Содержание материала

okuyan.jpg

Последнее время в контексте сложившейся политической конъюнктуры в определённых околонаучных кругах сложилась тенденция к «переосмыслению» или «пересмотру» исторических фактов. Чаще всего – это не более чем обыкновенное перевирание истории.

Дельцы от науки выполняющие заказ определенных кругов (понятно каких) на обливание грязью всех достижений Советской власти и советского строя с очевидной целью оправдания мерзостей дня нынешнего. И даже такие давно изученные и детально разобранные учёными исторические темы как развитие отечественной педагогики и народной школы, часто становятся объектами передергиваний, подтасовок и даже прямых фальсификаций. На ряд довольно грубых фактических ошибок в одной из таких «научных» работ недавно обратил внимание известный историк-публицист Игорь Пыхалов[1], так уж повелось в наше время, что простые историки-публицисты вынуждены исправлять ошибки так называемых представителей официальной науки. Книга называется «Образовательный потенциал Российской империи» автор книги с.н.с., к. ф. н. Сапрыкин Д. Л. На примере этой работы можно проследить все базовые, концептуальные идеи и приемы, используемые современными фальсификаторами в этом историческом сюжете.

 

 


 

 Образованность и грамотность.

Вот одна из фраз таких типичных демонстрирующая методику искажения исторических фактов:

«Кроме того, как указывал известный исследователь традиционного образа жизни русской деревни М.М. Громыко, в статистических данных этого периода, в частности, в данных переписи 1897 года имело место существенное занижение уровня грамотности русского крестьянства по трем причинам: 1) Часть крестьян (в том числе старообрядцы) предпочитали скрывать свою грамотность, 2) Согласно традиционной методике обучения “грамотеями” обучали сначала чтению, а только затем письму, в результате чего часть формально «неграмотных» умели свободно читать, но не умели писать, 3) Значительная доля крестьян умели читать духовную литературу по-церковнославянски, но при этом не считали необходимым изучать русскую грамоту и также считались “неграмотными” [Громыко 1991]»

Перепись 1897 года была первой всероссийской переписью населения. Данные этой переписи как отправную точку состояния населения России в 20 веке принимает огромное количество авторитетнейших учёных. Сапрыкин едва ли не первый кто ставит под сомнение данные этой переписи. Насколько же обоснованны эти замечания? В вышеприведённом тексте сразу бросается в глаза грубейшая ошибка, которую стыдно допускать студентам старшекурсникам в дипломных работах, не то, что кандидатам наук.  По степени освоения грамотности люди традиционно дифференцировались по трём категориям: грамотные – владеющие навыками письма и чтения, малограмотные (они же полуграмотные) – умеющие читать, но не умеющие писать и неграмотные. Но по переписи 1897 года и в дальнейшем в России, а под понятие грамотного подходило всякое лицо, умеющее хотя бы читать[2], а навыки письма не требовались. Иными словами, малограмотных и грамотных людей засчитывали в одну категорию, как грамотных. Как стояло определение в инструкции «уменье читать хотя бы и медленно»[3], т. е. человеку достаточно было даже не уметь полноценно читать, а просто владеть самыми элементарными навыками чтения, чтобы его уже зачислили в грамотные. Таким образом, никаких крестьян, умеющих читать, но зачисленных в неграмотные быть не могло, т. к. их как раз таки зачисляли в грамотные. Это «маленькое» обстоятельство описано в литературе самого широкого спектра, начиная от обзорных энциклопедий и заканчивая узкоспециализированными монографиями.

Кроме того, критикуя данные этой переписи, Сапрыкин ссылается на работу известного этнографа Громыко («Мир русской деревни» М. 1991 г). Все свои выводы, включая сокрытия грамотности среди раскольников, Громыко сделала, рассматривая ревизии 19 и даже 18 века. Сомнительный сам по себе довод о сокрытии грамотности среди староверов (очень малочисленной категории населения) совершенно не доказан применительно к переписи 1897 года. И даже если допустить такую возможность, всё равно, в виду малочисленности староверов, на общих показателях это не сильно отразиться. 

При ознакомлении с этой работой, сразу бросаются в глаза несколько интересных моментов. Книга носит чисто публицистический формат, часто отсутствуют ссылки на источники[4]. Но самое главное, в книге, в частности в главе «грамотеи и книжники», практически нет данных грамотности населения по переписи 1897 года. Автор, скорее всего, сознательно избегал рассмотрения переписи 1897 года, которая показала «огромное отставание России от абсолютного большинства стран Европы» [5], т. к. оказалось, что всего 24% населения умеет читать.

Заставить себя поверить, что ведущий научный сотрудник ИИНЕТ РАН способен на такие нелепые ошибки, как умудритсяпо рассеянности  «не заметить целый столбец с цифрами неграмотных нижних чинов, заявляя, будто «“неграмотные” не числились»[6], мягко говоря, трудно. После таких грубых ошибок вообще довольно тяжело всерьёз воспринимать такого «исследователя». Но наш пострел на страницах своего творения продолжает с таким же уровнем добросовестности «разоблачать» общеизвестные факты:

«Следует учесть, что уровень грамотности – один из косвенных показателей охвата населения начальным образованием за предшествующие приблизительно 50 лет. Причем более или менее адекватно этот показатель соответствует проценту обучаемых приблизительно за 20-30 лет до переписи. То есть перепись 1897 года отражает главным образом итоги царствования Александра II, а об итогах царствования Николая II можно было бы судить только по статистическим данным 20-40-ых годов ХХ века, в частности, по всеобщей переписи 1937 года (усилия советской власти по борьбе с безграмотностью позволили только отчасти преодолеть последствия гражданской войны, в частности, массовой детской беспризорности, бывшей в России невиданным до того явлением). Более актуальные данные о состоянии начального обучения давала статистика грамотности рядовых новобранцев в армии и флоте. Накануне Первой мировой войны показатель грамотности новобранцев в Российской Империи составлял 70-80 %.»

Помимо откровенно необъективных утверждений о том, что до 1917 года Россия не знала массового голода, бедности и беспризорности[7], бросаются в глаза сразу несколько голословных заявлений автора, а то и попросту передергиваний.

·  Непонятно, что автор хочет сказать, устанавливая временной барьер в освоении грамотности в 50 лет. Перепись населения показывает как общую грамотность всех людей вместе, так и грамотность отдельных возрастных групп. И среди учёных принято оценивать грамотность как в целом, так и в отдельных возрастных группах. Из этих данных можно понять, какая доля людей приобретала грамотность, будучи в школьном возрасте. Например, по переписи 1897 года среди детей 12-15 лет грамотных было 224 на каждую тысячу. Это значит, что в конце 1890-х только четверть всех детей могла приобрести грамотность (не образование) в школьном возрасте. И совсем необязательно ждать 50 лет, чтобы установить этот факт.