролетария - одна объективная истина, а для буржуа – другая? Но ведь нет пролетарской и буржуазной физики, химии или математики! Я всё больше склонялся к мысли, что утверждение о классовом характере обществоведения ненаучно. Более того, оно просто абсурдно, поскольку допускает существование для одного и того же предмета исследования двух разных объективных истин.
В итоге всего сказанного, к середине 70-х в моём мышлении накопилась определённая “критическая масса”. В общих чертах стало ясно, в чём главная трудность научного исследования столь сложной системы, какой является общественное производство. Эта система включает самые различные процессы: социальные, экономические, технологические, физические, химические, биологические и т.д. В этой системе действует множество факторов: природные ресурсы, люди, машины, всевозможные продукты производственной деятельности, окружающая среда и т.д. Эти факторы не являются изолированными, а взаимосвязаны и активно влияют друг на друга. К тому же, всё это многообразие, сложное уже само по себе, не является статичным, а претерпевает постоянные исторические изменения. Стало совершенно очевидно, что адекватно описать эту многофакторную и изменчивую систему теми научными средствами, которые были доступны во времена Маркса и Энгельса, было изначально невозможно. Можно было лишь выделить и исследовать некоторые существенные черты этой системы, отметить некоторые тенденции развития, что, в общем, классики марксизма и сделали. И для своего времени сделали блестяще.
Теперь требовался современный подход, основанный на использовании новых методов исследования, включая методологию гуманитарных наук, естествознания и математики. Требовалось учесть достижения наук о природе, человеке, и обществе, накопленные за полтора столетия после первых экономических трудов Маркса и Энгельса. Необходимо было учесть и огромный исторический опыт, в том числе и опыт новейшей истории. Предстоящее исследование должно было быть по определению междисциплинарным – исследованием на стыке наук и через взаимодействие наук. Конечно, не могло быть и речи ни о каком «классовом подходе» к этой работе. Во главу угла с самого начала следовало положить принципы научной объективности, историчности и преемственности. Как марксистский подход, так и другие экономические теории заслуживали одинаково уважительного и вдумчивого анализа, из них предстояло взять всё рациональное. В то же время, нельзя было идти и по пути чисто механического смешивания различных взглядов. Нужна была стройная и основанная на фактах научная теория. Она должна была ответить и на те вопросы, которые остались вне поля зрения классиков марксизма, и на те вопросы, которые история поставила уже в наше время. Более того, такое исследование не представляло бы никакой ценности, если бы оно не обладало достаточной силой научного прогнозирования. Достоверность любой научной теории проверяется опытом, практикой. В естествознании это – наблюдение природных явлений и научный эксперимент, в обществоведении – соответствие между теорией и общественной практикой.
Осознания вышесказанного уже было достаточно, чтобы напрочь отвратить от попыток взяться за эту неимоверно трудную работу. Но и это ещё не всё. В то время не было ни малейшего шанса, что результаты такой работы, в случае успеха, можно будет опубликовать или сделать доступной для общественности. Более того, за такую работу могло крупно не поздоровиться, так как это был в чистейшем виде «ревизионизм». Понятно, что на подобное вторжение в «святая святых» я долго не мог решиться. Не хотелось обрекать себя на работу, которая, скорее всего, превратится в сизифов труд.
Тем не менее, вопреки обычно понимаемому «здравому смыслу», я всё же взялся за создание современной общеэкономической теории. Что двигало мной? Признаться, мне до сих пор трудно ответить на этот вопрос. Возможно, главным мотивом был обострённый интерес к проблеме. Он подкреплялся осознанием её огромной важности. И, конечно, где-то очень глубоко в душе теплилась надежда на фатальное везение, на какое-то исключительное стечение обстоятельств. Слабая надежда на то, что когда-нибудь эта работа окажется востребованной. Видимо, я почувствовал: важность проблемы такова, что надо отбросить все сомнения и опасения. Что-то вроде известного сакраментального вопроса «если не я, то кто же?»…
В те годы до нас доходили слухи о правозащитниках, об их деятельности. Теперь, через десятилетия, я удовлетворён тем, что пошёл другим путём. Я просто не смог бы закатывать истерики – не тот характер. Вместо акций протеста, я много лет терпеливо работал над изучением сложнейшей проблемы. По мере получения достаточно серьёзных результатов, честно пытался довести их до сведения тех, от кого зависело принятие ключевых политических решений. Я не боялся последствий, потому что верил – спокойная и убедительная аргументация обязательно дойдёт до сознания, сделает своё дело. Все мы – живые люди. Политики – не исключение. Человеку свойственно ошибаться, но свойственно и обучаться на своих ошибках. У человека с государственным мышлением способность к обучению обычно усиливается чувством ответственности.
Взаимодействие наук
Основным инструментом в моей работе над созданием современной общеэкономической теории стало взаимодействие наук. Оно является объективным отражением единства мира, взаимодействия всех объектов в природе и обществе. Это – не моя мысль. Об этом хорошо сказал Энгельс в «Диалектике природы»: «Взаимодействие - вот первое, что выступает перед нами, когда мы рассматриваем движущуюся материю в целом с точки зрения теперешнего естествознания» (К.Маркс, Ф.Энгельс. Сочинения, 2-е издание, том 20, стр.546). Энгельс говорит здесь о естествознании. Пришло время распространить этот тезис и на обществоведение. Позднее, после выхода моей книги «К общеэкономической теории через взаимодействие наук», я иногда получал очень острые критические письма. За приверженность к методу аналогии некоторые оппоненты до сих пор обвиняют меня в дилетантстве и воспевании невежества. Помилуйте, господа! Я никого не призываю сочинять музыку вместо композиторов или лечить зубы вместо стоматологов. Я всего лишь отдаю дань уважения и восхищения тем немногим, кто сумел добиться выдающихся результатов на стыке различных научных дисциплин. История науки преподнесла нам чудеса наблюдательности гениев, которые оказались способными на самые парадоксальные сравнения. Много ли найдётся людей, способных подобно Исааку Ньютону сравнить падение созревшего яблока с движением планет солнечной системы? Или, подобно Дмитрию Ивановичу Менделееву, заметить периодичность свойств химических элементов, раскладывая пасьянс из карточек с нарисованными химическими символами? Или, как Эрвин Шрёдингер, подставить массу и энергию электрона в уравнение колебательного движения маятника?
Между естествознанием и гуманитарными науками существует гораздо более глубокая связь, чем это кажется на первый взгляд. Наиболее наблюдательные и широко мыслящие учёные уже давно обращали на это внимание. Ещё французский экономист 18-го столетия Франсуа Кенэ, автор знаменитой «экономической таблицы», указывал на то, что экономическая жизнь общества подчиняется действию естественных законов. Карл Маркс в «Капитале» неоднократно сопоставлял физические и экономические понятия. Он даже проводил аналогию между меновой стоимостью товара и химическим эквивалентом (там же, том 13, стр. 20-21). Эта тема звучала и у Энгельса. Он считал, что история подобна природному процессу и «подчиняется, в сущности, тем же самым законам движения» (там же, том 37, стр. 396). В «Анти-Дюринге» Энгельс даже употребил термин «химический денежный товар» (там же, том 20, стр. 32). Интересные наблюдения на эту тему можно прочитать и у Альфреда Маршалла в его «Принципах политической экономии», и у некоторых исследователей ближе к нашему времени. Например, Дж.Мартино подчёркивал, что научные аналогии являются важными инструментами исследования и могут приводить к крупным открытиям. По его мнению, аналогии «могут обладать любой степенью совершенства». Он приводит любопытный пример аналогии между такими далёкими, на первый взгляд, процессами, как биологический рост клеток и развитие техники (Дж.Мартино. Технологическое прогнозирование. Пер. с англ. – М., Прогресс, 1977, стр. 78, 121).
Впечатляющие наблюдения, касающиеся взаимодействия природных и экономических процессов и аналогии между ними, были сделаны некоторыми русскими учёными вскоре после Октябрьской революции 1917 года. Мне посчастливилось в подлинниках читать их интереснейшие труды. В 1923 году Владимир Александрович Базаров нашёл, что «уравнения законов денежной эмиссии тождественны с уравнениями идеальных газов» (В.Базаров. К методологии изучения денежной эмиссии. «Вестник Социалистической Академии», 1923, книга 4, стр. 28-100). Он считал это не случайным совпадением, а примером «действительного единства» различных явлений. Эту мысль он развивал и в своей книге о капиталистических циклах (В.А.Базаров. Капиталистические циклы и восстановительный процесс хозяйства СССР. М.-Л., Госиздательство, 1927). В этой книге Базаров сделал попытку применить в экономической науке «конструктивные модели по образцу точного естествознания» (стр.66). Поражает воображение смелое сравнение Базаровым процесса распродажи товаров на рынке с химической реакцией (там же, стр.70).
В 1925 году А.Н.Щукарёв опубликовал статью, название которой говорит само за себя (А.Н.Щукарёв. Термодинамика и кинетика общественных процессов. «Наука и техника», Одесса, 1925, № 5-6, стр. 12-30). Будучи физико-химиком, А.Н.Щукарёв пришёл в экономическую науку. Он сделал вывод, что «в области социальной кинетики возможны такие же точные предсказания, как и в области точных наук». Более того, Щукарёв обнаружил аналогию в уравнениях скорости процессов заключения браков, совершения преступлений, смертности населения, распределения потоков населения между городом и деревней. Ещё один вывод Щукарёва сводился к тому, что «к обществу вполне применимы понятия и законы термодинамики».
Глубокие и плодотворные идеи о взаимодействии общественных наук с естествознанием выдвинул Н.Д.Кондратьев. В марте 1924 г. он сделал доклад в Институте экономики Московского государственного университета на тему: «К вопросу о понятиях экономической статики, динамики и конъюнктуры». В этом докладе Кондратьев обсуждает возможность перенесения некоторых физико-химических понятий, в частности понятия обратимых и необратимых процессов, в область экономики. По его мнению, различие объекта исследования этих наук «не может служить препятствием для расширения этого понятия и применения его к социально-экономическим явлениям» (Н.Д.Кондратьев. Проблемы экономической динамики. – М., Экономика, 1989, стр. 61).
Этим талантливым русским учёным не суждено было продолжить свои работы. Их смелые попытки заслуживают восхищения. Конечно, это были лишь первые шаги на пути соединения экономической теории с естествознанием. Анализ В.А.Базарова и А.Н.Щукарёва ограничивался рассмотрением лишь совокупности независимых покупателей и продавцов на рынке. Он не проник в область материального производства, не охватил саму сущность политической экономии. В то время ещё не было нынешнего арсенала экономико-математических методов, не было современного уровня развития физики, химии, прикладной математики, вычислительной техники. А самое главное – не хватало новейшего исторического опыта, без учёта которого не могла возникнуть современная общеэкономическая теория.
Вторжение в незыблемое
Необходимость в обновлении теоретического фундамента осознавалась и западной экономической мыслью. Там это было обусловлено глубокими социально-экономическими кризисами и, в первую очередь, «Великой депрессией». С одной стороны, капитализм сумел мобилизовать дополнительные резервы и, во многом изменившись, преодолеть это самое большое за свою историю потрясение. С другой стороны, и после выхода из этого кризиса мировая капиталистическая система не смогла изжить глубоко присущие ей внутренние противоречия. Выдающийся американский экономист Джон Голбрайт весьма нелицеприятно отзывался о системе, в которой жил: « Неравномерное развитие, неравенство, никчемные и вредные нововведения, ущерб окружающей среде, пренебрежение интересами отдельной личности, власть над государством, инфляция, неспособность наладить координацию между отраслями являются составной частью системы…Они глубоко присущи самой системе» (Дж.К.Голбрайт. Экономические теории и цели общества. Пер. с англ. – М., Прогресс, 1976, стр. 270). Джон Голбрайт считал, что назрела необходимость кардинального пересмотра экономических учений, приведения их в соответствие с социально-экономическими реалиями нашего времени.
К аналогичной точке зрения пришли и многие другие учёные на Западе. Наиболее ярко её сформулировали американский экономист Гардинер Минс и французский экономист Эмиль Жамс. В своей книге о корпоративной революции в Америке Г.Минс прямо заявил: «Нам нужны экономисты такого типа, как Нильс Бор, де Бройль, Гейзенберг и Дирак, чтобы реконструировать или революционизировать экономическую теорию так же, как эти люди революционизировали физическую теорию» (G.C.Means. The Corporate Revolution in America. Economic Reality vs. Economic Theory. – New York, London, 1964, p. 72). По мнению Эмиля Жамса, в повестке дня – полное переосмысление основ экономической науки. В интересной книге этого автора читаем: «Изучать длительный период – это значит идти дальше скрупулёзных моделей и экономических таблиц, составленных современными теоретиками. Это значит вернуться в область исследований первых экономистов-классиков начала 19-го века…Трудная задача!» (Э.Жамс. История экономической мысли 20-го века. Пер. с франц. – М., Инлитиздат, 1959, стр. 462).
Поставив столь трудную задачу, упомянутые выше учёные не взялись за её решение. Именно это и предстояло сделать мне. В сущности, требовалось вторжение в «незыблемое» учение Маркса и Энгельса, а значит и в неприкасаемые идеологические установки советской системы. Я пришёл к выводу о необходимости переосмысления и углублённого исследования самой основы политической экономии – понятия о труде и общественном производстве. К моему удивлению оказалось, что ни Адам Смит, ни Франсуа Кенэ, ни Анн Тюрго, ни Давид Рикардо, ни Джон Милль, ни Альфред Маршалл, сочинения которых пришлось основательно проштудировать, не дали строгого научного определения столь важного и фундаментального понятия, как понятие «труд». Лишь частично касались этого Вильям Джевонс, Йозеф Шумпетер и Василий Леонтьев. Забегая вперёд, можно отметить, что в современных экономических учебниках этому тем более не уделяется внимание. Нынешним экономистам не до фундаментальных понятий, они сугубо прагматичны!
Между тем, моё исследование требовало ответа на основополагающие вопросы. Что происходит в процессе труда? Какова общая цель труда и каков механизм её достижения? Каковы особенности труда в различных социально-экономических системах? Как оказалось, эти вопросы всерьёз не интересовали никого. Никого…кроме Карла Маркса! После долгих поисков, я лишь в «Капитале» обнаружил достаточно общее и строгое определение понятия о труде. Так я снова пришёл к Марксу, теперь уже не в результате «воспитания», а при самостоятельном исследовании интересовавшей меня проблемы. Дальнейшая работа окончательно убедила меня в том, что именно строгое научное определение понятия о труде и является самым главным, самым ценным вкладом Маркса в экономическую науку.
Не вдаваясь в подробности, скажу, что я впервые подверг понятие о труде, взятое из «Капитала», детальному математическому анализу с применением физико-химической аналогии. Обнаружилось поразительно глубокое сходство между обобщённым процессом труда и обратимой химической реакцией, протекающей в присутствии катализатора! Этот интересный вопрос подробно рассмотрен в моей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук», к которой я и адресую читателя, желающего разобраться во всём этом более основательно. Эта феноменальная аналогия открыла уникальную возможность применить для исследования социально-экономических процессов строгие научные методы естествознания и математики. Я действовал примерно тем же методом, который в своё время применил австрийский физик-теоретик Эрвин Шрёдингер, основоположник современной квантовой химии. В 1926 году он сформулировал уравнение, носящее его имя. Различие в том, что Шрёдингер исследовал состояние электрона методом чисто физической аналогии, а я изучал общественно-экономическую систему методом физико-химической аналогии. При этом в обоих случаях большую роль играло использование математического аппарата.
В этом месте, несомненно, возникает вопрос, требующий разъяснения. Между схемами процесса труда и химической реакции существует, конечно, не только сходство, но и принципиальное различие. Живые люди, действующие в экономике – отнюдь не атомы и молекулы, участвующие в химической реакции! Столь большое различие способно кого угодно раз и навсегда оттолкнуть от малейших попыток каких-либо сравнений. Но это было бы большой ошибкой! Это означало бы, что надо заранее отказаться от попыток поиска того общего, что объединяет природные и общественные явления. О непродуктивности такого подхода уже говорилось. Вместо категорического отрицания, следует пытаться надлежащим образом учесть глубокие различия между природными и общественными объектами исследования. Это удалось сделать. Об этом также подробно сказано в моей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук».
Непосредственным результатом вышеизложенного стал вывод уравнения «одушевлённой производственной функции» (ОПФ). Достоверность выведенного уравнения подтверждается, во-первых, тем, что оно выведено двумя независимыми методами. Во-вторых, в частном случае уравнение ОПФ преобразуется в известную макроэкономическую функцию – производственную функцию Кобба-Дугласа. Важная особенность уравнения ОПФ в том, что оно включает, наряду с обычными макроэкономическими переменными, «человеческие факторы» – психологические факторы мотивации труда. В силу этого, уравнение ОПФ применимо для анализа как общественного производства в целом, так и конкретных общественно-экономических формаций. В конечном итоге оно позволяет объяснить и причину смены общественно-экономических формаций. Уравнение ОПФ не предназначено для точных количественных расчётов. Но это не уменьшает его научной ценности. Оно показывает ключевые факторы, от которых зависит развитие общественного производства, а также характер взаимосвязи между этими факторами. Следовательно, оно позволяет сформулировать общий экономический закон материального производства, который не был раскрыт в прежних экономических учениях. Более того, в теории ОПФ основные экономические законы конкретных социально-экономических систем естественно вытекают из общего экономического закона, что также является новым словом в политической экономии.
В связи со сказанным возникает необходимость коснуться важной философской проблемы соотношения абстрактного и конкретного применительно к основополагающим экономическим категориям. В экономической теории производственная функция – вещь достаточно абстрактная. Как удачно отмечалось, любая производственная функция в силу своей абстрактности «является чуждой инженерам и деловому миру» (М.Браун. Теория и измерение технического прогресса. Пер. с англ. – М., Статистика, 1971, стр. 23). Однако, с этой же точки зрения, применение производственных функций полезно уже тем, что оно «вызвало к жизни полезные гипотезы, которые могут быть проверены». М.Браун справедливо ссылается на естествознание. Здесь часто можно найти теории, которые постулируют «соотношения и количества, которые не могут быть немедленно измерены, но, несмотря на это, создают ценные гипотезы». По мнению М.Брауна, абстрактность производственной функции является «источником ценности».
Сказанное выше о возможностях производственных функциях оказалось справедливым и в отношении ОПФ. На её основе удалось вывести общее уравнение потребления в социально-экономической системе в долговременном периоде, удалось сформулировать общий экономический закон любого материального производства. Этот закон требует соответствия между объективной необходимостью экономического развития для удовлетворения потребностей людей и характером мотивации их труда. В нарушении этого соответствия заключается коренное противоречие общественно-экономической формации. В этом же кроется и основная причина смены общественно-экономических формаций. Эти выводы оказались настоящим вторжением в «святая святых» политической экономии вообще и советской – в особенности. Выявилась необходимость пересмотра и уточнения таких основополагающих понятий, как «производительные силы» и «производственные отношения». Отсюда, в свою очередь, вытекала необходимость по-новому сформулировать выведенный Марксом и вошедший во все советские учебники закон соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил.
Более того, как оказалось, не форма собственности, а мотивация труда, её характер является основой производственных отношений. Советская политическая экономия определяла способ производства как единство и взаимодействие производительных сил, находящихся на определённом уровне развития, и данного типа производственных отношений. Были сформулированы и «основные противоречия» конкретных общественно-экономических формаций, приводящие к их смене (Экономическая энциклопедия. – М., 1979, том 3, стр. 188). Слабости этих формулировок, каждой в отдельности, может быть и не так заметны. Но они сразу обнаруживаются, когда формулировки рассматриваются в комплексе и сопоставляются друг с другом:
«основное противоречие первобытнообщинного строя выражается в противоречии между постепенным совершенствованием орудий труда, методов производства и навыков людей, с одной стороны, и общинной формой собственности и уравнительным распределением – с другой»;
«основное противоречие рабовладельческой формации – противоречие между развивающимися производительными силами и рабовладельческой организацией труда, основанной на принудительном соединении работников со средствами производства»;
«основное противоречие феодальной формации – противоречие между постепенным развитием производительных сил, углублением общественного разделения труда и узкими рамками феодальной собственности»;
«основное противоречие капиталистической формации – противоречие между общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения»;
«основное противоречие коммунистической формации проявляется как противоречие между непрерывным ростом потребностей трудящихся и относительно ограниченными в каждый данный момент возможностями их удовлетворения».
Бросается в глаза разобщённость и разноплановость этих формулировок, отсутствие логического подхода, научной строгости и последовательности. В первом случае одна сторона противоречия формулируется как постепенное совершенствование орудий труда, во втором – как развивающиеся производительные силы, в третьем – как общественный характер производства, в четвёртом – как непрерывный рост потребностей. В одной формулировке важным фактором считают форму собственности, в другой говорят о характере труда. В одной формулировке акцентируют внимание на характере распределения, в другой об этом умалчивают. На общественный характер производства указывают только в случае капиталистической формации. Но разве в случае коммунистической формации производство не имеет общественного характера? О роли потребностей говорят лишь в последней формулировке, хотя удовлетворение потребностей людей является смыслом и конечной целью любого производства.
Обращает на себя внимание логически недопустимое злоупотребление тавтологией: это верно потому, что… верно! Противоречие рабовладельческой формации «раскрывают» через рабовладельческую организацию труда, противоречие феодальной формации – через феодальную собственность, противоречие капиталистической формации – через капиталистическое присвоение. Схоластика без сколько-нибудь внятного объяснения! Из этих «определений» невозможно понять, почему происходила историческая смена общественно-экономических формаций, почему именно таких формаций и почему именно в такой последовательности. Чем не устраивала первобытных людей общинная форма собственности? Что привело к замене «узких рамок феодальной собственности» на «частнокапиталистическую форму присвоения»? Почему ничего не говорят об основном противоречии социалистической формации, разве этот вопрос не имеет научного и практического значения? Любопытна формулировка основного противоречия коммунистической формации. Во-первых, раз и у неё есть противоречие, то и эта формация, как и все предыдущие, должна смениться какой-то другой, более прогрессивной? Во-вторых, при такой формулировке непонятно, чем же коммунистическая формация отличается от капиталистической? Ведь и при капитализме есть противоречие между ростом потребностей и их удовлетворением. Эти и многие другие несуразности советской политической экономии невозможно было исправить путём косметического ремонта.
Математическая политэкономия
В современной общеэкономической теории из общего уравнения ОПФ, в качестве частных случаев, вытекают уравнения производственных функций конкретных социально-экономических систем. Впервые появилась возможность сформулировать основные экономические законы не только в словесной, но и в строгой математической форме. Это подробно изложено в моей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук». В сущности, появились достаточные основания говорить о рождении новой науки – математической политэкономии. Эта наука отвечает, в частности, на важный вопрос, на который не ответили (да и не могли в то время ответить) К.Маркс и Ф.Энгельс. Это вопрос об истоках и объективных факторах исторической жизнеспособности современного капитализма. Известно, что классики марксизма считали основным законом капитализма закон прибавочной стоимости. Современная общеэкономическая теория считает это недостаточным. Она впервые даёт математически строгую формулировку основного экономического закона капитализма вообще и современного – в частности. Не станем утомлять читателя сложными математическими формулами, а отметим главное.
Современный капитализм – многофакторная система, с большим количеством степеней свободы. Уравнение ОПФ современного капитализма отражает ключевые факторы и тенденции, благодаря которым капитализм сумел исторически своевременно преобразоваться в существенно иную социально-экономическую систему. К числу этих факторов и тенденций относятся обуздание рыночной стихии, макроэкономическое регулирование, освоение новых природных ресурсов, расширение экономического пространства и глобализация рынков, планирование важнейших направлений общенационального развития, координация деятельности государственного и частного секторов в общенациональных интересах, систематическое отслеживание и устранение рыночных дефектов, значительное повышение оплаты труда по сравнению со временами раннего капитализма, снижение безработицы, тенденция к гуманизации труда и рассредоточению собственности, большие достижения научно-технического прогресса.
Объясняя причины исторической живучести капитализма, современная общеэкономическая теория отнюдь не считает эту систему идеальной, а её перспективы – безоблачными. Современный капитализм чреват противоречиями. В советской политической экономии коренное противоречие капитализма формулировалось как противоречие между общественным характером производства и частным способом присвоения его результатов. Но современный капитализм, в отличие от раннего, представляет собой систему сосуществования и взаимодействия уже различных форм собственности. Кроме того, сегодня можно считать вполне доказанным, что не форма собственности сама по себе, а экономическая эффективность собственника важна для жизнеспособности той или иной общественной системы.
Новая общеэкономическая теория определяет основное противоречие современного капитализма как противоречие между необходимостью экономического роста для удовлетворения потребностей людей, с одной стороны, и сохраняющейся мотивацией их труда путём экономического принуждения, сохраняющейся борьбой между работниками и собственниками за результаты труда, сохраняющейся и переходящей на межгосударственный уровень конкуренцией, разъединяющей общество и препятствующей сознательному решению обостряющихся глобальных проблем выживания человечества, с другой. Разъединение в обществе перед лицом общей опасности – вот то главное, что выходит теперь на первый план. Карл Маркс в четвёртом томе «Капитала» отметил эту черту капитализма: «Разъединение выступает в нынешнем обществе как нормальное отношение.…Такова тенденция развития той общественной формации, в которой преобладает капиталистический способ производства» (К.Маркс, Ф.Энгельс. Сочинения, 2-е издание, том 26, часть 1, стр. 419). Так же, как когда-то в СССР в отношении социализма, теперь снова возникает вопрос о возможности выживания современного капитализма лишь в одной или немногих богатых, «отдельно взятых», странах на фоне обостряющихся глобальных проблем, определяющих судьбу каждой страны и каждого жителя нашей общей планеты.
В современной общеэкономической теории характер мотивации труда рассматривается в качестве основы производственных отношений. При этом вводятся в рассмотрение четыре главных типа мотивации труда, которым соответствуют четыре типа общественно-экономических формаций. Во-первых, это формации, основанные на прямом насилии (внеэкономическом принуждении людей к труду). К ним относятся первобытная, рабовладельческая и, отчасти, феодальная формации. Во-вторых, формации, основанные на экономическом принуждении. К ним относятся ранний и, отчасти, современный капитализм. В-третьих, формации, основанные на материальном интересе к труду. Это – социализм, но не в том варианте, который по известным причинам оказался реализованным в советском обществе. И, наконец, формации, основанные преимущественно на внеэкономическом интересе, на творческом характере труда. Это – будущее гуманистическое общество. Подобно тому, как в естествознании квантовые числа характеризуют энергетические состояния материальной системы, факторы мотивации труда объективно характеризуют социально-экономические состояния человеческого общества, которые оно последовательно проходит на протяжении своей истории.
При первобытном строе практически единственным типом мотивации труда было прямое внеэкономическое принуждение людей к труду жестокими и неумолимыми силами природы, угроза голодной смерти. Для тех далёких времён были характерны примитивные орудия и вынужденный характер труда. Распределение продуктов труда было, в основном, уравнительным.
При рабовладельческой и, отчасти, феодальной формациях внеэкономическое принуждение со стороны природных сил сменилось таким же принуждением, но теперь со стороны собственников – рабовладельцев и феодалов. В эту эпоху орудия труда постепенно совершенствовались, но характер труда оставался вынужденным. Распределение результатов труда стало основываться на присвоении собственниками результатов труда работников.
При раннем капитализме внеэкономическое принуждение к труду отошло на задний план и сменилось менее жестоким экономическим принуждением. Стал действовать и фактор материального, экономического интереса к труду, преимущественно у предпринимателей. Это послужило мощным импульсом к развитию всей экономической жизни. Началась научно-техническая революция. Вынужденный характер труда работников стал дополняться материальным интересом, преимущественно у собственников. Однако, характер распределения, в сущности, не изменился – присвоение собственниками результатов труда работников.
При современном капитализме продолжает действовать экономическое принуждение к труду. Но всё большее значение приобретают факторы материального и творческого интереса. Повышается роль государства, оно стремится законодательно обеспечивать сохранение баланса интересов и социальную стабильность в обществе. Вынужденный характер труда смягчается тенденцией к его гуманизации. Научно-технический прогресс становится непосредственной производительной силой. Характер распределения, в основном, сохраняется, но дополняется тенденцией к постепенному рассредоточению собственности, к вовлечению работников в совладение предприятиями.
При социализме и на его высшей стадии (коммунизм, гуманизм) любые виды принуждения к труду исторически изживают себя. На первый план выходит материальный и творческий интерес к труду. Развитие науки, техники и культуры играет определяющую роль в жизни общества. Предпринимательская деятельность оптимально сочетается с планированием и научным прогнозированием в интересах всестороннего общественно-экономического развития. Труд теряет вынужденный характер, становится потребностью людей, способом самовыражения личности, проявления её талантов и способностей. Изменяется характер распределения: теперь работники потребляют результаты собственного труда. По мере развития экономики возрастает уровень жизни всего населения, степень социального расслоения снижается и не приводит к социальным конфликтам. Постепенно изменяются функции денег. Их спекулятивно-накопительная функция всё больше замещается функциями учёта и обмена. Изменяется характер международных отношений. В мировом общественном сознании намечается необратимый поворот от безудержного эгоизма к разумному самоограничению, от безразличия к помощи, от конкуренции к координации, от конфронтации к сотрудничеству. Осуществляются крупные международные проекты для преодоления глобальных проблем: гуманитарные, научно-технические, социально-экономические. Глобализация способствует преодолению неравенства между странами. Человечество начинает жить и действовать по единому разумному плану во имя своего выживания и развития.
В современной общеэкономической теории вся история человечества предстаёт перед нами как единый акт объективно обусловленной, последовательной смены преобладающих на каждом историческом этапе факторов мотивации труда и соответствующих им общественно-экономических формаций. В ходе исторического процесса действует общий экономический закон и преодолевается основное противоречие каждой формации – несоответствие между преобладающим фактором мотивации труда и объективной необходимостью экономического развития для удовлетворения потребностей общества. Человечество неумолимо стремится к освобождению от насилия, к тому, чтобы работать стало интересно. Это простое и очевидное человеческое стремление лежит в основе классовой борьбы, социальных революций, всех зигзагов и хитросплетений истории. Оказывается, его не так просто реализовать. Для этого необходим определённый, достаточно высокий уровень социально-экономического развития, как личности, так и общества. Для этого человечество проходило, и ещё будет проходить те ступени, которые можно называть общественно-экономическими формациями или, в западной терминологии, стадиями экономического роста.
На высшей стадии социализма человечество достигнет своей конечной цели. Определяющим станет наиболее совершенный тип мотивации труда – творческий интерес. На этом исторически изживёт себя и основное противоречие, которое свойственно всем предыдущим формациям. Это и будет означать то самое «всемирно-историческое существование», которое классики марксизма называли коммунизмом, а современные социологи называют постиндустриальным обществом. Современная общеэкономическая теория в этой части продолжает и развивает экономическое учение Карла Маркса. Более того, современная общеэкономическая теория играет объединительную роль, поскольку является более строгой и более общей по отношению к прежним экономическим учениям.
Этот раздел хотелось бы закончить не своими словами, а кратким и точным прогнозом, с которым всё сказанное выше оказывается в удивительном согласии: «…Экономический человек преходящий. И вполне возможна новая мотивация труда, более соответствующая достоинству человека» (Н.А.Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное воспроизведение издания 1955 года. – М., Наука, 1990, стр.151). Трудно лучше выразить приверженность принципам социальной справедливости и гуманизма, чем это сделал Николай Александрович Бердяев, которого советское руководство вскоре после Октябрьской революции выслало из страны и считало её ярым врагом.
Аналитическая история
В своей замечательной книге Арнольд Тойнби высказал поразительно глубокую мысль: «Действующие силы истории не являются национальными, но проистекают из более общих причин…Вглядываясь в историю с этой точки зрения, мы в мутном хаосе событий обнаружим строй и порядок и начнём понимать то, что прежде казалось непонятным» (А.Дж.Тойнби. Постижение истории. Пер. с англ. – М., Прогресс, 1991, стр. 25). Теперь, с помощью математической политэкономии, оказалось возможным реально приблизиться к пониманию «действующих сил истории», о которых говорил Арнольд Тойнби. Это может внести заметный вклад в историческую науку: описательная история получает реальные шансы перейти на более высокую ступень познания - трансформироваться в аналитическую историю. Для этого необходимо, прежде всего, более тесное творческое взаимодействие исторической науки с политической экономией.
Как и любая наука, политическая экономия всегда была представлена множеством школ и направлений. Первые эмпирические наблюдения можно найти у авторов красочных памфлетов и басен XVII-XVIII веков. Затем появились гениальные предвестники классической политэкономии в лице Уильяма Петти. Период активного формирования политической экономии как науки был отмечен двумя альтернативными направлениями: физиократов и меркантилистов. Они способствовали становлению классической политической экономии. Но по мере её развития нюансы во взглядах снова привели к альтернативе, на этот раз в виде марксизма и неоклассицизма. Шло время, возникали новые представления, множились альтернативы. Марксистская политэкономия, сохраняя и приумножая ортодоксальных сторонников, дала ответвление в виде институционализма. Неоклассическая политэкономия, в свою очередь, разделилась на полемизирующие между собой школы кейнсианцев, австрийцев, неорикардианцев, чикагцев и др. Но и внутри каждой школы взгляды подчас оказывались не только различными, но и диаметрально противоположными (Й.Шумпетер и Ф.Хайек у австрийцев или Дж.Р.Коммонс и Дж.К.Голбрайт среди институционалистов). Что же касается нашего времени, и особенно в нынешней России, то можно наблюдать исключительно широкий разброс мнений, граничащий с полной разноголосицей.
Различия между альтернативными школами и направлениями возникали, как правило, из-за различного понимания природы экономического поведения людей. Например, марксистов больше всего интересовало влияние воспроизводственного процесса на поведение людей. Они считали наиболее важными социальные отношения, противоречия между собственниками и работниками. Неорикардианцы основывали свой анализ экономического поведения на моделях капиталистического производства, в которых доминировал физический количественный подход. Их внимание было сосредоточено на технических соотношениях, а не на социальных явлениях. Институционалисты связывали экономическое поведение с культурными ценностями и обычаями. Посткейнсианцы обращали основное внимание на макроэкономические агрегированные модели.
Между тем, особую ценность всегда имеют те научные исследования, в которых сложная проблема изучается в максимальной степени комплексно, системно. Именно такие исследования всегда были и остаются дефицитом в политической экономии. К числу наиболее интересных работ относится книга «Альтернативы экономической ортодоксии: перечитывая политическую экономию», изданную в Нью-Йорке и Лондоне в 1987 году (“Alternatives to Economic Orthodoxy: A Reader in Political Economy / Ed. By R. Albelda, Ch.Gunn, W.Waller. – New York, London, M.E.Sharpe, Inc., 1987). В итоге обширного исследования, авторы констатируют совпадение взглядов различных школ, по крайней мере, по пяти основным принципам политической экономии:
- признание сложности и систематической взаимозависимости социальных явлений;
- признание наличия социального конфликта и его исторической обусловленности;
- признание факта постоянных социальных перемен;
- признание необходимости планирования для удовлетворительного развития современного индустриального общества;
- признание необходимости демократизации принятия экономических решений.
Современная общеэкономическая теория согласуется с этими принципами. Более того, она позволяет конкретизировать эти принципы применительно к современным историческим условиям. При этом центральной проблемой остаётся выявление наиболее общих объективных тенденций развития общественного производства.
В этом плане представляют интерес многолетние исследования экономистов «Римского клуба», посвящённые глобальному математическому моделированию социально-экономических процессов. Начало этим исследованиям было положено блестящими разработками американца Джея Форрестера, профессора Массачусетского технологического института, выполненными в 70-х годах минувшего столетия (Дж.Форрестер. Мировая динамика. Пер. с англ. – М., Наука, 1978). Джей Форрестер использовал метод системной динамики для математического моделирования экономического развития в сложных многофакторных системах. Моделирование позволяло отразить ускоряющийся или замедляющийся экономический рост, стагнацию, возникновение кризисов. Эти процессы описывались системой дифференциальных уравнений, которую решали на ЭВМ с помощью специального языка программирования DINAMO. В математической модели Форрестера учитывался ряд взаимосвязанных экономических факторов: численность населения, капиталовложения (фонды), географическое пространство, природные ресурсы, загрязнение окружающей среды, производство продуктов питания. Кроме того, модель учитывала темпы рождаемости и смертности, а также «качество жизни».
По расчётам Форрестера население и фонды растут до тех пор, пока уровень запасов природных ресурсов не понизится настолько, что начинает сдерживать дальнейший рост. По мере истощения ресурсов мир оказывается неспособным обеспечивать максимальный уровень населения. В том же направлении влияют загрязнение окружающей среды, теснота населения и нехватка продуктов питания. Согласно расчётам по этой модели, население достигнет максимальной численности к 2030 году, а затем начнёт быстро сокращаться. Это означало бы всемирную катастрофу. Правда, Форрестер делает оговорку, что его модель не учитывает в полной мере достижения научно-технического прогресса.
В целом, расчёты Форрестера показали, что при сохранении традиционного направления общественного развития неизбежен серьёзный кризис во взаимодействии человека с окружающей средой. Такая перспектива беспокоит Форрестера. Он считает, что она грозит человечеству «исчезновением личной свободы». Либо мировой кризис, либо регламентация потребления, а отсюда – неизбежность планирования. Эта альтернатива его не устраивает, а что лучше, он не знает. Он пишет: «В рамках общепринятых решений экономических и социальных проблем…не существует долгосрочных решений. Если мир не сможет прийти к состоянию устойчивого равновесия, то решение надо искать в других направлениях» (стр.128). В каких именно направлениях – он не уточняет.
Со времени этих исследований прошло уже много времени. Появились и другие разработки «Римского клуба». Но в концептуальном плане работы Джея Форрестера остаются непревзойдёнными. Академик И.С.Шкловский подробно анализировал результаты работы экономистов «Римского клуба». По его мнению, проблему выживания человечества сможет решить «только остановка роста производства и жёсткая регламентация в использовании ресурсов и их регенерации, сочетающаяся с тратой львиной доли национального продукта на борьбу с загрязнением среды» (И.С.Шкловский. Вселенная, жизнь, разум. – М., Наука, 1987, стр. 280-283). Такая постановка вопроса, если она действительно не имеет альтернативы, неизбежно означает серьёзное социально-экономическое переустройство в масштабах всей планеты.
Современная общеэкономическая теория использует другой подход к анализу той же проблемы. В основе этого подхода – не формально-статистический или чисто количественный, а естественнонаучный и качественно-математический анализ мировой динамики и её объективных социально-экономических последствий. Выше уже было сказано, как современная общеэкономическая теория объясняет и прогнозирует динамику смены общественно-экономических формаций. К этому можно добавить, что удалось разработать относительно простую обобщённую математическую модель мировой динамики в историческом измерении, описанную в моей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук». Модель не позволяет делать точные количественные расчёты, но она пригодна для качественного имитационного исследования социально-экономической динамики в долговременном периоде. Модель включает семь уравнений и учитывает влияние природных ресурсов, численности населения, производственных фондов, объёма экономического пространства, научно-технического прогресса и факторов мотивации труда на изменение во времени «функции мирового богатства» (ФМБ). Наличие в модели факторов мотивации труда принципиально отличает её от всех предыдущих.
Модель демонстрирует противоречивую, возвратно-поступательную динамику социально-экономического развития на протяжении истории человечества. При этом обнаруживается важная общеисторическая закономерность: мировая динамика с самого начала проявляет тенденцию к всё менее возвратному и более поступательному характеру развития. В своём движении к прогрессу человечество ведёт себя как гигантская самообучающаяся система. Спады становятся всё менее глубокими, продолжительность ремиссий всё более сокращается, скорость и уровень подъёмов увеличиваются, при общем экспоненциальном росте ФМБ в общеисторическом масштабе. Исторический процесс как бы «спрессовывается во времени».
Эти результаты вполне согласуются с хорошо известным феноменом сжатия сроков научно-технического прогресса. Волны технологических изменений, порождавшиеся научными открытиями, следовали одна за другой с всё более короткими интервалами. Промежуток времени между открытиями «чистой» науки и началом их использования в технике всё время сокращался. Понадобилось около ста лет, чтобы паровая машина заняла своё полноправное место в промышленности; для электрической энергии этот срок составил менее пятидесяти лет; для двигателя внутреннего сгорания период широкого использования сократился до тридцати лет. Ещё меньше времени прошло от открытия цепной реакции деления атомных ядер до её практического использования.
В заключение этого раздела вернёмся к его началу. Аналитическая история необходима для того, чтобы не только объяснять прошлые исторические события, но и надёжно прогнозировать будущее. Но к аналитической истории можно прийти только на пути активного творческого взаимодействия исторической науки со многими другими научными дисциплинами и использования современных методов исследования, в частности, математического моделирования социально-экономической динамики.
Классы и классовая борьба
Русский экономист, историк и философ Михаил Иванович Туган-Барановский ещё сто лет тому назад отметил: «Одним из наиболее важных понятий общественной науки является понятие общественного класса; к сожалению, однако, оно принадлежит к числу тех, которыми все пользуются, не заботясь об их точном определении» (М.И.Туган-Барановский. Основы политической экономии. Санкт-Петербург, типография АО «Слово», 1909, стр. 503). Признавая «самое глубокое содержание» трудов К.Маркса и Ф.Энгельса в области учения об общественном классе, М.И.Туган-Барановский обратил внимание на то, что строгого определения понятия «класс» их труды не содержат. Он раскритиковал некоторые утверждения К.Маркса и Ф.Энгельса о политической и классовой борьбе. Он привёл пример Англии, где в то время рабочий класс составлял большинство населения и имел наиболее сильные экономические организации, но, тем не менее, не проявил склонности к самостоятельной политической роли. М.И.Туган-Барановский так прокомментировал этот факт: «Это показывает, до какой степени неверно обычное у марксистов отождествление политических партий с конституированными классами» (там же, стр.518). Сам он считал, что «классовый интерес, как он ни могуществен, есть лишь один из многих интересов, волнующих общество». Он пришёл к выводу, что группировку населения по классам и политическим партиям определяют «самые сложные и разнообразные чувства, интересы, традиции, привычки и побуждения». Среди всех этих моментов, по мнению Туган-Барановского, «классовые интересы не всегда играют первенствующую роль».
Критикуя марксистские представления о классе и классовой борьбе, М.И.Туган-Барановский дал своё определение понятия общественного класса. Он определил класс как «общественную группу, члены которой находятся в одинаковом экономическом положении по отношению к общественному процессу присвоения одними общественными группами прибавочного труда других групп и, вследствие этого, имеют общих антагонистов и общие экономические интересы» (там же, стр. 507). Таким образом, критикуя марксистов, М.И.Туган-Барановский, тем не менее, позаимствовал марксистскую концепцию присвоения прибавочного труда.
Второе определение понятия «класс» дал Владимир Ильич Ленин: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определённой системе общественного производства, по их отношению (большей частью закреплённому и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определённом укладе общественного хозяйства» (В.И.Ленин. Полное собрание сочинений, том 39, стр. 15). Несмотря на внешние различия, определение В.И.Ленина в главном не отличается от определения М.И.Туган-Барановского. И у В.И.Ленина, в конечном итоге, всё ассоциируется с концепцией присвоения, хотя перечислены и другие признаки общественного класса, уже рассмотренные у К.Маркса или у М.И.Туган-Барановского.
Понятие о классе неотделимо от понятия о классовой борьбе. Это признавали и К.Маркс, и М.И.Туган-Барановский, и В.И.Ленин. Не было бы борьбы – не возникло бы понятие о классе. В понимании марксистов, будущее коммунистическое общество должно быть бесклассовым. Но в переходный период, при социализме, классовая борьба, по мнению В.И.Ленина, не исчезает, а лишь «меняет свои формы, становясь во многих отношениях всё ожесточённее» (там же, том 38, стр. 386). Этот ленинский тезис взял на вооружение И.В.Сталин, и это во многом определило его политику репрессий.
Где же проходит та граница между социализмом и коммунизмом, за пределами которой классовая борьба исчезнет? В.И.Ленин и его последователи не очертили этой границы. Получалось так, что классовая борьба должна сопровождать социализм вплоть до его превращения в бесклассовое коммунистической общество. Это явное противоречие, возможно, разрешилось бы в случае победы социализма в мировом масштабе. Но этого не произошло. Капитализм выстоял и, во многом изменившись, живёт до сих пор. Репрессии в мире советского социализма стали ослабевать, и это неудивительно – ведь они не могли продолжаться вечно. Вместе с репрессиями стала сходить на нет и принудительная мотивация труда, которая играла большую роль в командной экономике. В то же время, ни материальный или творческий интерес, ни научно-технический прогресс не компенсировали возрастающее снижение трудовой активности. Последующие события со всей очевидностью подтверждают определяющую роль фактора мотивации труда как движущей силы социально-экономических перемен.
Современная общеэкономическая теория увязывает понятие общественного класса с фактором мотивации труда. Классовая борьба во всех странах и во все времена – это, в сущности, борьба между теми, кто принуждает людей к труду или поддерживает это принуждение, и теми, кто стремится освободиться от принудительного труда и устроить мир таким образом, чтобы работать стало интересно. Но, как уже говорилось, для реализации этого простого и очевидного устремления, человечество проходило, и ещё будет проходить объективно обусловленные исторические ступени. В этом – глубинная сущность понятий о классах и классовой борьбе.
Горькие плоды познания: диагноз
При пересмотре основ советской политэкономии большое внимание было уделено анализу той общественно-экономической системы, которая оказалась построенной в СССР и претендовала на название «социализм». Выше уже было дано определение социалистической формации в понимании современной общеэкономической теории. Даже беглое сравнение показывает, что в Советском Союзе было создано совсем другое общество. Конечно, это имело свои причины, и объективные, и субъективные. Решающим же было то, что новое общество создавалось в условиях капиталистического окружения, в условиях военной и экономической конфронтации.
О социализме много сказано и написано. Пожалуй, одну из самых точных характеристик проблем социализма дал не профессиональный социолог, а великий физик Альберт Эйнштейн: «Достижение социализма требует разрешения некоторых исключительно сложных социально-экономических проблем, например: как с учётом далеко идущей централизации политической и экономической власти предотвратить превращение бюрократии в силу, обладающую всей полнотой власти? Как защитить права личности и вместе с тем гарантировать демократической противовес власти бюрократии? Цели и проблемы социализма непросты, и ясность в их понимании имеет величайшее значение в наш переходный век» (А.Эйнштейн. Почему социализм? «Коммунист», 1989, №17, стр. 96-100).
Советская политическая экономия неоднократно пыталась сформулировать основной экономический закон социализма (он, как известно, не был сформулирован в трудах К.Маркса и Ф.Энгельса). Основополагающей долго считалась формулировка, которую дал И.В.Сталин. Он сформулировал этот закон как «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники» (И.В.Сталин. Экономические проблемы социализма в СССР. – М., Госполитиздат, 1952). Но такая формулировка характеризует цель, а не экономический закон. И эта цель, в сущности, та же, что и у современного капитализма. Такая формулировка недостаточна, она не показывает исторической преемственности социализма, его связи с предшествующей формацией (капитализмом) и будущей высшей фазой социализма (коммунизмом, гуманизмом). Впоследствии были даны и другие формулировки, принципиально не отличающиеся от приведенной.
В современной общеэкономической теории основной экономический закон социализма, как уже говорилось, формулируется и словесно, и математически. В его основе лежит производственная функция социализма, которая вытекает в качестве частного случая из общего уравнения ОПФ. Для социализма, как переходного общества от капитализма к гуманизму, характерно общественное производство при мотивации труда преимущественно через материальный и творческий интерес, при максимальном рассредоточении собственности между всеми членами общества, при временном сохранении товарно-денежных отношений, при социально направленном государственном регулировании этих отношений и их постепенном отмирании по мере усиления творческой мотивации труда и превращения науки, техники и культуры в факторы, определяющие всю общественно-экономическую деятельность людей.
Переход от капитализма к социализму возможен различными способами. Наиболее радикальный из них сводится к «экспроприации капиталистов». Этот путь был провозглашён Марксом и Энгельсом в «Манифесте коммунистической партии» и осуществлён в России в 1917 году. По первоначальному замыслу большевиков предполагалось немедленно устранить и товарно-денежные отношения. Этот недолгий период известен под названием «военного коммунизма». Однако вскоре стала очевидна практическая невозможность одним скачком перепрыгнуть из одной социальной системы в другую без гибельных для большевистской власти последствий. Осознав это, В.И.Ленин провозгласил и начал проводить в жизнь новую экономическую политику (НЭП). После смерти В.И.Ленина в советской России обострилась полемика о том, можно ли построить социализм в условиях капиталистического окружения, в «одной, отдельно взятой стране». Эта полемика вылилась в непримиримую борьбу между И.В.Сталиным и его оппонентами. Итоги этой борьбы и последующие события известны.
В западных странах с самого начала был взят курс на менее радикальный, реформистский путь к социализму. Так, социализм был признан конечной целью рабочего движения конгрессом британских тред-юнионов ещё в 1893 году. В 1938 году английский политолог Дуглас Джей сформулировал три этапа перехода к социализму. Первый этап сводился к обложению прогрессивным налогом доходов богачей с тем, чтобы расходовать эти поступления на социальные нужды. На втором этапе предполагалось значительное расширение планирования, а на третьем намечалась частичная национализация промышленности, финансов и торговли.
В СССР оказался реализованным государственно-монополистический вариант социализма. Ликвидированную частнокапиталистическую собственность заменила собственность государства. Здесь действовали все факторы мотивации труда, начиная с откровенного внеэкономического принуждения и кончая энтузиазмом, творческим вдохновением. Зарубежные наблюдатели с интересом, а подчас с недоумением воспринимали эту пёструю картину. Примером прямо противоположной оценки событий того времени были высказывания Лиона Фейхтвангера и Андре Жида (Два взгляда из-за рубежа: переводы. – М., Политиздат, 1990).
За десятилетия своего существования советская страна ценой огромных усилий добилась впечатляющих успехов. Были созданы крупная промышленность и механизированное сельское хозяйство. Страна сумела выжить в условиях капиталистического окружения и одержать героическую победу в Великой отечественной войне. В невиданно короткий срок было восстановлено разрушенное войной народное хозяйство. Страна достигла военно-стратегического паритета с США и первой вышла в космическое пространство. Нынешние любители мазать чёрной краской весь советский период часто ссылаются на репрессии, на отсутствие демократии, на правозащитную деятельность, на академика А.Д.Сахарова. Не оправдывая политику необоснованного преследования советских людей, в то же время нельзя не процитировать того же Сахарова: «Доказана жизнеспособность социалистического пути, который принёс народу огромные материальные, культурные и социальные достижения, как никакой другой строй возвеличил нравственное значение труда» (А.Д.Сахаров. Тревога и надежда. – М., Интер-Версо, 1990, стр. 38).
Объективная оценка советского периода не может не учитывать, что условия, в которых оказалась страна, диктовали определённую политику распределения ресурсов, повышения доли накопления в национальном доходе, максимальной экономии средств, опережающих темпов роста отраслей тяжёлой промышленности, больших затрат на оборону. В этих условиях были существенно ограничены возможности для реализации социальных целей развития экономики. В то же время, явные перегибы и злоупотребления были допущены в аграрной политике. Экстремистские меры в отношении крестьян не были вызваны объективной необходимостью. В своё время Ф.Энгельс прогнозировал: «Обладая государственной властью, мы и не подумаем о том, чтобы насильно экспроприировать мелких крестьян…Наша задача по отношению к мелким крестьянам состоит прежде всего в том, чтобы их частное производство, их собственность перевести в товарищескую, но не насильно, а посредством примера, предлагая общественную помощь для этой цели» (К.Маркс, Ф.Энгельс. Сочинения, 2-е издание, том 22, стр. 518). Но сталинское руководство форсировало иную политику. Между крестьянами часто не делали различий, а пример и общественная помощь были заменены ускоренной насильственной коллективизацией.
В условиях централизованного планирования и жёсткой регламентации общественно-экономической жизни требовалось, с одной стороны, обеспечить очень высокий научный уровень планирования, а с другой – сохранить место для личной инициативы в рамках общего плана. Это оказалось крайне сложной задачей. На практике планирование бывало некомпетентным и недальновидным, а временами превращалось в то, что называли «волюнтаризмом». Регламентация была чрезмерно детализированной. Постепенно подтверждалось опасение, высказанное ещё английским экономистом Артуром Пигу: «Есть веские основания опасаться, как бы общая инициатива и самодеятельная активность работников не оказалась подорванной их абсолютным подчинением мелочному контролю подобно тому, как общая инициатива солдат перемалывается жерновами сверхжёсткой и бездушной военной машины» (А.Пигу. Экономическая теория благосостояния. Пер. с англ. – М., Прогресс, том 1, 1985, стр. 281). Нехватку личной инициативы пытались компенсировать с помощью некоего подобия конкуренции в виде «социалистического соревнования». Но оно, в свою очередь, было слишком зарегламентировано и заформализовано. Поэтому оно не могло стать серьёзным стимулом. Позднее, в эпоху перестройки, был даже задействован тезис о «социалистической конкуренции». Но это лишь вносило окончательную сумятицу в умы и подрывало идеологическую основу советского строя.
Западные социологи не раз комментировали феномен советского социалистического соревнования. Вот мнение американского экономиста и социолога Питера Друкера: «Много труда и изобретательности было вложено в попытку предложить в качестве заменителя рыночной деятельности такой критерий, как социалистическое соревнование, которое играет большую роль в советской экономике. Социалистическое соревнование действительно измеряет сравнительную производственную эффективность. Оно даже может измерить техническую компетентность. Но оно не может измерить управленческую компетентность и деятельность» (P.F.Drucker. The New Society: The Anatomy of Industrial Order. – New York, Harper and Row Publishers, 1962, p. 278). И в самом деле, в советской экономике производственные единицы, в сущности, не имели самостоятельности в принятии управленческих решений. Чтобы изменить такое положение, вскоре после начала перестройки предприятиям была предоставлена «полная хозяйственная самостоятельность». Это оказалось ещё одной торпедой, запущенной в изначально монополизированную, а поэтому невосприимчивую к новому порядку, советскую экономику. Об этом ещё будет идти речь, а пока вернёмся к основному вопросу этого раздела.
С позиций теории ОПФ основной экономический закон советского варианта социализма формулируется следующим образом: производство, осуществляемое при мотивации труда преимущественно путём внеэкономического и экономического принуждения работников государством, которое планирует всю экономическую деятельность, присваивает продукт общественного труда и осуществляет распределение и обмен в форме товарно-денежных отношений. Такая формулировка отнюдь не означает, что в советском обществе не было творческой мотивации труда, неподдельного энтузиазма, воодушевления. Всё это было. Но творческая мотивация труда всё же не была доминирующей. Она была ограничена по времени и сфере действия. Советский альтруизм несомненно действовал, но далеко не везде и не всегда. Он часто был замешан на материальном интересе, а иногда и на изощрённом принуждении. В последнем (и, пожалуй, наиболее удачном) советском учебнике политической экономии признавалось, что «социализм не может успешно развиваться без экономического давления на всех работников и на все уровни хозяйствования» (Политическая экономия: учебник для вузов / В.А.Медведев, Л.И.Абалкин и др. – М., Политиздат, 1990, стр. 372). К сожалению, в советской практике альтруизм одних часто оборачивался иждивенчеством других.
Из основного экономического закона советского варианта социализма вытекало и его коренное противоречие. Оно заключалось в объективной невозможности, в условиях противоборства с экономически эффективной системой современного капитализма, удовлетворять возрастающие потребности общества при сохранении принудительной мотивации труда, при дефиците материального и творческого интереса к труду, при несовершенном планировании, при недостаточном использовании достижений науки и техники. Многие советские люди испытывали чувства глубокого разочарования и недоверия в отношении тоталитарно-бюрократической системы. Слишком велик был разрыв между слащавыми лозунгами и реальной жизнью. Рабочие были недовольны низкими заработками и тяжёлыми условиями труда. У колхозников к этому добавлялась необустроенность сельского быта. Интеллигенция постоянно ощущала тотальный контроль со стороны высокомерных и невежественных партийных чиновников. Руководители предприятий были задёрганы бесконечными директивами, циркулярами, запросами, заведомо невыполнимыми планами. Это недовольство было загнано вглубь массовыми репрессиями, но когда они ослабли, стало прорываться наружу. Становилось всё очевиднее: советская система потеряла работоспособность, её кризис – лишь вопрос времени.
Этот диагноз дополнительно осложняла международная обстановка. В разгар «холодной войны» человечество подошло к критической черте. Началось осознание той непреложной истины, что ядерная война между СССР и США, которая могла вспыхнуть в любой момент, погубит всё человечество. С приходом этого понимания, зыбкое мирное сосуществование стало переходить в стадию сближения и большей открытости. Это, в свою очередь, подтолкнуло советское общество, прежде закрытое, к сравнению собственных проблем с проблемами и образом жизни на Западе.
Первые поверенные
Раскрытие основного противоречия советской экономической системы и вывод о неизбежности её кризиса показались мне настолько важными, что я решился нарушить многолетний обет молчания. Рискнул рассказать о своих политико-экономических исследованиях только троим, кому мог вполне довериться. Это были Г.А.Степанов, Д. Н. Каношин и С.И.Крюков. Первый разговор об этом со Степановым состоялся в начале 80-х. Помню, насколько Геннадий Аркадьевич был шокирован! Мог ли он ожидать такого от меня? Как он должен был отреагировать? Будь на его месте другой, я почти наверняка был бы изгнан из партии, выгнан с работы, а то и отправлен в места не столь отдалённые. Геннадий Аркадьевич ничего этого не сделал. Он выслушал меня, сохранил самообладание и посоветовал больше ни с кем об этом не говорить. Вот когда я по-настоящему оценил мудрость, благородство и великодушие этого человека, его товарищеское отношение ко мне!
Дмитрий Назарович Каношин, профессор, доктор философских наук, заведовал кафедрой философии в ЯГТУ. Мы жили неподалёку и дружили семьями. Выслушав меня, он, после недолгой дискуссии, в целом одобрил мою работу и в дальнейшем, по мере сил, помогал, хотя с некоторыми моими выводами остался не согласен.
Сергей Иванович Крюков, профессор, доктор технических наук, был моим руководителем ещё по кандидатской диссертации, о чём уже говорилось. Он сначала отреагировал крайне отрицательно и даже раздражённо. Я понимал его. Это был человек очень честный и порядочный, в прошлом фронтовик, много повидал и пережил. Он был ортодоксальный коммунист, и мои откровения его неприятно поразили. Но я рассчитывал на его любознательность и научную объективность, а также на наши давние хорошие отношения. И не ошибся. Шло время, мы время от времени обсуждали эти темы, и я постепенно начал чувствовать интерес с его стороны. Позднее Сергей Иванович, будучи главным редактором сборника научных трудов нашего университета, не побоялся взять на себя ответственность и опубликовал мои статьи по этой проблеме. Впоследствии, после выхода в свет моей книги «К общеэкономической теории через взаимодействие наук», он даже сам написал статью, которую назвал так: «О необычной книге и её авторе (впечатление не постороннего)». Статья была отправлена в одну из центральных газет, но не была напечатана. В статье, в частности, говорилось: «Признаюсь, я не сразу осознал всю значительность этого. Такой его замах невольно смущает, вызывает инстинктивное чувство отторжения, даже недоверия. Просто не укладывается в сознании, что на это оказался способен не какой-то там далёкий заморский гений, а такой хорошо знакомый человек, вроде бы самый обыкновенный, мой вчерашний аспирант-заочник, и к тому же вовсе не экономист, а химик! Но проходят годы, и жизнь постепенно заставляет меня поверить в него. Именно заставляет, потому что в его правоте убеждают не только железная логика и добросовестность серьёзного исследователя, но и постоянное сравнение его выводов, рекомендаций и прогнозов с тем, что происходит в нашей жизни на протяжении многих лет…Убеждён – книга профессора Фельдблюма, пока ещё малодоступная, будет медленно, но верно завоёвывать умы людей. Написать её мог только человек, в котором необыкновенно удачно соединились исключительные природные способности, любознательность, смелость и неподкупность настоящего учёного, искреннее желание принести пользу людям, редкое трудолюбие и феноменальная работоспособность. Человек, который оказался объективно востребован именно в это время и именно в нашей стране…Я рад, что по мере сил помогал этому человеку. Значит, в его большом труде есть и мой вклад».
Я помню моих покойных учителей, в том числе и Сергея Ивановича Крюкова, безмерно благодарен им за неизменно доброжелательное отношение, поддержку и помощь в течение многих лет.
Памятная встреча
Мои беседы с Г.А.Степановым имели интересные и серьёзные последствия. Геннадий Аркадьевич, как член ярославского горкома партии, был знаком с А.Н.Яковлевым, начинавшим в Ярославле свою карьеру. Геннадий Аркадьевич не только рассказал Яковлеву о моих экономических исследованиях и их первых важных результатах, но даже устроил мне конфиденциальную встречу с ним. Не буду описывать подробности этой беседы. Скажу только, что Яковлев очень заинтересовался. Больше всего он расспрашивал, действительно ли мои выводы и прогнозы имеют достоверный и объективный характер, а главное - чем это подтверждается. Я довольно долго и терпеливо отвечал на его вопросы. Впоследствии он, как известно, стал близким сподвижником М.С.Горбачёва. Роль А.Н.Яковлева в дальнейших событиях оценивают неоднозначно. С его именем связывают решающее идеологическое влияние на Горбачёва, многие неудачи перестройки и даже идеологическую подготовку развала СССР. Но в моей памяти Александр Николаевич Яковлев остался как очень доброжелательный человек, умный и интересный собеседник. Известно, как много он сделал для реабилитации невинно осуждённых в годы политических репрессий. Я был очень огорчён известием о его кончине, послал телеграмму соболезнования. Телеграммы поступили со всех концов страны и из-за рубежа. Они размещены в интернете на сайте www.idf.ru/spisok.shtml, принадлежащем Международному фонду «Демократия» (Фонд Александра Яковлева).
Подтверждение прогноза: перестройка
Начало перестройки в 1985 году явилось объективным подтверждением выводов современной общеэкономической теории. Обострение коренного противоречия советского социализма ввергло страну в глубокий экономический застой. В книге Михаила Сергеевича Горбачёва описана безрадостная картина фактического положения, сложившегося к этому времени (М.С.Горбачёв. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. – М., Политиздат, 1988). Если необходимость и неизбежность перемен была, в конце концов, осознана, то в отношении способов их осуществления такой ясности не было. В книге М.С.Горбачёва, с одной стороны, утверждалось, что перестройка – это «тщательно подготовленная программа» (там же, стр. 21). Но дальше читаем: «Нередко приходится сталкиваться с вопросом, а чего же мы хотим достигнуть в результате перестройки, к чему прийти? На этот вопрос вряд ли можно дать детальный, педантичный ответ» (там же, стр. 31). К сожалению, приходится констатировать отсутствие не только детального и педантичного ответа, но и основной, стержневой концепции перестройки. В книге многократно звучит тема отсутствия «готовых рецептов» (там же, стр. 62 и т.д.). Вообще, книга в концептуальном плане выглядит довольно странной. Весь первый раздел книги – это смесь острейшей критики прошлого и довольно противоречивых суждений о будущем.
Это было, конечно, плохо. Отсюда – многие последующие просчёты и ошибки в политике. Недаром ещё Леонардо да Винчи писал: «Влюблённые в практику без науки – словно кормчий, ступающий на корабль без руля и компаса; он никогда не уверен, куда плывёт. Всегда практика должна быть воздвигнута на хорошей теории, вождь и врата которой – перспектива. Наука – полководец, а практика – солдаты» (Леонардо да Винчи. Избранные естественно-научные произведения. – М., Изд. АН СССР, 1955, стр. 23). Именно так и получилось с перестройкой. Но, с другой стороны, и внутренняя, и международная обстановка подталкивали к решительным действиям. Нарастающая стагнация в условиях «холодной войны» была крайне опасна.
Перестройка начиналась под лозунгом «ускорения», массового внедрения в производство достижений науки и техники. Но в жизни всё вышло по-другому. В Советском Союзе все сколько-нибудь серьёзные технические новшества внедрялись под давлением сверху. Для этого поощряли за успехи и наказывали за неудачи, при неослабном жёстком контроле. Именно так создавались новые наукоёмкие производства, особенно в оборонных и смежных отраслях. Было невозможно совместить ускорение научно-технического прогресса с вновь взятым курсом на «демонтаж административно-хозяйственной системы». Это вскоре было понято, об ускорении замолчали и заявили, что научно-технический прогресс возможен лишь при условии перехода к «регулируемой рыночной экономике». С этого момента начался развал научно-технического потенциала страны. Перестройка стала переходить в стадию радикальной политической и экономической реформы.
В своё время Альфред Маршалл подметил, что крайняя нетерпимость к социальным болезням столь же вредна, как и чрезвычайная терпеливость по отношению к ним (А.Маршалл. Принципы политической экономии. Пер. с англ. – М., Прогресс, 1984, том 3, стр. 141). Советское общество долго терпело болезни тоталитаризма, и теперь оно начало проявлять крайнюю нетерпимость к этим болезням. Это вызвало синдром разрушения практически по всем направлениям. На языке теории ОПФ, стали стремительно снижаться все производственные факторы. Прежняя принудительная мотивация труда ослабевала, но это не компенсировалось заинтересовывающей мотивацией. Разрушалось экономическое пространство, сокращались доступные сырьевые ресурсы и квалифицированная рабочая сила. Сокращались или простаивали производственные мощности. Научно-технический прогресс оказался окончательно заброшенным, планирование сворачивалось, управляемость сложнейшими производственными комплексами утрачивалась. Всё шло к обвальному спаду производства.
При таком развитии событий была предпринята запоздалая попытка стабилизации экономики. Но она напоминала усилия пилота вывести из штопора самолёт с нарушенным управлением. К лету 1990 года стало очевидным, что программа стабилизации не работает. Именно тогда окончательно схватились за идею перехода к рынку. Она быстро обрела официальный статус. В мае 1990 года на сессии Верховного Совета СССР Н.И.Рыжков выступил с докладом «Об экономическом положении страны и о концепции перехода к регулируемой рыночной экономике». Начался рыночный ажиотаж. Пальму первенства захватили учёные. Академики и членкоры, доктора и профессора, десятилетиями доказывавшие преимущества плановой системы и получавшие за это не только учёные звания, но и лауреатские значки, в один момент превратились в ярых рыночников. Их примеру последовали подведомственные научные учреждения, их ученики и все те, кто увидел в этом верный путь ловли званий и чинов.
Но высказывались и иные мнения. Многие аналитики, в том числе и на Западе, не предполагали, что наши реформаторы в одночасье разрушат то, что следовало сохранить или усовершенствовать. Например, В.В.Леонтьев прогнозировал: «Советы собираются перенять только западную экономическую науку, а не западные экономические институты. Есть все основания полагать, что это вполне осуществимо» (Василий Леонтьев. Экономические эссе. Теории, исследования, факты и политика. Пер. с англ. – М., Политиздат, 1990, стр. 221). Он не мог вообразить, что реформаторы пойдут на уничтожение государственного социально-экономического планирования. Напротив, он не сомневался, что «в будущем введение научных методов планирования повысит общую производительность советской экономики». Он был убеждён в том, что «преимущества, которые русские извлекут из усовершенствования процесса принятия решений, на практике будут особенно значительными» (там же, стр. 228). В.В.Леонтьеву явно не хватило воображения, чтобы представить себе поистине большевистский, революционно-разрушительный размах российских реформаторов. Огромная страна оказалась и без плана, и без рынка.
Между тем, даже западные приверженцы к рыночной экономике весьма трезво оценивают её негативные стороны. В популярном на Западе и переведенном на русский язык учебнике читаем: «В реальной действительности экономические системы располагаются где-то между крайностями чистого капитализма и командной экономики» (К.Р.Макконелл, С.Л.Брю. Экономикс: принципы, проблемы и политика. В 2-х томах. Пер. с англ. – М., Республика, 1992, том1,стр.48). Рыночная экономика задействует материальный интерес как стимул экономического роста. Она делает ставку на экономическую свободу в условиях конкуренции. Но, с другой стороны, читаем мы, «соблюдение личного экономического интереса не следует смешивать с эгоизмом» (там же, стр. 52). Что же касается конкуренции, то она, учат нас, «больше всего досаждает производителю своей безжалостной действенностью» (там же, стр. 89). Более того, «достижение максимальной эффективности производства на основе новейшей технологии часто требует существования небольшого числа относительно крупных фирм, а не большого числа относительно мелких», и это ведёт к угасанию конкуренции, к снижению её роли в экономике. Авторы учебника признают, что у конкурентной экономики бывают и весьма негативные явления: «расточительное и неэффективное производство», «чрезмерное неравенство», «нарушения рыночного механизма», «неустойчивость» и т. д. В итоге, сравнивая рыночную экономику с командной, авторы учебника делают дипломатичный вывод, что это «сложный вопрос» и что «научного ответа на такой вопрос не существует» (там же, стр. 88).
Там, где не нашли научного ответа западные экономисты, наши новоявленные энтузиасты рынка уже имели «научный ответ». Финалом этой рыночной эйфории явилась либерализация цен, осуществлённая правительством Е.Т.Гайдара. Впрочем, справедливости ради необходимо отметить, что эта мера была уже вынужденной. Иные решения были возможны несколько лет назад. Но это правительство унаследовало народное хозяйство, уже изувеченное предыдущими негативными процессами. Ему оставалось одно из двух: либо то, что оно сделало, либо немедленный возврат к командной экономике, причём в крайне жёстком варианте. Полумеры в той ситуации уже ничего не решали. Второе решение вступило бы в противоречие с уже принятыми новыми законами. Оно означало бы полный отказ от перестройки, признание её изначально ошибочной и полномасштабное восстановление репрессивной тоталитарной системы. Этот путь, без сомнения, был бы гибельным для страны и до предела опасным для сохранения мира и международной безопасности.
Несколько забегая вперёд, можно сказать, что почти одновременно, в 1995 году, были опубликованы книга Е.Т.Гайдара «Государство и эволюция» и моя книга «К общеэкономической теории через взаимодействие наук». Мы обменялись книгами. В своей книге Егор Тимурович очень точно описывает ту тяжелейшую обстановку, в которой он согласился возглавить правительство: «…Магазины были пусты, деньги (советские дензнаки) не работали, приказы не выполнялись, нарастало ощущение «последнего дня». Речь шла об угрозе голода, холода, паралича транспортных систем, развала страны…Вот в эти дни и начались «пожарные реформы» и была призвана команда «камикадзе». Нас позвали в момент выбора» (Егор Гайдар. Государство и эволюция. – М., Изд. Евразия, 1995, стр. 152-153).
Это и в самом деле был исторический выбор, но отнюдь не между социализмом и капитализмом. Это был выбор между действенностью автомата Калашникова и силой денежных стимулов, выбор между убийственной войной и худым миром. И был сделан выбор в пользу худого мира. Освобождение цен и либерализация торговли вызвали относительное снижение совокупного спроса, повышение цен, выброс на рынок множества прежде дефицитных товаров, в том числе импортных. Полки магазинов наполнились. Это успокоило население и породило надежды на лучшее будущее. Наиболее опасный сценарий развития событий был предотвращён.
Механизм бандитского капитализма
Столь резкий эпитет в заголовке этого раздела принадлежит не мне. Такую характеристику российскому капитализму 90-х годов дал Джордж Сорос. Мы уже привыкли слышать такие слова от нашей непримиримой оппозиции. Но в данном случае их высказал преуспевающий финансист и апологет современного капитализма. Казалось бы, от него можно было ждать безоговорочного одобрения капиталистической трансформации России, но никак не критики. Тем более следует серьёзно прислушаться к критике, исходящей от человека, прекрасно знающего капитализм изнутри.
По свежим следам тех событий Джордж Сорос писал: «Самым важным вопросом является неразрешённый конфликт между разрушением и созиданием…Самое ужасное, что не только плановая экономика, но также и только что вылупившийся рыночный механизм не работают. В отсутствие нормального рынка предприниматели превращаются в спекулянтов, а процесс приватизации вырождается в обыкновенный грабёж: тащи, что можно, пока нет хозяина» (Дж. Сорос. Советская система: путь к открытому обществу. Пер. с англ. – М., Политиздат, 1991, стр. 143, 192). Дж. Сорос пришёл к неутешительному выводу, что «выгода от вновь разрешённых форм экономической деятельности оказалась ничтожной по сравнению с вредом, нанесённым подрывом установившихся форм». В более поздней книге Дж. Сорос уже откровенно назвал капитализм в России 90-х годов «бандитским» (Дж. Сорос. Открытое общество. Реформируя глобальный капитализм. Пер. с англ. – М., 2001, стр. 315).
В моей предыдущей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук» много формул и уравнений. Обилие математического аппарата, обеспечивая научную строгость изложения, в то же время затрудняет восприятие книги многими читателями. Поэтому в настоящей книге ещё не было ни одной математической формулы. Но в этом разделе необходимо дать хотя бы немного математики, чтобы лучше объяснить механизм бандитского капитализма в России 90-х годов. В любом обществе товарно-денежных отношений доход производителя от продажи его продукции равен произведению цены на выпуск продукции
Ф = рY (1)
В этом простом соотношении все величины являются усреднёнными, или, на языке макроэкономики, «совокупными» или «агрегированными». Товаропроизводитель-продавец имеет возможность повышать свой доход (Ф) не путём увеличения выпуска (Y), а путём повышения цены (р). И это происходит всякий раз, как только снимаются или ослабевают общественные ограничения на этот спекулятивный интерес. Такими ограничителями могут быть государственный запрет (в командной экономике) или конкуренция (при капитализме).
Двойственный характер материального интереса отметил ещё итальянский экономист Вильфредо Парето: «Энергия людей направляется по двум каналам. Первые стремятся производить экономические блага, вторые – присваивать блага, созданные другими». Это высказывание процитировано в известной книге (А.Пигу. Экономическая теория благосостояния. Пер. с англ. – М., Прогресс, 1985, том 1, стр. 195). Эта важная констатация означает признание того, что в обществе товарно-денежных отношений объективно существует узаконенная спекуляция, или узаконенное воровство. Способов «законного» присвоения не заработанных денег много, начиная с обычной спекуляции и кончая «откатами» в виде «подарков» нужным людям. Анализ этой темы не является задачей настоящей книги, тем более что о коррупции пишут постоянно. Здесь важно подчеркнуть главное: поведение продавца на рынке очевидно – он всегда старается дороже продать.
Естественно, после предоставления российским предприятиям «полной хозяйственной самостоятельности» в условиях крайне монополизированной экономики, и уж тем более после освобождения цен и ликвидации обязательных плановых заданий по выпуску продукции, началась стагфляция – рост цен при снижении выпуска. Предприятия пошли по наиболее лёгкому пути добывания денег. Понятно, что повышать цены куда легче, чем наращивать выпуск, совершенствовать технологию, заботиться о качестве продукции. Конечно, маятник цен рано или поздно пойдёт в обратную сторону: деньги не съешь и не наденешь, нужны реальные товары. В конце концов, проявляется тенденция, которую Джон Голбрайт называл «противодействующей силой». Она, в конце концов, приведёт к установлению равновесия между совокупным спросом и совокупным предложением (J.K.Galbraith. American Capitalism. The Concept of Countervailing Power. – Boston, Houghton Mifflin Co., 1952). Всё дело в том, какой ущерб будет нанесён обществу на протяжении всего этого процесса, на каком уровне экономического спада установится макроэкономическое равновесие. Если этот спад окажется слишком глубоким и социально непереносимым, то до равновесия дело может и не дойти – произойдёт социальный взрыв.
Стагфляция как экономическое явление давно известна и хорошо изучена. В нашей стране это явление проанализировал академик Николай Яковлевич Петраков в своих работах, относящихся к середине 70-х годов. Он математически доказал, что, в случае освобождения цен в условиях монополизированной экономики, производители будут заинтересованы «в замораживании производства на уровне ниже оптимального и соответственно в завышении цен» (Н.Я.Петраков. Кибернетические проблемы управления экономикой. – M., Наука, 1974, стр. 130-135). С этими выводами согласуется и моя теория ОПФ. Более того, из неё видно, что в условиях понижения выпуска продукции монопольные производители имеют возможность использовать к своей выгоде не только завышенные цены, но и другие факторы. В моей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук» выведено макроэкономическое уравнение агрегированной заработной платы
(2)
В этом уравнении S - заработная плата, р – цена, 
- норма инвестиций, Y – выпуск продукции, nR - число работников, m – норма прибавочной стоимости (в современной терминологии близка к норме прибыли). Из уравнения (2) видно, что, стремясь повысить зарплату в условиях снижения выпуска (Y), предприятия могут завышать цену (р), сокращать число работников (nR) и уменьшать долю инвестиционного накопления. За экономическими величинами сухой математической формулы кроются судьбы людей, которым выпала нелёгкая доля жить и работать в эпоху перемен. Повышение цены на продукцию позволяет поднять зарплату работников, но, в то же время, бьёт по карманам множества покупателей. Сокращение доли инвестиций в доходе предприятия тоже способствует повышению зарплаты, но закладывает бомбу замедленного действия под будущее предприятия. Сокращение числа работников – ещё один способ поднять зарплату тем, кому посчастливилось быть оставленным на работе, а не выброшенным за ворота. Естественно, что повышение зарплат чаще всего происходит неравномерно: руководство в первую очередь заботится о своём благосостоянии. Все перечисленные способы повышения зарплаты носят кратковременный и сугубо эгоистический характер. Средства предприятия «проедаются», производство сокращается, перспективы его расширения или увеличения становятся всё более призрачными, создаются условия для ещё большего дефицита реальной продукции и её удорожания в будущем. Создаётся угроза возникновения крайне опасной гиперстагфляции.
Дополнительным непроизводительным источником обогащения может служить норма прибыли (m). Её повышение приводит к снижению зарплаты работникам, но зато обогащает владельцев предприятия и их приближённых - они кладут прибыль в собственные карманы. Но и это не всё. Владельцы и директора организуют на предприятиях, в обход работников, подконтрольные фирмы-посредники по реализации продукции. Это «обосновывается» интересами предприятия, необходимостью привлечения заказчиков, поиска и расширения рынков сбыта. Теперь уже не только прибыль, но и всю выручку можно положить в собственные карманы! Даже при небольшом выпуске продукции, реализуемой по завышенным ценам, этого может оказаться вполне достаточно для безбедного существования небольшой группы руководящих лиц. Судьба большинства работников предприятия их не волнует. Обычным явлением становятся несвоевременные выплаты зарплат под предлогом «отсутствия денег» на предприятии. Покончить с этим позором может только суровая уголовная ответственность, наряду с экономической нормализацией обстановки. О какой заинтересованности в развитии предприятия может идти речь в этой ситуации? Происходит полное вырождение мотивации к производительному труду, потеря её связи с реальной производственной деятельностью. Цивилизованная предпринимательская деятельность подменяется спекуляцией, обманом и воровством. Часто, насытившись богатством и опасаясь разоблачения, такие «предприниматели» специально доводят предприятия до банкротства, после чего уезжают из страны.
Ударом по реальной экономике стала и финансовая политика, получившая название политики «монетаризма». Она заключалась в переносе на российскую почву принципов кредитно-денежной политики, которая проводилась в определённые периоды в странах с уже развитыми рыночными отношениями. В основе этой политики – теоретические разработки чикагской школы Милтона Фридмана. Они обобщены в его книгах «Исследования в области количественной теории денег» (Studies in the Quantity Theory of Money. – Chicago, 1956), “Капитализм и свобода» (Capitalism and Freedom. – Chicago and London, 1963), «Очерки в области позитивной экономической теории» (Essays in Positive Economics. – Chicago and London, 1966) и др. Идеологическим кредо «монетаризма» является прагматичная идея руководства рыночной экономикой с помощью, по сути дела, единственного рычага, каковым служит регулирование объёма денег в обращении. В конкурентной среде бюджетные ограничения действительно могут стимулировать выпуск реальной продукции и повышать её качество. Что касается «недорыночной» России, то такая политика, помогая борьбе с инфляцией, в то же время способствовала спаду производства и породила печально известный «кризис неплатежей».
Проблема влияния кредитно-денежной политики на макроэкономические показатели изучалась не только в Чикаго. Интересные результаты были получены отечественной экономико-математической школой (А.А.Петров с сотрудниками. В сборнике: Математическое моделирование. Процессы в сложных экономических и экологических системах. – М., Наука, 1986). Серия этих исследований получила название «системный анализ развивающейся экономики». Продифференцируем по времени уравнение (1):
(3)
Умножим левую и правую части на время обращения денег (
):
(4)
Левая часть полученного уравнения (4) в некотором приближении представляет собой скорость увеличения денежной массы за счёт эмиссии денег (Е) центральным банком:
(5)
В стабильно работающей экономике выпуск (Y) растёт во времени, а цена (р) остаётся неизменной. В этом случае производная цены по времени равна нулю, и ситуация описывается уравнением
(6)
Смысл этого уравнения в том, что при нормальном развитии экономики основная роль эмиссии состоит в обеспечении денежной массой бесперебойного товарооборота при стабильных ценах и возрастании выпуска реальной продукции. Напротив, в застойной экономике величина выпуска (Y) не растёт и, следовательно, теперь равна нулю производная от выпуска по времени. В этом случае из выражения (5) следует, что
(7)
Выражение (7) описывает состояние инфляционной экономики, когда эмиссия денег фактически «обслуживает» лишь рост цен. Из этого выражения следует, что снижением эмиссии можно уменьшить скорость роста цен. Но, в соответствии с этим же уравнением, снижение (Е) может приводить и к снижению выпуска продукции (Y). Всё зависит от конкретных условий, в которых оказалась экономическая система. Возникает возможность возникновения «стагфляционной ловушки», когда снижение эмиссии и уменьшение денежной массы в обращении, с одной стороны, подавляет инфляцию, а с другой – провоцирует спад производства. Примерно такая картина и наблюдалась в России в период наиболее активной «монетарной» политики.
Весьма негативную оценку политики «монетаризма» дали Дж.Голбрайт и С.М.Меньшиков, причём не для кризисной российской экономики 90-х, а для экономики США периода 80-х (Дж.Голбрайт, С.М.Меньшиков. Капитализм, социализм, сосуществование. Пер. с англ. – М., Прогресс, 1988). Авторы иронизируют: «Оставьте всё на усмотрение центрального банка. Фиксируйте денежную массу в обращении, меняйте её объём только соответственно росту экономики – и проблема решена!». Далее Голбрайт говорит в диалоге с Меньшиковым: «Думаю, вас не удивит, что сам я – не сторонник монетаризма. В последние годы мы узнали, что такое чудо помогает…лишь постольку, поскольку порождает огромную безработицу и огромные бездействующие производственные мощности». По мнению Дж.Голбрайта, «монетаризм действительно останавливает инфляцию, но мы обнаруживаем, что такое лекарство гораздо опаснее болезни, которую им стараются вылечить». Он предположил: Сдаётся мне, что монетаризму не суждено стать любимым коньком в социалистическом мире». Но он ошибся. Наши реформаторы пошли именно таким путём. Последствия этой политики в России 90-х годов оказались несравненно тяжелее, чем в США.
Важным звеном в цепи радикальных российских реформ стала приватизация. Её начальную стадию в народе метко окрестили «прихватизацией». Попытки ввести этот процесс в цивилизованное русло привели к официальной концепции «народной приватизации». Идеологической основой явилось представление о частной собственности как непременном условии экономической эффективности. Между тем, даже в некоторых направлениях западной экономической науки, не имеющих ничего общего с марксизмом, уже давно распространены более трезвые взгляды на государственную и частную собственность. Оказывается, эффективному хозяйствованию мешает не сама по себе государственная собственность, а порочные формы её функционирования. Это же справедливо и в отношении частной собственности. Вот как написано об этом в интересной книге Вольфа и Резника, посвящённой сравнению экономических теорий марксизма и неоклассицизма: «Есть разные пути, по которым владельцы могут расходовать свой прибавочный продукт. От того, какой путь избирается при том или ином общественном строе, зависит образ жизни людей, живущих в этом обществе. От того, как собственники распоряжаются поступающим к ним прибавочным продуктом, зависят структура, противоречия и изменения в том или ином обществе» (R.D.Wolf, S.A.Resnic. Economics: Marxian versus Neoclassical. – Baltimore and London, The John Hopkins University Press, 1987, p. 148). Это лишний раз показывает, что не сама по себе форма собственности, а характер мотивации труда и, следовательно, эффективность собственника непосредственно определяет социальную сущность экономической системы.
Вопрос о прогрессивности различных форм собственности в современном мире достаточно сложен, и уж во всяком случае, значительно сложнее тех примитивных взглядов, которые сводят всю проблему экономической эффективности к пресловутому «чувству хозяина». Хорошим хозяином (равно как и плохим) может быть и государство, и частный владелец. Эти соображения не слишком заботили авторов «народной приватизации» в России. Ими овладела прагматичная идея – условно разделить всю государственную собственность на равные паи и раздать их будущим собственникам в виде приватизационных чеков (ваучеров). Реформаторы провозгласили: «Нам нужны миллионы собственников, а не собственники миллионов!». Лозунг был красивым и прогрессивным, но в жизни всё вышло по-другому. Приватизация оказалась не народной, а номенклатурной. Кроме того, «народные» ваучеры немедленно начали скупать немногие, наиболее шустрые и активные представители народа. Новоявленные собственники часто вообще ничего не понимали в делах того предприятия, которым завладели. От них не приходилось ждать компетентных и ответственных решений. Одновременно с приватизацией осуществляли «разгосударствление», «демонополизацию» и «акционирование» промышленных, сельскохозяйственных и иных предприятий. Многие предприятия прекращали производство, становились банкротами, а их работники пополняли армию безработных. Это ещё больше провоцировало углубление спада производства и рост социальной напряжённости.
Ситуация осложнялась положением во внешней торговле. С одной стороны, в свободной продаже появились товары, которые россиянам раньше и не снились: высококачественные импортные автомобили, компьютеры, разнообразная бытовая техника, широкий ассортимент продуктов питания, модной импортной одежды и обуви. Это было хорошо. Но, с другой стороны, усилился вывоз из страны крайне необходимых видов сырья и продукции. При сложившемся валютном курсе рубля стало выгодно вывозить из страны буквально всё, возвращая лишь небольшую часть экспортной выручки. Потребовались специальные правительственные постановления, чтобы приостановить вывоз топлива из тех регионов, где население страдало от холода. Страны Запада охотно оказывали России словесную поддержку. Но кредитов и инвестиций было очень мало, а о продаже наиболее передовых наукоёмких технологий не было и речи. Нестабильность и коррупция в нашей стране отпугивали частных инвесторов, а правительства западных стран не горели желанием создавать в лице новой России потенциального конкурента.
Много бедствий причинил развал СССР, разрушение прежде единого экономического пространства, разрыв налаженных хозяйственных связей между регионами и предприятиями. Советская Украина ввозила до 90% потребляемой нефти, 73% газа, 93% лесоматериалов, 100% хлопка. С развалом СССР экономическое положение самостоятельной Украины резко ухудшилось. В Грузии было сосредоточено всё союзное производство нефтепроводных бесшовных труб и две трети производства насосно-компрессорных труб. Азербайджан производил 25% нефтепромыслового оборудования и 100% пропиленгликоля для лакокрасочной промышленности. Армения обеспечивала весь общесоюзный выпуск алюминиевой фольги, хлоропренового каучука, муравьиной и пропионовой кислот, ацетатного жгута для сигаретных фильтров, более половины генераторов мощностью от 0,5 до 100 киловатт. Длительный перерыв в поставке этих видов продукции вызвал сбои в работе многих российских предприятий. Республики Прибалтики были монопольными союзными производителями пассажирских вагонов для электро - и дизельпоездов, траншейных цепных экскаваторов, агрегатов для приготовления травяной муки и комплексов оборудования для приготовления россыпных кормов. Здесь производилось три четверти машин для строительно-отделочных работ, весь ассортимент магнитол, более половины телефонных аппаратов.
Надежды республик бывшего СССР выйти со своей продукции на мировые рынки во многом не оправдались. Качество продукции часто не соответствовало европейским и американским стандартам, а производственные издержки были значительно выше. Приведенные примеры далеко не исчерпывают всей картины негативных последствий поспешной политической и экономической «суверенизации». Разрушение народнохозяйственного комплекса советского типа значительно опережало формирование экономического пространства рыночного типа. Происходило вырождение экономического пространства – прежнее разрушалось, а для формирования нового не было условий. Всё это подливало масла в огонь бандитского капитализма 90-х годов и причинило много бедствий простым людям.
В выступлении председателя Совета Министров – Правительства Российской Федерации В.С.Черномырдина на восьмом (внеочередном) Съезде народных депутатов РФ были сделаны важные признания. Говорилось о необходимости «задействовать государственный фактор в реформах, чтобы не утратить уже катастрофический уровень управляемости», «поставить заслон махинациям, надувательству, сосредоточению несметных богатств в руках немногих, отнюдь не самых достойных граждан». Признавалась невозможность «закрывать глаза на то, что многие наши новоявленные бизнесмены пользуются нынешней экономической свободой для достижения своих частных интересов, притом любой ценой». Отмечалось, что для них «общенациональные задачи остаются пятым, а то и десятым делом». Эти сетования заканчивались выводом о том, что «нельзя расхлябанность, разгильдяйство, леность оправдывать приверженностью к демократии» («Российская газета», 1993, 13 марта).
В постановлении Совета Министров – Правительства РФ от 7 мая 1993 г. №428 признавалось необходимым ввести коррективы в политику, перейти к «взвешенным и реалистическим решениям» (значит, прежние решения всё-таки не были взвешенными и реалистическими! – В.Ф.). С целью устранения чрезмерного социального расслоения предлагалось подготовить проект закона «О регулировании оплаты труда в Российской Федерации». Но и эти меры повисли в воздухе.
В конце концов, и президент Б.Н.Ельцин решил высказать своё мнение о происходящем. Выступая в Федеральном Собрании 24 февраля 1994 г. он признал, что «мы не имеем пока и нормальной рыночной экономики», что «вольготно чувствуют себя те, кто обманывает и применяет насилие», что «элементарный порядок в стране отсутствует» и что «государство в нынешнем виде не справляется с выполнением своих важнейших функций» («Российская газета», 1994, 25 февраля).
{mosimage}
Революционная ситуация на языке математики
Этот раздел – для тех читателей, кто знаком с основами высшей математики и хочет глубже разобраться в существе обозначенной проблемы.
В любой социально-экономической системе осуществляются производство (Y), потребление (С) и накопление (I). Эти макроэкономические переменные по определению считают непрерывными функциями времени, и обычно их относят к единице времени. Если из количества производимой продукции вычесть потребление и накопление (инвестиции), то остаётся некоторый запас (Q). Скорость его изменения во времени описывается дифференциальным уравнением макроэкономического баланса:
(1)
Выразим отсюда интересующую нас величину потребления:
(2)
Уравнения (1) и (2) относятся к текущему моменту времени (t). Допустим, этот экономический процесс протекает на интервале времени от начального (to) до текущего (t). Чтобы определить изменение рассматриваемых величин за этот отрезок времени, умножим все члены уравнения (2) на дифференциал времени (dt) и проведём почленное интегрирование. При этом величина запаса изменится от начального значения Qo до текущего значения Q:
(3)
Необходимые для точного интегрирования аналитические выражения функций C(t), Y(t) и I(t) неизвестны. Поэтому воспользуемся теоремой о среднем значении. Для нашего случая, в соответствии с этой теоремой, существует такое среднеинтегральное значение функции С(t), непрерывной на интервале (to, t), для которого справедливо выражение
(4)
Величину С (с чертой вверху) называют среднеинтегральным (средним) значением потребления на интервале времени. Аналогично можно выразить и средние значения величин выпуска и накопления (инвестиций). Договоримся, что для упрощения записи в дальнейшем не будем ставить верхнюю черту. На практике средние значения экономических переменных за те или иные интервалы времени определяют по статистическим данным.
Теперь в уравнение (3) вместо интегралов можно подставить произведения соответствующих средних величин на интервал времени:
(5)
Переменная Y в уравнении (5) – это «одушевлённая производственная функция» (ОПФ), выведенная и подробно рассмотренная в моей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук». Она описывается выражением
Y=ФVA (6)
где Ф - фактор скорости общественного производства (фактор социально-экономической политики), V – объём экономического пространства, А – природные ресурсы. Фактор Ф зависит от численности работающих, от величины производственных фондов, от научно-технического прогресса и, что особенно важно, от характера мотивации труда, определяющего данный тип общественно-экономической формации.
В процессе материального производства осуществляется превращение природных ресурсов (А) в необходимый людям конечный продукт (В). Обозначим через X количество произведенного продукта (В) за единицу времени в единице экономического пространства. Тогда на интервале времени (to, t) справедливо соотношение
Х = Ао – А = В – Во (7)
В этом соотношении величины с нижним нулевым индексом относятся к начальному моменту времени, а величины без индекса – к текущему. С учётом (6) выражение (7) можно записать в следующем виде:
Y = ФV (Ао – Х) (8)
Скорость материального производства по определению связана с выпуском продукции соотношением
(9)
Из уравнений (8) и (9) следует
(10)
Разделяя переменные, запишем это уравнение в виде, пригодном для интегрирования:
(11)
На основании теоремы о среднем значении величины Ф (верхнюю черту, как договорились, не пишем) на интервале времени (to, t) можно записать
(12)
где Ф – среднеинтегральное (среднее) значение на указанном интервале времени.
Интегрирование при начальных условиях Х=0 при t=0, после небольшого преобразования, даёт
X=Ao
(13)
Теперь, с учётом предыдущих выражений, можно получить интересующее нас выражение среднего потребления на рассматриваемом интервале времени:
(14)
Выражение (14) не предназначено для точных количественных расчётов. Тем не менее, оно интересно, поскольку показывает ключевые факторы, от которых зависит потребление в социально-экономической системе. К этим факторам относится, прежде всего, выпуск продукции. Это – первый член правой части выражения (14). В него входят концентрация природных ресурсов (Ао), объём экономического пространства (V) и фактор социально-экономической политики (Ф). Последний, в свою очередь, зависит от величины производственных фондов, от численности занятого населения, от научно-технического прогресса и от характера мотивации труда, преобладающего в данной социально-экономической системе. (Фактор социально-экономической политики подробно рассмотрен в моей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук»).
Карл Маркс в «Экономических рукописях 1857-1859 годов» (первоначальном варианте «Капитала») высказал мысль о том, что изучение производственных отношений приводит, по аналогии с естествознанием, к основополагающим «первым уравнениям». Эти уравнения, по мнению Маркса, должны «дать ключ к пониманию прошлого и преобразующего движения по направлению к будущему». Он заявил, что это «самостоятельная работа, к которой мы тоже надеемся приступить» (К.Маркс, Ф.Энгельс, Сочинения, 2-е издание, том 46, часть 1, стр. 449). Этот замысел Маркс осуществить не успел, да и едва ли это было возможно теми научными средствами, которые имелись в то время. Приведенные выше выражения (6) и (14) вполне можно рассматривать как те самые «первые уравнения», к которым стремился Маркс. Выражение (14) отражает современное понимание основополагающего тезиса Маркса о соответствии производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил. Это «соответствие» представляет собой функциональную зависимость между потреблением (С) и фактором социально-экономической политики (Ф).
Если за время от to до t величина Ф уменьшается (неэффективная социально-экономическая политика), то, как видно из выражения (14), соответственно падает и уровень потребления (С). Это происходит вследствие исчерпания природных ресурсов, разрушения экономического пространства, износа основных производственных фондов, снижения численности работающих, отсутствия научно-технического прогресса и, что особенно важно, падения мотивации труда. В предельном случае, когда хотя бы один из перечисленных факторов падает до нуля, величина Ф и весь первый член правой части выражения (14) обращаются в нуль. Это означает полное прекращение производства. Возникает экономическая ситуация, описываемая выражением
(15)
Из этого простого выражения видно, что в такой кризисной ситуации потребление и инвестиции обеспечиваются только за счёт запаса. При углублении кризиса, когда величина Ф стремится к нулю, сначала прекращаются инвестиции (I), затем расходуется текущий запас (Q) и, наконец, «проедается» и первоначальный запас (Qo). Это означает прекращение потребления. Любая социально-экономическая система будет реагировать на такую ситуацию вынужденными переменами. Цель перемен – вывод на политическую сцену приверженцев к новому типу мотивации труда, которые в состоянии обеспечить действенность вышеперечисленных факторов, восстановление эффективной социально-экономической политики, увеличение выпуска продукции и, как следствие, рост потребления. Таким образом, выражения (14) и (15) моделируют революционную ситуацию, которую Владимир Ильич Ленин определял как такое состояние общества, когда «низы» уже не могут и не хотят жить по-старому, а «верхи» уже не могут по-старому управлять.
Конечно, приведенный анализ является упрощенным. В жизни всё значительно сложнее. Во-первых, ни один из перечисленных социально-экономических факторов обычно не падает до нуля, ситуация не доходит до полного кризиса и своевременно выправляется эволюционным путём. Во-вторых, выражения (14) и (15) справедливы, строго говоря, лишь для глобального масштаба или для полностью закрытой региональной экономики (без внешней торговли). Здесь действительно запас может пополняться только за счёт собственного производства. В открытой экономике запас (и инвестиции) могут обеспечиваться и за счёт импорта. Именно возросшая открытость экономики и выручила Россию в тяжёлые 90-е годы и, в значительной мере, продолжает выручать в настоящее время. Для закупок по импорту в случае проблемных ситуаций создан стабилизационный фонд. Он пополняется преимущественно за счёт выручки от продаж наших энергоресурсов по достаточно высоким ценам. Падение мировых цен автоматически снижает стабилизационные и инвестиционные возможности страны. Есть люди, которые считают такое положение нормальным и называют его «интеграцией в мировую экономику». Однако это скорее ведёт к утрате национальной независимости и экономической безопасности.
Россия должна входить в мировую экономическую систему не в качестве нищего или иждивенца, а в качестве самостоятельной силы, способной отстаивать свои национальные интересы и вносить свой вклад в приумножение мирового богатства. Только восстановление и развитие отечественного производства, открытие и освоение запасов природных ресурсов, решение демографических проблем гарантируют нашей стране высокий уровень потребления в настоящем и будущем, независимо от капризов мировой экономической конъюнктуры.
Свобода без совести
Радикальное реформирование экономики вызвало вопиющее неравенство доходов. В начале перестройки сетовали на советскую «уравниловку» и были недовольны привилегиями правящей верхушки. Но то, что случилось, оказалось намного хуже прежнего. Уравниловка исчезла, но её заменил социальный беспредел. В привилегированном положении оказались новоявленные владельцы предприятий – директора и их приближённые. Они получили редкую возможность фактически назначать себе зарплату и расправляться с неугодными под видом сокращения персонала. Почётными и богатыми членами общества стали торговцы, брокеры, владельцы и работники коммерческих фирм, банков и контор. Довольно прилично стали зарабатывать квалифицированные рабочие крупных предприятий-монополистов, если, конечно, дирекция платила им зарплату так же исправно, как себе. Впрочем, частые остановки предприятий в то время из-за взаимных неплатежей серьёзно отражались на доходах рядовых работников.
Наряду с этими социальными группами, которые стали богатыми или относились к «среднему классу» (так официально назвали эту социальную «опору» реформаторов), возникли менее обеспеченные и откровенно обнищавшие слои населения. Прежде всего, это были пенсионеры, инвалиды, безработные и т.п. Но не только. В числе наиболее обездоленных оказались, например, учителя, врачи, работники науки – фундаментальной и прикладной. Наука стала невостребованной в условиях спада производства и начала гибнуть. Профессор стал зарабатывать меньше дворника или уборщицы в богатой фирме. Это происходило на глазах тех, кто ещё в недалёком прошлом не мог жить и работать без помощи науки. Теперь они отказали ей в поддержке, набивая собственные карманы. На словах они, конечно, были за науку, но на деле не давали ей ни гроша или давали кое-что при условии хорошего «отката». Вопрос о том, какое будущее ждёт такое общество, не слишком заботил тех, от кого зависело принятие решений. Фактический геноцид в отношении учёных – одно из самых позорных явлений того периода.
Современный цивилизованный принцип более или менее справедливого распределения доходов сформулирован вполне однозначно даже в западных экономических учебниках, которые никак не заподозришь в приверженности к марксизму: «Ни одна группа граждан не должна пребывать в крайней нищете, когда другие граждане купаются в роскоши» (К.Р. Макконелл, С.Л. Брю. Экономикс: принципы, проблемы и политика. В 2-х томах. Пер. с англ. – М., Республика, 1992, том 1, стр. 24). Совсем не такой оказалась новая российская действительность. При прежней «доперестроечной» системе существовали выплаты в конвертах, спецбольницы и спецсанатории, магазины-распределители и другие привилегии для высокопоставленных партийных функционеров, отдельные школы для детей элиты и т.д. Это вызывало недовольство простых людей, и они поддержали перестройку. Но в итоге возникли беспрецедентный разрыв в доходах, валютные магазины, платные школы для детей богатой прослойки, рекламируемые бары, рестораны и казино для толстосумов, где один вечер обходится в среднемесячную зарплату иного рабочего. Многие задались вопросом: и это – для народа, о благах которого так рьяно пеклись реформаторы? И это то, к чему нас призывал всенародно избранный президент, бескомпромиссный борец с привилегиями? Раньше привилегии были тайными, а теперь это - демократические завоевания? Простые люди не могли поверить, что пробиться в мир новоявленных богачей проще, чем в мир прежних партийных боссов. И как бы ни критиковали прошлое, новая ситуация для большой части населения выглядела намного хуже.
В условиях нахлынувшей свободы, при всплеске алчности, дефиците совести и нехватке компетентности, продолжался развал по всем ключевым направлениям. В образовании пошёл процесс резкого снижения качества. Причин к этому много, но все они, по большому счёту, порождены общим социально-экономическим неблагополучием. Дефекты обучения начинаются уже в начальной школе и отчётливо проявляются у выпускников и абитуриентов. Часто не знают даже элементарных вещей, несмотря на удовлетворительную сдачу выпускных экзаменов. За годы обучения в вузе многие так и не становятся полноценными специалистами, что не мешает им получать дипломы о высшем образовании. Впрочем, стало возможным просто купить диплом по сходной цене. Работодатели отмечают даже не столько отсутствие теоретических знаний у выпускников вузов, сколько полное неумение применять их на практике. Нетрудно предвидеть будущее народного хозяйства, куда придут такие «специалисты». Среди причин снижения качества образования – бедность и неблагополучие в семьях учащихся, пробелы в их воспитании, бескультурье, недостаточная квалификация и низкая оплата труда учителей, старение кадров при нарушении преемственности их своевременной подготовки, плохое состояние учебной базы, отсутствие заинтересованности в обучении ввиду неясности с трудоустройством после окончания вуза и многое другое. Многие преподаватели просто не в состоянии обеспечить надлежащее качество лекций и практических занятий. Огромный вред наносит всё та же корысть. Встречаются преподаватели, цель которых не в том, чтобы дать студентам знания, а в том, чтобы нажиться на их плохой успеваемости. Такие «преподаватели» работают по принципу «чем хуже, тем лучше». Они не утруждают себя терпеливым разъяснением студентам непонятного, ответами на вопросы. Зато они сами охотно задают студентам вопросы и выставляют массовые неудовлетворительные оценки, которые через некоторое время превращаются в удовлетворительные при условии оплаты студентами «дополнительного труда» такого педагога. Крайне сомнительно, чтобы такая «методология» повышала реальные знания студентов, не говоря уже о дискредитации учебного процесса и моральном вреде, который она наносит.
В науке, на фоне общего упадка, пошёл процесс имитации реальной работы. Конечно, свобода научного творчества – несомненное достижение демократических преобразований. Но эта свобода обернулась и изнанкой. Свобода хороша там, где существуют условия для нормальной научной деятельности. Но если такие условия исчезают, а зарплату получать надо, то та же свобода используется для ловкой имитации научного творчества. Некоторые учёные мужи неплохо в этом поднаторели. В худших традициях капитализма, они развернули беззастенчивую рекламу никчемных инноваций, выпрашивая деньги на их разработку, а проще говоря, – себе на пропитание. Старые работы, выполненные ещё в советское время, перелицовывались и выдавались за новые. Стало не зазорно списывать из журналов и «скачивать» из интернета чужие результаты и выдавать их за свои собственные. Нарушение прав интеллектуальной собственности превратилось в обычное явление. Более того, седовласые и респектабельные профессора и академики часто даже не скрывали сугубо корыстной подоплёки своей «научной деятельности», широко используя систему «откатов». Этот способ получения незаработанных денег был предельно прост – исполнитель заключал с заказчиком договор на выполнение «научной разработки», получал на это средства по безналичному расчёту, обналичивал их и частично возвращал заказчику, конфиденциально или в виде «подарка». Бороться с этим было трудно: соблюдены все формальности, включая отчёты о выполненной «разработке», справки о новизне, актуальности и внедрении, публикации в престижных научных журналах и даже хорошо оплаченные положительные решения по заявкам на липовые «изобретения». На таких откатах безбедно существовали, да и до сих пор существуют многие «научные коллективы». Множится псевдонаучный багаж, защищаются диссертации, присуждаются премии вплоть до весьма престижных. Научные имитаторы продвигают друг друга на высокие должности, выбирают друг друга в академики. В этой хитроумной схеме есть всё, кроме главного – реального прогресса науки и техники.
В нынешней России сняты запреты на научное творчество. Это и хорошо, и плохо. Плохо тем, что расцвела псевдонаука. Псевдонаучная деятельность идёт ещё с советских времён, где она иногда бывала вполне законной и даже престижной. Чего стоила, например, диссертация на тему: «Влияние законов марксистской диалектики на таблицу элементов Менделеева»! Теперь псевдонаука расцвела пышным цветом. Это было бы не так страшно, если бы она не уводила естественное стремление людей к знаниям в сторону мистики, не пропагандировала опасный для здоровья образ жизни, не навязывала заведомо негодные методы лечения опасных заболеваний, не создавала благодатной почвы для обмана, вымогательства и насилия. В то же время, ни в коем случае не следует забывать и другую сторону этой проблемы. Нельзя забывать неоправданные гонения в советское время на генетику, кибернетику и некоторые другие прогрессивные области настоящей науки, которые, тем не менее, были объявлены лженаукой. Это нанесло серьёзный вред развитию науки и техники. Ввиду важности этого вопроса отвлечёмся ненадолго от нашей основной темы и поговорим о псевдонауке немного подробнее.
Бороться с лженаукой необходимо, но здесь требуется большая осмотрительность. Нельзя забывать очевидное: то, что верно – не ново, а то, что ново – не верно. Чем более новой, революционной является научная идея, те более она кажется противоречащей «элементарной логике». В истории науки множество примеров, когда новые научные результаты отвергались авторитетными учёными и только в дальнейшем получали признание. Многие категорически отвергали теорию относительности Альберта Эйнштейна. Радиоактивность не признавал Уильям Томсон (лорд Кельвин), и даже Д.И.Менделеев скептически относился к работам Пьера и Марии Кюри. Не принял Менделеев и сформулированную в 1861 году А.М.Бутлеровым теорию химического строения органических веществ, не приняли её Кольбе, Бертло и многие другие известные химики. Не были признаны современниками теория электролитической диссоциации Аррениуса, теория брожения Луи Пастера, гипотеза Авогадро и др. Даже знаменитого изобретателя Томаса Эдисона подчас травили и высмеивали как мошенника и препятствовали внедрению его изобретений. В свою очередь, Эдисон не верил в то, что в Советском Союзе академику С.В.Лебедеву удалось получить синтетический каучук. Многие борцы с лженаукой крайне скептически относятся к вторжению дилетантов. И они во многом правы. Но известны яркие примеры открытий, сделанных неспециалистами. Луи Пастер был химиком, не имел медицинского образования, но сделал важные открытия в медицине. Священник Дж.Пристли открыл кислород, немецкий купец Х.Бранд открыл фосфор, и таких примеров много. Сказанное выше относится к естествознанию и технике. Ещё более агрессивно встречают новые идеи в общественных науках, например в политической экономии. Автор настоящей книги в полной мере ощутил это на себе…Однако, вернёмся к основной теме нашего разговора.
Особенно трагичной оказалась судьба советской отраслевой науки. Её положение заметно ухудшилось к началу 90-х годов. К тому были серьёзные причины, и объективного, и субъективного характера. Промышленность стремительно теряла восприимчивость к техническим новшествам. Механизма самовозрастания научно-технического потенциала, который действует в конкурентной экономике западных стран, у нас не было. Заводы, в сущности, и раньше не были заинтересованы в крупных инновациях. Они жили главной заботой – выполнением плана по выпуску продукции. Серьёзные новшества, особенно связанные с риском, отпугивали заводчан. На словах они, конечно, были за технический прогресс, а на деле боялись его. Крупное новое строительство требовало централизованных капиталовложений. Они выделялись во всё сокращающихся размерах, а собственных средств у предприятий не хватало. Аллергия к новым отечественным разработкам усугублялась и тем, что они, надо признать, бывали непродуманными и даже наносили ущерб предприятиям. Сотрудники отраслевых институтов дневали и ночевали на заводах, добиваясь внедрений. А что им было делать? Этого требовали министерства, требовали партийные органы. Количеством внедрений измерялось качество работы института. Внедрение фактически превращалось в самоцель. В особом почёте было внедрение «мероприятий» по увеличению выпуска продукции на том же оборудовании, без дополнительных капиталовложений. Конечно, это было реально, но лишь до предела технических возможностей. Но это было совершенно нереально в течение многих лет подряд, точно так же, как было нереально постоянное повышение урожайности гектара земли или беспредельное увеличение надоев молока у коровы! Неминуемыми результатами таких «внедрений» становились приписки и липовые отчёты. Выделяемые за этот «прогресс» награды и премии заводчане и работники институтов дружно делили между собой.
В тоже время, крупные новые разработки, необходимые народному хозяйству, лежали без движения. Один из примеров – технология производства этилиденнорборнена, наилучшего третьего мономера для этиленпропиленового каучука. Мы гордились этой разработкой. На опытном заводе НИИМСК успешно работала созданная нами полузаводская установка. Она выпускала крупные опытные партии этилиденнорборнена, который не уступал по качеству импортному (в нашем распоряжении были для сравнения образцы американского и японского этилиденнорборнена). Из наших опытных партий ленинградский ВНИИСК на своём опытном заводе производил каучук СКЭПТ. Нас хвалили, торопили и журили за медлительность. На словах все были за срочное строительство промышленного производства: и министерство, и проектная организация, и завод. Были бесчисленные командировки, совещания, протоколы и планы. Но промышленная установка так и не была построена.
В условиях нарастающего технического отставания, стали требовать внедрений и от вузов, и от академических институтов. Учёные-химики, забросив фундаментальные исследования, поехали со своими «разработками» в отраслевые институты и на заводы. Разработки заключены в кавычки потому, что они таковыми не были. Хорошие экспериментаторы в масштабе пробирок и колб, никогда не видевшие реальных производственных цехов и не имеющие представления о химической технологии как науке, обычно предлагали сырые идеи или, в лучшем случае, первые результаты лабораторных исследований. «Академики» очень редко знали и понимали всю серьезность проблемы масштабного перехода из лаборатории в промышленность. Многие из них, титулованные и влиятельные, видели в отраслевых институтах излишнее звено между собой и промышленностью. Вместо продуктивной совместной работы, возникали отчуждённость и нездоровая конкуренция. Эти безграмотные и безответственные подходы овладели умами значительной части министерских чиновников и руководителей промышленных предприятий. Вместо совершенствования системы управления отраслевой наукой, стали выступать с высоких трибун о недееспособности вообще всех отраслевых институтов. Раздавались бессовестные заявления, что в отраслевых институтах собрались одни ретрограды и бездельники. В этих условиях начался быстрый упадок советской отраслевой науки. Его довершила одиозная приватизация начала 90-х годов.
Во всех промышленно развитых странах фундаментальные и прикладные исследования ведутся в тесном творческом взаимодействии. Крупнейшие технологические исследовательские центры самым тесным образом сотрудничают с университетами и колледжами, ведущими фундаментальные исследования. Крупные технологические разработки, требующие больших затрат, финансируются не только частными инвесторами, но и государством. Государство постоянно отслеживает и координирует инновационную деятельность частных и государственных структур, умело направляет их усилия на выполнение важнейших национальных научно-технических программ. Одна из таких программ позволила США в короткий срок догнать, а кое в чём и обогнать Советский Союз в освоении космического пространства. А у нас в начале 90-х новоявленные приватизаторы, обманув трудовые коллективы несбыточными обещаниями, завладели прикладными институтами. Затем они стали выживать научных сотрудников, выбрасывать на свалку уникальное научное оборудование, сдавать в аренду коммерсантам высвобождающиеся помещения и набивать собственные карманы. Вот такой доморощенный вариант «научно-технического прогресса» в конце двадцатого столетия!
Не станем больше утомлять читателя описанием бессовестной погони за наживой в России 90-х годов на благодатной почве нахлынувшей «экономической свободы». На извечный российский вопрос «что делать?» современная общеэкономическая теория дала однозначный ответ: необходимо в полном объёме восстановить определяющую роль фактора социально-экономической политики. Для этого требуются время, политическая воля руководства страны и консолидация общества вокруг общей цели. От того, способна ли демократически избранная власть направлять свободу граждан в русло совести и разума, зависит будущее страны и всех тех, кто намерен жить в ней не только в благополучные, но и в трудные времена.
Уход из НИИМСК и опубликование книги
В НИИМСК, как в зеркале, отразилось всё, что происходило в стране в 90-е годы. Институт в полной мере ощутил на себе плюсы и минусы свободы. В конце 80-х было примерно наполовину сокращено централизованное финансирование из министерства. Но зато было предоставлено право без ограничений работать по хозяйственным договорам с любыми заказчиками научно-технической продукции. Это было хорошо. Подразделения института, имевшие квалифицированные кадры, серьёзный научный задел и широкие связи с заинтересованными предприятиями, получили возможность расширить тематику и в полной мере проявить творческие способности. К числу таких подразделений относилась и наша лаборатория №3. Не прекращая исследований по прежней тематике, традиционно интересовавшей министерство, мы активно подключались к новым разработкам. Оказалось, что наш опыт позволяет сдвинуть с мёртвой точки многие актуальные проблемы, долго не находившие практического решения. На Казанском заводе органического синтеза мы усовершенствовали процесс димеризации этилена, повысили производительность и работоспособность имевшейся там промышленной установки, внедрили совместные изобретения. По заказу производственного объединения «Пермнефтеоргсинтез» была разработана новая, гибкая технология переработки непредельных углеводородов и началось её внедрение. В интересах ленинградского ВНИИСК и совместно с его сотрудниками мы синтезировали новый мономер для синтетического каучука специального назначения, наладили его выпуск на опытном заводе и внедрили в производство изделий с ценными потребительскими свойствами. Совместно с Институтом нефтехимического синтеза Академии Наук (Москва) мы создали полузаводскую установку для производства нового ценного материала для применения в мембранных технологиях нового поколения. Совместно с НИИ синтетических и натуральных душистых веществ (Москва) мы наладили на нашем опытном заводе выпуск ценного душистого вещества – эсперона. Совместно с НИИ лекарственных средств (Москва) мы получали высококачественный кетамин – эффективное средство для наркоза при хирургических операциях. Интересные разработки были выполнены совместно с химическим факультетом МГУ имени М.В.Ломоносова по заказам предприятий-заказчиков в области специальной тематики.
К сожалению, этот период творческого взлёта продолжался недолго. По причинам, о которых говорилось выше, отраслевые институты впали в немилость. Сначала министерство полностью прекратило централизованное финансирование. Затем исчезли и сами отраслевые министерства. Началось «разгосударствление» и «акционирование» предприятий. Оно коснулось и нас, и наших заказчиков. Последние сами оказались в трудном финансовом положении, и им было уже не до науки. Заводы активно включились в раздел имущества, и им тоже стало не до внедрения новой техники. Отраслевая наука оказалась «крайней». Начались перебои с выплатой заработной платы и увольнения сотрудников. Окончательным ударом по институту стало его участие в акционировании и приватизации. Все подразделения института получили свободу. Отдел материально-технического снабжения перестал снабжать институт оборудованием, приборами и реактивами. Вместо этого он занялся более прибыльным делом – торговлей импортными коврами, создав для этого товарищество с ограниченной ответственностью (ТОО). Экспериментально-механический цех прекратил изготовление нестандартного оборудования для лабораторий и опытных цехов. Вместо этого он занялся ремонтом автомобилей и другими работами для частных лиц – там тоже возникло ТОО. Автомеханический цех переключился на частный извоз – и там появилось ТОО. Стеклодувная мастерская решила, что и она не хуже других. Вместо изготовления приборов для лабораторий, она увлеклась выгодным «бизнесом» - изготовлением на продажу красивых стеклянных сувениров, разумеется, превратившись в ТОО. И уж конечно, ТОО появились в каждой научно-исследовательской лаборатории и в каждом опытном цехе. Их цель была благородна, но не выполнима: стимулировать творческую инициативу и предпринимательскую активность в разваливающемся институте.
Эта абсурдная атомизация некогда единого и работоспособного научно-технологического комплекса парализовала его деятельность. Отдел организации внедрения разработок института получил новое задание. Он организовывал, после увольнения научных работников, освобождение лабораторий от уникального научного оборудования и сдачу высвобождающихся площадей в аренду коммерсантам. К счастью, погибли не все подразделения. В частности, продолжают работать мои бывшие сотрудники, которые под моим руководством стали высококвалифицированными научными работниками, кандидатами наук. Они сумели даже в таких трудных условиях сохранить научный потенциал, связи с другими институтами и заводами.
В преддверии пенсионного возраста, я был приглашён на преподавательскую работу в Ярославский государственный технический университет (ЯГТУ), ректором которого в то время был Юрий Александрович Москвичёв. Я с благодарностью и интересом принял это приглашение. В глубине души, мне уже давно хотелось передавать свои знания и опыт студентам. Так я стал профессором кафедры общей и физической химии ЯГТУ. Между уходом из НИИМСК и началом работы в ЯГТУ прошло полгода, и я использовал это время, чтобы закончить и издать книгу «К общеэкономической теории через взаимодействие наук». Нельзя было не воспользоваться открывшейся возможностью опубликовать результаты моего, более чем двадцатилетнего, труда. Обратился в одно из престижных московских издательств, которое славилось высококачественным изготовлением книжной продукции. Рукописью заинтересовались, но через некоторое время мне дали понять, что мнение издательства изменилось, и книгу издавать не будут. Пришлось издавать её в Ярославле, в типографии ЯГТУ. К этому времени она уже изрядно обеднела. Оборудование устарело и было изношено, а компьютерного набора и современной множительной техники у этой типографии ещё не было. Не было даже клише для печати рисунков, пришлось копировать рисунки с оригинала и поместить не по тексту, а в конце книги. Книга вышла небольшим тиражом и в очень скромном оформлении. Тем не менее, я был благодарен руководству и работникам типографии. Они смогли, при минимуме опечаток, набрать очень сложный текст, с большим количеством математических формул и уравнений.
Ввиду небольшого тиража я решил не пускать книгу в продажу. Для меня было важнее, чтобы книга попала не к случайному читателю, а к тем немногим, кто способен серьёзно заинтересоваться ею по существу. Важно было, чтобы книга оказала влияние на умы, на общественное мнение, на проводимую в стране политику. Поэтому я разослал весь тираж в дар библиотекам, научным институтам, вузам, политическим партиям, общественным организациям, отдельным лицам. В приложении приведен перечень отечественных и иностранных библиотек, куда была направлена моя книга «К общеэкономической теории через взаимодействие наук». Многие откликнулись благодарственными письмами.
В частности, я послал экземпляр книги в редакцию «Российской газеты» и принял участие в конкурсе на российскую национальную объединяющую идею, который был объявлен этой газетой летом 1996 года. Победителю конкурса было обещано солидное денежное вознаграждение. Я подготовил небольшую заметку и послал в редакцию. Прежде всего, я высказал мнение, что национальную объединяющую идею нельзя придумать за деньги – такое не покупается и не продаётся. Чтобы национальная объединяющая идея не испарилась вместе с гонораром её автору, чтобы она действительно содействовала консолидации общества, необходимо, чтобы она основывалась на знании и использовании объективных законов общественно-экономического развития. Отказавшись от марксизма как официальной идеологии, мы не должны забывать, что объективные законы в обществе действовать не перестали. Их изучение требует интеграции научных знаний о природе и обществе, конструктивного взаимодействия различных научных дисциплин.
Я высказал убеждение, что у нашей страны есть реальная возможность стать в грядущем столетии интеллектуальным мировым лидером. Роль такого лидера – это роль не пугала, не конкурента и не учителя других народов. Это – сила примера, миссия сильной и доброй воли. Историческая цель такой миссии – консолидация всего мирового сообщества для общих созидательных действий, направленных на решение обостряющихся глобальных проблем, на выживание и развитие человечества в нашем общем и единственном доме - на планете Земля.
Я подчеркнул, что стране необходима серьёзная корректировка проводимого социально-экономического курса. Отбросив прошлое, мы с водой выплеснули ребёнка. Сегодня ни одна развитая страна уже не живёт в условиях экономического беспредела, в обстановке хаоса и анархии, без тех или иных форм планирования развития народного хозяйства, без разумного государственного регулирования цен и доходов. Это был призыв не к возврату в прошлое, а к осознанию реалий сегодняшнего дня.
Я писал в статье и о том, что теперь есть современная наука о законах общественно-экономического развития и что эта наука очень нужна, особенно применительно к России на нынешнем историческом этапе. Без такой науки Россия просто обречена на вечные перестройки. Нужна оптимальная политика, основанная на глубоком понимании властью этих законов. Нужен безотказный механизм исполнения решений власти. Нужна демократическая система избрания власти, общественного контроля за действиями власти, своевременная легитимная замена власти. Нужна политическая культура у наших избирателей, уменье отличать способность к ответственной политической деятельности от «сусального золота» популизма.
Далее в заметке говорилось: «Нам нужна глубокая вера в силу человеческого разума, в его способность познать окружающий мир во всей его сложности. Нам нужна вера в действенность человеческой доброты, порядочности и уважительности, вера в способность россиян устроить жизнь в своей стране истинно по-человечески. Такую жизнь, при которой люди проявляли бы свою энергию в созидательном труде, а не в стремлении оттолкнуть, обмануть или унизить ближнего, чтобы урвать лишний кусок от скудного общественного пирога». Моя заметка была опубликована в «Российской газете» 17 сентября 1996 года. Что же касается конкурса, то он так и не был завершён.
В числе адресатов при рассылке книги «К общеэкономической теории через взаимодействие наук» была и Администрация Президента РФ. Вскоре меня пригласили в отдел экономического развития при Администрации Ярославской области. Руководитель отдела сообщил, что в областную администрацию пришло письмо из Москвы, в котором содержалась положительная оценка моей книги, и рекомендовалось использовать книгу при разработке региональной экономической политики. Между нами состоялась обстоятельная беседа. Я подарил моему собеседнику экземпляр книги и ответил на его вопросы.
При отправке книги в Администрацию Президента РФ я приложил отдельную развёрнутую аннотацию. В ней, в частности, говорилось: «Выводы и прогнозы автора подтверждаются на практике. Работу над общеэкономической теорией он начал ещё в 70-х. Один из первых результатов – раскрытие основного противоречия советского социализма. Стало ясно, что фундаментальные перемены неминуемы. Сам факт начала перестройки в середине 80-х явился объективным подтверждением правильности теоретического прогноза. Неожиданной оказалась лишь крайняя поспешность в осуществлении перемен. Одновременное освобождение цен, свёртывание планирования и одиозная приватизация вызвали обвал прежней социально-экономической системы. Дальнейшее известно. Был ли неизбежен столь драматический ход событий? Этот вопрос также рассматривается в книге. Её опубликование способствует осознанию многих важных вещей и, в том числе, самого главного – объективной невозможности одним скачком перепрыгнуть из советского прошлого в «светлое рыночное будущее».
Через четыре года, 31 декабря 1999 года, Борис Николаевич Ельцин заявил о своём уходе. Он, в частности, сказал: «Я прошу прощения за то, что не оправдал некоторых надежд тех людей, которые верили, что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть из серого, застойного тоталитарного прошлого в светлое, богатое, цивилизованное будущее. Я сам в это верил. Казалось, одним рывком, и всё одолеем». Таким образом, смена власти в России на рубеже веков явилась ещё одним объективным подтверждением правильности прогноза современной общеэкономической теории.
Современная общеэкономическая теория в действии
Современная общеэкономическая теория выдерживает проверку временем. Она живёт, работает и вполне пригодна в качестве эффективного инструмента при разработке оптимальной внутренней и внешней политики на долговременную перспективу. Современная общеэкономическая теория предназначена ответственным политикам и, разумеется, всем тем, кто желает понять объективные законы социально-экономического развития. В то же время, современная общеэкономическая теория ни в коем случае не может рассматриваться как панацея. Она – не набор готовых рецептов или политических решений на все случаи жизни. Она, скорее, современный способ научного мышления, помогающий найти оптимальные варианты, избежать крайностей в политике. Не следует повторять ошибок прошлого и заставлять всех поголовно изучать современную общеэкономическую теорию так же, как раньше в обязательном порядке изучали советскую политическую экономию, основанную на трудах Маркса и Энгельса.
Прежде всего, новая общеэкономическая теория подвергает научному анализу исторические перспективы современного капитализма. Согласуются ли основные положения теории с новейшими выводами социологов? Джордж Сорос, автор и апологет известной концепции «открытого общества», в 1998 году издал книгу под выразительным заголовком «Кризис мирового капитализма: открытое общество в опасности». Через год эта книга вышла в переводе на русский язык. Её заголовок говорит сам за себя и в комментариях не нуждается. Через три года появилась ещё одна книга того же автора. В ней Джордж Сорос пишет: «Я считаю, что пропаганда рыночных принципов зашла слишком далеко и стала слишком односторонней. Рыночные фундаменталисты верят в то, что лучшим средством достижения общего блага является ничем не ограниченное стремление к благу личному. Это ложная вера, и, тем не менее, она приобрела очень много последователей. Именно она является помехой на пути к нашей цели – глобальному открытому обществу» (Дж.Сорос. Открытое общество. Реформируя глобальный капитализм. Пер. с англ. – М., 2001, стр. 171).
В 1993 году вышла книга Збигнева Бжезинского «Вне контроля. Мировой беспорядок на пороге двадцать первого века» (Zbignew Brzezinski. Out of Control. Global Turmoil on the Eve of the Twenty First Century. – New York, Charles Scribner`s sons, 1993, 240 pp.). Уже из заголовка книги видно беспокойство автора положением дел в мире. Автор недвусмысленно констатирует надвигающийся кризис мирового капитализма. По его признанию, своей жизнеспособностью современный капитализм во многом обязан тому, что он «сумел перенять у социализма некоторые формы социальной политики» (стр.58). Теперь, считает автор, «если не будут предприняты определённые меры к тому, чтобы поднять значение моральных критериев, обеспечивающих самоконтроль над обогащением как самоцелью, американское превосходство может долго не продержаться». Серьёзного внимания заслуживает и следующий прогноз автора: «Мощнейшие общественные взрывы, очевидно, произойдут в тех странах, которые вслед за свержением тоталитаризма с наивным энтузиазмом лелеяли демократический идеал, а затем поняли, что обманулись» (стр. 217). Автор считает лишь вопросом времени отрицательную общественную реакцию на «демократическую практику» и на «экономические результаты свободного рынка», если они не приведут к «наглядному улучшению социальных условий». Збигнев Бжезинский считает, что в «посткоммунистических» странах либерализм «оказался не слишком привлекательным». По его мнению, «нужны новые идеи». Не выдвигая их, автор сетует на то, что «неравенство становится всё менее терпимым». Это приводит автора к выводу: «Глобальное неравенство, по-видимому, становится ключевой проблемой политики в двадцать первом веке» (стр. 174-183).
В том же духе высказывается французский журналист и социолог Игнацио Рамоне. В своей книге «Геополитика хаоса» он выразительно описывает подрывную роль ничем не ограниченной коммерческой свободы (Ignacio Ramonet. Geopolitique du Chaos. – Paris, “Galilee”, 1997). Сходные взгляды высказывает знаменитый французский социолог Ален Турен, один из основоположников концепции постиндустриального общества. «Сможем ли мы жить вместе?», - ставит вопрос Турен. И даёт следующий ответ: чтобы выжить на планете, люди должны «создать и построить новые формы частной и коллективной жизни» (Alain Touraine. Pourrons-nous vivre ensemble? – Paris, “Edition Fayard”, 1997, p.30). Своеобразным откликом на реформы в России является опубликованная в 2001 году в Нью-Йорке книга бывшего государственного секретаря США Генри Киссинджера «Нужна ли Америке внешняя политика? К дипломатии 21-го века» (H.A.Kissinger. Does America Need a Foreign Policy? Toward a Diplomacy for the 21st Century. – New York and London, “Simon and Schuster”, 2001, 318 pp.). Главный вывод автора состоит в том, что под влиянием перемен в США и в мире за последние двадцать лет, нынешние США находятся на распутье. Что касается России, то автор, в сущности, не верит в действенность рыночных реформ. Например, он пишет: «За десять лет, последовавших за крахом коммунизма, Россия, несмотря на уговоры Запада и многомиллиардную финансовую поддержку, продвинулась к нормальной рыночной экономике не больше, чем к демократии» (стр. 216).
Серьёзный анализ положения в мире и, в том числе, в России дал бывший руководитель группы экономических советников американского президента Билла Клинтона, вице-президент Всемирного банка, лауреат Нобелевской премии по экономике за 2000 год Джозеф Стиглиц. В 2002 году он опубликовал в Нью-Йорке книгу, которая через год вышла в переводе на русский язык (Дж. Стиглиц. Глобализация: тревожные тенденции. Пер. с англ. – М., «Мысль», 2003, 302 стр.). Автор указывает на необходимость «коллективных действий общемирового масштаба» (стр. 224). Он подчёркивает негативные последствия глобализации и настоятельную потребность направить этот процесс в управляемое русло: «Если глобализация будет и дальше развиваться таким же образом, каким она протекала раньше, если мы и впредь будем отказываться делать выводы из собственных ошибок, то она не только не сможет способствовать развитию, но будет и дальше порождать бедность и нестабильность» (стр.248). Реформы в России в 90-е годы Джозеф Стиглиц подвергает резкой критике за отсутствие постепенности и оптимальной последовательности проводимых преобразований.
Убедительную позицию демонстрирует и американский социолог Эммануил Валлерстайн. Его книга с симптоматичным заголовком «Упадок американской мощи: США в хаотическом мире» вышла в Нью-Йорке в 2003 году (Emmanuel Wallerstein. The Decline of American Power. The U.S. in a Chaotic World. – New York, “The New Press”, 2003, 280 pp.). Автор без обиняков заявляет: «Запад вошёл в полосу массивного кризиса – не только экономического, но и фундаментального политического и социального. Мировой капитализм находится в кризисе как социальная система…Мы отчаянно нуждаемся в нахождении значительно более рациональной общественной системы» (стр. 95). Автор убеждён, что если США не сумеют «соединить эффективность с гуманизмом», то их будущее окажется плачевным.
Тему необходимости пересмотра современного миропорядка и роли США в мире развивает Збигнев Бжезинский в новой книге: «Выбор: мировое господство или мировое лидерство?» (Zb. Brzezinski. The Choice. Global Domination or Global Leadership? – New York, “Basic Books”, 2004, 242 pp.). Книга написана по следам террористического акта 11 сентября и войны США в Ираке. Автор с тревогой размышляет о возможном конце «американской эпохи». Его беспокоит нарастание неуправляемости в современном мире на фоне приумножения потенциальных угроз. Сохраняющие пока силу и благополучие страны Запада начинают «цепенеть от страха». Автор пытается понять причину этого страха: «Слабые обладают огромным психологическим преимуществом. Им почти нечего терять, тогда как сильные могут потерять всё, и эти опасения их пугают» (стр. 44). (Как тут не вспомнить знаменитый лозунг Маркса и Энгельса из «Манифеста коммунистической партии» о том, что пролетариям нечего терять в их борьбе, а приобретут они весь мир! – В.Ф.). Бжезинский считает, что претензии Америки в мировой политике «должны быть чётко обозначены и не оборачиваться самоуправством» (стр. 162). Он рекомендует США «быть более внимательными к опасностям, вытекающим из несправедливостей глобализации, поскольку это может породить всемирную реакцию в виде идеологии антиамериканизма» (стр. 228). Вывод автора однозначен: Америка должна умерить свои имперские амбиции. Ей следует стремиться к роли не гегемона, а лидера. Она должна стать страной, которую не боятся, а уважают.
Из приведенного краткого обзора очевидны серьёзные опасения западных аналитиков в отношении перспектив мировой капиталистической системы в её нынешнем виде. Этот пессимизм не случаен. Он объективно отражает реальные тенденции в современном мире. Он находится в полном соответствии с уже рассмотренной социально-экономической динамикой, вытекающей из современной общеэкономической теории. Вывод очевиден: фундаментальные перемены в системе современного капитализма – лишь вопрос времени. Подобно тому, как ранний капитализм эпохи полного попустительства был вынужден, во избежание гибели, преобразоваться в более цивилизованную форму современного капитализма, у нынешней капиталистической системы есть только один выход – исторически своевременная трансформация в более справедливое и гуманное общество. В такое общество, где проблема выживания и развития человечества на фоне глобальных угроз действительно получит приоритет перед сугубо эгоистическими интересами конкурирующих групп. В противном случае нынешняя система безудержного эгоизма рухнет и похоронит под своими обломками всю цивилизацию.
Из сказанного следует, что Россия не сможет оставаться вечно догоняющей страной или игнорировать объективные законы мирового развития. Покончив с советской системой, Россия, в то же время, не должна идти по неперспективному пути скрупулёзного воспроизведения капитализма. Между тем, в нашем обществе ещё сильны стереотипы как прежнего тоталитарного, так и последующего ультралиберального мышления. Последние особенно опасны, поскольку за привлекательной демократической фразеологией несут с собой рецидивы разрушительной политики. В начале 90-х наши ортодоксальные рыночники сетовали на стереотипы советского мышления. Теперь они сами стали заложниками устаревших экономических догм. Эти догмы мешают трезво оценивать обстановку, не позволяют своевременно корректировать социально-экономическую политику. Многие реформаторские новации превращаются в самоцель, воспринимаются значительной частью населения не как действительно необходимые меры, а как постоянные наскоки властей на его, населения, жизненные интересы. К тому же, некоторые реформы имеют явный привкус зла и пренебрежения нуждами простых людей. Они сразу вызывают инстинктивную реакцию отторжения и недоверия. Поэтому важно понять и преодолеть стереотипы, которые продолжают оказывать влияние на тех, от кого зависит принятие ключевых политических решений.
К числу наиболее распространённых стереотипов относится ошибочное понимание целей и инструментов экономической политики. Упорно пытаются перенести на российскую почву догматы, заимствованные из западных экономических учебников. Один из основателей теории либеральной экономической политики, лауреат Нобелевской премии по экономике Ян Тинберген, на которого любят ссылаться наши теоретики, издал свои книги около полувека тому назад. Его теория относится, строго говоря, к гипотетической рыночной экономике, с многочисленными допущениями типа совершенной конкуренции, полной независимости мелких производителей друг от друга, полностью свободного ценообразования и т.д. Более поздние теории монополизированных и смешанных рынков также обставлены допущениями и оговорками, которые совершенно не адекватны реальным условиям нынешней России. Надо с большой осторожностью использовать мультипликаторы, акселераторы и другие инструменты сугубо теоретической модели. Они пригодны для узких целей, но не для формирования социально-экономической политики в России. Крайне опрометчивым было бы принятие экономических решений на основе некритического использования теоретических разработок М.Фридмана, К.Эрроу, П. Самуэльсона, В.Парето и других западных экономистов. К сожалению, их научными трудами, безусловно интересными и полезными в контексте своего времени и соответствующей обстановки, продолжают в непомерных дозах пичкать нынешних студентов-экономистов в элитных экономических вузах. Затем такие «экономисты» приходят на работу в нашу, совершенно другую, экономику и, естественно, пытаются работать так, как их учили. Выдающийся итальянский экономист середины девятнадцатого и начала двадцатого века Вильфредо Парето перевернулся бы в гробу, если бы узнал, до какой степени буквально и скрупулёзно наши молодые чиновники от экономики пытаются применять его теорию роста общественного благосостояния через сто лет и в совершенно других социально-экономических условиях! Столь же сомнительно составление прогнозных сценариев российской перспективы с помощью традиционных эконометрических моделей. На Западе они иногда дают полезные результаты, хотя по-прежнему впечатляет ставший классическим пример их полного фиаско: они не позволили в своё время предсказать приход Великой депрессии в США в 1929-1933 г.г. За минувшие десятилетия эконометрика, конечно, ушла далеко вперёд. Но резко усложнились и социально-экономические условия.
Опасно упорное непонимание и непризнание важной роли государства в современной рыночной экономике. Стремятся свести эту роль лишь к установлению «правил игры» на рынке или, что ещё хуже, отводят государству роль «активного субъекта рыночных отношений» (последнее – один из главных источников коррупции). Во всех промышленно развитых странах государство давно и активно регулирует рыночные процессы, с целью устранения дефектов рынка и во избежание экономических потрясений и кризисов. Государство производит массу закупок для решения общенациональных задач. Современная экономика США уже давно не столько «рыночная», сколько «контрактная» - настолько много товаров там производится и поставляется по правительственным контрактам. Использует современное государство и различные механизмы планирования при выполнении важнейших национальных программ. В этом участвуют и государственный, и частный секторы. Государство координирует их работу, направляя её в русло всей национальной экономики.
Давно изжил себя и распространённый стереотип о непременно более высокой эффективности частного предприятия по сравнению с государственным. Это заблуждение пора отбросить так же, как стародавнее представление о всемогуществе «невидимой руки» рынка. Хорошим хозяином, равно как и плохим, может быть и государство, и частный владелец. Государство призвано разумно воздействовать на предприятия всех форм собственности, побуждая их к эффективной работе. В этом отношении полезен опыт динамично развивающейся экономики Китая. В этой стране уже давно взято на вооружение прагматичное правило Дэн Сяо Пина: «Не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей!».
Идеей фикс наших рыночных стратегов стал «привлекательный инвестиционный климат». Конечно, в какой-то степени он полезен для оживления экономической деятельности. Но роль этого фактора не следует преувеличивать. Из современной общеэкономической теории вытекает, что в современном индустриальном обществе решающую роль в развитии играет фактор социально-экономической политики. Для нынешней России это особенно важно. Нам нужна планомерная и целенаправленная государственная политика. Так всегда бывает на крутых поворотах истории всех стран и народов. Так было в СССР в годы первых пятилеток, в США при выходе из Великой депрессии, в Германии перед второй мировой войной, снова в США в послевоенные годы при выполнении общенациональных задач борьбы с бедностью и завоевания передовых научно-технических позиций в мире. Так было и в послевоенной разрушенной Германии (ФРГ), которая была быстро восстановлена, благодаря плану Маршалла. Так было и в Китае, который в настоящее время демонстрирует высочайшие темпы развития. И, конечно, так было в СССР, который сумел планомерно в короткий исторический срок залечить раны войны, восстановить народное хозяйство, достигнуть военно-стратегического паритета с США, первым выйти в космическое пространство. Для тех, кто подвержен упорной аллергии на всё советское, можно привести пример США. В то время, которое для СССР оказалось периодом застоя, в США была разработана и планомерно реализована национальная программа, которая позволила «догнать и перегнать» нашу страну в освоении космоса. Наивно думать, будто нынешняя Россия сможет динамично и всесторонне развиваться без государственного плана, исключительно на зыбкой почве хорошего инвестиционного климата. Частные инвесторы не желают рисковать средствами в условиях необязательности и коррупции. А правительства западных стран, охотно оказывая России словесную поддержку, не спешат создавать в её лице потенциального конкурента.
Поражает наивное и одностороннее понимание нашими либералами сложного процесса интеграции России в мировую экономику. Никто не отрицает, что этот процесс необходим, и он идёт. Но Россия не должна при этом впасть в необратимую зависимость от импорта и потерять экономическую безопасность. Безответственно забывать, что Россия - это огромная многонациональная страна, к тому же начинённая гражданскими и военными ядерными объектами. Между тем, под лозунгами интеграции и конкурентоспособности, сплошь и рядом объявляют вредной политику протекционизма отечественных товаропроизводителей. Спекулируют на тезисе о недопустимости «консервации отсталости».
Опасны сегодня и стереотипы либерального мышления, касающиеся качества жизни населения, уровня доходов и социального расслоения. Наша экономическая элита и здесь мыслит не иначе, как глобальными макроэкономическими категориями. Элита с апломбом рассуждает о вреде слишком слабого натяжения тетивы лука Лоренца или слишком малого значения коэффициента Джини. Либералы-теоретики толкуют о слабой мотивации труда при равенстве доходов и без конца ругают прежнюю советскую уравниловку. Но беда в том, что за обобщёнными макроэкономическими показателями они не видят живых людей с их повседневными нуждами, игнорируют психологические и моральные факторы. Не понимают того, что грубое длительное пренебрежение интересами множества людей создаёт угрозу социальной безопасности. В частности, опасаются всплеска инфляции в случае роста зарплат. Конечно, и здесь подводится теоретическая база. Ссылаются на общую теорию обмена, на уравнение Ирвинга-Фишера. Говорят, что при повышении зарплат возрастёт денежная масса, и это непременно приведёт к росту цен. Но кое о чём умалчивают. Например, о том, что, в соответствии с тем же уравнением, можно, пропорционально росту денежной массы, увеличивать предложение реальной отечественной продукции. Совсем не обязательно идти по более привычному и удобному для себя (но не для общества) пути сокращения денежной массы.
Нас продолжают пугать: в борьбе с инфляцией все меры хороши, кроме государственного регулирования цен. Дескать, оно снова приведёт к дефициту, очередям и другим проявлениям «подавленной инфляции». Но, во-первых, известны меры предотвращения подавленной инфляции. Во-вторых, чем подавленная инфляция принципиально отличается от подавленной покупательной способности населения? Дефицита нет, товары лежат на полках, но купить их нельзя из-за слишком высокой цены и низких доходов. Конечно, я не призываю вернуться к тотальному регулированию цен. Но следует непредвзято и конструктивно подумать над тем, как выправить ситуацию в сфере ценообразования в условиях, когда чисто экономические методы не срабатывают.
Отрицательна позиция наших рыночных стратегов и по вопросу введения прогрессивной шкалы налогообложения доходов. Во многих развитых странах это – обычный инструмент перераспределения доходов в пользу низкооплачиваемых категорий населения. В том, что такое перераспределение у нас тем более необходимо, убеждают цифры. Исследование Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, проведенное в апреле 2007 года, показало, что примерно треть россиян получает зарплату ниже прожиточного минимума. По опубликованным данным разрыв в доходах составляет 15-25 раз, а по неопубликованным доходит до 100 и более раз. Правительственная доктрина увязывает ликвидацию бедности с экономическим ростом. Это верно, но недостаточно. Парадокс состоит в том, что при нынешних тенденциях распределения доходов экономический рост только усугубляет неравенство: скорость роста доходов наиболее богатых граждан примерно в 40 раз выше, чем скорость роста доходов у бедных. Казалось бы, ситуация предельно ясна. Но нам говорят, что прогрессивное налогообложение в России невозможно и несправедливо. Нас обвиняют, что мы опять хотим «отнять и поделить». Нам читают лекцию о том, что чрезмерная забота о бедных ослабляет трудовую мотивацию наших наиболее достойных граждан. Слушая эти речи, можно и впрямь поверить, что все наши новоявленные нувориши – наиболее достойные граждане, а рядовые труженики, которые честно выполняют свою, подчас очень сложную и ответственную, работу, являются менее достойными!
Таким образом, анализ объективных тенденций приводит к выводу о том, что либеральные мифы рассеиваются, стереотипы либерального мышления уходят из сознания российского общества. Разочарование в либеральных мифах и недовольство положением дел в стране, естественно, вызывает «полевение» общественного мнения. У определённой части общества возникает стремление вернуться назад к советскому прошлому. Некоторые шустрые политики уже активно прикидывают, какие выгоды они могли бы заиметь при таком развитии событий. Демократия необходима. В то же время, ожесточённое предвыборное противостояние политических партий в сложной социально-экономической обстановке чревато серьёзными опасностями и бедами, прежде всего, как всегда, для рядовых граждан. Отсюда следует важный вывод: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Россия встала на путь бесконечных перестроек, чтобы она бросалась из огня да в полымя.
Нынешняя «идейная» борьба между партиями – не более чем борьба за власть. Отражая мнение какой-то, часто небольшой, части общества, каждая партия, добившись власти, стремится навязать свои взгляды всему обществу. Но общество – это не совокупность партий. Народу нужна стабильная благополучная жизнь и в настоящем, и в будущем. В России это возможно только в том случае, если государственная политика (включая функционирование демократических институтов) будет строиться на основе серьёзной науки и социальной ответственности, а не на основе популизма. В своём движении к прогрессу Россия больше не имеет права скатиться ни к хаосу и анархии, ни к тоталитаризму и диктатуре.
С учётом сказанного, сегодня на первый план выходит необходимость проведения государственной политики, направленной на обеспечение социально-экономической безопасности страны. В основе такой политики – осознание той простой истины, что обществу не нужен разгул вседозволенности и безответственности, не нужно использование экономической свободы в целях обогащения путём насилия, спекуляции и обмана. Нашему обществу нужен честный и открытый бизнес, нужна компетентная и продуктивная предпринимательская деятельность. Но нашему обществу не нужны такие «приобретения», как воровство, самоуправство, безответственность, взяточничество, мошенничество, жульничество, имитация реальной работы.
Нынешнее положение в стране, на первый взгляд стабильное, при более внимательном рассмотрении вызывает тревогу. Особенности России не позволят ей долго оставаться в состоянии экономической стагнации и социальной несправедливости. Конечно, многое уже сделано, чтобы переломить разрушительные тенденции, улучшить положение. Но анализ показывает, что этого недостаточно. С уходом от плановой экономики возникают серьёзные трудности в обеспечении сбалансированного развития ключевых отраслей народного хозяйства. Нынешнее состояние энергетики не сможет обеспечить желательных темпов экономического роста. Рост товарооборота между регионами будет сдерживаться неудовлетворительным состоянием транспортной инфраструктуры. Серьёзной проблемой становится дефицит энергетических и газовых сетей, дорог, портов, авиационных терминалов. Многие отечественные отрасли промышленности фактически перестали функционировать, и их придётся восстанавливать практически с нуля. Если представить себе, насколько связаны между собой все отрасли экономики и какие это создаёт проблемы, то можно без преувеличения сделать вывод, что стране предстоит новая индустриализация. Для решения этой задачи потребуются многомиллиардные вложения, гарантии их целевого и грамотного использования, полная уверенность в достижении конечной цели.
Между тем, декларируемые официальной статистикой экономический рост, низкие темпы инфляции и рост доходов населения, плохо согласуются с реальностью. Продолжаются банкротства ещё недавно успешно работавших предприятий, а адекватной замены не видно. Возрастает до опасной черты зависимость страны от импорта наукоёмкой продукции и жизненно важных потребительских товаров. Не принимается достаточных мер для замены и модернизации изношенного оборудования в промышленности, в строительстве, на транспорте, в жилищно-коммунальном хозяйстве. Обостряется проблема нехватки квалифицированных кадров, нарушается преемственность их своевременной подготовки. В образовании и науке идут негативные процессы снижения качества и имитации реальной работы. Отдельные достижения в этой сфере не отражают общего положения дел.
Серьёзную угрозу здоровью и жизни людей создаёт экономическая вседозволенность в условиях некомпетентности и безответственности. На это утверждение обычно (и, в общем, резонно) отвечают, что, не войдя в рыночную реку, плавать не научишься. Но при этом не учитывают, что в такой ситуации всегда конкурируют два процесса – обучение и разрушение. И всякий раз надо очень серьёзно смотреть, не слишком ли высокую цену платит общество за обучение рыночным отношениям. В практику внедряются неграмотные технические решения, нарушаются (или вообще отсутствуют) технологические регламенты, плохо соблюдаются правила безопасной работы. Человеческий фактор всё чаще становится причиной аварий и катастроф.
Продолжающийся рост цен и тарифов сводит на нет повышение номинальных доходов значительной части населения. На фоне общего статистического благополучия многие товары и услуги дорожают не на проценты, а в разы. Фактически в стране продолжается стихийное соревнование за повышение цен. В его основе – психологические факторы, главным образом, самая обычная алчность, стремление идти по наиболее лёгкому пути добывания денег. Ведь повышать цены куда легче, чем наращивать выпуск продукции, заботиться о её качестве, совершенствовать технологию. Продолжение этого процесса пагубно для экономики и чревато негативными социальными последствиями.
Опасен и усугубляющийся разрыв в доходах населения. В создавшейся ситуации единая ставка подоходного налога превращается в абсурд. По-видимому, целесообразно проработать вариант введения прогрессивного налогообложения, но с существенными налоговыми вычетами для поощрения тех, кто является активным инвестором, кто вкладывает средства в решение актуальных народнохозяйственных задач, в выполнение планов и целевых программ, кто занимается благотворительной деятельностью. Можно рассмотреть возможность временного освобождения от налогов той части прибыли, которая получается в результате активной инвестиционной деятельности и внедрения научно-технических новшеств.
Надо остановить чехарду реформаций, раздражающих людей своей неактуальностью и нежизненностью, создающих множество ненужных осложнений гражданам. Многие сегодня охвачены непониманием и ощущением несправедливости происходящего, не могут уверенно планировать жизнь своих семей и будущее своих детей. Неуверенность в завтрашнем дне является одним из главных факторов, обостряющих демографическую проблему. Она имеет системный характер и не может быть решена только с помощью финансовых вливаний, без оздоровления всей социально-экономической обстановки в стране. Отсюда же произрастают социальная апатия, социальный протест, экстремизм. Либеральная элита по-прежнему убеждена в собственной непогрешимости, продолжая игнорировать очевидные социальные и экономические угрозы. Бодро призывают к «достройке капитализма», требуют дальнейшей либерализации экономики, насаждают конкуренцию даже там, где она неуместна и вредна. Чернят всё советское прошлое. Навязывают в качестве национальной идеи нежизнеспособную концепцию тотальной конкурентоспособности или размытое понятие «суверенной демократии». За всем этим – не объективный анализ, а легковесность суждений, борьба за честь мундира, лицемерие, эгоизм.
На ближайшие годы абсолютным приоритетом должна стать социальная политика. Рост ВВП – не самоцель, а средство повышения жизненного уровня большинства населения. В стране началась реализация приоритетных национальных проектов. Это – шаг в правильном направлении. Но нужны более решительные меры. Необходимо вспомнить, что экономическая реформа начиналась с целью перехода не к стихийному рынку, а к регулируемой рыночной экономике. Необходим поворот к планированию всестороннего социально-экономического развития. В стране не должно быть проблемных отраслей, социальных перекосов, рыночных дефектов, чёрных дыр, медвежьих углов. Нужен контроль над ценами и доходами у всех монопольных хозяйствующих субъектов (а не только у так называемых «естественных монополий»).
Пора покончить с разрушительной практикой тотальной «демонополизации», «дерегулирования» и искусственного насаждения конкуренции, ибо эта практика давно себя скомпрометировала. Более того, она крайне опасна, поскольку немедленные минусы от потери управляемости, надёжности и предсказуемости намного превосходят отдалённые и мифические плюсы. Особая осторожность необходима при принятии решений о будущем таких стратегически важных отраслей, как электроэнергетика. Нужна чёткая координация деятельности государственного и частного секторов в общенациональных интересах. Следует расширять систему государственных заказов, с охватом предприятий всех форм собственности, с жёстким контролем над целевым расходованием ассигнований и достижением реальных конечных результатов. Предлагаемые меры отнюдь не означают возврата к командной экономике советского периода. Они давно используются в наиболее развитых странах для обеспечения экономической безопасности и стабильного экономического роста, хотя обычно не афишируются.
Во внешней политике неразумно и недальновидно допускать падение имиджа России как надёжного стратегического партнёра. Следует решительно избавить внешнюю политику, особенно отношения со странами СНГ и ЕС, от дестабилизирующего влияния аппетитов монопольных хозяйствующих субъектов. Внешняя политика должна строиться с учётом главного противоречия нашего времени – противоречия между объективно неизбежным процессом глобализации и сохраняющимся разъединением людей перед лицом общей опасности. Обостряются глобальные проблемы. Истощение запасов полезных ископаемых, глобальное изменение климата, загрязнение воздуха, подъём уровня мирового океана, разрушение озонового слоя атмосферы, сокращение и поражение лесных массивов, эрозия почвы, расширение пустынь, умирание озёр, уменьшение запасов подземных вод, угроза ликвидации существующих видов животных и растений, возникновение новых свалок для токсичных отходов и отравление ими грунтовых вод – всё это реальности, которые создают угрозу жизни на Земле. По всему миру насчитываются уже миллионы беженцев. Неконтролируемая миграция представляет реальную опасность для политической стабильности и сохранения мира. Международный терроризм – лишь следствие обостряющихся глобальных проблем. С ним не справиться только военными мерами. Применение силы оправдано лишь в контексте широкой и скоординированной политики.
Организация Объединённых Наций должна стать более дееспособной. Перед ООН встаёт труднейшая историческая задача, от решения которой, как никогда прежде, зависит само существование человечества. Необходимо организовать поворот мирового общественного сознания от безудержного эгоизма к разумному самоограничению, от безразличия к помощи, от конкуренции к координации, от конфронтации к сотрудничеству. Наступило время отходить от извечной привычки жить по принципу «своя рубашка ближе к телу». Человечество не сможет выжить, если не научится действовать по согласованному разумному плану. Нужны крупные международные проекты: гуманитарные, научно-технические, социально-экономические. Активизация внешней политики должна происходить на фоне всемерного повышения обороноспособности страны. Поддержание нашего оборонного потенциала на самом высоком уровне – это не возврат к периоду «холодной войны». Это необходимая составная часть миролюбивой внешней политики в сложных нынешних условиях и, кроме того, реальный рычаг для подъёма всей российской экономики.
Стране нужна идеология, направленная на скорейшее преодоление явно затянувшегося конфликта между разрушением и созиданием. Идеология созидания должна базироваться на предельно взвешенном и всестороннем анализе всех последствий социально-экономических перемен в нашей стране за минувшие два десятилетия. Наши потери огромны: невиданный спад производства, обнищание множества людей, недопустимое социальное расслоение, гибель наших ребят в Чечне, распад великой советской страны. Больно видеть, как нечестность, ложь и стяжательство становятся образом нашей жизни. Пока не поздно, следует воспрепятствовать внедрению в сознание подрастающего поколения культа наживы любой ценой, полной уверенности в безнаказанности тех, кто предпочитает насилие и обман честному и добросовестному труду. Но нельзя не замечать и того, что в жизнь россиян вошло много нового, прогрессивного. Разнообразие продуктов питания, одежды, обуви, всевозможных услуг для населения. Совершенные модели импортных автомобилей, великолепная бытовая техника. Новейшие средства связи и информации. Компьютеры и интернет. И, конечно, главное – свобода творчества и предпринимательской деятельности, отсутствие политических репрессий, широкие возможности выбора, исчезновение вечного страха перед возможностью начала всеобщей ядерной бойни, широкие связи с миром, возможность свободно выезжать в любую страну. Наши спортсмены и деятели культуры, свободно реализуя за рубежом свои таланты, демонстрируют всему миру величие духа и необычайную красоту нашего народа. Но, как всегда, из песни слова не выкинешь: наши богатеи не всегда удачно демонстрируют миру традиционную широту русской души. Вся эта пёстрая картина – объективный этап нашего исторического развития. Его надо видеть целиком, во всей сложности. Здесь неуместны примитивные, одномерные характеристики.
Идеология созидания включает объективную, беспристрастную оценку нашего советского прошлого. По большому счёту, нам нет необходимости его стыдиться. В историческом масштабе это была героическая попытка огромной страны совершить революционный прорыв к более справедливому обществу, в отдалённое будущее человечества. И эта попытка необратимо изменила мир. Народ не виноват в том, что, в силу объективных законов истории и субъективных ошибок власти, случилось то, что случилось. Героизм народа бесспорен, жертвы его не напрасны. Ныне, когда мир, перед лицом глобальных угроз, ищет более гуманную альтернативу системе безудержного эгоизма и пагубной разобщённости, уникальный исторический опыт нашей страны обязательно станет неоценимым интеллектуальным вкладом в дело выживания и развития человечества.
Идеология созидания предполагает умелое соединение экономической эффективности с гуманизмом. Надо тщательно отобрать и вернуть в нашу жизнь всё действительно полезное, сохранив при этом реальные демократические завоевания и продолжая приобщение к лучшим достижениям мировой культуры. Нам предстоит соединить свободный рынок с оптимальным государственным регулированием, изобилие товаров на прилавках – с покупательной способностью населения, деловую активность – с компетентностью и высоким качеством работы, квалифицированный и добросовестный труд – с достойной его оплатой, свободу зарабатывать сколько угодно – с социальной ответственностью и законопослушанием.
Идеология созидания требует последовательной реализации объективно необходимой внутренней и внешней политики. Это даст обществу отчётливый сигнал. Люди почувствуют, что действительно взят необратимый курс на превращение России в самую сильную, справедливую и уважаемую в мире страну, с зажиточным, свободным и счастливым народом. Это чувство и станет нашей национальной идеей, приведёт к общественному согласию, без которого невозможен путь к прогрессу.
Рукопись этой книги была уже в типографии, когда состоялось традиционное выступление Президента России Владимира Владимировича Путина с Посланием Федеральному Собранию. Впервые за последние двадцать лет предложена долгожданная широкая программа возрождения и развития реальной российской экономики. Признано необходимым разработать и реализовать долгосрочные планы жилищного строительства и ремонта существующего жилья, развития электроэнергетики, транспортной инфраструктуры, подъёма фундаментальной и прикладной науки, дальнейшего укрепления Вооружённых сил и т. д. На основании анализа нынешней ситуации в стране необходимо ещё раз подчеркнуть: выделенные на это важное дело огромные средства будут проедены, растранжирены или расхищены, а намеченная программа так и останется на бумаге, если не обеспечить жёсткий оперативный контроль над целевым расходованием средств и достижением намеченных конкретных результатов. Более того, программу необходимо дополнить сетевыми планами-графиками, предусматривающими все организационные, финансовые, технические и иные необходимые меры во всех смежных сферах народного хозяйства, включая своевременное обеспечение строительством, социальным обустройством, инфраструктурой, всеми видами материальных ресурсов, квалифицированными кадрами и др.
При разработке программы и сетевого плана-графика было бы полезно воспользоваться прогрессивным зарубежным опытом (преимущественно опытом США) разработки и реализации важнейших общенациональных программ, а также использовать новейшие научно-технические средства сетевого планирования, мониторинга, учёта и контроля.
Вместо заключения
Вместо заключения хочу ответить на некоторые вопросы читателей моей книги «К общеэкономической теории через взаимодействие наук», которые они задавали и продолжают задавать в своих письмах. Прежде всего, обращают внимание на то, что книга является междисциплинарной, в ней обобщены результаты многолетних исследований, выполненных на стыке различных наук. К тому же в книге широко использован математический аппарат. Всё это требует от читателя, желающего глубоко разобраться в существе проблемы, разносторонней подготовки. Конечно, не каждый имеет необходимый образовательный уровень для работы с такой книгой, да не каждый этого и захочет. Но, судя по письмам, это обстоятельство не отпугивает любознательных. Книга посвящена наиболее актуальным вопросам нашего времени. Поэтому она вызывает возрастающий интерес и стимулирует самообразование. Некоторые читали книгу, пропуская наиболее «трудные» места. Они отметили, что постановка вопросов, аргументация и выводы написаны интересно и понятно.
Любопытно отношение читателей к тому обстоятельству, что я не являюсь по профессии ни экономистом, ни социологом. Это отношение – разное. Конечно, появление химика в политической экономии – явление редкое, хотя я не был первым, о чём уже говорилось. Один из читателей откровенно возмущён: «Беда, коль пироги начнёт печи сапожник, а сапоги тачать пирожник!». Отдавая должное цитате из прекрасной басни Ивана Андреевича Крылова, должен сказать, что есть и другие отзывы. В них отмечается, что столь междисциплинарную книгу мог написать только разносторонне образованный исследователь. Я благодарен тем, кто давно знает меня и отдаёт должное моим возможностям.
Некоторые интересуются: почему я не выступал со своей книгой на презентациях и пресс-конференциях, не делал докладов на научных съездах и симпозиумах, почти не появлялся в прессе, не публиковался в престижных научных журналах и, вообще, почему я такой «зажатый» даже в нынешние времена активности, открытости и гласности? Вопрос резонный. Если бы я отвечал на него подробно, можно было бы рассказать много интересного, но не в этом цель книги. Ограничусь главным доводом. Он в том, что я отношусь к этой работе слишком серьёзно, чтобы рисковать ею, разменивая на дешёвую популярность с плохо предсказуемыми последствиями. Нет у меня ни тщеславия, ни коммерческих целей. Творческий интерес к проблеме, осознание её огромной важности и стремление к научной истине – вот вся моя мотивация. Такая работа требует максимальной самоотдачи, сосредоточенности, непредвзятости, терпения. Очень важно сохранить возможность непрерывного сопоставления теории с общественной практикой на протяжении как можно более продолжительного времени. Естественно, взявшись за такую работу, приходится отказываться от многих соблазнов. Слишком высокое служебное положение и неизбежно связанная с ним ответственность, всевозможные награды и другие атрибуты популярности, конкурентная погоня за выгодным местечком или богатством – всё это не для тех, кто решает посвятить себя научному исследованию подобного масштаба. Всё это неминуемо загоняет научную мысль в прокрустово ложе служебной зависимости, общественного мнения или материальной выгоды.
Задают вопросы о моём методе изложения материала, который несколько отличается от общепринятого. Дело в том, что я много цитирую и много ссылаюсь. К тому же ссылки часто даются прямо по тексту, а не в сносках или в списке литературы. Некоторым это не нравится. Это сделано для того, чтобы читатель не только читал мойавторский текст, но и не пропускал ссылки. Существует противоположная манера изложения. Всё излагается от имени автора. Ссылок вообще нет или очень мало. В лучшем случае, в самом конце книги даётся общий список использованных (или, может быть, не использованных?!) литературных источников. Это – принципиально другой подход к изложению «своих» мыслей: они сплошь и рядом являются чужими, но выдаются за свои. Ведь сегодня в традиционном обществоведении уже почти всё сказано! Поэтому для меня было важно предельно чётко показать мой вклад в науку на фоне уже имеющихся обширных научных знаний. Наиболее проницательные читатели оценили это. В одном из отзывов говорится: «Автор (это обо мне – В.Ф.) как бы ведёт читателя сквозь лабиринт верных, неверных и наполовину верных мнений, высказанных за долгую историю политической экономии, показывает своё отношение к ним и, таким образом, выстраивает единственно правильную линию». Это, конечно, слишком сильно сказано, я не претендую на истину в последней инстанции. Но это очень лестный для меня отзыв, поскольку он подметил мою манеру изложения. К тому же, я просто стремлюсь к научной добросовестности, не приписываю себе того, что было сделано другими.
Я старался избегать полемики, и об этом тоже были вопросы в читательских письмах. Конечно, каждый исследователь вправе свободно излагать свою точку зрения. Но ожесточённая полемика, на мой взгляд, довольно непродуктивное занятие. Пусть не покажется странным, но мне не нравится стародавнее и весьма распространённое утверждение: «В спорах рождается истина». Сразу хочется возразить: во многих спорах, несмотря на весь их накал, истина так и не рождается! Более того, для установления истины спор отнюдь не является обязательным условием. Думаю, что научная истина рождается, всё-таки, не столько в спорах, сколько в серьёзных научных исследованиях. В этом отношении я полностью согласен с мнением Леонардо да Винчи из его трактата «Об истинной и ложной науке». Этот величайший гений всех времён и народов утверждал: «И поистине всегда там, где недостаёт разумных доводов, там их заменяет крик, чего не случается с вещами достоверными. Вот почему мы скажем, что там, где кричат, там истинной науки нет, ибо истина имеет одно единственное решение, и когда оно оглашено, спор прекращается навсегда».
В самом деле, кому сегодня придёт в голову устраивать шумную дискуссию или выносить на голосование в парламенте по вопросу о том, сколько будет дважды два! Предвижу упрёки в примитивизме, в упрощённом подходе к сложнейшим явлениям, особенно к тем, которые изучаются общественными науками. Не хочу повторяться, поскольку на такие упрёки я уже ответил в книге. По большому счёту, такие обвинения идут от научного бессилия, отдают запахом застарелого и бесплодного индетерминизма. Некоторые читатели упрекали меня и в нескромности. «Скромнее надо быть, а не претендовать подобно Марксу на создание общеэкономической теории!» - с праведным гневом писал мне известный титулованный экономист. Что на это ответить? Разве только то, что, если бы учёные были слишком скромны, они не делали бы открытий!
Путём отказа от пустословия, от заимствования чужих результатов и от бесплодной полемики мне удалось до предела сократить объём книги «К общеэкономической теории через взаимодействие наук». И это, как отметили читатели, не нанесло ущерба её содержанию. В одном из писем сказано: «Эта небольшая и очень скромно изданная книга гораздо интереснее и содержательнее многих толстых и роскошных томов!». За такой отзыв я особенно благодарен, поскольку книга была издана с большими трудностями в разрушительные для российской науки времена. Я благодарен этому читателю и за то, что он уловил моё нежелание писать очередной фолиант. Их уже столько накопилось за долгую историю политической экономии!
Если читатель заглянет в эту мою новую книгу, он, возможно, обратит внимание на некоторую её необычность: у нас не принято писать книги одновременно и биографического, и научного содержания. Я согласен, что, чаще всего, такое смешение жанров ни к чему хорошему не приводит. Но прошу понять меня: эта книга посвящена исследованию явлений и процессов, от которых зависит жизнь стран и народов, судьба многих поколений. Я пропустил эту книгу через всю мою жизнь и жизнь нашей страны, через моё сознание и душу. Эта книга – часть меня самого. Поэтому и получилось то, что получилось. Не обращаюсь к читателям с обычной в таких случаях просьбой «не судить слишком строго». Наоборот, такая книга требует строгого и придирчивого анализа. Надеюсь, что она внесёт свой вклад в становление сильной, справедливой и уважаемой в мире России, в которой будут жить по-настоящему свободные и счастливые люди.
Приложение
ПЕРЕЧЕНЬ
адресатов, которым была выслана в дар книга: В.Ш.Фельдблюм. «К общеэкономической теории через взаимодействие наук». – Ярославль, типография ЯГТУ, 1995.
1. Российская книжная палата (Москва)
2. Российская государственная библиотека (Москва)
3. Государственная публичная научно-техническая библиотека (Москва)
4. Российская национальная библиотека (Санкт-Петербург)
5. Всероссийский институт научной и технической информации (Москва)
6. Институт научной информации по общественным наукам (Москва)
7. Всероссийский научно-технический информационный центр (Москва)
8. Библиотека Московского государственного социального университета (Москва)
9. Библиотека Российского государственного гуманитарного университета (Москва)
10. Библиотека экономического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова (Москва)
11. Библиотека Санкт-Петербургского государственного университета
12. Библиотека Российской экономической академии им. Г.В.Плеханова (Москва)
13. Библиотека Горбачев фонда (Москва)
14. Библиотека Института проблем рынка (Москва)
15. Библиотека Центрального экономико-математического института (Москва)
16. Библиотека Института экономики РАН (Москва)
17. Научная библиотека им. А.М.Горького при МГУ (Москва)
18. Государственная научно-педагогическая библиотека им. К.Д.Ушинского (Москва)
19. Фундаментальная научная библиотека Научно-исследовательского конъюнктурного института (Москва)
20. Библиотека Института социально-политических исследований РАН (Москва)
21. Библиотека Московского государственного социального университета (Москва)
22. Библиотека Академии труда и социальных отношений (Москва)
23. Научная библиотека профсоюзов (Москва)
24. Государственная общественно-политическая библиотека (Москва)
25. Библиотека социально-экономического университета (Москва)
26. Библиотека Института мировой экономики и международных отношений РАН (Москва)
27. Библиотека Института международных экономических и политических исследований РАН (Москва)
28. Библиотека Института психологии РАН (Москва)
29. Библиотека Высшей школы экономики (Москва)
30. Библиотека Института проблем переходного периода (Москва)
31. Библиотека Государственной академии управления (Москва)
32. Библиотека Военной Академии Генерального штаба РФ (Москва)
33. Библиотека Военной Академии им. М.В.Фрунзе (Москва)
34. Библиотека Военной Академии им. Ф.Э.Дзержинского (Москва)
35. Библиотека Военной Академии химической защиты им. Маршала С.К.Тимошенко (Москва)
36. Библиотека Военно-воздушной Академии им. Ю.А.Гагарина (Монино, Московской области)
37. Парламентская библиотека (Москва)
38. Библиотека Совета Федерации РФ (Москва)
39. Аналитический центр при Президенте РФ (Москва)
40. Экономическое управление Администрации Президента РФ (Москва)
41. Экспертный Совет при Правительстве РФ (Москва)
42. Центр экономической конъюнктуры при Правительстве РФ (Москва)
43. Библиотека Ярославского государственного университета им. Демидова (Ярославль)
44. Библиотека Ярославского государственного технического университета (Ярославль)
45. Библиотека Ярославского государственного педагогического университета (Ярославль)
46. Библиотека Ярославской государственной сельскохозяйственной академии (Ярославль)
47. Библиотека Ярославской государственной медицинской академии (Ярославль)
48. Библиотека ОАО НИИ «Ярсинтез» (Ярославль)
49. Ярославская областная библиотека им. Н.А.Некрасова (Ярославль)
50. Ярославская городская библиотека им. М.Ю.Лермонтова (Ярославль)
51. Администрация Ярославской области – Управление экономики и прогнозирования (Ярославль)
52. Библиотека Самарского государственного университета (Самара)
53. Библиотека Томского государственного университета (Томск)
54. Библиотека Омского государственного университета (Омск)
55. Библиотека Красноярского государственного университета (Красноярск)
56. Библиотека Новосибирского государственного университета (Новосибирск)
57. Библиотека Удмуртского государственного университета (Ижевск)
58. Библиотека Пермского государственного университета (Пермь)
59. Библиотека Тульского государственного университета (Тула)
60. Библиотека Иркутского государственного университета (Иркутск)
61. Библиотека Иркутской государственной экономической академии (Иркутск)
62. Библиотека Дагестанского государственного университета (Махачкала)
63. Библиотека Воронежского государственного университета (Воронеж)
64. Библиотека Волгоградского государственного университета (Волгоград)
65. Библиотека Кемеровского государственного университета (Кемерово)
66. Библиотека Амурского государственного университета (Благовещенск)
67. Библиотека Алтайского государственного университета (Барнаул)
68. Библиотека Башкирского государственного университета (Уфа)
69. Библиотека Кубанского государственного университета (Краснодар)
70. Библиотека Тамбовского государственного университета (Тамбов)
71. Библиотека Тверского государственного университета (Тверь)
72. Библиотека Ульяновского государственного университета (Ульяновск)
73. Библиотека Ивановского государственного технического университета (Иваново)
74. Библиотека Мурманского государственного технического университета (Мурманск)
75. Библиотека Калининградского государственного технического университета (Калининград)
76. Библиотека Уральского государственного экономического университета (Екатеринбург)
77. Екатеринбургская государственная публичная библиотека (Екатеринбург)
78. Государственная библиотека имени В.И.Ленина республики Беларусь (Минск)
79. Ростовская-на-Дону государственная научная библиотека имени Карла Маркса (Ростов-на-Дону)
80. Пермская государственная областная научная библиотека им. А.М.Горького (Пермь)
81. Государственная публичная научно-техническая библиотека Сибирского Отделения РАН (Новосибирск)
82. Библиотека Института экономики СО РАН (Новосибирск)
83. Библиотека Конгресса США (Вашингтон, США)
84. Библиотека Франклина Делано Рузвельта (Нью-Йорк, США)
85. Библиотека Стокгольмского международного исследовательского института Мира (СИПРИ), Стокгольм, Швеция
86. Библиотека Гарвардского университета (Кембридж, Массачусетс, США)
87. Библиотека Массачусетского технологического института (Кембридж, США)
88. Библиотека Национального бюро экономических исследований (Кембридж, США)
89. Библиотека Оксфордского университета (Оксфорд, Англия)
90. Библиотека университета Амстердама (Амстердам, Нидерланды)
91. Библиотека университета Пэйзли (Шотландия)
92. Библиотека имени Карла Маркса (Лондон, Англия)
93. Библиотека Лондонской школы экономики (Лондон, Англия)
94. Библиотека Кнессета (Иерусалим, Израиль)
95. Библиотека Берлинского технического университета (Берлин, Германия)
96. Библиотека университета Трира (Трир, Германия)
97. Библиотека университета Париж-1 (Сорбонна), Франция
98. Библиотека Австрийской Академии Наук (Вена, Австрия)
99. Библиотека Организации Объединённых Наций (Женева, Швейцария)
100.Библиотека университета Гаваны (Куба)
От издателя
То, что эта книга попала для издания в моё издательство, расцениваю как несомненную удачу и почётное задание от Бога. Благодарю автора, уважаемого человека и учёного, Владислава Шуньевича Фельдблюма за доверие ко мне.
То, что автор из числа неординарных людей, бросилось мне не в глаза, а прямо в подсознание, на «тонком» уровне. Почуялся гигантский самобытный ум, несерийная голова и нетрадиционный, не зацикленный на стереотипах, учёный, про которых в народе говорят «большая умница».
Справедливость этого народного звания осознаёшь сразу с первых строк: у него даже в каждом слове буковки стоят как-то по-особенному, непривычно логичнее, обоснованнее, доказательнее что-ли, чем у простого литератора, не говоря уже о предложениях, в которых строго и в то же время понятно излагаются далеко не рядовые, хотя и общечеловеческие ценности.
А сама книга лишь на первый взгляд выглядит автобиографичной. Внедряясь в тему, понимаешь, что перед тобой не просто жизнь учёного, и не просто учёного, и не просто огромный опыт добросовестного изучения всего общественного процесса, всех механизмов его развития. Здесь – гражданин Земли с болью и тревогой не обличает язвы общества, а показывает реальные пути к исцелению.
Учёный признаётся, что он вторгся в незыблемое. Но именно вторжения-то и не обнаруживаешь. Налицо – деликатный, интеллигентный, объективный и профессиональный анализ каждого явления, события и личности в их взаимопереплетении и взаимодействии.
Поздравляю заинтересованного читателя с нужной книгой. В добрый путь, «Вторжение в незыблемое», измени это незыблемое в лучшую сторону для всех живущих!
Виктор Самознаев
директор издательства «Ещё не поздно!»,
академик Академии проблем безопасности,
обороны и правопорядка