Механизм бандитского капитализма

 

Столь резкий эпитет в заголовке этого раздела принадлежит не мне. Такую характеристику российскому капитализму 90-х годов дал Джордж Сорос. Мы уже привыкли слышать такие слова от нашей непримиримой оппозиции. Но в данном случае их высказал преуспевающий финансист и апологет современного капитализма. Казалось бы, от него можно было ждать безоговорочного одобрения капиталистической трансформации России, но никак не критики. Тем более следует серьёзно прислушаться к критике, исходящей от человека, прекрасно знающего капитализм изнутри.

По свежим следам тех событий Джордж Сорос писал: «Самым важным вопросом является неразрешённый конфликт между разрушением и созиданием…Самое ужасное, что не только плановая экономика, но также и только что вылупившийся рыночный механизм не работают. В отсутствие нормального рынка предприниматели превращаются в спекулянтов, а процесс приватизации вырождается в обыкновенный грабёж: тащи, что можно, пока нет хозяина» (Дж. Сорос. Советская система: путь к открытому обществу. Пер. с англ. – М., Политиздат, 1991, стр. 143, 192). Дж. Сорос пришёл к неутешительному выводу, что «выгода от вновь разрешённых форм экономической деятельности оказалась ничтожной по сравнению с вредом, нанесённым подрывом установившихся форм». В более поздней книге Дж. Сорос уже откровенно назвал капитализм в России 90-х годов «бандитским» (Дж. Сорос. Открытое общество. Реформируя глобальный капитализм. Пер. с англ. – М., 2001, стр. 315).

В моей предыдущей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук» много формул и уравнений. Обилие математического аппарата, обеспечивая научную строгость изложения, в то же время затрудняет восприятие книги многими читателями. Поэтому в настоящей книге ещё не было ни одной математической формулы. Но в этом разделе необходимо дать хотя бы немного математики, чтобы лучше объяснить механизм бандитского капитализма в России 90-х годов. В любом обществе товарно-денежных отношений доход производителя от продажи его продукции равен произведению цены на выпуск продукции

Ф = рY (1)

В этом простом соотношении все величины являются усреднёнными, или, на языке макроэкономики, «совокупными» или «агрегированными». Товаропроизводитель-продавец имеет возможность повышать свой доход (Ф) не путём увеличения выпуска (Y), а путём повышения цены (р). И это происходит всякий раз, как только снимаются или ослабевают общественные ограничения на этот спекулятивный интерес. Такими ограничителями могут быть государственный запрет (в командной экономике) или конкуренция (при капитализме).

Двойственный характер материального интереса отметил ещё итальянский экономист Вильфредо Парето: «Энергия людей направляется по двум каналам. Первые стремятся производить экономические блага, вторые – присваивать блага, созданные другими». Это высказывание процитировано в известной книге (А.Пигу. Экономическая теория благосостояния. Пер. с англ. – М., Прогресс, 1985, том 1, стр. 195). Эта важная констатация означает признание того, что в обществе товарно-денежных отношений объективно существует узаконенная спекуляция, или узаконенное воровство. Способов «законного» присвоения не заработанных денег много, начиная с обычной спекуляции и кончая «откатами» в виде «подарков» нужным людям. Анализ этой темы не является задачей настоящей книги, тем более что о коррупции пишут постоянно. Здесь важно подчеркнуть главное: поведение продавца на рынке очевидно – он всегда старается дороже продать.

Естественно, после предоставления российским предприятиям «полной хозяйственной самостоятельности» в условиях крайне монополизированной экономики, и уж тем более после освобождения цен и ликвидации обязательных плановых заданий по выпуску продукции, началась стагфляция – рост цен при снижении выпуска. Предприятия пошли по наиболее лёгкому пути добывания денег. Понятно, что повышать цены куда легче, чем наращивать выпуск, совершенствовать технологию, заботиться о качестве продукции. Конечно, маятник цен рано или поздно пойдёт в обратную сторону: деньги не съешь и не наденешь, нужны реальные товары. В конце концов, проявляется тенденция, которую Джон Голбрайт называл «противодействующей силой». Она, в конце концов, приведёт к установлению равновесия между совокупным спросом и совокупным предложением (J.K.Galbraith. American Capitalism. The Concept of Countervailing Power. – Boston, Houghton Mifflin Co., 1952). Всё дело в том, какой ущерб будет нанесён обществу на протяжении всего этого процесса, на каком уровне экономического спада установится макроэкономическое равновесие. Если этот спад окажется слишком глубоким и социально непереносимым, то до равновесия дело может и не дойти – произойдёт социальный взрыв.

Стагфляция как экономическое явление давно известна и хорошо изучена. В нашей стране это явление проанализировал академик Николай Яковлевич Петраков в своих работах, относящихся к середине 70-х годов. Он математически доказал, что, в случае освобождения цен в условиях монополизированной экономики, производители будут заинтересованы «в замораживании производства на уровне ниже оптимального и соответственно в завышении цен» (Н.Я.Петраков. Кибернетические проблемы управления экономикой. – M., Наука, 1974, стр. 130-135). С этими выводами согласуется и моя теория ОПФ. Более того, из неё видно, что в условиях понижения выпуска продукции монопольные производители имеют возможность использовать к своей выгоде не только завышенные цены, но и другие факторы. В моей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук» выведено макроэкономическое уравнение агрегированной заработной платы

(2)

В этом уравнении S - заработная плата, р – цена, - норма инвестиций, Y – выпуск продукции, n^R - число работников, m – норма прибавочной стоимости (в современной терминологии близка к норме прибыли). Из уравнения (2) видно, что, стремясь повысить зарплату в условиях снижения выпуска (Y), предприятия могут завышать цену (р), сокращать число работников (n^R) и уменьшать долю инвестиционного накопления. За экономическими величинами сухой математической формулы кроются судьбы людей, которым выпала нелёгкая доля жить и работать в эпоху перемен. Повышение цены на продукцию позволяет поднять зарплату работников, но, в то же время, бьёт по карманам множества покупателей. Сокращение доли инвестиций в доходе предприятия тоже способствует повышению зарплаты, но закладывает бомбу замедленного действия под будущее предприятия. Сокращение числа работников – ещё один способ поднять зарплату тем, кому посчастливилось быть оставленным на работе, а не выброшенным за ворота. Естественно, что повышение зарплат чаще всего происходит неравномерно: руководство в первую очередь заботится о своём благосостоянии. Все перечисленные способы повышения зарплаты носят кратковременный и сугубо эгоистический характер. Средства предприятия «проедаются», производство сокращается, перспективы его расширения или увеличения становятся всё более призрачными, создаются условия для ещё большего дефицита реальной продукции и её удорожания в будущем. Создаётся угроза возникновения крайне опасной гиперстагфляции.

Дополнительным непроизводительным источником обогащения может служить норма прибыли (m). Её повышение приводит к снижению зарплаты работникам, но зато обогащает владельцев предприятия и их приближённых - они кладут прибыль в собственные карманы. Но и это не всё. Владельцы и директора организуют на предприятиях, в обход работников, подконтрольные фирмы-посредники по реализации продукции. Это «обосновывается» интересами предприятия, необходимостью привлечения заказчиков, поиска и расширения рынков сбыта. Теперь уже не только прибыль, но и всю выручку можно положить в собственные карманы! Даже при небольшом выпуске продукции, реализуемой по завышенным ценам, этого может оказаться вполне достаточно для безбедного существования небольшой группы руководящих лиц. Судьба большинства работников предприятия их не волнует. Обычным явлением становятся несвоевременные выплаты зарплат под предлогом «отсутствия денег» на предприятии. Покончить с этим позором может только суровая уголовная ответственность, наряду с экономической нормализацией обстановки. О какой заинтересованности в развитии предприятия может идти речь в этой ситуации? Происходит полное вырождение мотивации к производительному труду, потеря её связи с реальной производственной деятельностью. Цивилизованная предпринимательская деятельность подменяется спекуляцией, обманом и воровством. Часто, насытившись богатством и опасаясь разоблачения, такие «предприниматели» специально доводят предприятия до банкротства, после чего уезжают из страны.

Ударом по реальной экономике стала и финансовая политика, получившая название политики «монетаризма». Она заключалась в переносе на российскую почву принципов кредитно-денежной политики, которая проводилась в определённые периоды в странах с уже развитыми рыночными отношениями. В основе этой политики – теоретические разработки чикагской школы Милтона Фридмана. Они обобщены в его книгах «Исследования в области количественной теории денег» (Studies in the Quantity Theory of Money. – Chicago, 1956), “Капитализм и свобода» (Capitalism and Freedom. – Chicago and London, 1963), «Очерки в области позитивной экономической теории» (Essays in Positive Economics. – Chicago and London, 1966) и др. Идеологическим кредо «монетаризма» является прагматичная идея руководства рыночной экономикой с помощью, по сути дела, единственного рычага, каковым служит регулирование объёма денег в обращении. В конкурентной среде бюджетные ограничения действительно могут стимулировать выпуск реальной продукции и повышать её качество. Что касается «недорыночной» России, то такая политика, помогая борьбе с инфляцией, в то же время способствовала спаду производства и породила печально известный «кризис неплатежей».

Проблема влияния кредитно-денежной политики на макроэкономические показатели изучалась не только в Чикаго. Интересные результаты были получены отечественной экономико-математической школой (А.А.Петров с сотрудниками. В сборнике: Математическое моделирование. Процессы в сложных экономических и экологических системах. – М., Наука, 1986). Серия этих исследований получила название «системный анализ развивающейся экономики». Продифференцируем по времени уравнение (1):

(3)

Умножим левую и правую части на время обращения денег ():

(4)

Левая часть полученного уравнения (4) в некотором приближении представляет собой скорость увеличения денежной массы за счёт эмиссии денег (Е) центральным банком:

(5)

В стабильно работающей экономике выпуск (Y) растёт во времени, а цена (р) остаётся неизменной. В этом случае производная цены по времени равна нулю, и ситуация описывается уравнением

(6)

Смысл этого уравнения в том, что при нормальном развитии экономики основная роль эмиссии состоит в обеспечении денежной массой бесперебойного товарооборота при стабильных ценах и возрастании выпуска реальной продукции. Напротив, в застойной экономике величина выпуска (Y) не растёт и, следовательно, теперь равна нулю производная от выпуска по времени. В этом случае из выражения (5) следует, что

(7)

Выражение (7) описывает состояние инфляционной экономики, когда эмиссия денег фактически «обслуживает» лишь рост цен. Из этого выражения следует, что снижением эмиссии можно уменьшить скорость роста цен. Но, в соответствии с этим же уравнением, снижение (Е) может приводить и к снижению выпуска продукции (Y). Всё зависит от конкретных условий, в которых оказалась экономическая система. Возникает возможность возникновения «стагфляционной ловушки», когда снижение эмиссии и уменьшение денежной массы в обращении, с одной стороны, подавляет инфляцию, а с другой – провоцирует спад производства. Примерно такая картина и наблюдалась в России в период наиболее активной «монетарной» политики.

Весьма негативную оценку политики «монетаризма» дали Дж.Голбрайт и С.М.Меньшиков, причём не для кризисной российской экономики 90-х, а для экономики США периода 80-х (Дж.Голбрайт, С.М.Меньшиков. Капитализм, социализм, сосуществование. Пер. с англ. – М., Прогресс, 1988). Авторы иронизируют: «Оставьте всё на усмотрение центрального банка. Фиксируйте денежную массу в обращении, меняйте её объём только соответственно росту экономики – и проблема решена!». Далее Голбрайт говорит в диалоге с Меньшиковым: «Думаю, вас не удивит, что сам я – не сторонник монетаризма. В последние годы мы узнали, что такое чудо помогает…лишь постольку, поскольку порождает огромную безработицу и огромные бездействующие производственные мощности». По мнению Дж.Голбрайта, «монетаризм действительно останавливает инфляцию, но мы обнаруживаем, что такое лекарство гораздо опаснее болезни, которую им стараются вылечить». Он предположил: Сдаётся мне, что монетаризму не суждено стать любимым коньком в социалистическом мире». Но он ошибся. Наши реформаторы пошли именно таким путём. Последствия этой политики в России 90-х годов оказались несравненно тяжелее, чем в США.

Важным звеном в цепи радикальных российских реформ стала приватизация. Её начальную стадию в народе метко окрестили «прихватизацией». Попытки ввести этот процесс в цивилизованное русло привели к официальной концепции «народной приватизации». Идеологической основой явилось представление о частной собственности как непременном условии экономической эффективности. Между тем, даже в некоторых направлениях западной экономической науки, не имеющих ничего общего с марксизмом, уже давно распространены более трезвые взгляды на государственную и частную собственность. Оказывается, эффективному хозяйствованию мешает не сама по себе государственная собственность, а порочные формы её функционирования. Это же справедливо и в отношении частной собственности. Вот как написано об этом в интересной книге Вольфа и Резника, посвящённой сравнению экономических теорий марксизма и неоклассицизма: «Есть разные пути, по которым владельцы могут расходовать свой прибавочный продукт. От того, какой путь избирается при том или ином общественном строе, зависит образ жизни людей, живущих в этом обществе. От того, как собственники распоряжаются поступающим к ним прибавочным продуктом, зависят структура, противоречия и изменения в том или ином обществе» (R.D.Wolf, S.A.Resnic. Economics: Marxian versus Neoclassical. – Baltimore and London, The John Hopkins University Press, 1987, p. 148). Это лишний раз показывает, что не сама по себе форма собственности, а характер мотивации труда и, следовательно, эффективность собственника непосредственно определяет социальную сущность экономической системы.

Вопрос о прогрессивности различных форм собственности в современном мире достаточно сложен, и уж во всяком случае, значительно сложнее тех примитивных взглядов, которые сводят всю проблему экономической эффективности к пресловутому «чувству хозяина». Хорошим хозяином (равно как и плохим) может быть и государство, и частный владелец. Эти соображения не слишком заботили авторов «народной приватизации» в России. Ими овладела прагматичная идея – условно разделить всю государственную собственность на равные паи и раздать их будущим собственникам в виде приватизационных чеков (ваучеров). Реформаторы провозгласили: «Нам нужны миллионы собственников, а не собственники миллионов!». Лозунг был красивым и прогрессивным, но в жизни всё вышло по-другому. Приватизация оказалась не народной, а номенклатурной. Кроме того, «народные» ваучеры немедленно начали скупать немногие, наиболее шустрые и активные представители народа. Новоявленные собственники часто вообще ничего не понимали в делах того предприятия, которым завладели. От них не приходилось ждать компетентных и ответственных решений. Одновременно с приватизацией осуществляли «разгосударствление», «демонополизацию» и «акционирование» промышленных, сельскохозяйственных и иных предприятий. Многие предприятия прекращали производство, становились банкротами, а их работники пополняли армию безработных. Это ещё больше провоцировало углубление спада производства и рост социальной напряжённости.

Ситуация осложнялась положением во внешней торговле. С одной стороны, в свободной продаже появились товары, которые россиянам раньше и не снились: высококачественные импортные автомобили, компьютеры, разнообразная бытовая техника, широкий ассортимент продуктов питания, модной импортной одежды и обуви. Это было хорошо. Но, с другой стороны, усилился вывоз из страны крайне необходимых видов сырья и продукции. При сложившемся валютном курсе рубля стало выгодно вывозить из страны буквально всё, возвращая лишь небольшую часть экспортной выручки. Потребовались специальные правительственные постановления, чтобы приостановить вывоз топлива из тех регионов, где население страдало от холода. Страны Запада охотно оказывали России словесную поддержку. Но кредитов и инвестиций было очень мало, а о продаже наиболее передовых наукоёмких технологий не было и речи. Нестабильность и коррупция в нашей стране отпугивали частных инвесторов, а правительства западных стран не горели желанием создавать в лице новой России потенциального конкурента.

Много бедствий причинил развал СССР, разрушение прежде единого экономического пространства, разрыв налаженных хозяйственных связей между регионами и предприятиями. Советская Украина ввозила до 90% потребляемой нефти, 73% газа, 93% лесоматериалов, 100% хлопка. С развалом СССР экономическое положение самостоятельной Украины резко ухудшилось. В Грузии было сосредоточено всё союзное производство нефтепроводных бесшовных труб и две трети производства насосно-компрессорных труб. Азербайджан производил 25% нефтепромыслового оборудования и 100% пропиленгликоля для лакокрасочной промышленности. Армения обеспечивала весь общесоюзный выпуск алюминиевой фольги, хлоропренового каучука, муравьиной и пропионовой кислот, ацетатного жгута для сигаретных фильтров, более половины генераторов мощностью от 0,5 до 100 киловатт. Длительный перерыв в поставке этих видов продукции вызвал сбои в работе многих российских предприятий. Республики Прибалтики были монопольными союзными производителями пассажирских вагонов для электро - и дизельпоездов, траншейных цепных экскаваторов, агрегатов для приготовления травяной муки и комплексов оборудования для приготовления россыпных кормов. Здесь производилось три четверти машин для строительно-отделочных работ, весь ассортимент магнитол, более половины телефонных аппаратов.

Надежды республик бывшего СССР выйти со своей продукции на мировые рынки во многом не оправдались. Качество продукции часто не соответствовало европейским и американским стандартам, а производственные издержки были значительно выше. Приведенные примеры далеко не исчерпывают всей картины негативных последствий поспешной политической и экономической «суверенизации». Разрушение народнохозяйственного комплекса советского типа значительно опережало формирование экономического пространства рыночного типа. Происходило вырождение экономического пространства – прежнее разрушалось, а для формирования нового не было условий. Всё это подливало масла в огонь бандитского капитализма 90-х годов и причинило много бедствий простым людям.

В выступлении председателя Совета Министров – Правительства Российской Федерации В.С.Черномырдина на восьмом (внеочередном) Съезде народных депутатов РФ были сделаны важные признания. Говорилось о необходимости «задействовать государственный фактор в реформах, чтобы не утратить уже катастрофический уровень управляемости», «поставить заслон махинациям, надувательству, сосредоточению несметных богатств в руках немногих, отнюдь не самых достойных граждан». Признавалась невозможность «закрывать глаза на то, что многие наши новоявленные бизнесмены пользуются нынешней экономической свободой для достижения своих частных интересов, притом любой ценой». Отмечалось, что для них «общенациональные задачи остаются пятым, а то и десятым делом». Эти сетования заканчивались выводом о том, что «нельзя расхлябанность, разгильдяйство, леность оправдывать приверженностью к демократии» («Российская газета», 1993, 13 марта).

В постановлении Совета Министров – Правительства РФ от 7 мая 1993 г. №428 признавалось необходимым ввести коррективы в политику, перейти к «взвешенным и реалистическим решениям» (значит, прежние решения всё-таки не были взвешенными и реалистическими! – В.Ф.). С целью устранения чрезмерного социального расслоения предлагалось подготовить проект закона «О регулировании оплаты труда в Российской Федерации». Но и эти меры повисли в воздухе.

В конце концов, и президент Б.Н.Ельцин решил высказать своё мнение о происходящем. Выступая в Федеральном Собрании 24 февраля 1994 г. он признал, что «мы не имеем пока и нормальной рыночной экономики», что «вольготно чувствуют себя те, кто обманывает и применяет насилие», что «элементарный порядок в стране отсутствует» и что «государство в нынешнем виде не справляется с выполнением своих важнейших функций» («Российская газета», 1994, 25 февраля).

{mosimage}

Революционная ситуация на языке математики

 

Этот раздел – для тех читателей, кто знаком с основами высшей математики и хочет глубже разобраться в существе обозначенной проблемы.

В любой социально-экономической системе осуществляются производство (Y), потребление (С) и накопление (I). Эти макроэкономические переменные по определению считают непрерывными функциями времени, и обычно их относят к единице времени. Если из количества производимой продукции вычесть потребление и накопление (инвестиции), то остаётся некоторый запас (Q). Скорость его изменения во времени описывается дифференциальным уравнением макроэкономического баланса:

 

(1)

 

Выразим отсюда интересующую нас величину потребления:

 

(2)

 

Уравнения (1) и (2) относятся к текущему моменту времени (t). Допустим, этот экономический процесс протекает на интервале времени от начального (t_o) до текущего (t). Чтобы определить изменение рассматриваемых величин за этот отрезок времени, умножим все члены уравнения (2) на дифференциал времени (dt) и проведём почленное интегрирование. При этом величина запаса изменится от начального значения Q_o до текущего значения Q:

 

(3)

 

Необходимые для точного интегрирования аналитические выражения функций C(t), Y(t) и I(t) неизвестны. Поэтому воспользуемся теоремой о среднем значении. Для нашего случая, в соответствии с этой теоремой, существует такое среднеинтегральное значение функции С(t), непрерывной на интервале (t_o, t), для которого справедливо выражение

 

(4)

 

Величину С (с чертой вверху) называют среднеинтегральным (средним) значением потребления на интервале времени. Аналогично можно выразить и средние значения величин выпуска и накопления (инвестиций). Договоримся, что для упрощения записи в дальнейшем не будем ставить верхнюю черту. На практике средние значения экономических переменных за те или иные интервалы времени определяют по статистическим данным.

Теперь в уравнение (3) вместо интегралов можно подставить произведения соответствующих средних величин на интервал времени:

 

(5)

 

Переменная Y в уравнении (5) – это «одушевлённая производственная функция» (ОПФ), выведенная и подробно рассмотренная в моей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук». Она описывается выражением

 

Y=ФVA (6)

 

где Ф - фактор скорости общественного производства (фактор социально-экономической политики), V – объём экономического пространства, А – природные ресурсы. Фактор Ф зависит от численности работающих, от величины производственных фондов, от научно-технического прогресса и, что особенно важно, от характера мотивации труда, определяющего данный тип общественно-экономической формации.

В процессе материального производства осуществляется превращение природных ресурсов (А) в необходимый людям конечный продукт (В). Обозначим через X количество произведенного продукта (В) за единицу времени в единице экономического пространства. Тогда на интервале времени (t_o, t) справедливо соотношение

 

Х = Ао – А = В – Во (7)

 

В этом соотношении величины с нижним нулевым индексом относятся к начальному моменту времени, а величины без индекса – к текущему. С учётом (6) выражение (7) можно записать в следующем виде:

 

Y = ФV (Ао – Х) (8)

 

Скорость материального производства по определению связана с выпуском продукции соотношением

 

(9)

 

Из уравнений (8) и (9) следует

 

(10)

 

Разделяя переменные, запишем это уравнение в виде, пригодном для интегрирования:

 

(11)

 

На основании теоремы о среднем значении величины Ф (верхнюю черту, как договорились, не пишем) на интервале времени (to, t) можно записать

 

(12)

 

где Ф – среднеинтегральное (среднее) значение на указанном интервале времени.

Интегрирование при начальных условиях Х=0 при t=0, после небольшого преобразования, даёт

 

X=Ao (13)

 

Теперь, с учётом предыдущих выражений, можно получить интересующее нас выражение среднего потребления на рассматриваемом интервале времени:

 

(14)

 

Выражение (14) не предназначено для точных количественных расчётов. Тем не менее, оно интересно, поскольку показывает ключевые факторы, от которых зависит потребление в социально-экономической системе. К этим факторам относится, прежде всего, выпуск продукции. Это – первый член правой части выражения (14). В него входят концентрация природных ресурсов (А_о), объём экономического пространства (V) и фактор социально-экономической политики (Ф). Последний, в свою очередь, зависит от величины производственных фондов, от численности занятого населения, от научно-технического прогресса и от характера мотивации труда, преобладающего в данной социально-экономической системе. (Фактор социально-экономической политики подробно рассмотрен в моей книге «К общеэкономической теории через взаимодействие наук»).

Карл Маркс в «Экономических рукописях 1857-1859 годов» (первоначальном варианте «Капитала») высказал мысль о том, что изучение производственных отношений приводит, по аналогии с естествознанием, к основополагающим «первым уравнениям». Эти уравнения, по мнению Маркса, должны «дать ключ к пониманию прошлого и преобразующего движения по направлению к будущему». Он заявил, что это «самостоятельная работа, к которой мы тоже надеемся приступить» (К.Маркс, Ф.Энгельс, Сочинения, 2-е издание, том 46, часть 1, стр. 449). Этот замысел Маркс осуществить не успел, да и едва ли это было возможно теми научными средствами, которые имелись в то время. Приведенные выше выражения (6) и (14) вполне можно рассматривать как те самые «первые уравнения», к которым стремился Маркс. Выражение (14) отражает современное понимание основополагающего тезиса Маркса о соответствии производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил. Это «соответствие» представляет собой функциональную зависимость между потреблением (С) и фактором социально-экономической политики (Ф).

Если за время от t_o до t величина Ф уменьшается (неэффективная социально-экономическая политика), то, как видно из выражения (14), соответственно падает и уровень потребления (С). Это происходит вследствие исчерпания природных ресурсов, разрушения экономического пространства, износа основных производственных фондов, снижения численности работающих, отсутствия научно-технического прогресса и, что особенно важно, падения мотивации труда. В предельном случае, когда хотя бы один из перечисленных факторов падает до нуля, величина Ф и весь первый член правой части выражения (14) обращаются в нуль. Это означает полное прекращение производства. Возникает экономическая ситуация, описываемая выражением

 

(15)

 

Из этого простого выражения видно, что в такой кризисной ситуации потребление и инвестиции обеспечиваются только за счёт запаса. При углублении кризиса, когда величина Ф стремится к нулю, сначала прекращаются инвестиции (I), затем расходуется текущий запас (Q) и, наконец, «проедается» и первоначальный запас (Q_o). Это означает прекращение потребления. Любая социально-экономическая система будет реагировать на такую ситуацию вынужденными переменами. Цель перемен – вывод на политическую сцену приверженцев к новому типу мотивации труда, которые в состоянии обеспечить действенность вышеперечисленных факторов, восстановление эффективной социально-экономической политики, увеличение выпуска продукции и, как следствие, рост потребления. Таким образом, выражения (14) и (15) моделируют революционную ситуацию, которую Владимир Ильич Ленин определял как такое состояние общества, когда «низы» уже не могут и не хотят жить по-старому, а «верхи» уже не могут по-старому управлять.

Конечно, приведенный анализ является упрощенным. В жизни всё значительно сложнее. Во-первых, ни один из перечисленных социально-экономических факторов обычно не падает до нуля, ситуация не доходит до полного кризиса и своевременно выправляется эволюционным путём. Во-вторых, выражения (14) и (15) справедливы, строго говоря, лишь для глобального масштаба или для полностью закрытой региональной экономики (без внешней торговли). Здесь действительно запас может пополняться только за счёт собственного производства. В открытой экономике запас (и инвестиции) могут обеспечиваться и за счёт импорта. Именно возросшая открытость экономики и выручила Россию в тяжёлые 90-е годы и, в значительной мере, продолжает выручать в настоящее время. Для закупок по импорту в случае проблемных ситуаций создан стабилизационный фонд. Он пополняется преимущественно за счёт выручки от продаж наших энергоресурсов по достаточно высоким ценам. Падение мировых цен автоматически снижает стабилизационные и инвестиционные возможности страны. Есть люди, которые считают такое положение нормальным и называют его «интеграцией в мировую экономику». Однако это скорее ведёт к утрате национальной независимости и экономической безопасности.

Россия должна входить в мировую экономическую систему не в качестве нищего или иждивенца, а в качестве самостоятельной силы, способной отстаивать свои национальные интересы и вносить свой вклад в приумножение мирового богатства. Только восстановление и развитие отечественного производства, открытие и освоение запасов природных ресурсов, решение демографических проблем гарантируют нашей стране высокий уровень потребления в настоящем и будущем, независимо от капризов мировой экономической конъюнктуры.

 

Свобода без совести

 

Радикальное реформирование экономики вызвало вопиющее неравенство доходов. В начале перестройки сетовали на советскую «уравниловку» и были недовольны привилегиями правящей верхушки. Но то, что случилось, оказалось намного хуже прежнего. Уравниловка исчезла, но её заменил социальный беспредел. В привилегированном положении оказались новоявленные владельцы предприятий – директора и их приближённые. Они получили редкую возможность фактически назначать себе зарплату и расправляться с неугодными под видом сокращения персонала. Почётными и богатыми членами общества стали торговцы, брокеры, владельцы и работники коммерческих фирм, банков и контор. Довольно прилично стали зарабатывать квалифицированные рабочие крупных предприятий-монополистов, если, конечно, дирекция платила им зарплату так же исправно, как себе. Впрочем, частые остановки предприятий в то время из-за взаимных неплатежей серьёзно отражались на доходах рядовых работников.

Наряду с этими социальными группами, которые стали богатыми или относились к «среднему классу» (так официально назвали эту социальную «опору» реформаторов), возникли менее обеспеченные и откровенно обнищавшие слои населения. Прежде всего, это были пенсионеры, инвалиды, безработные и т.п. Но не только. В числе наиболее обездоленных оказались, например, учителя, врачи, работники науки – фундаментальной и прикладной. Наука стала невостребованной в условиях спада производства и начала гибнуть. Профессор стал зарабатывать меньше дворника или уборщицы в богатой фирме. Это происходило на глазах тех, кто ещё в недалёком прошлом не мог жить и работать без помощи науки. Теперь они отказали ей в поддержке, набивая собственные карманы. На словах они, конечно, были за науку, но на деле не давали ей ни гроша или давали кое-что при условии хорошего «отката». Вопрос о том, какое будущее ждёт такое общество, не слишком заботил тех, от кого зависело принятие решений. Фактический геноцид в отношении учёных – одно из самых позорных явлений того периода.

Современный цивилизованный принцип более или менее справедливого распределения доходов сформулирован вполне однозначно даже в западных экономических учебниках, которые никак не заподозришь в приверженности к марксизму: «Ни одна группа граждан не должна пребывать в крайней нищете, когда другие граждане купаются в роскоши» (К.Р. Макконелл, С.Л. Брю. Экономикс: принципы, проблемы и политика. В 2-х томах. Пер. с англ. – М., Республика, 1992, том 1, стр. 24). Совсем не такой оказалась новая российская действительность. При прежней «доперестроечной» системе существовали выплаты в конвертах, спецбольницы и спецсанатории, магазины-распределители и другие привилегии для высокопоставленных партийных функционеров, отдельные школы для детей элиты и т.д. Это вызывало недовольство простых людей, и они поддержали перестройку. Но в итоге возникли беспрецедентный разрыв в доходах, валютные магазины, платные школы для детей богатой прослойки, рекламируемые бары, рестораны и казино для толстосумов, где один вечер обходится в среднемесячную зарплату иного рабочего. Многие задались вопросом: и это – для народа, о благах которого так рьяно пеклись реформаторы? И это то, к чему нас призывал всенародно избранный президент, бескомпромиссный борец с привилегиями? Раньше привилегии были тайными, а теперь это - демократические завоевания? Простые люди не могли поверить, что пробиться в мир новоявленных богачей проще, чем в мир прежних партийных боссов. И как бы ни критиковали прошлое, новая ситуация для большой части населения выглядела намного хуже.

В условиях нахлынувшей свободы, при всплеске алчности, дефиците совести и нехватке компетентности, продолжался развал по всем ключевым направлениям. В образовании пошёл процесс резкого снижения качества. Причин к этому много, но все они, по большому счёту, порождены общим социально-экономическим неблагополучием. Дефекты обучения начинаются уже в начальной школе и отчётливо проявляются у выпускников и абитуриентов. Часто не знают даже элементарных вещей, несмотря на удовлетворительную сдачу выпускных экзаменов. За годы обучения в вузе многие так и не становятся полноценными специалистами, что не мешает им получать дипломы о высшем образовании. Впрочем, стало возможным просто купить диплом по сходной цене. Работодатели отмечают даже не столько отсутствие теоретических знаний у выпускников вузов, сколько полное неумение применять их на практике. Нетрудно предвидеть будущее народного хозяйства, куда придут такие «специалисты». Среди причин снижения качества образования – бедность и неблагополучие в семьях учащихся, пробелы в их воспитании, бескультурье, недостаточная квалификация и низкая оплата труда учителей, старение кадров при нарушении преемственности их своевременной подготовки, плохое состояние учебной базы, отсутствие заинтересованности в обучении ввиду неясности с трудоустройством после окончания вуза и многое другое. Многие преподаватели просто не в состоянии обеспечить надлежащее качество лекций и практических занятий. Огромный вред наносит всё та же корысть. Встречаются преподаватели, цель которых не в том, чтобы дать студентам знания, а в том, чтобы нажиться на их плохой успеваемости. Такие «преподаватели» работают по принципу «чем хуже, тем лучше». Они не утруждают себя терпеливым разъяснением студентам непонятного, ответами на вопросы. Зато они сами охотно задают студентам вопросы и выставляют массовые неудовлетворительные оценки, которые через некоторое время превращаются в удовлетворительные при условии оплаты студентами «дополнительного труда» такого педагога. Крайне сомнительно, чтобы такая «методология» повышала реальные знания студентов, не говоря уже о дискредитации учебного процесса и моральном вреде, который она наносит.

В науке, на фоне общего упадка, пошёл процесс имитации реальной работы. Конечно, свобода научного творчества – несомненное достижение демократических преобразований. Но эта свобода обернулась и изнанкой. Свобода хороша там, где существуют условия для нормальной научной деятельности. Но если такие условия исчезают, а зарплату получать надо, то та же свобода используется для ловкой имитации научного творчества. Некоторые учёные мужи неплохо в этом поднаторели. В худших традициях капитализма, они развернули беззастенчивую рекламу никчемных инноваций, выпрашивая деньги на их разработку, а проще говоря, – себе на пропитание. Старые работы, выполненные ещё в советское время, перелицовывались и выдавались за новые. Стало не зазорно списывать из журналов и «скачивать» из интернета чужие результаты и выдавать их за свои собственные. Нарушение прав интеллектуальной собственности превратилось в обычное явление. Более того, седовласые и респектабельные профессора и академики часто даже не скрывали сугубо корыстной подоплёки своей «научной деятельности», широко используя систему «откатов». Этот способ получения незаработанных денег был предельно прост – исполнитель заключал с заказчиком договор на выполнение «научной разработки», получал на это средства по безналичному расчёту, обналичивал их и частично возвращал заказчику, конфиденциально или в виде «подарка». Бороться с этим было трудно: соблюдены все формальности, включая отчёты о выполненной «разработке», справки о новизне, актуальности и внедрении, публикации в престижных научных журналах и даже хорошо оплаченные положительные решения по заявкам на липовые «изобретения». На таких откатах безбедно существовали, да и до сих пор существуют многие «научные коллективы». Множится псевдонаучный багаж, защищаются диссертации, присуждаются премии вплоть до весьма престижных. Научные имитаторы продвигают друг друга на высокие должности, выбирают друг друга в академики. В этой хитроумной схеме есть всё, кроме главного – реального прогресса науки и техники.

В нынешней России сняты запреты на научное творчество. Это и хорошо, и плохо. Плохо тем, что расцвела псевдонаука. Псевдонаучная деятельность идёт ещё с советских времён, где она иногда бывала вполне законной и даже престижной. Чего стоила, например, диссертация на тему: «Влияние законов марксистской диалектики на таблицу элементов Менделеева»! Теперь псевдонаука расцвела пышным цветом. Это было бы не так страшно, если бы она не уводила естественное стремление людей к знаниям в сторону мистики, не пропагандировала опасный для здоровья образ жизни, не навязывала заведомо негодные методы лечения опасных заболеваний, не создавала благодатной почвы для обмана, вымогательства и насилия. В то же время, ни в коем случае не следует забывать и другую сторону этой проблемы. Нельзя забывать неоправданные гонения в советское время на генетику, кибернетику и некоторые другие прогрессивные области настоящей науки, которые, тем не менее, были объявлены лженаукой. Это нанесло серьёзный вред развитию науки и техники. Ввиду важности этого вопроса отвлечёмся ненадолго от нашей основной темы и поговорим о псевдонауке немного подробнее.

Бороться с лженаукой необходимо, но здесь требуется большая осмотрительность. Нельзя забывать очевидное: то, что верно – не ново, а то, что ново – не верно. Чем более новой, революционной является научная идея, те более она кажется противоречащей «элементарной логике». В истории науки множество примеров, когда новые научные результаты отвергались авторитетными учёными и только в дальнейшем получали признание. Многие категорически отвергали теорию относительности Альберта Эйнштейна. Радиоактивность не признавал Уильям Томсон (лорд Кельвин), и даже Д.И.Менделеев скептически относился к работам Пьера и Марии Кюри. Не принял Менделеев и сформулированную в 1861 году А.М.Бутлеровым теорию химического строения органических веществ, не приняли её Кольбе, Бертло и многие другие известные химики. Не были признаны современниками теория электролитической диссоциации Аррениуса, теория брожения Луи Пастера, гипотеза Авогадро и др. Даже знаменитого изобретателя Томаса Эдисона подчас травили и высмеивали как мошенника и препятствовали внедрению его изобретений. В свою очередь, Эдисон не верил в то, что в Советском Союзе академику С.В.Лебедеву удалось получить синтетический каучук. Многие борцы с лженаукой крайне скептически относятся к вторжению дилетантов. И они во многом правы. Но известны яркие примеры открытий, сделанных неспециалистами. Луи Пастер был химиком, не имел медицинского образования, но сделал важные открытия в медицине. Священник Дж.Пристли открыл кислород, немецкий купец Х.Бранд открыл фосфор, и таких примеров много. Сказанное выше относится к естествознанию и технике. Ещё более агрессивно встречают новые идеи в общественных науках, например в политической экономии. Автор настоящей книги в полной мере ощутил это на себе…Однако, вернёмся к основной теме нашего разговора.

Особенно трагичной оказалась судьба советской отраслевой науки. Её положение заметно ухудшилось к началу 90-х годов. К тому были серьёзные причины, и объективного, и субъективного характера. Промышленность стремительно теряла восприимчивость к техническим новшествам. Механизма самовозрастания научно-технического потенциала, который действует в конкурентной экономике западных стран, у нас не было. Заводы, в сущности, и раньше не были заинтересованы в крупных инновациях. Они жили главной заботой – выполнением плана по выпуску продукции. Серьёзные новшества, особенно связанные с риском, отпугивали заводчан. На словах они, конечно, были за технический прогресс, а на деле боялись его. Крупное новое строительство требовало централизованных капиталовложений. Они выделялись во всё сокращающихся размерах, а собственных средств у предприятий не хватало. Аллергия к новым отечественным разработкам усугублялась и тем, что они, надо признать, бывали непродуманными и даже наносили ущерб предприятиям. Сотрудники отраслевых институтов дневали и ночевали на заводах, добиваясь внедрений. А что им было делать? Этого требовали министерства, требовали партийные органы. Количеством внедрений измерялось качество работы института. Внедрение фактически превращалось в самоцель. В особом почёте было внедрение «мероприятий» по увеличению выпуска продукции на том же оборудовании, без дополнительных капиталовложений. Конечно, это было реально, но лишь до предела технических возможностей. Но это было совершенно нереально в течение многих лет подряд, точно так же, как было нереально постоянное повышение урожайности гектара земли или беспредельное увеличение надоев молока у коровы! Неминуемыми результатами таких «внедрений» становились приписки и липовые отчёты. Выделяемые за этот «прогресс» награды и премии заводчане и работники институтов дружно делили между собой.

В тоже время, крупные новые разработки, необходимые народному хозяйству, лежали без движения. Один из примеров – технология производства этилиденнорборнена, наилучшего третьего мономера для этиленпропиленового каучука. Мы гордились этой разработкой. На опытном заводе НИИМСК успешно работала созданная нами полузаводская установка. Она выпускала крупные опытные партии этилиденнорборнена, который не уступал по качеству импортному (в нашем распоряжении были для сравнения образцы американского и японского этилиденнорборнена). Из наших опытных партий ленинградский ВНИИСК на своём опытном заводе производил каучук СКЭПТ. Нас хвалили, торопили и журили за медлительность. На словах все были за срочное строительство промышленного производства: и министерство, и проектная организация, и завод. Были бесчисленные командировки, совещания, протоколы и планы. Но промышленная установка так и не была построена.

В условиях нарастающего технического отставания, стали требовать внедрений и от вузов, и от академических институтов. Учёные-химики, забросив фундаментальные исследования, поехали со своими «разработками» в отраслевые институты и на заводы. Разработки заключены в кавычки потому, что они таковыми не были. Хорошие экспериментаторы в масштабе пробирок и колб, никогда не видевшие реальных производственных цехов и не имеющие представления о химической технологии как науке, обычно предлагали сырые идеи или, в лучшем случае, первые результаты лабораторных исследований. «Академики» очень редко знали и понимали всю серьезность проблемы масштабного перехода из лаборатории в промышленность. Многие из них, титулованные и влиятельные, видели в отраслевых институтах излишнее звено между собой и промышленностью. Вместо продуктивной совместной работы, возникали отчуждённость и нездоровая конкуренция. Эти безграмотные и безответственные подходы овладели умами значительной части министерских чиновников и руководителей промышленных предприятий. Вместо совершенствования системы управления отраслевой наукой, стали выступать с высоких трибун о недееспособности вообще всех отраслевых институтов. Раздавались бессовестные заявления, что в отраслевых институтах собрались одни ретрограды и бездельники. В этих условиях начался быстрый упадок советской отраслевой науки. Его довершила одиозная приватизация начала 90-х годов.

Во всех промышленно развитых странах фундаментальные и прикладные исследования ведутся в тесном творческом взаимодействии. Крупнейшие технологические исследовательские центры самым тесным образом сотрудничают с университетами и колледжами, ведущими фундаментальные исследования. Крупные технологические разработки, требующие больших затрат, финансируются не только частными инвесторами, но и государством. Государство постоянно отслеживает и координирует инновационную деятельность частных и государственных структур, умело направляет их усилия на выполнение важнейших национальных научно-технических программ. Одна из таких программ позволила США в короткий срок догнать, а кое в чём и обогнать Советский Союз в освоении космического пространства. А у нас в начале 90-х новоявленные приватизаторы, обманув трудовые коллективы несбыточными обещаниями, завладели прикладными институтами. Затем они стали выживать научных сотрудников, выбрасывать на свалку уникальное научное оборудование, сдавать в аренду коммерсантам высвобождающиеся помещения и набивать собственные карманы. Вот такой доморощенный вариант «научно-технического прогресса» в конце двадцатого столетия!

Не станем больше утомлять читателя описанием бессовестной погони за наживой в России 90-х годов на благодатной почве нахлынувшей «экономической свободы». На извечный российский вопрос «что делать?» современная общеэкономическая теория дала однозначный ответ: необходимо в полном объёме восстановить определяющую роль фактора социально-экономической политики. Для этого требуются время, политическая воля руководства страны и консолидация общества вокруг общей цели. От того, способна ли демократически избранная власть направлять свободу граждан в русло совести и разума, зависит будущее страны и всех тех, кто намерен жить в ней не только в благополучные, но и в трудные времена.