Содержание материала

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «ДУЭЛЬ» Ю. И. МУХИНУ

 

Уважаемый Юрий Игнатьевич, надеюсь, Вы не забыли, что и с глазу на глаз, и принародно я нередко выражал весьма одобрительное, а порой и восторженное отношение и к иным выступлениям газеты, и к публикациям в ней лично Вашим. Но вот на встрече коллектива редакции и актива газеты с читателями, состоявшейся 14 марта 1998 года в московском кинотеатре «Баку», во время антракта ко мне подошла незнакомая женщина и сказала:

– Вы один из самых активных авторов «Дуэли»…

– Да, – сразу согласился я. – Например, с 12‑го по 32‑й номер мои статьи появлялись на ее страницах каждый раз.

– Так означает ли это, что вы целиком согласны с тем, что газета печатает, в частности, и со статьями главного редактора?

Я опять ответил сразу:

– Отнюдь нет. Я решительно не согласен со многими публикациями и тенденциями «Дуэли», иные из них вызывают у меня просто отвращение, а более всего несогласий у меня с тем, что выходит из‑под пера ее неутомимого руководителя, хотя усматриваю в его личности некоторые ингредиенты гениальности.

– Какие?

– Например, титаническую самоуверенность. Ведь без этого свойства характера невозможно совершить что‑либо значительное. А возьмите его умонепостижимую плодотворность. Выдавать чуть не в каждый номер по три‑четыре полосы ему вполне по плечу. Разве это не поразительно? Думаю, что если бы он писал пьесы, то оставил бы далеко позади гениального Лопе де Вега, написавшего более двух тысяч пьес, некоторые из коих, например «Собака на сене», ставятся до сих пор, вот уже почти триста лет.

…Случилось так, что через некоторое время мы с моей новой знакомой продолжили разговор о Ваших ингредиентах, и я сказал:

– Порой, однако, нечто гениальное прихотливо и увлекательно сочетается у Мухина с ингредиентами совсем иного характера.

– Какого именно? – поинтересовалась собеседница.

– Судите сами. В своей новой большой статье «Студенту – об управлении государством» («Дуэль», № 6) Мухин, ссылаясь на Молотова, но, почему‑то не упоминая при этом Феликса Чуева, его перелагателя, рассказывает, что, когда вскоре после войны Хрущев выступил на Политбюро с блажной идеей создания в истерзанной стране химерических агрогородов, "Сталин подошел к нему, погладил по лысине и сказал: «Наш маленький Карл Маркс».

Женщина засмеялась.

– И вот какой грандиозный вывод делает Мухин: «Это характеризует истинное отношение Сталина к Марксу».

Моя знакомая рассмеялась еще громче и сказала:

– Если я объявлю, что товарищ Мухин наш маленький Лопе де Вега, то он сочтет, что это будет характеризовать мое истинное отношение к великому испанскому драматургу, а не к кому‑то другому, упомянутому здесь?

– Выходит. Но посмотрите, каким тонким, изящным анализом он обосновывает свое суждение: «То, что в этот момент в уме великолепно образованного Сталина всплыл не образ Манилова из „Мертвых душ“, а Маркса, говорит о том, насколько скептически Сталин относился к его учению».

– Да почему же непременно Манилова? Мировая литература знает немало персонажей, оторванных от реальной жизни. Тут в уме великолепно образованного человека могли всплыть образы и Дон Кихота, и барона Мюнхгаузена, и вольтеровского Кандида, и чеховского человека в футляре… Да и как можно одной полученной из третьих рук мимолетно брошенной фразой, даже если бы в ней содержалось что‑то неодобрительное о марксизме, перечеркивать множество сочинений Сталина, написанных с целью дальнейшего развития марксизма, его обоснования и защиты на протяжения всей жизни – от работы «Марксизм и национальный вопрос» 1912‑1913 годов до работы «Марксизм и вопросы языкознания» 1950 года. Это просто фальсификация, когда вся жизнь зачеркивается одной фразой!

– Таким фактам, когда все решается одной фразой, одним примером, да еще вырванными из контекста, в сочинениях Мухина несть числа. И отчетливо можно видеть: объявив «Дуэль» газетой «для тех, кто любит думать», ее главный редактор сам‑то, к сожалению, не всегда являет высокие образцы этой замечательной любви. Более того, порой своими суждениями, вроде только что приведенного, он дает некоторые основания думать о нехватке кое в каком замкнутом пространстве известного подобия синусоид. Ну, в самом деле! Вот он обрушивает на маршала Жукова потоки ядовитого презрения только за то, что у него на даче не оказалось ни одной советской книги.

А при наличии помянутых синусоид и даже при небольшой любви думать тут сами собой возникли хотя бы такие соображения: 1. Если не было советских книг, то, возможно, имелись книги русской или мировой классики, – разве «Дон Кихот» или «Гамлет» так уж хуже сочинений Демьяна Бедного или Михалкова? 2. Если не было даже никаких книг на даче, то, может, ни городской квартире у маршала имелась целая библиотека мировой литературы, включая советскую? И даже собрание сочинений Лопе де Вега в 15 томах на испанском языке, изданное в Мадриде в 1890‑1913 годах.

Вот такой примерно был разговор, Юрий Игнатьевич! Те гадости, которые я при этом высказал, не должны Вас удивлять, ибо, как Вы знаете, порой, нахваливая газету и Ваши статьи, я одновременно следовал Вашему постоянному и страстному призыву, чуть ли не мольбе критиковать Вас и Ваши идеи. Я усердно занимался этим года полтора, причем иногда в довольно резкой форме. Но время показало, что к любой (или только к моей?) критике Вы относитесь точно так же, как всем известный рыжий гений Чубайс. Ему лепят в глаза: грабитель! взяточник! ворюга! А он хоть бы хны. И только на одного Минкина почему‑то подал в суд. Знать, и впрямь внутривидовая борьба ожесточеннее межвидовой…

А Вы идете дальше Чубайса. В своей собственной газете нередко предоставляете слово читателям для сотрясения воздуха в таком духе: «Мухин свихнулся!.. Он фальсификатор!.. Он провокатор!..» и т.п. Каков же результат? Чисто чубайсовский, т.е. никакой. Вы продолжаете гнуть свое в прежнем духе. Это не свидетельствует об искренности Ваших призывов критиковать Вас. Ельцин тоже в свое время сулил за критику выдавать тринадцатую зарплату, а час настал, и оказалась она 62‑миллиметрового калибра.

Я почти всегда высказывал критические суждения о газете лично Вам, чаще всего по телефону. И это, говорю, тоже не имело никаких последствий. Но стоило мне один только раз выступить публично (в «Завтра» я осудил Вашу гитлероманию), как Вы, словно Чубайс в Минкина, тотчас же метнули в меня початок своей «огрызухи» молочно‑восковой спелости. При этом отчасти, конечно, фальсифицировали мое высказывание: свой сердечный призыв «Побойся Бога, старая кикимора!» я адресовал «известинскому» юристу‑правдолюбу Ю. Феофанову, а Вы изобразили, будто Вам. Уж меня‑то, любимого автора, которого печатаете напропалую, казалось бы, можно не фальсифицировать? Нет, это выше Ваших сил. Таким отношением к критике Вы не оставили мне выбора и вынудили прибегнуть к форме открытого письма.

В шестом номере «Дуэли» Вы поместили очередной критический стон в пустыне, письмецо В.Н. Пасина из Комсомольска‑на‑Амуре. Оно заканчивается так: «Пришел к выводу, что здравый человек с нормальным рассудком такую чушь не будет писать, и потому я ни одному слову в ваших статьях не верю». Если помните, не так давно по конкретному поводу я тоже сказал Вам, что сознающий свою ответственность редактор печатать такие вещи не станет. Речь шла о заметке «Голос из‑за бугра» Василия Бабушкина из Самары («Дуэль», № 24/46). Этот Ваш последователь вопил по адресу известного писателя: «Старый дурак!.. Словесный понос… Какая логика у этого старого дурака… Дурак ты, старый дурак!.. Да не по морде влепить надо, а зад пороть таким старым дуракам, как ты…» и т.д. Может быть, этот писатель какой‑то злобный враг отечества или клеветник, вроде Солженицына? Ничего подобного! Он всей душой болеет за Россию, он участник Отечественной войны, его гневные, обличающие режим статьи и книги известны всем.

– Однажды какой‑то еврей, тоже участник войны, прислал в газету, по сути, покаянное письмо, в котором рассказал, что уехал в Израиль, но вскоре понял, насколько там все чужое, а он, советский человек, не может, как оказалось, жить без родного Ленинграда, куда и собирается вернуться. Казалось бы, кто без греха, и сам Бог велел подойти к оступившемуся человеку сочувственно, милосердно, поддержать его желание вернуться. Но вы ответили ему, как всегда, грубо, издевательски, глумливо.

Отчаявшаяся пенсионерка Б.А. Атабек от имени многих сверстников в уважительном и даже лестном для Вас письме попросила помочь в борьбе за справедливость в пенсионном деле. И вот Ваш ответ: «Мне вас не жаль. Так вам и надо… Мы спасаем Родину, а вы, пенсионеры, – пенсию». Да не проценты на многомиллионные вклады, не акции, а пенсию, которая для большинства стариков не добавочный доход, а единственное средство существования.

Во всех этих случаях, спаситель родины, к Вам обращались за помощью, за поддержкой, за добрым словом старые люди, весьма вероятно, многие из них, как в первых двух случаях, участники войны. Откуда же у Вас, спаситель, столько высокомерия, презрения, злобы к этим несчастным?

Как это не по‑русски! Знать, не случайно Вы постоянно восхищаетесь то Гитлером, то немцами вообще. «Тимошенко воевал как немец», – это у Вас высшая похвала… Где Вы росли, с кем дружили, какие книги читали, каких обнимали женщин, с кем водку пили, если собралось в душе столько злобы…

Так же высокомерно, презрительно ответили Вы сейчас и Пасину из Комсомольска: «Верю – не верю! Это не по вашей части. Обратитесь в церковь, костел, синагогу. Там Вам помогут». Неужели не понимаете, что такие публикации, как из Самары, и такие отповеди читателям, как Ваши, лишая газету возможных союзников и читателей, являются одной из важных причин того, что тираж давно уже стынет на уровне «Елабугских ведомостей».

Между прочим, в этом Комсомольске‑на‑Амуре, как видно, свил гнездо целый выводок антимухинистов. Вот что пишет мне оттуда же мой читатель, доктор наук Р., в письме, полученном на другой день после встречи в «Баку»: «Когда „Дуэль“ только начинала выходить, трудно было понять, что, в конце концов, получится. Теперь все ясно. Облик газеты сложился. Это скандально‑эпатажное издание, рассчитанное на невзыскательный вкус. Так сказать, красный вариант „Московского комсомольца“. Мухин явно не страдает от переизбытка скромности, берется судить обо всем: от криминалистики до социальной философии, причем старается, чтобы его слово было последним и окончательным. Он снисходительно похлопывает по плечу Маркса и других титанов, бестактно поправляет даже тех авторов, которых высоко ставит и охотно публикует (С.Г. Кара‑Мурза). Его прожект передачи власти народу через референдум ничего, кроме улыбки, вызвать не может. На страницах „Дуэли“ организована самая настоящая травля Зюганова, за что Мухину, видимо, прощают все его резкости в адрес правящего режима. Мухин высосал из пальца историю с „подменой“ Ельцина и раздувает изо всех сил едва тлеющий огонек сенсации. А чего стоит его заявление, что депутаты (все!) „тупая и подлая мразь“! А постоянные дифирамбы Гитлеру! Да какой же человек, считающий себя серьезным и порядочным, захочет после всего этого иметь дело с „Дуэлью“ и ее редактором? Мухин – типичный маргинал, и газета рассчитана на маргиналов. Не случайно ее тираж не растет. Не думаю, что у такого издания есть будущее».

Кое в чем доктор Р. смягчает, даже приукрашивает картину. Так, Вы, Юрий Игнатьевич, не только бестактно поправляете, а то и препарируете лучших авторов газеты, но иной раз оскорбляете их самым похабным образом. Например, пришло из Риги письмо от шофера С. Шамонина, где он об одном из таких Ваших авторов пишет: «Он засирает мозги». Если это от слова «сирый», «сирота», тогда можно посчитать, что тут оригинальный полемический прием. Однако есть основание думать, что этот рижский Сирано де Бержерак имел тут в виду нечто совсем другое. И вот вместо того, чтобы посоветовать ему для повышения грамотности заглянуть в бодуэновский словарь Даля, в котором довольно широко представлена ненормативная лексика, Вы печатаете эту эпистолу на седьмой полосе «Дуэли» № 6. Вот, дескать, глас народный. А на первой полосе того же номера помещена фотография, где в почетном президиуме мы видим замечательного автора, обсиранного совместными усилиями газеты и русскоязычных храбрецов из ближнего зарубежья. Если после этого он придет в «Дуэль», то только потому, что плацдарм оппозиционной прессы ничтожен, и только вечно бодрый Г. Зюганов может уверять, что это чуть не 300 газет. Глумление отвратительно всегда, но особенно – над людьми в стесненном, тем более – в безвыходном положении. А между тем, похабное глумление – Ваш любимый жанр, как фальсификация – основа Вашего творческого метода. Это и есть один из ликов многоголовой маргинальщины, духовного плебейства, люмпенства.

Доктор Р. приукрашивает и Ваше отношение к Марксу, к другим широко известным, а то и великим людям. Вы не похлопываете их по плечу, а тоже глумитесь, и над Марксом, и над Лениным, да вот теперь и над Жуковым, над кем угодно, кто Вам не по нраву.

Причем не всегда сразу поймешь, почему именно то или иное лицо так отвратительно Вам, и Ваши нападки порой кажутся своеобразным проявлением «немотивированной преступности», поток которой в современном мире все нарастает. Так, в упоминавшейся статье «Студенту – о государственном управлении» ведете речь об этом самом управлении и вдруг – яростный бросок на человека, не имеющего никакого отношения к теме статьи, а просто попавшегося Вам на глаза: «Какого‑нибудь (!) Смоктуновского, всю жизнь тупо повторявшего „Быть или не быть – вот в чем вопрос!“ – можно было использовать только где‑нибудь на конвейере и то на элементарных операциях. К токарному станку его поставить уже опасно – ума не хватит». В чем дело? Это же не копеечный хохмач Хазанов, не злобный оборотень Марк Захаров, не бывший член Идеологической комиссии ЦК Михаил Ульянов, неуемный говорун на партийных форумах, наконец, это не Людмила Зыкина, отказавшаяся вместе с доблестным генералом Громовым от своей подписи под знаменитым «Словом к народу» и помчавшаяся услаждать своим пением убийц. Иннокентий Смоктуновский – большой русский актер, не запятнавший свое имя лобзаниями с предателями родины, хотя, как и все, надо думать, имел человеческие слабости.

Сегодня, когда я пишу эти строки, 28 марта, ему исполнилось бы 73 года. А родился он в сибирской деревне, в семье рабочего, возможно, сельского механизатора; детство и юность провел в Красноярске. В восемнадцать лет оказался на фронте. Попал в плен. Бежал. Примкнул к партизанам, потом, видимо, опять служил в регулярной части, войну закончил в Берлине. С войны вернулся с медалями «За отвагу», «За победу над Германией» и «За взятие Берлина». Что Вам еще надо, дорогой редактор? Почему бы этот солдат Смоктуновский, выросший в деревне, сын рабочего, не мог работать на токарном станке? С чего Вы взяли, что он глупее Вас? Что сами‑то делали, чем занимались в 18‑20 лет? Какие медали получали? Вы же завзятый патриот да еще, как сами сказали мне при знакомстве, «красный, как помидор». Откуда же у Вас такая злоба на фронтовиков, даже на почивших?

Смоктуновский был не только большим талантом, но и великим тружеником. Он сыграл более восьмидесяти ролей в кино и на телевидении да еще свыше пятидесяти в театре, за что был удостоен звания народного артиста СССР, лауреата Государственной премии, Героя Социалистического Труда и получил два ордена Ленина и Ленинскую премию – за презираемую Вами роль Гамлета. И многие сыгранные им роли незабываемы, хотя бы – тот же Гамлет, князь Мышкин, царь Федор, чеховский Иванов, Чайковский, Порфирий Головлев да, наконец, Деточкин из фильма «Берегись автомобиля». Сыграть любую из этих ролей, Юрий Игнатьевич, это совсем не то, что накатать четыре полосы поносных измышлений о Жукове…

Так за что же Вы так злобствуете на покойного солдата и артиста, получившего Золотую Звезду и медаль «За отвагу» не за газетную брехню. Я думаю, что Вы ненавидите его только за то, что он – одно из ярких явлений высокой и утонченной русской культуры, восприятие которой несколько затруднено у Вас избыточным чтением мемуаров битых немецких генералов и регулярным сочинением «огрызух». Я уж не касаюсь здесь того, что ведь Вы глумитесь и над Гамлетом, и над самим Шекспиром, создателем этого глубочайшего образа мировой литературы. Все это, опять‑таки, и есть маргинальщина…

На моем вечере в ЦДЛ весной 1997 года, в котором Вы принимали участие, когда меня попросили прочитать на выбор одно стихотворение из классической поэзии, другое – из советской, я прочитал «Пророка» Пушкина и «Гамлета» Пастернака. Интересно, что Вы при этом чувствовали…

Да уж не тем ли объясняется злобный выпад против Смоктуновского, что он отнесен Вами согласно Вашей классификации и терминологии к «жидам»? Ведь ни одна газета не пишет так много и сурово о еврейском засилье, допустим, в правительстве или на телевидении, что оспорить невозможно. Но вот что поразительно: негодуя по этому поводу, «Дуэль» в то же время с большим старанием фабрикует евреев сама, причем из отборного человеческого материала высшей пробы – из великих ученых, знаменитых писателей, прекрасных артистов. Вот, допустим, Г.А. Кириллов из Оренбурга в статье «Я – еврей» (№ 10 за 1997 год) перечисляет ряд лиц еврейского происхождения, работавших тогда в правительстве: Березовский, Лившиц, Чубайс, Ясин, Уринсон, Немцов, Браверманн, Кох… А дальше называет группу ученых, среди которых причислил к евреям Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинской и Ленинской премий великого русского математика академика Андрея Николаевича Колмогорова. Неплохое приобретение, правда? Но этого ему мало. Кириллов зачисляет в евреи еще трижды Героя Социалистического Труда, пятикратного лауреата Сталинской и Ленинской премий; многолетнего президента Академии наук СССР академика Анатолия Петровича Александрова. И этого мало! Кириллов тащит туда же и Героя Социалистического Труда, дважды лауреата Сталинской премии да еще Нобелевской академика Игоря Евгеньевича Тамма.

В «Дуэли» № 24 (48) был напечатан отклик Д.В. Шилина на публикацию Кириллова: «Определение национальности по крови – это фашизм. Национальность определяется по Вере, а Вера видна в делах. В соответствии с этим академики Ландау, Иоффе, Кикоин, Тамм, Колмогоров, Александров – русские. Их ДЕЛОМ был вклад в Великую Победу, в построение и укрепление СССР». Очень благородно! Однако лишь при непременном условии: если первые трое сами безо всякого нажима считали себя русскими или, как Григорий Явлинский, «людьми русской культуры». Навязывать им русскую национальность недопустимо. И мы знаем, что многие евреи желают оставаться и называться евреями. Это их дело. А что касается последних в приведенном списке, то для таких, как Кириллов, надо внятно сказать: «Они русские, а не евреи». Не так ли, Юрий Игнатьевич? Однако никто так не сказал жуликоватому автору статьи «Я – еврей».

А еще была в газете рекордсменская публикация какой‑то Айдаровой, неизвестно где проживающей и какое имя‑отчество имеющей. Эта таинственная дама задалась целью просветить «молодых людей, которые не знают, что большинство (!) деятелей советской культуры имело именно такие фамилии», как Иосиф Кобзон, упомянутый ею в начале заметки, т.е. были евреями. И привела списочек из 70 фамилий, среди коих изумленное человечество увидело и такие знаменитые и прославленные: Сергей Эйзенштейн, Эдуард Тиссэ, Александр Згуриди, Эраст Гарин, Ростислав Плятт, Рина (Екатерина) Васильевна Зеленая, Максим Штраух, Михаил Болдуман, Борис Тенин, Лев Оборин, Александр Васильевич Гаук, Артур Эйзен, Игорь Моисеев (дворянин!), Игорь Грабарь, Ольга Берггольц, Борис Полевой… «Я назвала только ту часть деятелей культуры, которая „не спряталась“ за псевдонимами, – писала в конце просветительница молодежи. – Думаю, этот список откроет глаза тем, кто верит, что при И.В. Сталине евреи не имели возможности спокойно работать. А ведь недаром в песне, слова которой написал поэт‑еврей, было сказано: „За столом никто у нас не лишний, по заслугам каждый награжден…“ Это знаменитая „Песня о Родине“. Слова ее написал Василий Иванович Лебедев‑Кумач».

Даже его, казалось бы, всем хорошо известного поэта, вы с мадам Айдаровой, Юрий Игнатьевич, вырвали из русских рядов и отфутболили к евреям. Ну, это уж действительно абсолютный рекорд… Чего? Сами знаете…

Господи, а ведь еще когда была язвительная песенка «Евреи, евреи, кругом одни евреи», в которой высмеивались идиоты, при малейшем подозрении зачисляющие в евреи кого угодно – от Исаака Ньютона до Авраама Линкольна, радуя этим таких, как Кириллов.

Откровенно говоря, я сильно подозреваю, что обе эти заметки – сознательная провокация. Право, не могу вообразить себе грамотного еврея, каковым рисует себя Кириллов, как, впрочем, и русского, которые считали бы, что академик Колмогоров – еврей, и не в силах представить образованного человека любой советской национальности, который, как мадам Айдарова, не знал бы, что Лебедев‑Кумач – русский. С большой степенью вероятности я мог бы даже назвать имя того, кто эти провокации устроил…

Вот статья «Туземный кретинизм» в «Дуэли» № 6. Она не подписана, но по одному заголовку можно догадаться, что ее автор Вы, Юрий Игнатьевич. Пишете: "Когда‑нибудь, в дальнейшем понятия «кретин, идиот, дебил, придурок» будут прочно связаны с понятием «демократ». Допустим. Но эти самые слова да еще «козлы», «бараны», «подонки», «мразь», «дерьмо», «проститутки» и т.п. не «в дальнейшем», а уже теперь прочно связаны с Вами, маэстро, с Вашим литературным стилем.

Иногда мне кажется, что смысла некоторых особенно любимых Вами слов Вы просто не понимаете. И это действительно так. Например, если бы по образцу известного «Словаря языка Пушкина» был создан «Словарь языка Мухина», то одно из первых мест по частоте употреблений в нем наверняка заняло бы слово «придурок». Вы всегда употребляете его в смысле «полудурак». Так употребляют это словцо все глуховатые или безразличные к родному языку люди, даже некоторые литераторы и профессиональные писатели. Но ведь это же совершенно неверно! Расхожее ныне словцо имеет лагерно‑блатное происхождение, потом оно проникло в армейскую среду и всюду означало вовсе не глупца, а, наоборот, человека ловкого, шустрого, пронырливого, – такой, который сумел пристроиться на не пыльную, но сытную должностишку, знает, как увильнуть от тяжелой работы, притвориться больным и т.п. Я‑то привык к этому слову с фронтовых времен, а Вам, редактор, полезно приобрести «Словарь тюремно‑лагерно‑блатного жаргона», хотя бы тот, что в 1992 году выпущен издательством «Края Москвы», кажется, уже несуществующим.

Вы видите, что в этом письме я тоже не стесняюсь в выражениях и не намерен сдерживать себя дальше, хотя едва ли достигну Ваших высот. И Вы должны понимать, что если пишете «марксов бред», «энгельсова чушь», «дилетантская глупость Ленина», «хам, дебил, наглец Жуков» и т.п., – то есть если Вы позволяете себе так говорить о крупнейших фигурах истории, о всемирно известных людях, которые к тому же давно не могут себя защитить и ответить Вам, как Вы того заслуживаете, то вполне закономерно, если Вам, всего‑то навсего редактору «Елабугских ведомостей», но молодому и здоровому, это варево‑жарево возвратят по личному адресу целиком и предложат съесть вместе со сковородкой. Вы даете полное моральное право назвать Вас, допустим, «газетным дебилом».

Выслушав однажды мой решительный протест против словесного буйства «Дуэли», Вы спросили: что ж, совсем нельзя прибегать к таким выражениям? Нет, можно, но в исключительных случаях, в редких обстоятельствах, где это должно быть либо скрашено остроумием, либо оправдано гневом. Вы же делаете похабщину повседневным обыкновением, что, между прочим, лишает ее и всякой экспрессивности. Без малейшего сомнения Вы даже передовой статье даете заголовок «Россия в дерьме». Это недалеко лежит от известного изречения покойного А. Синявского «Россия – сука» или от афоризма Ю. Карякина «Россия, ты очумела!». Вот в какой компании оказываетесь Вы.

Вам непонятно, что есть слова, которые просто недопустимо ставить рядом. Ваше словесное недержание действительно делает газету бульварным красным приложением к бульварному желтому «Московскому комсомольцу». А что такое «МК»? Это концентрированное выражение всей гнусности режима с его лживостью, бескультурьем, вседозволенностью и беспардонностью, с его старанием оскотинить народ, в частности, и тем, что приучить его к языку общественных сортиров, борделей и блатных хаз. Да, по этому важнейшему вопросу «Дуэль» выступает вовсе не оппозиционером, а угодливым, неутомимым пособником режима.

На встрече в «Баку» учредитель вашей газеты Валерий Смирнов сказал, что есть на ее страницах похабщина и непристойности, но есть и люди, которым это нравится. Да, есть еще и такие люди, которым нравится гомосексуализм, и такие, которым нравится ходить голыми, и такие, которым нравится видеть в «МК» фотографию эстрадной певички Королевой в экстазе соития с каким‑то композитором, и такие, что любят грабить беззащитных… Много на свете людей всяких и разных, но есть уходящие в глубь веков высокие нравственные традиции, нравы, обычаи русского народами газета глумится над ними так же, как над Марксом и Жуковым. Вы тут заодно со всеми русофобами.

Я говорил Вам, что сейчас для похабщины и непристойности открыты все пути, и тут не требуется ни знаний, ни опыта жизни, ни даже смелости, тем более, для главного редактора, над которым никто не стоит. За похабщиной нет ничего, кроме самой похабщины и хамства, бескультурья и полного неуважения к людям.

Пожалуй, болезненное пристрастие к указанным уродствам нашло наиболее полное выражение в вонючих статьях «Все на горшок!» (№ 24) и «Сексопатология власти» (№ 26). Первая статья, подписанная «Н.В. Лихин», посвящена нашему телевидению. Автор задался справедливой целью предать его позору, но решил сделать это посредством уподобления работы всех каналов и программ функционированию кишечно‑желудочного тракта вплоть до последней заключительной фазы, имеющей место быть в уборной. И тут пущено в ход все от «кишечных рулад» и «седалищного выхлопа» до момента использования туалетной бумаги. А между этими крайними точками – слабительное, «снятие штанов», клизма, унитаз, толчок, мочеиспускательный канал, промежность, анус, канализационная система, «коровьи лепешки», «козьи какашки», рвотный порошок, глисты, блевотина, опять слабительное, опять клизма… Дальше цитировать просто не могу, а за приведенный набор прошу читателей извинить меня.

Автор явно свихнулся на кишечно‑фекальной теме. Об этом свидетельствует не только общий смысл статьи, но также поразительная осведомленность несчастного психа в данном вопросе, знание им мельчайших подробностей темы, коими нормальный человек просто не интересуется. Так, едва ли кто, кроме специалистов, конечно, знает, что такое сфинктер. Мне лично при моих двух институтах пришлось лезть в словарь иностранных слов. А наш сортирный эрудит орудует этим словцом запросто.

Будучи человеком эстетически малограмотным, он не понимает, что средства осмеяния и проклятия могут быть сами по себе настолько омерзительны или страшны, что приобретают самодовлеющий характер, а когда, как здесь, выходят на первый план, то все подавляют, и сам объект осмеяния или проклятия за ними просто теряется. Между прочим, этого никогда не понимал человек, чей портрет висит у Вас в кабинете, – Александр Невзоров, в чем убеждает и его фильм «Чистилище».

Автор статьи, естественно, не останавливается и перед тем, чтобы, путем погружения в словесные нечистоты, сделать предметом скудоумного пошлого зубоскальства в духе Жванецкого или Петросяна известные лозунги, афоризмы, крылатые выражения советской эпохи. Так, знаменитый сталинский афоризм «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять трудящиеся, большевики», подтвержденный не только свержением капитализма, не только взятием Берлина, явился для автора поводом для зловонной сортирной хохмочки: «Нет таких нечистот, которые были бы не по плечу (!) пламенным телереволюционерам». И вот так, сам фабрикуя пошлости, он уверен, что бесстрашно воюет с пошляками.

Автор не подозревает, что существует контекст, в котором слова эстетически и эмоционально взаимодействуют, он уверен, что достаточно усмехнуться, скорчить рожу, и тотчас приобретут обратный или нейтральный смысл такие, например, сочетания слов, как «социалистические нечистоты», «мразь советских достижений», «свинцовые мерзости социализма», «кошмарный вождь Октябрьской революции»… И опять: распространяя заразу, автор мнит себя начальником санэпидемслужбы.

Или вот шедеврик: «Кажется, Дарвин установил, что у человека задница круглая, чтобы удобно было сидеть на толчке». Кто тут высмеян – Дарвин? Весь род людской? Зачем?.. Это просто развязность, словесное недержание, абсолютная глухота к слову и полное литературное убожество. В итоге автор не высмеял наше телевидение, а вызвал отвращение к своей непотребщине и «шутливой антисоветчине», видимо, подсознательно заимствованной у того же телевидения. И становится ясно, что на деле он прямой пособник телевидения, как и «Московского комсомольца».

Во второй статье, подписанной уже не «Лихин», а «Ли Хин» (дескать, «китаец из Гонконга») предпринята опять же как бы комическая, а по существу убогая и снова явно болезненная попытка изобразить отношения между властью и страной, народом, как половое партнерство. Тут уж такая зловонная мерзость, что я не решаюсь привести ни одной выдержки. И опять «газета для тех, кто любит думать» выступает в роли бездумной, даже безмозглой пособницы телевидения, «МК», а через них – режима. И конечно, не случайно эти статьи как высшее достижение журнала в деле пособничества нравственной диверсии против своего народа и холуйства перед Западом напечатаны были в газете дважды.

В редакции «Дуэли», Юрий Игнатьевич, работает несколько молодых милых женщин. Вы не пробовали представить себя на их месте? Вот они приходят домой, мужья или родители просят их посмотреть свежий номерок прогрессивной газетки и видят там все ваши фекально‑сексуальные изощрения: «жирная задница, блаженно чавкающая от долгожданного вкладыша» и т.п. Как, по‑вашему, что они при этом чувствуют и говорят? Сейчас трудно устроиться на работу, и вполне можно предположить, что вашим сотрудницам просто некуда уйти, и они вынуждены терпеть глумление над своей русской нравственностью. А ваши авторы? Ведь их тошнит от одного вида своих статей рядом со статьями, сочинителей которых надо лечить, а не печатать. Наконец, Ваша собственная жена, Ваши дети – неужели перед ними‑то не стыдно?

Такого же уровня непотребством отличаются иные публикации газеты на исторические и философские темы. Так, Ваша статья «Является ли государство продуктом классовых противоречий» (№ 24) своим глумлением отвращает с первых же строк: "Надо сказать, что «вечно живая» марксистская «теория очень напоминает по форме выступление (!) юродивого у Казанского вокзала». Ну, конечно, Вы тут же присовокупляете: «Я не хочу этим оскорбить или унизить Маркса, поймите меня правильно». Да ведь все демагоги, приступая к своему любимому занятию, твердят именно эту просьбу: «Поймите меня правильно!»

Обратитесь к сочинениям Солженицына, Волкогонова, Радзинского – Вы обнаружите эту сердечную просьбу не раз. Да вот и совсем недавно, скорчив страшенную рожу, изрыгая свирепые угрозы Думе, если она при первом же голосовании не утвердит на пост премьера его очередного еврейского ставленника, уже согласованного с Западом, Ельцин тут же промурлыкал: «Поймите меня правильно! Я никого не запугиваю…»

Да, Ваш любимый жанр – глумление. Это Вы показали с первых строк и здесь. И после этого повернулся язык сказать, что «Ленин, как всегда (!), начинает полемику с унижения того, с кем спорит». Как говорится, уж чья бы корова мычала, уж чей бы козел блеял…. И в этой статье Вы задались целью осмеять сразу трех великих людей – Маркса, Энгельса и Ленина. Выскочил из‑под арки на Николоямской и хвать всех троих одной лапой за бороды: «марксизм ужасен своим примитивизмом»… «убогие марксовы идеи»… «Марксов бред»… Удивительно, почему Ельцин до сих пор не выдал Вам медаль.

Пропустим пока Энгельса, перейдем сразу к Владимиру Ильичу. «Я представил Ленина чуть ли не придурком… С ним расхожусь принципиально. Образно говоря, я утверждаю, что молния – это электричество, а он – что стрела пророка Ильи».

Ну, допустим, никаких стрел у Ильи‑пророка вроде бы на вооружении никогда не было. Но интересней другое: себя автор уподобил человеку ученому, допустим, Бенджамину Франклину, а Ленина – страннице Феклуше из Островского. Встретив образное выражение у Ленина, Вы негодуете: «Вся пакость философов‑теоретиков в том, что они образно говорят, не понимая, о чем». Но мне сомнительно: сам‑то философ‑практик понимает, что говорят, когда Ленина уподобляет Феклуше, верившей не только в Илью‑пророка, но и в то, что есть люди с песьими головами.

С особым рвением Вы ополчаетесь на кабинетность Маркса, Энгельса, Ленина: «Марксизм хорош для кабинетной болтовни…» Но так ли уж Вы лично превосходите их всех своим опытом? Допустим, Маркс, работая, как и Вы, главным редактором, не раз привлекался к судебной ответственности за публикацию в своей «Новой Рейнской газете» антиправительственных корреспонденций. Один процесс длился несколько дней. Маркс выступил там с блестящими речами и выиграл дело! Так что у него‑то Ваш редакторский опыт был, а у Вас его судебного опыта нет. Вашу газету, слава богу, не привлекали к ответу, а если привлекут, то еще неизвестно, как Вы будете держаться, и сомнительно, сможете ли выступить там столь же бесстрашно и блистательно, как Маркс. А Энгельс? В 28 лет он участвовал в революции с оружием в руках. А Вы в 28 лет в какой войне участвовали? А в 38 где сражались? А в 48?.. Ах, в этом возрасте Вы зовете на бой других? Ну, это несколько иное дело, чем идти самому.

Так с чего бы, спрашивается, Вам задирать нос перед этими двумя мужами? А какое основание твердить о кабинетности третьего, который‑де «из‑за отсутствия личного опыта не способен понять» множество вещей, вполне доступных Вашему пониманию.

Раз уж коснулись опыта, то могу заметить, что у Вас тут немало странного. Пишете, например, о каком‑то «формальном опыте». Что это такое? Опыт – вещь реальная. Или он есть, или его нет. Далее Вы утверждаете: «Любой (!) руководитель, получая новую должность, является неопытным». Это почему же любой? Конечно, если человек всю жизнь занимался металлургией, а потом вдруг сел в кресло редактора газеты, то у него опыта нет. Но если начальника цеха назначили директором завода или командира полка – командиром дивизии, то у них уже есть необходимый им опыт руководства или командования, и надо лишь обогащать, расширять его. Неужели это непонятно для человека, который всесветно объявил своим девизом любовь к шевелению мозгами?

Итак, третий муж. Трудно назвать в XX веке политика, на долю которого выпало бы столько труда, скитаний, трагедий. В ранней юности пережил смерть отца и казнь любимого брата. В семнадцать лет – первый арест и исключение из Казанского университета, ссылка. Самостоятельно получает высшее образование, работает помощником присяжного поверенного. Переезжает из города в город: Симбирск, Казань, Самара, Петербург… В двадцать четыре года, а не в тридцать восемь, как Мухин, пишет свою первую книгу, острую, смелую, потом – вторую, в двадцать пять лет впервые едет за границу, которую Юрий Игнатьевич увидел только в сорок. В этом же году создает в столице политическую организацию («Союз борьбы за освобождение рабочего класса»), чего товарищу Мухину до сих пор не удалось. Снова арест и ссылка в Енисейскую губернию, чего главный редактор «Дуэли», слава Богу, еще не изведал. После ссылки Ленин уехал за границу и в тридцать лет вместе с Плехановым начал издавать первую общерусскую политическую газету «Искра». Хлопот с ней было больше, чем с «Дуэлью», хотя бы потому, что она была нелегальной, печатать ее приходилось то в Лейпциге, то в Мюнхене, то в Лондоне, то в Женеве, т.е. в трех разных странах. И переправлять нелегальную газету в Россию, распространять ее было очень трудно и опасно, совсем не то, что «Дуэль», которую можно получать по подписке или совершенно свободно купить в самом центре столицы. Что касается тиража, то он составлял всего 8 тысяч экземпляров, но с учетом времени и обстановки это примерно то же самое, как если бы «Дуэль» имела сейчас тираж не в 15‑20, а в 150‑200 тысяч.

В эти же годы одна за другой выходят новые книги Ленина, и они, между прочим, не лежали горой в редакции, как лежат в «Дуэли» сочинения некоторых ее активных авторов.

В тридцать три года Ленин создает партию большевиков. А ныне есть люди, которые и в пятьдесят все еще только грозятся создать что‑то вроде партии. Некоторые авторы, как, например, Николай Павлов в «Московском литераторе», а за ним Владимир Бондаренко в «Завтра» уверяют, что партия большевиков была никому неведомой кучкой заговорщиков, которые в октябре 17‑го года просто подняли власть, валявшуюся на земле. Ничего себе кучка! Когда Ленин привел свою партию к власти, в ее рядах было 240 тысяч человек, и за плечами у многих, как у ее создателя, – годы тюрем, ссылок, скитаний, что у членов мухинской Армии Воли Народа едва ли обнаружится.

Надо ли говорить о том, какая сложная, опасная жизнь началась у Ленина на посту председателя Совнаркома. Может, достаточно напомнить, что на него было совершено шесть бандитских налетов и покушений, одно из которых едва не стало роковым…

И вот этого‑то человека, знавшего и тяжкий труд, и горечь эмиграции, и превратность подполья, всю жизнь руководившего острейшей политической борьбой, дышавшего воздухом Петербурга и Москвы, Берлина и Лондона, Парижа и Стокгольма, Женевы и Кракова, Таммерфорса и Цюриха, Шушенского и Поронино, владевшего несколькими иностранными языками, в сорок семь лет ставшего создателем и главой государства совершенно нового типа, изведавшего пули, отравленные ядом, наконец, оставившего 50 томов сочинений – вместо того, чтобы научиться чему‑нибудь из богатейшей жизни этого человека, наш благоденствующий современник над ним глумится, именует «кабинетным теоретиком». Да ведь после этого Вас, Юрий Игнатьевич, уверенно можно назначать на место Сванидзе. А те трое были настоящими мужами, а не телевизионно‑газетными сотрясателями атмосферы.

Ленин в «Государстве и революции» приводит цитату из Энгельса об отношении в обществе между классами угнетателей и угнетенных, с которой он целиком согласен, а Вы, имея в виду обоих, пишете: «Как‑то еще понятна мысль кабинетного теоретика, что, дескать, угнетенные хотят „пожрать“ угнетателей, убить их, уничтожить». Поразительно! Красный, как помидор, защитник угнетенных выговаривает через губу, что ему «еще как‑то понятно» стремление рабов Рима, крестьян и рабочих России, обездоленных Англии, отверженных Франции к свободной и достойной жизни, что, увы, невозможно без свержения угнетателей. Снизошел до кабинетного теоретика… Однако еще удивительней дальше: «Но почему угнетатели хотят „пожрать“ угнетенных? Это им зачем?» Уж тут Вам, любителю думать, видится полная бессмыслица, абсолютная блажь ума: «Такие тексты понимать невозможно». На Ваших глазах уже пять‑шесть лет беспощадные угнетатели с помощью чрезвычайно разнообразных средств – от невыплат пенсий и зарплат до неизбежных при их правлении аварий да катастроф и прямых расстрелов – «пожирают» в год по миллиону угнетенных и обездоленных, и не австралийцев или полинезийцев, а Ваших сограждан и кровных соплеменников, а Вы не видите этого и не желаете верить, что так может быть: «Это зачем?» Ведь угнетателям, дескать, нужна рабочая сила. Правильно, нужна. Но, во‑первых, милостивый государь, им не нужна лишняя рабочая сила, ибо каждый работник ведь еще и едок, еще и место на земле занимает. И вот, будучи людьми весьма деловыми, они уже подсчитали, сколько рабочей силы им необходимо для полного благоденствия. Под мурлыкание Зюганова о том, что «для России лимит революций исчерпан», они установили, что хватит 50 миллионов рабов. Остальным надо помочь освободить занимаемое на русской земле место. Опыт здесь богатейший: испанских конкистадоров в Южной Америке, американских первопроходцев в Северной, английских лендлордов хотя бы в самой Великобритании («овцы съели людей»), наконец, ничем не заменим гитлеровский опыт…

Именно о таких страшных делах и писали как Энгельс, так и Ленин. Разумеется, у них речь шла о прошлом, но вот мы то же самое видим на родной земле ныне, и для всякого, «кто любит думать», картина ясна. А Вы продолжаете глумиться: «Энгельс при написании этих строк мозгами отдыхал»… «Что Ленину здесь ясно, то мне „в упор“ непонятно». «Тут что ни слово, то и недоумение». Вот таков уровень Вашей критики марксизма, такова сила Вашей мозговой атаки на него? Пожалуй, теперь уже нетрудно понять, кто настоящий ученый и подлинный защитник трудящихся, а кто – интеллектуальная килька пряного посола из консервной банки, только что открытой Ельциным после стаканчика «нового мышления»…

В марте 1914 года Ленин написал статью «Либеральный профессор о равенстве». Она начиналась так: «Господин либеральный профессор Туган‑Барановский отправился в поход против социализма». Конечно, этот либеральный Мальбрук был далеко не первым, кто, наевшись кислых щей, в поход собрался против социализма, против марксизма. И орудовал он по примеру своих многочисленных предшественников: «Г. Туган повторяет старый прием реакционеров: сначала извратить социализм, приписав ему нелепость, а потом победоносно опровергать нелепицы!»

Мальбрук‑Барановский приписал марксизму такую нелепость: люди по своим физическим и духовным данным явно не равны, а марксизм основывает свой идеал на равенстве. Какая, мол, дичь! Какие марксисты придурки, как сказали бы Вы, маэстро.

Ленин терпеливо разжевал азбучную истину: марксисты под равенством в области политической разумеют равноправие, а в области экономической – уничтожение классов. Об установлении же человеческого равенства в смысле равенства физических сил и душевных способностей они отродясь не помышляли. И пояснял тут же: «Равноправие есть требование одинаковых политических прав для всех граждан государства, достигших известного возраста и не страдающих ни обыкновенным, ни либерально‑профессорским слабоумием».

Прошло почти 85 лет, а поход против марксизма все продолжается. Но удивительно не это, а то, что новые мальбруки, отправляясь в поход, по‑прежнему трескают кислые щи, забыв о конфузе Мальбрука Первого, и пользуются тем же самым старым оружием реакционеров: оглупить марксизм, приписать ему нелепости и доблестно опровергнуть их! Именно так действуете Вы против марксизма всегда, Юрий Игнатьевич, и в частности там, где обвиняете его в кабинетности, в отрыве от жизни и тому подобных грехах.

Вот уже лет десять газетно‑телевизионные олухи демократии уверяют православных, что Ленин, имея в мозгу столько же извилин, как они, считал, будто управлять государством может любая кухарка. Вам одного Ленина мало. Вы приплетаете сюда и другие великие имена, за что ждете от зачатого и рожденного Вами ельцинского двойника еще одну большую медаль. Вы, синьор помидор, прямо‑таки упиваетесь своим краснобайством расширенного диапазона: «Маркс, Энгельс, Ленин уверены, что любой (!) „горожанин“ запросто может управлять чем угодно (!)». «Ленин, тупо упершись в марксову форму классовой борьбы, отвергал профессионалов»… "Маркс учил Ленина поставить к зубоврачебному креслу вооруженных рабочих, те будут стоять рядом и учить: «Тяни зуб влево! Тяни вправо!» (?!)… "Ленин со смелостью, на которую способен только ничего не соображающий дилетант, призывает убрать всех (!) руководителей и заменить их «объединенными рабочими». «Ленин и Маркс заставляют (!) водителя автобуса (хоть взял бы в толк, что во времена Маркса были кэбы, омнибусы, а не автобусы. – В.Б.) еще и управлять страной, как своим автопарком» (?!) и т. д. Ничего подобного никогда не говорил ни один даже самый лютый и бесстыжий враг марксизма, включая Геббельса, который был все‑таки достаточно образованным человеком, чтобы уж так‑то врать.

Вот что на самом деле писал ничего не соображающий дилетант еще до Октябрьской революции: «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством…» Вы слышите, маэстро? Не спо‑соб‑ны!.. И дальше: «Но мы… требуем немедленного разрыва с тем предрассудством, будто управлять государством… в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники… Мы требуем, чтобы… к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту» (Собр. соч., т. 34, с. 311‑315).

Вам, спаситель отечества, так почему‑то не нравится это четкое заявление, что Вы о нем промолчали. Это тем более странно и неожиданно, что ведь оно чрезвычайно актуально и сейчас, ибо нам уже несколько лет опять твердят, что управлять государством могут только чиновники из богатых семей вроде двукратного писательского внука и адмиральско‑докторского сына Гайдара или богачи вроде Березовского да Чубайса.

С другой стороны, Ленин писал, что механизм управления «вполне могут пустить в ход сами объединенные рабочие, нанимая техников, надсмотрщиков, бухгалтеров». Пустить в ход это еще не значит управлять, руководить, и объединенные рабочие это не любой, не каждый отдельно взятый рабочий, а коллектив, в котором всегда найдутся люди, талантливые, расположенные и к управлению, на помощь к которым подоспеют и техники. Вы помните народного депутата СССР Леонида Ивановича Сухова? Он был одной из самых светлых голов среди всех депутатов и уж наверняка – самым горячим и честным сердцем среди них. Когда стало известно о смерти маршала С.Ф. Ахромеева, Сухов предложил съезду народных депутатов почтить память маршала вставанием. Ни одна интеллягушка не встала… А ведь Сухов – простой шофер из Харькова.

Возвращаясь к вопросу о кухарках в управлении государством, нельзя не заметить, что если даже в относительно спокойную пору в органах власти необходимы такие, как шофер Л.И. Сухов, то уж в пору войн и революций конкретные обстоятельства и вовсе могут потребовать назначения на самые высокие посты таких лиц, у которых самым ценным и нужным будет не образование, не звание, не компетентность, даже не ум, а преданность идее, решительность, готовность идти до конца. В статье, пошло озаглавленной «Лягание марксят», Вы напоминаете, что в 1919‑1924 годы Главнокомандующим Вооруженными силами республики был царский полковник С. С. Каменев. Верно. И на этот высокий пост он был назначен, надо полагать, не без участия ничего не соображавшего дилетанта, который одновременно был еще и председателем Совнаркома. Но что же Вы умолчали, что до Каменева Главнокомандующим был Н.В. Крыленко, человек образованный, умный, но – имевший звание всего лишь прапорщика. Для тех, кто назначал его на этот высокий пост, главным была беззаветная преданность пролетарской революции. Ну, а позже нашелся Каменев, военный специалист высокого класса.

И так в переломные моменты поступают всегда. Полюбуйтесь на сподвижников Ельцина – сплошь бездари и невежды. Олух на олухе сидит и олухом погоняет. Но все они бешено преданы ельцинской идее уничтожения России посредством своих людоедских реформ. И больше от них ничего не требуется.

Разница с большевиками лишь та, что большевики со временем выдвигали таких, как полковник С.С. Каменев, полковник Б.М. Шапошникова, генерал А.А. Брусилов, и находили общий язык с академиком И.П. Павловым, патриархом Тихоном, уговорили вернуться из эмиграции Горького, Алексея Толстого, Сергея Прокофьева, Александра Куприна и многих других, а нынешний режим с каждым годом деградирует по всем направлениям дальше и дальше, и вот уже дошел до того, что нет у него иного выбора, как поставить во главе русского правительства шустрого воробышка с ранней лысинкой. А кого он соблазнил вернуться из‑за границы? Солженицына да Войновича…

Вас, как Галину Старовойтову, когда она бюстом вперед рвется в депутаты очередной Думы, остановить не может ничто. И Вы продолжаете арию о кухаркиных детях и идиотах у власти, об ответственности за это марксизма и лично Ленина: «Сколько тупости полезло в кресла директоров после революции с благословения Ленина и Маркса!..» Увы, тупость в высоких креслах, в том числе и редакторских, всегда встречалась и встречается, но если после революции это было уж столь массовым явлением, если даже, по Вашим словам, и осенью 1941 года «на руководящих постах в системе управления СССР сидела революционная ленивая тупость», то, во‑первых, объяснил бы, прозорливец, как же при таком засилье руководящей тупости стране удалось всего через пятнадцать лет после окончания Гражданской войны выйти по экономическому развитию на второе место в мире и на первое в Европе. Во‑вторых, привел бы, мудрец, хоть один примерчик, когда советская власть или сам Ленин лично благословляли бы тупость на руководящих постах. Увы, таких примеров у Вас нет.

Но зато, видимо, в состоянии некоторого беспамятства, нередкого у Вас, Вы с избытком даете примеров совершенно иного, прямо противоположного смысла, которые напрочь опровергают Вашу собственного изготовления рениксу. Таковы телеграммы Ленина в 1919 году, в одной из которых он грозит арестом, судом и даже расстрелом Симбирскому губпродкомиссару за «нераспорядительность» и «неуспешность» в организации помощи голодающим, в другой «за формальное и бюрократическое отношение к делу», за неумение помочь голодающим требует от ЧК города Курска «немедленно арестовать Когана, члена Курского центрозакупа», и предупреждает, что за такое нерадение «репрессия будет суровая, вплоть до расстрела» (т: 50, с. 238). Если такие угрозы и распоряжения Вы называете благословением тупости, то, надо полагать, расстрел назовете наградой.

И вот что еще крайне характерно для Вашего метода фальсификаций: «Обратите внимание, за что Ленин стал (!) расстреливать – „ЗА НЕУМЕНИЕ“!.. Ленин впал в управленческий маразм. Ведь и дураку понятно, что „неумение“ лечат не расстрелами, а обучением. Тупость государственных идей Маркса была подтверждена большевиками блестяще!» Нет, дорогой шеф, здесь подтверждены не тупость идей Маркса, не маразм Ленина и большевиков, а некоторые аналогичные свойства совсем другого персонажа нашего повествования.

Во‑первых, Ленин не «стал расстреливать», а только грозил и судом и расстрелом. Замечу здесь, что ни у Солженицына, ни у Волкогонова, ни у Радзинского, ни у других гиппопотамов антикоммунизма я не нашел ни одного факта, когда по телеграмме, по приказанию Ленина кого‑то расстреляли бы. Подобно тому, как, оказавшись на фронте вскоре после сталинского приказа № 227, по которому создавались заградотряды, я не только не видел, но и не слышал, а потом и не читал ни об одном случае, когда эти отряды действовали бы.

Во‑вторых, у Ленина перечисляется целый набор безобразий, за которые он грозит репрессиями: бюрократизм, формализм, нераспорядительность, неуспешность и, наконец, в последнюю очередь, неумение, которое, конечно же, могло появиться у него только в обстановке спешки, напряженности, драматизма тех дней Гражданской войны. Достаточно сказать, что лишь в том самом январе, когда были посланы те две телеграммы, Ленин отправил всего 39 телеграмм. А сколько было еще писем, распоряжений, докладов, речей!.. Полистайте хронику его жизни хотя бы за тот же январь 1919 года.

"2 января. Руководит заседанием Совнаркома… Руководит заседанием Совета Обороны…

3 января. Подписывает телеграмму в Реввоенсовет республики…

8 января. Рассматривает донесение Сталина и Дзержинского о положении на фронте под Пермью…

12‑21 января. Пишет «Письмо к рабочим Европы и Америки».

17 января. Выступает в Большом театре на Объединенном заседании ВЦИК, Моссовета и Съезда профсоюзов…

18 января. Выступает на заседании Московской конференции РКП(б)… Выступает на Всероссийском съезде учителей…

19 января. Выступает с балкона Моссовета…

20 января. Выступает с речью в Колонном Зале на съезде профсозов…

24 января. Выступает на совещании по внешкольному образованию… Дает директиву Реввоенсовету…

26 января. Пишет обращение «Все на работу по продовольствию и транспорту»…

27 января. Руководит заседанием Совета Обороны…"

И это только то, что потом, спустя немало лет, удалось документально зафиксировать. У Вас, Юрий Игнатьевич, был в жизни хоть один такой месяцок? Или один денек, когда Вы руководили бы заседаниями Совнаркома и Совета Обороны, а потом еще и речь толкнули в Большом театре? Между прочим, тогда после покушения Каплан прошло всего четыре месяца.

Ведь и дураку понятно, говоря Вашими словами, что в обстановке января 1919 года, при такой перегруженности работой, при решении столь важного вопроса, как спасение голодающих, у главы правительства могло вырваться невзвешенное гневное словцо по адресу тех, кто не справлялся с решением этого вопроса. Да, всем дуракам понятно, а одному – нет.

А что Вы еще проделываете с этим злосчастным словцом «неумение». Вытаскиваете с самого конца набора и ставите в центр обвинения как единственное. Везде, всегда это называлось жульничеством…

В другом месте в качестве вопиющего примера «марксистской тупости» в высоких креслах, якобы процветавшей даже в конце 1930‑х годов, Вы приводите чей‑то рассказ о директоре одной ленинградской верфи. Да, судя по всему, это был тупица да еще подхалим. Но оказывается, как только нарком судостроительной промышленности И.Ф. Тевосян убедился в этом, так тотчас чуть не взашей выгнал его с работы. «Вон отсюда! – прошипел он директору. – Чтобы ноги вашей здесь не было!» Ей‑ей, поразительно, как устроено Ваше зрение: что работает на Вас (в данном случае – тупица в директорском кресле), это видите, а что против Вас (борьба советской власти против тупиц), Вы этого не замечаете и понять не можете, хотя оно тут же, рядом!

А уж особенно содержателен и колоритен третий примерчик, относящийся тоже к концу 1930‑х годов: «А в это время в авиастроении должность наркома занимал верный ленинец, старый большевик Л. Каганович, который требовал от конструктора Яковлева изменить „мордочку“ самолета, т.е. не знал не только технологии, но даже терминологии, принятой в его министерстве». Ужасно!.. Но что сказать о критике невежд и тупиц, если, во‑первых, он не знает, что «нарком» и «министерство» – это разные эпохи советской истории. Тем более если он не знает, что верный ленинец и старый большевик Каганович Лазарь Моисеевич никогда авиационной промышленностью не ведал. Допустим, Вы много пишете о Второй мировой войне, но вдруг встречаешь у Вас такое, например, заявление: «После войны французам пришлось расстрелять, как изменника, маршала Петена». На самом деле Петена никто не расстреливал, он дожил чуть не до ста лет и тихо скончался, окруженный внуками и правнуками. Видимо, Вы спутали Петена с Лавалем, которого действительно расстреляли. Что ж, не будем строги, это чужая история. Но Каганович‑то! Долгие десятилетия он входил, пожалуй, в пятерку самых главных руководителей нашей страны: секретарь ЦК, член Политбюро, член Государственного комитета обороны, многолетний нарком железнодорожного транспорта… Как можно автору, так много пишущему о советской истории, спутать его с братом Михаилом, который и был недолгое время наркомом авиационной промышленности, но опять же, как тот директор верфи, смещен Сталиным за нерадивость. Право, тут как критик марксизма Вы оказались не в лучшей позиции, чем такой же универсальный критик всего советского Э. Радзинский, который, накатав в книге «Сталин» множество страниц об Отечественной войне, не знает даже, кто тогда был наркомом обороны. Он уверен, что Жуков.

Итак, три большевика‑марксиста – Ленин, Сталин и Тевосян – бьют критика и по физиономии и под дых, а он все свое: «Взгляд у большевиков на государство исключительно дурацкий… Марксов бред… марксова дурость…» Какая выносливость! Как у верблюда…

Между прочим, Юрий Игнатьевич, как много у Вас общего с Солженицыным. То же верхоглядство, та же самовлюбленность, та же мания величия и ненависть к марксизму и персонально к Ленину. Тот, например, встретив где‑то выражение «бытие определяет сознание», аж завизжал и затрясся: «Низкий закон!.. Свинский принцип!..» Примерно то же самое случилось и с Вами. Но ведь не где‑нибудь, а в «Дуэли» (№ 30). Ваш покорный слуга и любимый автор писал, а Вы, надо полагать, читали (или заняты были подготовкой разоблачения Жукова), что Солженицын, как и нынешний академик Яковлев, изучал марксизм по цитатам из газет и по надписям на памятниках. Например, Хрущев приказал выбить на памятнике Марксу на Театральной площади: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Ленин». Это, конечно, чушь, дискредитация сразу двух основоположников марксизма, ибо, во‑первых, допустим, таблица умножения, как и многое другое, тоже верна, но разве всесильна? Во‑вторых, на свете вообще нет ничего всесильного, в известном смысле это можно сказать только о смерти. В чем же дело? А в том, что иные коммунисты большие мастера по дискредитации марксизма. Вот и здесь: вырвали из контекста фразу, превратили этим в нелепость и разукрасили ею памятник в самом центре коммунистической державы. Скорей всего, именно по этой цитатке Солженицын, Яковлев, а потом и Вы пришли к выводу, что марксизм это «шедевр идиотизма».

А ведь я писал в том номере газеты, что грамотные марксисты никогда не говорят, что бытие конкретного человека железно определяет его сознание. Это было бы вульгаризацией и примитивщиной. Они всегда ведут речь об общественном бытии и общественном сознании, подчеркивают, что взаимоотношения между ними не прямолинейны, а сложны, подвижны, что это бытие воздействует на сознание людей через множество промежуточных звеньев – через государственный строй, правовые и политические отношения и т.д. Общественное сознание имеет относительную самостоятельность и в определенных обстоятельствах оно само воздействует на общественное бытие. Я приводил слова Ленина: «Личные исключения из групповых и классовых типов, конечно, есть и всегда будут». Сам Ленин – живой тому пример. Да взять хотя бы и Вас лично. Уж такой патриот и живете среди патриотов, а вот, поди ж ты, Гитлер для Вас гений и «титан XX века», а Жуков – «абсолютный творческий ноль», у которого на даче висит портрет голой бабы, что предельно ясно характеризует его полководческие данные.

У Вас и Маркс и Ленин – жалкие недотепы: «Особенно убого идеи государственного управления Маркса выглядят, если сравнить малоосмысленные метания Ленина с тем, как Гитлер поставил государственный аппарат на службу своему социалистическому (!) государству. Там все чиновники от почтальона до бывшего канцлера Папена стали немедленно служить новому социалистическому (!) государству, удваивая национальный доход каждые 4 года, а у нас Сталину потребовались десятилетия, чтобы подготовить управленцев». Так и хочется сказать словами бессмертного Петьки: «Непостижимый вы для моего ума человек, Василий Иванович!» В самом деле, если смогли в наше время создать газету, значит, Вы человек крутой практической хватки, но рассуждения Ваши, мысли – это полный отрыв от реальности, сплошная абстракция и схоластика.

Вы изображаете дело так, словно Ленин и Гитлер пришли к власти и действовали в совершенно равных условиях, так же в другом месте ставите на одну доску комфронта Жукова и командарма Кулика. Но кто же, кроме пациентов Кащенко, не знает, что Ленин взял власть в результате переворота, революции, за которой последовала Гражданская война, и в ней все рябушинские и Путиловы, потерявшие свои заводы и земли, были против Ленина. А Гитлер получил власть тихо, плавно, посредством избирательных бюллетеней, при активнейшей поддержке помянутого Вами канцлера Папена и непосредственно из рук президента Гинденбурга, поручившего ему после победы НСДАП на выборах в ноябре 1932 года формирование правительства. А все круппы и тиссены Германии не только сочувствовали Гитлеру, но и некоторые из них были знакомы с ним лично (Фриц Тиссен, например, еще с 1923 года), и оказывали мощную финансовую помощь нацистской партии (тот же Тиссен отвалил 1 миллион марок!), и даже становились членами партии еще до прихода ее к власти. Можете представить, чтобы, допустим, в 1916 году русские промышленники и помещики пригласили бы Ленина выступить в их элитном клубе с докладом о программе и целях большевистской партии? Смешно подумать! А вот немецкие промышленные воротилы и денежные мешки пригласили Гитлера в свой «Клуб индустрии», находившийся в Дюссельдорфе, и 27 января 1932 года, еще за год до прихода к власти, он произнес там двухчасовую речь. И все это потому, что капиталисты увидели в Гитлере заслон против коммунизма, нараставшего в Германии. Он и не думал отбирать у них заводы, концерны или латифундии. Тиссен еще в 1932 году говорил о Гитлере: «Я твердо убежден, что он единственный человек, который может и хочет спасти Германию от крушения и позора».

Между прочим, в приходе Гитлера к власти нет ничего загадочного, как и в приходе Ельцина. Первый объявил немцам, униженным разгромом в войне и Версальским договором, что они – высшая раса и достойны великой участи, прекрасной жизни, которую он им даст, и это было уж очень лестно и соблазнительно для немцев. Второй со своим обещанием обновить, возродить Россию и заодно ликвидировать партпривилегии выглядел на фоне горбачевско‑рыжковского шамкания не менее притягательно. Гораздо загадочнее другое: почему первого не свергли хотя бы в те дни, когда Красная Армия уже вступила в Германию, и почему второго вновь избрали президентом, хотя он не принес родине и народу ничего, кроме крови, нищеты и слез.

Потешив себя и своих козлов‑баранов мыслью, что Ленин по сравнению с Вашим титаном был никудышным кадровиком, в сотни раз повторив для своих баранов‑козлов, что «тупым следованием Марксу большевики отрезали себе пути для использования профессионалов, которым они из‑за собственной глупости верить не могли», Вы вдруг тут же объявляете: «В годы революции большевики привлекали к управлению все (!!!) царские кадры, но на ответственные посты ставить их боялись, что правильно и естественно». Ну тут уж, как сказал поэт, «изумленные народы не знают, что им предпринять?»… Правильно и естественно? Да Вы же только что сказали, что это большевистская глупость! Привлекали все царские кадры? Да Вы полстатьи доказывали обратное!.. Интересно, существует ли еще знаменитая «Канатчикова дача»?..

Разрушители нашей страны начинали с того, что на XX съезде опорочили Сталина, противопоставив ему как бы безупречного Ленина, а потом и его превратили в чудище. Вы изобретательней: Ленина превратили в чудище сразу, затем додумались побить его Гитлером и, наконец, опороченному Ленину противопоставили как бы безупречного Сталина. Например: «Ленин пишет: „Новичкам в нашей партии мы не даем ходу“. А Сталин давал ответственнейшие государственные и военные посты и очень молодым коммунистам и просто беспартийным». И опять – по всем направлениям – вздор! Но мне уже осточертело копаться в этом. Пошевелите сами умом любителя думать.

Однако нельзя пройти мимо еще одного уж вовсе замечательного Вашего открытия. Вы уверяете своих козлов и баранов, что Ленин придумал и объявил классовую борьбу, о которой до него, знать, никто и не слыхивал, даже Маркс. Так и пишете: «Не объяви Ленин классовую борьбу…» Сидел‑сидел в своем кремлевском кабинете, дело было вечером, делать было нечего, взял и объявил, дабы не скучать. А до этого Вы писали по данному вопросу еще интересней: «Ну, что стоило большевикам, взяв власть, не объявлять классовую борьбу, а сказать, что они строят царство справедливости. Не было бы ни разрухи, ни гражданской войны». Ах, Вашими устами да мед бы пить… Что до разрухи, то, увы, в октябре 1917 года она уже была в стране ужасная, это знает любой козел. А вот насчет справедливости все обстояло замечательно. Со всех трибун, на всех перекрестках большевики только о ней и надрывались. И даже песни пели:

 

Вышли мы все из народа,
Дети семьи трудовой.
«Братский союз и свобода»
Вот наш девиз боевой.

 

Чего же лучше? – братство и свобода! Но при этом, правда, большевики по рассеянности, что ли, национализировали фабрики, заводы, железные дороги, банки, отобрали у помещиков землю, – все, дескать, это создано руками народа, пусть ему по справедливости и принадлежит. Но прежние владельцы этих несметных богатств имели по данному вопросу несколько отличное мнение. Они сказали: «Нет, справедливость – это когда все наше, а у рабочих – только руки». И они захотели вернуть себе отобранные богатства. А народ не пожелал отдавать. И тут почему‑то началась Гражданская война. Откуда взялась – неизвестно! Скорее всего, из головы Ленина выскочила.

Да, великое открытие сделали Вы, Юрий Игнатьевич, на радость всем козлам и правящему режиму. Теперь бы Вашу магическую формулу «ну что стоило» обратить бы не в прошлое, а в живую современность, допустим, Березовскому: «Ну что стоит вам, Борис Абрамович, раздать свое богатство трудящимся. Не было бы ни разрухи, ни опасности гражданской войны. Ну, пожалуйста, Абрамыч!..» Попробуйте! Интересно, что он Вам ответит…

 

* * *

 

На протяжении всего письма я сравнивал Вас то с Ельциным, то с Чубайсом, то со Старовойтовой, обнаруживая черты сходства. Но больше всего Вы похожи, конечно, на Жириновского. Вот уже несколько лет он беснуется, вопит, скандалит, устраивает дебоши аж в президиуме Думы, и однако же по всем самым важным, насущным для режима вопросам он всегда голосует так, как режиму нужно, как ему выгодно. То же самое и Вы. Поносите Ельцина, громите Чубайса, проклинаете Черномырдина, из номера в номер идут омерзительные коллажи на них, но… Режим делает все, чтобы оскотинить народ, приучить его к языку бардаков и вокзальных сортиров, лишить людей уважения друг к другу. Это для него чрезвычайно важно. И тут Вы его неутомимый оголтелый пособник. Лакеи режима поносят советскую историю, глумятся не только над Лениным, но и над Марксом, над Энгельсом. И это понятно, ибо режим – злобно‑антисоветский, фанатично антикоммунистический – только благодаря мощной клевете на наше прошлое, на социализм еще и держится. И в этом вопросе жизни и смерти для него Вы опять вместе с ним, в рядах самых неутомимых его приспешников. И можете делать свое антинародное дело спокойно и дальше – Вас никто не тронет. Ответ на эту загадку подсказывает все тот же Ленин: «Общественное положение профессоров в буржуазном обществе таково, что пускают на эту должность только тех, кто продает науку на службу интересам капитала, только тех, кто соглашается против социалистов говорить самый невероятный вздор, бессовестнейшие нелепости и чепуху. Буржуазия все это простит профессорам, лишь бы они занимались „уничтожением“ социализма» (ПСС, т. 20, с. 129).

Вы хоть теперь‑то поняли, в каком облике корячитесь перед фигурами Маркса, Энгельса и Ленина? А тут еще – и перед великим полководцем Жуковым на горшок сели, но об этом в другой раз. И уж тут как один из последних уходящего племени фронтовиков права щадить я не имею.

«Дуэль», апрель 1998