Содержание материала

 

XXXIII

 

Письмо П. Т. Полеводина к неустановленному лицу:

«Теперь 6-й день после печального события, но ропот не умолкает, явно требуют предать виновного всей строгости закона, как подлого убийцу. Пушкин Лев Сергеевич, родной брат нашего бессмертного поэта, весьма убит смертию Лермонтова, он был лучший его приятель. Лермонтов обедал в этот день с ним и прочею молодежью в Шотландке (в 6-ти верстах от Пятигорска) и не сказал ни слова о дуэли, которая должна была состояться чрез час. Пушкин уверяет, что эта дуэль сделана против всех правил и чести. Лермонтов похоронен на кладбище в нескольких саженях от места поединка. Странная игра природы: за полчаса до дуэли из тихой и прекрасной погоды вдруг сделалась величайшая буря, весь город и окрестности были покрыты пылью, так что ничего нельзя было видеть. Буря утихла, и чрез пять минут пошел проливной дождь. Секунданты говорят, что как скоро утихла буря, то тут же началась дуэль, — и лишь только Лермонтов испустил последний вздох, — пошел проливной дождь. Сама природа плакала об этом человеке».

Командующий войсками Кавказской линии и Черномории П. Х. Граббе ––начальнику штаба войск Кавказской линии и Черномории А. С. Траскину:

«Несчастная судьба нас, русских. Только явится между нами человек с талантом — десять пошляков преследуют его до смерти».

Москва первая узнала о смерти Лермонтова. Генерал Ермолов гневно воскликнул: «Уж я бы не спустил этому Мартынову! Если бы я был на Кавказе, я бы спровадил его; там есть такие дела, что можно послать, да вынувши часы считать через сколько времени посланного не будет в живых. И было бы законным порядком. Уж у меня бы он не отделался. Можно позволить убить всякого другого человека, будь он вельможа и знатный: таких завтра будет много, а этих людей не скоро дождешься».

Из письма А. Я. Булгакова П. А. Вяземскому. Москва, 31 июля.

«Не знаю, известно ли уже у вас /в Петербурге/ о смерти Лермонтова. Он убит — и убит не черкесом, не чеченцем, а убит русским на дуэли. Сообщу тебе подробности, кои мне известны и кои слышал от Путяты. Мартынов подошел к самому Лермонтову, выстрелил ему à bout portant прямо в сердце. Смерть была скоропостижна, как выстрел. Удивительно, что секунданты допустили такой бесчеловечный поступок. Слышно также, что Мартынов хотел бежать в Одессу, а другие говорят, что к горцам, как будто Одесса не та же Россия. Секунданты на гауптвахте, а Мартынов посажен в острог. Странную имеют судьбу знаменитейшие наши поэты, большая часть из них умирает насильственною смертью. Таков был конец Пушкина, Грибоедова, Марлинского-Бестужева... Лермонтов был прекрасный офицер и отличнейший поэт, иные сравнивают его даже с самим Пушкиным. Не стало Лермонтова! Мартынов поступил как убийца. Армия закавказская оплакивает потерю храброго своего офицера, а Россия одного из лучших своих поэтов».

«Лермонтов убит на дуэли Мартыновым! Нет духу писать!
Лермонтов убит! Его постигла одна участь с Пушкиным. Невольно сжимается сердце и при новой утрате болезненно отзываются старые. Грибоедов, Марлинский, Пушкин, Лермонтов. Становится страшно за Россию при мысли, что не слепой случай, а какой-то приговор судьбы поражает ее в лучших из ее сыновей: в ее поэтах. За что такая напасть... и что выкупают эти невинные жертвы. Бедный Лермонтов! Я лично тотчас же почувствовал большую пустоту при мысли, что этот родник иссяк...» (Ю. Ф. Самарин, 31 июля 1841г. ).

Из письма П. А. Вяземского А. Я. Булгакову:

«Мы все под грустным впечатлением известия о смерти бедного Лермонтова. Большая потеря для нашей словесности. Он уже многое исполнил, а еще более обещал. В нашу поэзию стреляют удачнее, нежели в Людвига-Филиппа. Второй раз не дают промаха. Грустно! Сейчас получаю и письмо твое. Да, сердечно жаль Лермонтова, особенно узнавши, что он был так бесчеловечно убит. На Пушкина целила, по крайней мере, французская рука, а русской руке грешно было целить в Лермонтова».

«Государь по окончании литургии /в дворцовой церкви/, войдя во внутренние покои кушать чай со своими, громко сказал: “Получено известие, что Лермонтов убит на поединке. Собаке — собачья смерть!” Сидевшая за чаем великая княгиня Мария Павловна вспыхнула и отнеслась к этим словам с горьким укором. Государь внял сестре своей (на десять лет его старше) и, вошедши назад в комнату перед церковью, где еще оставались бывшие у богослужения лица, сказал: “Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит”» (М. В. Воронцова).

Первое сообщение о смерти Лермонтова было опубликовано 2 августа в газете «Одесский вестник»:

«Получено из Пятигорска прискорбное известие о кончине М.Ю. Лермонтова, одного из любимейших русских поэтов и прозаиков, последовавшей 15-го минувшего июля. В бумагах его найдено несколько небольших, неконченых пьес».

9 августа А. А. Краевский оповестил в «Литературной газете»:

«Русская литература лишилась одного из талантливейших своих поэтов. По известиям с Кавказа, в последних числах прошедшего месяца скончался там М.Ю. Лермонтов. Молодой поэт, столь счастливо начавший свое литературное поприще и со временем обещавший нам замену Пушкину, преждевременно нашел смерть. Нельзя не пожалеть, что столь свежий, своеобразный талант не достиг полного своего развития; от пера Лермонтова можно было ожидать многого».

«Как поступить с убийцею нашей славы, нашей народной гордости, причислить ли его к категории преступников или глядеть на него еще хуже — тем более что он русский... нет, он не русский после этого, он недостоин этого священного имени... Увы, Лермонтова нет, к несчастию, это верно, хотя мы и желаем, чтобы это были неверные слухи, он убит — убит подлым образом — рукою Мартынова. Секунданты были со стороны Лермонтова — Глебов, а со стороны того — Васильчиков — сын Иллариона Васильевича — председателя Государственного совета, и государь сказал ему, что его седины не спасут сына. Кавказ, блаженный Кавказ был свидетелем Его смерти, он счастлив, по крайней мере, в этом отношении, а мы несчастные, мы бедные, лишены даже и трупа этого гения нашего века. Рано последовал он Пушкину, рано скрылся от нас. Поступок Мартынова подл, низок, он должен был разрядить пистолет на воздух — в этом случае я скорей бы самим собою пожертвовал — мне было бы счастие погибнуть от руки Лермонтова — и честь моя была бы ограждена. Не так поступил Мартынов; дайте мне право, дайте мне власть, я бы выдумал для него достойное наказание, но я пока простой человек, я ничто, — я раздражен и жестоко раздражен — уста мои одни только в движении, они поминутно лепечут: cara vendetta, cara vendetta /месть, месть/. Да, это не пустые звуки, не простые слова — они осуществятся со временем. Две тени, две милые дорогие тени взывают ко мне, требуют мщения, и я отвечу им — заплачу должное должным — будет время, будет мщение cara, cara, vendetta, vendetta» (А. П. Смолянинов. Из «Дневника»).

Аудитор начальника штаба войск –– командиру Кавалергардского полка: «Надо вам рассиропить историю полка, а то ведь у вас только два убийцы — Дантес и Мартынов».