Содержание материала

Законотворчество

Не меньше этого удивляют, высказывания Сапрыкина о неких мифических реформах Павла Николаевича Игнатьева, в то время как общеизвестен тот факт, что реформы графа Игнатьева провалились. Представьте себе человека, который долгие годы вёл нездоровый образ жизни. Когда со здоровьем стало совсем плохо, он занялся спортом, разработал график тренировок и диету. А через месяц тренировок, достигнув хороших результатов, он свалился, сказались годы нездорового образа жизни. Но тут же всем заявил, что был график тренировок и за первый месяц (последний месяц до инфаркта) были достигнуты неплохие результаты. Таким образом, дело уже было сделано, осталось «всего-навсего» самая маленькая деталь – осуществить всё это на практике, а это десятилетия долгой напряжённой и непрерывной работы на износ. В нашем случае именно такая ситуация, все разработанные до революции планы реформ так и остались планами и проектами.

Вообще, рассматривая проблему законотворчества в сфере образования, Сапрыкин допускает довольно много вольностей и порой вообще противоречит сам себе. В одном из примечаний он пишет:

«Так, например, в одном из лучших современных учебников «Истории педагогики», составленном к 135-летию Московского педагогического государственного университета один из авторов (Е.А.Князев) пишет: «Летом 1916 года министр Игнатьев снова внес в Думу проект о введении всеобщего обучения. Однако и этот проект не получил законодательного оформления. Проекты реформ были отвергнуты правительством» [История педагогики 2007, 265]. Это полностью не соответствующее факту, высказывание не появилось бы, если бы автор был минимально знаком с законодательством Российской Империи и принципами принятия политических решений. Министр вносил в Думу уже предварительно согласованный с Царем и Правительством законопроект. Он принимался Государственной Думой, затем Государственным Советом, а потом окончательно утверждался Императором. Из мемуаров П.Н.Игнатьева видно, что его проекты реформ еще в 1915 году были утверждены Николаем II и затем согласованы с Правительством. Они не получили «законодательного оформления» в 1916 году только из-за деструктивной политики думской оппозиции».

Если пропустить мимо ушей агрессивный выпад в адрес другого учёного, и оценить его фактическое содержание, то очевидно, говоря обо всём, Сапрыкин не сказал ничего. Данное утверждение весьма надуманно. Во-первых, в 1915 году при закрытых дверях Николай II мог сказать всё, что угодно, он вообще много чего говорил. Во-вторых, в данном вопросе именно «законодательное оформление» интересующих нас проектов играет ключевую роль.

Конечно, разработанные Павлом Николаевичем реформы предполагали собой глубокие и коренные  изменения во всей системе отечественного образования. Предполагалось ликвидировать разношерстность и разнородность в системе образования (которую г. Сапрыкин считает достоинством, а не ярко выраженным недостатком отечественного народного  образования того времени). Создать единую школу с чёткой преемственностью между всеми ступенями. Предполагались и многочисленные послабления евреям и демократизация системы образования, как, например, возрождение родительских советов. Всё это само собой имело место в теоретических разработках Павла Николаевича Игнатьева, но только теоретических.

А когда дело дошло до практической реализации реформ, курс Игнатьева натолкнулся на бешеное противодействие со стороны реакционных кругов (в первую очередь монархистов и антисемитов). Не просто некоей абстрактной думской оппозиции, а вполне правых депутатов[130].

 Так негативные отзывы вызвал его циркуляр, согласно которому учебная структура и содержание учебных программ перекладывались на усмотрение педагогических советов учебных заведений. Крайне негативно восприняли и восстановление родительских комитетов, которыми так восхищается Сапрыкин: «Какая может быть польза от вмешательства улицы в школьное дело. Ведь педагогический персонал состоял из специально подготовленных деятелей, ответственных перед правительством, обязанных внушать и соблюдать государственную дисциплину. И этих тружеников ставят под контроль случайно собравшихся людей, ни перед кем не ответственных…»[131]. Тогда П. Н. Игнатьев фактически отменил все постановления по этому вопросу своего предшественника Л. А. Кассо и вернул им тот статус, который они имели в 1905 году. 

Собственно, на этом все инновации министра и закончились. Всякие попытки нововведений встречали острое противодействие. На министра обрушилось большое количество жалоб, и курс министра встретил острейшую критику со стороны правых депутатов в Гос. Думе, попечителей округов и высших чинов МНП[132]. На всероссийском монархическом съезде в ноябре 1915 года ситуация описывалась, как полный развал школы, а реформаторская деятельность П. Н Игнатьева за один неполный год открыто была «объявлена антигосударственной»[133]. В итоге всё это привело к отставке министра народного просвещения 28 декабря 1916 года[134].

С другой стороны сам П. Н. Игнатьев, желая быстро и кардинально реформировать систему образования, не опирался на традиции уже сложившиеся в отечественной школе. Но это нисколько не меняет того факта, что проекты так и остались проектами и такого историческое событие, как реформы графа Игнатьева, не существует.

Для полноты картины стоит отметить, что П. Н. Игнатьев сам подал в отставку, попросив императора снять с него (цитирую): «непосильное бремя служения против велений совести»[135]. Есть мнение, будто он наделся, что Николай II отклонит его отставку и тем самым поддержит его курс. Но последний император пошел на поводу у черносотенцев-монархистов и прочих холуев, которые, в конце концов, и довели до ручки нашу родину. В общем, с первого раза, без лишних колебаний, подписал его отставку[136]. Защитить от нападок со стороны реакционеров своего министра он, судя по всему, даже не пытался. Подписал назначение, подписал отставку и собственно, если разобраться, этим участие и заслуги Николая II в событиях и ограничиваются. Не поддержал он реформы.

Пример с неудавшимися реформами графа Игнатьева далеко не единственный, а  процесс решения давно назревшей проблемы и ранее неоднократно прерывался по инициативе именно правящих кругов. Так еще в 1901-1904 году был, грубо говоря, задушен проект реформы средней школы П. С. Ванновского. И произошло это именно по воле Николая II, у которого по его словам: «не лежит... сердце к этой быстрой ломке нашей школы»[137].

И, несмотря на все эти факты, г. Сапрыкин пытается нас убедить, что проекты реформ графа Игнатьева были чуть ли не полностью реализованы, а в их провале виновата только некая «думская оппозиция».

Отдельно стоит обратить внимание на эту реплику г. Сапрыкина: «Уже после создания законодательного представительства, некоторые проекты, направленные на развитие образования и общественного участия в нем, поддержанные Царем, тормозились именно думской оппозицией».

Кого конкретно Сапрыкин подразумевает под думской оппозицией? Уж ни левые ли партии и отдельных избранных народом депутатов?

Достаточно вспомнить, что именно депутаты первых гос. дум своими ходатайствами активно поднимали вопросы о финансировании системы образования и выдвигали различные законопроекты о введении всеобщего обучения. И то, что с 1908 года у нас в сфере просвещения вообще хоть что-то стало двигаться вперёд заслуга именно той самой думы и земских органов самоуправления, которые кричали о необходимости развития образования еще с 1860-х годов.

 Именно депутаты государственной думы в 1911 году выступили с проектом реформы средней школы, подразумевавшем создание единой и преемственной системы общего образования. Уже вовремя деятельности первой думы стали активно вноситься предложения по дальнейшему развитию системы образования. А именно Государственный совет, очень даже правые силы, в 1911 году отменил этот законопроект о введении всеобщего обязательного бесплатного образования[138], который  так долго вырабатывался думой из нескольких законопроектов[139]. Те самые реакционные круги, из-за которых и заглохли реформы, были представлены именно правыми партиями. 

Рассматривая проблему законотворчества в области образования, Сапрыкин выделяет ряд признаков, по его словам основные в образовательной политике Николая II, которые неизменно и стабильно соблюдались в годы его правления:

«1) Необходимость реформы: «коренного пересмотра и исправления» учебного строя.

2) Преодоление отчужденности школы от семьи и преодоление ее бюрократического характера.

2) Целостность образования, как не только умственного, но и нравственного.

3) Усиление физического воспитания и исправление вредного для здоровья учащихся характера занятий в школах (в частности, устранение «перегрузок»).

4) Всесторонний пересмотр основных типов, сложившихся в России школ (классического и реального направления) и, возможно, создание нового типа среднего образования.

5) Умножение разного рода профессиональных учебных заведений (начальных, средних, высших), широкое развитие технического образования и преодоление разрыва между системой общего и профессионального образования.

6) Национальный характер образования.

7) Индивидуализация обучения, адаптация к возрасту, социальным и индивидуальным особенностям учащихся.

8) Законченность (или «самодовлеющий» характер) каждой ступени образования. То есть школа, например, должна не только и не столько готовить к высшему образованию, но и давать законченное образование, позволяющее каждому найти его путь в жизни.

Отдельно разрабатывалась общегосударственная программа введения всеобщего начального обучения. Эти принципы достаточно последовательно проводились в жизнь на протяжении всего царствования Николая II и оставались неизменными с 1899 по 1917 год.»

Какой именно законодательный акт или проект, в котором по пунктам прописаны эти формулировки, имеет в виду Сапрыкин, неясно. Но да ладно, важно совсем другое. О самой необходимости реформ, преодоления сословности и отсутствия преемственности в системе образования трубили деятели народного просвещения ещё во время Александра II. Всё вышеперечисленное - это элементарные вещи, понятные в то время многим деятелям просвещения, прикладывавшим огромные усилия для реализации всего вышеперечисленного на протяжении пореформенного периода. Но на какую либо внятную государственную программу долговременного и планового развития – эти общетеоретические тезисы никак не тянут.

Приведу пример, в Японии в 1879 году был издан закон о народном образовании. Согласно этому чёткому и внятному законодательному акту все селения и города обязаны были открыть у себя достаточное число начальных школ, для того, чтобы обеспечить 8-летним образованием всех детей в возрасте  6—14 лет (иногда допускалось сокращение до 4 лет)[140]. Были также чётко прописаны изучаемые предметы, обязательные для всех школ. 

Вот так примерно, в самых общих чертах должна выглядеть конкретная государственная программа развития образования, в которой должны быть, как минимум, чётко установлены сроки, программы и обязательность обучения; конкретные, зафиксированные законодательными актами, обязанности тех или иных государственных или общественных структур. И вся эта система должна более-менее стабильно работать на развитие, как минимум несколько лет. Именно в таком случае можно говорить о какой-либо последовательности.

А что же имеем мы?

Очень интересные выводы можно сделать, оценив те проекты развития образования, которые предлагал сам Николай II! Давайте почитаем: «Относительно устройства школы, Я желаю, чтобы она была трех разрядов: низшая с законченным курсом образования, средняя школа разных типов также с законченным образованием и средняя с подготовительным для университета курсом школа» - конечно, здесь всё логично и справедливо. Это ранее предлагали деятели просвещения. К этому в итоге и пришли, в середине ХХ  века.

Но если копнуть глубже всплывают интересные подробности касательно предложений, выдвигавшихся лично Николаем II. Помимо классических гимназий и реальных училищ он выделял средние школы с шестиклассным сроком обучения, которые не давали возможности поступать в ВУЗы и должны были бы готовить специалистов к работе на периферии. В такие средние общеобразовательные и профессиональные школы он собирался обратить не меньше  половины гимназий: «Безусловно необходимо, обратить половину гимназий или даже больше 1/2 в средние... с законченным курсом образования общеобразовательного... или профессионального типа без древних языков и без права поступления в университеты»[141].

Вот такие интересные «детали» открываются у нас. Т. е. на деле сам Николай II в своих личных проектах сначала выступал не за улучшения в сторону преемственности всех уровней образования, а за сохранение системы образования с тупиковыми ветвями и даже её дальнейшее расширение. Неудивительно, что на совещании попечителей учебных округов, в 1904 г. его идеи не нашли поддержки, а особенно «обтекаемо» попечители высказались о предложении императора о необходимости сокращения такого большого количества гимназий[142].

 

С самого начала века мы имеем несколько различных типов учебных заведений, с самыми различными уставами и программами, уровнем преподавания и образовательным цензом учителей. С принципиально разными сроками обучения (от 3 до 5 лет). Такая разношёрстная система образования сложилась при министре Победоносцеве и по факту просуществовала вплоть до победы Русской революции.

Более-менее внятные черты будущей системы образования наметились только в 1908 году - это обучение сроком не менее чем в 4 года; конкретные, чётко установленные денежные суммы, выделяемые на конкретное количество учащихся; и бесплатность, как минимум первой ступени образования. И тот перелом, который имел место в 1908 году, это в первую очередь заслуга общественных организаций, законотворческой деятельности думы и деятельности министров: И. И. Толстого, фон Кауфмана и А. Н. Шварца; напомним, что императорский двор так и не представил собственный проект закона о всеобщем обучении.

Очень ёмко этот эпизод в истории отечественной школы характеризуют строки П. Ф. Каптерева :  «Когда с 1907 года правительство и законодательные учреждения приступили, наконец (выделено мной), к выработке и практическому осуществлению мероприятий относительно введения в России всеобщего обучения – этого поистине великого и гуманнейшего дела - они встретились с следующим фактом: около половины уездных земств приступили уже к введению всеобщего обучения в своих уездах, при чём оказалось, что касающияся этого предмета постановления и предложения земских собраний основываются на твёрдых фактических данных… таким образом земская Русь – 34 земские губернии – серьёзно была занята мерами по осуществлению порядка и с затратой соответствующих средств»[143]. Итак, что же мы такое интересное видим? Острейшая необходимость  форсированного развития народной школы была прямо поставлена ещё в 1860-1870-е годы. Наши «дальновидные» правители приступили к решению этой острейшей проблемы, наконец, только в 1907-1908 году, после сами знаете каких событий и под давлением общественности.

Пока правящая верхушка раздумывала и совещалась, глыбу развития народного образования волокли на себе земства, сельские общества и общественные организации. Именно земства пошли навстречу народу. Рост грамотности, как и рост числа школ, заслуга в большей степени их заслуга, а граждане черносотенцы и прочие к их достижениям просто нагло примазались.

Опять же унификация всех образовательных учреждений и пр. необходимые административные нововведения были ещё впереди.

·  Пару слов, о законе 1908 года. С лёгкой руки одного известного западного пропагандиста Бразоля закон 1908 года часто выдаётся за закон о всеобщем обучении. Конечно же, о всеобщем обучении в том законе нет ни слова. О печальной судьбе многих законопроектов о всеобуче уже написано выше. Но эта наглая, и неприкрытая ложь так широко распространилась, что эту ошибку можно нередко встретить и в работах серьёзных ученых (См. напр.: Руткевич М. Н.  Образованность населения России в ХХ веке. М. 2007 С.9). Неудивительно, честному и порядочному человеку и в голову не придет, что можно так прямо лгать, выдавая авторскую выдумку за исторический факт.

О печальной судьбе этого и нескольких других законопроектов о всеобщем обучении уже упоминалось. Здесь к месту будет замечание, о том, что за годы правления Николая II министры просвещения менялись с удивительной быстротой.  Конкретно за первые полтора десятилетия XX века сменилось девять министров подряд:  Н. П. Боголепов, П. С. Ванновский, Г. Э. Зенгер, В. Г. Глазов, И. И. Толстой, П. М. фон Кауфман, А. Н. Шварц, Л. А. Кассо, П. Н. Игнатьев.  По сути, почти каждый третий министр вёл свою собственную политику, которая нередко полностью противоречила начинаниям предшественника. Так, например, усилиями черносотенца и антисемита Кассо были фактически убраны многие начинания его предшественников, включая родительские советы, которыми так восхваляется Сапрыкин. Государственная политика в области развития образования и просвещения в годы правления Николая II на конкретных примерах больше напоминает постоянное метание между реформаторами и реакционерами, нежели какую либо конкретную направленную политику.  Очень трудно углядеть во всем этом «шарахании» из стороны в сторону, какую либо стройную и внятную образовательную стратегию.

Довольно точную характеристику политики Николая II в области просвещения даёт профессор А. Н. Поздняков: «Он готов был идти и шел на определенные нововведения, но которые бы не затрагивали основ существовавшего порядка. Николай II становился фактическим тормозом на пути развития системы образования, в котором в одинаковой степени должны были быть заинтересованы и общество, и государство»[144].