Содержание материала

Ты правда хочешь знать правду?

Дима шел к машине за Серым молча. Говорить было решительно не о чем. Зачем нужны были слова, если полчаса назад у него земля ушла из-под ног. И никак не хотела возвращаться.

Михалыч, растолкал его и Серого, примерно за час до рассвета. Они еще раз обсудили план – Дима с Серым сначала по-тихому идут глядеть на склад Вкусной и Полезной Пищи. А потом садятся на Димин внедорожник и едут в ближайший поселок за лекарствами и одеждой для обоих беглых. Сам Михалыч оставался их ждать в импровизированном лагере.

Серый сразу задал такой темп, что Дима уже через полчаса был так вымотан, что готов был сдаться, упасть на землю пролежать там часа три, а потом быстро сесть в машину, в самолет и привет Москва. Но именно в этот момент Серый остановился и начал торопливо инструктировать Диму:

- Так идешь очень медленно, крадучись. Только за мной ступая шаг в шаг. Как только махну рукой, падай и ползи. Никаких звуков не издавать. Захочешь чихнуть, мысленно перед этим с жизнью попрощайся. Покажу вот так кулак, остановись, замри и изображай кочку. Пока вот так снова рукой не махну. Все понял?

- Да но куда …

- Куда партия скажет, либерастическая … теперь за мной и без вопросов.

Они аккуратно и не торопясь поднимались по склону небольшой сопки. Последний десяток метров перед вершиной Глыба махнул рукой, и они поползли по-пластунски. Перед самой вершиной они застыли и Серый очень долго вслушивался в, казалось бы, полную тишину леса. Потом опять ползком. Снова стоп. Останавливались как минимум раз десять. Но вот, наконец, и вершина. Серый махнул рукой, указывая направление. Дима посмотрел по другую сторону сопки и увидел … огромную территорию, огороженную колючей проволокой в три ряда, сторожевые вышки, полосу отчуждения возле леса. А за ними, огромный складской комплекс. Бесчисленные ряды, одинаковых огромных серо-зеленых ангаров, со снующими фигурками муравьев-людей и техникой между ними. Сергей тронул его и указал на другую сторону комплекса. Там, в отрытые ворота заезжало сразу несколько здоровых и тяжелогруженых тягачей с длинными фурами. Начался процесс разгрузки фур. Дима, используя свою фотокамеру с мощной оптикой, как подзорную трубу, приблизил выгружаемые ящики. Черт! Черт-черт-черт! БушДональдс. И разгружали коробки с ВПП доходяги в оранжевых робах, сильно напоминающие Михалыча и Серого. А еще вооруженные люди с собаками и пулеметы на крышах и вышках говорили о том, что тут совсем не санаторий.  Твою мать, ни хрена тут не заповедная зона, и Вкусную и Полезную Пищу делают на территории ЛЕР. Глыба был прав. Эти двое оборванцев говорили правду. А вот официальные источники врут! Ого … тогда … а вообще нам правду-то говорят?!

Серый прекрасно понимал Диму. И не мешая тому разобраться в себе, тоже молчал всю дорогу до машины. Когда они сделали единственный привал, Дима достал свой фотоаппарат и рассматривал снимки комплекса, словно пытаясь убедиться в его реальности еще раз. Склады были на месте, и по вздоху Димы было непонятно, радует ли это его или огорчает.

Говорить Дима смог лишь сев в машину и хлопнув дверью. Завел и тронулся. Потом глянул на Серого абсолютно отсутствующим взглядом и спросил:

- А как вы вообще там оказались? Ну, в тюрьме этой.

- Это не тюрьма, это лагерь для списанных. И Михалыч тебе уже сто раз сказал, политические мы. Преступники мы, понимаешь?

- Но вы же никого не убили? Не украли ничего, ведь так? А инакомыслие у нас осуждается, но не преследуется.

- Это ты так думаешь.

- Значит вы товарищи по борьбе?

- Мы товарищи по побегу. Мы анархисты вообще не признаем Народную партию, ну то есть, считаем, что это все сопли. Изменить уже все равно ничего нельзя, можно только бороться.

- Как-то странно получается, бороться, зная, что все равно нельзя ничего изменить. Бессмыслица какая-то.

- Согласен. – Неожиданно спокойно согласился Серый. – Зато очень даже по-русски. Вот ты, небось, тысячу раз уже каялся, что ты русский?

- Ну, каялся. И что? Все каются. Как без этого? – Дима не понимал, причем здесь вообще покаяние.

- Все каются. А я нет. – Рассмеялся Серый. Причем рассмеялся очень по-доброму, что не подходило к его суровому образу. Диме стало интересно, почему Серый не кается и он осторожно спросил его об этом:

- А почему не каешься-то?

- А с хера?

- Ну…

И тут Дима впервые понял всю бессмысленность объяснения. Серому было все равно, что скажет Дима. Он так искренне и по-детски смеялся, что чтобы ни сказал Дима, это только добавило бы задора смеху Серого. Но Дима был не лыком шит и хотел с достоинством выйти из ситуации, потому продолжил допрос:

- Ну ладно, почему вас замели, я понял. А сюда как попали?

- В лотерею выиграли.

- Не понял.

- Да что непонятного? Повезло и все тут.

- Повезло?

- Ну да. Система трудовых лагерей включает несколько заводов по производству говнокаши.

- Чего?

- Говнокаши. Это мы так ваши американские завтраки и ужины называем. И я скажу, это еще комплимент. Так вот еще есть лагеря в Сибири, там лес рубят. И на урановых рудниках есть.

 - Как на рудниках?

Перебил Серого Дима.

- Там ведь только роботов используют.

- Хероботов. Зеки там. Короче, есть определенный лимит на укомплектование всех перечисленных производств. Когда после пересылки «списанных» осматривают на этапе, самых сильных отбирают и распределяют. Остальных в расход.

- Шутишь?

Дима понимал, что Серый не шутит, но он не мог поверить в то, что слышит. Серого же Димина фраза неожиданно разозлила, и он резко закричал на Диму:

- Я что, блядь, похож на шутника? На клоуна похож, да? У меня, блядь, кролик из-под лопатки выпорхнул? Или может я оттуда чип смертника заточкой вырезал по живому? Угадай, как оно было!

- Да ладно не кипятись. Ты меня пойми тоже. Это же дикость. В голове не укладывается. Расстреливают что ли?

- Инъекция. – Сухо ответил немного успокоившийся Серый.

- И в каком соотношении?

- Два к одному. Две трети на работу. Треть в расход.

- Наверное, по статьям смотрят?

- Нет. – Серый помотал головой. Слова давались ему тяжело, но Диме не менее тяжело это было слушать.

- Исключительно по физическому состоянию. Мы же уже опасности не представляем, а работа тяжелая.

Некоторое время Серый сидел молча, видимо готовясь к тому, чтобы поборов боль, сказать что-то совсем личное. Ему это не удавалось долго. Затем Серый пересилил себя и сказал:

- Мы когда памятник Клинтону взрывали втроем, на тысячников напоролись. Это мы так «1000 Правых» зовем.  Нас взрывом оглушило немного, бомба сдетонировала раньше времени. Вот видишь, мне морду осколками посекло. А Лехе ногу распороло отлетевшим куском гранита. Мы в себя пришли, бежать не можем, Леха воет и сознание теряет, артерию зацепило. Мы его потащили. А сами еле идем. Тут со всех сторон машины, тысячники выбежали, я почти сразу электропулю получил и отключился.

Серый вздохнул, закрыл глаза и продолжил:

- Леху они на месте добили. Точнее просто помощь не оказали, он от кровопотери умер. А Егору на этапе инъекцию сделали. Он хилый был. Еле ходил, но принципиально не лечился. Вот от него и избавились сходу. Работника с него бы не получилось. А меня сюда на завод.

Серый сплюнул в открытое окно машины и замолчал. Дима осторожно спросил:

- И много вас там пашет?

- Точно не знаю. Михалыч больше информацией владеет. Мне то и не интересно по большому счету. Но одно могу сказать точно, что намного больше, чем ты себе можешь представить.

- Это ж сколько тогда заводов, раз туда столько народа отправляют?

- Заводов вроде немного, но ты не забывай, у нас ротация о-го-го! Особенно на рудниках. Да и на лесозаготовках не сладко. Мы-то хоть жрем сколько влезет того дерьма что производим. Противно, но вариантов нет. А те, кто на рудниках и лесосеке еще и голодные постоянно. Особенно за Уралом, в китайской зоне оккупации.

- В какой зоне оккупации?

- Зона оккупации по Уральскому хребту делится – тут американцы, там китайцы хозяйничают.

- Слушай, а что они с женщинами делают?

- Честно не знаю. У нас немного работали в обслуживании. Но в целом не в курсе.

- А как вы сбежали?

- Да опять же повезло. Буря была четыре дня назад. Дерево повалило на провода. Здесь же нет подземных коммуникаций. Все как сто лет назад. И как совпало, что основной генератор накрылся. А на резервный только самое необходимое запитано. Освещение, сигнализация, компьютеры и по мелочи. А у нас начальник лагеря финн. И приспичило ему в бане попариться. Так бы потерпел, но к нему земляки приехали на выходные из соседней натовской бригады. А у них у финнов типа без сауны ну никак нельзя пообщаться.  Короче, надо сауну запускать, а электричества нет. Ну, давай на дровах. А дров тоже нет. И на территории лагеря, на дрова пустить нечего. Начальник отправляет молодого с приказом принести дрова. Хоть из жопы, хоть из лесу достань, но сауна должна быть разогрета. А молодому что, мозгов нет. Он вышел на улицу, поймал двух первых встречных и с ними в лес за дровами. Глупый был молодой, только прислали. Не знал, за кем присматривает. А теми двумя, кого он встретил, значит, мы с Михалычем оказались. Ну а дальше там как в кино. Вышли за территорию лагеря, отошли как можно подальше, посадили молодого янки на перо и в лес. И как я понял, финн наш так пересрал, что прежде чем тревогу объявить, сначала хотел сам с дружбанами нас поймать. Короче, время потерял. А мы пока он нас сам искал, отошли подальше, чипы выковыряли и залегли. Хорошо лето. Грибов много. А рыбы в речке нет почему-то. Но вчера вот зайца удалось поймать. Жаль только, что у Михалыча рана не заживает.

- А меня зачем убить хотели?

- Мы думали, что ты из лагерных конвоиров, хотели у тебя одежду, деньги и оружие  забрать. Чтобы пожрать купить, да лекарств в аптеке.

- А почему у вас начальник лагеря финн?

- Да это редкость. На практику приехал. А в основном, конечно, американцы.

- Американцы? – Дима снова не верил своим ушам, а Серый опять начал злиться.

- Слушай, парень! У тебя впереди еще столько разрывов шаблонов, что если ты каждый раз будешь вот так, как конченный даун на меня таращиться, то мы точно в кювет слетим или в дерево гробнемся.

- Прости, не сдержался. Действительно столько всего за один день. Просто я хотел понять, причем здесь американцы, ведь всеми проблемными делами в стране должны «1000 Правых» заниматься?

- А кто они, по-твоему? Думаешь русские?

- Ну да. Это ведь как бы цвет нации, хранители устоев и все такое.

- Как бы. – Передразнил его Серый. – Ты это. Не на форуме. Не надо мне про цвет нации. Твои «1000 Правых» это элита спецотдела ЦРУ по работе с ЛЕР. Лучшие из лучших. В смысле отборнейшие мрази и отморозки. Все они говорят по-русски, но больше слушают и молчат, оттого все и думают, что они из наших.

- И что все американцы?

- Ну конечно там довольно много прибалтов, поляков, чехов, но они все граждане США, оттого я их и называю американцы. Но иногда по натовской линии присылают кого-нибудь из Европы типа нашего финна. Но там уже не та подготовка, иначе мы бы сейчас не разговаривали. А еще и иудушки из наших местных есть. Особо отличившиеся так сказать. Им даже тут курсы предательства и продажи Родины устроили. Эти вообще гниды. Но в случае чего, их первыми положим.

Серый подмигнул, а Дима мысленно согласился, но его воспаленный мозг требовал все больше информации:

- Слушай, а почему ты Серый?

- Потому что мамка Сережей назвала. Ну, ты спросил.

Диме стало неловко. Действительно, это первое что могло прийти в голову, а ему почему-то не пришло. Дима хотел еще что-то сказать, но миновав очередной поворот, они въехали в какой-то поселок.

- Так, видишь, чуть дальше вправо заправка? Гляди, при ней есть небольшой маркет, и даже если нет аптеки, то автомобильные аптечки точно продаются. У тебя деньги то есть?

- Есть. Карточка.

- Хорошо. Иди.

- Куда?

- Туда.

- А ты?

- Ты на мою одежду посмотри.

Дима посмотрел. Действительно в этой арестантской робе зайти на заправку было можно, а вот выйти уже вряд ли.

- А если я не вернусь?

- Тогда Михалыч умрет.

Отрезал Серый.

- Иди!

- А ты не боишься, что я тебя сдам?

- Нет.

- Ты мне так доверяешь?

- Нет. Я ничего не боюсь.

Дима посмотрел на Серого и понял, что тот говорит правду. Он действительно ничего не боялся. Бояться можно было там в городе. На улицах бояться, что тебя собьет машина или, что ты опоздаешь на метро, в офисах бояться, что тебя уволят или ты не выполнишь план, в домах бояться, что твоя любимая сегодня не придет ночевать или, что без капремонта кран долго не протянет. А здесь, сидя в робе смертника в машине, бояться было уже нечего. Здесь все было не так как в городе. Серый просто знал, что либо Дима им поможет и у них с Михалычем появится шанс выбраться, либо Дима их сдаст и они погибнут. Либо то, либо другое. Зачем бояться? Чему быть того не миновать. Бояться было лишним. Серый это понимал и поэтому не боялся. Он пристально посмотрел Диме в глаза и сказал:

- Пожрать побольше возьми.

Дима кивнул и пошел к заправке. Он шел и думал, как ему поступить. Он, конечно, не сдаст беглецов. Об этом не могло быть и речи. Но одна мысль о том, что он будет помогать беглым преступникам, приводила его в состояние шока. А почему, собственно, преступников? Ну да, Серый террорист. А Михалыч? Он ведь всего лишь создал ячейку партии. С другой стороны, это он так сказал. А как оно было все на самом деле, никто не знает. И уж Дима точно не знает. А как оно было все на самом деле? Дима остановился. Он вдруг понял, что никто не знает, как оно все было на самом деле. Подумав, что Серый наблюдая за ним, может неправильно истолковать его остановку, Дима нагнулся и сделал вид, что завязывает развязавшийся шнурок. Затем он поднялся и пошел дальше.

Что же получается? Все неправда? Все врут? И правительство врет, убеждая, что «1000 Правых» цвет нации? И врачи врут, говоря, что полезнее ВПП нет ничего на свете? И учебники академика Резуна врут, рассказывая о коварстве и ничтожестве русского народа? А кто тогда не врет? Глыба? Или Михалыч с Серым? А почему им можно верить, а телевидению нельзя? Дима понимал, что еще пара-тройка вопросов и его голова взорвется как нераспечатанный пакет ВПП в микроволновой печи. Однако на вопросы самому себе времени не осталось. Дима подошел к заправке. Но вопросы не отступали. Дима разговаривал сам с собой, и ему даже показалось, что он сходит с ума

А может убежать? Да просто убежать и все. Он ведь не сдаст их. Его совесть будет чиста. Чиста? Да лучше уж сдать. Может их хоть покормят перед инъекцией, а так Серый просто  сдохнет с голоду, а Михалыч от начавшейся гангрены. Ох, как хочется убежать. Ну, зачем он поехал искать этот завод? Сидел бы дома. И не знал бы всего этого. Не знал? А как бы  жил, не зная этого? Ну, как-то же жил раньше, и дальше бы так же жил. А жил ли? И как приятно хоть что-то знать. Приятно ли? Страшно! Невероятно страшно, но при этом безумно приятно. Как будто некий груз, который ты нес всю жизнь, взяли и сняли с твоих плеч. А почему легче не стало, если груз сняли? А потому что не готов был к этому.

Дима лихорадочно соображал. Уйти. Просто уйти. Но я ведь столько еще хотел спросить. Я никогда этого не узнаю, если убегу. А оно мне надо, это знать? Надо. А насколько надо? А на что я готов пойти, чтобы это узнать? Готов ли я потерять все, что у меня есть? А что у меня есть? А что мне терять? Нечего мне терять. Олеся. Вот ради нее и десятков тысяч таких же невинных жертв он должен узнать все.

Дима пожал плечами, взял небольшую тележку, отогнал от себя все мысли и начал бросать в тележку какие-то продукты и напитки. Затем добавил пару автомобильных аптечек, два спортивных костюма, пару кроссовок и пошел к кассе. По пути он наткнулся на стоявшую у полок даму, чувствительно зацепил ее своей тележкой и, не обратив внимания, пошел дальше. Дама, возмутившись такой бесцеремонностью, закричала Диме вслед:

- Молодой человек! Вы как себя ведете!

- Как скот. Знаю. – Спокойно сказал Дима и начал выкладывать товар на кассу.

Цирк, бессмысленный и беспощадный

Дима, Михалыч и Серый подъезжали к очередной заправке.

Дима замедлил ход и, глядя на большой заправочный комплекс, сказал:

- Вот здесь и поедим.

- А что? Самое место. Вообще я удивляюсь, нафига они это говно по пакетикам расфасовывают, нужно сразу колонки поставить и из шлангов в рот. Под завязку залил и вперед каяться. – Съязвил Серый.

Диму это уже начало доставать:

- Слушай, Серый, я понимаю, что многие едят всякую гадость, но не надо быть таким злым. Люди достойны, чтобы их уважали, а не презирали, как ты.

- А за что их уважать? За то, что жрут отходы нефтепереработки? Или за то, что жрут и не подохли до сих пор? Второе да, достойно уважения. – Серый засмеялся. – Не, я серьезно, удобно же. С одной колонки и машину заправил и сам пожрал.

Тут и Михалыч засмеялся. Диму это окончательно разозлило:

- Да вы снобы! Вы просто неудачники. Просрали свою жизнь и теперь ненавидите простых людей. А чем они хуже вас? Я ведь такой как они. Чем вы лучше меня?

Серый перестал смеяться и, не обращая внимания на Диму, сказал Михалычу:

- Михалыч, давай ему цирк покажем.

Михалыч отрицательно покачал головой. Но Серый не унимался:

- Михалыч, надо. Ему без этого никак. Он же дурак полный. Если мы сейчас Диме глаза не откроем, он так и будет, как слепой кутенок, носом тыкаться. И ведь как-нибудь точно в утюг угодит.

- Нет. Опасно. – Отрезал Михалыч.

- Что за цирк еще такой? – Попытался поучаствовать в разговоре Дима, но на него никто не обращал внимания.

- Надо, Михалыч!

- Да ну, какой цирк? Я на ногах еле стою. И опасно. Заныкаться, если что, некуда.

- Михалыч, надо. Самую малость.

- Знаю я тебя, самую малость. Потом хрен тебя остановишь. Не буду.

- А как с ним вообще общаться? Он же задницу себе и нам порвет, доказывая, что все вокруг такие замечательные. Я не могу этого слышать больше.

Михалыч немного помолчал, затем сказал:

- Хорошо, но не заиграйся. Ты сам-то с башкой не в обнимку дружишь, а еще на них бочку катишь.

Серый обрадовано потер руки:

- Спасибо Михалыч! Что ставить будем?

- Классику. Американское посольство.

- Может что позабористей?

- Сил нет. И давай на малых оборотах.

- Ты же меня знаешь Михалыч! – Серый так гордо это заявил, как будто это было гарантией успеха предприятия. Но именно это и напрягало Михалыча.

В это время Дима припарковался на стоянке возле маленького заправочного кафе.

- Знаю, мля. Ох и знаю. И еще знаю, что мы зря все это затеваем. Ищут ведь нас. Ну ладно, давайте двигайте, через десять минут пойду. – Проворчал Михалыч.

- Пойдем! – Сказал Серый и толкнул Диму в бок. Дима кивнул на Михалыча.

- Он позже зайдет. Так надо.

- Вы чего задумали? Что за цирк такой еще?

- Узнаешь. Не ссы. Жертв не будет. Оставь мобилу Михалычу.

Дима и Серый зашли в кафе. Внутри заведение оказалось еще меньше, чем снаружи. Но десяток столиков там разместились и почти все были заняты.

Кафе было спроектировано по принципу самообслуживания. В центре стоял огромный аппарат с пакетами полезной пищи. Рядом кофе-машина. Неподалеку стоял маленький аппарат с шоколадками и пирожками в вакуумной упаковке. Дима сразу двинулся к нему. Он приложил к датчику свою кредитку, выбрал на дисплее пару шоколадок и четыре пирожка. Два с печенью и два с картошкой. После чего нажал на кнопку «выполнить». Заказ вывалился в специальный отсек. Дима дал знак Серому и подошел к аппарату с напитками:

- Тебе кофе или сок?

- Давай кофе. С молоком.

- Нет с молоком. С молоком какао.

- Тогда без молока. Сахара побольше.

Серый по ходу выгреб из ящика пирожки и шоколадки и направился к столику в углу, откуда хорошо просматривалось все помещение кафе. Дима, взяв два приготовленных кофе, пошел следом. Он сели за стол и начали есть.

- А сам-то не жрешь пакетики свои замечательные.

- Я их и раньше не любил, а уж после всего, что вы рассказали… но это не значит, что можно вот так на людей всякие гадости говорить.

Серый поглядел на часы:

- Погоди, минута осталась.

И тут Дима вспомнил, что ему обещали показать какой-то цирк. Он совсем забыл об этом. Еще бы, жрать хотелось безумно, а тут пирожки и кофе горячий. Тут не только о каком-то цирке, тут имя свое забудешь.

Дима хотел было расспросить Серого о том, что все-таки это такое, пресловутый цирк, но не успел. В кафе зашел Михалыч.

В вытянутой руке Михалыч держал мобильный телефон. Глаза его безумно выпучивались, волосы были предусмотрительно взлохмачены. Михалыч вышел на середину кафе и закричал:

- Позор-то какой!

Все присутствующие перестали есть и посмотрели на Михалыча. Один из парней дальнобойщиков с участием спросил:

- Что случилось, отец?

- Позор! – Не унимался Михалыч. Он с грохотом рухнул за ближайший стол, уткнулся в него лбом и начал лупить по нему кулаками. Все с интересом на это смотрели. Дима нервничал. Серый недобро ухмылялся. Михалыч еще немного поколотил кулаками по столу, собирая остатки зрительского внимания. Затем сочтя, что все готовы, он перестал колотить, встал, выпрямился во весь голос и загробным голосом сказал:

- Позор-то какой! Жена только что звонила из Москвы. Американское посольство сгорело! Не-до-гля-де-ли!

Михалыч снова рухнул за стол и заколотил по нему кулаками.

- Как же так? Не может быть! Ну куда правительство смотрит! – Робкие возгласы начинали появляться то там, то тут. Михалыч снова встал и сказал:

- Представляете, посол погиб!

- Да что же такое! И что теперь делать-то?

Пожилая женщина так расстроилась от слов Михалыча, что встала из-за стола и нервно теребила салфетку. И вот тут на передний план вышел Серый. Он медленно встал из-за стола, подошел к Михалычу, взял его за плечи и сказал:

- Стыдно, отец! Как же стыдно! Не уберегли посла!

Михалыч в третий раз рухнул за стол и заколотил кулаками.

Что за бред? Подумал Дима. Зачем они это делают? Глупость какая-то. Их сейчас засмеют. Тут Дима поднял глаза и с некоторым удивлением увидел, что все немного не так как ему думается. Народ сочувственно повставал из-за столов и поглядывал на бившегося в истерике Михалыча.

И тут Серега выдал. Он взобрался с ногами на стол и обратился ко всем присутствующим:

- Друзья! Мне стыдно, что мы не уберегли посла великой демократии. Американцы прислали к нам своего славного сына, чтобы он научил нас, как нам нужно жить, что делать, и кто виноват! А мы? Не уберегли! Кто же мы после этого? Русские неблагодарные сволочи! Вот кто мы! Как жить дальше?

«Что за чушь он несет?» - думал Дима. Серый продолжал свою провокацию, явно надсмехаясь над людьми.

- Мы общество негодяев! К нам присылают великих людей, а мы их убиваем! Мы не уберегли посла! Мы не уберегли посла! Мы не уберегли посла!

На третий раз к причитаниям Серого уже прибавилось несколько тихих голосов. Через минуту все кафе в едином порыве скандировало: «Мы не уберегли посла!»

Да это же полный бред! Шизофрения. Дима просто не верил своим глазам. Серый же разошелся не на шутку.

- Прости нас, Америка! – Истерично кричал Серый.

- Прости нас, Америка! – Вторила ему разгоряченная толпа.

- Покаемся! – Кричал Серый.

- Покаемся! – Выла толпа.

Неужели они правы? Эти бывшие каторжники и террористы правы? Неужели в наших людях не осталось ничего человеческого? Неужели они разучились думать? Неужели мы можем только каяться и самоуничтожаться? Но как так? Ты же этого не замечал. Ты же такой как они, все те, кто сейчас взял на себя вину за мифическую гибель неизвестного посла в несуществующем пожаре. Или не такой? Не жрешь ВПП еду? Общаешься с Глыбой? И ты думаешь, что этого достаточно? Внезапно накатило ужасающее отчаяние. У Димы вдруг пирожок встал поперек горла, он подавился и его вырвало. Ему немного полегчало, но Серый решил его добить.

- Смотрите! – Закричал Серый, показывая на Диму.

- Его вырвало! Он очистился! Он очистился от позора! Как же ему хорошо! Он покаялся по-настоящему! Мы гордимся тобой! Наша демократия может спать спокойно! Либеральные ценности под надежной защитой! Я хочу быть как ты! Мы все хотим быть как ты.

- Да! Мы все хотим быть как ты!

Какие же вы бараны! Кем вы хотите быть? Дима краем глаза заметил, что какой-то паренек пытается вызвать у себя рвоту, засунув себе в горло руку чуть ли не по локоть. Вашу мать! Что ж вы такие тупые? Дима одновременно поймал себя на мысли, что он несколько раз назвал про себя людей баранами, перехватил торжествующий взгляд Серого и понял, что долго этого не выдержит. Снова подкатила тошнота.

Разблевался как красна девица.  Тряпка ты, а не мужик. А еще туда же, спорить лез. Как Серый тебя уделал. А все они бараны! Тупые бараны!  Как во рту то неприятно пахнет. И вовсе не пирожком. Умыться надо. И рот прополоскать.

Дима краем глаза увидел Михалыча. Михалыч больше не ломал комедию. Он с тревогой глядел на разошедшегося Серого. Серый был в ударе. Народ плакал, каялся, кое-кто блевал. В общем Серый упивался победой в споре с Димой. Да, такие парни видимо и делали в свое время революции. Из-за таких как он, мы до сих пор краснеем перед всем миром. Стоп! Кто краснеет? И за что? И почему мы из-за кого-то краснеем?

Диме было настолько плохо, в голове все настолько сильно перемешалось, что он уже почти ничего не соображал. Единственное, чего ему хотелось, это умыться. Дима медленно по стеночке пошел по направлению к туалету. Все происходящее превратилось в какую-то череду размытых картинок. Как будто и не с ним. Как будто и не здесь. Дима видел происходящее, но не отдавал себе отчета в том, что происходит.

Он видел, как в помещение вошли несколько людей в белых балахонах. «1000 Правых»! Сейчас они наведут порядок. Стоп, кто наведет и какой порядок!? Он видел, как метнулся в сторону запасного выхода Михалыч. Он видел, как Серый нырнул в толпу стоящих на коленях баранов и внешне превратился в одного из них. Уже подходя к туалету, он краем глаза заметил, как Михалыч, которому отрезали путь к черному ходу, побежал к комнате-рефрежератору и спрятался в ней. Дима умылся холодной водой и понемногу начал приходить в себя. Уже твердо стоя на ногах, он вышел из туалета и заметил, как в комнату вслед за Михалычем вошли трое в белом и прикрыли за собой дверь. Дима шатаясь, прошел по коридору и поглядел в стеклянное окошко комнаты-рефрижератора.

Михалыч стоял у дальней стены. В глазах его не было страха. Была скорее досада, что он так глупо попался. Двое в плащах остались у входа, третий подошел к Михалычу на расстояние двух шагов.

- Где второй? – Он говорил с каким-то легким акцентом.  Похоже на западнославянский.

- А он покаялся в побеге и вернулся. Дерьмо по пакетикам фасует. – Михалыч усмехнулся. Было видно, что он совершенно не боится людей в плащах. Чтобы в этом ни у кого не осталось сомнений, Михалыч смачно плюнул стоящему напротив в лицо:

- Курва!

Человек в плаще, вытер с лица плевок.

Дима с некоторым восхищением и уважением посмотрел на Михалыча. Сейчас его будут бить, подумал Дима. Но не угадал.

Никто Михалыча бить не стал. Человек в плаще быстро достал из спрятанной под плащом кобуры пистолет и выстрелил Михалычу прямо в лоб. Красное пятно вмиг возникло на стене позади Михалыча, а сам он рухнул на пол.

С улыбкой. Дима, готов был поклясться чем угодно. Михалыч умер с улыбкой. 

Человек в плаще вложил пистолет назад в кобуру, шагнул к Михалычу, пнул со всей силы его бездыханное тело, плюнул на него сверху и сказал:

- Русская свинья. Пся крев.

Затем он развернулся и пошел к выходу. Двое других подошли к телу Михалыча. Один начал деловито обрабатывать следы крови на стене из какого-то баллончика, второй начал быстрыми движениями, сдирать с Михалыча одежду, словно пытаясь найти на нем какие-то метки. А может, просто нужно было по инструкции тело без одежды увезти. Дима не успел об этом подумать, как главный начал открывать дверь. Убежать не успеть! Но Дима от неожиданности принял единственно верное решение. Он распластался по стене, рядом с дверью. Дверь распахнулась и прикрыла собой Диму. Человек в плаще вышел. Через пару минут двое тысячников вынесли завернутое в оранжевый мешок тело Михалыча. У Димы пересохло в горле. Он не раз видел эти мешки. «1000 Правых» перевозила в них почту. То есть Дима раньше думал, что почту. Так всем говорили. И Дима верил. А теперь он видел, что в мешках этих вовсе не почта, или, по крайней мере, не всегда почта. Он потихоньку прокрался к запасному выходу, через который вышли люди в плащах. Через щель между дверью и косяком увидел, как они подошли к большому пикапу, закинули в кузов Михалыча в мешке, и как ни в чем не бывало, рассевшись по сиденьям, рванули с места.

Пережитое за последние пять минут привело Диму в чувство похлеще,  чем холодная водичка из-под крана. Дима медленно вернулся в комнату-рефрежератор. Никаких следов только что произошедшей там трагедии не наблюдалось. Только на полу валялся небольшой медальон Михалыча. Видимо сорвали случайно, когда одежду снимали и не заметили. Дима поднял медальон. Он был самодельный, сделанный из какого-то значка. Значок был неправильной формы. На белом фоне в центре была красная звезда, вокруг нее венец из колосков и красное знамя сверху.

На знамени было написано: ГВАРДИЯ.  В самом верху знамени была просверлена маленькая дырочка, через которую была продернута тонкая веревочка. Веревочка была разорвана. Дима поднял медальон, положил его в карман и направился в основной зал кафе.

Народ в зале немного отошел, утирал друг другу сопли, потихоньку всхлипывал и лишь изредка до Димы доносилось едва уловимое: «Не уберегли, стыдно-то как». Похоже, никто ничего не заметил.

Серый с каменным лицом сидел за столом. Дима, проходя мимо него, пнул стул, на котором сидел Серый и пошел к выходу. Серый встал и пошел следом. Они вышли, сели в машину, и выехали со стоянки.

Некоторое время они ехали молча. Дима хотел что-то сказать, но не находил слов. Перед глазами стояла улыбка Михалыча. Любые слова становились в горле комком. Но все-таки Дима выдавил из себя несколько:

- Урод ты, Серый! Придурок, он же из-за тебя … его нет … ты понял!?

- А как тебе было объяснить иначе? – Как ни в чем ни бывало, ответил ему Серый. Либо ему было абсолютно наплевать на Михалыча и на то, что его больше нет, либо Серый так часто терял товарищей, что просто научился относиться к этому по-философски. Скорее всего, второе. От этой мысли у Димы мурашки поползли по коже. Больше он ничего не говорил до конца поездки.

«А как тебе было объяснить иначе?» Действительно, а как? Дима не знал как, но ощущение того, что Михалыч отдал свою жизнь всего лишь за то, чтобы Дима посмотрел на мир другими глазами, было не из приятных. Должен был быть и другой способ показать ему всю нелепость массовых покаяний. Однозначно должен. Не может же каждый раз кто-то отдавать жизнь, за то чтобы другой всего лишь поменял точку зрения. А может в этом и все дело? В том, что иначе нельзя. Иначе было бы слишком просто. И сколько еще должно погибнуть людей, чтобы Дима все до конца осознал?

Дима взвыл. Тихо, но так искренне, что Серый даже встревожился. Ничего-ничего. Я-то рано или поздно все пойму. Я узнаю все, что от меня так тщательно скрывали. Лишь бы никто больше не погиб. Ни Олеся, ни этот придурок Серый, никто. О себе Дима, почему то не подумал. А нужно ли ему это все это понимать? Он не знал ответа на этот вопрос. И вряд ли узнает в ближайшее время. Но процесс пошел, и не в Диминых силах было его остановить. Неожиданно в стекло начали бить капли дождя, Дима включил дворники, ближний свет, и снова вспомнил Михалыча. Где-то там впереди в полумраке, за каплями дождя, размываемая дворниками, виднелась его последняя улыбка.

До самого железнодорожного вокзала Дима не проронил ни слова. А вот слезы были. Скупые и молчаливые.